Ирина Якубова, рассказ “Чёрный дым”

Рассказ участвует в литературном конкурсе премии «Независимое Искусство — 2020»

Глава 1.

Яранский пришёл домой в приподнятом настроении. Душа так и пела от радостного предвкушения. Наконец-то сбудется его мечта. Осталось подождать каких-то два месяца до отпуска, и он отправится отдыхать в Египет. Да не один, а с семьёй: с любимой женой и дочерью. Все формальности улажены, загранпаспорта оформлены, и вот сегодня утром куплены путёвки в Хургаду. На четырнадцать дней. Трёхзвёздочный отель. Деньги на поездку давно копили, могли бы и раньше съездить, но в прошлом году дочь поступала в институт, а в позапрошлом жену не отпустили в отпуск одновременно с ним. Но теперь счастью уже ничего не мешало. После ночной смены Яранский поехал в турагентство и купил свою мечту. Дома никого не было. Сегодня ночью врач скорой помощи Яранский опять дежурил в бригаде с женой Ларисой, которая работала фельдшером. Но после дежурства Лариса уехала навещать престарелую маму в другой район, и обещала вернуться к вечеру. А дочка была в институте. Яранский заварил себе кофе, удобно устроился в кресле и погрузился в чтение очередной книги про Египет под названием: “Секрет фараона” известного английского египтолога. Много книг уже перечитал Яранский про древнюю египетскую цивилизацию, и мечта побывать на родине великих фараонов, увидеть своими глазами пирамиды в Гизе, прикоснуться руками к стенам древних храмов Луксора, спуститься в гробницы города мёртвых и посетить Каирский Национальный Музей не давала ему покоя. Он буквально бредил предстоящим путешествием, и теперь, когда до мечты оставалось рукой подать, испытывал приятное волнение и лёгкий трепет. Прочитав несколько страниц, Яранский почувствовал, что его клонит в сон. За окном расцвело апрельское утро, и в этот самый момент доктор ощутил себя самым счастливым человеком на свете. Он подумал о том, что у него есть всё, о чём только можно мечтать: любимая верная жена, красавица и умница дочь – студентка-первокурсница медицинского. Решила пойти по стопам родителей, тоже спасать человеческие жизни. И Яранский очень гордился тем, как хорошо воспитал дочь. В общем, дом – полная чаша. Редко найдёшь семью, в которой царит такое взаимопонимание между супругами. Практически ни одной ссоры за двадцать один год брака! Вместе дома, и на работе в одной бригаде. Он – врач, она – фельдшер, его правая рука. И не надоедают друг другу. Вот ведь как бывает. А на дочь свою единственную нарадоваться не могли Яранские. Умная, проницательная, целеустремлённая… Размышления Яранского прервал скрип замка входной двери. Лёгкой бабочкой впорхнула в квартиру Анжела, и быстрыми шагами направилась на кухню.

— Дочка, ты чего так рано? — спросил из зала Яранский.

— А, пап, ты дома? Да две пары было, а с третьей я отпросилась, неважно себя чувствую.

— Что случилось? — обеспокоенный Яранский поднялся и пошёл за Анжелой на кухню. Она быстрыми движениями распаковала какую-то коробочку и сунула в рот таблетку.

— Что ты пьёшь? — с тревогой в голосе проговорил Яранский. — Ты уверена, что тебе это можно? — он взял в руки коробку с лекарством и прочитал название, затем вытащил инструкцию.

— Папуль, ну хватит уже трястись надо мной. Горло заболело. Этот антибиотик широкого спектра действия, всего по одной таблетке в день пить. Курс три дня. Хочу завтра зачёт досрочно сдать, а то до июня сессию сдать не успею, и плакало наше путешествие… — Анжела улыбнулась. — Шучу пап, всё я сдам. Хочу досрочно сдать химию и латынь уже в мае, и тогда на июнь останется всего два экзамена. Зачёты тоже планирую на май.

Анжела продолжала щебетать своим тоненьким ангельским голоском, а в груди у Яранского как-то неприятно защемило. Дочь была аллергиком. Не переносила почти все лекарства. С самого рождения у неё был диатез, щёки покрывались красной коркой чуть ли не от всей еды. Сидели на строгой диете. В раннем детстве присоединилась аллергия на домашнюю пыль, шерсть животных, пыльцу растений. А уж про лекарства и говорить нечего. Что не примет: сыпь, отёк глаз, кашель и одышка. Поэтому и берегли свою дочь Яранские от любого лечения и, соответственно, от всех болезней. Даже палку перегибали иногда. Всё переживали, чтоб не продуло, чтоб в реке не перекупалась, под дождём не промокла, да ноги не промочила. Контролировали каждый шаг своей девочки. Анжела не обижалась, понимала родителей и покорно надевала шапку по самые брови, по двое штанов с начёсом, да по три свитера зимой.

Анжела вышла из кухни, а Яранский принялся читать инструкцию к препарату. Не успев дочитать абзац “Показания к применению”, Яранский услышал из зала сдавленное хрипение и грохот падающего тела. Он бросился в комнату и увидел дочь, лежащую на спине со скрещенными на груди руками. Тело выгнулось дугой. Лицо Анжелы было мертвенно бледным, а губы синими. Крылья носа раздувались как паруса, вены на шее вздулись канатами. Она судорожно пыталась сделать вдох. В широких круглых глазах читался ужас и мольба о помощи. Изо рта Анжелы вырывались свистящие стоны. Яранский понял, что случилось самое страшное – у дочери анафилактический шок. Яранский боялся этого как огня и, как врач, был готов к тому, что такое может случиться. Дома был весь арсенал противоаллергических средств и всего, что нужно для реанимационных мероприятий. Яранский кинулся в кухню, достал аптечку, мгновенно набрал в шприц четыре ампулы преднизолона и вернулся в комнату. Он старался отбросить эмоции, представить, будто перед ним кто-то другой, а он выполняет обычную работу. Руки Яранского тряслись, а в груди бешенно колотилось сердце. С первого раза удалось попасть в вену, и живительное лекарство потекло в кровь Анжелы. Яранский расстегнул блузу дочери и прижался ухом к груди: сердцебиение было редким и едва уловимым. Он снова взглянул на лицо дочери, оно стало совсем белым, а зрачки расширились и будто покрылись плёнкой. Он понял: дочь без сознания. Уже чисто рефлекторно Анжела делала судорожные неглубокие вдохи, грудная клетка её неестественно подёргивалась. Яранский знал, что у Анжелы нарастает отёк гортани, из-за чего она вот-вот задохнётся. “Боже! Помоги!” — взмолился Яранский про себя и снова кинулся на кухню. Он выхватил нож из посудного шкафчика. Сейчас ему предстоит сделать дочери трахеотомию! Чёрт! Попался нож с зубчиками! Он схватил другой нож, который как назло оказался тупым… Яранский судорожно метался по кухне, вспоминая, где лежит точилка для ножа. Наконец он её извлёк из другого шкафчика, и с двумя этими инструментами влетел в зал и застыл над бездыханным телом дочери. Яранский не понимал, сколько прошло секунд или минут, пока он возился в поисках ножа, но теперь Анжела больше не производила попыток вдыхать воздух, и руки её безвольно лежали вдоль тела. Яранский знал, что искусственное дыхание делать бессмысленно в этой ситуации, и, стоя над Анжелой, стал с силой точить нож о точильный брусок. Ужасное зрелище со стороны. И нелепое. Сейчас ему предстоит вонзить нож в горло своей дочери. Ради спасения. И вот, он готов. Вроде бы. Мысли путаются у него в голове, а рука с ножом трясётся всё сильнее, прям ходуном ходит. Левой рукой он коснулся шеи дочери, и ощутил, что кожа стала какой-то твёрдой и синюшной. Он посмотрел на лицо. По телу Яранского пробежал холодок. Он выронил нож и затрясся в рыданиях. Он понял: Анжела умерла. Она задохнулась. Он не смог её спасти. Яранский уткнулся лицом в грудь своей единственной дочери и прижался к ней так сильно, как только смог. Потом он стал трясти Анжелу и приговаривать: “Миленькая, Солнышко моё! Доча! Ты не можешь так! Проснись, Ангелочек мой родной! Проснись! Подумай о маме, как мы без тебя? Родная… Очнись же!”

Через час Яранский впал в ступор. Он сидел на полу радом с телом дочери и внимательно разглядывал белые горошины на красной Анжелиной юбке, которую она сама себе сшила совсем недавно. Потом он стал их пересчитывать. Потом его взгляд заскользил по голой дочкиной ноге и дошёл до стопы. Потом до нежных пальчиков и до аккуратных маленьких ноготков, которые приобрели фиолетовый оттенок. Он вспомнил её маленькой новорождённой девочкой, которую можно было взять на ручки и обнять всю целиком. Сейчас ему захотелось так же вот схватить её на руки, прижать к себе, укачать как малышку, а потом целовать и гладить всю всю всю… А что он скажет жене? Эта страшная мысль свербила его мозг и вгоняла в панику. Лариса не перенесёт этого. Он даже мысли не допускал позвонить ей и сообщить. Ждал и представлял, как она приходит домой и видит… Ужас. Он боялся, что сегодня же может потерять и жену… Она не выдержит такого удара. Внезапно в поле зрения Яранского попала книга, которая валялась рядом с креслом обложкой кверху. И тут в голову остриём вонзилась дикая мысль. А что если… Терять-то нечего! Да! Он попробует! Где-то в середине книги, как он вспомнил, был описан какой-то древний ритуал, с помощью которого жрецы могли оживлять мёртвых. Книга, конечно, была наполовину художественная, но всё, что в ней было написано – это ведь записки учёного, который участвовал в раскопках в пустыне, в городе мёртвых в девятнадцатом веке. Он изучал и расшифровывал древние манускрипты, какие-то надписи на гробницах. Этот учёный-египтолог реально существовал. Вдруг, это правда? Яранский схватил книгу и нетерпеливо стал перелистывать в поисках нужной страницы. Нашёл.

Безутешный отец перенёс отяжелевшее тело дочери на диван. Расправил аккуратно смятую одежду, расчесал длинные светло-русые волосы. Платком, смоченным в тёплой воде, протёр кожу дочки (так надо было сделать согласно инструкции). Затем занавесил плотно шторы в зале. После этого нашёл в холодильнике свечу, поставил её в чашечке в изголовье дивана и зажёг. В комнате был полумрак, но сквозь плотные коричневые шторы всё же пробивался свет яркого полуденного солнца, отчего освещение здесь было мягким, тёмно-бежевым, а лицо Анжелы, озарённое бликами от пламени свечи, вырисовывалось овальным золотистым пятном с чётким ровным контуром. Когда всё было готово, Яранский отключил мобильник. Затем встал на колени над телом дочки в аккурат на уровне груди, раскрыл книгу на нужной странице и приступил к методичному распеванию нескольких комбинаций звуков : “ом- м- м”, “омра- ом- м- м”, “оум- оум- оум- м- м”. Звуки повторялись многократно в разной последовательности. Яранский всё пел и пел их в полном исступлении, почти впал в транс. А на задворках сознания вертелась одна лишь мысль : “Я сошёл с ума от горя”. Он понимал, что выглядит и ведёт себя как идиот. Минут через пятнадцать ритуал был окончен, и Яранский в изнеможении выпустил книгу из рук и уткнулся лицом в белокурые Анжелины локоны, шёлковыми лентами спадающие на подушку. Он беззвучно заплакал и почувствовал, как безысходность наполнила всё его существо. Внезапно краем глаза Яранский заметил какое-то непонятное свечение в области головы дочери. Оно было едва уловимо. Мурашки побежали по его коже, не то от страха, не то от неожиданности. Он уставился на лицо Анжелы, широко раскрыв глаза и застыв от изумления. Тонкий молочного цвета луч протянулся от потолка до макушки девушки, и, приглядевшись внимательнее, Яранский увидел, что луч, диаметром не больше двух сантиметров образован множеством мельчайших светящихся капелек, которые упорядоченно и быстро двигались в направлении головы Анжелы. “Будто эритроциты бегут по артерии, только белые”, — подумал Яранский. Через минуту луч стал тоненьким, с нитку. А потом и вовсе исчез. Доктор стал интенсивно тереть глаза, так как совершенно им не верил. И вдруг Анжела задышала. Да-да! Ему не показалось! Грудь девушки стала ритмично вздыматься сперва совсем незаметно, а вскоре сильно, как у живого человека! Яранский приложил руку к шее дочери и нащупал пульс на сонной артерии. Пульс был! Она ожила.

— Доченька… Доча… — шёпотом позвал Яранский. Он коснулся её руки – она была тёплой и мягкой. Он взял её руку и ладонью приложил к своей щеке. Поцеловал и снова позвал:

— Ангелочек мой… Просыпайся скорей… Анжела…

Девушка открыла глаза и затуманенным взором посмотрела в глаза Яранского, который навис над её лицом.

— Пап, я… Что случилось? — произнесла Анжела еле слышно и закашлялась.

— Боже, как ты меня напугала, милая моя! Ты отключилась. Потеряла сознание. — Яранский незаметно приблизился к изголовью дивана и молниеносно пальцами затушил пламя свечи и незаметно сунул чашечку с огарком под диван. Анжела неподвижно лежала и дышала полной грудью. И молчала. А Яранского понесло:

— Доченька! Ты верно с ума сошла, выпила какую-то таблетку, чёрт бы её побрал, и тебе плохо стало. Я уже хотел “скорую” вызывать. А потом подумал: “Вот я дурак, я ж сам “скорая!”” Я тебе укольчик сделал, всё теперь нормально! Ты как себя чувствуешь? Всё хорошо?

Анжела приподнялась и сухо ответила:

— Да нормально. Я устала.

Яранский засуетился. Он помог дочери встать и повёл в её комнату. Анжела действительно выглядела как выжатый лимон, была бледной и вялой. Здесь он опустил жалюзи, снял с постели плед и уложил дочку на бок. Она тут же закрыла глаза и уснула. Яранский поцеловал её в лоб и сказал тихонько:

— Ты отдыхай, моя хорошая. Скоро мама придёт. В общем, набирайся сил.

Он вышел из комнаты, дверь закрывать не стал. Зашёл в зал и устало увалился на диван. В душе он почувствовал какое-то опустошение. Впервые взглянул на часы: было всего два часа дня. Странно. Казалось, прошла целая вечность, с того момента, как оборвалась жизнь его дочери. Господи! Да что он, с ума сошёл? Ничего она не оборвалась. Просто Анжела потеряла сознание, и всё! А у него разыгралось воображение. От шока. Не могла же она умереть, а потом ожить от прочтения древнего заклинания. Яранский на цыпочках зашёл в комнату дочки, пригляделся. Анжела мирно спала и спокойно дышала. Его Анжела, любимая и единственная. Конечно же он всё это придумал. Возможно, у девочки был кратковременный летаргический сон? А он, с перепугу не смог нащёпать пульс. Такое вполне могло случиться даже с ним, с врачом. Он настолько сильно испугался за дочку, что у него самого помутился рассудок! Яранский долго ещё себя уговаривал. Затем он прибрался в зале и включил свой мобильник. Пропущенных вызовов, слава богу, не было. Потом вновь зашёл понаблюдать за спящей дочерью и не заметил ничего особенного. Даже где-то в глубине души усмехнулся над собой. Да! Он точно сумасшедший, раз смог поверить в то, что его дочь умерла, а потом воскресла. Ещё через час Яранский окончательно убедил себя в этом. Вскоре доктор сам задремал. Или впал в забытьё, непонятно. Перед внутренним взором кружились страшные картины египетских мумий, которые в полумраке подземных гробниц поднимаются из своих саркофагов и тянут к нему руки-кости в истлевших от времени рваных серых бинтах и поют: “ом- м- м, омра- ом- м- м…”

Яранский проснулся в восемь часов вечера. В памяти всплыло произошедшее. Он направился в комнату дочери. Анжела лежала на кровати и задумчиво смотрела в потолок.

— Доча, ты как? — спросил он участливо.

— Хорошо, — Анжела продолжала смотреть в потолок.

— Давай поужинаем, я разогрею котлетки. Хочешь?

— Не хочу, — ответила девушка. Она встала и медленно проследовала в ванную.

Яранский чувствовал себя не в своей тарелке. Поскорее бы вернулась жена. Он так соскучился по ней, будто бы не видел год! Он всё-таки пошёл хлопотать на кухню. Анжела вышла минут через двадцать с мокрыми волосами, завёрнутая в полотенце. Странно, не в своё, а в материно полотенце. Ну ладно… Неважно.

— Папа, где мой халат? Или вещи какие-то?

Яранский удивился вопросу.

— Ой, ну я-то откуда ж знаю… — смутился он. — Глянь в шкафу у себя.

— Пап, извини, у меня, честно говоря, голова болит. Ты не против, я спать пойду?

— Дочка, а маму не хочешь дождаться? Поели бы вместе… — залопотал Яранский как будто оправдываясь. — Тебе завтра к какой паре? К первой?

Анжела помолчала, потом ответила:

— Да, к первой.

Не дожидаясь больше никаких возражений отца, Анжела просто ушла и закрылась в своей комнате. Примерно час там горел свет (наверное, готовилась к зачёту), потом всё стихло, и свет погас. Ещё через некоторое время Яранский услышал, как дверь немного приоткрылась. Он подкрался к дверной щелке, присмотрелся. Анжела мирно спала.

В полдевятого вечера вернулась, наконец, Лариса.

— Где ты была так долго? — строго спросил Яранский жену.

Лариса улыбнулась. Она всегда улыбалась по поводу и без. Такой уж был у неё жизнерадостный характер. Они с Яранским словно дополняли друг друга как две противоположности, как положительный и отрицательный полюса магнита: она – открытая, весёлая, улыбчивая, уверенная в себе, пышнотелая, как говорится, кровь с молоком. Он – угрюмый интроверт, замкнутый, немногословный, суетливый, но тем не менее, высокий и статный моложавый мужчина в самом расцвете сил. Так вот, Лариса улыбнулась и сказала своим обычным звонким голосом:

— Вадик, я не поняла, а что такого? Ну, задержалась чуток. По магазинам походила. Ну давай же, показывай путёвки! На какое число взял? Хоть бы позвонил.

— Могла бы сама позвонить. Что ты всё лыбишься без конца? — Яранский чувствовал раздражение, и сам не понимал почему. Ему всегда так нравилась манера жены обращать в шутку всё то, что ему казалось неприятным, плохим или важным. Он всегда раньше успокаивался от этого. Но сегодня его это взбесило. Наверное, сказался пережитый стресс. Лариса переменилась в лице. Она прищурилась, подошла вплотную к мужу и заглянула в глаза:

— Ты чего грубишь? Что-то случилось?

— Нет.

— Не ври, Яранский!

— Да не вру я, — он отвёл взгляд и попытался перевести тему, — ничего не случилось. Я разогрел ужин, чай заварил. Иди руки мой, сумку я разберу.

Лариса многозначительно посмотрела на мужа:

— Я сама разберу. Я у мамы поела перед уходом. Садись один. Так путёвки всё-таки где лежат?

— На комоде в нашей спальне.

Лариса пошла разглядывать путёвки, и мимоходом спросила уже из спальни:

— А где Анжела? Гуляет?

Яранский зашёл в комнату и ответил как можно более спокойно:

— Она спит. Тише вообще, ты чё-то раскричалась прям с порога.

Лариса напряглась, и уже на тон ниже удивлённо спросила:

— Как спит? Ещё девяти нет. Вчера она в это время только из кино пришла. А позавчера вообще в одиннадцать ночи явилась с дня рождения подружкиного.

— Ну и что. Она приболела, самочувствие неважное, вот и устала. И потом, ей завтра вставать рано.

— В смысле приболела? Чем? Почему ты мне сразу не сказал?

Вопросы градом посыпались на бедного Яранского. О том, чтобы рассказать жене, что случилось утром, не могло быть и речи. Пожалуй, это первый в их совместной жизни инцидент, о котором он не расскажет ей. Никогда. Это сложно, но ему надо держаться. Вадиму приходилось учиться врать на ходу, в быстром темпе. И, надо сказать, у него не плохо получалось. В общем, Лариса успокоилась на том, что у дочери лёгкая простуда, она прополоскала горло за сегодня уже пять раз с содой, и ничего страшного не произошло. Вечер прошёл за просмотром телевизора. Погретые в микроволновке котлеты так и отправились обратно в холодильник в том же количестве, потому что Яранскому кусок в горло не лез. Спать легли в двенадцать ночи, и в первый раз за двадцать один год брака Яранский не поцеловал жену перед сном. Не то, чтобы забыл, просто как-то был на неё обижен. За то, что он знает и пережил этот кошмар один, а она не знает ничего… Глупо, он ведь сам ничего не рассказал, наоборот, всеми силами пытался оградить от горя любимую женщину. Но иррациональное чувство всё глубже поглощало его с потрохами: как не справедливо, что он один должен “нести этот крест!” Она будет жить так же легко, как и прежде, а он – переживать и не находить себе места. На всякий случай Вадим встал и ещё раз сходил к спальне дочери и прислушался к её дыханию. Всё нормально. Ничего подозрительного. Лёг. Глядя на спящую жену, на её беззаботное и умиротворённое во сне лицо, он вдруг понял, что своими бредовыми мыслями сам роет пропасть между ними. Пока, конечно, только в уме. Но вот ведь сорвался на неё вечером! Ни за что. Под утро Яранского, наконец, сморил сон. Перед тем, как отключиться, он мысленно обозвал себя дураком, и решил, что завтра забудет всё, что ему привиделось относительно дочери и будет вести себя как обычно. Утро вечера мудренее.

Глава 2.

Будильник в комнате Анжелы прозвенел в шесть утра. Девушка встала, пошла в ванную. Яранский к этому времени уже не спал. Это Лариса была соней и использовала выходные чтоб поваляться подольше. А он – типичный жаворонок. А тут ещё сказался пережитый стресс, и Яранский пробудился уже в полшестого и лежал неподвижно, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Анжела пребывала в ванной комнате, как показалось ему, дольше обычного, и он тихонько встал и подкрался к закрытой двери. Стал прислушиваться. Внезапно дверь отворилась, и перед ним предстала дочь. Умытая и свеженькая. Она улыбнулась, и с укором посмотрела на него. Яранский ощутил себя каким-то шпионом, застигнутым врасплох в своём собственном доме. Даже покраснел. И виновато опустил глаза.

— Доброе утро, дочка. Как спалось? Горло прошло? Всё нормально?

— Нормально, — Анжела была не многословна.

— Что на завтрак будешь? — засуетился Вадим.

— Не знаю, — равнодушно ответила Анжела, — хоть яичницу. Да я сама приготовлю, иди.

Яранский вернулся в свою спальню. Естественно, о сне не могло быть и речи. Странно ведёт себя его дочь. Даже в щёчку его не чмокнула, как обычно. Только сейчас он вдруг подумал, что надо бы её показать врачу. Но какому? Неврологу или кардиологу. Что за странные потери сознания у неё? Вдруг такое повторится. Ладно. Попробует уговорить её посетить врача.

Не уговорил. Анжела пришла после института, предупредив его вопрос, сразу объявила, что чувствует себя хорошо, и ничего у неё не болит. И к врачу она не пойдёт.

Потянулась череда серых будней. Почему серых? Да потому, что в душе Яранского поселилась серая тоска. Она крепла и грызла его, будто крыса. В разгар весны всё вокруг виделось ему в тёмных красках: и деревья в ярко-салатовой листве, и тёплое солнце, и его любимая сирень в аллее перед домом. Ничего не радовало. На работу ходил механически, как-то спасал больных. Про путёвки в Египет, которые с того самого дня, когда у его дочери случился анафилактический шок, лежали в комоде нетронутыми, он даже не вспоминал. Злополучная книга “Секрет фараона” пылилась на верхней полке книжного шкафа, также недочитанная. Яранский видел, что в его семье медленно, но верно происходили перемены. Не в лучшую сторону перемены. Он, жена и дочь постепенно отстранялись друг от друга. Явных причин этому, вроде бы, не было. Жена несколько раз пыталась поговорить с ним.

— Вадим, скажи, что происходит? Я не понимаю, чем я тебя обидела? — спрашивала недоумённо Лариса.

— Дорогая, хватит придумывать. Я сам не понимаю, почему ты ко мне переменилась.

— Это я-то переменилась!? — обомлела Лариса.

— Ты, — невозмутимо продолжал Яранский. — То не так я на тебя посмотрел, то не так ответил, то, якобы, нагрубил.

Лариса ещё несколько раз заводила подобные разбирательства, которые оборачивались против неё же самой в итоге. И в один прекрасный день она просто замкнулась в себе и перестала его донимать. “Наверное, решила что я кого-то завёл” — подумал Яранский. И от этого ему стало ещё горче на душе. Он сильно любил жену, но теперь она сама как-то сторонилась его: спать ложилась то раньше, то намеренно позже. Яранский однажды попытался среди ночи приласкать Ларису, но она не отреагировала на его объятья, притворилась спящей. Это был провал, а потом они весь день не разговаривали.

Хуже всего было то, что Яранский однажды заметил за собой вот что: он стал следить за своей дочерью. Ругал себя за это страшно, но ничего поделать не мог. Анжела постепенно менялась. Просто становилась другой. Многие странности особенно бросались в глаза отцу. Во-первых, Анжела перестала разговаривать с ним на медицинские темы. Перестала ходить к нему на дежурства, как часто раньше бывало. Он спрашивал: “Дочка, ну как дела с учёбой? Какой зачёт сегодня сдавала?” Анжела отвечала уклончиво: “Все, какие надо, сдала. Пап, ну ты прям меня контролируешь, как школьницу. Вздохнуть не даёшь!” В общем, близость с дочерью куда-то подевалась. Во внешнем виде Анжелы тоже произошли изменения: она перестала краситься и носить платья. Все, сшитые ею самой наряды аккуратно висели на вешалках. Джинсы и кеды стали повседневной одеждой Анжелы. Причём, как показалось Яранскому, джинсы пригрязнились немного, но дочка не спешила их стирать, что вызывало недоумение. Волосы дочь носила распущенными, никакими заколками, резинками не пользовалась даже иногда. Всё чаще Яранский стал замечать, что от дочери пахнет табаком. Тут уж он смолчать не мог, и решил проявить строгость:

— Дочка, иди сюда. Есть разговор.

— Ну что опять? — возмущённо отозвалась Анжела.

— Когда ты начала курить?

— Я не курила.

— От тебя пахнет табаком.

— Просто я в лифте ехала с мужиком, а он прям возле подъезда только покурил и…

— Не надо врать. Это было не один раз.

Анжела поморщилась и сказала таким тоном, будто сделала одолжение:

— Уф, ну ладно. С девчонками пару раз покурила. Просто попробовать хотела. Только маме не говори. Ну что ты так вылупился? Расстреляй меня ещё за это!

Яранский не поверил своим ушам. Такой дерзости он не ожидал в принципе. Ему захотелось дать ей пощёчину, но он сдержался. Вместо этого схватил дочь за плечи и тряхнул что есть силы:

— Послушай, девочка моя, — отчеканил он, — я не знаю, что там происходит в твоей жизни, если не хочешь, не рассказывай. Но я требую к себе уважения! Ты поняла?

Анжела вырвалась и молча убежала в свою комнату. Хорошо, что Ларисы в тот момент не было дома. Когда она пришла, отец и дочь старались себя вести так, будто ничего не случилось.

С подругами Анжела как-то тоже стала редко общаться. Точнее, домой они к ним не приходили. Яранский слышал, как Анжела разговаривала с кем-то по телефону, и говорила извиняющимся тоном: “Вы уж меня простите, сегодня никак не получится. В следующий раз приду обязательно. Да, мне не здоровится. Всем привет передавай”. Яранский сообразил, что так она вежливо отказывается куда-то идти со своими девчонками. И тут доктора осенило. Да! Точно! Как же он сразу не догадался? Она, наверное, рассталась со своим парнем. Вот в чём причина такого её поведения! Девочка переживает. Это же понятно. Тема деликатная, поэтому она ничего и не рассказывает. Яранский повеселел. Он твёрдо решил, что выяснит всё у самого Андрея. Парень ему нравился. Он был ровесником Анжелы и учился в политехническом. Встречались они недолго, месяца три. Несколько раз он бывал у них дома. Но как всё выяснить? Не разыскивать же мальчишку специально, чтоб спросить о том, что между ним и его дочерью произошло. Тогда Яранский решил подкараулить парня возле института, где тот учился, подойти, как бы невзначай, и завести разговор. В свете последних событий своё поведение уже не казалось ему странным. А вдруг дочь, на почве несчастной любви, что-нибудь совершит неадекватное? Вдруг она сейчас находится под чьим-то дурным влиянием, и её надо спасать. Вадим был готов на всё.

Выследить молодого человека дочери оказалось делом не таким-то простым. Во-первых, Яранский не знал его фамилии. Во-вторых, на каком курсе и в какой группе он учится. То есть расписание посмотреть тоже было нельзя. Да и политехнический институт, как оказалось, состоял аж из девяти корпусов, и возле какого здания караулить Андрея было не понятно. Тогда Яранский сообразил, что надо поотираться возле институтской столовой, вдруг парень в неё ходит. Два дня подряд Вадим приезжал к столовой, которая располагалась в подвальном этаже второго корпуса. По нескольку часов он ходил вокруг да около, заходил несколько раз внутрь. Не встретился ему там Анжелин друг. На третий день Вадим заметил, что на него стали оглядываться студенты. И продавщица-буфетчица как-то посмотрела с прищуром. Всё ясно, завсегдатаи столовки заподозрили неладное: странный дядька ходит туда-сюда который день подряд, шатается без всякой цели. Не дай бог, охранника позовут или вообще полицию. Что он тогда будет делать?

Яранский бросил затею со столовой. Стал напряжённо думать и вспомнил, как будучи у них в гостях, парень рассказывал, что играет в баскетбольной команде. Ага. Андрей был невысокого роста и не шибко мускулист. Значит, он не профессиональный спортсмен. Скорее всего играет он именно в институтской спортивной секции. Осталось дело за малым: найти корпус, где у них спортзал. Туда и идти узнавать про баскетбольную секцию. Это было не сложно. И вот он уже прохаживается возле восьмого корпуса взад-вперёд. Подошёл к компании ребят возле входа. Спросил, не знают ли они, в какие дни тренируется баскетбольная команда. Они знали, оказывается тренировка должна быть через час. И вдобавок студенты знали самого Андрея Варламова, второкурсника с архитектурного факультета. Яранский стал ждать. На улице стояла жара, слишком тёплым выдался май. И вот на горизонте показался чернявый паренёк в спортивном костюме и кроссовках и с большой сумкой через плечо. Это и был избранник его дочери. Яранский не медля устремился к нему.

— Здравствуй, Андрей, — начал он, протягивая руку.

— Здравствуйте, Вадим Александрович, — парень замедлил шаг и удивлённо посмотрел на Яранского.

— Мне надо с тобой поговорить об Анжеле.

— Да я и сам хотел бы поговорить о ней, честно говоря. Не знаю с чего начать.

Мужчины отошли в сторонку. Андрей достал бутылку воды, сделал несколько глотков. Видно было, что он взволнован. Яранский взял инициативу в свои руки:

— Понимаешь, с моей дочерью что-то происходит. Она очень изменилась в последнее время. Причин этому я не вижу. Вот и подумал, что может ты в курсе. Вы, случайно, не ссорились? А то у девчонок так бывает: парень обидит, а она обижена на весь свет, зло срывает, грубит, всё наперекор делает, будто хочет доказать всему миру…

— Да боже упаси, чтоб я её обидел! — прервал Яранского Андрей. — Всё как раз совсем наоборот! В общем, мы расстались ещё три недели назад. Это она так решила, а не я.

— Ну может ты что-то такое сделал, что она решила тебя бросить? — не унимался Вадим.

— Да в том то и дело, что ничего.

— Не могла же она вот так прям взять и бросить! Расскажи, пожалуйста, как она объяснила своё решение.

— Вадим Александрович, Вы ставите меня в неловкое положение…

— Перестань. Я пойму тебя как мужик мужика. Но тебе не понять мои отцовские чувства, мою тревогу за дочь. Я должен разобраться.

Андрей присел на корточки. Яранский тоже сел рядом и приготовился слушать.

— Ну ладно, — вздохнул парень, — дело было так: она перестала выходить на связь. Где-то месяц назад, примерно. Я звоню, она сбрасывает. Вообще трубку не берёт. Либо абонент недоступен. Короче, я устал ломать голову, и пришёл к вам во двор. Дождался, когда она выйдет из подъезда. Смотрю идёт такая крутая, вся в джинсе (не её стиль), в мою сторону даже не смотрит. Я крикнул: “Эй, девушка, обернитесь!” Реакции – ноль. Как шла, так и идёт. Тогда я за ней побежал, и на углу дома ей путь перегородил. Она мне говорит: “Чё надо?” Я не понял. В глаза ей смотрю и говорю: “Анжелка, ты чего? Заболела что ль?” Она: “Освободи дорогу”. Я её за плечи схватил и говорю: “Дорогая, ну поприкалывалась и будет! В чём дело-то?” А она мои руки убирает и одно твердит: “Отпусти, мне по делам надо. И больше не приходи.” Я опять не в понятиях: “Не уйду, пока ты мне не объяснишь, чем я тебя обидел. Я что последний человек в твоей жизни? Я твой жених в конце- концов! Или ты забыла, как говорила, что любишь? Что мечтаешь, чтоб у нас было общее будущее, чтоб после института мы свадьбу сыграли красивую. Забыла?” А она вырвалась из моих рук, и с такой ненавистью в глазах прокричала: “Забудь обо мне и всё! И не важно, что я тебе сгоряча говорила! Может я голову потеряла от страсти, а теперь мои глаза открылись! И вообще, я тебя никогда не любила. У меня другой есть. Понял? И не смей меня хватать и преследовать! Неужели это так трудно понять?!” Я уж слово в слово не помню, что она говорила, но что-то вроде этого. Она убежала, а я так и остался стоять оплёванный. Такого унижения я ещё никогда не испытывал.

Яранскому стало жалко Андрея. Но теперь в голове у него что-то стало проясняться. Всё верно. Дочь нашла другого. И этот другой плохо на неё влияет. Ничего, Яранский отыщет и его. Главное, чтоб это был не какой-нибудь сектант или вербовщик в террористы. Мало ли… В общем, надо торопиться. Как же жаль парня… Дочка ему разбила сердце, да как некрасиво получилось всё.

— Я пойду, пожалуй, — стал прощаться Андрей.

— Парень, ты прости, пожалуйста, мою дочь. Анжела, видимо, попала под дурное влияние. Я обещаю во всём разобраться, и поговорю с ней. Она должна перед тобой извиниться за свой поступок. Она ведь могла поговорить с тобой по-человечески. На самом деле моя дочь не такая.

— Знаете что? Не надо ей передо мной извиняться. Я не представляю, как смогу её простить. Даже если прощу, не смогу забыть. Лучше уж я сейчас переболею. Лишь бы она счастлива была со своим новым другом.

Андрей развернулся и быстрым шагом направился в спортзал. Яранский был всецело согласен с парнем. Но, что бы девочка не натворила, она его дочь! Его кровиночка. И любить её он не перестанет. Следующим шагом предстояло разыскать нового молодого человека Анжелы. Всё разузнать о нём, и попытаться отобрать у него свою дочь! Яранский был полон решимости. Разгадка уже близко.

Глава 3.

— Анжела, нам надо поговорить, — начал Яранский смело. Сейчас, как ему казалось, самое время для откровенного разговора. Вечер. Лариса на дежурстве. Их с женой, кстати, главврач с прошлого месяца стал в разные смены ставить. Наверное, Лариса попросила. Но так даже лучше. Им в последнее время стало не о чем разговаривать. Лариса ходила обиженной и хмурой, и неизвестно, что она себе напридумывала. В обществе друг друга они стали испытывать неприятную неловкость. Ну ничего. Скоро всё разрешится и встанет на свои места. Анжела станет прежней любящей дочерью. Он попросит прощения у жены, и объяснит ей, что всё это время только тем и занимался, что распутывал клубок странных событий, происходящих с их дочерью. И что на самом деле никого у него нет, и любит он только её. Она его, конечно же, простит. Но это – потом. Сейчас главное – установить контакт с дочерью.

— Анжела! Я к тебе обращаюсь. Нам надо поговорить, — повторил Яранский.

— Мне – не надо, — огрызнулась Анжела.

— Я на днях встретил Андрея. Он мне рассказал, как ты с ним обошлась. Может объяснишь, в чём парень перед тобой провинился? И с кем ты теперь встречаешься?

— Да не обязана я перед тобой отчитываться. Мне уже девятнадцать. С кем хочу, с тем и встречаюсь. Не лезь в мою жизнь. И вообще, ты что за мной следишь?

— Совершенно верно, ты не обязана. Но, как твой родитель, я имею право знать. Я за тебя беспокоюсь. Посмотри, на кого ты стала похожа.

— Я – нормальная!

— Да ты, кажется, забыла, когда голову последний раз мыла! Стала неряхой и грубиянкой!

Анжела вскочила с кресла и почти закричала:

— Да что вам всем от меня надо?! Что вы пристали! Жизни спокойной нет! Может, мне жить отдельно от вас?! Этого ты добиваешься? Чтоб я ушла?

Яранский обалдел от услышанного. Он, наверное, перегнул палку. Ещё не хватало, чтоб дочь выполнила задуманное. Тогда уж точно они потеряют её навсегда. Он мгновенно взял себя в руки и сказал настолько спокойно, насколько сумел:

— Дочка, я погорячился , — он подошёл вплотную к девушке и обнял её за плечи. — Просто ты так изменилась в последнее время, и мы с мамой волнуемся, пойми. Не надо никуда уходить, мы ведь ради тебя живём. Ну почему бы тебе не пригласить к нам своего парня? Мы бы познакомились.

— Да нет у меня никакого парня, папа! — со слезами на глазах прокричала Анжела. — Тут другое!

— Что?

Девушка вырвалась из отцовских объятий и отвернулась.

— Не спрашивай пока ни о чём. Просто поверь, что я… Что… В общем, ничего страшного со мной не случилось. Я скоро всё расскажу. А сейчас я спать хочу, устала. Прости, пап.

После этих слов Анжела ушла в свою комнату и выключила свет.

Яранский немного успокоился. Но не надолго. Прошла неделя, а дочь ничего так и не рассказала. И вот однажды случилось нечто, что заставило Вадима прямо таки схватиться за голову.

Четверг. У него выходной. Выходной был и у Ларисы. Вся семья была дома. Дочь сидела у себя в комнате за столом. Вроде бы, ничего особенного. Яранский подошёл к ней сзади, поинтересовался, будет ли она обедать. Нет. Сказала, что готовится к зачёту. Яранский глянул через плечо Анжелы. Взгляд упал на учебник анатомии. 418-я страница. Через полтора часа отец снова заглянул. Анжела сидела в той же позе над книгой…, раскрытой на той же странице. Но даже не это напрягло Яранского. Он как-то смутно почувствовал что-то странное. Что? Он не мог понять. Какое-то внутреннее беспокойство и дискомфорт ощутил. Вернулся в зал, включил телевизор. Почему-то вспомнились свои институтские годы. Вспомнил свою группу. Их было семнадцать студентов. Девчонок больше. И однокурсницу, в которую был страстно влюблён. На душе потеплело от воспоминаний юности. Прошло уже двадцать семь лет с той поры как он был первокурсником и сдавал свою первую летнюю сессию. Вспомнил, как сдавал зачёт по анатомии, после которого у него даже дёргался глаз. Так трудно давалась ему анатомия, всю ночь не спал перед решающим днём, готовился. Эврика! Его осенило. Так вот в чём загвоздка. Одновременно и легко, от того, что понял, и страшно, от того, что из этого следовало. Точно! У Анжелы учебник был открыт на теме : “Симпатическая и парасимпатическая нервная система”. Она сказала, что учит. Но этого не могло быть! Нервную систему, Яранский ясно вспомнил теперь, проходят в четвёртом семестре, а никак ни во втором! У него холодок пробежал по коже. Он понял истину: Анжела в институт не ходит.

Он сидел в кресле перед телевизором и не знал, что ему делать с его догадкой. Надо всё выяснить. Вдруг он заметил, что Лариса куда-то собирается.

— Ты куда? — спросил он.

— Так, прогуляться.

— Может, вместе прогуляемся?

— В другой раз , — ответила жена равнодушно. — Мне ещё надо по делам кое-куда.

— По каким ещё делам?

— У меня что своих дел не может быть?

— Как меня достала вся эта недосказанность! — сказал Яранский с обидой. — У всех вдруг появились какие-то свои дела. Что я, посторонний что ли? Нельзя мне сказать, куда ты уходишь?

— У себя спроси, почему это произошло, что никто не хочет с тобой ничем делиться.

— Ах, значит во мне дело? — Яранский вышел в коридор, где Лариса красила губы перед зеркалом, уже одетая в лёгкую ветровку.

— Приду вечером.

— Не пущу! — Яранский решил “пойти ва-банк”, и встал в проёме входной двери.

— С ума сошёл?! — возмутилась Лариса, — Отойди немедленно! А то я опоздаю, мне к четырём надо успеть…

— Куда успеть? — не унимался Вадим. — Ты – моя жена, и я должен знать.

— Уф, ладно. К психологу. Понял? Я хожу к психологу. Хочешь, пошли вместе. Что застыл?

Яранский действительно застыл на месте неподвижно. Если бы она сказала, что идёт к любовнику, он бы, наверное, меньше удивился.

— У тебя что, деньги лишние завелись? — наконец ответил Вадим, не придумав ничего лучше. — Зачем к психологу?

— А что это так странно в нашей ситуации? — взвилась Лариса. — В доме поговорить не с кем: одна огрызается, чуть что, и шарахается от матери, как от врага, другой молчит как рыба. Что ни скажу – всё не так. Надоело!

— Ларис, ну может нам вместе…

— Короче, потом всё. Я опаздываю. Пока!

Да… Не думал Яранский, что так далеко всё зайдёт. В общем, он решил, что вечером, во что бы то не стало, поговорит с женой начистоту. А сейчас у него есть одно дельце. Ему предстояло выяснить, действительно ли его дочь бросила институт. ВУЗ, в который так мечтала с детства попасть, куда так тщательно готовилась, и выдержала конкурс шесть человек на место. Впрочем, так просто не узнать. Это не школа, где ребёнок под контролем учителя, который позвонит родителям в случае чего. В медицинском у них каждую пару ведёт другой преподаватель. Разные кафедры ежедневно. Ну ничего. Он просто пойдёт в деканат со своим паспортом, попросит секретаря посмотреть по компьютеру, когда и на каком занятии его дочь появилась в последний раз. Он подспудно знал, что ему скажут.

Через час доктор уже стоял у дверей деканата. Стал вспоминать, не работает ли тут кто-то из его прежних знакомых. Так и не вспомнил никого. Декан, как назло, был в отъезде, и пришлось общаться с секретарём. Пышная женщина в круглых очках на пол-лица никак не хотела давать Яранскому никакой информации. Наверное, ей просто было лень ковыряться в документах и что-то искать. Вадим сидел напротив неё в крохотной комнатушке и упрашивал:

— Пожалуйста, я ведь не прошу ничего сверхъестественного. Просто посмотреть, посещает ли моя дочь институт.

— Поймите мужчина, — отвечала секретарша безапелляционным тоном, — мы не даём информацию о наших студентах третьим лицам. Это запрещено.

— Да какое я третье лицо? Я – отец. Вы мой паспорт посмотрели, не так ли? Я ведь Вас не прошу мне врачебную тайну раскрывать. У Вас дети есть? Понимаете, если б Вы сами подозревали, что ваш ребёнок прогуливает, как бы Вы поступили?

Наверное, дети у неё были, поэтому она всё же “вошла в положение” и сказала:

— Ну, хорошо. Ещё раз, как фамилия?

— Яранская Анжела Вадимовна. Лечебный факультет. Первый курс. Пятая группа.

Секретарь декана сначала тыкала по клавиатуре и напряжённо всматривалась в монитор, затем полезла в шкаф с железными дверцами за своей спиной, достала толстую папку с надписью: “Леч. фак. 2015г” и извлекла из неё дело (по другому не назовёшь) с данными его дочери.

— Так. Яранская А. В. Значит так, — секретарша многозначительно посмотрела на Вадима, — она написала заявление на академ. отпуск.

— Академический отпуск?

— Да.

— Не понял, зачем?

Повисла пауза.

— А Вы знаете, я ведь припоминаю её, — вдруг сказала женщина, — заявление написано всего неделю назад, десятого мая. Точно, приходила девушка такая патлатая, чёлка длинная, аж глаз не видно. Она?

— Да, это она.

— Так вот. Дело в том, что история такова: к декану приходил староста их группы, и поставил в известность, что Яранская уже месяц не посещает занятия. Однокурсники звонили ей, но она то трубку не брала, то говорила, что болеет. Тогда меня заставили её разыскать и вызвать. Я дозвонилась до девочки и велела явиться. Она пришла и сразу написала заявление на академический отпуск по беременности. Заявление ещё не подписано, так как справки от врачей ещё не предоставлены. Она здесь недолго была, как-то быстро написала, сказала, что пройдёт медосмотр и принесёт. Я её только по чёлке длинной и запомнила.

— Стойте. Как по беременности?

— Так.

— А почему же нам ничего не сообщили? — обескураженно спросил Яранский.

— Мужчина, вы себя-то послушайте. Что не сообщили? И с какой стати? Здесь не садик, все студенты – взрослые люди. Они спят друг с другом, не поверите! И кто-то беременеет от этого. Удивлены? Напрасно. У нас за второе полугодие 2016 года с первого курса шесть девушек академ. оформили по беременности. Ещё столько же продолжают учиться. Родят и сразу на учёбу. Ничего необычного.

— Понял. Извините за беспокойство. Последний вопрос. А какого числа моя дочь последний раз была на занятиях?

— Ой, ну какое это имеет значение?

— Пожалуйста, гляньте.

— Это придётся расписание открывать… И потом, здесь в программе не фиксируются пропуски. Это надо созвониться с преподавателем…

— Ладно, не надо. Спасибо, итак помогли. Просто распечатайте мне её расписание за прошлый месяц, я сам с преподавателями поговорю.

Секретарша благодарно вздохнула, так как ей не придётся больше предпринимать никаких усилий, распечатала на принтере расписание пятой группы первого курса лечебного факультета и отдала незадачливому папаше.

Яранский вышел из деканата и направился в сторону дома. Решил пройтись пешком, чтоб подумать. Идти предстояло примерно минут сорок через городской парк. Погода была предрасполагающая к прогулке: лёгкий майский ветерок приятно обдувал лицо, на небе ни облачка, вокруг щебетали суетливые воробьи, играя в сочной зелёной траве.

Значит, его дочь беременна. Всё так просто. Вот откуда такие перемены настроения. Это гормональная перестройка организма, только и всего. Ну и слава богу. Забеременела и боится сказать родителям, вот дурочка. Ничего, ребёнка родим и вырастим. Замуж потом выйдет. А может отец Андрей? Он, видимо, наврал Яранскому, что Анжела его бросила. А он-то, глупый, поверил, ещё жалел парня. Всё прояснилось. Он был рад. Даже ругать дочку не будет.

Яранский завернул в ворота парка. Решил срезать путь и пошёл не по асфальтовой дороге, а по узенькой тропинке вдоль густых декоративных кустов. И тут ему пришлось остановиться. К скамейке, что располагалась в аккурат за кустом, с обратной стороны которого он стоял, направлялась его дочь. Яранский присел на корточки и притаился. Анжела села на эту скамейку, получилось, к нему спиной. Она стала играть в игру на телефоне. Явно, кого-то ждёт. Интересно. Яранский находился буквально в метре от скамейки, он старался не шевелиться. И в который раз за последнее время он почувствовал себя идиотом. Через пять минут к скамейке подошла его жена и села рядом с дочкой. Он узнал её по голосу. “Ну что ж. Послушаем. Надо же, договорились встретиться без меня… Что-то скрывают от отца. Бессовестные!” — со злостью подумал Вадим и навострил уши.

— Доченька, спасибо, что ты пришла, — начала разговор Лариса, — выслушай меня, пожалуйста.

— Мам, боюсь, мы зря теряем время.

— Не зря. Ответь прямо, что происходит?

— Ничего. Вы с папой сговорились что ли?

— Нас тревожит твоё поведение. Я не хочу тебя ни в чём обвинять. Мы с тобой всегда были подругами, всё рассказывали друг другу. Я чем-то тебя обидела? Разве я не имею право знать? Я же твоя мама.

— Мама, ты ни при чём. И отец тоже. Просто… Я не могу рассказать. Пока не могу. — виновато ответила Анжела.

— Может ты…

— Я не наркоманка, и не беременна.

— Точно?

— Да.

— Ну даже если у тебя появился какой-то секрет, разве это повод так холодно относиться к матери? Ты не говоришь со мной, уворачиваешься, когда я хочу тебя поцеловать или обнять. За весь день, что я на работе, даже не позвонишь ни разу. Будто я тебе чужая.

И вдруг Анжела заплакала.

— Мамочка, прости меня. Я всё-всё расскажу вам с папой. Только дай мне немного времени.

— Не плачь, доча, прошу.

— Я вижу, что извела вас, но вы ведь не поймёте! — вскричала Анжела с досадой в голосе.

— Мы всё поймём и поможем тебе, обещаю, дочка. Мы же – семья!

— Нет, не могу. Иди домой, мам. Я поздно сегодня приду.

Анжела встала и быстро ушла куда-то в сторону автобусной остановки. Яранский еле сдержался, чтобы не выйти из своего укрытия и не обнять свою бедную жену. Он дождался, когда Лариса уйдёт, и только потом сам медленно направился домой.

Глава 4.

Было около семи часов вечера. Вадим устало направлялся в сторону дома. Мысли его путались. Версия с беременностью дочери, судя по услышанному им разговору, не подтвердилась. Но Анжела и ему и матери чётко ведь дала понять, что она просто не может рассказать, что с ней происходит только потому, что её, якобы, не поймут. Что же это может быть? Секта? Клуб самоубийц? Проституция? Или она совершила преступление? Убила? Украла? В общем, Яранский понял одно: он смертельно устал. Устал мучиться в догадках, устал от напряженной обстановки в семье, устал от неизвестности. И сейчас ему хотелось одного: расслабиться. И уснуть. Поэтому перед приходом домой он купил в местном магазинчике 0,5-литровую бутылочку коньячка, лимончик, плиточку молочного шоколада и мультифруктовый сок. Он не исключал, что супруга тоже захочет к нему присоединиться, так как, он понял, она находится не в лучшем положении, чем он сам.

Лариса была уже дома, она готовила ужин. Вскоре на столе появились две тарелки с макаронами “по-флотски”, салат из свежих овощей и две чашки чая с лимоном. Жена сухим официальным тоном пригласила Яранского к столу. Он сел и тут же заметил:

— Я тоже лимон купил.

— И что?

— А то, что не только лимон.

— Ну, доставай!

— Ну, достану! — подыграл Яранский. Он вдруг почувствовал тёплые нотки в голосе супруги и решил на основании этого, что, возможно сегодня они помирятся. “Надо же, догадалась, что я выпивку купил. Не зря говорят, что муж и жена – одна сатана,” — подумал он, но сразу понял, что эта поговорка всё же о другом. Но неважно. Он встал и пошёл к своему пакету, оставленному в коридоре возле вешалки. Пока шёл (секунд пять) у него разыгралось воображение. Точно! Сегодня он помирится с Ларисой. Он готов извиниться перед ней за своё поведение. И доктор уже даже представил обнажённую жену, её пухленькое тёплое тело в своих объятьях под одеялом. Да! Целый месяц он к своей законной жене даже не прикасался, идиот! Как же он теперь её хочет, оказывается!

Яранский откупорил бутылку “Арарата”, разлил по пятьдесят грамм и настроился на весьма приятный примирительный вечер. Лариса, как ему показалось, была тоже не против такого развития событий, хотя кто их знает? Этих женщин. Поэтому он решил сразу уж не расшаркиваться, а понаблюдать за ней немного.

— Ну, за что выпьем? — начал он, поднимая рюмку и глядя в глаза Ларисе.

— Вадик, я смотрю у тебя весёлое настроение. Оно как-то не вяжется с происходящими событиями.

— Давай сперва успокоимся, — предложил Ярнский , — и выпьем. А потом продолжим разговор. — Его игривое настроение моментом улетучилось.

Супруги подняли рюмки, чокнулись и одновременно залпом осушили их. По телу доктора разлилось приятное расслабляющее тепло. В мозгу прояснилось, и он решил не отступать.

— Что сказал психолог?

— Не важно.

— Вот, и я говорил, что глупо ходить туда, только деньги тратить. Ты шоколадку-то ешь, дорогая.

Лариса распаковала плитку молочного шоколада и отломила кусочек.

Яранский продолжал:

— А где дочь? Пришла уже?

— У себя закрылась. Уши наушниками заткнула.

— Ясно…

— Что тебе ясно? — в голосе женщины появилось раздражение и тревога. — Если тебе всё, как ты говоришь, ясно, поделись со мной. А то вы оба, как с цепи сорвались последнее время.

Лариса сама наполнила рюмки коньяком, и оба супруга выпили по второй.

— Вадим! — напористо продолжала Лариса, едва сжевав лимонную дольку. — Ты что-то знаешь? Скажи мне, что происходит? Я так не могу больше жить. Ты должен, просто обязан мне всё рассказать! Я же чувствую, что что-то случилось. Что происходит с нашей девочкой? В неё будто бес вселился.

— Не бес, — на пороге кухни стояла и слушала их разговор дочь. Когда она подошла никто не заметил. Её слова прозвучали как будто откуда-то из глубины колодца, глухо и нечётко.

Яранские повернулись к Анжеле. Она стояла, облокотившись о косяк двери, в своих не первой свежести джинсах, чёрной футболке навыпуск, с растрёпанными засаленными волосами. И очень отдалённо напоминала их прежнюю доченьку. Такую милую, родную, ласковую и красивую.

— Что? — переспросил Яранский недоумённо.

Анжела подошла. Она не стала садиться рядом с отцом на свободное место на диванчике, а пододвинула к столу табурет и села напротив обоих родителей. Лариса первая сориентировалась.

— Ну вот и славно. Раз мы все, наконец, собрались за общим семейным столом, пора расставить все точки над “I”. Доча, ты ничего не хочешь нам рассказать?

— Хочу, — твёрдо ответила Анжела, — давно пора.

Яранские уставились на неё. Голос дочери звучал так, будто это они, Яранские, виноваты в том, что происходит с ней. В её голосе звучал вызов. И уверенность. Повисла пауза. Анжела тяжело вздохнула. Ей явно требовалась смелость, либо она не знала, с чего начать.

— Ну? — Яранский стал смотреть в упор на дочь. — Рассказывай. Не бойся, мы твои родители. Что бы не случилось, мы тебя поддержим.

— Да, папа прав. Мы поможем и всё поймём, — добавила Лариса.

— Точно поможете? Обещаете? Даже если это будет что-то невероятное? И очень трудное? — спросила Анжела. В её голосе Яранский вдруг услышал нотки надежды. И мольбы о помощи, а вовсе не упрёк и не вызов. “Бедная девочка, совсем запуталась, наверное. И всё равно поняла, что лучше обратиться к родителям”, — подумал Вадим. Он решил, что сделает всё для неё. Чего бы ему это не стоило.

— Конечно обещаем, — вступила Лариса, — что родители не сделают для своего ребёнка?

— Для своего ребёнка… — Анжела потупила взор.

— Дочка, рассказывай! — Лариса пыталась сдержать волнение.

— Ладно. Сейчас вы узнаете всё. Только пускай сначала расскажет он, — сказала девушка, кивнув в сторону отца.

Яранского обуял какой-то мистический ужас. Он сразу понял, о чём речь.

— О чём? — тихо переспросил Вадим. Он увидел краем глаза, как на него смотрит жена. Кажется, она готова была вытрясти из него всю правду голыми руками, если б он сам не решился. У самого глаза забегали, как у нашкодившего первоклассника. Он не на шутку испугался.

— О том, что произошло месяц назад с лишним. Когда ты оживил меня. Вернул с того света.

Лариса посмотрела на Анжелу, как на ненормальную:

— Дочка, что ты такое говоришь?

— Уф… Никакая я вам не дочка. Я — другой человек. Не она я, понимаете? Пусть он расскажет, потом я всё объясню.

Супруги Яранские изумлённо уставились на Анжелу. Вадим ощутил нервное подёргивание правого века. Лариса посмотрела на мужа и строго сказала:

— Мне кажется, я слышу какой-то бред. Или сошла с ума я, или вы оба. Объясните же наконец, что произошло?!

Яранский понял, что обстановка накалилась до предела. Ладно! Сейчас или никогда. Тот день он помнил до мельчайших подробностей, он всё пытался забыть о пережитом, всё убеждал себя, что его дочь просто потеряла сознание тогда, а он её реанимировал по всем правилам медицины. А в памяти всё всплывала картина мёртвого неподвижного тела дочери, лежащего на диване в позе солдатика, а он над ней, читающий заклинание на непонятном языке в полумраке гостиной. Яранский выпил, не дрогнув, ещё рюмочку для храбрости и начал:

— Милая, я не мог тебе раньше этого рассказать. Ты бы не поверила, ты бы переживала… В общем, не представляю, что бы было, если бы ты узнала…

— Хватит уже! — прервала Лариса ненужную прелюдию.

— Так вот, — Яранский набрал в грудь побольше воздуха, чтобы суметь рассказать всю историю на одном дыхании, как можно быстрее, — Ларис, в тот день, когда я ездил за путёвками в турагентство, это и произошло. Ты к маме ездила до вечера. Пока тебя не было, Анжеле стало плохо. У неё случился анафилактический шок. Понимаешь? Она выпила новый антибиотик, сама купила и выпила. Я не успел её остановить, и это случилось. Она упала, потеряла сознание, чуть не задохнулась. Я её откачал. Преднизолон вводил, искусственное дыхание делал… А она всё была без сознания. Не помню даже, сколько времени. Я сам в шоке был, нервничал. Потом она открыла глаза. Я обрадовался, что дочка пришла в себя. Она спать сильно захотела, но это и понятно. Организм боролся. Стресс и всё такое. Потом ты пришла, вроде бы, ничего не заметила. Я хотел тебе рассказать, но боялся. Войди в моё положение и прости…

— Ну, допустим, не совсем так всё было… — встряла Анжела.

— Да, чуть не забыл. Я ещё в книге своей какое-то заклинание нашёл и прочитал, в тот момент, когда Анжела без сознания была. Вот глупость… Оно, там написано, магическое. От всех болезней… — Яранский хохотнул.

— Ты идиот?! — вскричала Лариса. — Какое заклинание, какая книга?! Почему ты не вызвал “скорую” ?

— А потому и не вызвал, — спокойно проговорила Анжела, — что поздно было вызывать. Смерть наступила мгновенно. И доктор сделал всё, чтоб вернуть к жизни девушку. Даже, спустя час после трагедии, провёл над её телом магический ритуал. Но, впрочем, это не важно. Никакой ритуал тут не при чём. Я – не ваша дочь. Анжела умерла ещё месяц назад. Я – другой человек, другая душа, которая пришла в её тело. Вернее, пришёл. Вы готовы меня слушать дальше?

Супруги молча смотрели на девушку широко раскрытыми глазами. На не их, как оказалось, дочь. В голове Яранского не укладывалось, как может быть правдой то, что он только что услышал. По лицу жены он понял, что та собирается не то впасть в истерику, не то потерять сознание. Несмотря на выпитое, Вадим чувствовал себя трезвым, как стекло.

— Та- а- к, — протянула Лариса. Она встала из-за стола и стала ходить взад-вперёд по кухне. Оказалось, дара речи она, в отличие от мужа, не потеряла. — Это какая-то игра? Дочка, ты в своём уме?

Анжела была неумолима:

— Лариса и Вадим! Вы очень хорошие, добрые люди. Я должен объясниться. Выслушайте меня, пожалуйста, не перебивая. Молчать я больше не могу.

— Стоп! До меня дошло! — вдруг вскрикнул Яранский. — Да у тебя просто шизофрения. Раздвоение личности. Как я раньше не догадался!? — Доктор вскочил, потом сел. Затем пододвинулся к дочери вплотную и обнял её за плечи. Он заговорил твёрдо и внушительно, глядя ей в глаза: — Анжелка, родная, тебя надо лечить. Понимаешь? Давай в клинику ляжем, а? Я найду лучших психиатров, психологов, кого надо – всех найду. Ты только не отказывайся, хорошо? Осознай, что ты – больна.

Девушка резко встала:

— Если я ещё раз услышу такое, я сразу, прям сейчас уйду и всё! Никогда меня не увидите больше! Обещали же помочь, а сами? В психушку меня сдать хотите! Это вы осознайте, наконец, что в жизни может происходить иногда то, что кажется невозможным. Просто поверьте!

— Ладно, давайте без эмоций, — предложила Лариса. — Мы тебя готовы выслушать, дочка. Обещаю, что мы не будем перебивать и попытаемся понять… Успокойтесь же все.

Супруги сели на свои места. Анжела налила себе стакан воды, отпила половину, приготовившись к долгому повествованию. Она села снова напротив Яранских и помолчала некоторое время. А потом вот что поведала:

— Меня зовут Рамиль Садыков. Вы простите, если я буду груб или резок. Начну сразу с главного: ваша дочь уже месяц как на небесах… Она погибла от аллергии тогда, в апреле. Её душа покинула это тело. Если вы верующие люди, то должны знать, что тело бренно, а душа вечна… О том, как это произошло я расскажу чуть позже, а пока главное: я здесь, чтобы спасти от смерти мою дочь. На самом деле, я умер в декабре 2015 года. Чтоб вы не сомневались, что слышите правду, я докажу. Принесите, пожалуйста, ноутбук.

Лариса встала и сходила за ноутом в зал. Девушка, назвавшаяся Рамилем, включила компьютер и в поисковой строке Яндекса набрала: “Торговый центр “Радуга” “. Через одну секунду Яранские увидели на странице множество сайтов по данному запросу.

— Ну вот, например, — сказала Анжела (или парень Рамиль?), кликая на первый же попавшийся сайт. Супруги уставились на экран и стали бегло читать. Сначала шла речь о сети магазинов оптово-розничной торговли под названием “Радуга” (они действительно заполонили весь их город) и о двух крупных торговых центрах, пятиэтажных гипермаркетах с одноимённым названием. Затем была небольшая заметка о новом современном кинотеатре, расположенном в спальном районе. В конце статьи некролог : “03.12.2015г после продолжительной болезни скончался владелец торговой сети “Радуга” Садыков Рамиль Хасанович, предприниматель, общественный деятель, меценат. Рамиль Хасанович принимал активное участие в жизни города, занимался благотворительностью. Рамиль Садыков не дожил до своего 34-летия всего одной недели. У бизнесмена остались жена и пятилетняя дочь”. Дальше следовали соболезнования от редакции газеты, из которой была статья. Внизу страницы порядка десяти фотографий самого Садыкова в окружении семьи, на каких-то встречах. Яранский увеличил фото. С экрана на него смотрел видный молодой парень с ярко-выраженной мусульманской внешностью. Под ёжика стриженые чёрные волосы, заострённая короткая бородка, выступающие вперёд скулы, монголоидный разрез глаз. Чёрных глаз. “Какое волевое лицо”, — подумал Вадим.

— Это – я, — коротко произнесла девушка.

— Это неубедительно, — еле слышно ответила Лариса.

— Ну ладно, — сказала “Анжела”, и пальцы её забегали по клавиатуре, — вот глядите. Это – соцсеть “Одноклассники”. Набираем логин…, пароль…, и – уаля! Мы вошли на мою страницу! Вот мои фото, вот друзья… Моя страница не удалена с сайта. Как бы посторонний человек смог попасть в мой аккаунт?

Вадим с Ларисой переглянулись. Яранский видел, что лицо жены бледное, как полотно. Она дрожала. Яранский не осмелился обнять её.

— Всё что ты говоришь, дочка, похоже на сумасшествие, — произнёс Яранский.

— Дочка, дочка… ! Ну услышьте же меня, наконец! Я понимаю, вам трудно смириться с тем, что Анжелы больше нет. Но это правда.

— Да ни один нормальный человек не поверит в такое! — вскричала Лариса с горечью в голосе.

— Хорошо. Тогда слушайте.

Тут из уст девушки полилась незнакомая речь. Это были какие-то стихи на нерусском языке. Речь произносилась с выражением и нараспев. Минуты через три девушка перешла на русский:

— Это – суры из Корана. Мои родители – деревенские. Они очень набожные люди, истинные мусульмане. Они заставляли меня изучать Коран на нашем родном татарском языке. Скажите, ваша дочь знала татарский?

— Нет, — тихо ответила Лариса и из её глаз брызнули слёзы.

“Ну вот, хоть какая-то эмоция проявилась”, — подумал Яранский. Сам он, конечно, не верил в весь этот бред. Хотя, где-то на задворках ума возникла картина того самого кинотеатра, современного, облицованного зеркальной плиткой с неоновыми огоньками по периметру крыши. И ещё всплыл в памяти рекламный щит на проспекте Космонавтов с изображением улыбающегося бизнесмена, держащего на руках упитанного младенца, и надписью сверху : “Подари жизнь”. Не зря лицо в компьютере, лицо Рамиля, показалось ему знакомым. Просто он не знал и никогда не интересовался элитой города. Знать не знал, кому принадлежат все эти магазины, бизнес центры, рестораны и так далее. Ну ничего, он потом всё переосмыслит, а сейчас главное – не довести жену до инфаркта!

А безжалостная их ненастоящая дочь всё не унималась:

— Послушайте! Вам придётся мне поверить! Ну вы что же, совсем атеисты что ли? Сейчас я объясню главное: зачем я здесь. Зачем я нахожусь в теле Анжелы. Как я в него попал, расскажу позже. Я здесь для того, чтобы спасти мою дочь! Мою родную дочь. Дело в том, что я не просто умер от болезни. Меня убила моя жена. Она меня отравила. Я узнал об этом слишком поздно, когда умер. То есть, когда умерло моё тело. Тело молодого парня, которого буквально за месяц высушила болезнь. Вернее, яд. Когда ты попадаешь за черту, тебе всё открывается. Каково же было моё изумление, когда я увидел, что это со мной сотворила моя любимая жена! Она это сделала для того, чтоб получить наследство. Я ведь владею не только кинотеатром, всеми этими магазинами и развлекательными центрами. У меня есть недвижимость в Нью-Йорке, Лондоне и на Гоа. Не говоря уж о России. В общем, теперь жена захочет избавиться от дочки. Сразу она этого не сделала, так как было бы подозрительно, но прошло полгода.

Яранский так увлёкся рассказом, что забыл, о том, что находится в весьма странной и жутковатой ситуации. Он спросил:

— Так зачем же ей это нужно? Она ведь итак могла пользоваться всеми этими благами. Да и как она может угрожать своей дочери?

— В том то и дело, что Альфия – не родная дочь Роксаны. Родная мать девочки умерла при родах. Дело в том, что, как я уже говорил, мои родители и родители моей первой жены ортодоксальные мусульмане. Мать с отцом сами нашли мне невесту. По своему вкусу. Не важно, что я давно жил сам по себе, занимался бизнесом. Меня поставили перед фактом: так принято и всё. Я не привык ослушиваться родителей. Мог бы, но не захотел. Маму не хотел огорчать. И женился на восемнадцатилетней Зарине. Я уважал её, но был равнодушен, как к женщине. Когда жена забеременела, моему счастью не было предела. Я любил своего ребёнка с того момента, как узнал о нём. Жена расцвела, будучи в положении. Я даже стал смотреть на неё другими глазами. Но случилось страшное: родственники настояли, чтоб рожала Зарина дома. Я был категорически против, но роды начались раньше срока. В тот день я был в командировке. Из Москвы смог прилететь лишь на следующий день. Пока меня не было, домой пригласили акушерку, которая приняла мою девочку. Но у жены началось кровотечение, и до больницы её не довезли. До сих пор не простил я родне смерти Зарины. По их вине моя дочь осталась сиротой. Отец с матерью уговаривали меня оставить её жить с ними в деревне, но я не согласился. Не хотел, чтоб её воспитывали в строгих мусульманских традициях, как меня. С самого рождения у Альфиюшки были няни. А она всё о маме мечтала. И когда ей было четыре, я познакомился с Роксаной. Мне прямо крышу снесло от такой красоты. Я влюбился впервые в жизни. Решил, что будет моей эта женщина, чего бы мне это не стоило. А ей, оказалось, только деньги мои нужны были. Поженились мы через два месяца. Надо отдать должное, хорошей она была мачехой для моей дочки. Та её полюбила, как родную маму. Я летал от счастья, когда наблюдал, как они играют вместе, целуются, обнимаются. И со мной Роксана была ласкова и заботлива. Я ничего не замечал… И не предполагал, что за змею пригрел… Через несколько месяцев после свадьбы я почувствовал себя плохо. Не сразу, постепенно. Стал уставать, худеть. Голова всё время болела и тошнило. Лёг на обследование. Поставили диагноз: острый лейкоз. Я месяц в онкологии пролежал, лечился. Надеялся на лучшее. Принимал гормоны. От них моё лицо преобразилось. Я стал жиреть. Не мог на себя в зеркало смотреть. Донора мне подобрать для пересадки костного мозга не смогли. Мне оставалось пить эти убийственные гормоны, чтоб не умереть быстро. Я понял, что если не хочу окончательно потерять человеческий облик, надо отказаться от этих препаратов и выписаться из больницы. Решил, сколько проживу, столько проживу. Зато дома умру, в кругу любимой жены и дочки. Написал завещание (о нём позже расскажу). Умирал я счастливым, не скрою. Рядом были те, кого я любил больше жизни. Было спокойно, что жена и дочь обеспечены, радовался, что Альфие такую хорошую мать нашёл.

Девушка замолчала. Она отхлебнула глоток воды. Собиралась продолжать рассказ, но тут её глаза встретились с глазами Ларисы. Матери, к которой медленно, но неотвратимо приходило осознание того, что она потеряла дочь. Яранский тоже посмотрел на жену. Лариса встала и подошла к окну. Слёзы катились по её щекам. Вадим подошёл к жене. Он понимал, что что-то должен сделать, но не знал что… Анжела, не обращая внимания на супругов, продолжала:

— Вы должны мне помочь…

— А мне кто поможет!? — громко, с вызовом спросила Лариса.

А потом случилось вот что. Вадим попытался обнять жену, но она резко вырвалась и накинулась на него с кулаками:

— Это ты виноват! Ты! Всё из-за тебя! Сволочь! — кричала Лариса, задыхаясь и давясь слезами. Она била Яранского в грудь, в лицо и куда попало со всей силы и исступлённо кричала и кричала: — Ненавижу тебя! Почему, почему ты мне ничего не сказал?! Это из-за тебя я потеряла дочь! Если бы ты вызвал “скорую”, когда она умирала, ты бы мог спасти её! Где теперь моя девочка?!

Яранский даже не пытался уворачиваться от ударов, он крепко схватил Ларису за плечи, и вдруг почувствовал, как женщина обмякла в его руках. Лицо её пылало. Она замолкла и прошептала:

— Сердце…

Вадим понял, что у жены сердечный приступ. На этот раз он не стал полагаться на свои силы и сразу позвонил в “03”. Трубку взял его коллега, фельдшер Крапивин. Яранский обрисовал ситуацию в двух словах, и уже через три минуты за окнами послышался вой сирены. Анжела всё это время стояла возле Ларисы и робко держала её за руку. А несчастная женщина всё продолжала тихо плакать, глядя в одну точку на стене.

Глава 5.

На следующее утро Яранский стоял возле дверей ординаторской кардиологического отделения 2-ой горбольницы. Накануне Ларису госпитализировали с гипертоническим кризом. Для своей коллеги медика выделили отдельную палату. Прежде чем навестить жену, Вадим решил обстоятельно поговорить с лечащим врачом:

— Сергей Геннадьевич, скажите как врач врачу, насколько у Яранской серьёзная ситуация?

— Ну Вы сами понимаете, при поступлении давление у неё было 240 на 120. Высок был риск инфаркта. Слава богу, давление нам удалось быстро стабилизировать. На утренней ЭКГ никаких ишемичеких изменений, к счастью, не обнаружено. Проводится гипотензивная терапия. Посмотрим, что дальше будет. Видно, у пациентки сильный стресс, она постоянно плачет. Ночью делали ей даже феназепам.

— Да, понимаю, — стал оправдываться Яранский, — у нас с дочерью проблемы. Понимаете? Бросила институт… — Вадим кивком указал в конец коридора, где на скамейке для посетителей сидела молодая блондинка в чёрных джинсах, та самая нерадивая дочь.

Доктора-кардиолога, видимо, не очень интересовали семейные проблемы пациентов, и он сказал:

— Если хотите повидать супругу, сто раз подумайте, не станет ли ей хуже после вашего визита. Женщине нельзя волноваться. Иначе… Сами понимаете…

— Доктор, я аккуратно, не беспокойтесь, — пообещал Яранский и приоткрыл дверь в палату.

Лариса лежала под капельницей. Левая рука с небольшим синяком под иголкой системы безвольно лежала поверх клетчатого байкового одеяла. Лицо повёрнуто к стене. Женщина не шевелилась. Яранский присел на край кровати и погладил Ларису по руке. Она повернулась. Глаза жены были красными и распухшими от слёз. Сердце у Вадима сжалось от боли.

— Милая моя… — Яранский положил голову на грудь Ларисы.

— Ты знаешь, — начала Лариса охрипшим голосом, — я всю ночь думала. О том, почему так несправедлива ко мне судьба. Я поняла и осознала, что нет больше моей девочки… Но вот что ужасно, так это то, что я не помню, как это случилось… Когда я потеряла её. Для тебя всё определённо. Есть до, и есть после. А вот я… Всё пытаюсь вспомнить тот день, когда ты купил путёвки. Тот самый, роковой день. Помню смутно, что рассматривала их, представляла, как мы прилетаем в Египет, какой будет у нас номер в отеле, какой пляж, как на пирамиды едем смотреть представляла. Весь тот день я провела в мечтаниях. Даже не отложилось, была ли дочь дома или гуляла. Постепенно я стала замечать, что Анжела изменилась. И ты изменился. Ни ты, ни она не могли объяснить мне в чём дело. Отношения между нами тремя становились всё холоднее. Я стала посещать психолога. Одному Богу известно, что было у меня на душе. И главное, причин никаких для таких перемен я не видела. И с чего всё началось, не понимала. Если б ты мне сразу рассказал всё, Вадим… Мне было бы легче. А сейчас…

Лариса снова заплакала. Капельница закончилась, и Яранский сам вытащил иглу из вены.

— Прости меня, родная. Я теперь понимаю, что натворил. Скажи, ты что, поверила в то, что сказала нам Анжела?

Лариса перестала всхлипывать. Она понимала: сейчас от неё зависит всё. Её муж – ведомый человек. Он никогда в жизни не определится без неё. Не сможет принять никакого решения. Так и будет метаться от берега к берегу и не сможет примкнуть ни туда, ни сюда. Не потому, что он слабак, а просто он – такой. Всю ночь Лариса не спала. Она прокручивала раз за разом разговор с Анжелой. Она сопоставляла факты. Она думала и думала… Нежелание верить в смерть своей дочери, отрицание, боролись с логикой: да. Всё, что она услышала от девушки, которая больше не была Анжелой – было логичным. От и до. Нереальным, но логичным. Много белых пятен было в этой истории, многое ещё надо выяснить, но… Если от неё одной, от её решения зависит жизнь маленькой девочки… Она должна помочь. Она должна поверить.

— Где она? — ответила Лариса вопросом на вопрос.

— Там сидит, в коридоре.

— Позови её ко мне.

— Ларисочка, ты уверена?

— Ты знаешь, кто-то должен из нас быть уверенным. Мы не можем до бесконечности играть в “верю- не- верю”. Надо уже всё выяснить, и принять какое-то решение. Или наша дочь сумасшедшая, или перед нами парень по имени Рамиль, и мы должны что-то предпринимать исходя из этого.

— Дорогая, ты не представляешь, как мне тяжело… А ты у меня сильная.

— Мы – сильные. Мы справимся. Зови её скорее.

Яранский вышел в коридор и позвал Анжелу. Девушка вошла и робко села на постель Ларисы, туда, где только что сидел Вадим. Тот отошел к окну, предварительно плотно прикрыв дверь в палату.

— Как Вы себя чувствуете? — спросила девушка.

Лариса села и пододвинулась вплотную к Анжеле. Она стала гладить волосы своей девочки, при этом на глаза её вновь навернулись слёзы. Безутешная мать крепко обняла своего ребёнка. Да! Пусть логика и мозги твердят упрямо, что это не так. Но вот ведь, перед ней она! Её родненькая девочка. Из плоти и крови. Её красавица.

Девушка ответила взаимным объятием, затем стала вытирать слёзы с лица матери. Своей названной матери. От этой сцены у Яранского у самого увлажнились глаза.

Через несколько минут Лариса взяла себя в руки и сказала:

— Прости меня, девочка. Так хочется тебя назвать моей. Моей родной дочуркой.

— Вы можете называть меня Анжелой для удобства. Это вы меня простите. На самом деле, когда я заварил эту кашу, я сам до конца не понял, во что ввязался. Это было почти спонтанно. Мной двигало лишь одно намерение: спасти дочь. Я и не подумал сразу, что ломаю жизни другим людям…

Лариса устроилась в кровати полулёжа. Она вытерла мокрые глаза и спокойным уже тоном сказала:

— Я ещё не разобралась и не знаю как мне называть тебя. Пожалуйста, расскажи нам всё подробно, с самого начала. Как бы нам не было трудно, мы попытаемся поверить. Правда, Вадик?

Яранский согласно закивал. Он сел в изголовье кровати жены и приготовился слушать.

— Спасибо вам обоим, — сказал Рамиль . — Так вот. Дома я уже успел рассказать о своей семье. Когда я понял, что мне недолго осталось, я составил завещание. Я, наверное вам известно, являюсь учредителем благотворительного фонда “Дыхание”. Я открыл его после смерти моей первой жены. Я жертвовал фонду более 50% своих ежемесячных доходов. Остальное шло на содержание заграничной недвижимости, на развитие бизнеса. Чем занимается мой фонд вы догадываетесь. Это финансовая помощь больным детям. Теперь руководителем этой организации является мой заместитель, нормальный, надёжный человек. Для меня было свято то, чем мы занимаемся. Хотя сам я не принимал непосредственного участия в организации лечения детишек, только деньги перечислял. У меня на это времени не было. Но я дорожу и горжусь до сих пор тем, что мы делаем. Так вот, после моей смерти все свои активы я распорядился распродать, и деньги перечислить на счёт моего благотворительного фонда. Ответственным за это мероприятие я назначил того самого своего заместителя и нынешнего руководителя фонда Павла Федышина. В нём я уверен на все сто. Моей жене и дочери остаётся дом в центре города и наш загородный коттедж, два автомобиля и небольшой счёт в банке. Моим родителям-старикам я определил пожизненное содержание, согласно их запросам. Им, в принципе, многого и не надо… А сделал я это не потому, что жаден. Я считал, что жене этого будет вполне достаточно для того, чтобы не работать, а посвящать своё время воспитанию дочери. Я понимал, что Роксана молодая, что она не долго будет вдовствовать. Она выйдет замуж, да я и не против. Но кто его знает, как её супруг распорядится моими активами? А так Федышин сделает всё как надо. Фонд, наше с ним детище, будет процветать. Благодаря этим средствам не одной сотне несчастных деток мы сумеем помочь. А почему я дочери не оставил состояния, так это потому, что не хотел, чтоб она росла и знала, что она богата, и ничего не надо делать. Я хотел, чтоб она училась, развивалась, ставила и достигала достойных целей. Не хотел, чтоб она стала представительницей “золотой молодёжи”, чтоб сорила деньгами, а потом бы выскочила замуж за какого-нибудь хахаля, который бы на её деньги позарился, уж простите за жаргон. По моему мнению, не должен жить на всём готовеньком человек. Лёгкие деньги лишь испортят его, да и не сумеет он их сохранить и приумножить. Если моя Альфия поставит цель разбогатеть, если она вырастет, и её заинтересует бизнес – ради бога. Пусть дерзает. Она сама должна узнать цену деньгам. Сама должна трудиться, стать умной, настойчивой, смелой. Получить образование хорошее, встать на ноги. Уверен, она меня поймёт и благодарна будет за такое моё решение. Так я считал и продолжаю считать… Мне казалось, я всё предусмотрел… Моё завещание должны огласить через шесть месяцев после моей смерти. То есть, теперь уже совсем скоро, в начале июня. На таком сроке настоял мой нотариус, так как необходимо уладить кое-какие формальности. Я не возражал, положено – значит положено. Но дело в том, что о существовании завещания никто не знает, кроме моего адвоката! Понимаете? Никто не знает! Всеми торговыми точками управляют мои замы, Роксана не может пользоваться имуществом в полной мере, только снимать деньги с личного счёта. Она же, естественно, является опекуном Альфии.

— Я всё-таки не понял, как ты узнала, — спросил Яранский, но тут же осёкся, — вернее, узнал, что твоя жена отравила тебя.

— Уф… Теперь начинается самая сложная часть моей истории. Через три недели после выписки из онкологической больницы и прекращения лечения, мне стало совсем плохо. У меня появилась красная сыпь на теле и синяки. Но самое ужасное то, что меня буквально покинули силы. Я лежал в постели и не мог встать от дикой слабости. И главное, не хотел. Ни есть не хотел, ни чего-либо делать. Я просыпался утром и уже через полчаса уставал. Мне трудно было даже разговаривать. Я понимал, что это – конец. Мысли мои путались, я уже точно не соображал, о чём говорят мои родные, хотя слышал слова… Умер я на рассвете третьего декабря. В комнате я был один. Сам момент перехода в мир иной я даже не осознал поначалу. Просто вдруг открываю глаза и ощущаю, что голова моя ясная, будто я проснулся после освежающего сна где-нибудь в горах, мысли чисты и прозрачны, а в теле лёгкость и бодрость. Я встал с кровати, и подошёл к окну. Увидел мелкие снежинки, белый пушистый ковёр во дворе. Мне захотелось срочно пощупать снег руками, и не успел я додумать эту мысль, как вдруг оказался посреди заснеженного газона на улице, под окнами своей комнаты. Сначала я не понял, что это странно. Я решил слепить снежок, и тут только увидел, что беру снег полупрозрачными руками… Я осмотрел своё тело, оно было одето в то, в чём я спал, но и тело и пижама были едва различимы, будто состоящие из пара. Границы меня нового были размытыми и нечёткими. Я понял, что я невидим, и что я умер. Наверное, это моё астральное тело. Или эфирное. Я в этом не разбираюсь. Сильного шока я не испытал, так как я, зная, что конец мой близок, сотню раз представлял себе, как я почувствую смерть. Примерно так я её себе и представлял, поэтому не сильно испугался. Я решил вернуться в комнату и посмотреть на своё умершее физическое тело. Я понял, что в мире мёртвых перемещаться в пространстве можно моментально, с помощью мысли. Ещё я сообразил, что могу, видимо, и через стены проходить, но решил, что потом опробую все эти чудеса, будет ещё время. Настроение у меня было вовсе не плохое, так как впервые за несколько месяцев я себя почувствовал здоровым и полным сил, даже энергичным, можно сказать. Обидно было, конечно, что я умер так рано, но все эти горькие думы я оставил там, на смертном одре. Тем более было приятно, что я осознал, что умерло тело, а не я сам. Никакого страха я не испытывал, потому что совесть моя чиста. Не боялся никакого божьего суда. Глубиной своей души я ощутил, что здесь я в безопасности, и был спокоен. Итак, я переместился в комнату и увидел у своего мёртвого тела, которое со стороны, оказывается, вообще выглядело ужасно изношенным и уродливым, Роксану и нашего семейного врача, который последние три дня ночевал у нас дома. Я сел на пуфик возле кровати. Немного стало жаль себя. Роксана плакала, доктор успокаивал её и говорил, что смерть наступила ночью, примерно два часа назад. Я стал внимательно разглядывать своё мёртвое тело и даже погладил его по голове. Я сказал ему мысленно: “Спасибо”. Мне захотелось отогнать от него всех и сказать: “Уйдите и не трогайте, оно моё”, но я понимал, что лучше мне уйти сейчас… Я переместился в детскую. Моя милая птичка мирно спала в своей кроватке, ни о чём не догадываясь. Я поцеловал её в лобик, в щёчки, в закрытые глазки. Как жаль, что нам придётся расстаться, моя девочка. Я опять же мысленно сказал дочке: “Прощай, и будь счастлива. Живи долго и помни о том, как папка тебя любил!” Я сел на край детской кроватки и стал любоваться моей красавицей. В этот момент я услышал зов. Не ушами услышал, а сердцем. Он просто зазвучал во мне, этот зов. Он проявил себя как сильное, непреодолимое желание куда-то идти. Или лететь. И я подспудно знал куда. Наверное, я всегда знал, но забыл, а теперь начал вспоминать куда мне надо. В мой настоящий дом. Я даже ощутил сильную тоску по нему, хотя ещё не вспомнил, что из себя представляет этот мой дом. Но уже хотел туда, очень сильно. Я посмотрел в сторону окна, и даже взлетел над полом на полметра, но приказал себе опуститься. Меня переполняла светлая радость от того, что сейчас мне предстоит удивительное путешествие в чистый, прекрасный духовный мир, но я сказал себе: “Стоп! Ещё с Роксаночкой не попрощался. Взгляну напоследок на мою красавицу любименькую и потом спокойно полечу”. Я переместился снова в свою спальню. Жена стояла на коленях у моей кровати и заливалась слезами. Я подошёл к ней вплотную, захотел обнять своими невидимыми прозрачными руками, но! Не смог. Роксану окутал чёрный дым. Я унюхал запах гари. Даже хуже. От этого дыма, который обволакивал фигуру Роксаны, и, который, наверное, видел я один, воняло трупным ядом, будто в нём сгорела дохлая кошка. Я протянул руку к спине Роксаны, но моя рука стукнулась обо что-то, о какое-то невидимое стекло. Невозможно было мне дотронуться до моей единственной женщины. Я был в недоумении. В душу закралось нехорошее предчувствие. Не спроста всё это. Я смутно различал силуэт жены, одетой в красный шёлковый халат с японскими иероглифами на карманах, её чёрные волнистые волосы, собранные в затейливый пучок на макушке. Я снова попытался прикоснуться к спине Роксаны, и моя призрачная рука встретила незримый стеклянный барьер. Я стал усиленно всматриваться в чёрный дым, который постепенно рассеивался в стороны от фигуры жены и вскоре заполонил всю комнату. Даже очертания моего трупа на кровати стали едва различимы. Дым кружился вокруг меня с бешенной скоростью. Зловонный дым. Я, казалось, непонятно каким зрением различал чуть ли не каждую молекулу этого газа. И было мне видение. Сам не понял, то ли оно возникло в моём мозгу (если у духа, конечно, есть мозг), то ли оно само выстроилась в толще дымовой завесы перед моим лицом своеобразным магическим кинофильмом. Я увидел мою любимую супружницу, подливающую из шприца какую-то жидкость в мою тарелку. Действо происходило на кухне нашего дома, явственно видно было во что она одета, выражение её лица, как она озиралась по сторонам после содеянного. Таких картин промелькнуло штук сто. Каждый кадр представлял из себя эпизод преступления, вершившегося ежедневно под крышей моего же собственного дома. Действующие лица не менялись. Менялась лишь одежда на людях, что сидели после за столом, внешний вид преступницы, посуда на кухне, время суток за окном… Затем я увидел, как жена сидит за компьютером и напряженно всматривается в монитор. Она ищет. Ищет способ убийства меня с помощью яда. Она страницу за страницей с описанием различных ядовитых веществ и лекарств тщательно изучает. На лице у неё зловещее выражение. Наконец, эврика! Она нашла подходящий вариант. Читаю из-за её спины: “вещество нитро******, промышленный яд третьего класса опасности, оказывающий токсическое действие на систему кроветворения, обладающий мутагенным и канцерогенным свойством. Специфического антидота не существует”. Затем она заказала бутыль этого раствора по интернету и вывалила за него сто пятьдесят тысяч рублей какому-то парню в чёрных очках, с которым встретилась где-то за городом примерно прошлым летом. Я не сразу поверил в увиденное. Но это же не может быть галлюцинацией! Да! Коварная женщина добилась своего. Я почувствовал не просто опустошение, а страшную обиду и бессилие. Я мёртв, и не могу себя защитить, не могу изменить ничего. Мне захотелось заплакать, а потом умереть. Но я уже умер. Не знаю, как описать моё состояние. Я вышел на улицу, после того, как окончился страшный фильм, сотканный из черного дыма. Я всё-таки заплакал. Даже со слезами, они были на ощупь мокрыми, но невидимыми, как я сам. Себя я видел, каким-то туманным облаком с размытыми очертаниями меня прежнего. Так выглядит дух. А мысли мои были ясными, сама моя личность сохранилась такой же, какой была при жизни, только тела теперь у меня не было. Я пошёл куда глаза глядят. Шёл и шёл. Сладостный зов куда-то пропал, и я не знал куда мне деться теперь. Пока я шёл по улице, я проходил сквозь толпу людей, сквозь их плотные тела, они не видели меня, а я их видел, но понимал, что между их и моей реальностью незримая граница. Иногда в толпе людей я видел таких же нематериальных существ, как я сам, духов. Они парили над землёй, или развлекались как-то. Прыгали с крыши на крышу, летали, словно птицы, или подсаживались к какой-нибудь компании в кафе и будто участвовали в трапезе, проходили через стены домов, попадая в чьи-то квартиры. Духи могли быть только незримыми участниками каких-нибудь событий. Наблюдателями.

Вечером этого же дня меня похоронили по мусульманскому обычаю. А перед этим было вскрытие. Как ни странно, на нём настояли мои старики, чем я был весьма удивлён. Моё тело перевезли в областное бюро судебно-медицинской экспертизы. Вскрытие мне делал главный специалист этого учреждения. Неприятный такой тип с толстым пузом, надменным лицом и красным носом. Он не нашёл в моём теле следов никакого яда. Догадываетесь, почему? Роксана заплатила ему. Много. Ещё за неделю до моей гибели. Она просчитала всё наперёд. Обычно людей с уже известным диагнозом рак не вскрывают, но Роксана на всякий случай подстраховалась. Она нашла этого мерзкого патологоанатома и договорилась с ним. Заплатила ему аванс. Если вскрытие состоится, обещала отдать всю сумму. Оно и состоялось, по требованию моих родителей. Он, как главный специалист, сам предложил свои услуги, мол, такой значимый человек в городе умер… Перед этим жена лишь уговорила моих, чтоб меня отвезли в областной морг, а не в городской. Это для них не имело значения, — Рамиль сделал паузу в рассказе, давая Ларисе и Вадиму переварить услышанное.

— Что было потом? — спросили Яранские почти хором.

— Потом потянулись долгие месяцы моих скитаний. Я не знал, что мне делать, ходил, бродил по городу неприкаянным туманным облаком и всё думал. Обо всей своей жизни, о том, как я мог так глупо жениться, так обмануться, так нелепо расстаться со своей жизнью. Я возненавидел Роксану, мою убийцу. Я много раз заходил в свой дом и следил за ней. За тем, чтобы она ничего не сделала моей дочке. Роксана искала способ обналичить мои активы. Она не участвовала в управлении предприятиями и магазинами, в деятельности благотворительного фонда. Она даже не знала, какие точно у нас прибыли. Конечно, теперь она являлась полноправной хозяйкой всего нашего имущества, но она никак не знала, как ей управлять всем этим. Её не интересует бизнес, но она бесится от того, что она не знает и не понимает, как ей всё взять в свои руки. Это я понял, когда часами в своём бестелесном состоянии просиживал рядом с ней за компьютером и читал всё то, что она набирает в поисковике. Она хочет стать миллиардершей, а все мои активы продать. Жить за границей. Путешествовать. Ни в чём себе не отказывать. Моя дочь станет ей помехой в этом. Она хочет избавиться от девочки, я уверен. Когда я в последний раз был у себя дома, как раз перед тем, как обрести это тело, тело вашей дочери, я по-настоящему испугался. Роксана села за компьютер с блокнотом и ручкой и набрала в строке “Яндекса” странный запрос: “Особенности психики ребёнка пяти лет”. Я понял, что она решила придумать способ избавиться от Альфии. Эх! Если бы она знала о завещании! Возможно, узнав о том, что я ей лично ничего не оставил, что распорядился продать всё своё имущество в пользу благотворительного фонда, тогда она бы потеряла интерес к моей дочке. Хотя, может быть, и нет. Квартира, дом и две иномарки – это тоже не мало, примерно пятнадцать миллионов рублей. Так бы это пришлось делить всё с падчерицей, а вот если бы её не стало… Так или иначе, девочка ей не нужна. Понимаете?

— Да, мы понимаем. Расскажи теперь, как ты оказался снова здесь, в мире живых. Как повстречал нашу дочь, — попросила Лариса. Яранский, к своему облегчению, заметил, что слёзы на глазах жены высохли, и в них, этих самых глазах, появился неподдельный интерес. Сам Вадим был настолько увлечён повествованием, что даже стал забывать о том, в какую странную и страшную ситуацию они с супругой попали. “Ладно, эмоции оставим на потом”, — решил он.

А Рамиль продолжал:

— Так вот. Вышел я в тот день из своего коттеджа, не забыв чмокнуть в щёчку мою дочурку, которая мирно смотрела мультики в гостиной. Я часто присутствовал рядом с ней, когда она играла, была в детском садике или просто спала. Иногда мне казалось, что она меня видит, ощущает моё присутствие. Но, надо сказать правду, Роксана тоже не забывала уделять внимание девочке. Моя дочка её ужасно любит. Вот ещё в чём беда. Наверное, это часть плана Роксаны – расположить к себе её. Чтоб потом никто на неё не подумал… Ни мои родители, ни друзья, ни прислуга, ни следствие (если вдруг чего…) Сильно дочь привязана к ней. Ведь так мечтала о матери, бедняжка! Слушает Роксану, доверяет ей безгранично, кажется, что всё сделает, чтоб угодить “маме”. Этого я и боюсь! И вот иду я по улице, по вашей, как оказалось, улице. Было утро, солнце весеннее сияло, ничего я не замечал. Злился, что такая безвыходная у меня ситуация. Ведь даже если бы я присутствовал при расправе над моей дочерью, что бы я смог сделать? Я ведь всего лишь бестелесный дух! Я взлетел ввысь (за полгода, прошедшие после моей смерти я научился делать и это, и через стены проходить) и приземлился на крышу десятиэтажного дома. Сел на краешек и стал смотреть вниз, на детей, играющих во дворе. Иногда так легче думается, когда смотришь на мир сверху вниз. Ощущаешь себя более могущественным, а земные проблемы кажутся мелкими и незначительными. Через некоторое время я отвлёкся и решил глянуть, что делается в квартирах. Это я тоже мог, смотреть через стены. Людей в квартирах почти не было, так как был разгар рабочего дня. Вдруг, в районе третьего этажа я заметил необычную картину: какой-то мужчина размахивает руками над неподвижно-лежащим на диване женским телом. В комнате сумрак, в изголовье кровати горит свеча. А рядом с мужчиной на ковре сидит дух девушки и смотрит вверх, на потолок. Я понял, что девушка только что покинула тело, то есть умерла. Себе подобных я отличал сразу. Девушка выглядела как и я, расплывчатым туманным облаком. Более ярким пятном на ней выделялась красная юбка в горох. Да. Именно её тело лежало на кровати. По её поведению и выражению лица я понял, что девушка слышит зов. Такой же, какой слышал я, сразу после смерти тела. Наверное, она ещё не научилась управлять собой новой, поэтому не может выбраться из дома. Я устремился вниз в ту квартиру, пролетел сквозь первые семь верхних этажей и остановился на уровне третьего. Чтоб сразу не напугать девушку, вошёл в зал из коридора и тихонько позвал:

— Девушка- а…

Душа её резко встала с пола и оглянулась в мою сторону.

— Я умерла? — спросила девушка вполне спокойным тоном. — Ты ангел? Ты прилетел за мной?

Прежде чем ответить, я внимательно посмотрел на неё и на её мёртвое тело. Оно было прекрасным. Особенно волосы. И лицо, такое утончённое и умиротворённое. Просто ангельское. Вскользь я глянул на мужчину, её отца, который навис над её телом и читал из книги что-то, похожее на заклинание. Мужчина был в полном отчаянии, и мне стало жаль его. Дух девушки подлетел ко мне вплотную. Она тронула меня за плечо, и я обернулся.

— Нет. Я не ангел. Я такой же дух, как и ты теперь. Просто я уже давно здесь. Не покинул этот мир вовремя. Наверное, я – приведение.

— А я чувствую какой-то… Ну, как- бы это сказать…

— Зов, — помог я ей сформулировать.

— Да. Это странное, непреодолимое желание лететь отсюда домой.

— У меня тоже так было. А откуда ты знаешь, что тебе надо именно домой? И где он, этот дом? Я вот, когда умер, понятия не имел.

— А я знаю, что здесь, на Земле, я жила временно. И теперь я отправлюсь в иной, духовный мир. Я знаю дорогу.

— Да откуда же ты можешь это знать?

— Не все души одинаковые, Рамиль. Есть мудрые души, которые точно знают, зачем пришли на землю и выполняют здесь свою миссию. А есть такие, как ты, которые цепляются за своё материальное земное существование, и не могут вспомнить цели своего прихода на землю.

Я слушал эту необычную девушку-облако с шелковистыми светло-русыми волосами, которые она постоянно откидывала со лба и приглаживала прозрачной тонкой рукой. Слушал и удивлялся. Она не особо интересовалась своим мёртвым физическим телом и не паниковала по поводу своей смерти ничуть. Тем временем её безутешный отец продолжал напевать мистические звуки, он был сосредоточен и почти неподвижен. Анжела подошла к нему и крепко-крепко обняла и поцеловала в лоб и щёки. Так она попрощалась с ним.

— Мне здесь душно, — сказала она.

— Тогда полетели, — предложил я и взял её за руку, — я научу.

Я взлетел и потянул её за собой. Потом позже я подумал, что имя Анжела ей подходит, как никакое другое. Она и вправду была похожа на ангела-подростка: с одной стороны такая непосредственная и доверчивая, а с другой… Глаза её излучали мудрость и уверенность. Уверенность в знании, которым я не обладал.

Мы приземлились на крыше дома, там, где я до этого сидел. Девушка оглянулась и заулыбалась.

— Боже, как красив мир с высоты! Мне так нравится открытое пространство, небо, до которого рукой подать, — воскликнула она.

Я подумал: “Действительно, разные мы души. Её не заботит собственная смерть. Интересно, почему? Неужели там, куда она стремится, точно лучше настолько, что ей и со своими родными не жалко расставаться?”

Рамиль сделал перерыв в своём повествовании, так как дверь в палату Ларисы открылась и вошла медсестра с уколами. Яранский с Рамилем в теле его дочери (у Вадима уже и язык и не поворачивался назвать его Анжелой) вышли. Медсестра объявила, что им скоро уходить, так как будет тихий час. Мужчины вернулись в палату. Лариса попросила парня (она уже начала принимать истину за истину) продолжить рассказ.

— Так вот. Я спросил Анжелу, как только она перестала обозревать окрестности с высоты птичьего полёта:

— Скажи, пожалуйста, а тебе не жалко умереть? Сколько тебе лет?

— Ну, если ты имеешь в виду ту жизнь, то умерла я в девятнадцать лет. Мне умереть не жалко, потому что и без того моего тела, жизнь продолжается!

— А твои родители? Они же будут страдать!

— Не долго. Придёт время, и мы встретимся. Страдания происходят от недостатка веры. Они просто не верят, что жизнь, на самом деле, вечна. Я буду скучать по ним и ждать. Их миссия в том мире ещё не выполнена.

— А твоя, значит, выполнена? — удивился я, — раз ты уходишь с такой спокойной душой?

— Да. И поэтому, мне не жаль уходить.

Я хотел спросить, и что же она такого сделала значительного в свои девятнадцать лет, но она опередила вопрос:

— Иногда душа приходит для того, чтоб кого-то чему-то научить. Или чтоб сыграть роль в чьей-то судьбе. Понимаешь? Не всегда всё явно. Запомни это. А теперь нам пора прощаться. Я напоследок должна повидаться с мамой и с бабулей. Хочется обнять их. И с любимым человеком попрощаться. Мне сейчас на другой конец города лететь!

— Ты вернёшься сюда?

— Нет. Спасибо, кстати, что тут меня встретил.

Мне стало грустно. Девушка была первой, с кем мне удалось поговорить за полгода. И вот она исчезнет. А я так и останусь один на один со своей бедой. Анжела подошла к краю крыши и приготовилась отправиться в свою последнюю прогулку на земле. Но не зря же она так на ангела похожа! Видимо бог мне её послал. Она обернулась и сказала:

— Вернись в мою квартиру и действуй! У тебя всё получится, только доверяй себе.

— А что я должен делать? — крикнул я вслед воспарившей к облакам лёгкой призрачной фигурке, медленно тающей в небесной синеве.

Но ответа не последовало. Девушка исчезла. Наверное, всё что она должна была сказать, она сказала. Мне оставалось лишь довериться её знанию и действовать по наитию.

И я стал действовать. Вернулся в вашу квартиру. Вы, — Рамиль посмотрел на Яранского, — плакали, уткнувшись лицом в Анжелины волосы. Сотрясались всем телом. Я понял, что имела в виду Ваша дочь, когда предложила вернуться к Вам. Она дала согласие на то, чтоб я возродился в её теле. Да. Я сообразил. Ведь для того, чтоб исполнить мою, так сказать, миссию по спасению дочери мне нужно тело. В физическом мире. Ибо что я могу сделать, будучи бестелесным облачком?

Но как это осуществить-то? Девушка говорила, что я должен доверять себе. То есть слушать свой внутренний голос. А он мне ничего путного не подсказал. Тогда я тупо взлетел к потолку, расположился над телом девушки, прицелился и стремглав полетел прям в него. Так, будто намерен врезаться в него. С силой. И я будто всочился в это тело через макушку. Ощущений никаких у меня при этом не было. Я как будто лежал на диване, окружённый плотью. Как бы странно это не звучало, но я ощущал, будто надел на себя это тело как костюм. Я приказал себе мысленно принять это тело, как своё. Я велел этому сердцу биться, а крови – бежать! Я этого так страстно возжелал! Стать живым! Не ради себя, ради дочери! Я должен. И невозможное случилось. Я перешёл в мир живых. Причём так же незаметно, как и перешёл в нематериальный мир, когда умер. Я почувствовал, что дышу. И могу двигать своими новыми конечностями. Я сумел открыть глаза. С трудом, конечно. Я увидел перед собой лицо своего теперешнего отца. На нём я прочитал дикую усталость. И ещё любовь. Безграничную и всемогущую.

И тут меня охватил ужас. Только теперь я осознал, что как-то должен реагировать на всё происходящее, на новую для меня реальность. Теперь я – девушка по имени Анжела. Я должен вжиться в эту роль. Моё решение занять чужое тело было, как я уже говорил, импульсивным. Я не думал тогда, что внедряюсь в жизнь других людей, что мне придётся контактировать с ними. Что придётся вести себя как Анжела, любить своих родителей, ходить в институт, встречаться с её парнем. О ужас! Как вспомню, как я обошёлся с её молодым человеком! Стыдно, но вы же понимаете, другого выхода у меня не было! Поэтому я так был груб с вами, поэтому так всё некрасиво вышло. Лишь потому, что я не знал, как себя вести с вами! Понимаете? Очень трудно выражать искреннюю любовь к людям, которых совсем не знаешь, — Рамиль замолчал.

— Да, трудно тебе пришлось, — заметил Яранский.

— Расскажи ещё что-нибудь об Анжеле, — попросила Лариса с дрожью в голосе. Ни у неё, ни у Вадима не оставалось больше сомнений в том, что перед ними умерший бизнесмен Рамиль, а не их дочь.

— Да нечего мне прибавить. Последнее, что она сказала, что она летит попрощаться к маме и бабуле. И к своему любимому. Потом вот ещё, чтоб я вернулся к вам и действовал. Что было потом, я не знаю. Вы меня простите, что я к вам так…

Лариса промолчала. А Вадима охватило любопытство:

— Да простили, простили. Ну, честно говоря, худо-бедно, но справился ты со своей ролью.

— Ох уж, скажете тоже, справился! Не думал, что так это будет тяжело. Мне пришлось часто притворяться спящим, или нездоровым, только чтоб уединиться в комнате и кумекать, как разобраться с институтом, с подругами и друзьями… В первые дни я всё разглядывал своё новое женское тело. Оно было красивым, конечно. Но, шутка ли, мне было неловко даже притрагиваться к нему. Будто не себя трогаю, а молодую незнакомую женщину. Как ухаживать за телом, я прочитал в интернете. Но эти причёски мне не давались никак, макияж этот, будь он неладен. Каблуки – вообще извращение! Ну, в общем вы заметили, что следил я за собой плохо. Самое ужасное было то, что на сотовый телефон постоянно названивал парень по имени Андрей. Судя по фоткам в телефоне в обнимку с Анжелой, это и был её молодой человек. А я даже не мог понять, была ли Анжела девственницей, или не была! Я обследовал Анжелино тело, но так ничего и не понял. В общем, бросил я эту затею и решил, что просто отошью Андрея в грубой форме, чтоб расстаться с ним. Слава богу, Андрей сам меня нашёл, и всё случилось очень быстро. Жаль мне парня, но что делать? Не мог же я и с ним играть роль, целоваться там… И всё такое…

Ну в целом, я разобрался с Анжелиными друзьями, с учёбой. Но как мне было быть с мамой и папой, я не знал. Я понял, что у Анжелы были доверительные отношения с родителями. Я же отталкивал вас от себя. Потому что не мог фальшивить, лгать. Видел, что обижаю вас, таких хороших людей, что раню Вас, Лариса. Простите меня! Ещё я так вёл себя от того, что не смотря на то, что я добился чего хотел, то есть обрёл тело, не знал, как мне действовать в отношении моей жены и дочки. Я вновь обладал физическими параметрами, физической силой. А что дальше? Я не знал, как применить всё это в деле. Раньше я мог проникать в свой дом невидимым тогда, когда хочу, быть в курсе событий. Дочь была на глазах. Я следил за Роксаной, знал, куда ходит, что в интернете читает. А теперь? Я лишь издали наблюдаю за Альфиюшкой, когда её в садик возят, как в машину садится. И всё. Несколько раз подходил поближе на детской площадке. И то няня её быстро отводила в сторону… Короче говоря, понял я одно: придётся мне раскрыться и просить вашей помощи. Ничего я не смогу сделать один в теле вашей дочери. И самое страшное то, что время уходит! Понимаете? Над моей единственной дочерью нависла угроза. А я не в силах помочь. Получается, зря я всё это затеял, зря терпел сам и вас мучил? — последние слова Рамиль проговорил на повышенных тонах. А в глазах его заблестели слёзы.

Все трое молчали. Каждый думал о своём. Дверь отворилась, и в палату зашёл лечащий врач Ларисы.

— Лариса Леонидовна, — сказал он, — время посещений закончилось. К Вам сейчас придут ЭКГ снимать. Готовьтесь.

Доктор сам проводил Яранского с дочерью в коридор. Те вышли из больницы и присели на лавочку во дворе перед главным входом. Яранскому не хотелось смотреть в глаза дочери. Ведь он поверил. А это значит, что гладя в глаза Анжелы, он должен будет называть её Рамиль. Он должен будет понимать, что перед ним тело дочери, а душа другого человека. Два в одном. Но ему надо привыкнуть к этому. Подспудно он был к этому готов.

А в люксовой палате кардиологического отделения, невзирая на тихий час, мама Лариса, смирившаяся с потерей своего единственного ребёнка, собирала вещи. Она торопливыми движениями покидала в сумку халат, тапки, полотенце и косметичку. Села на кровать и стала думать. Вернее, она пыталась снова вспомнить тот день, когда муж принёс домой путёвки в Египет. Она не могла припомнить ничего особенного. Ведь, судя по рассказу Рамиля, именно в этот день её доченька прилетела попрощаться с ней. Наверно, обнимала и целовала её, так же, как и отца. Ничего Лариса не помнила. Примерно в это время, с одиннадцати до часу дня, сидела с больной матерью на кухне, потом готовила, потом мерила ей давление, потом вышли с ней прогуляться вокруг дома. Потом что-то ещё… Жалко и обидно. Но теперь Лариса должна думать о другом. Да. Случилась трагедия. Больно думать о том, что она потеряла дочь. Но, с другой стороны, вот ведь она! Перед ней! Да, неухоженная, патлатая, но ведь она! Нет, не она. Представить Анжелу отдельно от чистоты и аккуратности Лариса не могла. Что ж. Придётся принимать всё как есть. Решено. К Рамилю она будет относиться как к родному. И если от неё зависит жизнь маленькой девочки, она сделает всё, чтоб помочь её спасти. Именно от Ларисы сейчас всё зависело. Муж будет делать так, как она решит. Она знала об этом, и поэтому спешно собиралась домой.

Глава 6.

Яранский сидел на скамейке больничного двора рядом с Рамилем, которого решил считать своим сыном. Но чтоб не запутаться, он будет при людях, естественно, называть его Анжелой. Как раз в тот момент, когда он обдумывал, как предложит эту идею жене, взгляд его упал на стеклянную двухстворчатую дверь приёмного отделения больницы. Дверь распахнулась, и к их лавочке быстрым, уверенным шагом направилась его супруга, с дорожной сумкой на плече. Она подошла ближе и, не дав вымолвить слова обалдевшим мужчинам, твёрдо сказала:

— Ну что так смотрите? Идёмте, скорее домой. Надо думать, как спасать девочку.

— Лара, ты… — начал мямлить Яранский.

— Расписку написала. Всё в порядке. Нет времени ждать.

Рамиль схватил Ларисину сумку, и оба мужчины посеменили вслед за мамой, главой семейства. Оба они уже поняли, от кого зависит успех всего мероприятия по спасению девочки, но всё же попытались остановить Ларису.

— Лариса, Вы не торопитесь так. Я очень благодарен за помощь, за понимание, но Вам надо подлечиться. Мало ли что? Может лучше вернуться в больницу? — стал уговаривать Рамиль.

— Да, милая, — вставил Яранский, — я тоже согласен, тебе нужен покой.

— Да вы с ума сошли оба!? — почти вскричала Лариса, резко обернувшись . — Как я могу быть спокойной, после того что я узнала? Мало того, что я потеряла дочь, так ещё потом корить себя всю оставшуюся жизнь за то, что я отдыхала на больничной койке, когда в опасности был невинный ребёнок? А если счёт идёт на дни? Нам необходимо что-то придумать, чтоб вызволить девочку из этого дома.

Мужчины переглянулись. Они не знали, что ответить.

— Ладно, ладно, успокойся, дорогая. Куда ты бежишь-то? Я вызову такси. Не на автобусе же ехать. — сказал Вадим.

— Да, — подтвердил парень, — ещё в аптеку надо зайти.

Семейка уселась в такси. Рамиль на переднее сиденье, Яранские сзади. Вадим обнял супругу. Ему никак не хотелось, чтоб у неё снова случился гипертонический криз из-за стресса, но в то же время он был рад, что теперь у неё появилась реальная цель: спасти дочку Рамиля. Пусть это чужие люди, но зато теперь, когда его безутешная любимая и единственная женщина обрела новый смысл жизни, ей легче будет справиться с потерей. Это не позволит ей сойти с ума от горя. До самой Альфии, если честно, Яранскому не было никакого дела. Главное, чтобы эта вся ситуация пошла на пользу его жене, а значит и ему самому. Выйдя у ворот своего дома из такси, Яранские решили разделиться. Лариса с дочкой пойдут в аптеку, а Вадим в магазин за продуктами. В супермаркете Яранский наспех набросал в корзину самое необходимое. Перед кассой затормозил. Вернулся в мясной отдел и выложил свиной окорок обратно на прилавок. Рамиль ведь мусульманин, надо считаться с этим. Сам похвалил себя за догадливость. Когда вернулся домой, жена с дочкой, точнее, с его названным сыном, уже закипятили чайник и ждали его. Молча пообедали картофельным пюре с жаренными куриными крылышками. Разлили ароматный зелёный чай. Первой начала разговор Лариса. Выглядело всё немного официально:

— Ну что, ребята, действовать нам надо быстро.

— И аккуратно, — добавил Рамиль, — Роксана очень умная и хитрая.

— Честно признаться, даже не знаю, что мы должны сделать, — вступил в разговор Яранский. Лариса предложила:

— Каким-то образом мы должны узнать, что именно задумала жена Рамиля относительно девочки. Исходя из этого действовать. Вадим спросил:

— И как же мы это узнаем? Где она, и где мы. Вряд ли она записывает свои планы в блокнот. Иначе мы могли бы его выкрасть и…

— Вадик! — возмутилась Лариса. — Ну что ты вечно ерунду городишь?!

— А кстати… — Рамиль вышел из-за стола и стал прохаживаться по кухне, прихлёбывая из чашки, — никакая это не ерунда.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Лариса.

— Я о том, что действительно можно попробовать проникнуть в дом к Роксане. Там, на месте, легче будет всё разведать. Да и за доченькой моей присмотреть… — Рамиль многозначительно посмотрел на Ларису.

— Ты хочешь сказать, что сделать это смогу я?

— Думаю, да.

— Кажется, я начинаю понимать. Я могу устроиться на работу к вам, например, домохозяйкой.

— А вдруг эта ненормальная её тоже убьёт? — ляпнул Яранский.

Лариса посмотрела на него с укоризной:

— Не убьёт. Кто предупреждён, тот вооружён.

Рамиль продолжал, не обращая внимания на эту перепалку:

— Домохозяйкой не получится. Она у нас приходящая. Два раза в неделю приходит убраться. Лучше няней.

— Да, — задумалась Лариса, — но ведь у Альфии уже есть няня.

— Ничего, мы позаботимся о том, чтоб эту няню уволили, — сказал Рамиль.

— У меня есть идея на этот счёт, — выпалил Яранский. Ему тоже хотелось внести свою лепту в общее дело.

— Какая?

— Как напакостить нынешней няне, чтоб её уволили. Всё просто: мы выследим, где они гуляют с девочкой. Потом кто-то один, например, я, будет отвлекать няню. В это время Рамиль (так как он в женском обличье, ему это будет проще) обманным путём уведёт девочку с площадки. Недалеко, конечно. Мы сами же позвоним в полицию анонимно, и сообщим, что видели ребёнка там-то. Девочку найдут, репутация няни будет испорчена, её уволят.

— Выслеживать ничего не надо. Я итак знаю, где они гуляют.

— Молодец, Вадим, — похвалила жена Яранского. — А на следующий день я пойду к Роксане устраиваться на работу. С утра схожу на “Скорую”, возьму отпуск за свой счёт, сославшись на здоровье.

— Лучше послезавтра идти к Роксане, а то будет слишком подозрительно.

— Нет! Надо сразу идти. Вдруг она кого-нибудь другого успеет нанять. Тогда всё насмарку, — возразила Лариса мужчинам.

— Ещё нам понадобятся деньги, — сказал Рамиль. — Но вы не волнуйтесь. У меня есть счёт в банке. Надо только достать банковскую карту. Она спокойненько лежит в моих бумагах в моём кабинете. Роксана не может пользоваться ею, не знает ПИН- кода. Ха-ха-ха! Этот счёт не могут закрыть до полугода после смерти владельца. Поэтому Ларисе надо будет стащить её. Роксана и не заметит, я думаю.

— А зачем нам деньги? — удивился Вадим.

Рамиль тяжело вздохнул:

— Вы как не от мира сего. Любой план требует денежных вложений. Мало ли на что. Нам может понадобиться платить за что-то где-то. Да и на что существовать, пока Лариса в отпуске? Да и меня вы, слава Аллаху, столько времени кормили-поили. В общем, деньги у нас будут!

До ночи ещё сидела семья за кухонным столом, разрабатывая свой план. Учли вроде бы все детали. За полночь разошлись по комнатам.

— Ларисочка! Милая моя, — прошептал Яранский на ухо жене, уже лёжа в постели, — спасибо тебе, что ты у меня есть. Я люблю тебя!

Глава 7.

— Роксана Олеговна, вот Ваш кофе. Что-нибудь ещё желаете? — спросил подтянутый молодой официант статную стройную женщину с длинными вьющимися волосами иссиня-чёрного цвета, сидящую за столиком для VIP-персон собственного ресторана.

— Нет, можешь идти, — ответила та металлическим голосом, — скажи только, где этот проклятый Федышин? Полчаса уже его жду!

Роксана отхлебнула кофе и погрузилась в воспоминания. Она вспомнила себя на старой своей работе в НИИ, где трудилась старшим научным сотрудником. Каждый день с 9 до 17. Кроме субботы и воскресенья. Каждый день одна и та же тягомотина: расчёты, отчёты, бумаги… Одним словом – болото. Даже красоты её никто не замечал. Всё родители виноваты: хотели сделать из неё образованную интеллигентную даму-интеллектуалку. Учили, учили, учили. В институт этот сраный засунули. Мечтам о красивой и богатой жизни не суждено было сбыться, завяла бы там, как цветок в вазе с застойной водой. Хорошо, что судьба улыбнулась девушке. Однажды она встретила свою судьбу. И так всё банально получилось: просто шла один раз в своём белом халате по коридору своего НИИ, а навстречу двигалась делегация во главе с их директором и какими-то двумя парнями, один из которых, как оказалось, был владельцем завода металлических конструкций. И, как потом выяснилось, владельцем не только этого завода, а ещё многого чего в городе. Они приехали ознакомиться с новыми разработками по их части, подписать какой-то контракт. Так вот, этот парень мельком посмотрел на чинно-шествующую по коридору Роксану и выронил папку из рук. Кажется, даже рот у него слегка приоткрылся. “Ну вот, кто-то заметил бриллиант в пыли” — подумала тогда девушка. А когда в 17.00 она выходила с работы, у дверей НИИ её ждал чёрный джип и тот самый парень с охапкой красных роз. К вечеру первого дня их знакомства Роксана уже знала всю биографию своего нового поклонника. И про личную жизнь, и про смерть жены, про маленькую дочь, про бизнес, про все активы Рамиля. “Вот придурок! Такой влиятельный человек, столько бабок! И так просто обо всём рассказывает первой встречной”, — подумала тогда она. Не могла же она предположить, что так вскружила голову бедному парню. Про любовь с первого взгляда даже думать было нечего. Это не реально. Какой бы она ни была красавицей, чтоб такой богатей влюбился в неё с первого взгляда? Нет, не может быть. Однако ж было всё именно так. Через месяц Рамиль сделал предложение девушке. Для Роксаны было всё как во сне. Жених ей не нравился. Во-первых, потому что татарин. Не её типаж. Ей нравились парни скандинавской внешности, эдакие богатыри. А этот какой-то мелкий. Да ещё и набожный. Перед едой молитвы какие-то читает на своём, не пьёт вообще. Дорогие подарки покупает, а в какой-нибудь клуб или на дискотеку ни разу не пригласил. Только в свой ресторан. Да ещё и дочка есть. Придётся с ней общий язык находить… Но зато, ЧТО она получала взамен! Деньги. Много денег. А главное: можно уволиться из НИИ и никогда не ходить на работу! На эту унизительную работу! Конечно Роксана согласилась выйти за Рамиля. Подумаешь, муж неказистый. Зато в ней души не чает. Она потерпит.

Но не получилось терпеть. Чем больше Роксана привыкала к деньгам, тем больше ей хотелось владеть ими лично и быть не зависимой от мужа. Муж её бесил. Мало того, часто приходилось сопровождать его на разных скучных мероприятиях, в которых она ничего не понимала и чувствовала себя лишней. Там приходилось строить вежливое доброжелательное лицо, поддерживать разговоры о бизнесе, общаться с другими жёнами, которые раздражали её своей тупостью. Дома тоже часто приходилось устраивать приёмы, которые жутко изматывали Роксану. Она почти не отдыхала. Постоянно надо было соответствовать нелюбимому мужу, исполнять роль “светской львицы”, вместо того, чтоб валяться круглыми сутками пред телевизором в тапках и мягком халате. Ещё приходилось притворяться в постели. И как назло, муж был неутомим. Занятия любовью продолжались по два часа почти каждую ночь. Роксана чувствовала себя измотанной, а тут ещё муж заговорил о ребёнке. Ё моё! Роксана негодовала в душе. Итак толком не наслаждается деньгами, так ещё и требует, чтоб она родила! Это было последней каплей. Итак достала её эта противная падчерица, которая прилипла к ней, как банный лист, и не давала спокойно посидеть ни минуты со своими играми, так ещё одного родить! Тут-то и созрела мысль избавиться от мужа. Сам виноват: не даёт ей покоя. Она устала, дико устала. Думала, что обеспеченная жизнь будет приносить ей радость и покой, а вышло наоборот: одни нервы, суета, вечное притворство и напряжение. Обязанностей выше крыши, и ещё ходи всё время ухоженная, на каблучках, улыбайся всем.

Именно сегодня Роксана Садыкова чувствовала себя особенно несчастной и обманутой. Потому что утром состоялось оглашение завещания её умершего мужа. Сегодня она получила, можно сказать, удар в спину: как? ну как она могла этого не предусмотреть?! Что муж составит завещание! Ведь всё она продумала до мелочей: и способ убийства этого гада придумала идеальный, и блестяще его исполнила, и этого мерзкого патологоанатома подкупила (отвалила аж семьсот тысяч за поддельную экспертизу трупа), и так умело играла роль безутешной вдовы всё это время, и роль любящей матери! Комар носа не подточит. А уж эта противная девчонка татарских кровей все соки выжимала из Роксаны: то поиграй с ней, то погуляй, то в кровать к ней залезет, то роется в её косметичке, “мамочка, мамочка, накрась мне ноготочки!” Будто няни нет. И приходилось играть роль. Постоянно терпеть. И нельзя по-другому. От девчонки надо избавиться тоже. Каким способом, Роксана пока не знала. Но все вокруг, от свекрови до домработницы должны быть убеждены в том, что Роксана обожает приёмную дочь. Чтоб в случае чего… Никто её не смог заподозрить… Так вот, планы Роксаны рушились на глазах: первоначально она намеревалась распродать все активы Рамиля (для этого даже успела нанять опытного юриста, так как сама в этом ничего не смыслила). Каково станет её состояние после этого, Роксана даже не подозревала. Дважды в месяц она встречалась с Пашей Федышиным, правой рукой мужа. Тот докладывал Роксане, как идут дела на предприятиях, какие прибыли приносит ресторан и торговый центр, магазины. Раскладывал перед хозяйкой бумаги. Много бумаг со счетами, дебетами, кредитами… И много и подробно говорил. Роксана делала вид, что понимает, о чём речь. Задавала какие-то вопросы. Вникать во всю эту бухгалтерскую отчётность у неё не было желания, да и не хватало ума. Всё равно продавать это имущество, весь бизнес. Покупателей уже начал подыскивать Роксанин юрист. С этими деньгами она могла бы жить как и где хочет, и не работать. Открыть счёт в швейцарском банке и жить на проценты. Шикарно жить. А девчонку оставила бы бабке с дедом. Они об этом только и мечтают. Сколько она получила бы? Миллиард? Или меньше?

Не важно. Утром сегодняшнего дня всё рухнуло. В восемь утра она, как и несколько ближайших родственников Рамиля были приглашены в нотариальную контору. Как она могла так ошибаться? Ведь она знала, что муж доверял ей, любил. И речи не было ни о каком завещании. А уж когда она услышала, сколько ей причитается… Земля ушла из-под ног. Всё, что она считала уже своим, распродастся, а средства отдадут благотворительному фонду! А им вдвоём с девчонкой всего лишь дом, коттедж и две тачки. И какой-то мизерный счёт, и при всём при этом, она должна оставаться опекуном Альфии! То есть, получается не выйдет просто сбагрить девку свекрови. В уме Роксана прикинула, что всё это имущество стоит где-то миллионов тринадцать-пятнадцать, не больше. А если она откажется от дочки, то ей и того достанется всего половина? Семь? С такими копейками ни о какой Швейцарии не может быть и речи. Поэтому, решено. Она завладеет всем. Примерно месяц-два, пока всё уляжется, будет жить как прежде. Потом девочка должна будет исчезнуть из её жизни. Как? Она подумает ещё. А пока продолжит свою игру.

— Здравствуйте, Роксана Олеговна. Простите, задержался. Пробки.

— Ничего себе, задержался! Жду почти час! — женщина гневно посмотрела исподлобья на низкого коренастого мужчину неопределённого возраста, одетого в серые джинсы и клетчатую светлую рубаху с коротким рукавом, на два размера больше. Мужчина часто заморгал, вынул такой же клетчатый платок и стал вытирать пот со лба суетливыми движениями.

“Блин, друзей себе под стать подбирал что ли? Такие же мелкие и недотёпистые, как сам” — подумала Роксана, живо представив рядом с Федышиным своего покойного благоверного, такого же низкорослого и одетого как попало, небрежно и не по моде.

— Ладно, прощаю, — Роксана снисходительно улыбнулась. — Давайте, ближе к делу. Итак, Павел… Как Вас там?

— Михайлович.

— Да, Михайлович, я вот для чего Вас пригласила. Сегодня мы, как Вам известно, узнали о том, что Рамиль завещал, так сказать, обналичить все свои активы, и перевести деньги на счета благотворительного фонда “Дыхание”. Вы назначены ответственным за эту процедуру.

— Да, Роксана Олеговна. Я, признаться, удивлён. Не подозревал даже, что Рамиль Хасанович составил завещание.

— А вот я не удивлена! Всегда знала, что мой муж, мой любимый, самый благородный на свете человек. С большим сердцем. Боже, как мне не хватает его. За что мне это? — произнесла Роксана дрожащим голосом и тихо заплакала.

Павел Федышин пододвинул свой стул вплотную к безутешной вдове и немедленно вынул тот платок, которым только что вытирал пот. Им он стал аккуратно вытирать крупные Роксанины слёзы, такие натуральные, такие естественные… В нос девушке ударил запах кислятины, от чего её чуть не вырвало. Пришлось резко встать и подойти к окну, картинно уставившись вдаль.

— Спасибо Господу, Альфия со мной, — продолжала Роксана сквозь слёзы. — Смотрю на неё, и мужа в ней вижу: так и хочется прижать её к себе и не отпускать, ни днём, ни ночью.

У Федышина сжалось сердце. Он смотрел на эту плачущую красивую женщину, такую грациозную, хрупкую и беззащитную, и ему самому хотелось прижать её к себе и не отпускать ни днём, ни ночью. “Повезло же моему другу. Такая женщина полюбила его! И до сих пор любит. Даже после смерти. Жаль, что таким недолгим было их счастье!” — искренне пожалел Павел Михайлович.

— Ну ладно, — сказала Роксана, успокоившись минут через пять и вернувшись за стол, — я намерена проконтролировать продажу предприятий и магазинов. Вы должны, Павел Михайлович, всё мне докладывать. Вы же понимаете, я хочу принимать участие в исполнении воли моего супруга. Не потому, что не доверяю Вам, так мне будет легче…

— Конечно, конечно, Роксана Олеговна. Я всё понимаю.

— Да, у меня есть хороший юрист, который может оказать Вам содействие. Я познакомлю вас.

— Да, но…

— Не возражайте, Павел! Мне просто не хочется быть в стороне, ведь память о муже…

— Хорошо, как скажете, — прервал разговор Федышин. — Если позволите, я откланяюсь, Роксана Олеговна. На три часа у меня назначена встреча.

— Да, идите. Держите меня в курсе, — ответила Роксана, и глаза её снова увлажнились.

“Какая необыкновенная, искренняя и достойная женщина”, — вновь подумал Федышин, выходя на улицу. Но долго думать о чём-то кроме работы Федышин не мог. Ему предстояло теперь большое дело: отдать дань уважения своему лучшему другу и партнеру, который так безвременно ушёл из жизни. И он всё сделает как надо. Продаст бизнес, перечислит порядка восьмисот миллионов рублей фонду “Дыхание” и воплотит свою мечту: посвятит жизнь занятию благотворительностью. Федышин торопился. Фонду очень нужны деньги. Перед внутренним взором его уже мелькали лица тяжело больных детей, многих из которых Павел знал лично. Он про себя прикидывал уже куда кого отправит. В Германию, в Израиль… Очередь на выезд за рубеж на лечение существенно сократится благодаря этим деньгам. Какой же молодец Рамиль! Но время играет против этих детишек, поэтому Федышин торопился и собирался работать без выходных.

Выйдя из уже не своего ресторана Роксана Садыкова направилась к машине. Дома после обеда предстояло собеседование с новой няней. Та дура, что работала у неё последние полгода, была вчера уволена со скандалом. Надо же, потеряла Альфию на прогулке. Зазевалась, и не уследила, как девчонка ушла за ворота парка. Доблестная полиция, к счастью (а скорее, к несчастью), девчонку обнаружила уже через полчаса в детском мире, что в квартале от парка развлечений. Теперь ищут, кто и зачем увел её с площадки. Та внятно сказать не может, с кем ушла. С тётей какой-то, говорит… Роксане было, в сущности, всё равно, что случился такой инцидент. Ну, заболталась нянька по телефону, ну ушел ребёнок куда-то, ну с кем не бывает? Нашёлся же. Но уволить няню надо было, ведь как любая обеспокоенная мать, она не имела право никак не реагировать на произошедшее. Окружающие не поймут, если она оставит всё как есть. Поэтому теперь провинившееся агентство прислало ей для собеседования другую няню. Она её примет, конечно же. И чем быстрее, тем лучше, иначе девчонка снова станет канифолить мозги и приставать.

Глава 8.

Лариса Яранская, одетая в просторное серое платье, надёжно скрывающее проблемные места её полноватой фигуры, нервно теребила ремешок своей такой же серой неброской сумки, стоя у калитки богатого двухэтажного дома из красного кирпича, принадлежащего убиенному бизнесмену. Сейчас ей откроют, проводят к хозяйке, и ей придётся выложиться по полной, чтоб вызвать у той приятные эмоции и втереться в доверие. Её должны будут взять. Лариса была настроена решительно, но червь сомнений всё-таки грыз её изнутри: а сможет ли она совладать с собой, представ перед настоящей убийцей, коварной и расчетливой? Мысленно Лариса порадовалась тому, что Рамиль настоял заплатить денег директрисе агентства по подбору домашнего персонала, чтоб та приняла Ларису на работу, наскоро состряпала ей портфолио и направила на собеседование сразу же, как только появится вакансия. А вакансия появилась именно сегодня утром, когда позвонила постоянная клиентка Садыкова, возмущенная халатностью их подопечной, которую пришлось уволить за провинность. Директриса так стремилась скорее загладить вину перед богатенькой клиенткой, что немедленно предложила новую няню, профессионала своего дела. Чем быстрее замнут конфликт, тем лучше. И вот новенькая няня (которая так сильно нуждалась в работе, что даже дала взятку за скорейшее трудоустройство), была срочно направлена к Садыковой. Так директриса агентства убила трёх зайцев: и репутация агентства не пострадала, и клиентка осталась довольна, и взятка в сорок тысяч рублей приятно грела карман.

Дверь открыла сама хозяйка. Домработница сегодня была выходная, поэтому Роксана с падчерицей были одни. Лариса сразу узнала Роксану, ведь видела её много раз в интернете. “Надо же, не скажешь, что убийца. Приятная женщина с виду. Очень красивая. Взгляд добрый и открытый”, — подумала Яранская. Только пройдя рядом с ней несколько метров по тропинке, ведущей к дому, Лариса ощутила смутное беспокойство. Как-то неприятно защемило в груди. Немного погодя Лариса почувствовала даже страх, и ей захотелось убежать куда глаза глядят подальше от этого дома. “Наверное, это её аура так отталкивающе действует”, — решила новоиспечённая няня, и усилием воли взяла себя в руки.

— Присаживайтесь, — сухо сказала Роксана, проведя Яранскую в просторную светлую гостиную и указав на невысокий пуфик в углу комнаты. Сама она вальяжно расположилась на широком мягком диване посреди гостиной, взяла в руки Ларисино портфолио и стала не спеша перелистывать страницы.

Лариса сидела на низеньком пуфике в углу и чувствовала себя букашкой. Особенно это унизительное чувство обострялось в тот момент, когда хозяйка вскидывала голову и внимательно начинала изучать её со своего роскошного дивана. Процедура изучения няни с ног до головы длилась минут пятнадцать в полной тишине. Лариса ощущала себя так, будто она ученица первого класса, и в чём-то сильно провинилась перед учительницей. И не просто провинилась, а сделала что-то позорное, и теперь сгорает от стыда и страха в ожидании своей участи. Наконец, “экзекуция” закончилась. Роксана встала, налила себе бокал какого-то напитка из бара и, отхлебнув глоток, нарушила молчание:

— В принципе, меня всё устраивает. Только сразу предупреждаю: я не люблю “Вы” -кать прислуге. Поэтому, Ларис, без обид. Ты принята.

— Спасибо Роксана Олеговна, — выпалила Яранская, — я Вам очень благодарна, я Вас не подведу. Мне очень нужна работа. У меня дети на Украине, муж – инвалид…

— Остановись! Я тебя, кажется, не спрашивала об этом. Достаточно того, что тебя рекомендовало известное агентство, услугами которого я давно пользуюсь. И вообще, тебя не научили, что прислуга должна быть немногословной? Или вы, хохлушки, все такие болтливые? — гневно прошипела Роксана и метнула на Ларису недобрый взгляд.

Яранская готова была сквозь землю провалиться от унижения и обиды. Так с ней никто никогда не разговаривал. Она даже на мгновенье забыла, зачем здесь находится, но вовремя удержалась от эмоций и тихо пролепетала:

— Извините…

Обаяние Роксаны куда-то улетучилось, и в мгновение ока перед бедной Яранской предстал человек с железной хваткой, страшный и непоколебимый. “Ну ничего, всё временно”, — подумала Лариса, решив набраться терпения и впредь следить за своими эмоциями.

Женщины поднялись на второй этаж, где находилась детская. Роксана открыла дверь и пригласила Ларису войти. Альфия играла в посудку, разложив на полу множество пластмассовых ложечек, тарелочек и кастрюлек. Увидев маму, девочка быстро встала и побежала к ней, наступая голыми пятками на столовые приборы. Затем сильно обхватила тонкими ручонками Роксанино бедро и прижалась к нему всем телом. Ларису посетило чувство жалости и печали. Раньше Яранской как-то не приходилось общаться с мусульманскими детишками. Эта девочка, сразу видно было, отличалась от других детей. И дело не только в смуглой коже, волнистых чёрных волосах и черных глазках-пуговках, в которых было не различить тёмных зрачков. Изяществом востока веяло от этой утончённой девочки. Сама девочка, зарывшись в полы маминого халата, глухо спросила:

— Мамочка, кто эта тётя?

— Милая, это твоя новая няня.

И тут из под полов Роксаниного халата послышались безудержные рыдания. Лариса стояла, как столб, и не знала, что ей делать. Роксана с трудом оторвала девочку от своей ноги и взяла на руки. Она вытерла слёзы с её личика и поцеловала в лоб.

— Успокойся, милая. Ты же у меня умница. Вы подружитесь с тётей Ларисой.

— Мамочка! Не хочу я ни с кем дружиться! Разве нам плохо с тобой? — запричитала малышка, глотая слёзы.

— Мамочка занята, мамочка не может играть с тобой постоянно, — сказала Роксана. А Лариса заметила, что ей хочется поскорее выйти из комнаты, чтоб не наблюдать дочкину истерику, и она сдерживает себя изо всех сил, чтоб не повысить голос. Роксана спустила дочь с рук, подвела к няне и весьма трогательным голосом произнесла:

— Мамочка тебя любит, и очень по тебе скучает. Но пойми, родная, у мамы дела… — Роксана прижала к себе девочку, чмокнула в щёчку и обратилась к Ларисе:

— Дочь для меня самое родное существо. Я надеюсь, ты приложишь все усилия, чтоб найти с ней общий язык. Ещё тебе придётся иногда готовить ей. Ну в те дни, когда нет Вари, домработницы. Ну и так, прибрать по- мелочи… Ладненько? — Роксана улыбнулась.

— Конечно, — ответила Лариса, потупив взор. — А где я буду спать?

— Комната няни тут, рядом с детской. Готовить себе будешь сама, продукты Варя, когда приходит, закупает сразу на неделю. Я сама дома редко ем. И ещё: я не люблю шума. Играйте с ней в тихие игры. И в девять вечера отбой. В садик её отвозит водитель и он же забирает. Садик частный, элитный. Она должна быть хорошо одета и причёсана. За этим тоже тебе надо будет следить. Ну и, естественно, дочь не должна на тебя жаловаться. Надеюсь, это ясно?

— Да.

— Выходной у тебя воскресенье. Зарплата раз в две недели, сумма прописана в договоре. За провинности буду штрафовать. Без обид.

— Я поняла.

— И ещё, дорогуша. У меня кругом камеры. И по телефону много не болтать, увижу, что на трубке больше трёх минут висишь – оштрафую. Ты сюда работать пришла. Ясно?

— Да.

— Ну всё, вы тут знакомьтесь, я уезжаю до вечера.

— Мамочка, ты когда приедешь? Я с тобой спать буду! — взмолилась Альфия.

Но Роксана уже захлопнула дверь, не удостоив дочь ответом. Ей хотелось поскорее сбежать куда-нибудь из дома и побыть одной. Отдохнуть в каком-нибудь уютном местечке и обдумать планы на будущее. Вопрос с няней решился, слава богу. Попалась толстая хохлушка, тупая, как пробка. “Ненавижу раболепство. Аж противно, когда перед тобой так пресмыкаются. Ради денег на всё готовы, даже говно убирать”, — подумала Роксана, вспомнив смиренное лицо своей новой служанки.

А на втором этаже дома Садыковых, в детской комнате Лариса Яранская сидела на маленькой кроватке и роняла слёзы на невинную детскую головку с двумя тугими косичками. Но её подопечная не замечала редких капель, падающих на её густые волосы, так как сама громко ревела в объятиях незнакомой женщины, которая пыталась говорить что-то ласковое и успокоительное невпопад. Ларису одолело чувство обиды за девочку и за себя саму, за то чувство унижения и беспомощности, которое пережила, и которое так впечаталось в её сознание и выкристаллизовалось в одну ёмкую и пугающую мысль: “Я уничтожу тебя, тварь”. Так и уснули они обе ранним вечером в объятиях друг друга, скрючившись на детской кроватке одетые и некупаные, но уже не такие одинокие, как раньше.

Глава 9.

Потянулись долгие, напряженные дни работы в доме Садыковых. Ларисе казалось, что она попала в ад. Такого напряжения она ещё никогда не испытывала. Под прицелом видеокамер приходилось находиться почти двадцать четыре часа в сутки. Есть, готовить, заниматься с ребёнком, убираться и даже спать, так как в комнате няни тоже была видеокамера. Поначалу Лариса чуть не задохнулась от возмущения, увидев в углу потолка своей комнаты миниатюрный глазок. Пошла к Роксане, но та, предупредив вопрос, сразу уверила Ларису, что запись с камер не просматривается никем постоянно, а нужна лишь в случае возникновения экстраординарных событий, например кражи. Лариса осмелилась возразить, что в комнате няни итак нечего воровать, кроме её же личных вещей, на что хозяйка смилостивилась и пообещала отключить камеру. Но вот сделала ли она это на самом деле?

Единственное место, где Лариса немного отдыхала душой это была беседка в саду за домом. Долго здесь не посидишь, но позвонить родным можно было. Банковскую карту, которую Рамиль поручил выкрасть из его кабинета, Лариса заполучила буквально вчера. Просто повезло. Когда Роксаны не было дома она намеренно затеяла с Альфиёй азартную игру в прятки с беготнёй и догонялками. Носились по всему дому, резвились, девочка забегала во все комнаты и переворачивала всё вверх дном. Роксана, вернувшись домой, устроила Ларисе разнос за беспорядок, наказала вычитанием из заработка двух тысяч рублей и приказала вылизать дочиста весь дом. Лариса долго и искренне извинялась перед хозяйкой, затем принялась за уборку, и в кабинете Рамиля, вытирая пыль с секретера на котором неуклюже примостилась фотография бизнесмена в рамке с чёрной лентой, незаметно умыкнула несколько карточек из вороха бумаг (потом разберётся, которая нужная). В этот момент она стояла как раз спиной к камере, и, если повезёт, её манёвр окажется незамеченным.

Девочка была настоящей отрадой для Ларисы. Такая озорная и немного хулиганистая. Наверное, отец сильно баловал её, когда был жив. Хотя на её шалости невозможно было обижаться: такой она была милой и непосредственной… Но материнской любви явно не хватало девочке. Как только дома появлялась Роксана и соблаговоляла поиграть с ней, как та тут же повисала на маминой шее и её было уже не оторвать. Лариса тогда тактично удалялась в свою комнату. Иногда она вскользь замечала, как Роксана играет с дочкой. Это было настолько искренне и с охотой, что в такие моменты Лариса начинала сомневаться в дурных намерениях Роксаны относительно дочери. “Может это просто выдумки Рамиля, вполне нормальные отношения матери с ребёнком…”, — думала она. Но нет! Роксана убийца! Все доказательства этому Яранская уже получила и верила в них. Потому, что они были логичны. Следовательно, ребёнку опасно находиться с такой матерью. Не родной, тем более. И потом, куда это Роксана всегда уезжает, часто на весь день? Она не работает, после смерти мужа не посещает никаких мероприятий. Лариса даже не слышала, чтоб ей кто-то когда-то звонил. Значит, и подруг у неё нет. Может, просто прогуливает мужнины денежки по ресторанам да салонам красоты? Никаких признаков готовящегося преступления Лариса не обнаружила пока. Да в таком доме, где каждый твой шаг под пристальным вниманием камер наблюдения, не сильно-то разгуляешься! Это, безусловно, тревожило Ларису, поэтому она старалась как можно чаще находиться рядом с девочкой, примечала малейшие детали и изменения в её поведении или здоровье. По-крайней мере, в кухне Лариса не обнаружила ничего подозрительного, и на том спасибо.

Наступило долгожданное воскресенье. Уставшая Яранская поднялась на свой третий этаж и позвонила. В свой первый выходной ей хотелось только одного: проспать часов двенадцать в своей собственной кровати. Муж был на смене, дверь открыла дочь. Полусонная женщина сначала аж вздрогнула, лицо её побледнело и покрылось испариной, ведь на мгновенье, на считанную долю секунды, Лариса вдруг забылась, увидев в дверях СВОЮ ДОЧЬ! Наваждение быстро прошло: перед ней стояло лишь тело её Анжелы. Тело. Вместилище совсем другой души… Длинные белокурые волосы были на этот раз собраны в хвостик на затылке, те же джинсы и рубашка навыпуск, в которых Лариса видела Рамиля неделю назад. А лицо… Лицо, это сразу бросилось Ларисе в глаза, приобрело немного грубые, мужественные черты. Яранская пошатнулась, но её названный сын не дал ей потерять равновесие, приобняв за талию и аккуратно усадив на стул в прихожей. Лариса не удержалась и заплакала. То ли сказались прожитые в напряжении прошедшие семь дней, то ли тоска по дочери нахлынула с новой силой при встрече с девушкой.

— Прости меня, Рамиль, — промолвила Лариса сквозь слёзы. — Просто каждый раз, глядя на тебя, я ведь вижу и представляю её. Мою дочь. Единственную. Вроде умом понимаю, что её больше нет. Но сердце не унимается, не хочет верить в то, что ты – это ты. А не она. Привыкнуть к этому просто невозможно, пойми. Мне и тебя жаль, что так с тобой всё получилось, и дочь твою. Но и мы с мужем страдаем, нам тяжело не меньше!

Рамиль молча смотрел на Ларису и не знал, что сказать. Он понимал, что заварил кашу, втянул этих добропорядочных людей в свою историю и продолжает их мучить, напоминая каждый раз о дочери. Так бы похоронили её, и всё. Отпустили бы…

— Ладно, — наконец успокоилась Яранская. — Я ни в чём тебя не обвиняю. Значит так…

— Лариса, Вы отдохните, наверное. Потом расскажете, а то у Вас сердце…

— Сердце, сердце… Ничего с ним не случится!

— Только скажите, как там Альфия? Это главное.

— Уф, — вздохнула Яранская, — в порядке твоя дочка. Живая, весёлая девочка. Если б не она, свихнулась бы я точно в этом доме!

Затем Лариса в подробностях рассказала Рамилю о своей работе няней-домохозяйкой у Роксаны. И отдала банковскую карту, которую, к счастью, удалось выкрасть.

— Вот спасибо! — обрадовался парень. — Лариса, Вы молодец! Такую работу проделали. Сегодня же сниму все деньги. Я вам с Вадимом должен. Я всё верну. У меня на этой карточке порядка четырёхсот тысяч рублей, точно не вспомню.

— Спасибо, конечно. Я не сомневалась в твоей порядочности. Главное, чтоб твоя жена ничего не заметила раньше времени.

— Да какая она мне жена?!

— Ой, прости. Не подумавши ляпнула.

— Да уж…

— Поставь чай, пожалуйста, — попросила Яранская.

За чаем с печеньками (больше ничего съедобного дома не оказалось) они ещё раз обсудили Ларисин рассказ. Лишь невзначай Яранская поинтересовалась, чем же мужчины питались всё это время. Оказалось хот-догами и пиццей на заказ. “Надо будет отругать Вадима потом”, — мельком подумала Лариса, но быстро забыла об этом решении.

— Значит, говорите, — продолжал Рамиль, — ничего подозрительного Вы не заметили?

— Нет, — ответила Лариса, отхлебнув глоток крепкого чёрного чая.

— Значит, Роксана решила не торопиться… Я так и думал. Она же понимает, что сразу после оглашения завещания нельзя ничего предпринимать.

— Рамиль, может ты преувеличиваешь? Мне показалось, что она любит девочку. Видно, конечно, что ей не хватает терпения, что надоедает играть и заниматься ею. Но явной неприязни я не заметила. Честно.

— Не… Вы не знаете Роксану. Она ничего зря не делает. Продумывает каждый шаг. По логике вещей она должна убрать дочку со своего пути.

— Откуда такая уверенность?

— Лариса, Вы не умеете мыслить широко. Видите только внешние проявления событий и на основании этого делаете выводы. Я давно занимаюсь, то есть, занимался, крупным бизнесом, построил империю. Этого нельзя было бы достичь без умения мыслить аналитически, просчитывать и угадывать наперёд развитие любых ситуаций.

— Что ж ты тогда свою смерть не предвидел заранее? Прости за прямоту.

— Тут другое. Я был ослеплён любовью и страстью. Да и потом, то, что сделала Роксана, не укладывается у меня в голове до сих пор. Но теперь мои мозги встали на место, и могу рассуждать адекватно.

— Ну неужели она может убить ребёнка!?

— Не обязательно прям убить, но как-то сделать так, чтоб не мешала… Я же помню, что завещал. Она должна быть опекуном моей дочери, без этого она не сможет распоряжаться наследством, которое, по её мнению, итак мизерное. Это лишает её свободы. А когда дочь вырастет, неизвестно, как себя поведёт. Вдруг, заявит свои права? Это не понравится Роксане. И потом, если она, по-вашему, так любит девочку, зачем тогда ей было избавляться от её родного отца? Нет! Я не могу позволить моей дочери жить с убийцей, постоянно “ходить по лезвию бритвы”. Не будет мне покоя, пока Альфия не будет в безопасности.

— Всё ты, вроде, верно говоришь. Но, если я ошибаюсь, и девочка вправду в опасности, как я смогу помочь? Да, я постоянно рядом, но…

— Лариса! Вы – гений! — Рамиль внезапно вскочил из-за стола и простёр руки ввысь, обращаясь, видимо, к Аллаху, а не к Ларисе. Затем сел, уставился в глаза женщине и затараторил, что для него было не характерно:

— Вот именно! Вы натолкнули меня на мысль. Сами того не подозревая. Конечно, Вы всегда рядом. Постоянно. Это значит, что… Вы поняли?

— Не совсем врубаюсь…

— А то! Ну ясно же! Роксана сделает что-то тогда, когда Вас рядом нет. В Ваш выходной. Точно.

— Что, сегодня?!

— Нет, вряд ли. Ещё слишком мало времени прошло после того, как всем стало известно о завещании. Теперь ведь всё окружение, все мои друзья и партнеры, особенно их жёны, будут обсуждать это событие. Будут жалеть Роксану, к ней ведь хорошо относились. А кто-то, может, наоборот – злорадствовать. Что мало ей муж оставил…

— Ха! Жалеть… Скажешь тоже: “Мало”. Два домины, две крутые тачки, в банке счёт, — усмехнулась Яранская.

— Ларис, это для Вас с Вадимом большие деньги. А на самом деле, это вовсе не большое наследство. В широком смысле слова. У вас обоих, как и у большинства людей среднего достатка, даже ниже среднего, мышление бедняков. Поэтому вы бедны.

— Мы вовсе не бедны. У нас трёхкомнатная квартира, мы хорошо одеты, сыты, путешествуем иногда, дочь обеспечивали.

— А сбережения у вас есть?

— Есть.

— Какая сумма?

— Не важно!

— Значит, маленькая. Тысяч сто? Двести?

— Ну, примерно.

— Вот и ответ на Ваш вопрос.

— Но нам же хватает.

— Это пока вы оба трудоспособны. Хватает вам всего лишь на то, чтоб с голоду не умереть. Путешествуете вы с мужем всего лишь раз в году в отпуск. Пара недель на Чёрном море, да?

— Говорю же, нам хватает! — Лариса сама не поняла, почему её так задевает этот разговор. Она вдруг подумала о том, что несмотря на то, что им хватает, часто почему-то бывает расстроенной, когда получает свою зарплату. Не часто, а всегда.

— И когда Вы ходите в магазин, всегда стараетесь выбирать то, что подешевле, а не то, что нравится, да? — не унимался дотошный бизнесмен.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь. Мы с мужем честные люди. Работаем по призванию, а не ради денег. Помогаем людям.

— Вы не помогаете, а спасаете их от быстрой смерти. А помогаем мы с Федышиным Пашкой. И такие, как мы. С помощью нашего фонда благотворительного. И тех денег, которые мы сами заработали, и которых у нас избыток. И, кстати, я тоже честный человек.

— Ну не всем же дано бизнесом заниматься. Мне вот это чуждо. Честь и хвала вам, что помогаете больным детям. Но кто-то должен делать и нашу работу, которая мне нравится, хоть и зарплата маленькая.

— Отчасти, Вы правы. Кто-то должен. Просто мне жаль вас с Вадимом. Вы живёте, не думая о будущем. Как пенсионерами-то будете жить? Благодаря таким, как вы, которые считают, что кто-то должен работать за маленькую зарплату, государство и все эти чиновники бессовестные, которым нет числа, построило и продолжает развивать утопические системы здравоохранения, образования, и так далее. Всю бюджетную сферу. На таких, как вы, винтиках, держится весь механизм. Потому что вам “хватает”.

— Ты предлагаешь, нам взбунтоваться всем? Восьмидесяти процентам населения?

— Нет. Для этого нужен новый Ленин.

— И каков же по-твоему выход?

— Для начала, я уверен, каждый должен подумать лично о себе. И тогда по крупицам сложится целое. Полноценное общество.

— И тогда, по-твоему, когда каждый подумает о своем личном благосостоянии и начнёт действовать в этом направлении, наращивая доходы, люди массово начнут уходить из медицины, школ и ВУЗов…

— Начнут. Понемногу уже начали.

— И когда ситуация станет критичной, когда некому станет лечить и учить, правительство повысит нам зарплаты и мы заживём достойно?

— Изменится система. Они уже знают, как изменить её, но это невыгодно и неудобно, так как сократится их собственный аппарат. И не только. Перемены – это всегда не просто. А сейчас они не нужны. Все же довольны. Молчат. На жизнь хватает, и ладно…

Ларисе надоели нравоучения. Она решила сменить тему, и сделать это как можно мягче. Рамилю охота поболтать, это понятно. А она валится с ног. Думать сейчас о своём неправильном мышлении (бедняков) ей не хотелось.

— Рамиль, у меня глаза слипаются. Давай договоримся, когда мы сделаем всё, что должны для твоей девочки, мы вернёмся к этой теме, и ты научишь нас с мужем, как нам правильно жить и мыслить. Чтоб не быть такими винтиками, о которых ты говоришь.

— Ой, Лариса, я эгоист поганый. Простите, ради Аллаха, не даю Вам отдохнуть. Кстати, воду горячую отключили. Я к Вашему приходу два ведра воды нагрел. Наверное, уже остыла. Сейчас в ванну отнесу.

— Спасибо. Неси скорее.

Яранская поплелась в ванну, заметив, что на часах уже одиннадцать. “Чёрт, как время-то быстро летит”, — подумала она. После купания её разморило совсем, и бедная женщина сразу уснула на своей родной кровати, даже не расправляя её.

Вадим Яранский, придя с ночного дежурства, сразу отправился в комнату к жене. Прилёг на своей половине рядом с Ларисой и стал тихонько гладить её волосы, так легонько, чтоб не разбудить. “Странно всё-таки устроен человек”, — думал он. Вроде бы такое ужасное событие произошло в его жизни: потеря дочери, сверхъестественное появление постороннего человека в их жизни, причём в теле его же дочки, причём этот человек вроде уже как и не чужим стал. Всё это меняет его размеренную жизнь кардинально, и вот, при всём при этом, он уже успокоился и свыкся с новым положением дел и живёт теперь согласно новой цели и новому смыслу. Прошло всего два месяца после того, как завертелось эта мистическая карусель, а уже и боль от потери дочери немного притупилась, и то, что они теперь все вместе делают, уже не кажется таким невероятным и бессмысленным. Не зря говорят, что время лечит, и что человек приспосабливается к любым обстоятельствам. А вот что бы было, если бы всё обернулось не так? Умерла бы Анжела. Похоронили бы. Свыклись бы с мыслью, что так несправедливо обошлась с ними судьба, и что жить больше не для кого, незачем. Лучше бы разве было? Наверное, нет. В таких раздумьях доктора застал сон, и он перед тем, как его совсем сморило, услышал лишь, как хлопнула входная дверь.

Около шести вечера Яранский проснулся и услышал, как жена хлопочет на кухне.

— Милая, — позвал он, — тебе делать нечего? Взялась готовить в свой единственный выходной. Иди скорей, мужа обними!

Лариса, немного повеселевшая и отдохнувшая, вошла в спальню. Она вдруг подумала, что давно не уделяла внимания мужу, единственному родному и любимому человеку, который теперь у неё остался. Даже устыдилась своих мыслей. Она ведь давно забыла, что женщина, что может любить…

— Вадим, а где Рамиль?

— Ушёл куда-то. Нас хотел наедине оставить. Молодец парень.

— Ой, ты знаешь, — начала Яранская, присев на край кровати, — загрузил меня он своими разговорами так, что мне сон приснился, будто я в кухню захожу, а на столе горой лежат доллары. В пачках и отдельно. Я подхожу, протягиваю руки, а взять их не могу, потому что они начинают порхать по всей кухне, как листопад! Я пытаюсь ухватить бумажку, а она раз и отскакивает. И к потолку.

— Ну их, эти доллары. Иди ко мне скорее.

Вадим притянул супругу к себе и начал быстро и резко раздевать. Как делал уже давно, в молодости.

Глава 10.

Роксана Садыкова чувствовала, как депрессия накрывает её с головой. Мысль о том, как бывший муж её предал, оставив без гроша в кармане, сверлила сознание и не давала спать по ночам. Ещё привязал к ней свою противную девчонку, которую ей предстоит опекать ещё минимум лет тринадцать. Слава богу, теперь, при новой няне, жизнь её стала хоть похожа на нормальную жизнь. Можно было спокойно ходить в клубы, салоны красоты, театры и так далее. Сильно не разгуляешься, но отдохнуть можно неплохо. У Роксаны было предостаточно времени обдумать свои дальнейшие планы. А в них входило воспользоваться хотя бы тем, что принадлежит ей по праву. “Даже хорошо, с одной стороны, что наследство маленькое”, — успокаивала себя Роксана, — “10-15-тью миллионами гораздо легче разумно распорядиться, чем миллиардом! Продам все имущество, и уеду к чёртовой матери из этой России. Куда-нибудь в Грецию или Испанию. На небольшую квартирку хватит. Немного для себя поживу, потом замуж выйду”. Мысли её витали от радужных до тягостных о том, что её мечта казалась сейчас невыполнимой. О продаже жилья и автомобилей даже думать пока рано. Девчонка-падчерица ещё жива и здравствует, и стоит глухою стеною между ней и её планами. Если её не станет, у Роксаны развяжутся руки. Мол, умерла или пропала девочка, а любящая мать (в её безупречной любви к дочери никто не усомнится), убитая горем, хочет покинуть место и город, в котором судьба так жестоко обошлась с ней: отобрала и мужа и ребёнка… Но как? Как убрать малявку со своего пути? Ничего путного не приходило в голову женщине. Отравить не получится. Слишком рискованно. Ребёнка точно будут вскрывать, и всё обнаружат. Второй раз подкупить эксперта-медика не получится. Итак, спасибо небесам, с мужем не прогадала, и всё прошло гладко. Второй раз такое вряд ли прокатит. Устроить несчастный случай? Но какой? Из окна вытолкнуть — дом трёхэтажный, высота небольшая, может выжить и инвалидом стать – ещё хуже. Да и няня постоянно рядом, момент трудно будет подгадать. Можно, конечно, просто отвезти её куда-нибудь, продать цыганам, нанять бандитов, чтоб увезли её с концами, но тогда её будут искать. Есть же ещё свёкор со свекровью, которые забьют тревогу, начнут поиски. И вообще, такая сложная схема, где задействовано много третьих лиц, не устраивала Роксану. Да и пока девчонка в розыске, ничего не продашь. Придётся ждать… (Родители самой Роксаны не помеха, они в её жизнь не лезут, сама приучила. И правильно. Жизнь ей испортили, так нечего теперь встревать.)

Дни летели. Одна идея сменяла другую, и все они в итоге оказывались провальными. Роксана даже настолько увлеклась процессом своего планирования, что сам факт того, что она собирается убить малолетнего ребёнка, не пугал её своей дикостью и дерзостью. Даже азарт овладел ею. И вот, однажды явилась идея. И созрел план. Осталось его воплотить в жизнь. Задача будет не трудной, но надо хорошо подготовиться. Роксана взялась за дело с уверенностью в своих силах, и настроение её становилось всё лучше, так как появился хороший, реально выполнимый план действий. Теперь всё встанет на свои места, она не потерпит поражения!

А Лариса Яранская уже четвёртую неделю осваивала новую науку – педагогику. Все свои выходные дни, несмотря на недовольство мужа, она просиживала в интернете, осваивая азы воспитания пятилетних детей. Со своей Анжелой было всё ,во-первых, давно, а во-вторых, как-то не так. Родная дочь была послушной и неприхотливой. Лариса и не замечала её, и не помнила, чтоб у них были какие-то весомые конфликты. Не помнила, чтоб приходилось кричать на Анжелу или повторять что-то по нескольку раз. Альфия, её подопечная, была совсем другой: капризной, неусидчивой, обидчивой, и, на её взгляд, излишне активной. Привлечь девочку к каким-то спокойным занятиям, настольным играм или рисованию не получалось. Она могла зареветь по малейшему поводу, а потом, спустя минуту, ластиться к Ларисе и заискивать с совершенно сухими глазами, будто никакой истерики и не было. Такое поведение ставило няню в тупик. Но, как ни странно, вовсе не раздражало. Лариса начала привыкать к девочке, и в разгаре игр и веселья порой забывала, для чего находится в этом доме. Ночью, лёжа на своей кровати под неусыпным взором камеры наблюдения (вот уж к чему нельзя привыкнуть! Глядя в глазок камеры Лариса ощущала себя жутко униженной, её даже одолевало жгучее желание показать камере кукиш, или смачно плюнуть в объектив!) на Ларису накатывало отчаяние. Особенно это было в ночь на воскресенье, когда ей предстояло идти домой, а сказать Рамилю было нечего… Ничего она не замечала. От этого Ларисе было страшно, вдруг она недостаточно внимательна, упускает что-то важное.

Но как-то раз, Ларису осенило… И не просто осенило, а будто током ударило, или молнией. Случилось всё как раз в понедельник. Яранская рано утром, как обычно, пришла на работу. Воскресенье пролетело быстро, даже отоспаться не успела. Роксана столкнулась с Ларисой в дверях. Она куда-то уходила, велела няне лучше присматривать за девочкой, так как та приболела и не пошла в садик. Лариса была удивлена. Стояли жаркие августовские дни, да и в субботу Альфия была в полном порядке. У женщины в груди что-то ёкнуло, и она поспешила в комнату к девочке. Малышка как раз только открыла глазки. Увидев няню заулыбалась и, шмыгнув носиком, зарылась с головой под подушку.

— Это кто у нас проснулся? Это кто у нас спрятался? — нараспев заговорила Лариса игривым тоном, присаживаясь на край кроватки. Девочка сопела под подушкой и еле слышно похихикивала. Яранская затеребила одеяльце, пытаясь ухватить за руки и за ноги барахтающегося в постели ребёнка, который не хотел высовывать носа и извивался, как “уж на сковородке”.

— Сейчас я пощекочу этого червячка, ух пощекочу! — продолжала заигрывать Лариса.

Вдруг из-под подушки высунулась головка, и гнусавым голосом малышка попросила:

— Высморкай мне носик, няня! Он у меня совсем не дышит.

— А что случилось с твоим носиком, малышулька моя сладенькая?

— Заболел…

— Да как же так, миленькая? Лето на дворе жаркое!

— Наверное, от холодной водички.

Лариса почуяла неладное. Шестым чувством. Альфия продолжала:

— Мы вчера на озеро ездили. Мамочка меня плавать учила. Мы на лодочке плавали, а потом я в круге купалась. Так здорово было! Мы далеко плавали, на глубине! Я даже не боялась!

Яранская почувствовала, как большое, очень большое количество адреналина выплеснулось в её кровь, от чего каждая клетка тела запылала ярким пламенем и задрожала в такт Ларисиным мыслям: “Утопить! Она может утопить девочку. Это же так легко, сделать так, чтоб та утонула на середине озера или реки, к примеру. Если в этом месте будет малолюдно, то никто не успеет подоспеть на помощь, даже если сама Роксана будет кричать и звать кого-то на помощь, изображая испуганную мать, которая не может спасти тонущего ребёнка. Боже, что она придумала!” Тысяча мыслей пронеслась в голове у няни всего за долю секунды, и последняя была самой здравой: “Нельзя показать виду, что что-то заподозрила. Взять себя в руки. Не говорить ничего лишнего и срочно, срочно сообщить обо всём своим. И поскорее идти гулять во двор, чтоб разузнать аккуратно у девочки все подробности прошедшего выходного.”

Лариса поднесла к носику малышки платок:

— Ну-ка! Раз, два, три!

Девочка набрала в грудь побольше воздуха и громко высморкалась, потом ещё.

— Какая ты у меня умница бесстрашная! Сейчас я тебе на завтрак блинчиков напеку и чаёк с малинкой заварю. И ты будешь снова здоровенькая и веселенькая.

— Няня! Я снова так на озеро хочу. Там такое мороженное вкусненькое продают, и попкорн с карамелью. И ещё я плавать умею в круге, как русалка. Или как дельфинчик. Мамочка сказала, что научит меня плавать под водой и нырять!

— Вот и выздоравливай скорее, а то лето скоро кончится, и не успеешь поплавать. Бежим на кухню скорей, будешь мне помогать!

Мурашки бегали по телу Ларисы с бешенной скоростью. Даже выведывать ничего не надо было, Альфия сама всё рассказывала. Бедная малышка! С каким восторгом она вспоминала свою поездку, как радовалась:

— Мамочка так хорошо умеет вёслами грести, как настоящий капитан!

— У… Вы на лодочке плавали? — спросила Лариса, уняв дрожь в голосе.

— Да. На берегу много лодок и ещё эти… Как там… э… Ну такие, с педальками, чтоб крутить. Крамараны! Вот!

— Катамараны. Ты ешь блинчики, ешь. А то остынут.

— Тётя Лариса, а поехали с нами вместе, я мамочку попрошу. А то мне без тебя скучно.

— Ну что ты миленькая, мне домой в воскресенье надо, понимаешь?

— Это потому, что твой муж болеет?

— Да, моя крошечка.

— Тогда я у мамы попрошу, чтоб мы в другой день поехали, когда ты с нами!

— Ну, попроси… — ответила робко Лариса, хотя уже наперёд знала, что Роксана ни за что не согласится. Ведь тогда няне будет известно, где они купаются, что да как… Лариса сможет увидеть, что ребёнок без жилета, и что на глубине опасно, и много других деталей. Но она должна вести себя естественно, поэтому согласилась с Альфиёй. И вправду, если Роксана начнёт отнекиваться, и не пустит её с ними на озеро, тогда станет ещё яснее, что Лариса не ошибается в своих подозрениях.

После завтрака Яранская одела девочку для прогулки. В дверях дома столкнулись с хозяйкой, вернувшейся из бассейна. Роксана выглядела свежей и подтянутой. “Вчерашнего купания её что ли не хватило?” — подумала Лариса.

Роксана чмокнула дочку в лобик и обратилась к Ларисе:

— Думаю, врача вызывать не придётся, температуры не было. Насморк вчера подхватила на пляже.

— Мамочка, а можно тётя Лариса с нами купаться поедет, а? Мы бы вместе поплавали, потом бы в мячик поиграли. Ну пожалуйста, ма- а-а- м, — заканючила девочка.

Роксана помрачнела и как-то неестественно резко оборвала её:

— Что ты придумываешь? У няни выходной в воскресенье. Ей надо домой к мужу. И вообще, тебе надо выздороветь сначала, а потом уж думать о купании. Я специально бросила дела, кстати, чтоб остаться сегодня с тобой!

Лариса решила загладить спор и присела на корточки перед девочкой, у которой слёзы навернулись на глаза:

— Альфиюшка, я и плавать-то не умею, и воды боюсь. Честно-честно. Давай мы лучше дома будем играть, ладно? Не обижайся, малыш.

Альфия продолжала стоять, надув губки и молчала. А Лариса решила воспользоваться случаем:

— Роксана Олеговна, если Вы сегодня никуда не уходите, можно я на часик домой съезжу?

— Ты же только из дома, — недовольно пробурчала хозяйка.

— Мужу плохо было, “скорую” утром вызывали. Он же диабетик у меня, и инфаркт зимой перенёс… Я бы в аптеку сбегала, да в магазин по-быстрому…

— Ой, избавь меня от подробностей. Иди. И к обеду чтоб была. Я не собираюсь тебе оплачивать часы отсутствия, имей в виду.

— Спасибо, Роксана Олеговна. Я быстро. Только в аптеку и магазин. И обратно. А завтра сестра его приедет, будет с ним, пока я на работе…

Роксана уже не слушала. Она взяла дочь за руку и повела к беседке, что-то ей рассказывая, и Яранская успела заметить, как настроение девчушки вновь улучшилось, и она запрыгала на одной ножке по тропинке, ведущей в сад. “Как играет на чувствах, какая актриса”, — подумала она, глядя вслед хозяйке дома, — “Ну ничего, за всё ты заплатишь!”

Но как? Как она заплатит? Ничего этого Лариса не знала, и мыслей никаких у неё на этот счёт не было.

Яранский и Рамиль Садыков, уже обживший, так сказать, тело Анжелы, сидели с озадаченными лицами и слушали сбивчивый рассказ матери семейства, которая так внезапно явилась с работы.

— Ну что делать, что делать, мальчики? Как поступить, ума не приложу. Я точно уверена, что разгадала план Роксаны. Сто процентов! Ну, допустим, до воскресенья ребёнку ничего не угрожает, а потом что? Я прям места себе не нахожу! — причитала Яранская, чуть не плача.

— Да успокойся, дорогая. Ты итак молодец. Что-нибудь придумаем, — сказал Вадим.

— Что ты придумаешь? А главное, когда?!

— Так, давайте вместо того, чтоб давать волю эмоциям, думать, — предложил Рамиль. — Надо как минимум выяснить, на какое озеро они ездили.

— И что тебе это даст? — спросила Лариса. — Вчера на одно озеро ездили, в следующий раз на другое поедут.

— Да не так уж много у нас в черте города мест для купания, — рассудил Яранский.

Рамиль стал сосредоточенным и чётко стал проговаривать вслух:

— Так. Мест для купания у нас в городе примерно три-четыре. Это речка, озеро и два пруда, если не ошибаюсь. Надо будет объехать все эти места и приглядеться, где есть прокаты лодок и катамаранов. При том, это должно быть место малолюдное. Водоём должен быть широким и глубоким. Не помешает, кстати спросить работников пляжа, в том числе лодочной станции, не видели ли они на днях такую-то женщину с ребёнком тут. Если Роксану и не запомнили, то машину, её белоснежный ягуар, не запомнить просто нереально. Место преступления, уверен, Роксана не поменяет. Потому что она ко всему тщательно готовится. Наверняка, чтоб найти подходящее место, она объездила всё побережье и все пляжи не по одному разу. У неё не должно быть ничего спонтанного.

— Ой, мне бежать уже надо. Час прошёл!

— Не волнуйся, доедешь на такси, милая.

Лариса всё равно встала из-за стола. Она обратилась к Рамилю:

— Вот скажи, как тебе удаётся оставаться таким спокойным и отрешённым?

— Лариса, Вы мне думать мешаете. Во-первых, у нас ещё есть немного времени, во-вторых, я рад, что хоть что-то прояснилось, и мы имеем преимущество…

— Да какое преимущество? О чём ты?! Ну выясним мы, что за озеро, где Роксана учит девочку плавать. Что дальше-то?

— Рамиль логично рассуждает, — хотел встрять Яранский, но жена перебила их обоих и, наскоро подкрасив губы уже в коридоре, громко отчеканила:

— Я вам вот что скажу, мальчики. Если до вас ещё не дошло, времени как раз у нас не больше двух недель! Сегодня какое число, помните? Седьмое августа! Через две, максимум три недели станет прохладно, и ни на какое озеро уже не поедешь! Тем более для купания. Поэтому Роксана станет торопиться, а если этот план ей осуществить не удастся, она придумает другой, о котором мы можем и не догадаться… Поэтому мы должны что-то предпринять именно сейчас!

Мужчины сидели, как вкопанные за кухонным столом, не шевелясь. Яранскому казалось, что жена опрокинула на них ушат с ледяной водой.

Дверь за Ларисой захлопнулось.

— Рамиль, я прям ума не приложу, как поступить нам? — спросил Вадим, пытаясь казаться спокойным.

— Конкретно пока ничего не могу предложить. Но! Нам надо торопиться, Лариса права!

— Я вот о чём думаю: допустим, нам удастся протянуть время. Конечно мы сегодня же объездим местность и, я не сомневаюсь, найдём нужное нам место. Я или ты можем выследить Роксану с Альфиёй твоей, когда они приедут, затем поотираться рядом, не позволив своим присутствием осуществить план. А дальше-то что?

Рамиль заметно нервничал. Видимо до него начало доходить, что теперь над его дочерью нависла реальная угроза, а время утекает так быстро…

— Рамиль…

— Да слышу я! — вскрикнул парень и снова замолк, погрузившись в напряженные раздумья. Лицо его, вернее её – бывшее Анжелино лицо, покрылось испариной в области лба. Волнистые светло-русые пряди рассыпались как попало по хрупким плечам.

— Заплакать хочется. Или закричать, — продолжал Рамиль, глядя куда-то в пустоту. — Наверное, это женское тело всё же влияет на меня, на моё сознание. Я будто медленно теряю мужское начало. Оно заставляет меня подстраиваться под свою физиологию. Я сейчас не только о всяких чисто физических явлениях говорю, а больше о душевных качествах, о характере.

— Я тебя не понял, извини.

— Ладно. Это к делу не относится. Поехали скорее к водоёмам, по пути подумаем ещё, — сказал Рамиль, резко встав из-за стола. — Где ключи от машины?

— Ты что за рулём собрался ехать?

— Да. Я хорошо знаю пригород и окрестности. Так будет быстрее.

— У тебя прав нет. У Анжелы не было, если ты не понял… Не хватало, чтоб оштрафовали.

— Ну хорошо, действительно проблемы не нужны. Деньги есть, но терять время не хочется, — согласился Рамиль, и мужчины вышли на улицу.

Городской пляж сразу отмели. Пруды, те что в черте города, тоже не подошли, так как первый пруд был небольшой, и весь просматривался с берега, как на ладони. То есть, несмотря на глубину в середине, можно было переплыть его, в случае необходимости. И людей достаточно на берегу. Второй пруд был больше, но на нём не было проката лодок. Поехали на речку в десяти километрах от города. Река Большой Караман огибала город с севера. По карте мужчины определили, где расположены места для купания. Таких насчитывалось шесть. На двух из пляжей, где река разливалась достаточно широко, был прокат плав. средств. На одном из таких пляжей Яранский с Рамилем вышли из машины. Поинтересовались у парней, что выдавали лодки в аренду, не было ли здесь женщины с ребёнком, приехавших на белом ягуаре. Парни не видели никакого ребёнка, но такой автомобиль видели тут дважды. Женщину не запомнили.

Мужчины, один из которых был молодой симпатичной девушкой в глазах завсегдатаев пляжа, устроились за пластмассовым столиком летнего кафе. За пять часов, проведённых в старенькой “девятке” Яранского на летней жаре, они изрядно устали и проголодались. Заказали по куску шашлыка из баранины с запечённым картофелем и чайник зелёного чая.

— Значит, Роксана была здесь, — начал разговор Вадим.

— Да, и это место она отсекла. Понятно почему.

— Почему?

— Обратите внимание: лодок слишком много. На небольшом пространстве одновременно четыре-пять лодок. Вон, смотрите, парень с девушкой катамаран берут… То есть нет пространства для манёвра. Роксана несколько раз съездила сюда, понаблюдала и поняла это.

— Значит остаётся один пляж. Отсюда минут пятнадцать езды.

— Да. Больше просто негде.

Через сорок минут после сытного обеда мужчины уже прогуливались по небольшому песчаному пляжику, на котором компактно разместился прокат лодок, летнее кафе с тремя столиками, точка с мороженным и кукурузой. Оказалось, что приезжавших сюда вчера женщину с ребёнком на красивой белой иномарке запомнили. Тётка-мороженица вспомнила чернявую девчушку, которой брали и мороженное и попкорн по два раза. А лодочник вспомнил их потому, что ему показалось странным, что женщина поплыла на лодке с малышкой и не взяла спасательные жилеты, хотя парень настаивал.

— Ну что ж, спасибо, — поблагодарил Яранский прокатчика лодок, только что поведавшего важную информацию. Обращаясь уже к Рамилю, он продолжал:

— Может нам имеет смысл взять катамаран и проплыть вниз по реке, осмотреться?

— Поздно уже. Восьмой час пошёл. Давайте завтра. А сегодня просто пройдёмся вдоль берега. Они уже закрываются.

— Скажите, — вновь обратился Вадим к молодому загорелому парню, работнику станции, который только что подтащил к причалу последнюю лодку, и, упрекнув троих отдыхающих подростков за то, что просрочили своё время на десять минут, уже собирался идти переодеваться в палатку, — А у вас всегда мало народу? Или просто к вечеру разбежались? Сколько у вас лодок?

Парень посмотрел на Яранского с прищуром. Наверное, подумал, что перед ним женатый мужик с молоденькой любовницей, ищут место, где можно отдохнуть наедине, без страха быть увиденными кем-то из знакомых.

— Нет, у нас лодок всего три и один катамаран. А людей здесь всегда мало. Потому что место не очень удобное. Во-первых, течение достаточно сильное. А вон там, — парнишка указал рукой направо в сторону песочной насыпи метрах в двадцати от станции, — вообще река делает изгиб, и лодок мы не видим. А дно там глубокое и илистое, водорослей полно. Мы вообще сезон доработаем, а на тот год в другое место переедем. Так что приезжайте пока. У нас ведь лодки вон какие хорошие, и пляж, кстати, чистенький, хоть и небольшой.

— Спасибо, друг, — ответил Яранский, приобняв стоявшую рядом блондинку за талию, — мы приедем на выходных.

Узнав всё, что было необходимо, мужчины неспешным шагом направились как раз к тому месту, где река, по словам парнишки, делала изгиб. Немного походили по берегу, затем залезли на ту самую насыпь. Оглядели окрестности с высоты. Действительно, река заметно ускорялась за поворотом, а вода вдоль берегов была болотного цвета из-за обилия водорослей. Уселись на мягкую, успевшую кое-где пожелтеть под летним солнцем невысокую траву.

— Ты думаешь, — начал Яранский, — именно здесь и была твоя жена с дочкой? Если они плавали здесь, то как девочка вообще могла удержаться на таком течении?

— Ну, наверное, здесь они плыли на лодке. А купались всё же на пляже. Иначе, Альфия не была бы в восторге от купания, как говорила Лариса. Но это не мешает Роксане приплыть сюда на лодке и уговорить дочку попрыгать с лодки в воду, например. Или вообще столкнуть её…

— Ты прав. Здесь же нет никого. Сомневаюсь, что кто-то из отдыхающих решит плыть в эту сторону. Кому охота бороться с течением и напрягать мускулы вместо того, чтоб расслабленно дрейфовать на мелких волнах?

— Значит так. Вадим, Вы должны будете приехать сюда в выходной. Быть возле Роксаны, следить за ней, плавать рядом. Вы хорошо плаваете?

— Да плаваю-то я отлично. Но разве мы не должны поехать вместе, чтоб изображать влюбленную парочку? А то будет подозрительно, что мужик немолодой один приехал на пляж, лодку арендовал…

— Да-а… Детектив из Вас никакой… — Рамиль улыбнулся. У Яранского от этой улыбки потеплело на душе, так как вдруг на секунду, на краткий миг, он снова увидел перед собой свою Анжелу, такую весёлую и ласковую девочку…

— Не понял.

— Альфия может узнать меня!

Яранский сделал недоуменное лицо.

— Уф, ну как не помнить? Кто месяц назад заговаривал Альфиюшке зубы, чтоб она ушла с детской площадки от своей прежней нерадивой няни? Я же!

— Тьфу ты, ёлки-палки! Реально забыл.

— Ладно. В общем, так мы помешаем Роксане утопить мою дочь. Так мы выиграем время.

Солнце клонилось к закату. Ярким пунцовым кругом нависло оно над холмом, возвышающимся вдали за противоположным берегом Карамана. У мужчин слипались глаза от усталости, но уходить отсюда не хотелось. Посторонние звуки постепенно исчезали, пляж внизу уже час как опустел. Явственно слышалось лишь журчание речной воды, крик какой-то ночной птицы в кустарнике неподалёку, и отдалённо слышны были редкие гудки проезжающих по трассе машин. До дороги было не более четырёхсот метров. Рамиль растянулся во весь рост, и Яранский последовал его примеру.

— Нравится мне запах полевой травы, — задумчиво произнёс Вадим. — Мы, помню, с Ларисой, когда ещё Анжелка не родилась, в степь часто ездили. С палатками. В настоящую степь. Там такой был умопомрачительный воздух свежий. И этот запах неповторимый. Просто блаженство. Давно я его не нюхал, не ощущал…

— Почему?

— Ты же знаешь! У дочери аллергия была буквально на всё. А на цветение особенно. Она даже в школу не ходила в апреле, мае. У нас дома на холодильнике вместо магнитиков календарь цветения деревьев висел. Она на таблетках антигистаминных жила. Мы берегли её как могли. И вот не уберегли… Кстати! А ты как себя чувствуешь? Здесь полно растений и запахов всяких. Я что-то упустил из виду, что Анжелино ведь тело…

— Я себя чувствую хорошо.

— Странно. Если тело её, то и болезни должны присутствовать её. У тебя должна быть аллергия. Ты ведь и мёд, между прочим, ел!

— Но у меня нет никакой аллергии! Говорю же: я спокойно ем мёд и вдыхаю разные запахи. И вообще всё спокойно ем.

— Значит, аллергия – не телесная болезнь, а болезнь души что ли? Бред. Не может этого быть. Мы ведь её лекарствами лечили, и они помогали. Таблетки против аллергии. Мы разные препараты пили. Курсами по полгода, бывало.

— Вы – врач, вам виднее. Я в медицине ничего не понимаю. Делайте выводы сами.

— Раз болезнь из Анжелиного тела ушла вместе с ней самой, значит причина её болезни была не в теле. Выходит так. Наверное, и любая другая болезнь имеет другую, не связанную с телом природу…

— Возможно.

— Рамиль, я должен обязательно это с Ларисой обсудить.

— А я другое хочу обсудить. Вадим, Вы не жалеете, что со мной связались? Просто я постоянно чувствую себя виноватым, что втянул вас с Ларисой в свою историю…

— А что, у нас какой-то выбор был? Нас с женой никто не спрашивал. Ты поставил нас перед фактом: “Вы должны мне помочь спасти дочь”. И всё. Что нам оставалось?

— Простите меня. Всё так быстро произошло, у меня самого не было времени на раздумья, когда представилась возможность снова стать живым. Это был единственный шанс.

— Простили уже. Пожалуйста, Рамиль, только не заводи при Ларисе таких разговоров, не береди душу. Не знаю, как мы рассудка не лишились от всех этих событий. Я до сих пор не определился, кем мне тебя считать. Другом, братом, сыном или просто посторонним духом, привидением… И вообще, поехали домой.

Мужчины встали, спустились к автомобилю. Яранский сел за руль, и в тишину прохладного летнего вечера врезался шум дребезжащего мотора старенькой лады 2109.

— Надо Ларисе позвонить, — сказал Рамиль, когда автомобиль выехал на трассу с неровной узкой дорожки, покрытой щебнем.

— Да. Набери её, пожалуйста. Она уже должна Альфию уложить и в своей комнате быть.

Рамиль набрал номер Ларисы и поднёс телефон к правому уху Вадима.

— Алло, милая? Ты ещё не спишь? Говорить можешь?

— Да, не долго.

— Дорогая, я только хочу сказать, что всё нормально. Мы нашли нужное место, мы там будем, не волнуйся. Ты сама в порядке?

— Да, работаю. Скучаю, пока.

Яранский продолжал ещё что-то говорить, не заметив сразу, что жена отключилась.

— Вот блин! Уже трубку положила.

— Вадим, просто она боится. Кругом же камеры.

— Господи, поскорее бы это закончилось, и она вернулась домой.

Около одиннадцати вечера мужчины уже были дома. Рамиль быстро искупался и пошёл в свою комнату. Яранский перекусил вчерашним пирогом с капустой, купленным в соседней булочной, и тоже завалился на диван в зале. Включил телевизор без звука. Так ему легче было уснуть, ведь несмотря на дикую усталость, сон не шёл. Он вообще забыл, когда нормально спал после смерти дочери. Днём ещё как-то держался, какие-то дела делал, а ночью его одолевали мысли. И грустные, тоскливые и тревожные. Вот что они будут делать дальше? Ну, протянут время. А потом? Различные варианты развития событий крутились в голове доктора. Он никак не мог прекратить бурную мыслительную деятельность и отдаться во власть Морфея. А ведь завтра ему рано вставать на суточное дежурство! В памяти вдруг всплыли слова Рамиля о том, что они с Ларисой не спасают людей, а лишь помогают им не умереть быстро. И зачем он работает? Чем больше он об этом размышлял, тем обиднее ему становилось. За себя, за жену, за профессию. Ведь он так счастлив был, когда учился в институте, когда произносил клятву Гиппократа, когда сознавал, что занимается благородным и нужным делом. А нравилось ли ему на самом деле спасать людей? К Яранскому внезапно пришло откровение: последнее время, наверное последние лет пять точно, он делал это по инерции. Без удовольствия, без запала, без энтузиазма, можно сказать. Приезжал на срочные вызовы, механически выполнял свои функции, реанимировал. Если больной умирал, то Вадим сильно не переживал. А если выживал, то сильно не радовался. “Интересно, у Ларисы так же?” — подумал он. Голова у доктора просто гудела, он встал и пошел на кухню выпить воды. Заметил свет в комнате Анжелы. Значит, Рамиль не спит. Яранский, как человек, привыкший к ясности, решил зайти и задать единственный вопрос человеку, который сейчас играл ключевую роль в его и его жены судьбе. И решил не уходить, пока не получит чёткого ответа.

Постучал. Смело открыл дверь. Рамиль сидел за столом на крутящемся стуле. Слева стопкой лежали Анжелины учебники. Краем глаза Вадим заметил, что слой пыли с них исчез, наверное Лариса успела здесь прибраться вчера. Точнее, уже позавчера, так как уже было три часа вторника…

Яранский подошёл к Рамилю вплотную. Лицо девушки, точнее лицо тела его дочери, было напряженным. Глаза красными, а лоб влажным. То ли от напряжения, от стресса, то ли от усиленных раздумий. Вадим развернул стул к себе, сел на кровать и посмотрел прямо в глаза Рамилю:

— Ты знаешь, мне нужна ясность. Я вижу, мы топчемся на месте. Все наши усилия по оттягиванию времени тщетны, они ни к чему не приводят. Ты умный парень, у тебя есть цель. Ты пришёл к нам для того, чтоб спасти свою дочь, а мы с супругой согласились тебе помочь. Будь добр, объясни, какой у нас план? Конкретно. Если у тебя плана нет, то давай сейчас придумаем его вместе. Мы должны не просто, как я понимаю, спасти девочку, но и вывести Роксану-убийцу на чистую воду. Как это сделать, я не представляю. И я не уйду отсюда, пока мы не решим конкретно, что нам делать.

Рамиль не отвёл взгляда от Вадима, своего, как он считал, друга. В этот момент он совсем не напоминал Яранскому его дочь. Даже внешность казалась другой. Чужой, не Анжелиной.

— Я решил.

— Что?

— План придумал. Только что. Пару часов назад.

— Рассказывай.

— Не могу. Вы будете против.

— Это ещё почему?

— План хороший, но рискованный.

— Рамиль, прояви уважение хотя бы! Я имею право знать!

— Пожалуйста, доверьтесь мне. И ещё. Вы должны будете мне достать пистолет или ружьё.

— Ничего себе! Где ж я достану оружие? Не понял, ты что собственноручно решил Роксану застрелить? Ты представляешь, какая травма будет для ребёнка? Отец умер, мать убили. Может ты ещё мне предложишь стрелять в неё?!

— Ладно. Я расскажу. Только пожалуйста, Ларисе пока ни слова. Она женщина впечатлительная, будет переживать…

— Хорошо. Я слушаю.

Минут десять понадобилось Рамилю Садыкову для того чтоб изложить план действий. Яранский внимательно выслушал и изрёк:

— Надо же. Как это раньше нам в голову не пришло.

— В общем, нам понадобится пистолет.

— Где его взять?

— Вы пойдёте, и купите по моей рекомендации. Я ведь крупный бизнесмен, у меня есть связи в криминальном мире. Я скажу куда и к кому обратиться.

— Был бизнесмен.

— Не важно. Я умер, а ребята – нет.

— Ты же говорил, что честный бизнесмен, что свои денежки заработал без обмана, откуда у тебя друзья-бандиты?

— Вы какой-то странный человек. Я не отрицаю, что я честно заработал своё состояние. Я и в делах никого никогда не обманывал. Но вот, к примеру, если Вы, как врач, вылечили какого-то нехорошего человека, Вы что от этого стали плохим? И Вы с ним здороваться не станете потом? Так же и в большом бизнесе, и в политике. Если я имел дело с бандитами, не значит же это, что я с ними дружил. Вы тоже спасаете и воров и наркоманов. И вам за это зарплату платят.

— Ладно, понял я. Куплю.

— Прям завтра можно.

— Я дежурю. Послезавтра. Но всё, что ты задумал, невозможно за неделю провернуть.

— Вот именно. Поэтому, надо как-то разлучить Роксану с Альфиёй. На этой неделе она в безопасности, в воскресенье она будет под присмотром на пляже, а вот потом… Ей нельзя находиться в доме с матерью. Это опасно. Роксана может не сдержаться и сделать что-нибудь!

— И как же убрать её из дома? Чёрт, мне кажется проще было бы как-то расправиться с Роксаной.

— Ага! Придушить голыми руками. Я в этом чудесном девичьем теле вряд ли справлюсь с ней. А Вы не сможете… Убить человека. Просто Роксана занервничает после неудачной попытки утопления, и кто знает, что сделает? И если честно, мне хочется, чтоб правда выяснилась. Ну, со мной. Что убит я.

— Так… Как же сделать, чтоб разъединить их… Честно говоря, у меня уже голова не варит.

Глава 11.

Дежурство у Яранского не задалось. Всю первую половину дня он ходил, как сомнамбула по станции скорой помощи. Попытался прилечь в кабинете, но сон не шёл. Всё думал о Ларисе. Странно, её уже здесь больше месяца не было, а никто из коллег особо и не интересовался ни её здоровьем, ни где она вообще. Все знали, что Лариса попала в больницу с сердечным приступом, потом взяла отпуск за свой счёт раньше времени для того, чтоб поправить здоровье, съездить в санаторий. Вели себя коллеги так, будто она никогда здесь и не работала, и не отдала этому учреждению двадцать три года своей жизни. Ему в бригаду поставили молодого фельдшера, который не только не помогал толком Яранскому, а даже мешал.

После полудня как прорвало: посыпались звонки, бригада выезжала на вызова буквально каждый час-полтора. И, как назло, теперь Вадима накрыло, и сон свалил его прям в машине “неотложки”.

Домой на следующее утро доктор вернулся выжатым, как лимон.

— Лара не звонила? — спросил он с порога сонного Рамиля, открывшего дверь.

— Звонила вечером. Всё в порядке, Альфия поправилась. Роксана ведет себя как обычно. Приезжал к ней домой юрист и ещё Паша Федышин, судя по Ларисиному описанию. Наверное, обсуждали процесс продажи моих активов…

— Ясно. Ты не спал, как я посмотрю. Надеюсь, ночь прошла не зря, придумал что-нибудь?

— Да, есть намётки.

— Излагай.

— Пойдёмте за стол. Я роллы заказал, сейчас должны подвезти.

— Фу, ненавижу эту гадость.

— Ладно, позвоню, дозакажу пиццу.

— Закажи лучше борщ или блинчики с мясом.

Рамиль усмехнулся и взялся за телефон. Яранский привык уже к тому, что его названный сын не любит экономить ни на еде, ни на одежде, ни на чём другом. Для него ничего не стоило выбрать по интернету любой ресторан, заказать любую еду и наслаждаться вкусной пищей уже через тридцать-сорок минут. Цена всего этого не имела для него значения. Для него имела значение только экономия времени. Вадим считал, что всё это – барские замашки, но всё чаще проскакивала в его мозгах мысль о том, что ему это начинает нравиться. “Деньги – это свобода. Они должны служить нам, помогать жить в своё удовольствие. Разве не достоин этого каждый человек?” — часто говорил Рамиль. И Вадим начал осознавать, что постепенно начинает любить их. Деньги. Вот что плохого в том, что сейчас, придя с работы усталым и голодным, он, не тратя времени на готовку и хождение за покупками, вкусно и сытно поест?

Пока ждали курьера из ресторана, состоялся разговор. Яранский находился в расслабленном дремотном состоянии, но посчитал, что прежде чем он наконец ляжет спать по- нормальному, не лишним будет узнать, что в планах у бизнесмена. Не ускользнуло от внимания Яранского, что сегодня Рамиль надел светло-голубой спортивный костюм на замену потёртым джинсам и рубахе в клетку, которые не снимал почти весь месяц. Вадим критично оглядел парня с ног до головы. Перед ним стояла миловидная блондинка с кое-как заплетённым хвостиком на затылке, поблекшим от усталости и нервного напряжения взглядом, но тем не менее стройная и подтянутая. Голубой костюм с блестящими серебристыми вставками на рукавах и бёдрах красиво облегал девичью фигуру, которая, как показалось Вадиму, несколько округлилась за последнее время… “Наверное, по привычке ест больше нормы, как мужик. Вот и набрал лишних пять кило. А Анжелкиному телу ведь столько калорий не надо!” — подумал он, но вслух сказал другое:

— Ты вчера шопингом занимался? Костюмчик-то тебе к лицу.

— Да хватит Вам! В маркете на остановке купил. Продавец навязала, на размер меньше пришлось взять.

— Это Анжелин размер. 42-44. Она балахоны и не любила.

— Так неудобно же ходить, когда всё в обтяг и прям в тело врезается.

— Привыкай, ты теперь девушка. Дочь бы себя прекрасно в этом комплекте чувствовала. У неё столько нарядов осталось, многие сама шила. Так жаль, что просто висят теперь… Ты бы надевал их, а? Померь, платья там всякие…

Рамиль посмотрел на Яранского, как на придурка, и сделал оскорблённое лицо:

— С ума Вы что ли сошли, Вадим Александрович? Сами берите и бабское тряпьё надевайте.

— Какое-какое?!

— Простите, женское, я хотел сказать.

— Это ты, друг, прости. Забылся я.

— Да ладно… Кстати я собрался сегодня в парикмахерскую сходить, подстричься. Ну не могу я больше с волосами этими. Прям пытка.

— Не смей! — громко приказал Яранский. — Тело не твоё, ты обязан уважать его. А не уродовать! Не идут моей дочери стрижки, понимаешь? Этот образ Анжелы, единственное, что у нас с женой осталось. И я хочу запомнить дочь такой. Ясно тебе?

Рамиль замолчал, и на его глаза навернулись слёзы. Но заплакать он себе не позволил. В дверь позвонили. Это прибыл их заказ. Мужчины плотно позавтракали кто чем хотел, и Яранский мысленно порадовался тому, что Лариса нашла всё-таки дебетовую карту Рамиля в его доме. На ней, как оказалось, лежало ни много ни мало четыреста девяносто тысяч рублей.

После еды настроение у обоих улучшилось.

— Ну ты расскажешь мне, о наших дальнейших планах? — спросил Вадим. — Приобретать оружие, если ты не против, я отправлюсь вечером.

— Да. Так вот. На следующей неделе Роксану надо разлучить с дочкой.

— Как? И где она будет пребывать? У бабушки с дедом в деревне?

— Поначалу нет. Роксана не отдаст её им вот так ни с того, ни с сего. Единственный способ разлучить её с матерью – это уложить в больницу. И там она должна быть до тех пор, пока мы всё не сделаем… Ну, то что задумали.

— Та- а- к. И каким образом устроить так, чтоб её госпитализировали?

— Не знаю. Может быть, устроить аварию небольшую? Чтоб была небольшая травма? Например, машиной сбить слегка, подкараулить, когда она с няней гуляет. И уехать.

— Рамиль! Ты в своём уме? Ты намерен рисковать жизнью ребёнка? Ужас! Это ты умер, а мы все вокруг – живые. Жи – вы – е. Ты не каскадёр, чтоб умело совершить такой наезд, чтоб ребёнок пострадал, да ещё не очень сильно, но чтоб в то же время до больницы дело дошло. И потом, не забывай: живые люди чувствуют боль! Тем более дети. Нет, я не позволю тебе этого сделать.

— Вы прям мне разнос устроили.

— Убить тебя мало за такую бредовую идею! — выпалил Яранский. Он чувствовал, что завёлся. Как Рамилю такая дурь в голову пришла?

— Но как тогда поступить?

— С больницей идея хорошая. Там она будет в безопасности. А вот как её определить туда… Надо подумать.

Вадим стал копаться в памяти и вспоминать всех своих знакомых медиков, кто бы мог чем-то помочь. Он понимал, что лечь в стационар можно только с каким-то заболеванием, пусть даже липовым. Диагноз можно состряпать какой-нибудь, к примеру, у девочки низкий гемоглобин и ей срочно надо обследоваться. Чтоб госпитализировали, достаточно попросить или подкупить врача, лучше зав.отделением, анализы подделать вообще пара пустяков. Вадим знал много случаев, когда коллегам требовался липовый больничный, и они, чаще по знакомству, просили участкового терапевта, чтоб “нарисовал” плохие анализы и в карте соответствующие жалобы написал. И вот, ты уже нетрудоспособен, и можешь спокойно отдыхать, ехать на курорт, по делам, зная, что работу не прогулял, а честно “болел”. И доказать невозможно обратное. Но ведь Роксана не поведёт дочь к врачу. Стоп! Сообразил. Надо чтоб девочку отвезли в больницу прям из садика. Точно. Для этого необходимо, чтоб в саду прошёл медосмотр, при котором у Альфии выявят какую-нибудь патологию… А девочка посещает частный детский сад. Туда вообще могут не пустить… Значит надо дать взятку директору садика. И не только. Надо найти кого-то из Гор. Здрав. отдела, чтоб могли этот медосмотр инициировать, потом взять анализы у всех детей и результат крови нашей девочки будет плохим. Пусть у неё в крови обнаружат, допустим, бластные клетки. Да, тем более отец болел лейкозом. Её увезут на “скорой” прям в стационар.

— Вы что молчите, Вадим?

— Ты знаешь, есть у меня идея. Только кто бы смог помочь это обстряпать всё, вот вопрос.

— Расскажите.

Яранский рассказал.

— Да, такая многоступенчатая операция требует вовлечения ещё кого-то, кто бы мог способствовать реализации нашего плана. Какого-то медика.

— Не просто медика, а надёжного человека. Причём как-то нужно будет объяснить ему, для чего это всё надо. И это будет гораздо сложнее, чем привести в исполнение весь план.

— Ну а у Вас есть кто-нибудь на примете? Из того же министерства. Взятку дадим, деньги у нас есть.

— Здесь деньги не главное, — ответил Вадим и задумался. К кому бы он мог обратиться за помощью? Стал перебирать всех знакомых врачей, и оказалось, что их, на самом деле всего несколько человек, и то не такие уж они близкие знакомые ему. Доктор даже пожалел в глубине души, что ни с кем из своих коллег он толком не дружил, с бывшими однокурсниками связей не поддерживал. Такой он был закрытый человек, что не нуждался в общении; на встречи выпускников не ходил никогда, никакие врачебные конференции не посещал. Просто не испытывал потребности в дружбе, в обществе в целом. Жил в своём мирке, а жаль.

— Неужели Вы ни с кем не контактируете из врачебной среды?

— Нет, Рамиль, не контактирую. Единственный человек, с кем я когда-то контактировал, причём в прямом смысле слова, это была моя первая любовь. Она сейчас работает в должности профессора на кафедре педиатрии в областной детской больнице. Ведёт студентов, ещё научной работой занимается. Но к ней я не пойду.

— Почему?

— Да я тогда, в молодости, с ней нехорошо поступил. Бросил её, в общем.

— И что, думаете, она всё на Вас зло держит?

— Да вроде, не должна. У неё семья хорошая, муж, трое детей. Она сама по себе цепкая баба. И карьеру сделала, и семью завела. И даже премию завоевала какую-то в Америке, когда там на симпозиуме, посвящённом проблемам детей с аномалиями развития сердечно-лёгочной системы, была. Премию “Призвание” получила. Знаешь, на первом канале показывают ежегодно.

— А как фамилия?

— Карпенко Юлия Викторовна.

— Не слышал. Федышин наверняка знает. Он по делам фонда часто с врачами дело имеет.

— Возможно. Может и она участвует в благотворительности. У неё ведь родители чиновниками были, папа зам.министра здравоохранения, мама тоже какой-то пост занимала в правительстве. Не помню уже.

— Откуда же Вы про неё всё знаете, если не общаетесь?

— Да так, по слухам… От своих. Её я уже лет десять не видел.

— Может рискнёте, сходите к ней? Если она такая умная и активная, то поможет. Тем более не чужие вы.

— Ладно. Уговорил. Ума не приложу, как ей объяснить всё это, только.

Глава 12.

Вечером того же дня Яранский отправился на окраину города на небольшую оптовую базу, о существовании которой он ранее и не подозревал. Она, разумеется, была закрыта. Машину его остановили перед шлагбаумом, и мужик неопределённого возраста и неопределённой национальности, одетый в спортивный синий костюм советских времён, выбежал из будки охранника на въёзде в базу и жестом указал Яранскому открыть окошко. Вадим вежливо сообщил, что приехал к Ивану Грозному (это и был тот знакомый Рамиля, местный авторитет, у которого ему предстояло купить ствол). Охранник переговорил по сотовому несколько секунд, потом поднял шлагбаум и велел проехать десять метров направо и там оставить автомобиль. Затем идти ко второму от забора складу и трижды постучать. Яранский так и сделал. Железная дверь отворилась, пред ним стоял тот самый бандит Грозный. Кличка ему подходила невероятно, так как своей внешностью он был как две капли воды схож с одноименным персонажем Юрия Яковлева из всеми любимого легендарного фильма. Яранский даже лёгкий трепет испытал, не от страха, а от неожиданности.

Помещение склада было большим, квадратов двести, внутри были какие-то люди, что-то негромко обсуждающие за столом на противоположном конце зала. Туда Яранского не пригласили пройти, поэтому он, не тратя времени на лишние разговоры, вручил Ивану пухлый конверт с пачками банкнот и запиской. Какую туда сумму положил Рамиль, он не знал.

Бандит с обликом великого царя распечатал конверт, внимательно осмотрел содержимое, вынул записку, бегло прочёл. Почесал затылок. Внимательно снова осмотрел записку, поднёс поближе к глазам. Наконец изрёк:

— Я чёт не понял. Рамиля Хасановича уже год, как забрал Аллах.

— Девять месяцев скоро. Он мне Вас рекомендовал тогда ещё… Осенью того года.

— Ведь врёшь. Письмо свежее. И почерк как будто не его, хотя похож.

Вадиму бандит казался добрым дядькой, и он спокойно стал объяснять:

— Зачем мне это надо? Написано же им, ясно и понятно, кто я и зачем мне ствол. Откуда я мог бы узнать про Вас, про эту базу?

Грозный посмотрел на доктора исподлобья, тёмно-карие глаза сверкнули недобро.

— Стой здесь, — сказал он и отошёл к столу.

Через несколько минут вернулся. Пока длился разговор Ивана с корешами, Вадим заметил, что за столом произошло оживление, и мужики (человек пять или шесть их было) стали оглядываться в его сторону. Вадим старался всеми силами делать невозмутимый вид. Через несколько минут разговоры за столом стихли, и все присутствующие там (их лиц Яранский не разглядел) стали поглядывать в его сторону. Иван куда-то удалился, пройдя мимо доктора через дверь, глянув на него снова исподлобья. Ждать пришлось недолго. Уже через пять минут Вадим получил то, зачем приехал. Он внимательно осмотрел чёрный пистолет. Что это была за марка оружия, он не знал, но решил не показывать виду.

— Подойдёт? — спросил Иван.

— Да, конечно, — Вадим аккуратно спрятал ствол в дорожную сумку.

— Вот патроны, — бандит вынул из кармана куртки картонную коробочку и отдал Яранскому, который решил не открывать её не проверять.

Между ними повисла пауза. Вадим понял, что говорить им больше не о чем.

— Ну, я пошёл. Спасибо за помощь, — сказал он.

— Погоди, — Грозный тронул его за плечо, — передай привет Рамилю Хасановичу. От меня, от ребят.

— Я понял. До свидания, — ответил Яранский и быстро пошёл к машине не оглядываясь.

Домой доктор приехал за полночь. Всю дорогу сидел за рулём как “на иголках”, всё казалось, что сейчас его остановят ДПС- ники и обыщут. Вздохнул с облегчением, когда упал в своё мягкое кресло в зале, после того как за ним захлопнулась входная дверь. Рамиль открыл сумку, вытащил ствол, стал разглядывать со всех сторон:

— Макаров…

— Что-что?

— Пистолет Макарова, ПМ.

— А… Там тебе братки привет передают.

— Что за чушь? — теперь очередь бизнесмена пришла удивляться.

— Эти твои знакомые думают, что ты жив. Наверное, решили, что ты инсценировал свою смерть, и теперь живёшь другой жизнью где-то. У политиков, богачей, как ты, или преступников такое ведь бывает.

— Хм… Ладно, пусть думают, что хотят. Главное, помогли. Когда Вы поедете к своей барышне Юлии Викторовне?

— Не знаю. Завтра, наверное.

Утром следующего дня Яранский засобирался к Юлии Карпенко в детскую областную больницу. Привёл перед этим себя в порядок. Побрился, надел зачем-то костюм с галстуком. Побрызгался туалетной водой, которой он никогда не пользовался. Просто тёща подарила на двадцать третье февраля, стояла запечатанная. Вадим нервничал. Он ехал к женщине, которая была его первой любовью, и, вообще, первой женщиной. И он у неё был первым. Любви-то давно уже не было, но воспоминания… Они остались, и теперь выпорхнули из глубин памяти и стали такими явственными и чёткими, будто всё произошло совсем недавно. Как Юлия отнесётся к нему? Человек она мировой, должна понять и помочь. Не смотря ни на что. Хотя та белиберда, которую он придумал, вряд ли вызвала бы у кого-то доверие.

В коридорах детской областной Яранский чувствовал себя как рыба в воде, так как маленькая Анжела здесь была частой гостьей со своей аллергией. То Вадим, то Лариса лежали здесь с ней поочерёдно, наверное лет до восьми. Потом девочка лечилась тут одна. С пневмонией лежала, дважды с подозрением на бронхиальную астму, с острым пиелонефритом, с обострением атопического дерматита раза три, и раз шесть с крапивницей. Слабое было у Анжелы здоровье. Врача Карпенко Вадим здесь не раз встречал в ту пору, но только лишь сухо здоровался и поскорее убегал… Стеснялся и чувствовал себя виноватым перед ней. “Хорошо, что не моей женой она стала”, — думал Яранский, — “Всего в жизни добилась: и карьеру сделала, и троих детей родила, и по заграницам мотается, и уважением пользуется во врачебной среде, и даже благотворительностью занимается, наверное. Как она всё успевает? Со мной бы она точно скучала. Да и я бы за ней не угнался, не поспевал расти…”

И вот, пройдя отделение пульмонологии и отделение госпитальной педиатрии, расположенные на втором этаже правого крыла стационара, Яранский упёрся в массивную деревянную дверь с табличкой. Золотого цвета буквами на ней было написано: “Доктор наук, профессор Карпенко Ю.В”. Яранский встал перед дверью в нерешительности. И вдруг у себя за спиной услышал стук приближающихся каблучков. Он почувствовал, как пульс у него участился, он был уверен что это идёт она, Юлия.

— Мужчина, Вы ко мне? — спросила профессор Карпенко обыденным тоном.

Вадим повернулся.

— Яранский? — Юлия Викторовна была настолько удивлена, что, казалось, сейчас потеряет дар речи. Но не тут было. Осознав, что перед ней действительно её однокурсник, первая любовь, тот самый Вадик Яранский, о котором у неё остались такие тёплые воспоминания, она подошла, крепко обняла его и сказала: — Рада тебя видеть, столько лет прошло… Заходи скорее!

Вадим зашёл. Юля усадила его на кожаный диван, включила электрический чайник, села рядом.

— Ну что ты молчишь? Язык проглотил?

Юлия была так близко, что доктору стало не по себе. Расслабиться он никак не мог. Не потому, что в нём проснулись какие-то чувства, нет. Просто он был заворожен её красотой, её достоинством. На вид его ровеснице было не больше тридцати пяти. Фигурку точёную облегал плотный белоснежный халат с рукавами до локтя. Руки были изящными, как у балерины с гладкой нежной кожей, покрытой равномерным кофейным загаром. Кольцо с массивным бриллиантом на среднем пальце сверкало в солнечном свете, пробивавшемся из-за полузакрытых жалюзи, и придавало её облику поистине царское величие. На ножки Юлии Яранский даже мельком посмотреть не посмел. А лицо… Оно просто светилась добротой и счастьем. Глаза были такими же как в юности большими и ясными, взгляд проникновенным. Только вместо прежней густой каштановой косы головку женщины обрамляла креативная стрижка каре с ассиметричными кончиками, которая и придавала лицу моложавый вид. Она очень шла Юлии Викторовне, и Вадим понял, глядя на неё, что не потянул бы такую женщину. Не для него она создана, и слава богу, что ничего у них не получилось тогда.

— Юля, — начал он, наконец взяв себя в руки, — мне так много хочется тебе сказать, но, ты меня знаешь – я не такой. Я не…

— Знаю, — перебила Юлия, — ты не такой. Как все. И не любишь болтать. Всегда был неразговорчив. Выкладывай, что тебя привело. Так бы ты сроду не пришёл, хотя сто раз здесь у нас был с дочкой. Мог бы и зайти по-дружески.

Яранский уже набрал в грудь воздуха, чтобы побыстрее, на одном дыхании выпалить заготовленное заранее враньё, но тут дверь в кабинет отворилась, и парень в белом халате, видимо аспирант, обратился к профессору Карпенко:

— Юлия Викторовна, обход будет?

— Да, Серёж, уже иду.

Юлия встала, подошла к столу и взяла папку с бумагами. Яранскому сказала:

— Вадик, извини, но я не могу отменить еженедельный обход. Коллеги ждут. Это быстро, всего тринадцать палат. Ты пока чайку или кофе попей, сам завари, там на тумбочке возьми.

— Хорошо, я подожду.

Юлия Викторовна оставила доктора одного. На обходе профессор была как никогда рассеянной. Она мало говорила, больше слушала доклады лечащих врачей. Нескольких больных ребятишек сама прослушала фонэндоскопом, одному пропальпировала живот. В основном, Юлия просто кивала, и не сделала сегодня ни одного замечания по ведению пациентов. Потому что на Юлию тоже нахлынули воспоминания. О своей первой любви. Она вспомнила крепкого видного парня Вадима, который привлекал девушек своей серьёзностью и скромностью. И конечно ещё отличным телосложением. У парня были правильные черты лица и очень обворожительная улыбка, и он будто знал об этом: одаривал ею девчонок редко и избирательно. У него был цепкий ум, ему давалась легко учёба, и он мечтал спасать людей. Как же счастлива была Юлия, когда именно на неё он обратил внимание. Ещё бы! Ведь она была первой красавицей на потоке. И он стал её первым мужчиной. Юлия готова была отдаться Вадику целиком и полностью, выйти за него замуж и даже стать домохозяйкой, нарожать детей и печь ему пирожки. Такой самоотверженной была Юлька Карпенко, и такой сильной была её любовь. И страсть. И счастье от того, что парень отвечал ей взаимностью. Всё, собственно, к свадьбе и шло. Единственное, что беспокоило Юлию, так это то, что Вадик был ведомым человеком. Решимости ему было не занимать во всём, что касалось учёбы и работы. Но вот в делах сердечных… До конца шестого курса так и не сделал ей официального предложения. Но она всё успокаивала себя, думала, просто боится отказа. Ведь она была яркой, красивой, смелой. А он, хоть и обладал хорошими внешними данными, был на взгляд Юли сексуальным и страстным, но характера сильного у него не было. Но тем не менее она после окончания института не отпускала Вадима. Он пошёл работать на “скорую”, она поступила в ординатуру. Каково же было удивление Юлии, когда однажды её возлюбленный прям на ровном месте признался ей, что нашёл другую… Так просто и обыденно, без всякого пафоса и эмоций сообщил, что уходит от неё. Юлия до такой степени была обескуражена, что даже не обиделась поначалу. Просто не поверила своим ушам и глазам. Вадик, мужчина всей её жизни, её цель и мечта её бросает. Сам, первый! Юлию накрыла депрессия. Она даже представить не могла, что её могут бросить. Тем более Вадим, которого она считала давно покоренной вершиной. И ведь не ссорились они с ним. Он, казалось, всем был доволен. Ещё горше стало девушке, когда она увидела на кого он её променял. На нескладную толстуху. На фельдшера со “скорой”. И ведь познакомился с ней всего-то пару месяцев назад, а уже сделал предложение. Чем она-то была хуже, чем та корова? К счастью, бог одарил Юлю не только красотой и умом, но ещё сильным характером. “Не судьба – ну и ладно”, — решила тогда она, — “Всё у меня ещё будет!”

И действительно, всё к ней пришло. Женщина чувствовала себя счастливой, понимала, что жизнь удалась. Жаль только сейчас она была одинока… Небеса забрали любимого мужа.

Потом Юлия пустилась в воспоминания о муже, по которому так тосковала, и лишь возле дверей своего кабинета вспомнила о том, что там её ждёт Яранский. “Странный у него вид какой-то. Потрёпанный, усталый. Костюм будто несвежий. Побрит как-то нечисто. Глаза красные. Пьёт он что ли? Хорошо всё-таки, что не получилось у нас. От того красавчика, что меня с ума сводил тогда, ничего не осталось…” — подумала Карпенко, входя к себе.

Яранский встал с дивана. Конечно же ни кофе, ни чаю он не попил. Решил сразу перейти к делу:

— Юль, тут такое дело… Мне не к кому больше обратиться. Мне надо сделать так, чтобы одна маленькая девочка оказалась в больнице. Хотя бы на одну-две недели. Она здорова, но нужно изобразить, что сильно больна. Причем надо сделать так, чтоб её прям на “скорой” увезли из детского сада. У тебя же есть знакомые, наверняка, которые курируют медицинскую службу в детских учреждениях, или что-то наподобие этого… Короче говоря, ребёнка надо на некоторое время изолировать от матери.

Юлия ответила не сразу.

— Ничего не поняла , — наконец произнесла Карпенко, отхлебнув воды из красивой стеклянной чашки. — Странная какая-то просьба. Что за ребёнок и зачем его от матери изолировать? Это твой внебрачный ребёнок? Ты что задумал, Вадик?!

— Нет. Это ребёнок моего погибшего друга. И не от матери, а от мачехи.

Яранский вдруг понял, что готов рассказать правду Юлии, но вовремя осёкся и решил не рисковать. А та продолжала допрос:

— А зачем всё это надо?

— Девочке угрожает опасность.

— Какая? И откуда тебе это известно?

— Уф, я не могу тебе всего объяснить. Просто поверь.

— Нет, Вадим, так не пойдёт. Или ты всё рассказываешь, или я не стану тебе помогать. Извини, конечно, я уже не та легкомысленная девчонка, которая ради тебя могла “и в огонь и в воду”. Я человек конкретный, мне нужны подробные, чёткие и правдивые объяснения.

— Ладно. Дело в том, что ты всё равно не поверишь, так как у меня нет доказательств.

— Ничего, я попытаюсь.

— Отец девочки – бизнесмен Садыков.

— А, знаю! Похороны по телеку показывали. Я с ним виделась пару раз, он благотворительный фонд организовал, я туда к ним приезжала с благодарностью. Они деньги перечисляли на счёт больницы, детки от них у нас лечились. А у него дочь была?

— Да. Ей пять лет.

— И с чего ты взял, что она в опасности?

— Я к нему много раз на “скорой” приезжал, когда он медленно умирал от лейкоза. Я познакомился с его семьёй, и моя жена к нему ходила потом ставить уколы и капельницы за деньги. Ну, подрабатывала. Я много раз с ним беседовал. И вот перед смертью он мне поведал, что на самом деле он заболел из-за своей жены, она его отравила.

— Ты же говоришь, лейкоз у него был. Рак крови.

— Да. И причиной тому было хроническое отравление ядом, которое жена ему подсыпала в еду несколько месяцев. Понимаешь? Его жена убийца.

— А как он об этом узнал?

— Нашел дома подозрительный порошок спрятанным. Попросил меня отдать в частную лабораторию, получили результат. Оказалось это токсичный препарат, используемый в сельском хозяйстве, яд. В больших дозах вызывает отравление, поражение костного мозга и так далее. В общем понял он всё.

— Так почему же он не обратился в полицию?

— Так умер он практически сразу, как узнал. Почти в агонии находился, кода меня попросил спасти его дочь, так как боится, что мачеха Роксана захочет избавиться от неё, чтоб завладеть многомиллионным наследством. А то ведь прямая наследница – его единственная дочь.

— Ну, допустим, то, что ты рассказал, вполне логично. Тогда почему бы тебе самому не обратиться в полицию? И потом, умер твой пациент уже давно, скоро год, по твоим словам. Мачеха ничего не сделала девочке. Может это всё твои и его догадки?

— Как я обращусь в полицию, по-твоему? У меня нет доказательств. Не могу же я им сказать, что мол мне бизнесмен, будучи в предсмертном бреду, поведал, что его убила жена. А насчет девочки… Понимаешь, она уже пыталась избавиться от неё. Хотела утопить, но помешали.

— О, Боже! Ты уверен?

— Да. Моя Лариса работает сейчас няней у них в доме.

— Зачем? Уволилась со “скорой”?

— Нет, она отпуск за свой счёт взяла. А там подрабатывает, так сказать. Роксана ведь её знает, вот и пригласила за падчерицей присматривать.

Юлия Викторовна встала и принялась ходить взад-вперёд по кабинету, обдумывая услышанное. Вроде бы всё было правдоподобно, но почему-то ей казалось, что Вадим чего-то не договаривает, врёт.

— Ну хорошо, — наконец сказала она, остановившись у окна, — допустим, всё так и есть, как ты рассказываешь, хотя по-моему, ты лишь часть правды мне поведал. Но что изменится, пока ребёнок будет в больнице пребывать?

— Она будет, повторяю, в безопасности.

— Но потом-то она снова окажется дома! Вечно её не будут держать в стационаре с несуществующей болезнью.

— За это время я смогу вывести её мачеху-убийцу на чистую воду, и её арестуют.

— Каким образом? Ты расскажешь полиции, что твоей жене-няне показалось, что Роксана хочет убить дочь, и однажды чуть не утопила?

— Нет. У меня будут другие доказательства.

— Где же ты их достанешь?

— Юль, я понимаю, что ты человек конкретный, и должна всё знать. Но вот этого я тебе сказать не могу. По крайней мере сейчас. Потому что все доказательства будут добыты не совсем законным путём. Точнее, совсем незаконным.

Юлия вздохнула. Разговор продолжался почти час. За это время не раз кто-то заглядывал в кабинет профессора, но та говорила, что занята. Яранский испытывал чувство благодарности к Юлии за то, что выслушала его, но вот надежда на помощь с её стороны таяла с каждой минутой. Женщина снова вздохнула:

— Ну, не знаю даже…

— Юль, ты не обязана помогать мне. Если не хочешь, то извини, и я пошёл.

Яранский поднялся и подошёл к двери. Профессор Карпенко приблизилась к нему и сказала спокойно:

— Подожди. Я помогу тебе. Но обещай, что потом мне всё расскажешь. Теперь я должна подумать, как осуществить этот твой план.

— Юлька, нет времени думать.

— Ну ты меня просишь не за хлебом сходить! Знаешь что? Я позвоню тебе в течение дня, лады? Я должна буду созвониться кое с кем, возможно, деньги понадобятся…

— Тьфу ты! Забыл совершенно.

Яранский открыл свою потёртую коричневую барсетку и достал конверт.

— Что это?

— То, что тебе может понадобиться. Здесь сто тысяч.

— С ума сошёл, Вадим? — ахнула Юлия Викторовна. — Чувствую, дело для тебя важное, раз такую сумму подготовил…

— Важное. Я другу обещал.

— Ладно. Я верну, если ничего не пригодится. Давай я хоть расписку напишу, что у тебя взяла деньги.

— Сама ты с ума сошла, не нужна мне никакая расписка.

На душе у Яранского потеплело. Он вновь обрёл уверенность в том, что их с Рамилем мероприятие пройдёт как по маслу, в том, что Юля им поможет, раз пообещала. И ему захотелось обнять её по-дружески за то, что эта уверенность к нему, благодаря ей, вернулась. Теперь им овладело стойкая решимость довести дело до конца, к нему пришло осознание того, что всё, что происходит с ним и его семьёй – не пустая затея. Всё не зря!

Он так и поступил. Обнял Юлю и открывая дверь попросил:

— Ты только позвони обязательно сегодня, ладно? Это вопрос жизни и смерти для нас с Ларисой. Пока, Юль.

Глава 13.

Профессор Карпенко принялась сразу за дело. То, что рассказал ей друг её юности, не совсем укладывалось в голове, но помочь она должна была. Сделать это, в принципе, оказалось не трудно. Несколько звонков в Гор. Здрав. отдел, благо там были связи. Затем поездка в частный детский садик “Кораблик”, разговор с директором, взятка пятьдесят тысяч рублей. И вот, уже можно звонить Яранскому с докладом.

Вадим с Рамилем вечером того же дня в четверг сидели за игрой в нарды. Яранский равнодушно относился к этой игре, но Рамиль настоял. Купил нарды, и вот уже второй час подряд мужчины коротали за игрой в ожидании звонка Юлии Викторовны. Вели неспешный разговор.

— О чём вы ещё разговаривали с профессоршей?

— Да в основном, о деле.

— Я тут в интернете фото вашей Юлии нашёл, биографию почитал. Много у неё достижений в области медицины. И репутация у неё высокая, безупречная. Станет ли она ею рисковать, помогая нам? А то мало ли что… — спросил Рамиль, подкидывая кубики.

— Теперь нам остаётся только надеяться и ждать, — отвечал Вадим.

— И красивая она такая женщина…

— Это да, красавица. Почти не изменилась с тех пор, как была студенткой. Только волосы остригла.

— Жаль одна осталась.

— В смысле? — Яранский оторвал взгляд от доски с нардами и уставился на Рамиля широко раскрытыми глазами.

— А она Вам что, не говорила? Уже два года, как муж её умер. Тромб оторвался, и скоропостижно он скончался. Это я на сайте каком-то прочитал. Думал, Вы знаете.

— Нет, ничего она мне не говорила об этом… Как жаль. Бедная Юлька…

— Не должна такая красивая, умная и добрая женщина одна пропадать.

— Согласен, не должна. Но мы-то ей чем можем помочь? И вообще она выглядела вполне счастливой. Может, никто ей не нужен.

— Как не нужен? Аллах создал мужчин и женщин как две стороны одной медали. Один должен принадлежать другому. Не может быть счастлив человек без своей второй половины.

— Ну была у неё половина. Кто ж виноват, что твой Аллах сам же её и забрал у неё.

— Аллах всё делает правильно. В мусульманстве положено, если женщина лишилась мужа, ей подыскивают нового. И он должен её содержать и любить. А она его.

— Юлия не мусульманка. И потом, если бы она хотела, то давно сама бы подыскала себе мужа. Уверен, у неё масса поклонников.

— Но никто не возьмёт её с детьми. Их трое у неё, младшему всего девять лет.

— Рамиль, это всё философия. Чего женщина хочет мы никак не узнаем. И не надо лезть в жизнь к человеку, если он сам не просит. Видишь, она даже не рассказала мне ни о чём.

— Ну это потому, что для неё важно было тебе помочь, а не жаловаться на свою судьбу, на одиночество.

— Ты что, предлагаешь в качестве моей благодарности за помощь, найти ей мужа, о котором она и не просила?

— Ну да. А что в этом такого? И не обязательно это делать открыто. Можно так, чтоб она не догадалась.

— Рамиль, ты всегда был таким интриганом? Ещё при жизни, да? — Яранский хотел пошутить, но вдруг осёкся и замолчал. Он ведь мог обидеть парня, напомнив о том, что тот здесь не на своем месте…

Но Рамиль итак не забывал, что находится в теле девушки, дочери сидящего напротив него человека. Он не забывал, что он гость. Временное явление в этой реальности и в судьбе этих людей: супругов Яранских, доктора Юлии… И он не обиделся, хотя стало грустно.

— Наверное, в душе был. Но я был слишком занят бизнесом, зарабатыванием денег. Мне не до интриг всяких было.

— А то был бы свахой, А? — подмигнул парню Яранский.

Рамиль засмеялся. Смех его совсем не напоминал смех Анжелы, и Яранскому стало не по себе. Но он прогнал это чувство. Теперь он понимал, что должен принимать реальность такой, какая она есть. Раз случилось то, что случилось, значит на то воля Господа. Хотя Яранский и был атеистом, именно так он в тот момент подумал. Разговор казался Вадиму забавным, и он продолжал:

— И какого же ты бы подыскал жениха нашей красавице-доктору?

— Такого, чтоб носил её на руках, чтоб детей любил, и её детей, как своих принял. Чтоб был сильным и целеустремлённым, и таким же добрым и идейным, как она.

— Да… Долго придётся такого искать. Такие бывают вообще?

— Не надо его искать. Он есть. И я его знаю.

— ?

— Это Павел Федышин, мой компаньон и друг. Он отлично подойдёт. И она его полюбит за его доброе сердце. Он и не беден, кстати. Хороший жених. Ну на пару лет помладше неё, но это ж не важно.

— Не… — Яранский сделал в шутку озабоченное лицо, — за этого типа я свою Юлечку не отдам.

— Почему Вы не отдадите за этого достойного человека свою бывшую женщину? Подчеркну: бывшую.

— Ну, потому что она с ним рядом смотреться даже не будет. Она статная, красивая, ухоженная. А он, судя по твоим и Ларисиным рассказам, полная противоположность: небольшого ростика, одет как попало, вечно “в мыле” бегает, вечно занятой. Не вижу я в нём Юлиного мужа. Мелковат он для неё.

— Вы и не должны видеть. Она его разглядит, я уверен. У неё открытая, добрая душа. И у него такая же. Осталось организовать их встречу.

— Каким образом?

Ответить Рамиль не успел, в кармане у Яранского пронзительно запиликал мобильник. Это была супруга. Разговор с Ларой длился недолго. Вадим в двух словах рассказал о новостях и заверил жену в том, что в скором времени девочка будет спасена. Попросил не волноваться и вести себя аккуратно. Телефон зазвонил снова как только Яранский распрощался с женой. На этот раз звонила Юлия Карпенко. Доктор сразу включил громкую связь, чтоб Рамиль всё слышал, и не пришлось потом пересказывать.

— Вадюш, это я.

— Привет.

— Значит так. Слушай внимательно. Сначала расскажу что я придумала, потом какую работу проделала, и как всё будет происходить. Помогать нам будет Сергей, мой ассистент. Клёвый парень, надёжный, и врач “от бога”. Легенда состоит в том, что Сергей под моим руководством пишет диссертацию. Он, кстати, итак пишет. И вот, для его научной работы нужны статистические данные о процентном соотношении больных и здоровых детей нашей области, посещающих и не посещающих детские дошкольные учреждения. Чтоб собрать данные нужно провести в детсадах медосмотры, сдать анализы, собрать антропометрические данные и тому подобное. Но мы же не можем “с бухты-барахты” придти в сад и сказать, мол, постройте детей, мы их будем проверять. Для этого нужен приказ сверху. Я поехала в Комитет здравоохранения области, у меня там глава комитета хорошая знакомая, я её внучка с того света когда-то вытащила. Объяснила ей ситуацию. Она классная тётка. Разрешила осматривать детей, но ей нужно время, хотя бы дня три-четыре, чтоб издать приказ и его утвердить. Она это не единолично делает, ещё кто-то там должен подписать. Вот. Едем дальше. В муниципальных детских садиках медосмотр не проблема. А вот в частном… Короче, поехала я в тот садик. “Кораблик”. Хорошо, что директор была на месте. Я с ней познакомилась, обрисовала ситуацию. Сказала, что провести в саду медосмотр – это законно, будет приказ от Обл.здрава. Она стала отказываться, мотивируя это тем, что многие родители могут не согласиться. Я попросила сделать это без уведомления родителей. Она сказала, что это невозможно в частном детском саду. Здесь родители решают, колоть ли ребёнку пальчик! Вот тут-то и пригодились твои денежки. Ужас, конечно. Никогда не была на месте взяткодателя! Так это мерзко! Но я женщина расчётливая, ты меня знаешь. Решила сразу сотку не предлагать. Дала ей пятьдесят тысяч, она очень была рада. В общем, сошлись на том, что когда будет готова бумага, то бишь приказ, чтоб потом предъявить родителям, она примет двоих медиков: врача и лаборантку. Даст помещение и даже весы и ростомер. Ориентировочно, во вторник это будет. Извини, раньше – никак. А дальше всё просто: Сережа объявит, что у одной девочки, у ребёнка Садыковой критично низкий уровень гемоглобина крови и зашкаливают лейкоциты. Есть бластные клетки в крови, то есть подозрение на анемию или острый лейкоз. Ребёнку незамедлительно нужна госпитализация. Если даже вызовут маму, не страшно. Отвезут их в стационар вместе. Думаю, женщине неудобно будет отказываться от больницы, так как она знает, и все знают, что папа ребёнка умер именно от этого заболевания. Если она не захочет класть ребёнка в больницу, это наведёт на подозрения, поэтому она захочет и препятствовать не будет. А тут уж моя забота. Я сделаю так, что никто и не заподозрит, что девочка здорова. Нам ведь главное её недельку подержать? В общем, пообследуем, а потом скажем, что не подтвердился диагноз.

— Юлечка, ты просто гений! Спасибо! Я всегда знал, что на тебя можно положиться.

— Рано благодарить. Я сейчас тебе остаток денег завезу. Адрес диктуй.

— Ой, не надо спешить. Деньги ещё могут понадобиться. Юль, ты извини конечно, но это правда про твоего мужа? — спросил Вадим запинаясь. Он отчаянно не хотел, чтоб Юлия приехала к нему домой и увидела неубранную квартиру, гору немытой посуды и его “дочь” с уже явно мужицкими повадками и походкой. Даже тембр голоса у “Анжелы” стал другим, более грубым и резким. Хотя может быть, Яранскому так только казалось. Но в любом случае встречаться с бывшей пассией на своей территории он не планировал, поэтому, решив переменить тему, брякнул то, что первое в голову пришло.

Доктор Карпенко не стушевалась:

— Да, правда. В 2014-м умер Юрий, мой супруг.

— Прости, не знал. Соболезную тебе искренне.

— Спасибо. Ну ладно, раз ты не хочешь больше со мной встречаться, тогда пока. Я буду держать тебя в курсе. И сам звони.

— Конечно, буду звонить. Пока.

Вадим отключился и подумал, что наверное, прав Рамиль. И неплохо было бы, если б у Юлии появилась вторая половина. Но парень больше не вернулся к этому разговору, и Яранский тоже как-то постепенно забыл.

Мужчины разошлись спать по комнатам. Вадим на этот раз крепко и быстро уснул. Наверное потому, что теперь в голове у него сложилась целостная картина того, как всё должно произойти. Всё встало на свои места. Был по пунктам разработан план. Он понимал чётко, что должен делать он сам и что должен делать Рамиль. Завтра он пойдёт на дежурство, в субботу отдохнёт, а в воскресенье отправится на речку следить за Роксаной и Альфиёй. Он был полон решимости и даже азарта. Всё получится. И, возможно, потом они с Ларисой заживут спокойно и мирно. Что потом станет с их названным сыном, другом, воплощённом в теле их родной погибшей дочери, Яранский старался не думать.

Глава 14.

За окном частного дома Роксаны Садыковой стоял тихий августовский вечер. Солнце большим оранжевым шаром нависло прям над крышами многоэтажек, расположенных в километре к западу от коттеджа. В открытое окно второго этажа веяло лёгкой прохладой приближающейся осени. Посредине просторной комнаты, которая раньше, при жизни хозяина дома, использовалась для приёма гостей, стоял изящный стеклянный столик с одним единственным бокалом виски и открытой пачкой тонких дамских сигарет. Хозяйка, по странному стечению обстоятельств одетая в тот же шёлковый халат с японскими иероглифами на карманах, в котором она безутешно рыдала на груди покойного мужа (казалось, вечность прошла с того дня), сидела в плетённом кресле-качалке и ритмично раскачивалась взад-вперёд. Даже немного остервенело раскачивалась, будто хотела выместить накопившуюся злобу на этом милом предмете интерьера. Не мигая женщина смотрела в одну точку на столешнице. На крохотную коричневую капельку виски возле бутылки. Мысли роились в голове. Именно роились, так как одна мысль сменяла другую с бешенной скоростью, а вслед тут же появлялась другая, ещё более чёрная и безрадостная. Роксану даже подташнивало от неприятного предчувствия и от безысходности. Как же так могло произойти? Всё задавала она себе вопрос. Ведь всё шло по плану. Она начала вспоминать всё сначала, пытаясь выявить тот момент, когда она допустила ошибку.

Сначала она удачно вышла замуж. Захомутала миллионера. Это плюс. Потом придумала гениальный план как избавиться от мужа и завладеть наследством. Этот план был успешно осуществлён. Да так виртуозно, что “комар носа не подточил”! (Роксана улыбнулась, вспомнив это). Второй плюс. Затем она искусно играла роль любящей матери. Это необходимо было для следующего плана. Тоже плюс, ведь все вокруг так верили в её игру. Потом случилась первая несостыковка, которая чуть не выбила Роксану из колеи: оказалось, что покойник-муж составил завещание, и большая часть наследства ей не достанется. Это огромный минус. Но её не сломила эта неудача. Завладеть десятью-пятнадцатью оставшимися миллионами тоже неплохо. И достаться они должны только ей одной, а не пополам с надоевшей падчерицей. И причём немедленно. Чтоб она могла уехать куда подальше из этого городка и жить по-человечески в своё удовольствие. И ничего, что её противный нелюбимый муж связал её обязательствами на долгие годы: этим опекунством. Ничего. Девчонки скоро не станет, и никто не помешает Роксане вступить в права наследства, как единственной близкой родственнице. Для этого умной женщиной был разработан ещё один план. Ребёнок утонет в реке. Да, всё гениальное – просто! Две недели Садыкова ездила по всем городским и пригородным водоёмам и искала подходящее место преступления. И нашла. Идеальное место – полудикая речка за городом, малолюдное место, излучина реки, скрытая от посторонних глаз, быстрое течение да и прокат лодок ещё. Взять лодку, приплыть сюда и просто-напросто столкнуть ребёнка в воду. Чуть погодя закричать, позвать на помощь… Но будет поздно. Роксана была хорошей матерью. Это все знали, видели, как она любит девочку, как заботится о ней. Поэтому, никто и не подумает, что она всё подстроила. Затем вступить в права наследства, продать недвижимость, и прощай противный, гадкий город!

Всё было продумано до мелочей. Деньки стояли тёплые. Девчонка не хотела вылезать из воды, пыталась учиться плавать. В это воскресенье Роксана приехала на речку уже во второй раз. Альфия быстренько побежала к лодкам чтоб выбрать самую красивую на её взгляд лодочку, с ярко-красным корпусом и широкими скамьями. Отплыли от берега и направились направо к изгибу реки в сторону песочной насыпи. Девочка не сидела на месте, постоянно прыгала с одной скамьи на другую под недовольное бурчание матери. Вот и приплыли. Роксана предложила малышке надеть круг и спуститься на воду. Сердце у Роксаны застучало быстрее. Но вдруг, откуда ни возьмись, из-за поворота выплыла ещё одна лодка. В ней находился какой-то мужик. Один. Он деловито прокурсировал мимо женщины с ребёнком и остановился метрах в десяти от них вниз по течению. “Принесла же его нелёгкая, этого Козла!” — подумала преступница. Мужик показался ей странным: на отдыхающего не похож. Ни пивка у него не было, ни удочек. Тело вообще не загорелое, будто впервые на пляж за всё лето выбрался.

— Мамочка, поддержи меня, — попросила девочка, встав на край лодки. Детский круг ядовито-жёлтого цвета был, казалось, на два размера больше худенькой малышке.

Роксана спустила девочку на воду и аккуратно спрыгнула сама, стараясь не раскачивать лодку. Обеих стало относить течением, но Роксана быстро сориентировалась, схватив Альфию за круг одной рукой, и зацепившись другой рукой за выступ на правом борту лодки. “Да… Сама я с трудом, но выбралась бы”, подумала Роксана и вдруг услышала сзади:

— Девушка! Вы бы хоть на ребёнка спасательный жилет надели! Вы как назад залазить собираетесь? — закричал бледнотелый мужик.

— Мужчина, спасибо за беспокойство, я учу ребёнка плавать!

— А почему здесь? Тут течение, глубина. От пляжа далеко… Мало ли что? — не унимался мужик. Орать ему уже не приходилось, так как он подплыл ближе к ним на шесть метров.

Роксана, у которой в отличие от дочери зуб на зуб не попадал от холода, решила прикинуться дурочкой:

— Да? Не знала, что здесь плохое дно. Течение и вправду сильное. Я просто хорошо плаваю, за ребёнка можно не волноваться.

Мужчина поравнялся с Роксаниной лодкой и предложил:

— Давайте я помогу вам обеим подняться. Не разумно здесь давать уроки плавания такой малютке.

Мужчина широко улыбнулся и, не дав даже ответить нерадивой матери, перегнулся, подхватил девочку за подмышки и лихо перебросил одним махом из воды в лодку. Затем помог женщине. Когда обе были в безопасности, сказал:

— Вы меня извините, я эту реку как свои пять пальцев знаю, вырос во- о- он в той деревне (указал куда-то вперёд за густые посадки). Здесь и пляж-то не надо было обустраивать, не то что прокат лодок.

Роксана погребла к пляжу. Вышли на берег, обтёрлись махровыми полотенцами. Разлеглись на соломенном лежаке. Минут через пять вылез и “мужик-спаситель”. Он расположился неподалёку на стареньком выцветшем одеяльце и закурил. Роксана отпустила Альфию поплескаться возле берега, а сама сквозь чёрные солнцезащитные очки стала наблюдать за мужиком. И не только за ним. На пляже было не более двадцати человек, в основном молодёжь. Одна пожилая пара плавала на катамаране в пределах видимости. Все остальные тёрлись возле берега. Мужик пошёл в кафешку и расположился напротив Роксаниного лежака. На неё он не смотрел. Что-то заказал. Спустя минут сорок, дочка заканючила:

— Я поплавать хочу, мамочка! Мне скучно. Давай ещё раз сплаваем куда-нибудь, только в воду нырять не будем. Ма- а -а- м. Ну ма- а- а- м!

— Попозже, милая. Полежи, позагорай. На тебе денежку, сбегай за попкорном.

Долго уговаривать не пришлось, и вскоре довольная девчонка уже хрумкала хрустящей разноцветной кукурузой у Роксаны под боком, не забывая вертеться как волчок, скомкивая под собой лежак, чем сильно раздражала мать.

Прошло ещё полчаса, народу стало меньше, и Роксана снова направилась к реке. Сели в лодку и отплыли. Медленно женщина погребла к излучине направо, и вот уже лодка скрылась за поворотом. Девочка крутилась и что-то приговаривала, разглядывая то кусты на берегу, то водоросли, цепляющиеся за вёсла. В какой-то момент она так сильно перегнулась через бортик, что Роксана решила: “Сейчас!”, и пересела на скамью к девочке, намереваясь вытолкнуть малышку, даже руки протянула, как вдруг… ! Господи! Ну откуда!?

— Эй, любительницы экстримального плавания, можно вам составить компанию? — прокричал тот самый надоедливый мужик откуда-то сверху.

Альфия встрепенулась от неожиданности и прижалась к матери, обняв ее двумя ручонками за талию. Роксану бросило в жар, тоже от неожиданности. Она задрала голову и увидела, как вверху на насыпи сидит на корточках тот наглый тип с белой кожей, который прицепился к ним на этом же месте полтора часа назад. На это раз он потягивал пивко из железной банки.

— Молодой человек! Вам пляжа мало? Вы своим криком напугали ребёнка! — ответила громко Роксана, буквально задыхаясь.

Мужик быстро спустился с насыпи, изрядно напылив, и вошёл в воду по пояс. До лодки оставалась около пяти метров. Отхлебнул из банки и предложил:

— А давайте вместе поплаваем, познакомимся.

— Мужчина , — ответила Роксана раздражённо, — мы вообще не собирались плавать, только на лодке покататься.

— Ну тогда я тут, неподалёку поплаваю. Вот только допью, — сказал мужик и нагло подмигнул.

Делать было нечего. Пришлось так и уехать с пляжа ближе к вечеру, поскольку этот деревенский мужик прилип к ним, как “банный лист” к мягкому месту, и околачивался неподалёку весь день. Роксана чертовски устала в это воскресенье, но если бы ей дали автомат, она расстреляла бы этого дядьку в упор. Изрешетила бы. Ведь получилось, что план Роксаны провалился. Из-за какого-то говнюка! “Ну ничего”, — успокаивала себя Садыкова на обратном пути, — “Не стану ждать выходного, приеду сюда на неделе. В будни даже меньше лишних глаз. А если погода испортится, сожгу к чертям весь дом! И пусть кто-нибудь попробует доказать, что это поджог! Огонь уничтожит всё. И следы тоже. Смелее надо быть”.

Роксана сделала большой глоток. Виски обожгло горло, и по телу от макушки до пяток прокатилась приятная тёплая волна. Лишь на минуту женщина расслабилась, но стресс и отчаяние снова накрыли её с головой, не дав насладиться прелестью качественного импортного напитка, такого обожаемого с тех самых пор, как она смогла его себе позволять.

После того, как провалилось мероприятие на реке, и девчонка цела и невредима вернулась домой, Роксана поняла, что терпению её приходит конец. Заветные миллионы, деньги ради которых она стольким пожертвовала, и столько всего предприняла, ускользали, как сквозь пальцы вода. И самое обидное, что из-за каких-то нелепых случайностей, вроде того мужика на пляже. А спустя день, то есть сегодня утром, случилось и вовсе невероятное событие: Роксане позвонили из частного детского садика и сообщили, что её падчерицу срочно госпитализируют в больницу… У Роксаны прям сердце ёкнуло от такой новости. Она сорвалась из салона красоты, где в тот момент делала гидромассаж, и помчалась в сад. У ворот стояла “неотложка”. Альфия уже находилась в машине. Она лежала на носилках, накрытая синим казённым одеялом по горло, и испуганно озиралась на людей в белых халатах. Роксана просвистела мимо автомобиля и молнией ворвалась в кабинет директора.

— Что происходит! — кричала она, готовая вцепиться в горло заведующей.

— Здравствуйте, Роксана Олеговна. Успокойтесь, — ответила завсадиком немного испуганно, — у нас был медицинский осмотр, и у Вашей девочки подозревают какую-то серьёзную патологию. Вы лучше поговорите с доктором. Они там, в машине.

— Какой ещё медосмотр? Почему я была не в курсе? Беспредел просто! — закричала Садыкова. Она была вся красная от возмущения.

Вылетев пулей из кабинета она понеслась к машине “скорой” возле которой мирно беседовал парень в белом халате с медсестрой и водителем.

— Что происходит?! — накинулась она на молодого врача, который ей больше напомнил студента-первокурсника.

— А, Вы — мама Садыковой Альфии? Пройдёмте внутрь, — спокойно предложил парень, подхватив обезумевшую женщину под локоток и аккуратно подтолкнув в кабину “скорой”. Роксана, даже не взглянув на дочь, трясущуюся от страха, как осиновый лист, схватила парня за грудки и начала яростно трясти:

— Я буду жаловаться! Выпустите её немедленно отсюда!

— Не могу, — ответил доктор. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он мягко отстранил от себя Роксану, и только теперь она заметила, что автомобиль тронулся, а медсестра с большим серым медицинским чемоданом сидит рядом с ней на обитом клеёнкой сиденье.

Малышка тихо плакала, боясь произнести слово, и от присутствия мамы рядом не становилось легче. Ей так хотелось прижаться к ней сейчас, но мама на неё не смотрела. В глазах её светилась злость. Девочка от этого вся сжалась в комок и натянула одеяло на голову.

— Успокойтесь, женщина. Простите, как мне к Вам обращаться? — начал разговор молодой врач.

— Роксана Олеговна Садыкова. Я требую объяснений. Куда нас везут? И зачем? Я сейчас позвоню куда следует, и Вы, и вся ваша шарашкина контора будете уволены! — говорила на повышенных тонах взвинченная женщина.

— Я бы на Вашем месте, прежде, чем заниматься увольнениями и демонстрировать свой высокий статус, связи и так далее, поинтересовался что с малышкой.

— И что же?!

— Подозрение на хронический лейкоз. Понимаете, что это такое? Анализ крови показал, что у неё есть бластные клетки, завышен уровень лимфоцитов втрое от нормы. Поэтому ребёнку требуется срочная госпитализация, и чем быстрее будет начата терапия, тем вероятнее благоприятный исход. После подтверждения диагноза она будет переведена в профильное отделение – гематологию. А пока она будет находиться в детской областной больнице. Её будет наблюдать профессор Карпенко. Девочке потребуется стернальная пункция для забора красного костного мозга на анализ. Кстати, Вы не замечали, не поднимается ли у ребёнка без видимых причин температура? Может синяки на теле? Носовые кровотечения?

Роксана сидела ошарашенная услышанным. Что это? Злой рок? Зловещее совпадение? Или чья-то глупая шутка? Как ей реагировать на всё это? Как себя вести?

— Да не может этого быть! Она хорошо себя чувствовала! Не было у неё ни синяков, ни температуры.

— Ну может быть Вы не замечали? Может у ребёнка есть няня? Она проводит большую часть дня с ребёнком, да?

— Няня сказала бы мне, что что-то не так.

— Вы знаете, заболевание могло протекать незаметно. А манифестировать позже, когда начнутся осложнения… Кстати, у девочки наследственность ведь отягощена. Я изучил мед. карту из садика. Отец девочки умер от рака крови.

Роксана была обескуражена. Она перестала кричать и пребывала в полнейшем смятении.

— Да… Мой муж умер от этого. Но… Разве это наследственное?

— Передаётся предрасположенность к болезни. Поломки в генах. Понимаете? Я сейчас не могу Вам курс гематологии и физиологии человека в двух словах пересказать. Это сложно. Надо разбираться. И к счастью, девочка сдала анализ крови, и всё обнаружилось. Вы благодарны должны быть нам, а не накидываться. Чуть не убили!

— Извините…

Роксана Садыкова поняла одно: чтоб собраться с мыслями и осознать случившееся ей требуется выпить. Хоть чего-нибудь. Иначе у неё “поедет крыша”. Сейчас она быстро переговорит с этой профессоршей, которая будет лечить Альфию и отправится домой. А к девчонке пришлёт няню. Пусть та ночует в больнице. Ей за это платят. А она сама должна привести ум в порядок и сосредоточиться на дальнейших действиях. “Кстати”, — вдруг мелькнула крамольная мысль, — “А может это как раз наоборот, везенье? Девчонка умрёт сама, и тогда всё, нет проблем!” В любом случае, она должна побыть одна. И снять стресс. Хорошим бокалом виски.

Машина притормозила перед дверями приёмного покоя областной детской. Два санитара вынесли на носилках маленький трясущийся комочек, накрытый синим шерстяным одеялом. На секунду краешек одеяльца приоткрылся и показалось заплаканное бледненькое личико.

— Мамочка! — выкрикнула малышка женщине, быстрыми шагами направляющейся ко входу в стационар. Женщина обернулась и громко ответила, не сбавляя шаг:

— Сейчас к тебе тётя Лариса приедет. Потерпи, мне надо с врачом поговорить!

Малышка снова зарылась в одеяло и затихла… В отдельной обустроенной палате её аккуратно переложили на уютную кроватку. Девочка на соседней койке с интересом наблюдала за ней. А потом подарила яблоко и спросила, как её зовут. Но Альфия ничего не ответила, а отвернулась к стене. Она снова накрылась одеялом с головой и затряслась в тихом плаче.

Роксана всего этого не видела, ей было сейчас не до “соплей”. Решительным шагом она вошла в кабинет профессора Карпенко и начала строго, без сантиментов:

— Так. Меня зовут Роксана Олеговна Садыкова. Как я понимаю, Вы тут главная?

Женщина, к которой была обращена данная возмущённая речь, сидела за массивным широким столом из натурального дерева и что-то писала. Она подняла взор на Садыкову, и только сейчас та заметила, что доктор была вовсе не такой, какой она её себе представляла. Если бы на ней не был надет кипельно-белый строгий халат с золотым бейджем, то Роксана сроду бы не подумала, что перед ней профессор медицины. Доктор наук и руководитель клиники. Эта женщина выглядела настолько ухожено и богато, будто только что приехала с Канского кинофестиваля. Сошла с красной ковровой дорожки. Женщина была не только красива, но и умна и уверенна в себе, что Роксана почувствовала нутром. Ей стало даже как-то неловко за свой тон. Профессор посмотрела на неё свысока, хотя сама сидела, и чётко произнесла:

— Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, в моём кабинете не положено повышать тон. В-третьих, выйдите, пожалуйста, и посидите в коридоре. Я Вас приглашу.

Роксана почувствовала себя униженной. Последний раз она испытывала такое неприятное чувство больше года назад, когда работала лаборантом в НИИ. Когда за малейшую провинность приходилось получать нагоняй от начальника. Стоять молча, потупив взор, и выслушивать… У неё в такие моменты даже уши горели от горечи и стыда. И вот теперь она вновь испытала забытое ощущение мелкой букашки, которую можно растоптать легко и без сожаления. На столе у доктора зазвонил телефон, она взяла трубку, стала давать какие-то указания, при этом в сторону Роксаны махнула трижды рукой, указывая на дверь. Ей пришлось выйти, хлопнув сильно дверью. Больше никак выказать своё недовольство она не могла.

Через десять минут профессор Карпенко вышла в коридор, и Роксана заметила изящные итальянские шпильки на идеально ровных ногах. Внутри у неё как-то всё напряглось. Лучше бы на месте этой Карпенко был мужик. С ним она бы знала, как себя вести.

— Проходите пожалуйста, — сказала Юлия Викторовна, распахивая перед Роксаной дверь, — Я понимаю Вас, ребёнка срочно отвезли в больницу с подозрением на онкологию… Любая мать будет на нервах и в панике. Но всё же, хлопать так дверью было необязательно. Итак, начнём…

В течение следующих двадцати минут, которые для Роксаны растянулись в вечность, профессор нудно и монотонно объясняла про диагноз Альфии, про предстоящее обследование и процедуры. Потом дала Роксане подписать какие-то бумаги. Наконец, закончила:

— … Поэтому девочка пока будет лежать в стационаре. Кто-то должен быть с ней рядом постоянно. Она ещё маленькая.

— И долго Вы её тут будете держать?

— Нет, не больше десяти дней. Если наши подозрения подтвердятся, мы переведём её в детскую гематологию. Это не у нас, это вторая гор. больница.

— Можно, я няне позвоню? — робко спросила подавленная “мать”.

— Да, конечно.

Роксана набрала номер Ларисы и вкратце обрисовала ситуацию. Велела немедленно приехать сюда с вещами девочки и своими. Потом молча вышла из кабинета, забыв попрощаться с Карпенко. Но это было не важно. Она торопилась домой. Скорее. Закрыться от всего мира и отключиться. Сейчас она выпьет горячительного напитка, и ей полегчает. Её измученное сознание никак не хотело принимать новую реальность, такой поворот событий. Она вышла на крыльцо клиники, закурила и вызвала такси по сотовому. Уже в машине она вспомнила, что не зашла к Альфие. “Чёрт!” — пронеслось в мозгу. То, что происходило дальше, после отъезда из больницы, Роксана не знала… Она продолжала пить.

Глава 15.

А в то самое время, точнее десятью минутами позже, по коридору больницы неслась сломя голову Лариса Яранская. Волосы её растрепались, щёки пылали, пот струился по вискам. Пышная грудь, обтянутая серой трикотажной водолазкой, подпрыгивала в такт быстрым широким шагам. Клетчатая юбка по колено съехала на бок, и из-под нее в области правой коленки предательски торчала узкая “стрелка” на чёрных капроновых колготах. Ларисе было наплевать на свой вид, она торопилась скорее прижать к себе свою миленькую девочку и успокоить её.

— Где 311-я палата? — спросила она на бегу у постовой медсестры.

— Да вот она, — ответила девушка и указала вперёд на дверь. — Бахилы наденьте, пожалуйста.

Яранская распахнула дверь и кинулась к кровати “больной”, буквально сбив с ног выходящую в этот момент из палаты профессора Карпенко.

Женщины на секунду встретились взглядами. Каждая сразу поняла, кто перед ней стоит. Лариса не могла отдышаться, она была похожа на всклокоченную ведьму.

— Здравствуйте, я няня девочки, — представилась она сбивчиво.

— Знаю, знаю. Вы – жена Яранского Вадима. Меня зовут Юлия Викторовна, для Вас просто Юля. Вы же в курсе, что на самом деле…

— А я Лариса, — перебила Яранская. — Я в курсе всего. Спасибо Вам за помощь. Надеюсь, Вадик Вам всё рассказал.

— В том то и дело, что ничего он мне не рассказал. Обещал, что потом. Ну, Вы располагайтесь. Девочку-соседку сегодня выписали, поэтому койка рядом свободна. Малышка перенервничала. Если что-то понадобится, мой кабинет там, в конце коридора. Долго мы её не продержим, я пообещала Вадику, что недельку. Больше не получится. И ещё я попрошу, дайте мне на всякий случай телефоны её бабушки и дедушки родных. Мало ли что…

— Да, конечно. Но у меня их нет. Я позвоню мужу, он знает, и Вам перезвонит, Юлия.

Доктор вышла из палаты, а Лариса устремилась к кроватке, на которой лежала грустная девочка и глядела в потолок. Она села на краешек кровати, чмокнула в лобик свою подопечную:

— Иди ко мне моя сладенькая малышенька, я тебя обниму сильно-сильно. Я так за тебя переживала, куколка моя, — сказала Лариса раскрывая объятия.

На глазёнки Альфии навернулись слёзы. Она ответила всхлипывая:

— Не хочу.

— Почему, моя звёздочка?

— Я хочу к маме. Мама не попрощалась со мной… — ответила девочка и заплакала так горько, что сердце у Ларисы защемило и закололо. Она силой вытащила ребёнка из-под одеяла, усадила к себе на колени. И стала целовать в мокрые глазки, в носик и непослушные чёрные волосики на макушке.

— Не плачь, солнышко, — приговаривала она, — через несколько денёчков ты будешь дома, с мамочкой. Потерпи чуть-чуть.

— Нет, не буду! У меня такая же болезнь, как у папы. Я умру, я слышала как врачи говорили… Мне будут делать много уколов, — рыдала девочка, — а потом я, как папа, буду всё время спать и умру!

— Ну-ка, посмотри на меня, — сказала няня, вытирая слёзки с детского личика ладонью, — ты не умрёшь. Поняла, глупышка? И никаких тебе уколов делать не будут! Я обещаю. Просто сделают разные обследования: УЗИ, рентген и всё. Это не больно. Клянусь!

— Откуда ты знаешь, няня?

— Знаю! Я с докторами говорила. Скорее всего, ты по ошибке сюда попала. Ясно? Никому я не дам тебе колоть уколы! Честно, пусть лучше меня колют! У меня попа вон какая большая!

Альфия заулыбалась.

— А тебе свою попку не жалко?

— Ну что ты, милая? Конечно нет! Для тебя мне ничего не жалко!

Лариса крепко обняла девочку и добавила:

— Я же тебя люблю! Ты должна мне верить! Давай умоемся сейчас и поиграем во что-нибудь. Я, кстати, тебе кукол привезла и ещё планшет. И по пути тебе киндер-сюрприз купила. Вот возьми.

Лариса вынула из сумки шоколадное яйцо. Альфия зашелестела фантиками от своего любимого лакомства, а Яранская стала раскладывать вещи и игрушки на свободной кровати.

Профессор Карпенко стояла на крыльце у главного входа в больницу и ждала служебную машину. Обычно она это делала в кабинете, но сегодня ей захотелось выйти пораньше и подышать свежим воздухом. Она мельком взглянула на окно 311 палаты и заметила в нём силуэт полной женской фигуры. В который раз за последние дни она подумала: “Вот что он в ней нашёл? Что?”

Глава 16.

В этот злополучный вторник, наполненный кучей неприятный событий, Роксана Садыкова, допив свой виски с содовой, легла спать необычно рано, в десять часов. То ли сказалось пережитое напряжение, то ли просто сильно опьянела. Во всяком случае, душ перед сном принять у неё не было ни сил, ни желания. Так и завалилась на диване в гостиной, накрывшись любимым пледом из лебяжьего пуха. Завтра она встанет со свежими силами и подумает, что ей делать дальше. Сон не заставил себя долго ждать. Во сне Роксана плавала на большом надувном матрасе в красивом бассейне с бирюзовой водой. Она лежала на спине, в руке держала фужер с коктейлем. На бортике бассейна возлежала собака благородной породы – мраморный дог. Роксана нежилась под ласковым утренним солнышком, изредка поглядывая на увитую виноградными лозами террасу шикарного особняка, который принадлежал ей. Вдруг идиллия нарушилась неприятным резким криком, доносившимся откуда-то с улицы: “Мамочка! Мама!” Дог встрепенулся и грозно зарычал в сторону ворот. Роксана от неожиданности вздрогнула, уронила свой коктейль, и он расплылся малиново-жёлтым пятном по поверхности прозрачной воды. Собака яростно залаяла, от чего Роксана Садыкова… проснулась.

Она тяжело дышала. Сон оставил неприятные ощущения, но дело было не в этом. И даже не в том, что голова её раскалывалась, а во рту было сухо, как в пустыне. Она услышала лай собаки. Совсем близко. На часах всего 23.05. Значит, проспала она всего час. Её немного штормило, глаза щипало от размазанной туши, так как перед сном женщина не смыла макияж. Тишину ночи пронзил звонок домофона. Сердце Садыковой забилось часто, она предчувствовала недоброе. Кто это мог быть? По видеосвязи она увидела стоящих перед калиткой троих мужчин. А на противоположной стороне переулка стояла белая “Нива”.

— Вам кого? — спросила Роксана в домофон.

— Вы Роксана Олеговна Садыкова? — вопросом на вопрос ответил один из мужчин. Он, кстати, был в полицейской форме и в фуражке. На рукавах его куртки поблёскивали светоотражающие полоски.

— Да, это я. А в чём дело?

Мужик-полицейский вынул из внутреннего кармана удостоверение и поднёс вплотную к объективу камеры домофона.

— Я старший оперуполномоченный Ракитин Дмитрий Иванович. Следственное управление. Откройте, пожалуйста, надо поговорить.

— Я ничего не вижу, — ответила Роксана дрожащим голосом, — о чём мне с вами говорить? В такой час!

— Об особо важном деле, — настаивал мент. — Лучше откройте, мы всё равно войдём.

Роксана облокотилась о дверной косяк в прихожей. Мыслей никаких не было. Только страх. Животный ужас, по-другому не скажешь. Снова раздался звонок домофона и стук в железные ворота чем-то металлическим. Хозяйка дома нажала кнопку, калитка отворилась, и она услышала быстро приближающиеся шаги. На подкосившихся ногах женщина подошла к дивану и села. “А собака-то зачем?” — единственное, о чём она успела подумать, прежде чем дверь распахнулась, и в гостиную вошли трое с немецкой овчаркой. Самый рослый из мужчин, одетый в штатское, скомандовал псу: “Алый, сидеть!”, и тот сел, но не рядом с ним, а в аккурат на середину узорчатого иранского ковра. Роксану покоробило от этого зрелища. А опер в форме подошёл к ней вплотную и снова стал тыкать своими корочками ей в лицо.

— Вы задержаны по подозрению в убийстве. Проедемте в отделение.

— Что? Я никого не убивала… — Роксана от шока не смогла даже заплакать. Хотя очень хотелось и заплакать и закричать.

— Я сказал: “по подозрению”. Следствие располагает показаниями против Вас. Вы обвиняетесь в том, что отравили своего мужа Садыкова Рамиля Хусейновича.

Роксана собралась с духом и взяла себя в руки:

— Хасановича! — произнесла она уже чётче, но всё же с дрожью в голосе.

— Извиняюсь, Рамиля Хасановича. Даю Вам две минуты на сборы. Вот, кстати, постановление на обыск, — сказал опер и сделал знак третьему мужику, который тотчас вынул из барсетки лист бумаги и протянул Роксане.

— Нет, я никуда не поеду. Я не убивала… А что Вы тут собираетесь искать? Мой муж умер от рака крови. Это все знают. Посмотрите в его медицинской карте! Спросите у врачей, которые его лечили!

— Следы яда мы собираемся искать. И найдём их, не сомневайтесь. Дом большой, всего зачистить Вы не смогли бы… У нас есть версия, что Вы отравили мужа, возможно регулярно травили. Так, знаете, по чуть-чуть. Вот он и заболел этим своим раком крови.

— Побойтесь бога! Зачем мне это надо?

— Вы хотели завладеть деньгами мужа.

— Зачем? Они и так мне принадлежали. Муж давал мне столько денег, сколько я хотела! У меня не было мотива!

— Возможно, что давал. Но ведь одной пользоваться ими куда приятнее, правда? — съязвил Ракитин.

У Роксаны жутко кружилась голова. Ноги были ватными. Она сама чувствовала, как от неё разит алкоголем, но поделать ничего нельзя было. Ей даже казалось, что этот опер слегка воротит нос, еле заметно отворачивается от её лица. Наверное, воспитание не позволяет ему скорчить брезгливую рожу. Да что там говорить, Роксана сейчас была сама себе противна. Она старалась всё-таки не терять самообладания:

— Я больше не скажу ни слова без моего адвоката.

— У Вас есть свой адвокат?

— Не мой личный, но семьи. Я должна ему позвонить.

— Хорошо, позвоните из отделения. Едем.

— Не поеду!

И тут произошло такое, чего Садыкова Роксана не могла представить в самом страшном сне: Ракитин кивком подал знак своему коллеге, тому что был без собаки, третьему. Тот подошёл вплотную к женщине, и… защёлкнул наручники на её запястьях. Вот так вот буднично и спокойно, без суеты. Она даже как-то машинально протянула ему руки, настолько нереальным казалось происходящее. Будто во сне или в кино.

Это третий мент в штатском подтолкнул Роксану к двери, и она пошла к выходу в чём была. Проходя мимо зеркального шкафа-купе в холле она заметила, что её глаза напоминают глаза панды из-за размазанной туши. Зато волосы были шикарными: густым черным блестящим водопадом они струились по плечам, невыгодно оттеняя синяки вокруг глаз. “Фигня какая-то” — думала Роксана, покидая свой дом, — “Неужели меня посадят? На сколько? Лет на двадцать? Блин… Выйду – будет около пятидесяти… А может и не докажут ничего. Маловероятно… Уж слишком они уверенно себя ведут. Ладно. В конце концов у меня на попечении малолетний ребёнок. Может, дадут условно?” Мысли путались и очень хотелось пить.

В полночь подозреваемую доставили в третий отдел полиции. Он находился в десяти минутах езды от её дома. В железных браслетах было неудобно, так как Роксана с непривычки то и дело пыталась делать какие-то движения руками, разводить их в стороны. Ни волосы поправить, ни глаз потереть нельзя было нормально. Роксана благодарила бога, что было темно, и в таком виде никто не мог её увидеть. Ни один человек. Было стыдно. И из-за наручников, и из-за своего растрёпанного вида, и из-за запаха перегара изо рта. В то, что её задержали и ведут, как матёрую преступницу на допрос, Роксана Садыкова до сих пор до конца не верила. Ну ничего, она будет “держать марку” до последнего. “Нет у них доказательств, ну нет!”, — упрямо твердила она про себя.

Её проводили в допросную. Это была небольшая комнатушка со столом посередине и двумя стульями друг напротив друга. Перед дверью Ракитин снял с рук женщины наручники и молча подтолкнул её внутрь. В комнате горел яркий свет, от которого резало глаза. Роксана сморщилась и представила, в каком невыгодном свете она сейчас предстанет перед всеми. За столом сидел крупный мужик лет пятидесяти восьми с абсолютно седыми волосами в чёрной водолазке и сером строгом пиджаке. Лицо его не выражало никаких эмоций, но взгляд был надменным. Это Роксана сразу заметила и состряпала невозмутимое выражение лица, хоть на самом деле ей было нереально страшно. Она села на единственный свободный стул напротив мужика и, уняв в голосе предательскую дрожь сказала, оглянувшись перед этим на Ракитина, стоявшего у порога за её спиной:

— Я не понимаю, за что меня задержали и я буду жаловаться в вышестоящие инстанции.

— Это в какие? — спросил спокойно мент напротив.

— Я знаю в какие! И я слова не скажу без моего адвоката.

— Адвокату Вы успеете позвонить, Роксана Олеговна. Меня, кстати, зовут Ильин Пётр Васильевич, можно просто подполковник Ильин. Я начальник этого отделения и уполномочен контролировать расследование дела об убийстве Садыкова Рамиля. Вы – главная и единственная подозреваемая. И потом, я не собираюсь сейчас Вас допрашивать, хочу просто побеседовать. Вот, выпейте воды, если хотите.

Роксана отхлебнула из стакана на столе, звонко стукнув зубами о стекло. Боже, в каком же унизительном положении она находилась! Каждый свой жест, каждое произнесённое слово казались ей самой неуклюжими и неправильными… Она понимала, что ей не удаётся скрывать эмоции, что она вот-вот сорвётся и наговорит лишнего, что зарыдает. От этого было ещё обиднее и жальче себя. А начальник отделения продолжал методично терзать её, не обращая внимания ни на что:

— Когда умер Ваш муж, известный в городе бизнесмен, меценат, владелец нескольких крупных предприятий, магазинов и тому подобного, уважаемый человек, занимающийся благотворительностью, я, читая об этом в газетах, всё задавался вопросом: “Почему? Как здоровый крепкий мужчина в расцвете сил, вдруг сгорел за несколько месяцев от рака? И ведь всё было у него хорошо. Недавно человек счастливо женился, не прошло и полгода…”

— А что, такого не бывает? Болезнь не выбирает… И при чём здесь я? — пыталась храбриться Роксана.

— Бывает. Но вот что странно: спустя небольшое количество времени ребёнок Садыкова попадает в больницу с подозрением на такой же диагноз…

— Откуда Вы знаете?

— За прошедший день, когда Вы, по всей видимости, приятно проводили время сама с собой и расслаблялись (Ильин щёлкнул пальцами по своей шее, изобразив известным жестом питьё горячительных напитков), мы провели следственные действия, в частности опрос свидетелей. Ваших свёкра и свекровь, вашу домохозяйку и няню, даже врачей, которые обследуют Вашу падчерицу. Она, кстати, оказалась совершенно здоровой. Если Вам это интересно.

— Как здоровой?!

— Так. Произошла ошибка в анализах. И всё. Обследование ещё не закончено, но профессор Карпенко из обл.больницы утверждает, что диагноз рак крови вряд ли подтвердится. Девочка чувствует себя хорошо.

Роксана почувствовала себя так, будто её подставили. Почему именно это она ощутила, было не понятно, но во всём происходящем улавливалась какая-то зловещая закономерность. Или мистика? Она почти закричала то, что ей казалось сейчас самым уместным:

— Ну, слава богу! Главное, моя дочь здорова! Вы не можете меня здесь держать, я должна увидеть её и забрать скорее домой!

— Да, да. Я конечно верю, что для Вас это главное, и что Вы безумно любите малышку и хотите забрать. Но только это не получится теперь. Если подтвердится ваша вина в убийстве её родного отца, Вы отправитесь за решётку надолго, и Вас лишат родительских прав. Точнее, опекунских. У девочки есть родные бабушка и дедушка, они заберут её из больницы. Между прочим, они дали согласие на эксгумацию тела Садыкова, в котором теперь более тщательно будут искать следы токсических веществ…

У Роксаны начало проясняться в голове. Она не знала, что ей делать, как себя вести. Из её глаз градом покатились слёзы, оставляя чёрные дорожки на щеках. Она всхлипывала и сотрясалась всем телом. Правда это не производило впечатления на безжалостного Ильина, и такого же толстокожего Ракитина. Они переглянулись. Начальник отделения продолжал:

— Успокойтесь, Роксана Олеговна. Думаю, Вам лучше написать чистосердечное признание, — он пододвинул к Роксане чистые листы и ручку. Одна слезинка капнула на краешек листка. Женщина в последний раз собралась с силами и посмотрела в глаза Петра Васильевича в упор красными и опухшими от слёз глазами:

— Скажите конкретно, какие у Вас доказательства против меня?

Ильин рассказал. Конечно всего он знать не мог, но того, что знал, было достаточно. Со всем остальным разберётся потом Ракитин, он соединит все звенья цепи, найдёт улики, найдёт ствол… А сейчас его дело – расколоть убийцу. В том, что женщина виновна, у него не было сомнений. За несколько минут, до того, как Садыкову доставили, ему отзвонились по результатам обыска: следы яда в доме бизнесмена найдены. Дело в шляпе! Поэтому он рассказал Роксане о том, что произошло вчера, в утро вторника. После чего Садыкову, всю бледную и окаменелую от услышанного отвели в камеру.

А про то, что произошло накануне отлично знал Рахман Георгий Леонидович.

Глава 17.

Утро вторника для заведующего патологоанатомическим отделением областного бюро судебно-медицинской экспертизы Георгия Рахмана началось с чашечки ароматного кофе и сдобной булочки. В шесть часов утра. Настроение у него было отрадное, несмотря на усталость от прошедшего дежурства. Ему, 56-летнему врачу высшей категории, заслуженному врачу- мед. эксперту, отличнику здравоохранения давно не полагалось дежурить. Но он всё же брал пару дежурств в месяц, так как только здесь, на работе в уютном тёплом морге он мог отдохнуть от своей надоедливой супружницы, неповоротливой еврейки Серафимы, которая пилила и пилила его с утра до ночи по поводу и без. Работы всё равно ночью было немного. В основном – бумажная. Вскрытия всегда проводились днём, трупы же могли иногда доставлять и ночью, но приёмкой мёртвых тел занимались санитары. Его присутствие требовалось лишь изредка, когда привозили криминальный труп. И то для того, чтоб бегло осмотреть убиенного и ответить на вопросы следователя о причинах смерти, о характере раны и тому подобное. Предварительно, не более того. А уж с утра проводилась собственно экспертиза. Поэтому ночью доктор был предоставлен сам себе: лежал на диванчике, смотрел телевизор, чаёвничал. Бывало баловался коньячком в одиночку. Много читал. И никто не зудел под ухом. Благодать! А недавно жизнь преподнесла подарок в лице новенькой молоденькой санитарочки, которая устроилась на работу к ним в бюро. Она была узбечкой или таджичкой, он всё время забывал. Приехала откуда-то из средней Азии, где она была вроде бы медсестрой. В обязанности Гузаль входила уборка секционного зала, вынос отходов, приготовление разных растворов для содержания трупов и тому подобное. Ну ещё иногда ублажать заведующего. А он девчушке делал подарки. Небольшие: конфеты, фрукты, всякие штуки для личной гигиены, там гели для душа, шампуни, которые покупал в супермаркетах по акции. Дорогих подарков позволить не мог, считал, что это будет девушку обязывать, и ей неудобно будет их принимать. Зато такими милыми мелочами пожилой любовник радовал девушку постоянно, и собственной щедростью он был горд перед самим собой. Никто ведь о его зазнобе не знал.

И как раз после такой очередной ночи любви, когда ему довелось отведать молодого упругого тела своей славной любовницы, Георгий сидел за столом в кабинете, прихлёбывал горячий кофе и предавался воспоминаниям о только что полученных ласках. Девушка недавно ушла. Отпустил её пораньше, хотя не хотел. Но она так просила, не могла допустить, чтоб кто-то из персонала её заподозрил в связи с шефом. Иначе, как бы объяснила своё присутствие в морге не в свою смену, если б её увидели. Рахман понимал девушку и уважал за это. В его душе даже начало просыпаться какое-то трепетное чувство к Гузаль, похожее на любовь. “Эх! Вот посажу её в свою ласточку, и махнём куда-нибудь на Черное море! На недельку,” — фантазировал он, зная, что никогда этого не будет. А вдруг? Ведь о такой крутой иномарке он тоже раньше и не мечтал, а вот однако же подвалило счастье. Деньги чуть ли не с неба упали, и смог купить себе Volkswagen Passat B7, отличную тачку, хоть и с небольшим пробегом. Почти новую. Женщина, заплатившая ему за поддельную экспертизу, не поскупилась тогда. Давно это было, ещё зимой. Рахману неприятно было вспоминать про ту взятку, но голос совести мгновенно умолкал, когда он уваливался за руль своей ласточки. Вот и теперь, вспомнив об этом невзначай, он слегка вспотел, но усилием воли прогнал дурную мысль. Но не тут-то было. В дверь морга позвонили. Неужели привезли кого-то? Вот изверги. Не могли до восьми подождать, до начала дневной смены. Наверняка опера из третьего отдела, это им обычно неймётся. Единственный санитар, дежуривший с Георгием был мертвецки пьян и спал сном младенца прям на носилках в дальнем конце длинного коридора перед входом в секционный зал. Рахман крикнул: “Генка, открывай иди!” Но тот не реагировал. Позвонили настойчивее. Доктор, матюкаясь, поплёлся к двери, не поленившись подойти сначала к злосчастному Генке и с силой пнуть по носилкам.

Рахман отворил железную дверь. Зевая и потирая заспанные глаза, приготовился встретить недобрым словом опер. группу из третьего отдела, но вместо этого почувствовал удар в лоб чем-то тяжёлым и холодным. В глазах потемнело и он упал. Ещё один удар по затылку вырубил его.

Сознание возвращалось очень медленно и неохотно. Вместе с ним в голове Георгия разливалась острая нестерпимая боль, охватывающая череп огненным обручем на уровне лба.

— А-а-а… — застонал он.

Попытался открыть глаза, они приоткрылись лишь на четверть. Веки были тяжелыми, словно из бетона. Чрез узкие щёлочки Рахман увидел миловидное девичье личико, белокурые волосики вьющимися прядками ниспадали на лоб и щёки. “Кажется, я умер, и за мной явился ангел, чтоб проводить в рай”, — подумал доктор, но тут же одёрнул сам себя, — “Не, мёртвые не чувствуют боли… Да что происходит, чёрт возьми?!” Последнюю фразу он произнёс вслух, но очень тихо, едва шевеля пересохшими губами.

— Оклемался, тварь?! — донеслось до ушей доктора, лежащего на спине у плотно закрытой на щеколду входной двери.

Неужели, это к нему обращаются? Голос женский… Больше даже девчачий. Та- а- а- к. Это не супруга Серафима. Не любовница Гузаль. Кто тогда? Марина Николаевна, главный врач? Да нет, что ей здесь делать в такую рань? И зачем бить его и обзывать? Значит, это – посетительница с лицом ангела. Настоящие ангелы так себя не ведут. В общем, чтоб узнать наверняка кому и что от него нужно, придётся открыть глаза. Невзирая на дикую головную боль. От двух мощных ударов…

— Вставай и шагай в кабинет! Быстро! — скомандовал девчачий голос.

Только после этого Рахман смог полноценно открыть глаза и увидеть в метре от себя худую белобрысую девчонку в голубом спортивном костюме и темных очках. Двумя руками она держала пистолет, направленный ему в голову. От этого зрелища по спине побежали мурашки. Он кряхтя перевернулся на живот и из этого положения сумел кое-как подняться на ноги. Из-за головной боли и от шока он не мог здраво рассуждать и понимать происходящее, но инстинкт самосохранения подсказал, что человека с оружием, неважно бандюган это или худощавая девка, надо слушаться. Он молча пошёл, затылком ощущая, как дуло пистолета последовало за ним. Зашли в кабинет.

— Сел за стол! Быстро!

Он сел, в ноздри ударил запах ещё не остывшего кофе. Это принесло некоторое облегчение, и доктор несмело спросил у девчонки, вставшей с другой стороны стола и направившей дуло пистолета снова ему в лоб:

— Что Вам н-н-н-а-до?

— Бумагу возьми. Будешь писать чистосердечное признание.

— К-к-к-а-а-кое?

— То, от которого твоя жизнь жалкая зависит.

— Я не понял, кто Вы и в чём я должен признаться? — лепетал доктор, тараща глаза на девушку.

— В том, на какие шиши ты, шкура продажная, свою навороченную машинку приобрёл. А кто я – не твоё собачье дело! Пиши, мразь!

Рахман осознал, что его припёрли к стенке. Не зря всего полчаса назад ему вспомнилась та женщина-взяточница, его благодетельница, как он считал до этого момента. Думать, кто эта девчонка, и зачем она хочет погубить его, ему было некогда. Надо было как-то действовать. Трясущимися мясистыми руками он стал шарить в верхнем ящике стола, доставая бумагу. При этом мелькнула мысль: “А вдруг она блефует? Сейчас Генку крикну, он прибежит и обезвредит её. На неё же дунешь – улетит к чертям”.

— Не вздумай орать! — приказала девчонка, прочитав его мысли.

Но доктор всё же рискнул:

— Ген!!! Сюда!!! — завопил он и машинально сильно зажмурился.

И правильно сделал. В следующую секунду уши его заложило от громкого щелчка. Пуля просвистела у его щеки, и он почувствовал на долю секунды колебание воздуха, произведённое ею. Она попала в бетонную стену за его спиной. Моментально эпицентр боли из области лба горе-эксперта переместился в область левой скулы. Врач боялся шелохнуться, он скосил глаза влево и вниз и заметил брызги крови на рукаве своего белого халата в области плеча. Значит, задело. Выходит, не блефует деваха. И гадкий алкаш Генка не услышал его крика о помощи. Осознав, наконец, всю серьёзность своего положения и неотвратимость расплаты, Рахман Георгий повиновался. Он положил перед собой лист бумаги и смиренно спросил:

— Что писать?

— Тебе лучше знать. Где, когда, от кого, и, главное, за что ты получил взятку прошлой зимой. Пиши внятно и в подробностях. А то…

— Да понял я! Понял. Но я не помню точно, когда это было.

— В ноябре-декабре это было. Вспомнить всё – в твоих интересах. Я жду! — жёстко приказала девушка и вновь нацелилась прям в голову несчастному Георгию.

Рахман застрочил. Стараясь не злить опасную вооружённую бандитку, он вспомнил действительно всё. Даже писал аккуратно и разборчиво. Несмотря на боль от предстоящей утраты своей ласточки (ведь наверняка её отнимут у него), он постарался как можно чётче и в деталях описать все события того дня, когда к нему в контору явилась молодая черноволосая красавица и уговорила не находить яда под названием нитро****** в организме её умершего супруга. Рахман тогда долго “ломался”, набивая себе цену. Моральная сторона вопроса его не интересовала в принципе, так как выдавать липовое заключение ему приходилось и ранее. Но то были другие случаи. И другие люди. Не крупные бизнесмены, как этот. В итоге, дама предложила семьсот тысяч рублей и ни копейки больше. От такой суммы у доктора чуть не помутился рассудок, но как же, чёрт возьми, он был счастлив тогда! Вспомнил как выбирал себе автомобиль. Вспомнил как любил свою машину, даже гладил иногда чёрные бархатные сиденья, разговаривал с ней… И вот, всё рухнуло. Да что там машина… Как бы не посадили ещё.

Закончив своё повествование на бумаге, Георгий поднял глаза на девушку:

— Я всё…

— Молодцом! Читай вслух!

Доктор прочитал. Получилось всё складно. Но девушка поморщилась и сказала:

— Переписать придётся. Здесь не указано имя взяткодателя.

— А я не знал, кто это была…

— Дурака не валяй, тварь! — закричала девушка с пистолетом. — Или хочешь пулю в лоб?!

Доктор задрожал ещё сильнее, вспомнив, что пистолет настоящий, и рана на его левой щеке отнюдь не от резиновой пули. Он быстро вытащил новый листок и старательно переписал всё по- новой с указанием фамилий и имён всех, кого знал и помнил. Не дожидаясь, сам прочитал написанное.

— Вот и славно! — заключила девица. — Теперь даю тебе три минуты на сборы и на заклеивание раны. И мы вместе едем на твоей заграничной красавице в третий отдел полиции с повинной. Ты относишь свою бумагу начальнику отделения. Он будет на рабочем месте.

— А дальше что?

— А ты как думаешь, что? Скажешь, меня совесть замучила, вот и признался. Чистосердечное признание смягчает наказание. Возможно отделаешься штрафом, и лицензии лишат. Может, условный срок дадут. А труп раскопают и проведут экспертизу заново. Все виновные в смерти того человека будут наказаны. Вот что дальше.

— А если мне не поверят?

— В твоих интересах сделать чтоб поверили. Ты у нас на крючке. Ты и твоя семья. Дочурка твоя двадцатидвухлетняя, Ирочка, на сносях, которая… Жена… Или ты думал, у такого уважаемого человека в городе, как Рамиль Садыков, нет друзей? Нет тех, кто захочет правды, справедливости? Ты думал, что такой умный и хитрый, что всё тебе с рук сойдёт? Отвечай, падла!

— Извините… — замямлил доктор, — просто деньги нужны были, а человек же всё равно умер, какая разница?

— Ах ты ж дерьмо собачье! Какая разница, говоришь? Я сейчас твои мозги по стенке размажу, а твоё письмо сама ментам отнесу! Вот какая разница!

Рахман понял, что девчонка на грани, что вот-вот сорвётся. Нет! Надо быстрее нести письмо. Мало ли что. Он скинул халат, надел пиджак, наскоро умылся холодной водой. Вынул из аптечки лейкопластырь и заклеил тщательно рану. Всё это он проделывал будучи под прицелом. Направился к двери. Краем глаза глянул на санитара, спящего на носилках. Тот во всю храпел, не подозревая, что недавно тут свистели пули, и жизнь его шефа висела на волоске. На этого противного Генку Рахман злился больше, чем на блондинку, на себя и на ту гадину, что уговорила его принять взятку.

На улицу вышли незамеченными. Сели в машину, доктор за руль, а блондинка на заднее сиденье, откуда удобнее всего было держать на мушке Георгия, уткнув холодное дуло ему в затылок. Рахман включил зажигание. Тронулись. Где находится третий отдел обречённый эксперт прекрасно знал. Ещё бы. Их начальника подполковника Ильина часто показывали по телевизору в местных новостях, он слыл честным неподкупным и опытным сыскарём. Теперь же ему предстояло воочию увидеть этого уважаемого человека и попытаться убедить его в том, что он раскаивается в совершённом преступлении. За квартал до отдела полиции мучительница с оружием потребовала остановить машину. Она сказала Рахману последнее напутствие прям в ухо, и этих слов ему уже никогда не суждено было забыть:

— Сейчас ты пойдёшь к начальнику полиции Ильину и отдашь своё признание. И не вздумай обмолвиться хоть словом обо мне. Всю свою жизнь ты должен помнить о своём преступлении и молиться богу, о том, чтоб тебя не тронули. Ради твоей жены и дочери, ради внука. Ты же хочешь его увидеть, да? Знай, за тобой постоянно будут следить. И за ними тоже. И вообще, скажи спасибо, что к тебе пришла именно я, а то могло бы кончиться всё гораздо серьёзнее для тебя…

Рахман снова затрясся, как осиновый лист. Он и вправду был благодарен сам не зная кому за то, что его побила и ранила хрупкая девушка, а не какой-нибудь громила. Он хотел сказать “спасибо”, но уже было некому. Девушка тихонько вышла из машины, негромко хлопнув дверцей. Он решил не мешкать и тоже вышел и направился к полиции пешком. По дороге его одолевали мрачные мысли: “Да, ничего не даётся просто так. Жаль ласточку мою. Надо спешить. Ничего, главное вытерпеть пять минут позора, когда следак прочитает признание. Потом будь, что будет. Главное – жив. Главное, чтоб Серафиму с Ирочкой не тронули. А Гузаль? Да ну её на фиг! От этих малолеток всего можно ожидать. Не было никогда любовниц, и не стоило начинать. Пошла она…”

Глава 18.

Пётр Васильевич Ильин лежал на диванчике в своём кабинете и курил электронную сигарету. Выпуская клубы густого пара, он сам себя хвалил за то, что смог отказаться от обычного курева после сорока лет стажа. Час назад закончился допрос подозреваемой Садыковой. Идти домой не было смысла. Три часа ночи. А завтра к восьми снова в отдел. Перед тем, как задремать на рабочем месте, подполковник прокручивал в уме прошедший день. Начался он с того, что дежурный доложил о каком-то типе, настоятельно требующем встречи с ним. Он был удивлён, так как никого не ждал в полвосьмого утра. И вот перед ним предстал запыхавшийся грузный еврейчик. Он его немного знал, это был суд. мед. эксперт из областного бюро. Правда, самому лично с ним работать не приходилось, но коллеги имели с ним дело. Ильин вообще знал и помнил всех, с кем когда-либо ему приходилось встречаться по службе даже мельком. Этого человека он знал заочно, и заочно он был ему неприятен… Шестое чувство… А потом этот человек отдал Ильину некий документ, написанный им самим же. И тут… Закрутилось, завертелось. Следственные действия, опрос свидетелей, поездка в татарскую деревню к родне Садыкова, задержание… Продуктивный был день. Хорошо поработали ребята. Одно не давало покоя подполковнику: “Зачем он, этот горемычный эксперт признался? Ведь восемь месяцев прошло после смерти бизнесмена. Совесть? Нет, это смешно. Его заставили. Да-да. Он ведь был явно избит. Гематома в области переносицы, пластырь на щеке, зашуганый вид. Но кто ему и Роксане решил насолить? Кто решил посадить Садыкову, и почему только сейчас, а не сразу? Наверное, какие-то дружки этого Рамиля. Наверняка, он был связан с криминалом, и кто-то из бандитов был в сговоре с его женой. А теперь между ними произошёл какой-то разлад, и ей решили отомстить. Ладно, пусть с деталями Ракитин разбирается. Главное, эксгумация. Она подтвердит вину Садыковой. Громкое будет дело.” На этой мысли Петра Васильевича сморил крепкий здоровый сон.

Прошла неделя с того самого решающего вторника. Чета Яранских с дочерью подъезжали к деревне Жасминка, где находился дом родителей Рамиля Садыкова. Альфия жила у деда с бабушкой уже пять дней после выписки из больницы, где её признали здоровой. Бабушка девочки позвонила Ларисе накануне и попросила забрать малышку. Этого звонка Яранкая ждала. И даже ожидала, о чём будет разговор. По телефону мать Рамиля сказала, что даст разрешение на оформление опекунства над девочкой Яранским. Старики не хотели переезжать в город, а малышке в деревне жить нельзя. У них одна школа, где всего пять учителей и шестьдесят учащихся… Альфие через год в первый класс. Ну что она увидит в деревне? Родители Рамиля, надо отдать им должное, были грамотными и проницательными людьми. Лишь однажды они совершили ошибку, заставив их родную сноху рожать дома. И погубили её. Знали, что сын не простил их за это. Всё это Садыкова Рая, семидесятилетняя старушка рассказывала Ларисе плача и причитая в трубку почти полчаса. Закончив фразой: “Внучке нашей единственной настоящая семья нужна, хорошие мать и отец”, — бабушка залилась рыданиями. На другом конце провода тихо роняла слёзы фельдшер Лариса, уже представляя, как прижмёт завтра к себе свою чернявую егозу.

Рамиль показывал дорогу. Вышли перед добротным бревенчатым домом, самым красивым в деревне. Это и понятно. Богатый сын отстроил для своих стариков хоромы из экологически-чистых материалов. Родители даже стеснялись жить в такой роскоши поначалу. Вышли из машины. В нос ударил запах свежескошенной травы и свежести прохладного утра, запах природы… На крыльце семью встретили пожилые Садыковы, которые показались Яранскому с женой вполне бодрыми и активными стариками. Рамиль, в облике Анжелы Яранской, тоже вышел и робко прошёл в калитку. На глаза его навернулись слёзы, которые он быстро смахнул рукавом рубахи. Слёзы от того, что его маленькая дочка, любимая и единственная, такая родная, пробежала мимо него и бросилась в раскрытые объятья Ларисы Яранской, своей няни, и, по сути, чужой женщины. Но разве не этого он хотел? Не должна ли теперь успокоиться его душа?

Садыковы пригласили гостей в дом, где был накрыт поистине царский стол. Много и плотно ели. Так положено у татар. Малышка Альфия всё сидела на коленках своей новоиспечённой мамы. Она поглядывала с интересом на Анжелу, видимо не могла вспомнить, где её раньше видела… После того, как “Анжела” играючи увела девочку из парка от прежней няни, прошло два месяца, скорее всего она забыла… Взрослые долго разговаривали, молчала только Анжела. Вернее сын Садыковых, который не мог себе позволить обнять своих отца и мать.

На обратном пути женщины расположились на заднем сиденье девятки, Альфия между Ларисой и Анжелой, которая едва заметно приобняла девочку за плечи.

— Эх, как хорошо! Теперь у меня есть и мама и сестра! — проверещала малышка, посмотрев своими счастливыми чёрными пуговками сначала на Ларису, затем на Анжелу.

— Милая, а ты не будешь скучать по своему большому дому? — спросила Лариса обеспокоенно, — У нас квартирка маленькая, обычный многоэтажный дом.

Девочка погрустнела.

— Нет, — ответила она. — Потому что там жила она. Моя ненастоящая мама. Я знаю, что она убила моего родного папочку!

— Что ты такое говоришь?! — выпалила Лариса.

— Мне дедушка сказал. Её посадили в тюрьму. И я не хочу её видеть! Никогда!

Лариса и Рамиль переглянулись. Альфия деловито посмотрела на Ларису и сказала твёрдо:

— Я уже большая. Мне скоро шесть! Я всю-всю правду знаю. Давайте заедем в мой старый дом и заберём все мои игрушки в новый дом! А?

— Ну конечно, заедем, звёздочка моя! — улыбнулась Лариса.

Вадим Яранский вёл машину и прокручивал в уме всю историю, которая произошла с его семьёй. Теперь у него есть маленькая дочь. Он не чувствовал ничего к ней. Но ведь отцовский инстинкт – не материнский. Он вспомнил, как забирал из роддома новорождённую Анжелу, и тогда он тоже ничего особенного не ощутил. Это мама носит ребёнка под сердцем девять месяцев, в нём течёт её кровь. А отцы – другое. Чувства просыпаются позже, когда постепенно привыкаешь к своему малышу… И сейчас, наверное, будет так же. Он обязательно Альфию полюбит. Главное, что Лариса её любит, и у них появился снова смысл жить.

Глава 19.

Утром следующего дня семья Яранских завтракала на своей просторной кухне. Альфиюша играла в детской, которая не претерпела пока никаких изменений в связи с появлением новой хозяйки. Рамиль, сидевший во главе стола выглядел сегодня усталым, но умиротворённым. Вечером он сам, вроде как по-сестрински, искупал и уложил спать девочку, на ночь рассказывал сказки, а потом, всю ночь просидел у кроватки, гладя по головке свою малышку.

— Ну вот и всё, — произнёс он.

— Что? — встрепенулась Лариса, сидящая напротив.

Яранский встревоженно повторил:

— Что всё?

— Я снова слышу зов.

— Какой ещё зов? — спросили Яранские хором.

— Ну помните, я вам рассказывал, что слышал зов, когда умер. Что-то вроде призыва идти туда… Тяга непреодолимая.

Вдруг раздался звонок в дверь. Яранский открыл не глядя в глазок, потому что был уверен, что снова нагрянул следователь или кто-то ещё из третьего отдела. За последнюю неделю они были частыми гостями у Яранских, работали по делу Садыковых.

В квартиру статно вошла профессор Юлия Викторовна Карпенко. В коридоре сняла по-свойски шпильки, поздоровалась со всеми, и, не дожидаясь приглашения, уселась на свободный табурет. Лариса вскочила как по команде и загремела чашками. Карпенко в первую очередь оглядела Анжелу с ног до головы и сказала:

— Ух ты! Какая Анжелочка выросла большая. Ведь девчонкой помню…

— Здравствуйте, — поздоровался Рамиль, испытав некую неловкость за свой растрёпанный вид, клетчатую рубаху навыпуск, широкие джинсовые шорты (обрезанные бывшие брюки) и непричёсанные после сна волосы.

— Итак, — начала Юлия Викторовна, строго посмотрев на Яранского, — это правда, что я слышала сегодня по новостям?

— Мы сегодня телевизор не включали ещё. А что Вы слышали? — спросила Лариса.

— О том, что арестовали Роксану Садыкову, которой предъявлено обвинение в убийстве мужа-бизнесмена. Отца девочки, которую по просьбе Вадима я помогла извлечь, так сказать, из семьи… Умолчу чего мне это стоило… Вот, кстати, деньги привезла ваши оставшиеся, — сказала Юлия Викторовна, копошась в сумке. — А что слышно о малышке? Как она там у родни деревенской живёт?

Яранские начали говорить хором, перебивая друг друга. Вадим:

— Спасибо, но деньги возвращать не надо. Отдайте там кому-нибудь, Вы же благотворительностью занимаетесь. То есть ты…

— Спасибо, что помогли нам, Юлия. А девочка здесь, у нас. Играет. Мы её удочерим с согласия стариков Садыковых. Да-да. Они сами предложили, им трудно с ней… Альфия! Иди сюда, на минуточку. Доча! — крикнула Лариса.

У Карпенко глаза на лоб полезли, когда она своими глазами увидела свою недавнюю пациентку, с важным видом вошедшую в кухню в цветастых трусиках и маечке, толкающую перед собой пластмассовую розовую коляску, набитую плюшевыми зверями, укрытыми маленьким вязанным одеяльцем. Девочка поздоровалась, назвав профессора по имени отчеству. От этой картины Ларису Яранскую захлестнула волна умиления и гордости. А её супругу показалось, что Лариса настолько привязалась за месяц к девочке, что похоже забыла, что не она её родила. Юлия Викторовна немного помолчала, переваривая увиденное и услышанное и произнесла, наконец:

— Так. Вадим. Обращаюсь к тебе. Я пришла сюда не только за тем, чтоб вернуть деньги, но и за тем, чтоб узнать правду. Ты обещал, что потом расскажешь мне всё. Заметь, я свою работу выполнила на отлично. Я действовала вслепую, просто доверяла тебе. И теперь не уйду, пока ты мне всё не расскажешь.

Все трое Яранских переглянулись. Юлия перехватила их взгляды друг на друга. У Вадима вообще глаза забегали. Профессор сказала:

— Не пойму, в чём дело? Вы меня не уважаете?

— Что ты, Юль… — ответил Яранский, — дело не в этом. Просто ты не поймёшь. Это настолько нереально, что просто не поверишь.

— А я всё ж попробую.

— Ну хорошо. Только обещай, что выслушаешь не перебивая. И обещай, что не станешь считать нас сумасшедшими, ладно? Если не поверишь, это твоё право… Просто распрощаемся и всё.

— Яранский, хватит запугивать. Я же в бога верю. В того, которого никогда не видела и не слышала. Смогу поверить и в вашу историю.

— А пойдёмте в зал, — предложила Лариса.

— А я, пожалуй, прогуляться выйду, — сказала Анжела, поднявшись с табурета. — Переоденусь только.

— Возьми Альфиюшу с собой, — попросила Яранская.

Но девочка идти гулять без мамы не захотела, и через пять минут Рамиль-Анжела вышел из квартиры своих названных родителей и друзей навсегда. Вышел тихо, спокойно, чмокнув только на прощанье Альфию Садыкову в смуглую щёчку с ямочкой.

Примерно через час рассказ был окончен. На журнальном столике перед профессором Карпенко были аккуратно разложены доказательства: две просроченные путёвки в Египет, кредитная карточка Рамиля Садыкова, ноутбук с открытой интернет- страницей бизнесмена в соц.сети, карта города с обозначенными на ней маршрутами к пляжам, досье на врача-эксперта Рахмана, собранное Рамилем, телефон Анжелы с смс- сообщениями от её бывших друзей и молодого человека. Не хватало только пистолета Макарова, который Рамиль после визита к патологоанатому отвёз обратно туда, где тот был куплен, и незаметно подбросил местному авторитету Грозному Ивану. Юлия Викторовна, конечно, была в шоке от услышанного.

— Ну, что скажешь, Юль? — спросил Яранский.

— Господи… Чтоб переварить такое, нужно время…

— Ты обещала поверить.

— Я сказала, попробую.

— Ты сказала, что веришь в бога, которого не видела и не слышала. А тут смотри, сколько доказательств!

— Юлия, мы не заставляем Вас нам верить. Просто спасибо Вам за помощь, — добавила Лариса.

— Я думаю, девочку надо будет психологу показать. После всего пережитого… — сказала наконец Юлия что-то здравое. — А ещё… Вы, Яранские – святые. Вот что.

Внезапно в дверь позвонили. Так резко, что взрослые вздрогнули, а маленькая Альфия прибежала в зал и схватила мать за руку. Она прижалась к Ларисе так сильно, будто боялась, что пришли за ней. Вадим открыл дверь, все вышли в коридор. На пороге стояли соседи по подъезду, человек пять. Вид у всех был встревоженный, и один из пришедших, парень с первого этажа, сказал, немного запинаясь:

— Там это… Ну… Во дворе ваша Анжела. Её же паспорт это?

Вадим взял из рук соседа паспорт, раскрытый на первой странице с фото его дочери.

— Да, её паспорт… А откуда он?

Пока Яранский “тормозил”, соображая причем тут паспорт Анжелы, и зачем все эти люди толпятся на лестничной площадке, Лариса с Юлией опрометью кинулись на улицу. Вадим схватил на руки малышку и побежал следом. Соседи гурьбой последовали во двор.

На лавочке возле детской площадки под раскидистым клёном, в кроне которого кое-где проглядывала пожелтевшая листва, полулежала в неестественной позе молодая девушка с широко раскрытыми стеклянными глазами. Светло-русые густые волосы закрывали половину лица и подбородок, от чего труп не выглядел ужасающе. На вороте рубашки и оголившейся сбоку шее виднелись следы белой пены, которая, видимо, вытекла изо рта. Рядом стоял участковый. Он констатировал смерть девушки, проверил карманы брюк, обнаружил паспорт, вызвал “скорую” и отослал соседей за родителями Анжелы Яранской. Теперь он отошёл в сторонку и закурил. Увидев подбежавших отца и мать он решил прояснить ситуацию и обратился к Юлии Викторовне, которая ему показалась более уравновешенной из двоих женщин:

— Вот… Соседи обнаружили. Наглоталась таблеток девушка. Я их собрал под скамейкой. Штук десять рассыпано было, на анализ отдам. Примите мои соболезнования… Вот ещё записка, рядом с паспортом лежала.

Юлия Карпенко с Яранским склонились над листком бумаги, переданным им милиционером. Там было написано: “Спасибо всем вам. Я ушёл счастливым. Берегите дочь”. Лариса Яранская безудержно рыдала, упав на колени перед телом Анжелы. Вадим, попытался мягко взять её под локоть. Он прошептал её в ухо:

— Милая, не надо. Ты же понимаешь, что это не Анжелочка наша ушла…

— Знаю, — проплакала горько Лариса, — я прощаюсь с телом дочери. С телом! Ведь теперь и его у меня н-е-е-е-т… Ни-че-го не осталось… Доченька моя-а-а-а… Доченька моя-а-а-а!

Вдруг Яранская почувствовала детские ручонки, крепко вцепившиеся в шею. Маленькие ноготки впились в кожу с такой силой, что казалось останутся царапины. Она с трудом повернула голову назад и сквозь пелену слёз увидела родное детское личико с большими мокрыми, как и у неё, глазёнками и упрямо поджатыми губками. Малышка шмыгнула и громко прокричала ей лицо:

— Я твоя доченька! Я!!!

Эпилог

Профессор Карпенко закрылась у себя в кабинете. Она никак не могла расстаться с пагубной привычкой курить. И прятаться, ещё с молодости. Сначала она скрывалась от своих родителей, потом от детей и коллег. Ну не могла она никак взять и закурить прилюдно! Каждый раз она покуривала втихаря за закрытыми дверями в щёлочку открытого окна. Потому что, если открыть окно настежь, дым пойдёт в комнату, и долго не выветрится. Так она делала и сейчас, зная, что все доктора ещё минут пятнадцать будут на утренней конференции (на которую она иногда позволяла себе не ходить), и никто её не потревожит. Но в дверь внезапно постучали. Юлия Викторовна аж вздрогнула от неожиданности, воровато оглянулась на дверь и резко затушила сигарету, выставив миниатюрную пепельницу за окошко на карниз. Затем она быстро брызнулась дежурными духами, положила в рот мятную жвачку и пошла открывать. На пороге стоял мужчина среднего роста с накинутым на плечи белым халатом. Лицо его было ничем не примечательно, самое простое. В руках кожаный портфель. На глазах очки. “Чей-то родитель”, — подумала Юлия.

— Здравствуйте, Юлия Викторовна. Я прибыл. Как и договаривались в девять часов.

Карпенко села за стол, ничего не понимая. Никого она, вроде, не ждала.

— Добрый день, — ответила она нерешительно. — Подождите минуточку.

Доктор раскрыла свой ежедневник на пятом сентября. Просмотрела тщательно страницу. Потом шестое сентября и четвёртое. Никто к ней на утро не был записан. Затем внимательно посмотрела на посетителя.

— Вы извините, но ко мне по записи никого нет. Может, Вам не ко мне.

— Как это нет? Я – Павел Федышин. Президент благотворительного фонда “Дыхание”. Вспоминайте! Вы же сами мне на сегодня назначили встречу.

— Но когда? Я Вас, простите, не знаю. И не помню… У меня на час дня сегодня назначено выступление на конференции в онкодиспансере, где я сижу в президиуме, к тому же!

— Да Вы смеетесь надо мной? — забеспокоился мужчина. — Вы же сами мне прислали электронное письмо на почту. Неделю назад. Вы переписывались со мной, обещали, что на шестое сентября примете пятерых детишек с моего фонда на стационарное лечение и обследование в детское отделение.

— Кого приму? Скольких детей? — профессор была настолько обескуражена, что чуть дара речи не потеряла.

Федышин вскочил и стал ходить по кабинету взад-вперёд. Видно было, что он сильно нервничает.

— Ну как Вы могли забыть? Я уже пациентов подобрал и родителей сориентировал. Документы подготовил. Вот смотрите! — сказал Павел и открыл портфель.

На столе перед Юлией оказалась кипа бумаг. Она медленно открыла первую папку. Федышин подошёл ближе и встал за спиной доктора. Он стал заглядывать в документы через Юлино плечо. Он так приблизился, что ей стало не по себе. Она в этот момент думала о двух вещах: что за чертовщина, и как бы незаметно вынуть изо рта жвачку. Первым ей в руки попалось “дело” мальчика четырёх лет с наследственным тяжелым заболеванием муковисцидозом. Она бегло пролистала десять страниц печатного текста, просмотрела анализы. Федышин что-то комментировал через плечо.

— Можно без комментариев? — раздражённо попросила Юлия. — Вы меня отвлекаете.

Федышин замолчал. Только после этого он почувствовал нежный лавандовый запах в смеси с тонким ароматом дорогого табака, исходившими от волос доктора. Ему захотелось вдохнуть глубже, и он поймал себя на том, что отвлёкся от дела. Пока Юлия Викторовна просматривала бумаги, Павел молча разглядывал тонкие пальцы женщины, отметив, что обручального кольца нет. Минут через десять он всё-таки решил нарушить молчание:

— Юлия Викторовна, как видите, детки все очень тяжёлые. Четверо из них из области и только один ребёнок городской, годовалая Машенька с синдромом Дауна и тяжёлой бронхиальной астмой. У вас ведь найдутся места и для ухаживающих родителей тоже?

Карпенко встала изо стола, налила себе воды и залпом осушила бокал. Она решила проявить твёрдость. А то получается, из-за какого-то недоразумения она вынуждена оправдываться и чувствовать себя виноватой перед каким-то мужиком, которого впервые видит.

— Павел, Вы меня извините конечно, но помочь Вам я не смогу. Мест в отделении нет. Очередь на плановую госпитализацию на месяц вперёд. Все квоты на этот год почти израсходованы.

— Как же так? Зачем тогда обещали?! Люди “на чемоданах сидят!”

— Да не писала я Вам писем! Это ошибка.

— Хорошо! Я покажу.

Федышин достал из портфеля маленький нетбук и подошёл вплотную к доктору. Открыв его, быстро вошёл на страницу своей электронной почты и тыкнул пальцем на список входящих писем:

— Вот, читайте!

Юлия уставилась в дисплей. Она внимательно прочитала переписку Федышина с кем-то, кто писал от её лица. Якобы, она предлагает помощь в лечении пациентов фонда, обещает на шестое сентября обеспечить пять мест для детей и родителей с тяжелой наследственной патологией, которых просит подобрать самостоятельно, и назначает встречу с президентом фонда, то есть с ним самим, чтоб обсудить детали пятого сентября в девять утра.

— Обалдеть… — заключила поражённая Юлия Викторовна.

— А Вы мне не верили!

— Так ведь не я это писала!

— А кто?

— Откуда мне знать? Это не мой электронный адрес. Моя почта: YuliKarpenko1965! Понимаете? 1965 – это год открытия нашего отделения. Других почтовых ящиков у меня нет! Вот, идите сюда и смотрите!

Карпенко включила свой рабочий компьютер, показала свою страницу в интернете и свою электронную почту. Теперь очередь Федышина пришла удивляться:

— Ч-чёрт… Кто же мне писал?

— Не я. И нечего на меня наезжать!

— Простите меня ради бога. Но как же быть теперь?

— Как, как? Не знаю.

— Юлия Викторовна! Вы должны мне помочь.

— Да что за тон? Не должна я Вам ничего.

— Извините… Я прошу Вас помочь мне. Ну не могу я, поймите, взять и объявить теперь родителям, что всё отменяется. Они так ждут, надеются…

Юлия Викторовна решила обнаглеть и закурить в открытую. Павел Федышин, она заметила, не посмотрел на неё осуждающе, а даже сам попросил сигаретку. Юлия почувствовала облегчение от того, что перед этим человеком не надо строить из себя интеллигентную даму и можно вести себя естественно. Она включила электрочайник и насыпала кофе в две чашки. Потом подумала, что надо было бы спросить, пьёт ли Федышин кофе, но было поздно. Он сам взял кипящий чайник и наполнил бокалы.

— Жалко, конечно, детишек, — сказала Юлия, глубоко и с удовольствием затянувшись.

— Может придумаем что-нибудь, а? Доктор, я в долгу не останусь.

— Уф, — вздохнула Юлия и взялась за трубку телефона.

В течение целого часа профессор Карпенко звонила разным людям в министерство, вызывала каких-то своих коллег и давала им поручения, сама куда-то выходила. И снова потом звонила. После пятой выпитой чашки кофе у Федышина уже трещала голова, и он не знал, будет ли конец этим многочисленным переговорам. Наконец, Карпенко вынесла вердикт:

— Итак, Павел. Для четверых детей с родителями я места выбила. Завтра могут приезжать к восьми утра. С собой иметь страховые полиса. Документы эти оставим у меня до завтра. Ещё надо заказать лекарства и средства ухода, но это уже завтра, когда сама всех увижу. Ещё надо обзвонить всех, кто записан на сентябрь, так как очередь на госпитализацию теперь подвинется…

— То есть четыре места, да?

— Пока да. Ничего, пятого ребёнка в октябре возьмём. Вот, к примеру, малыш с фенилкетонурией, Серёжа, кажется. Там прогноз вполне благоприятный для жизни.

— Ну хорошо. Тогда я сейчас же свяжусь с родителями и подтвержу наличие мест. Я Вам так благодарен, доктор…

— Ой, блин!

— Что?

— Да что, что! 12.30, вот что!

— А, Вам на конференцию же надо.

Юлия не ответила. Она быстро стала складывать свою сумку, наскоро покидала туда какие-то бумаги, одновременно снимая халат и прихлёбывая остывший кофе.

— Я Вас подвезу, не волнуйтесь, к 13-ти успеем, — приговаривал Федышин, счастливо улыбаясь от того, что его детки пристроены.

— Да у Вас реактивный самолёт, что ли? Пробки кругом!

Юлия Викторовна выскочила на улицу. Федышин схватил её за руку и потащил к своей белой ладе-калине. Он усадил её чуть ли не силой на переднее сиденье, сам пристегнул. Перед тем, как включить зажигание, Павел взял с заднего сиденья бумажный пакет, достал оттуда хот-дог в белой салфеточке и протянул доктору:

— Вот, ешьте. А то в голодный обморок упадёте прям в аудитории.

— Да быстрее же!!!

Машина тронулась. Юлия не без удовольствия съела угощение, запив колой из бутылки, которая лежала в бардачке.

— А до скольки конференция будет? — поинтересовался Павел, когда автомобиль уже въехал на территорию онкодиспансера без пяти час.

— Шесть докладов. Потом обсуждение и фуршет.

— Ну, я тогда за Вами к четырём заеду. Подожду, если что. Я ведь перед Вами в долгу.

— Успеете долг вернуть. Мне сегодня детей к бабушке везти, некогда.

— Ну вместе и отвезём.

— Ладно, — кинула Юлия через плечо, уже хлопая дверью машины.

Она почти бегом вбежала в зал заседаний научного общества детских онкологов, пригладив волосы рукой, заняла место в президиуме справа от главного онколога области, и оглядела притихший зал. Человек двести, не меньше. Всё. Надо сосредоточиться на работе. Перед тем, как уйти с головой в науку, Юлия Викторовна вспомнила странное начало сегодняшнего дня. “А неплохой мужичок этот Федышин”, — подумала она, открывая блокнот с текстом своего выступления.

Автор публикации

не в сети 2 года

Redaktor

278,4

Комментарии: 11Публикации: 732Регистрация: 03-03-2020

Другие публикации этого автора:

Лучшие порталы для начинающих писателей ...

ПРЕМИЯ «НЕЗАВИСИМОЕ ИСКУССТВО – 2022» ...

КОНКУРС НА СОЗДАНИЕ ДИЗАЙНА МЕРЧА “НЕЗАВИСИМОГО ИСКУСС ...