Рассказ участвует в литературном конкурсе премии «Независимое Искусство — 2019».

Утреннее солнце с трудом пробивалось сквозь мутное, засиженное мухами и метко расстрелянное не очень чистоплотными птицами окно. Первые лучи с ужасом освещали однокомнатную квартиру широко известного в узких кругах художника-экспрессиониста Василия Хренюкова, именуемого в своей среде Пикассо. Талант Василия, по законам жанра, конечно, был не признан. Злые языки болтали, что если бык обмакнёт свой хвост в грязь, то нарисует в сто раз лучше. Для Хренюкова мнение черни мало что значило. Себя он считал «богемой», хоть не совсем понимал смысл этого слова. Но всем твердил, что он таки – творческий человек и весь окружающий мир должен быть счастлив лицезреть его и находиться рядом. Возможно, даже не стоит в этом сомневаться, через лет пятьдесят или и того меньше его картины будут продаваться с аукционов за бешеные деньги. К таким мыслям его постоянно подталкивал Пётр Парамонов – его продюсер и собутыльник по совместительству. Возможно, Василий был не так уж и бездарен или же талант Петра оказался намного выше. Но вчера Парамонов ухитрился продать Васину «мазню» аж за сто долларов! Местный барыга, у которого они красили забор, увлекался живописью. В частности, экспрессионизмом и авангардом. Нельзя сказать, что этот субъект что-либо в этом понимал. Но, нахватавшись умных слов из интернета, он с лёгкостью поражал своих недалёких коллег познаниями в искусстве. На дорогие картины барыга денег жалел и поэтому покупал работы мало известных художников. Пётр Парамонов краем глаза увидел галерею и понял, что это его шанс. Несложно было расписать талант молодого, но очень перспективного художника, чьи работы можно было бы приобрести за копейки. И со временем стать обладателем шикарной коллекции. Ну а когда Василий станет известным на весь мир, эти картины будут стоить просто умопомрачительные суммы! Итак, сделка состоялась. На удивление, обе стороны были довольны результатом. За работу Парамонов взял себе половину суммы. На остальные деньги он устроил пир в Васиной «конуре»: водка, шпроты, копчёная колбаса, маринованные огурчики. Хренюков был на седьмом небе. Пётр красочно обрисовал перспективы развития творческого союза. Стаканы наполнялись и опрокидывались. Но, как всегда, оказалось мало. Парамонов, конечно, расстроился из-за ненасытного аппетита художника, но смотался в гастроном за портвейном и пивом. Необходимо было закрепить грандиозный проект. Что было дальше? Несложно догадаться. После такого коктейля воспринимать реальность было уже трудно.

Сознание Василия Хренюкова пыталось вырваться из вязкой трясины глубокого бодуна. Первое, что он услышал, было оглушающее тиканье наручных часов, которые, подобно отбойному молотку, вонзались в опухший от перепоя мозг. Художник со стоном выдернул руку из-под головы и с отвращением посмотрел на источник столь жуткого звука. Стрелка весело прыгала по делениям, словно говорила:

– Жизнь прекрасна! Вставай, Пикассо!

– Как я тебя ненавижу! – произнёс Хренюков еле движущимися губами. И потом, словно осознавая, кому же предназначена эта не столь приятная фраза, добавил: – Проклятая стрелка! Дурило Петруха! Пожалел, гад, денег на водку. Купил винища и пива. Как же трещит голова!

С трудом открыв слипшиеся веки, Василий осматривал убогий натюрморт, который попадал в обзор его мутных глаз. Вроде всё как обычно. На полу пустые бутылки, вперемешку с битыми тарелками и одубевшими от грязи носками. То, что валялось на столе, являлось обычной обстановкой – последствием удачного вечера. По консервным банкам ползали голодные мухи в надежде хоть чем-то полакомиться в этой убогой лачуге. Хлебные крошки и лужа рассола от огурцов – единственное пропитание на сегодня. Ну и на этом спасибо. Многие из этих крылатых разносчиков инфекции умерли голодной смертью или оказались в паучьих лапах, чьи сети ловко были расставлены во всех углах. Василий Хренюков, будущее авангардной живописи, представлял собой жалкое зрелище. Возлегая на смятой простыне, одетый в старые, застиранные до непонятного цвета семейные трусы и посеревшую майку-непотейку, с давно не мытой и не чёсаной головой, он был похож на забытую нерадивыми археологами мумию. И если бы он проспал ещё пару дней, то, покрывшись пылью, легко бы слился с окружающей обстановкой. Чувство реальности постепенно возвращалось к художнику. Вдруг обострившийся слух уловил непонятный, но повторяющийся через одинаковый промежуток времени звук. Источник находился явно за его спиной. Хренюков был полностью уверен, что этот звук являлся чьим-то дыханием.

«Неужто Петро решил остаться у меня ночевать? Но он никогда этого не делал. Имел железное правило – в любом состоянии возвращаться домой к жене. Семьянин хренов!» – подумал Василий. И, стараясь не потревожить мутное содержимое своей головы, потихоньку стал переворачиваться на другой бок, горя желанием сбросить на пол непрошеного сокроватника. Но только он увидел, кто лежит с ним рядом, как ощущение реальности решительно стало улетучиваться.

– Не может быть! – прошептал художник.

Закрыв веки, он обождал полминуты и снова открыл. Увиденное было реальностью. Вместо небритой, с глубокими залысинами, похожей на помятую грушу физиономии Петра Парамонова, которого он ожидал увидеть, его взору предстало нечто сказочное. Совершенно несочетающееся с обстановкой убогой лачуги. Густая шевелюра ярко-рыжих волос спокойно возлегала на подушке. Пухлые, чувственные губки были слегка приоткрыты. Ровный, аккуратный носик и длинные, густые ресницы чудно дополняли это незнакомое для Василия лицо.

«Богиня!» – подумал Хренюков.

Его взгляд стал опускаться ниже. Тонкая шея переходила в хрупкие плечи. То, что он увидел следующим, напомнило о великих художниках-портретистах, которых он яро критиковал, но в душе завидовал мастерству, с которым они передавали красоту женского тела. Округлые груди, словно две чудные дрожжевые булочки с сочными вишенками, возвышающимися на гладкой, блестящей, как полированный мрамор, коже, ровно вздымались при дыхании этой нимфы. Старое, пожелтевшее покрывало, так не сочетающееся с этим идеальным телом, закрывало от любопытных глаз Василия всё остальное. Только две маленькие ступни выглядывали из-под этой убогой дерюги. Что-то детское было в этих пальчиках с розовыми ноготками, и художник, не удержавшись, пощекотал эту маленькую ножку. Нимфа зашевелилась. Веки медленно поднялись, открывая чудные, словно бездонные озёра, синие глаза. С интересом они осмотрели комнату и остановились на Васе. Изящные руки вынырнули из-под покрывала и натянули грубую материю на столь аппетитную фигурку. Хренюков стал приходить в себя, и чувство восхищения быстро сменялось недоумением. Гудящая в голове боль вернулась мигом, как и жлобская натура её хозяина. Художник медленно, чтобы не растрясти чуть притихшее содержимое головы, встал с кровати и сел на стул лицом к девушке. Он ещё раз внимательно посмотрел на дивную нимфу, стараясь что-либо вспомнить. Но без результата. Осталось только спрашивать в надежде, что память вернётся.

– Ты кто такая? И что тут делаешь? – поинтересовался Василий, осознавая тупость своих вопросов. Глаза очаровательной гостьи удивлённо округлились.

– Как, ты не помнишь, милый? После того, что между нами было? Это звучит даже невежливо! –капризно произнесла нимфа и якобы обиженно отвернулась в сторону.

Василия это не смутило:

– Ну, если бы помнил, то не спрашивал. Звать-то тебя как?

Гостья повернула своё очаровательное личико и произнесла:

– Ну, Верочкой. А друзья ещё и Белочкой. А ты, Василий, художник. Я хорошо помню.

Хренюков почесал свою щуплую грудь и промолвил:

– Вона как! Верочка-Белочка. И что мне с тобой делать? Где я тебя нашёл?

Верочка улыбнулась, сверкнула своими белыми, слегка заострёнными зубами:

– Вчера вечером ты зашёл в мой магазин немного «подшофе». Говорил, что начинаешь новую жизнь и с этого дня твои картины стали приносить деньги. Я захотела познакомиться с тобой поближе и, прихватив бутылку «Вискаря», пошла к тебе домой отмечать успех.

При слове «Вискарь» Василий аж встрепенулся. Это было то лекарство, которое вернуло бы его к жизни. В надежде на положительный ответ он нерешительно спросил:

– Скажи мне, Верочка, а всё ли мы выпили вчера вечером?

На что красавица пожала плечиками и ответила:

– Сейчас посмотрю.

Белочка перегнулась через край кровати. Старое покрывало сползло, и Хренюков с удовольствием увидел гладкую спинку и две очаровательные округлости ниже.

«А она очень даже неплоха собой», – мечтательно подумал Василий.

Снова возникло несвойственное художнику чувство восхищения – и огромная тяга к этой рыжеволосой нимфе Белочке всколыхнула что-то внутри. Верочка повернулась к нему. Глаза горели, на пухлых губках играла очаровательная улыбка. Но что больше всего восхитило художника, так это половина бутылки тёмно-золотистого напитка! Зубы Хренюкова застучали мелкой дрожью, кадык судорожно ходил вверх и вниз, словно бы уже заглатывал эту живительную заморскую влагу. Не отрывая глаз от желанной бутылки, он лихорадочно стал шарить по столу, натыкаясь на пустые консервные банки, в поиске стакана. Недовольные мухи, уютно расположившиеся на Васиных объедках, лениво взлетали, но сразу же опускались обратно, словно понимали, что художнику нужна лишь пустая ёмкость. Хренюков со стоном оторвал взгляд от бутылки и быстро посмотрел на стол. Вот же он! Старый, классический гранёный стакан с «шорами». На его дне в остатках вчерашнего портвейна плавала дохлая, а может, пьяная муха. Художника это ничуть не смутило. С нетерпением он выплеснул содержимое на пол и дрожащей рукой протянул Верочке опустевший сосуд. Игриво улыбаясь, красавица облизала чувственные губки и открутила пробку. Живительная влага, искрясь в утренних лучах солнца, потекла в гранёный стакан. Вася, как заворожённый, смотрел на наполняющийся драгоценный сосуд. Уровень поднимался всё выше и выше, пока не достиг предела.

«Ах, да почему же ты такой маленький?» – с тоской подумал художник.

Верочка остановила поток чудного лекарства и протянула стакан Василию. Маленькая капелька сбегала по стенке и грозила упасть на грязное покрывало. Сердце Хренюкова сдавило от ожидания такой ужасной потери. Но милая нимфа заметила движение капли и ловко подхватила своим розовым языком.

– Ничего не должно пропадать. Да, мой милый? – произнесла она, и бережно, чтобы не пролить, передала стакан в трясущуюся руку художника.

Василий замер. Он попытался даже не дышать, что конечно было невозможно. Собрав всю оставшуюся силу воли, Вася остановил тремор и медленно поднёс желанный стакан ко рту. Нос ощутил восхитительный запах, и живительная влага стала поступать в измученный бодуном организм. С каждым глотком Хренюков ощущал прилив тепла и энергии. Когда стакан опустел, художник закрыл глаза, медленно носом втянул полную грудь воздуха и медленно выдохнул через рот. Вася медленно раздвинул тяжёлые веки, внимательно посмотрел на свою подругу и осознал, что её красота была намного поразительнее, чем казалось сразу. Чудодейственный напиток вернул художника к жизни.

– А хочешь, я покажу тебе свои картины?

– Конечно же, хочу, – ответила Верочка и с интересом стала рассматривать неровные куски картона, ватмана и даже несколько холстов.

То, что открылось её взору, конечно, не являлось шедевром. Но Верочка то ли не очень разбиралась в искусстве, то ли не хотела обидеть. А возможно, в её действиях был тайный умысел.

Белочка восхищённо смотрела Васину мазню и только бормотала:

– Да это же гениально! Какой мазок! Сколько страсти и экспрессии в этих работах! Да ты же великий мастер!

Для Хренюкова это была самая лучшая похвала. Да ещё от кого? От этой чудной рыжеволосой красавицы. Он вскочил на стол, прогнав таким бесцеремонным образом обожравшихся мух, и развернул свои худые печи. Василий, словно римский император, гордо стоял на загаженном объедками постаменте. Увы, наряд его не состоял из тоги, шлема и меча. Старые, облезлые трусы, заношенная, посеревшая майка, грязная, нечёсаная голова… Это больше было похоже на измученного непосильной работой раба. Но стойкой и выражением лица художник пытался показать своё превосходство над всем миром. Пролетавшая мимо ворона так была поражена увиденным, что не заметила ветку дерева и со всего размаху врезалась головой. На землю она упала уже мёртвой. Красота и сила духа – убийственные факторы. Василий Хренюков посмотрел на очаровательную Верочку и сказал:

– Да, я великий художник! Такой же, какими были Пикассо, Ван-Гог, Кандинский. И мне по барабану, что на данный момент я, может и никто! Так начинали все гении. Нет пророка в своём Отечестве! Ты веришь мне, моя милая подруга?

Верочка вскочила с кровати, открыв утреннему солнцу и восторженному взгляду пьяного художника своё дивное обнажённое тело. Она быстро схватила стакан и ловко наполнила «Вискарём».

– Давай, милый. За наш удивительный союз! За встречу, которая сделает тебя известным художником. Как ты хотел. До дна! – пылко проговорила Белочка и протянула Василию полный стакан.

В глазах дивной нимфы блеснул странный огонёк. Зрачки на секунду изменились, став узкими и вертикальными. Но сразу же вернули своё положение.

Хренюков выхватил желанный напиток из руки Верочки и, продолжая стоять на столе, воскликнул:

– За тебя, моя милая Белочка! И за мою известность!

Каждый глоток восхитительного напитка разливался по телу горячей волной. Художник проглотил последние капли и зажмурился от блаженства. Дрожь пробежала по возбуждённому телу. Медленно выдохнув, он открыл глаза и сразу же закрыл обратно.

– Не может быть! – прошептал он и в страхе снова открыл веки.

То, что предстало перед ним, было уже не Верочкой и именно Белочкой! Такого чудовищного существа он в жизни ещё не видел. Вытянутая морда хищно улыбалась огромными жёлтыми зубами, по которым медленно стекали прозрачные слюни. Янтарные глаза с вертикальными зрачками уставились на него не мигая. Острые ушки венчали эту жуткую, приплюснутую голову. Лапы с острыми, как кинжалы, когтями тянулись к художнику. Нижние конечности были чуть согнуты в коленях. Казалось, вот-вот эта мерзкая тварь прыгнет на свою ошарашенную жертву. Всё безобразное тело было покрыто огненно-рыжей шерстью. Завершал этот безумный образ пушистый хвост, который весело качался в стороны.

– Чтоб меня порвало! – пробормотал ошалевший Василий.

Первая мысль, посетившая обезумевший разум, – спрыгнуть со стола и мимо жуткой твари быстрее бежать к двери, к выходу. Но когда он повернул голову влево, то Белочек стало две! Вправо – три!

– Не может быть! – завопил Хренюков.

– Ещё как может! – прорычала рыжая тварь слева.

– Поверь, это правда, – подхватила Белка справа, – Иди ко мне, милый. Я тебя поцелую.

Чудовище, стоящее посередине, хищно облизало свои жуткие зубы и сделало шаг вперёд. Василий с надеждой посмотрел по сторонам. К его ужасу, куда бы он не посмотрел, вмиг появлялась новая Белка.

«Окружают, сволочи! Хрен вам! Живым не дамся! – в отчаянии думал художник. – Сзади окно, главное – туда не смотреть. Ну что! На раз, два, три. Да ну вас всех!»

Пётр Парамонов подходил к дому, где проживал Василий. Голова ужасно гудела после вчерашней пьянки. В сумке он нёс заветную бутылку водки. Святое дело – поправить здоровье друга. Перспектива заработать на картинах Хренюкова грела душу. Превозмогая боль, он посмотрел на загаженное птицами окно четвёртого этажа, где надеялся увидеть своего непутёвого друга. То, что произошло в последующие секунды, он запомнил на всю жизнь. И эти образы не раз будили его среди ночи. Кухонное окно со звоном разбилось. Осколки весело искрились в лучах утреннего солнца. Василий Хренюков с криком падал вниз. От ужаса Пётр замер, и в чувство он пришёл, лишь услышав глухой удар тяжёлого предмета об асфальт. Звон разбивающейся бутылки водки уже не имел значения. Забыв о головной боли, Парамонов побежал к другу. Художник лежал в жуткой позе. Открытый перелом ноги и быстро растекающаяся лужа крови из головы подсказывали Петру, что исход падения летальный.

– Быстрее! «Скорую»! – закричал он.

Продюсер присел к умирающему другу и пробормотал:

– Вася, что случилось?

Хренюков медленно открыл рот. Струйка крови потекла по грязной щеке:

– Белочка.

Взгляд Василия медленно сдвинулся в сторону окна. Пётр резко поднял взгляд и увидел, или ему показалось что увидел, лохматую тварь ярко-рыжего цвета. Через секунду видение исчезло. Взгляд художника остановился, тело неестественно изогнулось и обмякло. Парамонов прижал пальцы к шее друга в надежде почувствовать пульсацию. Но, увы…

– Всё, это конец, – прошептал несостоявшийся продюсер.

Заботливые жители дома вызвали «Скорую помощь» и милицию. Вскоре машины прибыли.

Молодой врач осмотрел тело пострадавшего и констатировал смерть:

– Не успели, сильное повреждение головы и, скорее всего, позвоночника. Мы здесь уже бессильны. За трупом приедет спецтранспорт.

Сбежавшиеся зеваки обступили место происшествия. Одни переживали о случившемся, другие радовались. Частые попойки в квартире, где проживал этот «мазила», не давали людям спать по ночам. Петр Парамонов проходил по делу в качестве свидетеля. Он был единственный, кто общался с Василием прошлой ночью и к тому же присутствовал в момент смерти. При осмотре квартиры было установлено: на момент гибели Василий Хренюков был в квартире один, дверь закрыта изнутри, ключ находился в замочной скважине, следов борьбы не обнаружено. Погибший по неосторожности, или же в состоянии алкогольного опьянения выпал из окна. Всё довольно просто. Если учесть, что погибший семьи и близких родственников не имел, то в дальнейшем следствии смысла не было. Такие дела обычно закрывают быстро. На правах единственного друга Пётр Парамонов собрал все картины покойного, как и неудавшиеся наброски.

«Авось пригодится», – подумал продюсер несостоявшегося гения.

При осмотре квартиры друга Пётр случайно уронил альбом с набросками и наклонился, чтобы поднять. То, что он увидел, повергло в шок. На грязном полу валялись три длинных волоса или шерстинки ярко-рыжего цвета. В памяти, как вспышка, мелькнуло мерзкое существо в разбитом окне. Незаметно от милиции Парамонов положил шерстинки в альбом. Больше порог этой жуткой квартиры он не переступал. Являясь человеком практичным, Пётр решил заработать, а также выполнить обещанное погибшему другу. Василий Хренюков должен остаться в памяти народа! Прихватив с собой все работы художника и уникальный вещдок, он отправился к знакомому барыге. Тот с радостью принял гостя, узнав, с каким багажом к нему пришёл исполнитель воли покойного. Закончив повествование, Пётр открыл альбом и показал коллекционеру свою странную находку. Сделка состоялась удачная! Картины, наброски и шерсть мифической твари, убившей гениального художника, являлись великолепным приобретением. Пётр Парамонов выполнил обещание. Василий Хренюков слыл по жизни раздолбаем, но безумная тяга к искусству и загадочная смерть сделали его человеком известным в узких кругах. Медаль нашла героя.