Не ходи к нему на встречу

Сегодня во сне Макар впервые понял, что это сон. Наверное, в нем было короткое пробуждение, но ему вновь захотелось туда, к недосмотренному, к накрытому столу. Предчувствие желанного глотка холодной водки из хрустального стаканчика заставило его накрыться с головой и дышать так, как он недавно узнал — четыре-семь-восемь, чтобы заснуть за минуту. Макару хотелось выпить, хотя бы во сне. Неделю назад его выписали, и теперь он ходил к анонимным алкоголикам с женой. Ей тоже порекомендовали, как созависимой. Оказалось, она тоже аддикт, только по причине его страсти. Сон пришел под утро, уже другой. Макар увидел себя мальчиком. Он стоял у дороги с сумасшедшим движением, а мимо него все время выходил в поток машин калека на костылях. Макар пытался его задержать, но он шел, и попадал под колеса. Потом вставал, и снова шел, чтобы вновь быть сбитым. Макар услышал, как мальчик тревожно кричит калеке, и проснулся от собственного крика.

Жена уже ушла на работу. Сиамка Сара и пятнистый бульдог Лоск примостились у изголовья, ожидая еды. Лоск улыбался, виляя обрубком, а Сара сидела сфинксом, осуждающе уставившись на него взглядом жены.

— Ну, не надо так, Сара. Обещал же… — застонал Макар. — На занятия хожу? Хожу. Ты знаешь, что мне напоминать нельзя? Срыв начнется. Я вот запишу тебя тоже в созависимые, будешь знать… Бери этого чёрта, и пошли лучше хавать.

Зазвонил телефон, женский голос почти кричал: «Это из журнала, здравствуйте. У нас для вас хорошие вести.» Макару вдруг показалось, что в горле стало горячо и он уловил знакомый вкус на языке. Голос продолжал: «Редакция приняла вашу повесть к печати, вы слышите? Да? В февральском номере уже начнем. Ало! Что вы молчите?» Макар просипел:

— Я слышу. Очень рад. Что же долго так не звонили? Да, ладно… Я рад, конечно. Я заеду завтра… — отключившись, он потрепал пса за ухо. — Лоск, ты один меня понимаешь, кто бы мог подумать, они будут печатать мою повесть, Лоск! Я уже год жду, ты знаешь… в психушке почти забыл о ней. Тебе лучше не попадать туда. Так, это надо отметить! Деньги.

Стаканчик, серебрясь и потея, плыл к губам, чтобы опрокинуть в ссохшийся рот холодную водку, и, непременно — сразу же нарезанная селедка с луком выпрыгивала из холодильника, и ложилась на черный хлебец. Макар зажмурился, чувствуя, как дрожит рука и пот покрывает испариной лоб. Сара повернулась от миски, опять направила знакомый взгляд в зрачки Макару, но тот уже не обращал внимания. Мысли летели из черноты, из прошлого, и он уже ничего не помнил: «Денег нет. Что-нибудь придумаю, главное — сбылось! Сбылось! Один раз ничего не изменит, ничего. Но мне сейчас нужно выплеснуться, разве я не заслужил… После всего…»

В ломбарде девушка записала данные паспорта, уложила его обручальное кольцо с привязанной бирочкой в целлофановый пакетик, и выдала деньги. Макар не мог дотерпеть до дома. На столике у чебуречной он открыл бутылку «Финляндии» и налил полный пластиковый стаканчик. Сначала привычно почувствовал только холод, а потом брызнули слезы, — тепло поплыло вниз, лаская знакомой крепостью и горечью. Макар вгрызся в горячий чебурек, вытирая руки и слезы платком, задыхаясь от февральского ветра и снегопада. «Я дождался. Я заслужил. А потом, совсем скоро выкуплю, и она не узнает. И Сара тоже. А Лоск поймет… какая я грязь…»

Он стоял у дороги с сумасшедшим движением, мимо проносился поток машин. Это было из сна и пахло смертью. Ничего не случится. Вот сейчас он перейдет, и сразу домой, на свой квартал. Писать — все остальное суета и прах. Ничто так не поднимало его над всем, как потерянное около года назад желание. Теперь оно выплескивалось за края словно серый февральский снег, разметанный машинами по обочине. Макар поставил бутылку в холодильник, прошел в комнату к ноутбуку, даже не обратив внимания, что Лоск не сразу выбежал встречать. Сары вообще не было видно, но она и раньше всегда появлялась вдруг.

Смерть — вот достойная тема. Как он раньше не осознавал, что может? Что давно хотел сказать… Этот утренний звонок возродил забытое в больнице. Пальцы плохо слушались, промахиваясь мимо клавиш. В освобожденном от монолога мозге, сменяя друг друга, рождались герои и героини, толпились у экрана, ожидая очереди. Гибельные сюжеты предлагали на выбор ее, разную. Да, великолепно — это будет самое большое путешествие к смерти, заманчивое и светлое. Только не нужно соплей, лирики, лишних метафор и морали. Нужна атмосфера. Он будет писать так сухо, как это возможно, — она сама по себе уже метафорична, изумительно чиста в своей неизбежности. Рождающая благоговейный страх и почтение к щедрому и гостеприимному Аиду. Слова ложились на монитор, улетали под рамку редактора. Макар уже не чувствовал и не видел пальцев, утреннее желание выпить сменилось другим, сопротивляться было бесполезно. Он уже знал, чем закончит, старался успеть за мыслями и ничего не упустить.

Верный Лоск, скуля, подполз на животе и, ухватив его за брючину, потащил от стола. Макар прошел в кухню, наложил другу его любимых ребрышек. Сделал последний глоток ледяной водки, выбросил бутылку, и поставил чайник на плиту. Услышав где-то в отдалении грозное урчание кошки, он не удивился — Сара его чувствовала в эти нетрезвые дни, и попадаться ей на пути было опасно, южная кровь выпускала такие когти, что Макар боялся даже заговорить с ней. Старичок Лоск лакомство есть не стал, а как-то странно повел глазами в направлении комнаты, где стоял шкаф с одеждой, тихо тявкнул. Макар улыбнулся: — Ага! Сам туда полезешь за ней? То-то же. Тут, к его удивлению, сиамка, прижав уши в пилотку и изобразив на холке ирокез, крадучись вышла из-за угла, остановилась у шкафа. Она сидела и неотрывно смотрела на дверь, зло урча. Макар подумал, что кошка заболела, но подойти не решился, а пошел снова к столу с ноутбуком. Он уже придумал детективное начало, и хотел быстрее записать, чтобы не потерять смысл, но его отвлек телефонный звонок. Это проведывала жена с работы: — Мак, ты нашел ребрышки? — Да, вроде… — Что за вроде? Ты же вчера сам ходил за ними, у него зубы шатаются, надо было хорошо проварить… — Не помню, да он на них и не взглянул даже… — Что-то ты мне не нравишься сегодня, а? Ладно, я буду поздно, у нас комиссия из минздрава. Все, обнимаю…Кошка зарычала громче и страшнее, не отходя от шкафа, а Лоск спрятался под диван. «Да, что за хрень там? Взбесилась она?» — у Макара кончалось терпение вместе со смыслами и градусами в крови. Он угрожающе махнул на кошку рукой, но та не пошевелилась, и он повернулся, чтобы идти к ноутбуку. Уже возвращаясь, Макар боковым зрением увидел, скорее — ощутил, что дверь шкафа открывается. Боли он не почувствовал, но понял, что был удар в затылок, потому что стена, качнувшись, упала на него. Перед тем как провалиться, Макар увидел занятное пятно крови на обоях, потом наступила тишина, нарушаемая только двойными толчками его сердца, и все окутал невозмутимый, уютный покой.

С высоты потолка он увидел себя, лежащего на полу, и верного Лоска, лижущего его разбитое лицо. Бледный мужчина средних лет в очках и темной куртке наклонился к телу. Макар висел у люстры, изумленно наблюдая как в иллюминатор за происходящим. Лица незнакомца он не увидел, но его повадки, плечи и походка показались очень знакомыми. «Ну, и хрен с ним» — подумал Макар. «Это я… Я, похоже, умер… Как же мне теперь дальше отсюда жить?..» Обойдя стороной рычащую кошку, чужак заглянул в ноутбук, подвигал мышкой, и набрал на клавиатуре короткий текст. Обернувшись, сказал в сторону, уже готовой к прыжку, сиамки: “Уймись, Сара…” Потом не спеша вышел прочь из квартиры. Забытый в кухне чайник надрывался свистком.

Пока везли через весь город, он перестал что-либо чувствовать, кроме сильной жажды. Настолько сильной, что язык во рту распух и отказывался шевелиться, но всё пытался выговорить единственное слово: «она». Кольцо с синюшного пальца сниматься отказывалось, все звуки доходили как будто с того конца стометровой канализационной трубы, и когда до Макара донеслось: «Сухожилие что ли подрезать?..», он захотел вскочить. Кольцо всё-таки после очередной попытки стянули, не прикасаясь к сухожилию. Как будто трогали пластмассу, когда переносили и делали что-то еще. Ни боли, ни печали, ни смысла, только жажда.

Смeрть огляделся в прихожей, заглянул в зеркало и поправил роговые очки под капюшоном куртки. Кошка с собакой, как зомби, сами зашли в ванную, и он запер их там. Он был высоким мужчиной, лет около сорока пяти, окрашенным стойкой краской для седых волос, с живыми, любопытными глазами на приятных черт лице. Жена отпрянула от Макара, и он заметил кровь на ее губах. В доме стeмнело, только вдалеке горeл свет ноутбука. Смeрть хихикнул, — «А ничего красочка для этого случая…» — голос шуршал, как целлофановый пакет на ветру. Скользнув нaд полом, мужчина вплыл в комнату, подлeтел к Макару.

— Ты поздно пришел! — раздался тихий голос из-за спины.

Смeрть оглянулся. Жена Макара сидела в кресле, одетая в длинное зимнее пальто. — Мой хаоспилот все раньше почувствовал, еще при звонке… Такси. И вот я здесь.

— Почeму же, Валерия? — нeдовольно буркнул Смерть, — скорая будет ехать еще минут восемнадцать. Всё успею… Макар, погнали… У меня еще три вызова.

Макар поднялся, усмехаясь.

— Тебя то я и ждал. А что, старухи закончились у вас?

— Я так и знал, сколько ни следи за внешностью, клиент всегда недоволен… — зашуршал мужчина обиженно, — гоняюсь за тобой уже который месяц! Но ты ни минутки не можешь посидеть спокойно! Как не приду — тебя нет дома! То на работе, то с анонимными алкоголиками, то в редакцию укатил. Однажды до полуночи тебя ждал, как дурак, а ты, оказывается, до утра на рыбалку умотал!

— Привет, — удивился Макар, — я еще и виноват. А что за блажь обязательно из дома забирать?

— Разнарядка такая… Хорошо, что сегодня случай подвернулся. А ты как будто не знал, что так кончится? — ехидно уточнил гость.

— Так, что теперь плакать, что ли? — усмехнулся Макар. — Лера, ты не знаешь, кто это приходил и огрел меня по голове чем-то?

— Все должно было быть не так! Я прихожу с работы, ты трезвый, с приготовленным ужином встречаешь уставшую любимую, ушастые накормлены… А ты сорвался! Опять…Кстати, где Сара с Лоском?..

— Не знаю…

Из ванной комнаты жалобно тявкнул бульдог.

— Стоп! Кто приходил?!

— Я из-за вас выбиваюсь из графика! А я уже сам не молодой, как видите! И у меня, между прочим, тоже нервы! — заскрипел Смерть.

—Хочешь кофе?

— Что? — переспросил он. Капюшон упал на плечи.

— Кофе! Молотый, хороший! — Лера встала и сняла пальто, — есть пирожное. Угощайся. Кстати, плеснуть тебе коньяку?

— С каких пор у тебя коньяк? — удивился Макар.

— Привыкла, пока тебя ждала из психушки. Ты скажешь, наконец, кто к нам приходил? — Лера выпустила собаку и кошку из ванной, — животные сразу забились под диван. Смерть попытался сопротивляться:

— Я не могу, я на работе, — но Лера отмахнулась.

— Нельзя так изводиться! Ты видел себя в зеркало? Бледный, худой, это от переутомления! Дай пульс… Беречься надо. Расслабляться иногда, — продолжала консультировать хозяйка, подливая коньяк из серебристой фляжки в крохотную рюмочку. Сходи, чтоб тебе твои косточки размяли, на массаж, ванны попринимай. И для души… Слушай, а ты никуда сейчас не торопишься? — неожиданно воскликнула она. Раскисший под коньяком, Смерть прошуршал, что до восхода совершенно свободен. Макар ободрился:

— Тогда поехали с нами! Погуляем напоследок. Я такой клуб знаю — там до утра крутой рок!

Лера поднялась, сказала Смерти, подойдя вплотную:

— Ладно, давай продолжим там, у меня еще есть вопросы, если ты не против…

Они вернулись ранним утром, еле передвигаясь, уставшие от безумных плясок, поддерживая друг друга. Смерть и супруги ввалились в комнату.

— Фуу, в жизни так не гулял! — Макар упал в кресло, — может, хоть после тебя, старик, отдохну. Ну что, теперь погнали?

— А вот фиг тебе! — мстительно сощурился пьяный Смерть, садясь в другое кресло. — Не стоит у меня сегодня. Так что графоманить тебе еще довольно долго… Увы.

В ответ на поднятую бровь Леры, Смерть пояснил:

— У меня годограф! А вы меня совершенно выбили из него. Так что подождет меня, а ты потерпишь. Пойду я за более дисциплинированными кандидатами… Холостыми…

Он тяжело поднялся, поправил перед зеркалом очки. У самого порога обернулся.

— В следующий раз приду внезапно. Однажды… — он икнул. — Р-ано утром… Когда, говоришь, в том клубе снова играет рок?..

Заступивший на смену врач сразу вызвал у Макара море позитива тем, что зашел в реанимационный зал с улыбкой, напевал себе под нос: «Не ходи к нему на встречу, не ходи…», и стал флиртовать с медсестрой. На очередной забор крови он подошел, и спросил у нее про катетер. Нахмурился, осмотрел катетер и сказал: — Дай дураку стеклянный хер… Оказалось, при установке переломилась трубка. Заметить это должны были сразу, но не заметили или отмахнулись.

— Ну что, молодой человек, нравится у нас?

Макар поёжился, еле задвигал немым языком.

— Жаловаться пока не на что, но задерживаться не хотелось бы.
— Это правильная диспозиция, такие больные нам нужны. Поверни голову налево. Как у Леры со  здоровьем?
— Спасибо, хорошо. А откуда?..
— Ну и хорошо! Не ходи к нему на встречу, не ходи…
Во время этой непринужденной беседы он выполнял манипуляции по удалению старого катетера. Потом ставил новый. Макар был в курсе: когда эти начинают беседовать с тобой на отвлеченные темы, то значит сейчас будет больно. По этой причине отвлечься он не смог. Сначала мужественно терпел, хотя слёзы сами катились по щекам. И в один момент он не выдержал, застонал. Врач пропел:
— Да ладно.
— Ага… больно же!
— Зато бесплатно! А-а! У него гранитный камушек в груди…

Он очнулся на выходе из ломбарда с начищенным до блеска обручальным кольцом на пальце. «А если и правда, взять, и стартовать со смерти?..» — эта роскошная мысль так ему понравилась, что Макар присвистнул. «Следующую жизнь я бы хотел прожить задом наперёд. Начать со смерти — сразу одной проблемой меньше. Очнуться в доме престарелых, с каждым днём чувствуя себя всё лучше и лучше. Потом тебя выгоняют, потому что ты слишком здоров. Какое-то время ты на пенсии, потом начинаешь работать и в первый же день тебя чествуют и дарят именные часы».

Внезапный карачун и последовавший за ним разворот писателя не испугал, но вначале его вывернуло “Финляндией” за углом чебуречной. А потом всё и началось, как он хотел. Ничего не подозревая, Макар с каждым днём ощущал прилив сил. Он уже спал без кошмаров, хотя сперва его повеселили сны, в которых калека вылезал из-под колес грузовика, пятился назад на обочину, и сразу обрывался его, Макара, детский крик. Селедка слетала с хлебца и заплывала в холодильник, хрустальный стакан удалялся от губ в черноту, прощально освобождаясь от белой королевы его горького прошлого. Проблемы разрешались сами собой. Только один день, когда Макар получил удар в затылок от незваного, но знакомого гостя, не повторился обратно, и это его беспокоило. Тревоги по этому поводу исчезли совсем, когда однажды утром радостная жена поцеловала его как прежде, и перед Макаром пронеслось недавнее событие — уход с позором из анонимных алкоголиков. А изгнание из психбольницы, потому что он был признан симулянтом, просто потрясло его. Какое-то время Макар побыл на пенсии по инвалидности, а когда ее забрали, начал работать айтишником, где в первый же день его как-то странно чествовали и забрали дорогой японский спиннинг. Больничные листы из-за пьянок возвращались в поликлинику, на работе он все больше и больше набирал авторитета, пока не стал завотделом. С женой в постели с каждым днем секс набирал таких высот, что Макар испугался за свою выносливость. В ванной он с удовлетворением наблюдал уменьшение живота и рост мускулатуры. Только однажды Макар с горечью увидел, как его любимая уходит от него к первому мужу, и почувствовал, как убийственная ненависть того постепенно становится наглостью владельца недосягаемого для Макара совершенства и красоты. Ухмылка, плечи, движения и повадки его что-то напомнили, но другая печаль отвлекла от этих мыслей — он разлюбил писать.

Началось с того, что его выпроводили из редакции вместе с рукописью и убийственной рецензией на повесть, которую он писал пять лет. С каждым днем он все больше и больше ненавидел свои тексты, писательство становилось невыносимой повинностью, — и в один из дней Макар понял, что не напишет больше ни строчки. Радость фейерверком взорвалась в нем от этой мысли. Он все возрождался, работал лет тридцать, пока не помолодел до того, чтобы начать наслаждаться бездельем: вечеринками, сексом и вином в институте. Это подготовило Макара к старшим классам школы, когда ушла первая любовь, потом младшим, потом он стал ребёнком и проводил беззаботные дни в играх, ни о чём не заботясь до самого рождения. Проведенные девять месяцев в уютном спелеосанатории с центральным отоплением и едой, поставляемой в номер, были самыми лучшими в жизни Макара. С каждым днем в здравнице становилось всё просторнее и просторнее, и однажды Макар пересуществился в оргазм. Судорогой сотрясло тело. Он лежал в нелепой позе на полу. Знакомая девушка Лера слизывала густую кровь, льющуюся из разбитого лба.