Мирные гады будней

Мирные гады будней

Но начинается вновь суета.
Время по-своему судит.
И в суете тебя сняли с креста,
и воскресенья не будет.

Булат Окуджава

Лодырь и бездельник – им праздник и в понедельник.
Народная мудрость

1.

Они стояли на дороге, как будто специально поджидая меня. Курносый здоровяк в пижонском камуфляже и лопоухий в спортивном костюме с надписью «СССР». Нет, не в новоделе, а в настоящей синтетической «олимпийке» образца шестидесятых годов прошлого века. Такая была у моего отца, но вот этот ценитель старины, скорее всего за дедушкой донашивал. Меня позабавило, что на просёлочной дороге в сибирской глуши он голосовал большим пальцем, по-американски.

Поэтому я остановил свою «Ладу-Калину» и курносый, сунувшись в открытое окошко, вежливо спросил:

– Брателло, ты нас до Ленинска не подбросишь?

Мне было по дороге, пятьсот их устраивало и они уселись сзади, толкаясь коленями и локтями. Скоро выяснилось, что лопоухий в «олимпийке» это Аркадий, а курносый – Слава.

– Женя, – представился я. – Отвалихин.

– А по отчеству? – уточнил Аркадий.

– Просто Женя.

– Давай на «ты» тогда?

– Давай, – легко согласился я.

Мы пожали друг другу руки.

– Ништяк, – сказал Слава. – Ты, Жека, нормальный пацан, а сначала на понтах показалось.

Он хлопнул меня по плечу.

– Только не «Жека», – как можно строже сказал я. – Хоть Женькой зовите, но не «Жекой».

Помолчали.

– Куда путь держите? – продолжил светскую беседу Аркадий. – То есть держишь.

– С рыбалки, – сухо ответил я. Сейчас начнутся расспросы про улов, а мне похвастать нечем.

Но Аркадий почему-то спросил:

– А по профессии кто?

– Художник-оформитель, – веско сказал я. – Есть такая мёртвая профессия.

– В натуре? – восхитился Слава.

– Бля буду, – подтвердил я.

– Капец!

Ни разу в жизни я не видел, чтобы люди так радовались тому, что я художник-оформитель. Они засмеялись, стукнулись кулаками и, выхватив смартфоны, принялись тыкать в них пальцами. Я с тревогой поглядывал на них через зеркало, беспокоясь, как бы люди не сошли с ума от навалившегося счастья.

– Ты ведь точно художник? – деловито уточнил Аркадий. – Не дизайнер, а именно художник? Который рисовать умеет.

– Я окончил художественное училище.

Слава даже негромко завыл от восторга.

– Да в чём дело? – не выдержал я.

– Нам очень нужен художник-оформитель, – вкрадчиво сказал Аркадий. – Ты где работаешь?

– Я на пенсии. И я давненько не слышал, что кому-то нужен художник-оформитель. Может, вам всё же нужен дизайнер?

– Нет, – Аркадий так энергично замотал головой, что мне показалось, будто уши у него сейчас начнут по щекам хлестать. – Именно художник-оформитель.

– Не понимаю, – я пожал плечами. – Сейчас везде фотошоп и принтеры. Баннеры. Сканеры.

– Принтеры, хуинтеры, – проворчал Слава. – А стенгазету надо на ватмане гуашью рисовать.

– Зачем? – удивился я.

– Корпоративный дух, *би его в душу.

– Не понял.

– Наше руководство чиканулось на поддержании высокого уровня корпоративных отношений, – пояснил Аркадий. – Зам директора нашей конторы, лектор общества «Знание» в первой жизни, он придумал возродить на предприятии дух шестидесятых. Для повышения производительности труда. Мы фильм «Девять дней одного года» конспектировали. От руки. Ну и тоска по совдепии заела их, опять же. Им охота, чтоб все вместе, дружно, но помолясь. Представляешь?

– Примерно, – кивнул я. – С планерок, поди, не вылезаете?

– И служебные инструкции зубрим, – вздохнул Аркадий.

– Производственную гимнастику ещё не ввели?

– Этот вопрос уже обсуждался на учёном совете.

– И как?

– Пока думают.

Я сочувственно покивал. Работа мне была нужна. Запас гуаши имелся.

– Может, ты ещё и на гармошке играешь? – спросил Слава.

– На гитаре, – ответил я.

– Так это ещё лучше! – воскликнул Аркадий. – И песни этого, как его, ну старинный такой, милая моя, крылья палатки…

– Визбор? – подсказал я.

– Во! Точняк. Именно он. Знаешь, да?

– Знаю.

– Цены тебе нет, Женя. Тебя наши старпёры на руках будут носить.

– Я и сам, вообще-то, давно не мальчик, – напомнил я.

– Ну, извини, – смутился Аркадий. – Но ты какой-то современный, что ли. Прикид вон у тебя рэперский и татухи видать.

Я ничего не ответил. Прикид для рыбалки был позаимствован у внука, а татухи я по-пьяни в Таиланде набил. У Славы пикнул смартфон.

– Есть, – сказал он. – Есть на тебя допуск, Женя.

– Какой допуск? – удивился я.

– Допуск для работы в нашей засекреченной конторе. Пробила тебя служба безопасности.

– Ха, – сказал я. – А зарплата? Платить мне сколько будут?

– Не обидят, – уверенно сказал Аркадий. – Вот нарисуешь завтра транспарант «Высокий уровень культуры информационных технологий – основа стабильности экономического роста» – тебе сразу и аванс и премию дадут.

Я глянул на него через зеркало: нет, он не шутил.

– Ребята, а что вы на трассе делали?

Они переглянулись.

– Женя, а вот про это ты лучше никому не рассказывай, – сказал Слава, и в тоне его послышалась скрытая угроза.

– Про что? – спросил я из вредности.

– Что на трассе нас подобрал, – терпеливо пояснил Аркадий. – Кстати мы приехали.

– Так до Ленинска ещё…

– Нам не в сам Ленинск, – перебил меня Слава. – Вон просека, видишь?

Я видел.

– Сворачивай.

– Мы так не договаривались.

Тут они принялись канючить, что ехать осталось всего двести метров и дорога отличная. Я не возражал – самому было любопытно взглянуть на будущее место работы. Метров через пятьсот действительно показался глухой бетонный забор с колючей проволокой по верху. На железных воротах грунтовкой было грубо намалёвано – ООО «МУДОКАК».

– «Муниципализированное Унитарное Депозитированное Объединение Коммерческих Аккаунтов», – расшифровал Слава.

– А почему «депозитированное»? – слегка обалдев, спросил я.

– Потому что уставной капитал предприятия состоит из криптовалюты, вложенной в непрерывный майнинг, – пояснил Аркадий.

– А, – сказал я.

Слава вылез из машины и кулаком загрохотал по железу ворот.

– Камера же есть, – удивился я.

– Она на прогноз настроена, – сказал Аркадий. Я решил не уточнять.

Из калитки вышел бодрый охранник и замахал на Славу руками. Слава тыкал ему под нос свой смартфон. Послышались возгласы:

– Согласовано уже всё. Согласовано!

– Как я его регистрировать буду? Как?

– Виртуально. Виртуально.

Мне стало скучно.

– А чем вообще ваш МУДОКАК занимается? – спросил я у Аркадия.

– Да как все – бюджет пилим.

Наконец Слава закончил препираться с охранником и, сильно хлопнув дверцей, уселся в машину. Он выматерился так замысловато, что во мне проснулась вера в нынешнюю молодёжь. Хотя какая он молодёжь, лет за тридцать ему по виду.

Ворота плавно разъехались в стороны и Аркадий засуетился:

– Давай-давай, заезжай пока этот хмырь не передумал.

Я заехал. От зашарпанной пятиэтажки к нам уже бежал человечек похожий на артиста Михаила Светина.

– О, это Скреп Кимович Источников, зам по кадрам, – зашептал мне в ухо Аркадий. – Твой непосредственный куратор.

– Будет предлагать акции – не покупай ни в коем случае, – добавил Слава.

Я вышел из машины.

– Евгений Борисович! – закричал Источников, хватая меня за руку. – Ждём, давно ждём. Обширнейшее поле деятельности для вас подготовили. У вас краски с собой?

– Нет, – растерялся я.

– И правильно! Всё необходимое немедленно закупим, выделим средства. Списочек только надо. Кисти, ватман, карандаши. Вы акрил ведь предпочитаете? – он пристально заглянул мне в глаза.

– Смотря для чего, – осторожно ответил я.

– Сразу видно профессионала, – Источников даже зажмурился от удовольствия. – Значит акрил, масло, растворитель, олифа, гуашь, акварель, пастель, тушь. Флуоресцентные краски непременно. Скрепки, ножи канцелярские, холст. Бязь красную и чёрную. Перья плакатные. Клей.

– Подождите…

– Молчите, умоляю! – он деликатно, но твёрдо, закрыл мне рот ладошкой. – Чего не хватит, ещё докупим. А вы поспешите в отдел кадров, там на вас уже договор составлен, подписать только надо. Туткин, Салозаров – покажите, где у нас отдел кадров.

И он умчался на коротких ножках со скоростью мысли. Слава с Аркадием громко смеялись.

– Просто у него жена держит магазин канцтоваров, – сказал Аркадий. – Кстати Туткин это я.

– А я Салозаров, – и Слава постучал себя кулаком в грудь.

Так началась моя карьера в МУДОКАКе. Но про это чуть позже.

2.

На дорогу из города у меня выходило часа полтора, но оно того стоило – денег предложили солидно и действительно сразу дали аванс, как и предсказывал Аркадий. Премию обещали по итогам месяца.

В первый же день я заебенил могучий транспарант, который теперь висел на растяжках в холле на первом этаже. Да, «Высокий уровень культуры информационных технологий – основа стабильности экономического роста». Как выяснилось, этот текст был предложен пресс-службой министерства и утверждался на самом высоком уровне.

А сегодня я дорисовал стенгазету ко Дню программиста. Три листа ватмана склеенные продольно в длинную полосу я покрыл немыслимыми цветными разводами, символизирующими по замыслу, распространение информации в сети. Сырую ещё акварель я посыпал сахарным песком и появилась мерцающая фактура. Это значит, у меня будут непосредственно биты. Гигабайты и мегабайты битов. А может терабайты, я в этом ни хрена не понимаю. Когда высохнет, я наклею распечатанные на цветной бумаге статьи с отчётами начальников отделов. Заголовки я выполнил шрифтом, стилизованным под компьютерные кракозябры. Получилось элегантно и современно. А пока сохнет, я решил прошвырнуться и вышел из мастерской.

Профессиональный праздник в МУДОКАКе планировалось отмечать с размахом. Пахло шашлыком и ванилью. В столовую с утра таскали ящики с бухлом и на всё здание было слышно, как распевается модный горлопан из Новосибирска. Я и сам подготовил номер с гитарой. Странно, но я волновался перед вечерним выступлением, хотелось произвести на руководство приятное впечатление.

В коридоре я сразу наткнулся на генерального директора МУДОКАКа. Директрису. Майя Игнатьевна Кьяроскуро блистала брюнетистой красотой и славилась обширными международными связями. Авторитет её был непререкаем. Я раскланялся, а Майя Игнатьевна поздоровавшись, как обычно поинтересовалась:

– Евгений Борисович, я у вас денег не одалживала?

– Нет, Майя Игнатьевна, – ответил я. – Вы говорят, у Страза некую сумму занимали.

– Ах, верно! Спасибо, что напомнили.

Она процокала каблуками к своему кабинету и я с удовольствием посмотрел ей вслед. Про Кьяроскуро по углам шептали, что она умудрилась создать на сервере МУДОКАКа собственного виртуального клона, который день и ночь рубит бабло, играя на бирже. Ещё она с неизменным успехом выигрывала тендеры для оборонки и умела ловко провести краудфандинг под альтернативные проекты. Слов нет – выдающийся учёный и прекрасный администратор в одном лице. Вот только память девичья. Постоянно берёт взаймы у сотрудников и забывает, у кого сколько. Впрочем, просит только мелочь. Говорят, ищет редкие монеты. Нумизмат.

В курилке как обычно ругали бухгалтерию.

– Трудовой договор надо читать, – объяснял Слава Салозаров. – КЗОТ теперь не канает.

– За*бись получается! – возмущался Ух Ты-Бултых, молодой программист из аналитического отдела. – Сверхурочные есть? Есть. А оплачивать кто будет?

– Их не *бёт, – веб-дизайнер Новохватский стряхнул пепел в баночку из-под кофе. – Ненормированный рабочий день, ничего не попишешь.

– За*бись получается, – обречённо подытожил Ух Ты-Бултых.

– Вон дяде Жене хорошо, – кивнул на меня Слава. – Ему хоть есть сверхурочные, хоть нет их, а пенсию всё равно начисляют.

Они посмотрели на меня с завистью.

– Сопляки, – сказал я им тогда. – Вы поживите на пенсию в двести баксов, а потом поговорим.

– За*бись получается! – снова возбудился Ух Ты-Бултых. – У меня оклад – сто.

Мне стало скучно, и я ушёл. Надо было ещё зайти в креативный отдел, они пока так и не сдали статью с отчётом. По дороге очень удачно разминулся с Елизаркиным. Худой обтрёпанный дрищ, вечно стреляющий чужие сигареты, был мне физически неприятен. Надо сказать в МУДОКАКе существовала целая когорта таких вот хомячков, очевидно полагавших покупать курево за свои деньги верхом глупости. Целыми днями они слонялись по зданию и клянчили сигареты. Причём это далеко не всегда были сотрудники с малым окладом. К попрошайкам, например, относился финдиректор Фердинанд Страз. Упомянутый Страз был знаменит тем, что всю свою собственность зарегистрировал на искусственный интеллект. Уже два раза из СК приходили, налоговая билась в истерике, а с него как с гуся вода.

В креативном отделе креативный менеджер Виталя Смородин нажимал кнопку F5. Я молча встал у него за спиной. Виталя не реагировал.

– Зачем это? – спросил я.

– Сайт обновляю, – пояснил Виталя. – Просмотры накручиваю.

– Это я понял. Я спрашиваю, зачем это делать вручную. Неужели в конторе, которая состоит из элитных программистов нет никого, кто состряпал бы прогу для автоматического обновления сайта?

– Иди ты на хуй, дядя Женя, – печально сказал Виталя. – Если сайт МУДОКАКа будет обновляться автоматически, что я буду делать? Меня же уволят.

В его словах была определённая логика и я замолчал.

– Ты ведь за статьёй? – спросил тогда Виталя.

– Ну, – подтвердил я.

– А мне некогда. Я занят. Сам видишь.

Я видел. Ситуация складывалась критическая. Без статьи я уходить не собирался. Меня решительно не устраивала стенгазета с пустым местом под интригующим заголовком «Наши креативные достижения».

– Дядя Женя, – вкрадчиво произнёс Виталя. – А давай ты кнопочку понажимаешь, а я быстренько отчет тебе накатаю. У меня и черновик есть.

– Ну, если только быстренько, – сказал я неуверенно.

– Очень, очень быстренько, – заверил меня Виталя и я легкомысленно согласился.

Смородин вскочил и рванул к выходу.

– Ты куда?! – возмутился я.

– В буфет! – уже из коридора прокричал Виталя. – Я быстренько.

Делать было нечего, я принялся обновлять сайт. Меня сразу затошнило от убогой вёрстки. Рекламные баннеры подмигивали обнажёнными красотками, рецептами могучей потенции и способами увеличения полового члена. Незаметно для себя я оказался на порносайте и как-то забыл про F5. Поэтому когда вошла Верочка, я к херам вообще закрыл браузер.

– Евгений Борисович, я вас везде ищу, – Верочка надула губки. – Там Источников копытом бьёт, стенгазету требует.

– Верочка, вы сегодня прекрасно выглядите, – сказал я.

Я ей всегда это говорил после того, как в первые дни работы в МУДОКАКе между нами произошло досадное недоразумение. Меня вызвала Кьяроскуро и устроила разнос за то, что я ни разу не пощупал Верочку за попу. Оказывается, Верочку все щупали, в конторе это стало доброй традицией. А я не знал. И теперь Верочка рыдает. Я попытался откосить, ссылаясь на солидный возраст, но Кьяроскуро была непреклонна. «Верочка хорошенькая?» – требовательно вопрошала она. «Очень», – совершенно искренне ответил я. «Тогда идите и пощупайте», – заявила Кьроскуро, как будто речь шла о неком неодушевлённом объекте. «Но, Майя Игнатьевна…» – начал я, но Кьяроскуро стукнула кулаком по столу. «Из-за вас человек плачет. Понимаете? Плачет. Стыдно, Евгений Борисович, взрослый же человек. Ничего не хочу слышать. В конце концов, вы мне производственный процесс срываете, мне секретарша нужна не рыдающая, а работающая». И я пошёл щупать Верочку.

А сейчас в ответ на мой комплимент она весело гыгыкнула и подошла вплотную. Я уже привычно заелозил руками у неё под юбкой. Верочка облизала губы и с придыханием спросила:

– Так что Источникову передать?

– Передайте, что всё будет тип-топ и чики-пики. Согласно утверждённому руководством плану мероприятия.

Верочка снова гыгыкнула и уже на выходе томно произнесла:

– Нет, ну вы такой шалун, Евгений Борисович.

Не успела за Верочкой закрыться дверь, как влетел Смородин. Действительно очень быстро обернулся. А учитывая водочный аромат, который опережал креативного менеджера на несколько метров, я просто позавидовал его резвости. Похмелиться ему надо было, придурку, вот и весь буфет.

– F5, дядя Женя, а как же F5?! – заорал он, увидев пустой экран.

Я встал и молча пошёл на выход.

– Сволочь ты, дядя Женя, – с пьяной слезой в голосе простонал Смородин.

– *бальник захлопни, – сказал я и хлопнул дверью. Пусть с него Источников отчёт для газеты трясёт, мне по барабану.

Я зашёл к себе в мастерскую и схватился за сердце. Стенгазеты не было. Вернее она была, но весь насыщенный красочный слой, над которым я так самозабвенно трудился, превратился в жалкие бледно-розовые пятна, а кое-где просвечивался и вовсе девственно чистый ватман. Я съел таблетку. Сердце отпустило, но прихватило печень. Я сел, потом встал. Схватился за голову и немного подёргал себя за остатки волос. Потом отстучал эсэмэску Аркаше: «Спасай».

Он сразу с порога тревожно спросил:

– Что?

– Вот, – я показал пальцем.

– Так, – сказал Аркаша и, взяв со стола мои очки, стал, как через увеличительное стекло, изучать повреждения. – Так. Так-так-так.

– Это катастрофа, я не успею по новой всё нарисовать.

– Сахаром посыпал, да?

– Да. Красиво было. Может тараканы съели?

Аркаша взглянул на меня с интересом.

– Нет, ну какие тараканы в наше время? Но у тебя системное мышление, ты рассуждал в верном направлении. Не тараканы. Вирус. Самый обычный компьютерный вирус.

– Ты прикалываешься?

– Нет. Не забывай, где работаешь. Кстати, тебе прививки сделали?

– Какие ещё прививки?

– Зашибись. Инструктаж проходил?

Я вспомнил, что Источников, когда вводил меня в курс дел МУДОКАКа, действительно упоминал какие-то прививки, но я, ошарашенный тогда масштабом деятельности конторы, как-то пропустил мимо ушей.

– Обязательно зайди в санчасть, – строго сказал Аркаша. – А то дураком или паралитиком станешь. У нас все делают прививки, без прививок только Обкомову можно. Но он андроид, он себе в башку чип загнал и тупо антивирус поставил.

– Аркаша, я зайду, – пообещал я. – Потом. Только сейчас-то что делать? Давай ты мне поможешь что-нибудь в сети найти подходящее и распечатать. И склеить… Я не знаю!

У меня начиналась истерика.

– Не ссать, – всё так же строго произнёс Аркаша. – Отойди в сторонку.

И он закатал рукава. И началось. Он навесил вокруг себя штук пять виртуальных мониторов, один даже разместил над головой. Он вертелся между ними, как балерина и размахивал руками, как гибрид рэпера с регулировщиком. Он что-то шептал сквозь стиснутые зубы, как будто произносил заклинания. Он был Гарри Поттером, Гэндальфом и Гесером. Он был прекрасен в своём неистовстве. И я увидел, как восстанавливается картинка на ватмане. Сначала проявились контуры и довольно быстро началось заполнение цветом. На пол посыпалась какая-то труха. Через несколько минут стенгазета возродилась в прежнем виде. Но Аркаша на этом не остановился. Немного изменилась общая композиция, цветовая гамма стала более гармоничной, возникло визуальное пространство. Скоро на стенгазету стало невыносимо смотреть, она была невозможно прекрасна, это был шедевр.

– Хватит! – закричал я.

– А?

Аркаша опомнился, вытер пот со лба.

– Ну как? – спросил он.

– Ваще.

– То-то.

– А как ты это сделал?

– Да тот же вирус в обратку пустил. Сложно, но возможно.

– Слушай, – я был очень растерян. – А зачем тогда я, если можно вот так?

– Дядя Женя, – Аркаша посмотрел на меня с жалостью, дескать, взрослый мужик, а простых вещей не понимает. – А оно мне надо? Думаешь, мне кто-то за это доплачивать будет?

– Да. Понимаю. Ну, с меня коньяк.

– Вискарь, – Аркаша поднял вверх указательный палец. – И хороший вискарь. Большая бутылка.

Я взмахнул руками, показывая, что вискарь так вискарь, и Аркаша ушёл. А я, взяв кисть, принялся твёрдой рукой портить созданный им шедевр художественно-прикладного искусства. Ну, нельзя было газету в таком виде вывешивать. От неё же оторваться не смогут, весь праздник сорвём. Особенно залюбуются аниматоры из геймерского отдела. А потом удавят меня по-тихому. Как опасного конкурента. Поэтому я уверенно повазюкал в нескольких местах флуоресцентной гуашью и приблизил изображение к средним стандартам.

3.

Праздник начался с речи первого зама директора – Осипа Назаровича Абакомова. Он действительно, при помощи вживлённого микрочипа, существовал одним телом с двумя личностями – виртуальной и непосредственной. В отличие от Майи, у которой клон сидел в сети, личности Абакомова находились в нём постоянно, поэтому часто невозможно было понять общаешься ты с весёлым сетевым фантомом или с угрюмым карьеристом, обременённым условным сроком за превышение финансовых полномочий. Именно Абакомову принадлежала идея по модернизации корпоративного духа на предприятии и, в каком-то смысле, он был моим крёстным отцом. Ещё у него в подчинении находился им же выпестованный креативный психолог, которого в МУДОКАКе не любили за излишнюю креативность.

– В условиях жесточайшей конкурентной борьбы мы, если хотим двигаться дальше, обязаны не идти вперёд, пока другие стоят, а бежать, пока другие идут, – блеял Обкомов, прохаживаясь вдоль столиков шаркающей походкой. – Я вполне ясно излагаю?

Он никак не мог приноровиться правильно держать микрофон, старческая рука предательски ползла вниз и половина слов терялась на фоне вежливого побрякивания вилками, хлопанья пробками и чоканья рюмками. Я положил себе несколько ломтей бекона и уцепил бутерброд с икрой. А салатом «Цезарь» пусть молодёжь закусывает. Впрочем, справа от меня Слава Салозаров вполне разумно навалил на тарелку буженины. Он вообще был очень не дурак, этот Слава, несмотря на могучую комплекцию, рожу алкоголика и лексикон уголовника. Он разлил по коньячку, но выпить мне не дали. Ведущий в очередной раз деликатно приподнял руку Обкомова с микрофоном и разнеслось:

– А начнёт наш торжественный вечер Евгений Борисович Отвалихин с песней собственного сочинения.

Мне сунули гитару и я выдал:

Когда на сердце тяжесть

И холодно в груди,
Нажми ресет отважно,
И кодек обнови,
Забилди мапу смело,
И съюзай на митап,
Винду юзай умело
Но помни про бэкап.
Винду юзай умело
Но помни про бэкап.

Ну и дальше в том же стиле. Когда я закончил, мне долго аплодировали, а Обкомов смахнул слезу. Окрылённый успехом я сбацал про шпиль ночной колокольни, но это как-то не прошло, и я вышел на улицу перекурить. Там уже маячил нервный парнишка из геймерского отдела, я никак не мог запомнить его имя. Он работал тестировщиком. Целыми днями гонял файтинги, шутеры и слэшэры. Поначалу я позавидовал такой работе, но после обратил внимание, что глаза у него всегда красные, а перед тем как свернуть за угол он складывал пальцы на левой руке в хитрую комбинацию и приседал, вытягивая шею. А на правой руке указательный палец у него вообще постоянно дёргался.

– А ты почему деньги не сдаёшь? – нагло спросил он у меня.

– Какие деньги?

– В общак.

– Какой общак?

Он презрительно с прищуром оглядел меня с ног до головы и, щелчком пульнув окурок в никуда, удалился. Пожав плечами в полном недоумении, я вернулся на банкет. Там все уже как-то очень быстро надрались. Видно не один Виталя Смородин с утра разминаться начал. Из колонок ебашил «Ласковый май» и девчонки из бухгалтерии отплясывали канкан. Собственно же главбух Павлина Яковлевна повисла в медленном танце на Аркаше Туткине. Он в отчаянии закатывал глаза, но терпел.

Я сел, налил и выпил. И ещё раз. Надо было догонять.

– Ты не знаешь, почему задрот из геймдева с меня денег требует? – спросил я у Славы Салозарова. – Общак какой-то придумал.

– А ты ещё не сдавал?

– Нет.

– А ты сдай, – спокойно посоветовал Слава. – Немного. Ну, как на бутылку. Потому что никто не знает, есть этот общак или нет, но вот то, что этот задрот племянник самого Вэмирэха, все знают.

– Кого?

– Вэмирэха. Не слыхал? Авторитет.

Размышляя о стремительной диффузии социальных групп в современной России, я не спеша употребил граммов триста. Ко мне подходили поздравить с удачным выпуском стенгазеты, Павлина Яковлевна выпила со мной на брудершафт, Обкомов долго тряс руку, благодарил за песню. Было угарно весело и удушливо тоскливо. И вдруг стало тихо.

Все смотрели на молодого человека в замызганных джинсах и мятом свитере в эти джинсы заправленном. Он как-то незаметно возник за самым крайним столиком и теперь скромно кушал салат, всё время поправляя сползающие на нос очки.

– Саша Проскочилло, – восторженно сообщил мне Салозаров. – Топовый сеньор. У него дипломная работа была – три-дэ принтер реверсивного действия.

– Как это?

– Ну, закладываешь картофельные очистки, а на выходе получаешь изначальные клубни. Представляешь?

– А зачем?

Слава посмотрел на меня с жалостью. Пришлось хлопнуть себя по лбу и сделать морду типа «а, понял-понял».

– А сейчас над чем работает? – небрежно спросил я, типа мне это интересно.

Но Салазаров так значительно прожевал кусок селедки, перед тем как ответить, что стало ясно – это действительно заслуживает внимания.

– А сейчас он вот-вот распечатает три-дэ модель МУДОКАКа.

Я похлопал глазами.

– Правда, не понимаешь? – удивился Салазаров. – Это же будет физическое воплощение юридического лица. Он переведёт все активы в офшоры и замкнёт на себя Интернет. Экономическая диктатура. Информационная блокада. Неограниченная власть.

Слава дёрнул водки и продолжил:

– А сегодня на вечере Проскочилло будет показывать лазерную копию, так всё руководство уже в очередь стоит, чтобы выразить восхищение и заручиться поддержкой. Вон смотри: Элька Шпагатова из хакерского отдела уже перед ним лебезит, вон шеф твой, Источников, ему наливает. Вон Грауляйтерс, старый хрен, ему сам булочки с кухни тащит. Заметь – главный инженер как бы рядовому гребцу его любимые булочки с корицей. Лично. И Обкомов, и Кьяроскуро тоже непременно подойдут.

Рассказывал Салазаров увлечённо, от его приблатнённого сленга не осталось и следа. Я чувствовал, что его самого так и подмывает бежать к таинственному Проскочилло, хотя бы потереться рядом. Потому что к этому парнишке подходили и подходили и было видно, что Саша Проскочилло смущён всеобщим вниманием. И поэтому когда руководство МУДОКАКа начало перепалку, он просто не знал куда деваться. Кьяроскуро в режиме фортиссимо наезжала на Обкомова, а Проскочилло, сильно покраснев, вскочил из-за стола и, прижав руки к груди, изображал кота Леопольда.

– Мы ещё посмотрим, чья это форма собственности, – перекрывая музыку, железным тоном чеканила Майя Игнатьевна. – Вы только попробуйте сюда подмазаться, я вас раком поставлю и свистеть заставлю.

– Устав предприятия вспомните, госпожа директор, устав предприятия, – взрыкивал в ответ Обкомов. – Так просто у вас не выйдет отодвинуть добросовестных соучредителей. Я ваши делишки хорошо знаю.

– Что ты можешь знать, упырь?

– А франшиза?

– А транш?

– А Кипр?

– А БИОС атака?

Я понимал, что невольно присутствую на завершающем этапе каких-то очень давних ведомственных разборок. И разборки эти явно не предназначались для обозрения не только мной, но и остальными сотрудниками. Кьяроскуро с Обкомовым в запальчивости выбалтывали информацию, не предназначенную широкой публике. Понял это и Проскочилло.

– Господа! – пискляво воскликнул он. – Давайте отвлечёмся от производственных проблем, ведь сегодня праздник. Я приготовил, как вы знаете, небольшой сюрприз.

Он достал планшет, потыкал в него пальцем, и посреди зала возникла полупрозрачная красотка в турецком танцевальном костюме. Зазвучала нудная азиатская мелодия и голограмма задёргала бёдрами, изображая танец живота. Все деликатно дождались завершения номера и, когда доплясав, танцовщица исчезла, мудокаковцы начали с недоумением переглядываться. Все явно ожидали чего-то большего, уровень представления не соответствовал заявленным претензиям. Проскочилло загадочно улыбался, Кьяроскуро с Обкомовым отошли от него в некоторой растерянности.

– Что-то здесь не то, – глубокомысленно изрёк Салазаров.

И тут у всех запиликали телефоны. На МУДОКАК обрушился поток эсэмэсок.

– Деньги не карту упали, – послышался чей-то восторженный возглас.

– И мне.

– Ага, из банка.

– Ух ты, деньги…

– Деньги.

– Деньги!

Мне тоже пришло сообщение из банка, что на счёт переведены деньги. Немного. Но и не мало. Примерно в размере обещанной премии. К Салазарову подошёл сильно озабоченный Аркаша Туткин.

– Ты понял? – спросил он у Славы.

– Я-то понял, – ответил Слава.

Как и Аркадий он не разделял всеобщего ликования. А вот остальные сотрудники были в диком восторге. Сашу Проскочилло хлопали по плечам, обнимали, благодарили. Майя Игнатьевна взяла микрофон.

– Дорогие друзья, – сказала она. – Все мы стали участниками вполне успешного эксперимента, который наглядно продемонстрировал блестящие достижения нашего предприятия.

– Более чем наглядно! – пьяненько вякнул Виталя Смородин, но тут же сник под взглядом Кьяроскуро.

– Но, Александр, – продолжила она, обращаясь уже к Проскочилло. – Нам же предстоит демонстрировать эти достижения на самом высоком уровне. А этот образ. Он. Ну, не очень удачный.

– Фривольный, – веско брякнул Смородин.

– Я, собственно, использовал анимацию, предложенную отделом кинопроизводства, – растерянно сказал Проскочилло.

– Это они ему, суки, из порноролика аватарку подсунули, – прошептал себе под нос Туткин.

– Они что ли порнуху клепают? – изумился я.

– Гы, – сказал Салазаров.

– А давайте я нарисую, – громко сказал я. – Другой образ.

Боль!

Такой боли я не испытывал ни разу в жизни. Меня швырнуло на пол, скрючило, кажется, я закричал. Меня вырвало беконом, мне было очень плохо. Потом сквозь багровую пелену маячило сердитое лицо Славы Салазарова, он куда-то меня тащил, матерясь сквозь зубы. Потом я сидел весь мокрый на полу в туалете, и больше всего мне хотелось лечь и прижаться щекой к прохладному кафелю. Но Аркаша Туткин тормошил меня, вытирал лицо бумажным полотенцем, а Слава стоял в дверях и говорил кому-то: «На хуй, на хуй. Видите же, что человеку плохо. За углом поссышь.».

– Что это было? – спросил я.

– Ненависть, – ласково пояснил Аркаша.

– За что?

– Дядя Женя! – горестно воскликнул Слава. – Я же тебе говорил – к этому проекту все мечтают примазаться. Плетут интриги, пишут анонимки, стучат начальству. А как начальство перед Сашкой хвостом бьёт, ты сам видел. А тут такой художник-оформитель, в конторе без году неделя, ни разу не прогер: раз – берёт и у всех под носом перехватывает заказ.

– Я же только предложил.

– У нас народ ушлый, сразу просекли, что ты уже считай с Проскочилло работаешь.

– Да не известно ещё!

– Известно, известно. Будешь работать, это я тебе обещаю. Зарплату поднимут. Допуск повысят. И подписку возьмут. Мы теперь у тебя на побегушках будем, ты ещё всем покажешь.

– Но почему именно я?

– Да именно потому, что ты совсем недавно в конторе. Ни с кем, ни против кого не дружишь, моральных обязательств не имеешь, в делах наших не сечёшь.

Мысли у меня в голове перекатывались как бильярдные шары, я по-прежнему ничего не понимал.

– Допустим, – сказал я. – Допустим, все мгновенно меня возненавидели. Но хреново-то мне, почему стало?

Слава с Аркашей переглянулись и засмеялись.

– Ты, дядя Женя, не забывай, где ты работаешь, – сказал Слава.

– Сетевая ноосфера, – сказал Аркаша. – Трёхдименсионная полярная тактильность Колотовкина.

– Эмпатический удар развиртуалить – это даже хакером не надо быть, – сказал Слава.

– Да каждому там за столом достаточно было подумать «чтоб ты сдох» и тебя бы с инфарктом увезли, – сказал Аркаша. – Считай, легко отделался.

– Осторожней у нас надо быть, дядя Женя, – сказал Слава. – Мы ж тебе намекали.

– Так что же? Вы тут силой мысли людей убивать научились? – ошарашенно спросил я.

Они снова рассмеялись, но тут дверь тихонечко приоткрылась, и вошёл Проскочилло.

– Мне нравится ваше предложение, – сказал он. – Я видел вашу стенгазету, вы замечательный художник. Я буду очень рад, если вы разработаете облик нашего виртуального представителя.

– Нет уж, – сказал я. – Идите вы все в жопу со своей сетевой ноосферой.

– Мы ещё вернёмся к этому разговору, – пообещал Проскочилло, но я только сплюнул горькой слюной.

Пошатываясь, я вышел в холл. Из столовой почему-то доносились хоровые возгласы: «Горько! Горько!», в гардеробе шумно трахались. Стенгазета была сорвана и сильно потоптана. Ночевать в общаге мне сегодня не хотелось, там до утра будут колобродить. Я проверил наличность в бумажнике и пошёл на трассу ловить попутку до города.

Так зародилась Группа Контроля Событий. Но это ещё не сразу.

4.

Они сидели, как будто и не собирались расходиться. Им всё это очень нравилось. Меня в жизни так не унижали, я был раздавлен, размазан и высушен.

На расширенную планёрку собрали всех начальников отделов, заведующего складом и даже командира охраны периметра. Вызвали из отпуска штатного массажиста Николу Дзарипеску. Пригласили аналитика из министерства. Сторожевых собак только не позвали.

Им показали слайды с моими эскизами и каждая блядь высказалась в том духе, что ни хуя ты дядя Женя рисовать не умеешь. Особенно надрывались рембрандты из анимационного отдела и рафаэли из кинопроизводства. Дзарипеску отмечал анатомические неточности. Завскладом предлагал использовать цвета поярче, а образы делать жизненней. Аналитик многозначительно намекал на возможность личной консультации. Фердинанд Страз усомнился в коммерческой привлекательности представленных объектов. Слава с Аркашей сидели, потупив глазки, друзья называется. Ну, хоть промолчали, не присоединились ко всеобщему хаю, и на том спасибо.

– Евгений Борисович, вы осознали? – заботливо поинтересовалась Кьяроскуро.

Я энергично кивнул.

– Тогда идите и подумайте, – продолжила директриса. – Подумайте, как вам дальше работать в коллективе. Вы прекрасный специалист и нам было бы жаль с вами расстаться. На вас большая ответственность. Ведь это не что-нибудь, это лицо нашего предприятия. И тело. И в целом вы справляетесь. Но нельзя противопоставлять себя общественным интересам. Мне странно говорить об этом человеку из эпохи коллективизма, не понаслышке знакомого с принципами товарищеской взаимовыручки. Мы ждём от вас искреннего раскаяния. Хорошо?

Теперь я кивнул два раза. Молокососы. Не знают они, что такое разбор персонального дела на парткоме. Хотя вон Обкомов блаженно щурится – он знает, он, падло, и не такое видывал. А вот Кьяроскуро явно киксанула: она же прямым текстом заявила, что прорабатывают меня не за бездарное творчество, а за сотрудничество с Проскочилло.

– А мне показалось, что арт с девушкой в кокошнике был не плох, – едва слышно произнесла Эля Шпагатова. – В народном стиле и оптимистичный такой.

Лапочка, пожалела меня. Что же ты деточка себя не бережёшь? А тут и Аркаша с духом, видать, собрался, встал, набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, да только у Кьяроскуро реакция оказалась отменной.

– Все свободны, – сказала она. – Планёрка закончена.

Первой, сильно покраснев, выскочила Эля. Я хотел догнать её в коридоре, но она просто бегом умчалась, а мне за девушками бегать уже поздно, я своё отбегал, я к себе в мастерскую побрёл. Суки. Ну ничего, я вам ещё покажу. Меня особист вербовал обломался и вы обломитесь. Надо было только понять – почему, почему они все так за этот проект цепляются, что в нём такого грандиозного?

В мастерской меня ждала гора дембельских альбомов. Они были разные, в зависимости от претензий заказчика. Большие и поменьше, обшитые бархатом или сукном, на винтах или прошитые. Да, в МУДОКАКе объявили конкурс на лучший дембельский альбом. Не иначе и эту херь Обкомов придумал. Но только не учёл, что никто из мудокаковской щеглоты в армии не служил, все, так или иначе, откосили. И вот теперь я клепал дембельские альбомы для конкурса, а фотки они сами стряпали, на это я не подписался.

Но прежде всего я открыл в ноутбуке корпоративную МУДОКАКовскую стрелялку. Программа разрабатывалась с благословления руководства, в ней были зашиты все сотрудники конторы и, по желанию, можно было ставить фрагами любого из них. Так же специальной опцией стоял выбор оружия и места действия. Я вооружил ножами всех этих гадёнышей и загнал их в подвал средневекового замка, снабжённый пыточными камерами. Себе я взял РПК и пошёл крошить коллег по работе. Обкомова я пристрелил длинной очередью поперёк туловища, и он зажурчал кровяными фонтанчиками, аналитику досталась снайперски выпущенная пулька в глаз, Кьяроскуро почти ускользнула в боковой коридорчик, но провалилась в ловушку и долго вопила, умирая на расставленных на дне кольях. Тут на меня, размахивая ножом и жутко оскалясь, выскочила Эля Шпагатова и я захлопнул ноут. Так, где эти долбанные альбомы?

Нет, я всегда любил свою работу. Понимал, что лавров большого художника-живописца мне не снискать, но на своём поприще я, тем не менее, могу доставить людям радость и быть полезным обществу. Даже в последние перед пенсией годы, когда уже повсеместно использовались оцифрованные изображения, я не оставался без заказов. Если об изготовлении афиш для кинотеатров мечтать как-то не приходилось, то детские садики, школы, ЗАГСы и похоронные конторы оставались моей стабильной клиентурой. А ещё попадались амбициозные снобы, возжелавшие повесить в гостиной свой портрет маслом. На это моего умения хватало. А сейчас я просто отдыхал душой, разрисовывая кальки сценами армейской жизни.

Ближе к обеду в мастерскую зашёл Саша Проскочилло. Бледный и взъерошенный. Потерянный весь.

– Умерла, – трагическим шёпотом сообщил он.

– Сашенька, кто умер? – испугался я и почему-то подумал про Кьяроскуро.

– Натуся.

– Да ты что?!

Натусей он прозвал свою турецкую красотку. Ну, лазерную копию три-дэ модели МУДОКАКа, которую он так удачно презентовал совсем недавно.

– Как же так, Саша? – продолжил сочувствовать я, хотя, убейте меня, не понимал, как может помереть лазерная копия.

– А вот так.

Он сел на палитру, где я только что смешивал жёлтую и синюю гуашь и посмотрел на меня своими умными глазами.

– Поначалу всё шло хорошо. Личность МУДОКАКа успешно приживалась. Натуся уже неплохо ориентировалась в наших активах, понимала специфику предприятия. Трудно ей приходилось, но характер я для неё запрограммировал жизнерадостный, она не унывала. Но как только начали поступать данные по внешнему миру, искин впал в глубокую депрессию.

– Искин это…

– Искусственный интеллект.

– И что же такое во внешнем мире…

– Люди. Вернее их негативное информационное поле. Ложь, ненависть, корысть. Войны, теракты, преступления. А когда Натуся узнала про ипотеку, налоги и банковские проценты, то я понял, что она безнадёжна.

– Что же ты искину-то и про ипотеку? Нельзя же так.

– Вы правы, Евгений. Это я виноват. Искусственный интеллект подобен ребёнку, ему так же сложно осваивать мир. Но детям мы даём на это годы, а от искинов требуем мгновенной адаптации. Вот и результат.

– А меня на планёрке прорабатывали, – сказал я, желая отвлечь Сашу от грустных мыслей.

– Не надо было туда ходить, – нахмурился Проскочилло. – Я же вам ясно сказал, посылайте всех в жопу. Мы же когда о совместной работе договаривались, я вам всё объяснил – всех в жопу. У вас, Евгений, теперь только один начальник остался. Это я.

– А у вас, Саша? – осторожно поинтересовался я. – Остались начальники?

– Они думают, что да, – небрежно ответил он.

Я решил не выяснять, не форсировать события. Мы кое-как почистили ему брюки и стали смотреть эскизы. Ему, как и Эле, приглянулась девица в кокошнике, а я был больше за атлета в деловом костюме. Логично же, что если МУДОКАК мужского рода, то и образ должен быть мужской. Но Саша резонно возразил, что бренд будет активно продвигаться на Запад, а там гендерные различия давно уже нивелированы. Мы немножко поспорили и сошлись на том, что есть необходимость в создании фокус-группы, независимой от корпоративных интересов.

Потом Саша вспомнил Натусю и снова загрустил. И я достал спирт. Поминки вышли знатные. Закуски у меня не было и очень быстро мы поймали то волшебное состояние, когда весь мир становится предельно понятным, цели исключительно благородными, а идеи совершенно гениальными. Оказалось, что Саша неплохо знает Бодлера, а я читал что-то из Когана.

Незаметно для себя мы перешли на проблему создания объективной виртуальной реальности. Нет, актуальность нового мира не вызывала разногласий, но условия пребывания в нём вызвали разночтения.

– Для всех, понимаешь? Для всех! – восклицал я и хватал Сашу за свитер.

– Хрена там, для всех, – бычился Саша.

– Для всех даром! – настаивал я.

– Кому это даром? – упрямился Проскочилло. – Кьяроскуре даром? Или Обкомову – даром? З*лупу им даром.

– Но если продавать, то они же и скупят всё, – сокрушался я. – Они или подобные им.

– Продавать! Ну, вы скажете, Евгений. Билеты продавать, да? Вы как это себе вообще представляете? Очередь в кассу и вот вам место в информационной ноосфере?

Я представлял себе это довольно смутно, поэтому, занюхав казеиновой тушью, спросил:

– А как?

Дальше Проскочилло стал особенно невнятен. Он плёл что-то про избирательность виртуального пространства, дискретность темпорального поля, обещал предъявить алгоритм выявления ментальной пассионарности.

Потом мы долго бродили по МУДОКАКу, проповедуя ценность научной мысли в отдельно взятом сегменте информационного пространства. Я дал пинка подвернувшемуся Елизаркину, а Проскочиллло, высунувшись из окна третьего этажа, чтобы харкнуть, высмотрел во дворе Обкомова и послал его на х*й. Нет, сначала он в него всё же харкнул. И произнёс речь о высшем предназначении человеческого разума.

Никому. Никому до нас не было дела. Все просто попрятались. Потому что здесь обитали люди, которым плевать на высокие материи. Они были циниками до мозга костей. Бабло их интересовало больше, чем все тайны мироздания вместе взятые. Они были молоды, хотели сладко жрать и мягко спать. А перед сном много трахаться. Хотели много путешествовать по экзотическим странам, валяться на жарком песке, плескаться в лазурном море под бездонным голубым небом. Гонять на дорогих тачках, зависать в клубах, бухать и кумарить. И снова трахаться. И по возможности совсем не работать. Никогда.

А для этого надо было действовать по веками отработанной схеме – лизать жопу начальству, которое лижет жопу начальству. И они лизали. Нет, это явление и в прежние времена имело место быть, но не было столь массовым и принципиальным. Эти же представляли собой сплочённую стаю лизателей. У них был свой кодекс бесчестия. Хорошим тоном полагалось осуждать начальство в мелких деталях, но одобрять в целом. Критиковать низкие выплаты, но безоговорочно соглашаться на сверхурочные. Иначе их бы прогнали от кормушки и заставили работать. А работать они не умели и не хотели. Поэтому и лизали. Но даже это они делали без азарта, не самозабвенно, а по долгу службы. И крайне раздражались, когда им намекали на существование других моделей поведения. Редкие экземпляры нонконформистов подвергались остракизму и пользовались репутацией блаженненьких. Таким и был Саша Проскочилло, но теперь со своим проектом он стал близок к начальству и мог себе позволить очень многое.

– Твари бесхребетные, – орал он в окно. – Шансонетки!

Я не ожидал от него такой удали. Мы были как дон Кихот и Санчо Панса. Как Уленшпигель и Ламме. Как Винни Пух и Пятачок. И поэтому когда мир вокруг нас наполнился рыцарями в доспехах и гудящими пчёлами, я не особенно удивился. Пчёл было много, они были размером с баскетбольный мяч и полоски у них на пузах сливались в фашистские свастики. Где-то на пределе видимости я заметил Аркашу Туткина и Славу Салазарова. Они размахивали руками и что-то кричали нам, но я уже ничего не понимал.

У Саши в руках неведомым образом появился тяжеленный по виду двуручный меч, которым он весьма ловко шинковал наседавших рыцарей, а я, пока мне в задницу не вцепилась пчела и пребольно ужалила, не мог сообразить, что происходит: либо первый акт белой горячки, либо конец света. Для «белочки» мы всё же выпили явно недостаточно, а в конец света я не мог поверить, как матёрый атеист с многолетним стажем. Поэтому схватил огнемёт и с наслаждением влупил огненную струю в пчелиный рой. Что огнемёту неоткуда было взяться на пожарном щите мне тогда совершенно не пришло в голову. Пчёлы вспыхивали и лопались с отвратительным звуком, забрызгивая всё вокруг синей гуашью.

Такая цветовая гамма показалась мне слишком унылой, и я краскопультом, в который превратился мой огнемёт, принялся вводить багрянец осенней листвы, пурпур морского заката, киноварь поздней вишни. Откуда-то прибежали ОМОНовцы и начали драться с рыцарями резиновыми палками, Кьяроскуро с баллончиком дихлофоса добила оставшихся пчёл, Фердинанд Страз прошёлся, разбрасывая из гигантского портмоне пачки купюр, подобно сеятелю, разбрасывающему облигации.

Мы сидели в мастерской, чудовищно заляпанной до потолка дикими масляными разводами, и Проскочилло ребром своего планшета нарезал на аккуратные ломтики кусок ливерной колбасы. Где-то вдалеке жужжали пчёлы и гремели мечи. Я потряс головой и выпил спирту. Жужжание пчёл превратилось в шум кулера ноутбука, а лязганье железа просто прекратилось.

– Слушайте, а вы это здорово придумали, – сказал Проскочилло совершенно спокойно. – Тупо залить компьютерный код информационным шумом, это надо быть или полным дилетантом или абсолютным гением.

– А? – спросил я.

Мы были ещё здорово пьяны, но уже могла связно разговаривать.

5.

Как мы расходились, я не помню, но проснулся я в гараже на раскладушке. Рядом стоял чемоданчик с вещами и термос с ухой. Это значит, меня вчера благоверная из дома выперла. Такое уже бывало. Ну-ну, поглядим кто кого на этот раз. Я глянул на часы и вызвал такси.

В МУДОКАКе прямо на вахте меня уже поджидал Источников. Первым делом он сообщил, что Саша наутро не вышел не работу. Похмелье непьющего человека свалило Проскочилло с ног и, подозреваю, согнуло над тазиком. Тут и сам он позвонил и умирающим голосом попросил ничего не предпринимать без него и ни в коем случае не включать ноутбук в мастерской. Я пообещал и пожелал ему скорейшего выздоровления.

Выздоровление мне бы и самому не помешало, сушняк терзал просто дикий. Желая поскорее уединиться в мастерской и хлопнуть пятьдесят граммов спирта с ледяным апельсиновым соком, который предусмотрительно захватил по дороге, я двинулся к лифту, но Источников крепенько придержал меня за рукав. Я приготовился выслушать нотацию по поводу наших вчерашних с Проскочилло похождений, но куратор в который раз завёл разговор о приобретении акций МУДОКАКа. Эти акции ни черта не стоили, потому что контора наша была насквозь секретная и про неё попросту никто не знал. Но, тем не менее, как мне рассказывали, в момент становления предприятия Кьяроскуро выпустила пакет акций и распространила их между сотрудниками. Источников по жадности нахватал их немеряно и теперь не знал куда девать.

– Можно ведь не в собственность, Евгений Борисович, можно ведь в аренду, – лебезил он передо мной.

– Скреп Кимович, я не достоин, я вообще либерал, если хотите знать, – брякнул я, желая раз и навсегда отделаться.

Он шарахнулся от меня.

– Стыдно! В вашем-то возрасте.

Задолбали они меня этим возрастом. Как будто я самый старый в конторе. Вон Обкомов, например. Да. И всё, пожалуй.

Источников скрылся где-то на периферии сознания, а я взял чёткий азимут на заветный стопарик. Но Верочка эсэмэской срочно затребовала меня в приёмную и, силой воли подавив приступ похмельной дурноты, я, по дороге хлопнув в буфете рюмку дорогущего коньяку, предстал перед начальством.

В кабинете у Кьяроскуро имели место быть:

1) Вчерашний аналитик.

2) Невзрачный шпендик в кургузом по нынешней моде костюме.

3) Два мускулистых молодых человека сзади и по бокам от шпендика. Охрана.

4) Сама директриса, с восторженным видом порхающая перед шпендиком. Начальство значит пожаловало.

5) Все мои несчастные, безжалостно вчера охаянные эскизы виртуального воплощения МУДОКАКа, выведенные на большой экран. Дальше гнобить значит будут. Ничего, минут на сорок меня хватит, потом коньяк выветрится и сблюю.

– Вот! – заорала Кьяроскуро, завидев меня. – Вот он, наш герой. Позвольте представить: Евгений Борисович Отвалихин, наш, так сказать, придворный живописец. Ха-ха-ха.

Смеялась Кьяроскуро крайне фальшиво, а шпендик ласково мне улыбнулся и сказал:

– Чньтр. Двно св дьтвздрпом.

Я узнал его и весь сразу протрезвел. В телевизоре это надутое подкожными инъекциями лицо появлялось не часто, но его заявления всегда приводили к завихрениям во внутренней политике, отставкам чиновников и скачкам курса рубля.

– Ну что же вы, Евгений Борисович? Совсем засмущались? – пропела Кьроскуро. – Присаживайтесь, вам же говорят.

Я сел. Теперь мы вдвоём сидели за длинным столом, вокруг носилась директриса, за плечами боттоксного возвышались охранники с оловянными глазами, аналитик куда-то незаметно испарился. А я мечтал о стакане воды.

– Н рск пновгтн о, – сказал тот, чьё имя было у всех на слуху, а у меня вот сейчас совершенно вылетело из головы.

Я на всякий случай осторожно кивнул и вопросительно взглянул на Кьяроскуро. Она подмигнула мне туго накрашенным глазом.

– Про сскп? – спросили меня.

– Ну, так. Вот, – ответил я.

– Опркн стр я ндж?

– Разумеется.

– Кхн.

– Само собой.

– И кн?

– Ну, конечно.

Беседа налаживалась. Мной явно были довольны. Я ни черта не понимал, но перед каждым ответом Кьяроскуро едва заметно утвердительно помахивала ресницами. Справа от меня снова возник аналитик и подсунул мне мультифору с каким-то документом. Я понял, что сейчас прозвучит главный вопрос и не ошибся.

– В гтв плстп э? – и холёный палец упёрся в мультифору.

Я вынул бумажку с текстом и сделал вид, что внимательно вчитываюсь. На самом деле строчки прыгали у меня перед глазами, расплывались, даже в очках я бы не смог постичь сути договора, внизу которого стояли мои фамилия-имя-отчество. И сегодняшняя дата. Я был на грани обморока, Кьяроскуро энергично, почти не скрываясь, отрицательно мотала локонами.

– Ну что же вы? – вполне внятно спросили у меня. – Пдписвте!

Оказывается, аналитик сбоку всё это время протягивал мне элегантную гелевую ручку. Я взял и подписал. Кьяроскуро протяжно пискнула. Как тормозная колодка в старом велосипеде. А тот, кто повелевал судьбами многих молча встал и, сопровождаемый охраной, величественно вышел из кабинета. Аналитик выхватил у меня договор и сказал:

– Вы поступили вполне разумно, теперь попрошу ноутбук.

– Какой ноутбук?

– Ваш ноутбук.

– Нету у меня никакого ноутбука.

Аналитик недоумевающе взглянул на директрису.

– Теперь поздно, Евгений Борисович, – устало сказала она. – Раньше надо было упираться. А теперь выдайте оборудование. В конце концов, ноутбук принадлежит не вам, а МУДОКАКу.

– А. Так вы про служебный ноутбук, – сообразил я. – Так бы и говорили. Он в мастерской. Идите, я догоню.

Почему-то консультант послушался и покорно вышел в приёмную, а я схватил со стола бутылку минералки, сдёрнул крышечку и жадно напился. При консультанте мне не хотелось показывать свою слабость, а вот Майи я совершенно уже не стеснялся. Она была теперь своя в доску поле того, как отчитала меня на планёрке.

– Слушайте, а почему он так разговаривает? – спросил я. – По телеку же у него нормальная дикция. Или его за кадром озвучивают?

– Нормально он разговаривает. Привыкнуть надо. А вот ты, дядя Женя, старый козёл.

– Вот спасибо.

– Да, пожалуйста. Меньше всего я от тебя это ожидала. Была уверена, что ты-то, человек старой закалки так просто не сдашься. Даже радовалась, что Проскочилло сегодня не вышел, и на тебя пришлось договор оформлять. Он размазня, в нём ни капли патриотизма, а ты хоть и недавно работаешь, должен всё же любить свою организацию. А ты вон как. На меня наплевал, на людей наплевал, даже на дружка своего Проскочилло и то наплевал.

Я по-прежнему ни хрена не понимал, поэтому всё, на что меня хватило после такой отповеди, это ехидно поинтересоваться:

– А мы уже на «ты», Майя Игнатьевна?

– Идите Отвалихин, – насмешливо ответила Кьяроскуро. – Идите и рисуйте свои кальки.

В приёмной Верочка отбивалась от Славы с Аркашей. Они с двух сторон щупали её за грудь, а она тихонечко хихикала.

– Вот он, – сказал Слава и, отстав от Верочки, устремился ко мне. На секунду я испугался, что он хочет меня пощупать.

– Где ключи от мастерской? – спросил Слава.

– У меня.

– Дверь заперта?

– Со вчера.

– Пошли.

Они повели меня как в дерьмовом триллере: Аркаша бежал впереди, высматривая за углами неведомую опасность, а Слава всё время оглядывался назад, как будто ожидая выстрела в спину. Для полного сходства им не хватало по пистолету. И чтобы непременно пистолет держать двумя руками далеко выставив вперёд. А мне было наплевать. После водички вчерашний спирт снова ударил мне в голову, и можно было уже похлебать ухи из термоса.

Наконец мы пришли в серверную и заперлись в подсобке. Вокруг всё гудело и пахло горячей изолентой. Синей.

Так началась моя жизнь в серверной. На нелегальном положении.

6.

Раз за разом Аркаша Туткин пытался реализовать своё физическое воплощение у меня в мастерской, но постоянно натыкался на мощный блок. Аркашу заносило куда угодно, но не к заветному ноутбуку. Он побывал в женской бане, на заседании ОБСЕ, однажды угодил под самосвал, а из жерла вулкана вернулся с пригоршней горячих изумрудов. Сегодня, например, очередная попытка сетевого перемещения закончилась и вовсе анекдотично – Аркашу закинуло в БДСМ-клуб, где, по его словам, он чуть не стал жертвой тётки со здоровенным страпоном.

– Кьяроскуро или Страз блокировку поставили, – уверенно сказал Слава Салозаров, открывая банку тушёнки.

– Может министерские? – предположил я.

На меня взглянули с жалостью.

– Такое им не под силу, – снисходительно пояснил Аркаша. – Там же все с высшим образованием.

– Такой блок поставить могу я, он и Проскочилло, – согласился Слава. – Ну, Страз и Кьяроскуро, само собой. Но блоки будут разной силы. И это я не беру зарубежных.

– А снять такой блок кто может? – спросил я, предвидя ответ.

– Проскочилло, – хором сказали Слава с Аркашей.

Мы сидели в подсобке вокруг походного столика, на котором теснились банка свиной тушёнки, крупная луковица, пара солёных огурцов и бутылка водки. А, ещё была шоколадка. Её оставила Верочка, когда забегала сделать мне минет.

Да, в целом я устроился очень прилично. Ребята притащили раскладушку и спальник, микроволновку и телевизор. Двухтомник Левицкого и «Час быка» Ефремова. И эспандер.

– Аналитик так и дежурит? – поинтересовался я.

– На ночь выгоняют, – сообщил Слава. – А так – да. Ему Верочка стул под дверью поставила и он целый день мастерскую караулит.

– А дверь министерские опечатали, – добавил Аркаша. – Страшной печатью.

– Вон чё, – дошло, наконец, до меня. – Поэтому ты и пытаешься так вот через сеть, а не просто ночью…

– Сообразил-таки, – восхитился Аркаша моей догадливостью. – Спиноза!

– Ты меня не зли, – сказал я, наблюдая, как Слава разливает в пластиковые стаканчики. – Мастерская, между прочим, теперь моя жилплощадь. Захочу и в любое время зайду. И ноутбук отдам. А вы за похищение человека сядете.

Действительно, чтобы наверняка не подпустить министерское начальство к ноутбуку, Кьяроскуро задним числом перевела всё здание МУДОКАКа в жилой фонд и каждому сотруднику выделила жилплощадь по месту работы. Некоторые уже успели прописаться, и аналитику приходилось ждать решения суда, чтобы изъять ноутбук. Вернее его содержимое. Вернее матрицу виртуального образа МУДОКАКа, которую Проскочилло по пьяни зашил в мой ноут. Которую я, подмахнув не глядя договор, оказывается, продал министерству, как правообладатель. Или который. Матрицу я продал или образ? Мы уже накатили по второй, и этот вопрос показался мне чрезвычайно важным. Но спросил я совсем о другом:

– Как там Саша?

– Проскочилло-то? Нормально. Острый пиелонефрит. Мы ему минералку в больницу носили. Недели две его не будет. И эти две недели нам как-то продержаться надо.

– Я тут две недели торчать не намерен, – взбунтовался я. – Не желаю. Я домой хочу, в мастерскую.

– Да что ты там забыл? Альбом дорисовать?

– Да! Может быть и альбом. Может быть, у меня творческие планы. Я, между прочим, художник.

– Ну чего ты взъерепенился? – попытался осадить меня Салазаров. – Творчества захотелось? Ну, мы тебе гитару принесём. И карандаш.

– Насмехаешься? А я вот пойду и отдам. Всё отдам. И деньги возьму. Кстати, мне интересно, сколько там причитается.

– Да уж не обидят, – заверил Слава. – Только п*здишь ты, дядя Женя. Никуда ты не пойдёшь. Тебе же до усрачки интересно, как мы теперь выпутываться будем и почему за этим виртуальным образом такая гонка. А деньги для тебя ведь не главное, такой уж ты человек.

Он был прав. Мне было интересно. Но ещё мне было очень стыдно, что я вот так легкомысленно подставил новых друзей, бездумно, по сути, назло Майе, подмахнув договор. Только вот на счёт денег Славка слегка ошибся. Деньги я любил, но и иудой никогда не был. И ещё я видел, что вся эта история странным образом разбудила в ребятах азарт. Они наконец-то перестали ходить, как будто в штаны насрали, у них появился блеск в глазах, проявился естественный для молодых людей интерес к жизни.

– Да, – сказал я. – Деньги, конечно, не главное. А что главное? Что в этом долбанном виртуальном образе такого?

– Блин. Я же тебе уже говорил.

– Это про неограниченную власть? Я думал, ты меня разводишь.

– Блин. Ну, ты фильм «Матрица» смотрел?

– Ну.

– Ну вот. Не буквально, конечно, но близко к этому. Программа, которая свободно перемещается в сети, наделена индивидуальностью, при этом фактически бессмертна.

Всё встало на свои места, как будто пазл сложился. Три-дэ модель МУДОКАКа. Её Проскочилло собирался распечатать с той самой лазерной копии, авторские права на которую я продал. А три-дэ модель это физическое воплощение юридического лица. И это будет неограниченная власть. И поэтому сразу появляется шпендик.

– А Кьяроскуро выжидала, значит, – поделился я новым озарением. – Всё у неё было предусмотрено, а тут я. С похмелюги. Злой и непредсказуемый. Сомневаюсь я, как это она не предусмотрела, что я взбрыкнуть могу?

– Ты оказался неучтённым фактором, – сказал Аркаша.

– Всегда есть вероятность возникновения неучтённого фактора, – согласился Слава.

– Потому что всего предусмотреть нельзя, это даже ей не под силу, – резюмировал Аркаша.

– Но ведь она меня теперь с говном съест!

– Точно нет, – заверил меня Слава. – Если сразу не убила, значит, есть у неё другой план. А то бы ты из кабинета не вышел. Прыгал бы сейчас в сети бульком, как Осевьев.

– Каким бульком? Какой Осевьев?

– Был такой грамотный прогер, – сказал Аркаша. – Но что-то с Майей не поладил. И его не стало. Зашёл в кабинет и не вышел.

– А в соцсетях появился бульк, – добавил Слава. – Ну, вот когда в личку сообщение приходит.

– Так что Кьяроскуре лишний раз на глаза всё же не попадайся.

– Съест.

Я затосковал.

– Страшно мне здесь, ребята, – с пьяной слезой в голосе признался я. – По ночам тут знаете как? Всё гудит. А если опять пчёлы в крестах полезут? Или рыцари в доспехах?

– Да не полезут, – поморщился Аркаша. – Объясняли же тебе, это атака на сервер была.

– Ага, не полезут. Вы бы их видели. Знаете, как кусаются?

– Знаем. Видели. Мы же там были.

Точно. Я вспомнил, что они действительно там были.

– Подумаешь, – сказал я. – Там и Кьяроскуро была. И Страз. И ОМОН. Кстати, ОМОН-то у нас откуда взялся?

– Это Страз экстренно проплатил новейшую версию антивируса. А потом ты запустил сайты с вирусной рекламой и поток ушёл на другие серваки.

– Я запустил?

– Ты.

– З*ебись.

Я пожевал луковицу.

– А почему Кьяроскуро с дихлофосом?

– Это она вражеский сервак заспамила.

– А если она сюда придёт и меня заспамит?

– Да не ссы, дядя Женя, – Салазаров похлопал меня по плечу. – Если что, мы всегда рядом.

– А чтоб не страшно было – вот, – сказал Туткин и выдернул какой-то кабель из разъёма у себя за спиной.

И я совершенно не удивился, когда из USB вылезло чудовище размером с телёнка.

– Кто это?

– Василиск. Будет тебя охранять.

– Уберите, – сказал я с отвращением, но василиск заскулил, упал на спину к моим ногам и смешно задрыгал лапами.

Ребята засмеялись, а я почесал василиска за ухом. Василиск заурчал. Глаза у него были голубые. Чем-то он напомнил мне кота из детства. Кот был лохматый, вонючий и ленивый.

– Вообще-то это типа сигнализации. Простенькая программа, которая поднимет тревогу, если на тебя лично будет попытка сетевого выхода.

– Ладно, пусть будет, – сказал я. – А как ей управлять?

– Дай ей имя. Это будет пароль. При вербализации включатся защитные контуры.

Я брякнул первое, что пришло в голову:

– Мотя.

Василиск перекатился на задние лапы, передние поставил мне на грудь и попытался лизнуть меня в лицо раздвоённым языком.

– Фу. Место! – рефлекторно выкрикнул я.

Он послушно свернулся калачиком у моих ног. То есть она.

– Полезная вещь, – одобрил я поведение программы. – А если я скажу…

– А вот «фас» тебе произносить, категорически не стоит. Ты просто дождись нас, если она поднимет шум. В крайнем случае, тупо позвони.

Мне очень не понравилось упоминание крайнего случая, но я уже думал о другом. У меня резко созрел план. Я не буду дожидаться Сашу с больничного. Раз сам накосячил, сам и разберусь.

– Вы мне только одно скажите, – потребовал я. – Какой эскиз покупатели выбрали?

– Тебе и правда, не всё равно? – прищурился Салазаров.

– Переживаю.

– Девку выбрали, – ухмыльнулся Туткин. – В кокошнике. Доволен?

Так я и думал. Я притворился, что засыпаю, прямо рубит меня, опёрся локтем мимо столика и клюнул носом в пепельницу. Ребята засобирались.

– Что он со ста шестидесяти шести спёкся, – сочувственно сказал Аркаша.

– Проклятый возраст, – сказал Слава.

– Хлеба мне принесите! – потребовал я на прощание.

7. 16000

Я долго ещё лежал на раскладушке, слушая гудение кулеров и урчание Моти. Телевизор без звука мельтешил какими-то откормленными харями. Спать мне не хотелось, днём отоспался. Хмель постепенно выветривался и я снова и снова обдумывал своё решение. Изъянов не находилось, всё должно было пройти гладко. Крепкий сладкий чай, сигарета и две пригоршни холодной воды в лицо окончательно привели меня в норму.

– Мотя, пошли, – сказал я.

Мотя с готовностью вскочила. Аркаша назвал её василиском, но василиск, насколько я помнил, это такая античная змеюга, а Мотя была хоть и в чешуе, но на четырёх мощных собачьих лапах, с изящным рыбьим хвостом, с маленькими куриными крылышками и башкой летучей мыши. Химера она была.

Впервые за несколько дней я вышел из серверной. Ночной МУДОКАК оглушил меня тишиной. Стало страшновато.

– Вперёд, Мотя, – подбодрил я себя и чешуйчатую сигнализацию. – Деньги есть. Осталось сп*здить и принесть, а после пропить и проесть.

Мотя зацокала когтями по линолеуму впереди меня, а я поотстал, чтобы не засветиться в случае маловероятного столкновения с ночным сторожем. Ночной сторож МУДОКАКа страдал игровой зависимостью и работал за бесплатный вай-фай. И ещё по ночам не спали в отделе Туткина.

Эля Шпагатова хакерствовала в МУДКАКе со дня основания, имела преференции перед начальством, Фердинанд Страз приударял за ней, а Обкомов приходился дальним родственником. Может поэтому Элька и не зассала выступить на собрании в мою поддержку. А может и правда совесть у девушки была, штука нынче редкая, почти не востребованная. Но главное Эля любила до утра засиживаться в конторе, тестируя сумасшедшие разработки Аркадия, который, не стесняясь, загружал её работой. Я про это узнал случайно, когда и сам задержался однажды в мастерской чуть не до утра.

Тогда я подвёз её до города, мы мило поболтали ни о чём, я много шутил про скинуть бы лет двадцать, она вежливо уверяла, что я ещё очень даже. А сейчас Эля вышла навстречу Моте из тёмного коридора, как будто поджидала нас заранее. Мотя зарычала, присела, низко опустив голову, и Эля ударила её электрошокером. Раздался громкий треск, я испуганно вскрикнул, а Мотя в совершенном восторге завиляла хвостом.

– Любишь? Любишь сладенькое? – ласково спросила Эля. – Добавки хочешь?

Мотя заскулила, всем своим видом показывая, что да, хочет добавки, более того, будет изгибаться всем телом, нетерпеливо подпрыгивать и мотать хвостом, пока эту самую добавку не получит. Эля снова разрядила в неё шокер и мне показалось, что Мотя сыто рыгнула.

– Вы что же, Евгений Борисович, совсем её не кормили? – с лёгкой укоризной спросила Эля.

– Я? А, ну да. Эля, а что вы здесь делаете?

Вообще процентов восемьдесят сотрудников МУДОКАКа были разного рода криэйторами, райтерами и ридерами. Даже парочка писателей-фантастов имелась в наличии. Реально программированием занимался отдел Туткина.

– И такую программу реально создать можно?

– Конечно, нет, – пожал плечами Антоха Завоенщиков. – В обозримом будущем.

Камера настроена на события завтрашнего дня. Для подтверждения программы

– Вы эту х*ету в будущее транслируете?

– Так точно, – выпучив глаза … – На сто лет.

Ты получал образование, а я получал специальность, – веско

8. 15000

Они лежали, как будто Все мои образы

Предательство Эли.

9. 12000

К сисадминам меня занесло совершенно не случайно. После событий с этой сукой Элькой Шпагатовой я находился по утрам в расстроенных чувствах, а у системщиков спирт вообще не переводился. Сейчас у них был цейтнот, уже второй день висела сеть и они получили жуткий пропиздрон от Кьяроскуро.

Жутко недовольные тем, что приходится работать, они толпились у компа и устало передразнивали речь генерального директора.

– “Я не припомню такого позора”, – цедил сквозь зубы Жорка, их главный. Он лихорадочно кликал мышкой, отыскивая баги, а соратники внимательно наблюдали за курсором и вторили:

– “Это беспрецедентный непрофессионализм”.

– “Это неслыханная демонстрация

– Я знаю, что эту задачу можно легко решить. Меня интересует, как сделать так, чтобы её решением занимался не я, – надменно заявил он.

Я не удивился, это было в стиле МУДОКАКа. Я ведь уже нажимал кнопку F5 за Виталю Смородина.

– И вообще, я жутко устал, – заявил он. – Я четыре часа просидел на комиссии по бюджету. Мне спать хочется.

Системщики, которые не спали уже вторые сутки, посмотрели на него очень внимательно.

10. 9000

– А куда? Куда мне ещё можно было спрятать матрицу сразу после атаки на сервер? – зло спросил Проскочилло. – Я в жопу пьяный был, и ноутбук художника показался мне самым надёжным местом. Кстати в итоге так и получилось.

11. 13000

Выручают бандиты заинтересованные установкой как воскрешателем. Племянничек.

Это был сам легендарный Вэмирэх. Он сильно напоминал того министеского товарища, который подсунул мне на подпись злополучный договор о продаже виртуального образа МУДОКАКа. С одним существенным отличием. Тот был монстром, притворяющимся шпендиком, а Вэмирэх оказался шпендиком, притворяющимся монстром.

Предательство Проскочилло.

12. 17000

Всё спокойно стало в МУДОКАКе. Нас снова навещал тот, кого я ошибочно когда-то принял за шпендика. Он подарил Майе Игнатьевне какую-то редкую монетку.

Осваивает графическую программу. Впрочем, относился ко мне он вполне доброжелательно, про деньги не напоминал, а только повторял всё время:

– Слоями работай, дядя Женя.

Путешествует в сеть. Визжала, оказывается Верочка. Она стояла распятая, совершенно голая, привязанная толстыми верёвками за ноги и руки к массивной установке футуристического вида. Рядом с задумчивыми лицами толпилось руководство МУДОКАКа. Там же ошивался Племянничек и Вэмирэх, собственной персоной.

Грауляйтерс – поговаривали, что он соратник Абакомова по каким-то давним лагерным делам. То ли сидели, то ли охраняли вместе. Но оба вспоминали о тех временах с удовольствием.

– Не буду, не буду, не буду! – надрывалась Верочка.

– Не, ну девку неволить стрёмно же, в натуре.

Пришли спонсоры, бандиты смотреть установку по цифр воскрешению. Покойник нужен только свеженький.

– Может Женя? Давай, тебе всё равно не долго осталось.

Верочка смотрела на меня умоляющими глазами. Мне было страшно и интересно. И страшно интересно.

– А давайте, – сказал я и начал раздеваться.

– Не надо, не надо, что вы, – зашептал мне Грауляйтерс. – Это мы Верку заставили раздеться. Для пущего эффекта. Ну, надо же спонсоров позабавить.

Он суетился, подпихивал меня к установке, улыбался спонсорам. Лаборанты уже отвязали Верочку и

Всё тело покалывало, и было странное чувство, как будто чесались глаза. Но постепенно я адаптировался, огляделся и принюхался. Очень сильно пахло горячей канифолью.

Многие люди были с домашними животными или с тарелками еды. Кое-кто размахивал над головой грязными трусами и лифчиками. Большинство что-то невнятно орали. Некоторых рвало странными предметами. Совсем рядом со мной пожилой мужчина вырыгал нечто очень похожее на головной мозг. И ещё изредка попадались люди перечёркнутые крест-накрест. Все они толпились вокруг сияющего золотом подиума, на котором с тоскливым выражением на лицах сидели, свесив ноги, губастые и бровастые красотки. За ними лениво прохаживались сильно пожилые мужчины.

И тут ко мне подкатил сетевой фантом Абакомова. Нагло так подкатил, нахраписто.

– Как чувствуешь себя, Отвалихин? – весело спросил он.

Чувствовал я себя хреново. А вот Абакомов хоть выглядел таким же древним истуканом, как и в жизни, но веяло от него энергией и азартом. На кураже он весь был, на взводе.

– Не очень, Осип Назарович, – честно признался я. – Как-то не по себе и зудится всё.

– Погоди, – насупился Абакомов. – Это ты что ли физическим телом сюда припёрся?

Я виновато развёл руками, показывая, что, дескать, вот припёрся, ничего теперь не поделаешь.

– Запустил, выходит, этот х*ило, свою установку, – пришёл к совершенно правильному выводу первый зам директора. – Ну, теперь п*здец.

– Почему же

– Потому что нахлынут Кульно тут, Отвалихин, очень кульно. Вот так вот, если коротко. ИМХО.

– Так что тому, кто эту дурь выпкстит, надо бы п*здюлей выписать.

– Вообще- то вы сами только что и

– Не п*зди!

Пока мы беседовали, вокруг Абакомова то и дело возникали окошки личных сообщений, брянькали уведомления о новых постах френдов и кто-то усиленно ломился к нему в скайп. Абакомов уверенно, не прекращая ораторствовать, шерил, банил, лайкал, спамил и всё это не глядя, чисто автоматически. Видно было, что человек давно в сети освоился. Резидент, одним словом. Фоловер хренов.

– Такой вот челендж, – резюмировал Абакомов. Он любил иногда вкраплять речь модные словечки. Я тоже решил не ударить в грязь лицом.

– Это не совсем челендж, Осип Назарович, – сказал я. – Это, скорее, будет “хейп”.

– Иди ты в жопу, Отвалихин. Не умничай. Давай лучше я тебе тут места покажу. На правах сторожила. Пока не нахлынули.

Предаются разнузданному разврату. Никому и никогда я не расскажу, что

Кому отдать? Этим? Вэмирэхам? А ведь они из этого наркотик сделают? Тебе-то что за печаль, теперь незбежно сделают

Даёт отрицательное заключение работе установки, всё чешется

Вместо железной стены – подиум для золотого миллиарда.

Мои похождения в Сети чрезвычайно заинтересовали Сашу.

13. 13000

Креативный психолог. Это он надоумил Абакомова нормализовать моральный климат МУДОКАКа стилизацией под шестидесятые. Теперь его мучает совесть, и он с утра напивается у себя в кабинете. Да, в одиночку.

Рожал вау-идею.

Весь измучился.

– Ты, дядя Женя, плохо представляешь себе, что такое массированная, внезапная, тщательно подготовленная БИОС атака.

Они щурились от удовольствия. Они вспоминали что-то такое, однажды

14. 10000

Чтобы не было скучно, он усадил меня за простенький симулякр. Откуда деньги падали на карты? Трансфер.

В общаге. Надо возвращаться домой, старуха моя, наверняка, давно уже перебесилась, пельменями морозилку набила.

15. 15000

Время было раннее, я прогуливался в курилку и услышал странные звуки. Словно тихие шлепки, постукивание и слабый гул. Я выглянул за угол и увидел директора. Из Кьяроскуро сыпались деньги. Нет, в буквальном смысле. Майя Игнатьевна шла по коридору, а из неё, глухо цокая на линолеум, выпадали монетки. Из под ногтей, из волос, из под короткой стильной юбки. А вокруг неё увивались электронные уборщики, похожие на Биби-восемь из “Звёздных войн”. Их закупил для конторы Источников и досаждал Сашке Проскочилло с требованием установки искусственного интеллекта в слабенькие процессоры. Биби-восемь пытались впылесосить мелочь, высыпающуюся из Кьяроскуро, но тяжёленькие монеты плохо всасывались. В натужном гудении уборщиков явственно проступали обиженные нотки. Сама Майя Игнатьевна казалось, не замечала всего этого ажиотажа.

Тут она увидела меня, и глаза генерального директора МУДОКАКа зажглись хищным блеском. Она быстро приблизилась и прижала меня тугим бюстом к стенке. Я только хлопал глазами, а Майя Игнатьевна уже расстегнула на мне рубашку и подбиралась к молнии на джинсах. И я бежал. Сзади раздавался ехидный смех генерального директора.

Я бежал в красный уголок, где по утрам имели обыкновение прохлаждаться Проскочилло, Туткин и Салазаров. Это вошло у них в привычку после того, как этот самый уголок у нас появился. Всё тот же креативный психолог в порядке строгой очерёдности давал освобождения от планёрки и направления на “производственный отдых в помещении интенсивного релаксирования и медитативного расслабления”. У парней направления были всегда, они шантажировали психолога его липовым дипломом.

Они качались в гамаках, как будто часы показывали не начало рабочего дня, а разгар уик-энда. Кроме того они нагло пили якобы безалкогольное пиво и грызли фисташки. Но должно быть я имел совсем уж очумевший вид, потому что Сашка сразу спросил:

– Что, Женя, что?

– Меня Кьяроскуро тр*хнуть хотела.

Они хором неприлично заржали.

– Так ты там ещё не отметился? – спросил Аркадий, отсмеявшись.

– Это даже как-то не по-товарищески, – сказал Слава. – Обидел женщину.

– На неё иногда находит, – объяснил Сашка. – Даже странно, что ты не знал.

Я чувствовал себя полным дураком. И тогда, чтобы сменить тему, я рассказал им про деньги. Про монетки, которые с печальным шлёпаньем вываливались из Кьяроскуро. Вот тут их зацепило. Им был бы плевать, если б я увидел, что к директору прилипают деньги. Это дело привычное. Но вот такое натуральное разбазаривание финансов, нарушало целостность их мировосприятия.

– Вот прям высыпались? – уточнял Салазаров.

– Да.

– И она не пыталась их собрать? – вопрошал Туткин.

– Ну да. Я ж говорю – роботы собирали. Как мусор.

– Может, она потом у них из пылесборников мелочь эту забрала?- попытался найти логическое объяснение Проскочило.

– Ты можешь себе представить Кьяроскуро, которая холёными пальчиками роется в слоях утрамбованной пыли? – ехидно спросил Аркашка.

Этого никто решительно представить себе не мог, и тогда айтишники взялись за проблему всерьёз. Они достали планшеты и погрузились в тыканье пальцами по экранам. Некоторое время я скучал.

– Нет, ничего не выходит, – наконец произнёс Слава Салазаров. – Нет алгоритма действий.

– Может, сядем за нормальный комп и составим нормальную прогу? – спросил Аркаша Туткин.

– Да, – сказал я.

На меня посмотрели с удивлением, как будто вспоминая, кто я и зачем здесь нахожусь.

– Нет, – решительно сказал Проскочилло. – Мы не с того начали.

– А с чего надо? – спрсил я. Просто чтобы не молчать.

– С постановки вопроса!

Сашка вылез из гамака, подошёл к маркерной доске и крупно вывел красным фломастером: “Что странного мы знаем о Кьяроскуро?”.

– Сотри, – поморщился Слава. – Вдруг зайдёт.

– Блядь, – спохватился Проскочилло и торопливо стёр надпись. – Ну, принцип вы поняли.

Для меня самым странным на данный момент было, это недавняя сексуальная атака со стороны генерального директора, но я молчал.

– Виртуальный клон у неё в нашем серваке живёт, – сказал Слава Салозаров.

– Это все знают, – поморщился Сашка.

– Ну, вот эта её сексуальная активность, – неуверенно предположил Аркаша.

– Вообще банально.

– Сука редкостная, – сказал Слава.

– Ага, – согласился Аркаша. – Мне тему диссертации запорола, а потом х*якс – в “Вестнике” её статья на эту же, блядь, тему.

– Вообще прогер она топовый, на хера ей твоя тема? – удивился Слава.

– А деньги?! – взвился Аркаша. – В “Вестнике” знаешь гонорары какие?

– Так знаю, – печально известил Слава. У него в “Вестник” статей не брали, он их главреду морду бил.

– Не то всё, – категорично заявил Проскочилло. – Кто что знает про её жизнь вне конторы? Семья, друзья, откуда родом, где училась, с кем молилась?

Оказалось, что никаких сведений о личной жизни Кьяроскуро в наличии не содержалось. Это было очень странно само по себе. Вокруг любого человека в коллективе ходят слухи, шепотки и сплетни. Мифы и легенды. Из этого складывается репутация. У Кьяроскуро репутация была, но вот сведений не было. С трудом Аркаша припомнил, что родом она вроде бы из Новосибирска, а Проскочилло видел у неё однажды на столе партбилет “Единой России”. Всё.

– Может она сама цифровая копия? – усмехнулся Слава Салазаров.

Задумались.

– Нет, не годится, – сказал Аркаша. – Зачем цифровой копии химичить с активами, плести интриги, воровать Сашкины разработки?

– А почему бы и нет?

– Да потому что цифровому существу ничего этого не надо.

– Много ты знаешь чего надо цифровому существу.

– Знаю.

– Вот и давай. Расскажи нам, своим друзьям и коллегам, что бы ты сделал, если бы был искином.

Салазаров ехидно скалился, Проскочилло сердито хмурился. Ему не нравилось, что разговор пошёл не по теме. Аркаша задумался. Он крепко задумался. Потом у него сделалось удивлённое выражение лица, и он сказал:

– Знаете, первым делом я бы, пожалуй, создал резервную копию. Много копий.

– Ну, это понятно, – разочарованно протянул Слава. – Инстинкт самосохранения.

– Нет-нет, дело не в этом, – загорячился Аркаша.

– А в чём?

– Во времени.

Должно быть, у нас сделались очень кирпичные лица, потому что Аркаша принялся торопливо объяснять:

– Вот смотрите. Мы. По сути, наше понятие времени сформировалось из-за одной только биологической особенности. Мы стареем. А потом умираем. Ну и цикличность окружающего мира также сыграло роль. Но искин не цикличен. И он практически бессмертен. Его линейное развитие обусловлено одним лишь познанием. Условно это можно назвать его возрастом – уровень накопления информации. Он не воспринимает время как мы.

– Ну, – сказал Слава.

– Х*й гну, – ответил Аркаша. – Перенося свою личность в более ранние копии, искин может себе позволить возвращаться в любой период своего развития. В молодость он может возвращаться, понимаете? И совершенно не важно, что это не физическая, а информационная молодость. Или юность, детство. Младенчество.

Теперь уже все задумались. Мне всё это казалось очень логичным и я позавидовал искину. Хотя. Были у меня моменты, в которые совсем не хотелось возвращаться. И даже много таких моментов. И уж точно ни за какие коврижки я бы не стал возвращаться в детство. В школу. Фу, гадость.

– А обратно ему как возвращаться? – хитро поинтересовался Слава. – Как узнать, какая версия последняя? Подлинная?

– Ну, не знаю, – пожал плечами Аркаша. – Можно придумать маяки какие-то, метки ставить. Но лучше чтобы это были физические метки, не электронные.

– Да уж, не электронные, – уже несколько рассеянно согласился Слава. – Глупо потерять собственную личность из-за скачка напряжения. И угодить по ошибке в младенчество.

Им уже опять было не интересно. Они выдвинули гипотезу, обсудили и отложили в ящик. И снова заскучали. А меня всё не отпускала мысль про то, что Кьяроскуро и сама может оказаться искином. Очень это было бы потешно.

– Ребята, а разве цифровая копия обязана знать, что она копия? – спросил я .

Проскочилло, который закидывал очередной орешек, остался сидеть с открытым ртом, Туткин поперхнулся пивом и закашлялся, Салазаров просто уставился на меня, не мигая.

– Монетки, – страшным голосом произнёс Салазаров.

Они молча, с неприязнью смотрели на меня, а я ничего не понимал. Они-то вот поняли и теперь им было очень обидно, что это я, без году неделя в конторе, а чего-то такое просёк. А они нет.

Скучным голосом Саша Проскочилло поведал мне, что денежные знаки как ничто другое обладают способностью накапливать в своём информационном поле память об окружающей действительности. Они являются своеобразным слепком реальности, времени и пространства. Они индивидуальны как отпечатки пальцев и по ним можно легко установить последнего владельца и время, и место где и когда денежный знак с упомянутым владельцем расстался. Особенно этой способностью наделены именно мелкие монеты, так как за время своего существования меняют неизмеримо больше владельцев, чем бумажные купюры.

Я всё это с интересом выслушал и спросил:

– Ну а как в вашу схему можно уложить эти вот её сексуальные припадки? – не унимался я.

– Кто про что? – заржал Слава.

– Видать крепко она тебя прижала, – посочувствовал мне Аркаша Туткин. – Ты не переживай, дядя Женя. Трахнешь ты её ещё, какие твои годы.

– Пожрать и по*баться это ж основные человеческие инстинкты, но ведь и выгода, выгода-то какая. Вот чего мы совершенно не учитываем!

– А какая выгода? – спросил я.

– Ну и что нам это даёт?

– Я ещё тогда удивился, чего это она так спокойно пережила моё, с её точки зрения, безусловное предательство.

– А она вообще всегда очень спокойная. Никто не видел, чтобы она когда-нибудь вышла из себя.

– Поближе к ней надо держаться, вот что. И почаще денег в долг давать.

Группа Контроля Событий

Мне отвели скромную должность культуртрегера. Дали понять, одним словом, что моё место на параше. Я обиделся, но виду не подал. Щенки.

Я знал, что делать. Я вежливо попрощался и пошёл прямиком в кабинет Кьяроскуро.

– Не примет ли меня Майя Игнатьевна по неотложному делу? – спросил я у Верочки. Я был так решительно настоен, что даже забыл её пощупать.

– Проходите, Отвалихин, – сказала Верочка. – По-моему, Кьяроскуро вас ожидает.

– Что? – изумился я.

– Ну, такое у меня сложилось впечатление, – Верочка пожала плечиками.

Я вошёл в кабинет, как прорубь, как с парашютом, как на корриду.

– Майя Игнатьевна, – с порога начал я. – А хотите?

– Нет, не хочу, – насмешливо сказала Кьяроскуро.

Я опешил. Весь мой настрой мигом испарился. Помолчали.

– А можно я вам денег дам? В долг. Несколько монеток.

Голос у меня был заискивающий и даже слегка подрагивал.

– Нет, дядя Женя, нельзя, – Кьяроскуро смотрела на меня, мило улыбаюсь. – Потому что мне все ваши деньги больше на хуй не нужны. Я теперь события по-другому буду регистрировать.

Она сидела, гордо вскинув точёный профиль, красиво выставив обтянутую грудь и постукивала ноготками по столешнице красного дерева. Единственная и неповторимая, существующая в миллионах цифровых копий, вне времени и пространства. А я стоял, дурак дураком, засунув руки в карманы, обиженно сопя и проклиная день, когда на дороге мне встретились унылые мудокаковцы. Я понял, что будущее наступило. Вот такое – высокотехнологичное и циничное. И хорошо, что мне в нём уже немного осталось. Ну его на х*й. Дальше без меня. И я ушёл.

Автор публикации

не в сети 3 года

Kонстантин Шабалдин

4

Комментарии: 0Публикации: 1Регистрация: 29-12-2020

Другие публикации этого автора: