Стихотворение участвует в литературном конкурсе (конкурсе стихов) премии «Независимое Искусство — 2019»
Ребекка
1.
«Я скоро, Ребекка».
Шёл человек мостовою безлюдной,
Читая какой-то журнал.
«Что вы тут ходите в час непробудный?» –
Спросил у
мужчины капрал.
«Что вы тут ищете? Похоти, денег?» –
Не уймётся никак наш герой.
«Время позднее ныне – даже берег не виден», –
Ни умолкнет никак постовой.
«Почему вы в костюме да пахнете вкусно.
Видно, в гости – подарок заметил».
И продолжил военный, ухмыляясь искусно:
«Или с девушкой встречу наметил?».
А мужчина в то время читал свой журнал,
Ни минуты не слушав капрала.
В прежнем темпе по плитке он мирно шагал.
А у Кросся уже накипало.
«Вы не в праве молчать! Я здесь суд и закон!» –
Перешёл на угрозы военный.
«Не молчите в ответ, это вам не Ливон.
Здесь за это накажут мгновенно».
И прохожий тогда наконец оторвал
Свой внимательный взгляд от журнала.
«Извините меня, я и так опоздал».
И быстрей обогнал он капрала.
И тогда, окончательно взбешенный Кроссь,
Закричал на всю улицу : «Стой!».
И мужчина тот встал. Не хотя. Но пришлось.
И сказал: «Я спешу, дорогой».
«И куда же спешишь так, лунатик ты чёртов?» –
Взбесился дотошный башмак.
«Я к девице, родной. Обещал прибыть к лету».
Сказав это – с моста сделал шаг…
Обомлел наш герой, посмотрел вниз с моста,
Но нет там уже человека…
Поднял он журнал и его пролистал…
А там надпись: «Я скоро, Ребекка».
Листал Кроссь и дальше, и дальше, и дальше…
На каждой странице одно.
Заплакал… и понял, что был весь из фальши…
И бросил журнал тот на дно!
2. «Поэт морской без дара».
Молодой и красивый морской лейтенант
Поднялся на палубу «Маркса».
Засмотрелся на дальний воздушный фрегат,
Вызвавший дум странных массу.
«А если подумать, я тоже фрегат,
А судьба – моё личное море.
Как ветру попутному счастью я рад,
Как шторм ненавижу я горе»…
Но думы поэта прервал громкий крик,
Знакомого с юности тона.
«Ребекка!» – воскликнул моряк в тот же миг.
«Я люблю тебя!» – голос Мадонны.
Но вот отплывает огромное судно,
Названое физиком славным.
«Вернусь я! Скучать буду ежеминутно!
И в журнале божиться о главном!».
«Но как же? А дети, а дом, а «камин»?» –
Взмолилась в рыданьях Ребекка.
Но поздно. Корабль отчалил. Уплыл.
И вернётся, дай бог, в этом веке.
Остались с фрегатом мечты и слова
Поэта морского без дара.
Была лишь любовью полна голова,
Волчонка морского – Икара.
Каждый раз,
как скучал он по Музе своей,
Писал он в журнал, на коленке:
«Затмит красота твоя сини морей.
Скоро буду, родная Ребекка».
Писал каждый день он: «Я скоро, Ребекка»,
Уже исписав весь журнал.
Но всё же в душе он был жалким калекой,
Настолько по ней он скучал.
Но вот прошли годы, вернулся солдат
К тому же родному причалу.
И как же он был всей душою не рад,
Что Ребекка его не встречала.
«Ушла, не дождавшись. Другому далась», –
Шептал себе бедный матрос.
«И зачем мне книжонка-то эта сдалась?».
В гневе швырнул журнал свой, как пёс.
Но увидел с
минуту Ребекки он мать,
Шагавшую робко к Икару.
Подошла она ближе и стала рыдать –
Дал Икар ей с водицею тару.
«Где же Ребекка? Гуляет с хамлом?» –
Нагрубил он молчавшей бабуле.
«Поделом тебе так говорить, поделом!
Померла моя дочка в июле».
Померкли и злоба в глазах, и азарт,
Шатнулся моряк наш бесстрашный.
Поднял аккуратно журнал и упал.
Намеренья были неясны…
Через час после этой ужаснейшей вести,
О смерти любимой, родной.
Икар, с злополучною книгою вместе,
Поплёлся к пустой мостовой…
3.
«Беги уж, беги, королева».
Спальня. Лежит полуголая дева
В кровати дубовой своей.
Но вот, лучик солнца. Красавица села.
Запел, как всегда, соловей.
– Мамуля! Какое сегодня число?
(Реплика в комнату рядом).
– Сегодня ж День Мира! – прикрикнула зло
Мамаша, облившися ядом.
«Стоп! Как же так? Разве Мир-день не завтра?» –
Охнула
девушка мило.
«Нет! И не завтра, и не послезавтра!
Неси-ка мне «рыльное» мыло!»
Мисс быстро вскочила и прыгнула в платье,
Наскоро сделав причёску.
Кинула мыло вонючее маме:
«Навещу… да! знакомую… тёзку!».
Помчалась она босиком по аллее,
Сбивая почтенных людей.
Держалась за оникс, висевший на шее.
И думала: «Ну же! Быстрей!»
И вот, на причале всмотрелась в толпу.
Нашла. В миг зажмурила веки…
Кричит: «Я люблю тебя! Вернись, я прошу!».
Услышал матрос зов Ребекки!
Молила
Ребекка о доме, семье,
Мечтала «камин сохранить»…
Но тут подошёл к ней мужчина в пенсне.
«Пожалуйста, хватит вопить».
Отплыл в море «Маркс», забравши с собой
Морского поэта без дара.
Махал кораблю с моста постовой,
А в толкучке Ребекка рыдала.
Толпа разошлась.
А она всё рыдает,
И так бы осталась на ночь.
Но пришёл постовой, и сказал, обнимая:
«Капрал Кроссь. Чем могу вам помочь?».
«Отойди!» – зарыдала прекрасная дева,
И бросилась в гущу домов.
«Как знаешь. Беги уж, беги, королева» –
Подумал. И был он таков.
4.
«Всё приезжие турки!».
Миссис Церпин умылась, окликнула дочь.
В ответ пустота промолчала.
«Ну что ж, не придёт коль в грядущую ночь —
Звоню в полицейскую залу».
Но что-то забрезжило в сердце старухи,
Зажегся в нём паники свет.
Сразу вспомнились ей о разбойниках слухи,
Наделавших кладбище бед.
Оделась по моде, поправила шарф,
И плащ не забыла отнюдь!
Закрыла набитый одеждою шкаф,
И сердце сказало ей: «В путь!».
Пошла она к морю. Куда же ещё
Потянет простушку с мечтою?
Но идти нету сил – заболело плечо,
Подошла к мостовой, к постовому.
«Добрый день, мистер Кроссь! Как же ваши дела?» –
Улыбнулась капралу Кассандра.
«Всё прекрасно, мадам! Моя дочь родила!
В честь меня внука звать Александром».
Шла беседа у них ещё десять минут,
Смеялась Кассандра младенцем.
«Была ли Ребекка моя нынче тут?
Оникс на шее поленцем».
Вспомнив на
силу ту юную даму,
Рукой показал направленье.
«Спасибо!»– ответила с живостью мама, –
«Дай же внуку ты благославленье!».
Затрусила дамочка в сторону гетто,
Куда показал наш герой.
И видит… 112 там карета –
Эскулапов бесчисленный рой.
Всё поняла горемычная миссис.
Не будет той встречи желанной.
Пошла потихоньку к зловещей машине…
Упала… с картины ужасной.
Увидела труп той любимой дочурки,
Что в комнате рядом спала.
И оникса нет. Всё приезжие турки!
Еле-еле мамаша жива.
Проснулась в больнице. Врачи и медсестры.
Разговор кто-то рядом ведёт.
«Церпин Кассандра, 2-плюс группа крови
С койки три дня не встаёт».
5. «Записки сторожа кладбища».
1. Какой же кошмар! Первый день на посту,
А уже не могу спать ночами!
Хоронили сегодня саму красоту.
Ребеккою деву ту звали.
2. Копал для матроса могилу весь день.
Утопился – несчастный герой.
До ночи стоял на могиле его
Какой-то там Круссь… Постовой!
3. От горя несчастная мать умерла –
С Ребеккой фамилия общая.
На могиле стояла час-два детвора.
Александр… Его точно помню я!
4. Как спать мне теперь? Я как кладезь кошмаров.
На гроб Алекса сыпал землёй.
Такой был юнец! Но стал жертвой бурана…
Два для плакал здесь тот постовой.
5. Боже правый! Да как же? Теракт в зоне гетто!
Всех мёртвых число – 25.
Запомнил лишь турок. Человек 20 где-то,
Зато там теперь слаще спать…
6. Бунт против чиновников города Друссь.
Убитых десятки. Нет! Сотни!
Потерял самых близких капрал… (вроде Круссь),
Ночевал здесь за плату в полсотни.
7. Помер старик. Наш старинный капрал.
Мне полсотни когда-то принёс.
Стоял на могиле я. Долго рыдал.
Те полсотни сбыл в мусоровоз.
8. Болезнь ли, чума, или просто жара.
Но новых могил больше старых.
Чую, скоро и мне уж в могилу пора.
Да и люди на улицах дряхлы.
9. Полгорода нет. Поглотила война
Тысячи жизней невинных.
Но могилка важна для меня лишь одна.
То могила капралом любимых.
10. Город взяли. Смогу ли принять сам я яд?
Прежде смерти насильственной, больной.
Всё. Я решил. Попаду ли я в ад,
Но я встречусь там с истинным Богом.
Anarcho
Недолго боролись артисты
За честность и смысл в словах,
Лингвисты пошли в гитаристы
И пели на всех языках.
Убитая властью диктата,
Замкнулась в себе молодёжь.
Небесного протектората
Напрасно в безмолвии ждёшь.
Прогнившая школа монархов
Погрязла в зловонной канаве.
Один крикнет гордо «Anarcho!»,
Подхватят безвольные «Ave!».
Воспрянут увядшие души,
Сотрётся их точка росы;
Услышат наследников уши,
Как брали свободу отцы.
Когда-то настанет тот день для короны,
Случится возмездие, гордость сгорит.
А пока что безвольное племя у трона
Упрямо и дерзко… под флагом стоит?
«Верный календарь».
«…Октябрь, ноябрь, декабрь, январь».
Пора уже выбросить мой календарь.
Он врёт мне, что год поделён на двенадцать.
Когда настроений в году целых двадцать.
Сначала идут беззаботность и радость,
А после – нам стыдно за прошлую гадость.
Потом идёт пошлость, а после – экстаз.
Уверен, такое бывало у вас.
Бывает момент когда грусть и печаль,
Тоска помогает заваривать чай.
Но позже коллег уж задумчивость сменит.
Одиночество с нею депрессию встретит.
Брезгливость сопутствует страху потом,
Пока не сместит их мечтаний бутон.
Но реализм прогоняет мечты,
Не мешая правлению лжи, пустоты.
Любовь не задержится после симпатий,
Придёт букет слабостей и антипатий.
Но смелость-отвага даст вам встрепенуться,
Беззаботность уж с радостью смогут вернуться.
…Вот так должен выглядеть наш календарь,
А не ваши: «…ноябрь, декабрь, январь…».
«Памяти Кристины Гримми посвящается».
«Смерть самых лучших себе забирает», –
Как ни скорбно – это факт.
На век молодою душа улетает,
Не удержит бедняжку контракт.
Сколько помним мы тех, кто совсем не пожил,
Чьей за век не забудем кончины?
Неугоден, не нужен кому-то он был,
Из истории стёрт без причины.
Вместе с телом пропавшим потерян талант,
Восхищавший людей миллионы.
И нельзя дать звезде восходящей гарант,
Что для ней не хранятся патроны.
Забывает бандит, кто грехом одержим,
Что артист – человек, семьянин.
Что не только лишь мы никогда не простим,
А угаснет семейный камин.
Мы не сможем понять идеал эгоиста,
Кто кумира лишил, без затей.
Ну, а чем те бандиты добрей террориста,
Расстрелявшего сотни людей?
Кто дал право решать человека судьбу,
За него, за богов и за звёзды?
Не услышим за это твою мы мольбу…
Будут сниться убитые в грёзах.
Ода писателям
Таким человеком гордится
страна,
Чьё слово навечно впечаталась в слог,
Под камнем могильным кто в грезах врага,
Чрез боль и стезю кто пройти вознемог.
Парнасских богинь достохвальный синклит
Звал избранных Богом из сонмища лиц,
И тот вдохновенный, кто муз фаворит,
Зовётся героем держав и столиц.