– Тогда ковбой этого овчара – пастуха овец – прижал как-то: «Если увижу еще раз у этого дома – твои овечки останутся сиротами». А тот и говорит: «Меня здесь интересует только рецепт блинчиков: эта семья знает его, и хранит в строжайшем секрете. Раздобудьте его – и я навсегда исчезну с ваших глаз!».
Летний фиолетовый вечер, что переходил уже в теплую ночь, висел за окнами кухни, на которой я пек блины для сына, и его лучшего друга Севы. По ходу дела, по рассеянной обманщице памяти перевирая новеллу О’Генри «Пиментские блинчики». И легче было вовремя, и не сломав, перевернуть огромный блин на большой сковороде, чем стилизовать произведение любимого писателя под понятный подросткам язык, не ущемляя по возможности при том языка литературного. Ну, и чтоб интересно было: пусть будет сорванцам хоть какая-то культурная программа – в прикуску с блинами-то такими знатными!
– …И вот, как он только мисс сказал: «Блины так и крутятся у меня в голове, как фургонные колёса!», – та ка-ак подпрыгнет на стуле у пианино!
Мальчишки давились блинами со сгущенкой, давясь смехом больше для приличия, и заговорщицки переглядывались: мол, мели, Емеля – главное, блины печь успевай!
Севу было грех не покормить лишний раз. Родители его разошлись пару лет назад: оба нашли себе другие половины. Понятное дело, бесследным для подростка то не стало. «Дядя Слава, конечно – он прикольный, но, это все-таки не папа».
– … И теперь, когда ковбой только заводил речь о блинчиках, возлюбленная его тотчас исчезала, и подсылала дядюшку с кувшином воды: «Ты много скакал по прерии сегодня в седле, Сэм», – и с карманной гаубицей – многозарядным кольтом – в заднем кармане штанов. «Вот, как дорожат своим рецептом!» – чесал репу ковбой.
«Блинцы», как называл их сын, поглощались безмолвно, но исправно – я едва успевал подкладывать в большую тарелку.
– И вот, как-то скачет он на лошади, и видит дядюшку у забора. «Как дела, дядюшка Билли?» – «Глэдис обвенчалась позавчера с овчаром». Оказывается, овчар этот пАрил ковбоя насчет рецепта, а сам тем временем мисс очаровывал. И ей с дядюшкой напел, что ковбоя в какой-то драке сковородой по голове шандарахнули – от души, и с тех пор, когда у того приступ начинается, ковбой о блинах начинает заговариваться: тогда надо срочно любой разговор гасить.
Блины под конец выходили самые душевные– они уже не были так толсты, как первые: два раза я подливал воду в блинное тесто. Окончанием новеллы в моем исполнении (по мотивам, как нынче не краснея «отмазываются», произведения) подуставшие слушатели благодарные были явно довольны.
Севе мы с супругой снарядили блинный «тормозок» с собой, до упора набив блинами контейнер из-под бисквитов. И, за поздним временем, отправили домой – благо, жил он через подъезд.
Правда, тех блинов Севе съесть не случилось. Встав с утра в предвкушение знатного завтрака, мальчишечка обнаружил опустевший пластиковый контейнер в мусорном ведре: мать с отчимом, на бегу на работу, «затрепали» – зело вкусные были!
По стечение нескольких лет, Сева, окончив школу и повзрослев, пошел по скользкой дорожке. И только развести тут руками: «дороги, которые мы выбираем»…
Знать, не ту новеллу с таким жаром вещал тем вечером я.
Но тогда, в конце лета, когда взял Севу отец в воскресный автомобильный вояж в соседнюю Польшу, в продуктовом супермаркете родителем, которому Сева по дороге поведал о всех своих нехитрых радостях, было сказано: «Можешь купить своему другу любой гостинец – все, что захочешь: выбирай!».
Автор публикации
