Самый красивый (истории из жизни маламута)

ПРЕДИСЛОВИЕ ИЛИ НАЧАЛО ИСТОРИИ
События, о которых пойдет речь, произошли в городе Челябинске, но могли произойти и другом большом промышленном городе, там, где вокруг невыразительные серые дома и заводы, где едут потоки машин, а людям все-таки хочется общения, если не со всей природой, то хотя бы с собакой. В доперестроичной России большие промышленные города вообще мало отличались друг от друга, это уже потом, в перестройку, когда люди сначала выживали, кто как мог, а потом богатели кто как мог, стало вырисовываться у городов свое лицо: отремонтированный исторический центр, пешеходная зона со скульптурами и фонтанами, новые дома по индивидуальным проектам. Впрочем, панельные дома для проживания обычных граждан на окраинах остались одинаковыми, так что если сказать, что герои нашего рассказа Евгения Игоревна и Владимир Петрович Кондрашкины, а также их дети Илья и Петр – жили на седьмом этаже нового панельного 10-этажного дома, все сразу этот дом себе представят.
Илья и Петр жили там редко, потому что Илья учился в Екатеринбурге на художника, а Петр обитал в старой семейной квартире в еще более представимом доме брежневской застройки в самом центре Челябинска, откуда Евгения Игоревна с Владимиров Валентиновичем и переехали. Дети-то к моменту нашего рассказа были взрослые. Они родились погодками в 1983 и 1984 году, когда в СССР случился пик рождаемости. Потом, как все знают, рождаемость все падала и падала, а смертность росла, и символом тому – знаменитый «русский крест».
Новый 10-этажный дом построили на территории Научного Института, в котором работала Евгения, для сотрудников самого Института и больницы, и стоял он безо всяких улиц у границы городского парка – самого настоящего леса. Произошло это уже в нулевые годы, а в 90-е годы Институт еле выжил – исследовательские институты тогда закрылись почти все. Выжил он, в основном, на иностранные деньги, сначала деньги Жоржа Сореса (дай Бог ему здоровья, всегда повторяла Евгения Игоревна), а потом на деньги разных международных организаций и грантов. Видно не самой пропащей наукой занимались в том Институте. Владимир Валентинович в 90-е годы, как и большинство граждан, менял работу чуть не каждый год, а зарплату то платили, то не платили. Его собственный бизнес не задался, и в 21 веке он уже трудился в обычном учебном институте, а по-нынешнему, академии, где преподавал компьютерные предметы.
В 90-е годы, люди заводили себе множество собак. Очевидно, что для защиты от бандитов, наркоманов и прочее, а также, что может быть более важно, для защиты психологической. Приходит человек с работы, где не платят зарплату, а его встречают радостно, как самое дорогое существо, как деда Мороза с подарками. Так встречать может только собака. Кто-то может с этой мыслью не согласиться, дети тоже радуются просто так и любят родителей за то, что они рядом. Ну да Бог с ним, ведь наша история о собаках. Именно тогда, в 90-е, Владимир Валентинович купил немецкую овчарку Роню. Наверное, она действительно помогла семье, которая жила еще в старой брежневской квартире в центре. Чуткая и умная Роня работала диванной подушкой, если кто в депрессии ложился на диван, отвернувшись от мира. «Отвернуться от мира» означало уткнуться лицом в теплый и мохнатый бок овчарки. «Лежите, лежите, – всем своим видом говорила Роня, – вы совершенно не мешаете, я тоже полежу с вами». Вечером все шли гулять по криминальным улицам без тени страха и беспокойства, так как при виде здоровой овчарки даже обезбашенные подростки как-то тушевались и старались быстрее пройти мимо.
В 90-е же годы Илья и Петр учились в школе – ничего там замечательного не было. Илья закончил 9 классов и художественное училище, а Петр учился в трех школах, да и то, больше не учился, чем учился. Он заболевал сразу, как только оказывался в классе – поднималась температура и так далее. Как объяснял Петя: «Я в вашей школе вообще не могу находиться». Мама считала, что проблема не в школе, а в Петином здоровье, бегала с ним по врачам и применяла все известные системы оздоровления – бег на свежем воздухе, обливание холодной водой, занятия йогой и прочее, прочее. Учебе это все особо не помогло, но определило выбор Петиной профессии. Окончив школу, он отучился в институте физкультуры и стал реабилитологом. Ему и учиться было почти не нужно, все системы оздоровления и реабилитации уже были на нем опробованы.
Так вот, в середине нулевых, уже в новом доме у леса овчарка Роня умерла от старости. Владимир Валентинович очень переживал, а потом снова стал мечтать о собаке.
В наступившее более благополучное время граждане не слишком рвались заводить собак. Они, граждане, сделали евроремонт, вставили евро-окна, постелили евро-полы и евро-ковры. Тогда граждане заводили или совсем маленьких собачек или лабрадоров, их тогда и сейчас – львиная доля среди больших домашних собак. А все почему? Потому что лабрадор – это была собака президента Путина. Если кто скажет, что президент Путин был непопулярен у народа, верить не следует, ведь если нация заводит себе собак, как у президента, значит, она его уважает. Проблема была в том, что Владимир не хотел лабрадора. Последние годы он увлекся походами на Байкал, а лабрадор как-то не походил на спортивную собаку. Старушку-Роню он с собой не брал, а вот с новой собакой Володя мечтал поехать туда, в Сибирь, где тайга, где горы и Байкал. С этого места и начинается наша история о самой странной и самой красивой в мире собаке.

ГЛАВА 1 СОВСЕМ ИГРУШЕЧНЫЙ ЩЕНОК
Как Владимир Валентинович выбирал собаку
Владимир Валентинович очень любил собак. Любил он как бы всех, но, на самом деле, ему нравились только большие собаки. Собака его мечты была размером с теленка, походила на волка, вызывала страх и благоговение. После смерти Рони он как-то вдруг осознал, что немецкая овчарка-девочка не может быть собакой его мечты. Большой и страшный пес, который был бы ему другом и братом, ходил бы с ним в походы и ел с ним из одного котелка, маячил где-то в тумане и не имел конкретных очертаний.
Душевные искания кончились тем, что Владимир Валентинович, как все современные люди, в поисках собаки залез в Интернет. Он набрал ключевые слова – СОБАКА, СПОРТ, ТУРИЗМ – и получил короткий список пород, где первыми стояли ездовые лайки, а также лайки охотничьи. Разговор о ездовой лайке – хаски начал гулять по дому. Владимир говорил, что с такой собакой он сможет заниматься спортом, а главное, летом пойдет в поход на Байкал. Собака будет его таскать, охранять и так далее. На вопрос жены, а как ты повезешь собаку из Челябинска до Байкала, он просто отвечал, что все же возят.
Евгения Игоревна тоже погрузилась в Интернет и увидела фразу, которую муж в упор не замечал – собака хаски, как и прочие лайки, не пригодна для содержания в квартире. Ей сразу рассказали несколько историй о лайках в квартире, и Евгения пришла в ужас.
История о лайке в квартире №1 (рассказ подруги)
Иван Ильич К. завел себе охотничью лайку, вернее ему ее подарили. Он был зоологом- генетиком и собак очень любил. Это важно! Иван Ильич жил в Москве, в квартире на Кутузовском проспекте, и каждый день уходил на работу, а также на работу уходили его жена и дочь. Щенок был замечательной красоты, он вырос в исключительной красоты собаку Альму, которой было скучно. Шкафы, кровати, столы и стулья она воспринимала, как рельеф местности. Телефоны, книги, пледы, одеяла – как мох и кору деревьев, под которыми могли скрываться мыши, лемминги, белки и лягушки. Всех этих зверей Альма старательно искала. Квартира была разгромлена, обои ободраны, люстра, правда, уцелела. Семья зоолога-генетика продолжала любить собаку. Однажды как-то весной Иван Ильич поехал на полевые работы в Сибирь (под Тюмень) и взял Альму с собой. Там Альма немедленно потерялась – испарилась в лесу – и он вернулся домой без собаки. Вопреки ожиданиям, семья не вздохнула с облегчение, а принялась страдать, поскольку собака была любимая. Осенью того же года, почти зимой, Иван Ильич снова поехал в сибирский поселок N, где-таки встретил свою Альму в стае деревенских собак. Она его узнала и подошла поздороваться, но уезжать отказалась, хотя выслушала с пониманием его рассказы про маму и дочку Катю. Иван Ильич уважал личную свободу живых существ, он уехал из Сибири в Москву один и больше не заводил лаек.
– Фи,- сказал глава семейства, – это же была охотничья лайка. Это совсем не то, что ездовая. Ездовые – тихие, умные, их держат в квартирах в Европе.
Евгения Игоревна снова заглянула в Google, и снова обнаружила то же что и раньше – ездовых собак НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ держать в квартире.
– Ерунда,- отвечал Владимир, – их просто неправильно воспитывают!
– А ты умеешь правильно?!
– Да, – отвечал он с видом все повидавшего владельца десяти лаек. – Да, у меня есть опыт воспитания овчарки!
– Ты у детей спроси!
Проблема была в том, что поскольку дети жили отдельно, их мнение – не считалось. Оно не считалось и раньше, при покупке овчарки Рони. «Мы не хотим собаку, – говорили тогда дети. – У нас нет времени с ней гулять, мы не будем ее кормить и за ней ухаживать». «Ерунда, – отвечал отец, – я все буду делать сам». В конце концов, дети гуляли с собакой, мама ее кормила, и вся семья, включая бабушек и дедушек, Роню обожала.
– Хочу лайку! – не сдавался Владимир Валентинович.
Он взял приехавшего погостить Илью и поехал на озеро Зюраткуль (всего-то 200 км пути), где в домиках живут ездовые лайки- хаски и зимой катают людей на санках.
Приехал Владимир Валентинович грустный и тихий.
– Это не те лайки, – говорил он с тоской, – Они размером с кошку, они – мучительно маленькие.
Владимир понял, что хаски – это не собаки его мечты. Он снова посетил Интернет и нашел ездовых лаек ну хоть чуть-чуть побольше размером. Это были маламуты. Такую породу он встретил первый раз и долго рассказывал жене, какие это замечательные собаки – небольшие, добрые, послушные и спортивные. И каково же было удивление жены, когда она (все в том же Интернете) обнаружила, что, во-первых, маламуты существенно БОЛЬШЕ овчарки, а во-вторых, они опять же НЕ ПРИГОДНЫ ДЛЯ СОДЕРЖАНИЯ В КВАРТИРЕ.
-Ты с ума сошел, – говорила Евгения,- маламут же все разгромит. Может, ты построишь ему вольер около дома? У нас здесь на краю леса все что-то строят. Бомжи- землянки, народ – погреба.
-Чепуха, – отвечал Владимир.
Он сел в машину и уже вместе с Петром поехал в Уфу, где продавали маламутов. Это была традиция. Овчарку Роню тоже покупали Владимир Валентинович с Петром, правда, не в Уфе, а в Челябинске. Тогда, умная Роня сразу выбрала Петю. Петя взял щенка на руки, папа расплатился, вот и вся покупка. Примерно также вышло и с маламутом, все самые хорошие собаки всегда выбирали Петра.
В Уфу из Челябинска, ехать долго, даже на машине. Нужно проехать поперек весь Уральский хребет, довольно широкий в этих местах, и попасть из Азии в Европу. Они выехали затемно холодным октябрьским утром и вернулись только поздно вечером со щенком на руках. Щенку не было еще и 2-х месяцев, весил он 3,5 килограмма и был похож на самую шикарную мягкую игрушку из самого дорогого «Детского мира».
История о лайке в квартире №2 (рассказ Бабушки, мамы Евгении Игоревны)
Муж одной из подруг моей подруги завел себе лайку. По ее рассказам, очень большую и красивую. Лайка вела себя как обычная собака, играла, бегала, гуляла, не терялась и вещей не портила. Но когда она стала взрослой (вернее он, так как это был кобель), то пес затосковал. Он перестал есть, лежал грустный, ни с кем не играл. Ветеринар сказал, что собака совершенно здорова, но ей не хватает свободы. Этот самый муж у себя в саду за городом построил вольер, переселил туда лайку и каждый день к ней приезжал. Привозил еду-питье, но, самое главное, по нескольку часов гулял с ней по лесу. Собака начала нормально есть, обросла шикарной шерстью и больше не тосковала. А мужик так и ездит к ней каждый день до сих пор. И никакой он не охотник.
Мазай
Щенка назвали Мазаем не потому, что он походил на деда или на зайца, а потому, что Евгении приснился сон. Сон она внятно не смогла рассказать, но объявила, что было ей во сне видение и озарение, и что собаку нужно назвать Мазаем. Были и более земные аргументы. Во-первых легко кричать, Мазай- это почти команда, типа стой, давай, кусай, загоняй. Во-вторых, имя похоже на традиционные русские имена борзых и гончих (так казалось Евгении). Есть также в звучании имени намек на породу маламут. «Ах, намек!» – сказали все. И собаку назвали Мазаем.
На вопрос, что у вас за собака, семейство теперь гордо отвечало – маламут, зовут Мазаем. После этого, правда, приходилось объяснять, кто такие маламуты, о которых никто ничего не знал.
У Евгении объяснение звучало так:
Маламут – это такая супер-мега-лайка-тяжеловоз. Родом маламуты с Аляски. Там во время золотой лихорадки они возили тяжелые грузы: дома, вещи, горы золотых слитков (если кто нашел), о чем писал еще Джек Лондон. Больше маламуты ничего не умеют. Охранять не умеют, охотиться не умеют, курс дрессировки не проходят. В общем, маламут – абсолютно бессмысленная собака. Достоинство только одно – это собака безумной красоты.
Володино объяснение:
Маламуты – это не лайки, а лайкоиды, то есть похожие на лайку. Они – ездовые собаки, поэтому их нужно все время выгуливать в лесу, бегать вместе с ними по многу километров, так чтобы собака таскала грузы. В результате, хозяин занимается спортом, оздоравливается и тренируется. Маламут – это лучшее средство от гиподинамии. Маламут – это собака без недостатков – спит почти весь день на балконе или под столом, поэтому места в доме не занимает. Маламут добрый и очень (очень!) красивый.
В общем, Мазай-маламут начал жизнь на 7-м этаже панельного дома в обычной двухкомнатной квартире, правда, около леса.
Евгения Игоревна очень страдала, что если щенок будет неправильно питаться, то у него будут неправильные задние ножки, и он будет плохо бегать.
– Посмотри на азиатских овчарок, – говорила она, обращаясь к мужу, – у них виляющие задние ноги.
Отметим, что это у овчарок в городе Челябинске, а не у тех, которые в Азии охраняют отары.
-Посмотри на сенбернаров, они тоже едва ходят, – продолжала Евгения. (Имелись в виду два городских старых сенбернара, встреченных ею в парке).
– А все почему? – им не хватает кальция, белков и физической активности.
На семейном совете решили покупать готовый сбалансированный корм для щенков.
Наивные люди думают, что можно просто пойти и купить любой собачий корм. Но все заводчики собак (со слов самих заводчиков, а также друзей и знакомых заводчиков) в один голос уверяли, что практически единственный корм, которым можно кормить собак – это «Роял конин», он же в просторечье «Королевская конина».
-А что, интересно, эти маламуты жрут в Маламутии? – спрашивал Владимир.
– Как что, – у жены всегда был ответ, – леммингов, мышей, корешки, рыбу и все остальное.
-Ладно, пусть будет «Роял конин», – соглашался Владимир, не знавший, кто такие лемминги. Он быстро закупил мешок корма для щенков крупных пород.
И этим кормом Мазая кормили до шести месяцев!
Как воспитывать маламута
Первые дни щенок был тихий, ел все, до чего мог дотянуться и писал на картонку. Картонку, то есть сложенную картонную коробку, папа-Володя принес из соседнего магазина. Кроме того, он принес большую палку, чтобы щенок грыз, красного резинового динозаврика, чтобы играл, и искусственную косточку из жилок, чтобы щенок был чем-то занят.
Лаять щенок не умел – маламутам вообще не положено лаять – зато издавал не то мурчание, не то подвывание на французский манер: У-ррррр, что-то такое – горловое. Больше всего это походило на голос тигренка из мультфильма. Щенок бодро ходил по квартире и изучал окружающий мир.
На повестке дня встали два вопроса: как бы Мазай не сгрыз все в квартире, как это описано в Интернете, и как бы в будущем пес размером с волка не стал качать права, чтобы стать лидером стаи и терроризировать хозяев.
С первой проблемой все оказалось просто. Володя, проконсультировавшись с продавцами, купил маленькую бутылочку с жидкостью, которая отпугивает собак. То ли она им противна и собаки начинают вещами брезговать, то ли еще что. Диван, вешалка, кресла и стулья были опрысканы той самой жидкостью. Квартира, к счастью, по причине новизны была почти пустой.
По поводу воспитания НЕлидера стаи мнения в семье разделились.
– Мазай должен быть сильным и гордым, чтобы его все боялись, – говорил отец семейства.
– На кой ляд нам псина, размером с теленка, которую все бояться, – говорила Евгения. – И как они будут общаться с Борманом? Ведь Борман тоже кобель, не хватало нам дома собачьих разборок! Мазай и Борман должны быть одной стаей и главным должен быть Борман!
Борман – это очень важный персонаж нашей истории. Борман – собака младшего сына Петра, и живет она вместе с ним в центре Челябинска в старой четырехкомнатной брежневской квартире. Были такие странные квартиры: комнат – четыре, а по площади вся квартира, как новая двухкомнатная, не комнаты – клетушки. Борман, в отличие от Мазая, собака совершенно бесплатная. Борман сам, будучи щенком, нашел Петю четыре года назад на остановке троллейбуса – просто вышел к нему из-под лавки, залез на колени и объяснил, что он есть Петин любимый щенок. Петр отнес щенка домой и стал жить вместе с Борманом, раз уж так получилось. Так вот, именно за этого Бормана все и опасались.
– Собак придется часто держать вместе, пусть Борман будет лидером стаи. Он взрослый, – повторяла Евгения.
В общем, в доме у леса вместо одного щенка оказались две собаки, хотя Борман иногда жил у Пети, а Мазай тоже иногда ходил к Пете в гости. Благо недалеко, 25 минут пешком или три остановки троллейбуса. Для миллионного города – это почти ничего.
Борман честно взял на себя работу няньки, дядьки и Учителя с большой буквы. И ведь что интересно, наш Мазай, в отличие от маламутов из Интернета, ничего не сгрыз и ничего не испортил. Наверно потому, что начальник стаи Борман ничего не грыз и не портил. Вряд ли тут сыграла роль бутылочка с вонючей жидкостью. Красного динозаврика Мазай все-таки сгрыз, но ведь это было его личное Мазаево имущество.
Борман и его личное имущество
Имя Борман придумал в свое время Владимир Валентинович. Такое на него снизошло озарение.
-Борман – это производное от «обормот», – объяснял всем Владимир, – потому что он и есть собака-обормот: уши болтаются, язык торчит, пузо – лысое (как у всякого щенка).
Но чаще собаку звали Бормотуша: он все время ворчал, бормотал, что-то говорил и комментировал происходящие события. Иногда это были длинные речи или даже заявления для печати. Например, когда юный Борман встретился с ныне покойной овчаркой Роней, а она отнеслась к уличному щенку с презрением. Дело было так:
Страшно породистая Роня брезгливо воротила морду, рычала и скалила свои кошмарных размеров зубы, когда юный Борман проходил мимо или просто передвигался по квартире. Маленький Борман терпел, терпел, и, наконец, разразился длинной речью. Судя по интонации, речь была примерно такой: «Мадам, как Вам не стыдно! Вы же большая собака! Вы не имеете права на меня рычать! Вы нарушаете конвенцию ООН о правах ребенка! Я – маленький, меня нельзя обижать! ..». И так далее, и так далее. К изумлению публики- Евгении Игоревны, Владимира Валентиновича и Пети – речь произвела на овчарку впечатление. Роня прижала уши, залезла в кресло и долго там сидела. После этой программной речи она мелкого Бормана не обижала, хотя и ворчала иногда.
У Бормана было несколько игрушек: два мяча и резиновая куриная нога. Он складывал игрушки под кровать. Иногда Борман их доставал, чтобы поиграть, но всегда уносил обратно. Однажды в гости к Пете пришел мальчик Матвей и начал играть мячиком. Борман нервничал, прыгал и лаял. Он забрал свой мяч, как только тот оказался на полу, и унес к себе под кровать. Он долго и грустно сидел под кроватью со своими игрушками и переживал. Никогда Борман не грыз и не рвал свои игрушки, наверное, это отголосок голодного беспризорного детства. Кто знает, что делал Борман, до того, как нашел себе Петю, кто знает….
Первый пикник на даче
Пока Мазаю не поставили прививку, ходить с ним гулять на улицу, где ходят всякие собаки, было нельзя. Чтобы выгулять щенка, Володя, взяв Мазая и Бормана и еще пару друзей за компанию, поехал где-то в конце октября на дачу к теще Лие Александровне, которую в семье звали просто Бабушка. Поехал, что называется, на последний пикник. Ехать туда часа полтора, зато места много, дом можно протопить, а недалеко от дома – большое еще незамерзшее Озеро, за которым стоит закрытый город Озерск.
В конце октября на Урале холодно, иногда идет снег, но щенок в своей почти цигейковой шубке на перемену температуры не реагировал. В Уфе он, кстати сказать, жил себе спокойно в уличном вольере весте с мамой, братьями и сестрами.
-Ой, какая игрушечка, – умилилась Бабушка, – какой чудный щеночек! Какого же он будет размера?
– Небольшой, – отвечал Владимир.
– Мазай, дай лапку, – просила Бабушка. И Мазай давал лапку, так как был умным маламутом.
Мазай с Борманом бегали вокруг дома, а потом, когда все пошли на Озеро, щенок потихоньку пешочком до него дошел сам и на ручки не просился.
Хоть Озеро и стояло безо льда, но волны уже замерзали на скалах и песке. На улице был отчетливый минус. Красоты природы Мазая особо не интересовали. Он задними лапками окунулся в ледяную воду, слегка покрылся корочкой льда, но как ни в чем не бывало, продолжал ходить за Борманом. У них ведь там, в Маламутии, снег, ледяные скалы, холодные озера и мокрые лапы – в порядке вещей. Истинный и благородный маламут на обледенелые лапки внимания не обращает. Тем более что дома щенка кормили, а спать после прогулки можно было на кровати.
Что еще нужно?! Рядом – дядя Борман, Бабушка, папа и много других условных, пусть не мохнатых, но «маламутов». Все знают, большая стая – залог стабильности и благополучия любого щенка.
Мазай у ветеринара
Здание, а вернее домик, ветлечебницы стоял недалеко от конечной остановки троллейбуса прямо в лесу. От дома Мазая до лечебницы нужно было проехать тихой улочкой по краю все того же леса. Всего-то минут десять. Евгения держала щенка на коленях, а тот дремал и ни о чем не беспокоился. Беспокоиться вообще не в привычках маламута.
С ветеринаром семейство было знакомо давно, он лечил еще овчарку Роню. Более всего ветеринар походил на спортсмена-культуриста, и был, вероятно, по совместительству, спортсменом – культуристом. Парень был молод, совершенно лыс и первой его фразой была:
– Какая у Вас красивая лайка!
Владимиру выдали книжку прививок, а Мазаю ветеринар сделал укол. В тот момент Мазай сидел у мамы на руках, поэтому на укол он никак не отреагировал. Он крепко держался за Евгению своими толстыми лапками и сопел, у ветеринара ему явно не нравилось. Да и какой собаке нравится у ветеринара? А какому ребенку нравиться в детской поликлинике? А какому взрослому нравиться во взрослой…
На стене в прихожей ветлечебницы висело множество плакатов, про лекарства, прививки, выставки и соревнования. Среди них был большой плакат с иллюстрацией разных собачьих пород. Штук 100, наверное, было нарисовано собак. Сверху располагались маленькие собаки, затем – средние и так далее.
– Неправильный плакат, – сказал Владимир, – маламутов нет.
– Как это нет? – удивилась жена и начала внимательно изучать картинки. – Есть маламуты.
– Я все посмотрел, нет маламутов.
– А где ты смотрел, в каких породах?
– В больших.
– Не туда смотрел. Маламуты не в больших, они в ГИГАНТСКИХ собаках. Вот он – маламут, рядом с догом, мастиффом и сенбернаром.
– Странно, маламуты ведь не очень большие собаки.
– Возможно, – ответила Евгения Игоревна. Она пристроила поудобнее тяжелого щенка, висевшего у нее на руках, – Пошли отсюда, Мазечка, маленькая ты наша собачка.
Соседний лес
Прививка открывала дорогу в лес. Лес начинался у самого дома, занимал он довольно внушительную площадь и назывался городским сосновым бором. Часть леса, примыкавшая к совсем-уже-центру города, носила название парк им. Гагарина, где были стадион, асфальтированные дорожки, аттракционы и все, что полагается парку. Однако большая часть городского бора, особенно со стороны областной больницы, была натуральным лесом, с тропинками, заваленными желтыми сосновыми иголками, болотами и ручьями. Другим своим краем лес выходил к берегу Шершневского водохранилища, куда горожане ходили летом отдыхать и купаться. Подъезд дома, где жила семья, выходил сразу на две стороны дома-крепости. Вышел во двор, и вокруг тебя каменные стены, плотно стоящие машины и дети в центре двора. Вышел в сторону леса, перешел дорожку, которая ведет к госпиталю Ветеранов, и ты в лесу. Прошел по лесу 10 метров – и воздух уже другой, влажность другая и температура какая-то особенная. В общем – другой мир.
Гулять с маленьким Мазаем было одно удовольствие. Никого не пугала пушистая лайка, наоборот.
-Кто это?- спрашивали прохожие.- Какой красивый песик! Какая лапочка!
Повторял это почти каждый встречный, так что Мазай совершенно уверился, что он – лапочка, и что этот мир принадлежит маламутам.
С Борманом дело было сложнее. Как потомственная дворняга, он сразу стал главным охранником хозяев и щенка. И охранял он их исключительно от людей. С собаками он ладил и каким-то образом договаривался с местной стаей, которая обитала между лесом и областной больницей, а вернее, между лесом и помойкой рядом с больничным пищеблоком. Взаимоотношения собак там были сложные. На автостоянке рядом с пищеблоком были свои собаки, их кормили охранники. В гаражах областной больницы жили другие собаки, их кормили шоферы. Были и просто так собаки, живущие поблизости, контролировавшие баки с отходами. В общем, со всеми ними у Бормана был нейтралитет. А вот пенсионеры, спортсмены и прочие прохожие, доверия ему не внушали. Борман бросался на них с лаем, и лучше гражданам было не делать резких движений. Борман мог запросто тяпнуть за что подвернется. Прецедент был, правда, только один, но и этого всем хватило. Бормана рядом с опушкой леса никогда не отпускали с поводка.
Утром с Мазаем гуляли засветло, и он бегал себе по снегу. А вот вечером, когда быстро темнело, Мазай ходил в лес только с Борманом, мамой и папой. С мамой, папой и без Бормана он тоже шел, но настороженно и неохотно. А с одним папой-Володей он в темный лес идти вообще не желал, садился на тропинку или тихонько шел к дому. Если Борман отдыхал от забот у Петра, то приходилось Владимиру Валентиновичу, подобно владельцу тойтерьеров, болонок и прочих малявок, гулять с щенком вокруг дома. Можно было и вокруг соседнего пищеблока, но тогда прибегали собаки из местной стаи, а с ними без Бормана было трудно договариваться. Все общение сводилось к воплю: «Пошли вон!». А с Борманом маленький щенок преспокойно топал в темный лес и всем своим видом показывал, мол, с дядей Борманом я ничего не боюсь.
Поход на Шихан
Наступили ноябрьские праздники, тогда они были еще 7-8 ноября. К ним присоединились выходные, и образовалось несколько свободных дней. Владимир Валентинович с Петром решили сходись в поход на Шихан.
– Щенку нужна физическая нагрузка, иначе он не сможет правильно расти, – говорил отец семейства, – а ведь я завел собаку для спорта и туризма.
Шихан – это вообще-то не имя собственное. Шиханами на Урале называют одиночные крутые горы или выходы скальных пород на вершинах. Но для Челябинских жителей Шихан – это большой скальный гребень на горе Аракуль, что около озера Аракуль. Это, собственно, длинная скальная цепь, где отвесные скалы достигают стометровой высоты. Обычно там тренируются и проводят соревнования скалолазы. Когда Петя для укрепления здоровья увлекался скалолазанием, он тоже многократно туда ездил. Иногда туда приезжают туристы – любители песен и костров, а также прочий странный люд. Когда-то на Шихане была туристская избушка, но какой-то пьяный молодец в приступе бессмысленной удали избушку сжег, и теперь все живут в палатках.
Чтобы добраться до Шихана нужно сесть на утренний Уфалейский поезд, доехать до станции Силач, а дальше, через деревню, все в гору, в гору, пока не заберешься к самой стене. Внизу лежит озеро Аракуль, а также прочие озера с малоизвестными названиями и синие-синие горы.
Владимир Валентинович с Петей собрали рюкзаки, сложили спальники, палатки, еду для людей и собак. Они вышли рано утром, пристроив щенка в рюкзак поверх вещей и затянув горловину вокруг шеи Мазая (не тащить же щенка на руках?!). Борман шел сам на поводке, и вид у честной компании бал странен. Особенно впечатляла голова маламута, торчащая из рюкзака на уровне Петиной головы.
– Это нужно заснять, – кричала Евгения Игоревна, – это нужно заснять для потомков! Где фотоаппарат?
Но фотоаппарат запрятали в середину рюкзака, доставать его никто не захотел, и исторический кадр так и не был сделан.
В поезде Борман сидел на лавочке и смотрел в окно, а Мазай ползал на коленях у папы и Пети, залезал под лавку и просил печенье у попутчиков.
– Какой красивый щенок! – говорили попутчики и отдавали ему бутерброды, печенье и прочие запасы еды.
– Мазай, не приставай к людям, – строго говорил Владимир Валентинович. Но щенку было скучно, и он начал ходить по вагону.
По приезду в деревню их облаяли местные собаки, и Петя с трудом держал Бормана, готового всем перегрызть глотку. Если бы Борман не был на поводке, то наверное не вел бы себя так нагло, а пошел на переговоры. Однако положение при хозяевах обязывало. Мазай честно протопал сам почти всю дорогу (2 часа в гору), и только позже Владимир взял его на руки, чтобы подсадить на скальный уступ.
Пришли на место, поставили палатку, развели костер. Зимняя палатка должна быть с теплой печкой, чтобы было уютно. Палатка для щенка – очень интересное место. Во-первых, очень смешной вход и выход. Во-вторых, в палатке много знакомых вещей. Но самое главное все-таки вне палатки. И Мазай пошел за Борманом, который тоже раньше не был на Шихане, чтобы посмотреть, что там вокруг происходит: «Кто живет в большой траве, может быть мыши? Да ну их совсем. Никто, наверное, не живет!».
На улице чисто, не жарко, хорошо! Если повезет, то можно схватить Бормана, но схватить не удавалось. Борман делал несколько движений вокруг Мазая, и тот неизменно падал. Ноги заплетались. «Я – волк, – всем своим видом говорил Мазай, – волк свободного племени». «Волчек!» – кусал за загривок щенка Борман.
Веселое это было время, когда Мазай под Бормана пешком ходил.
Печка в палатке горела так жарко, что Владимир Валентинович с Петром сидели, раздевшись.
– Мазай, почему у тебя нос черный, куда ты его засунул? – спрашивал Владимир.
Мазай был занят делами вместе с Борманом. Они охраняли территорию, так как недалеко встала лагерем еще одна группа туристов.
Места в палатке ночью распределились так. В центре, на коврике и на спальниках, спал Борман, по краям – Владимир и Петя. Мазай поместился где-то у входа, там, где от горячей печки подтаял снег, и натекла лужа. Жарко!
Утром на костре варили кашу и суп, потом бродили по Шихану.
Обратно на станцию идти хорошо, все время под горку. Выпал свежий снег и покрыл деревья и скалы. Мазай по брюхо вяз в снегу.
– Мазай, идем! Мазай, не отставай! – кричали хозяева.
Мазай шел, но он уже устал.
На станции, пока ждали поезд, щенок пытался залезть на рюкзак или в рюкзак. Но рюкзаки были большие, Мазаю не добраться, и ему постелили рядом с рюкзаками туристский коврик «пенку». В это время пришел поезд из Уфалея (раньше расписания), и все погрузились в вагон.
В поезде собаки спали мертвецким сном.
Дома Мазай издал свой маламутский вопль, он, казалось, жаловался маме-Евгении на свои приключения.
«уу-уууУ! – вопил Мазай с ударением на последний слог. – Не кормили меня, не поили-и-и! Обижали меня, обижали-и-и!». «Бедный Мазечка,- жалела щенка Евгения, – не любят они тебя!»
Борман уехал домой к Пете, а Мазай, съев миску своего корма, снова уснул. Пузо его торчало кверху, рядом была мамина нога, жизнь казалось прекрасной.

ГЛАВА II. ЖИЗНЬ ЗИМОЙ В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ
Мазай и спасатели
Что-то в тот ноябрьский день не задалось с самого утра, то ли Владимир Валентинович слишком торопился, то ли Евгения проспала. Владимир вышел на минутку с щенком и умчался на работу. Евгения долго собиралась, наконец, одевшись для работы, сунула в карман пальто ключи и вышла в лес с Борманом – ненадолго погулять. Когда она закрывала дверь, щенок возопил, но быстро утих, то есть на первом этаже его уже не было слышно.
Стоял конец ноября. На улице – минус 10, да и Евгения торопилась на работу, так что гуляли недолго. Когда она с Борманом после прогулки забралась на 7-й этаж (а лифт в новом доме, естественно, не работал) и попыталась открыть дверь, то ее усилия ни к чему не привели. Она долго поворачивала ключ сначала в одну сторону, затем – в другую, пока не поняла, что дверь закрыта изнутри на железную задвижку. Это могло означать только одно, Мазай, когда они уходили с Борманом гулять, встал на задние лапки и эту самую задвижку задвинул. Наверно и задвинул-то чуть-чуть, но задвижка была железной, дверь – стальной, и этого чуть-чуть оказалось достаточно, чтобы дверь не открывалась. Выбить сварные стальные косяки абсолютно невозможно. Щенок, конечно, зарыдал, так как не понял, почему народ стоит за дверью и не заходит. «Люди, звери, маламуты, я здесь», – кричал щенок.
Стоять под дверью было бессмысленно, и Евгения Игоревна вместе с Борманом пошли на работу. Правда, заходить ей в Институт вместе с Борманом было никак не сообразно: Борман начнет лаять, охрана начнет нервничать, сотрудники – шарахаться. Поэтому Евгении оставалось только подойти к окну своих коллег (благо ее лаборатория была на первом этаже) и постучать. Сотрудник Коля сразу окошко открыл:
-Привет, Борман! Как дела? Как Мазай?
-Мазай закрылся дома изнутри на задвижку, и мы не можем попасть домой,- грустно отвечала Евгения Игоревна, – Коля, дай мне свой телефон, я позвоню Вове на работу. И нечего смеяться!
-Вова, – кричала Евгения в трубку, – Мазай закрылся дома на задвижку, пока я гуляла с Борманом. Я не могу попасть домой. Приезжай немедленно.
-Погоди, – отвечал Вова, – может дверь можно открыть?
-Может, но я не могу. Я вообще стою на улице с Борманом, а ему холодно. И мне тоже холодно.
Мазай закрылся в квартире – разнеслось по Институту.
-Как 2-месячный щенок может закрыться дома?- спрашивали некоторые непосвященные граждане.
-Может, – отвечали сослуживцы Евгении, – это же МАЛАМУТ!
Владимир Валентинович приехал через 20 минут. Бормана посадили в машину, на работе у Евгении нашли тонкие железные палочки, лезвия и прочее, после чего Владимир, Евгения и Коля потащились на 7-й этаж открывать дверь.
Щенок услышал, что к двери подошли люди, и снова издал свой сигнальный вопль. Дверь не открывалась, щенок вопил.
-Что случилось? – спрашивали соседи.
-Мазай закрыл дверь изнутри, никто не может открыть, – отвечали им.
-А может спуститься с балкона 8-го этажа? – рассуждали Владимир с Колей.
– Вы с ума сошли, – нервничала Евгения. – Еще не хватало, чтобы кто-нибудь грохнулся.
Время шло. Приехал Петя, а Бормана, наоборот, увезли к Пете домой. Выяснилось, что на 8-м и 9-м этаже никого нет дома.
-А может спуститься с крыши? – предложил Коля – заядлый альпинист.
Проверили выход на чердак. Выход на крышу, конечно же, был закрыт, ключей ни у кого не было. В ЖЭКе по телефону сказали, что ключ от чердака должен быть у старшего по дому или по подъезду, но даже если есть ключ, на крышу все равно нельзя без сотрудников ЖЭКа.
Владимир периодически подходил к дверям, и щенок исправно начинал кричать.
-Что у вас случилось, почему воет собака? – спрашивали другие соседи.
– Щенок закрылся дома!
«Он ведь не привык один, он боится», – переживал Вова. «Ничего он не боится, – отвечала Евгения нервно, – Ему вообще все пофиг!»
Наконец у нее не выдержали нервы:
-Давайте вызовем спасателей.
-Глупо вызывать спасателей, что ты им скажешь, что щенок закрылся в квартире?
-А нам что, жить на улице? Я сейчас же звоню спасателям. Или сам звони.
Владимир вызвал спасателей, а, вернее, тех спасателей, которые специализируются на открывании дверей.
Через полтора часа приехали двое парней. Один, одетый цивильно, имел при себе чемоданчик с инструментами. Он умел открывать замки, что было в нашем случае бесполезно. Второй был одет как строитель-монтажник с альпинистским снаряжением. Он проникал в квартиры через окна и балконы.
-Что случилось?- спросил цивильный.
-Щенок закрыл дверь изнутри на задвижку, – в сотый раз объясняла Евгения.
-Что за щенок?
-Это маленький щенок маламута, такой большой лайки. Он глупый и никого не кусает.
-Ах, лайка, – успокоено сказали спасатели, и пошли с Владимиром на 10-й этаж, где вроде кто-то был дома.
Там действительно были люди, и спасателям разрешили спуститься с балкона. Ребята привязали страховочную веревку к лестнице в подъезде, скалолаз-монтажник спустился с балкона 10-го этажа на 7-й. Балкон Евгения с Володей, к счастью, не успели еще застеклить. Спасатель совсем несильно сломал оконную раму, зашел в дом и открыл изнутри злосчастную задвижку. Мазай бежал вместе со спасателем.
-Мазечка, бедный мальчик, – прижимала Евгения песика к груди.
-Какой у вас красивый щенок, – заметил спасатель.
-У Вас, наверное, такого не бывает, чтобы собака закрывалась изнутри, это ведь анекдот какой-то, – смущенно говорил Володя, расплачиваясь со спасателями.
– Напротив, бывает и часто. Закрываются большие собаки – лапой ударят по замку, и срабатывают защелки и собачки. Овчарки закрываются, ротвейлеры.
– Да как же Вы в квартиру входите? – в ужасе спрашивала Евгения.
– Да как, обыкновенно, – отвечали спасатели, – заходим, договариваемся…
«Это с ротвейлерами-то», – подумала она, но ничего не сказала. Через час она уже сидела на работе, пила чай и думала: «Оплата спасателей, сломанная рама, все на ушах, пол рабочего дня – псу под хвост. Да-а, золотая у нас собачка».
Что думал Владимир Валентинович у себя на работе – неизвестно. Он курил сигарету за сигаретой, а до этого не курил уже месяца три. Можно сказать, что бросил.
Институт
От дома до работы Евгении Игоревне было всего метров 150, поскольку дом строили на территории ее Института. Институт занимал двухэтажно кирпичное здание запутанной конфигурации, и в нем сотрудники занимались сложными проблемами на стыке разных наук.
«Евгения, приведи нам маламута, интересно ведь посмотреть», – просили ее сослуживцы. И как-то вечером Петя пришел к маме на работу с щенком, чтобы развлечь ученую публику.
-У-ууууууУ! – крикнул щенок в гулкий коридор.
– У-ууууууУ! – услышали все, кто задержался и не ушел еще домой.
У одного из сотрудников оказался фотоаппарат, и как-то сама собой устроилась фото-сессия: «Я и Маламут». Каждый, кто был тогда на работе, сфотографировался с Мазаем. Он честно позировал, сидя на руках, просил печенье и пытался бегать по гулкому коридору, где так замечательно эхом отдавался его вой:
-У-ууууууУ!
С тех пор Мазай стал важной темой светских бесед научных сотрудников, их утренних разговоров за чашкой чая. Он поминался к месту и не к месту, как сам по себе, так в качестве маламута – представителя страны Маламутии с ее метелями и пургой. Страны такой кончено же нет на карте, но что из того? Ведь там, в Маламутии, воют большие щенки, чтобы другие хорошие маламуты услышали их через метель и пургу.
-У-ууууууУ!
Бедные соседи
Соседи были не виноваты, что в доме завели маламута. Сам маламут тоже, по большому счету, не виноват. Лично он ничего не выбирал. Право маламута на самовыражение и право соседей на дневной покой вступили в противоречие.
Мазай не любил оставаться один дома. Да и кто из детей и щенков любит оставаться один дома? Мазая оставляли вместе с Борманом, но это не решало проблему. Борман и Мазай тихо сидели и смотрели, как сначала папа-Володя, а потом мама-Евгения собираются на работу. Мама уходила на работу последней, ведь ей – ближе всех. Как только она закрывала дверь, Борман начинал обиженно лаять (очень громко), а Мазай подвывать (тоже громко). Наверное, им самим очень нравилось, как они орут вдвоем. Наверное, для них это была красивая песня дуэтом, и остановиться они не могли. Евгения скатывалась с 7-го этажа, но и на первом слышала собачьи вопли. Она приходила на работу, пила кофе и объясняла, что жить она так не может, что на месте соседей она удавила бы и собак и хозяев.
– Успокойся, сейчас же все на работе, – говорили сослуживцы.
– Нет, не все! В доме много врачей (дом-то ведь у областной больницы), а у них бывают ночные дежурства и им нужно спать днем.
– Ну, хорошо, когда ты приходишь домой, ты слышишь вопли, они без тебя дома орут?
-Нет, не орут, но это ничего не меняет.
Сначала Евгения с Владимиром залили герметиком все щели вокруг железной двери. Потом они поставили изнутри деревянную дверь с уплотнителем, и стало не так слышно. Но даже теперь вой одинокого маламута после ухода хозяев был слышен с 3-го этажа.
Тогда Евгения стала закупать мясные косточки и выдавать их Мазаю и Борману перед уходом. Она давала косточки, быстро закрывала дверь, спускалась до первого этажа и ничего не слышала, так как собаки грызли косточки. Вопили ли собаки после того, как эти косточки съедали, Евгения не знала и проверять не хотела. Она пробегала мимо соседей, пряча лицо в воротник.
-А ведь я – приличная, солидна женщина. Я уважаю покой соседей. Я никогда ни с кем не конфликтовала. А что теперь? Теперь я – непонятно кто, я ощущаю себя маламутом, мы с Вовой – местные сумасшедшие, а я не готова к этой роли, – жаловалась Евгения Игоревна у себя на работе.
Ее утешали, говорили, что она – вполне уважаемая и солидная.
-Это все не то! Я перестала быть надежным членом общества. У меня практически нет дома. Моя квартира- это дом для маламута. Я не могу, если что-то забыла, вернуться обратно. Вы же понимаете, если я вернусь, разорутся собаки, и их уже не успокоить.
– Ты снова дашь им косточки! – утешали коллеги.
– Косточки кончились, за ними нужно идти в магазин.
-У-ууууууУ! – кричал Мазай, когда мама-Евгения и папа-Вова приходили домой. Борман прыгал, лаял и пытался что-то рассказать про Мазая.
Главное, как поняли Евгения и Владимир, никуда не уходить поздно вечером, когда соседи лежаться спать!
Новый год
Наступил Новый Год. Все собрались в квартире у леса: Владимир Валентинович, Евгения Игоревна, Петр и Илья, приехавший погостить. Все было чудесно, с собаками сходили в лес, они набегались, потом наелись и лежали тихие, сытые и довольные.
В Новый год никто из соседей естественно не спал. Они, соседи, с последним ударом курантов пошли на улицу запускать ракеты и петарды. Все вокруг стреляло, грохотало и взрывалось, звуки и вспышки доносились из леса и со двора. Во дворе у машин начала срабатывать сигнализация, не у всех сразу, а постепенно, так что гул и треск нарастал. Но это было еще не все. Борман решил, что на квартиру в праздник напали враги. Бешено лая, он бегал от окна к оку, чтобы показать всем, что квартиру не сдадут без боя, а Мазай бегал рядом и выл.
– Замолчите, – кричала Евгения Игоревна.
– Борман, фу! – кричал Петр.
– Да заткнитесь же все! – пытался перекричать их Владимир Валентинович.
Мазай понял, что хозяева сердятся, и через какое-то время замолк, а Борман перешел на ультразвук и бегал, попискивая, по дому.
– Я не могу слушать ультразвук, у меня сейчас заболит голова, – говорил Петя, брал Бормана на руки и пытался его успокоить. Но с каждым новым взрывом Борман рвался к окну.
-Сумасшедший дом, – повторяла Евгения, а отец семейства залез под одеяло и уснул.
Илья тоже отправился спать. Потихоньку, часам к трем ночи взрывы затихли. Соседи то ли улеглись спать, то ли пошли чего-нибудь поесть. Евгения Игоревна и Петя смотрели телевизор, как вдруг, снова взрыв, салют, огни на пол неба, снова сработала сигнализация на машинах. По-видимому, вышла на улицу новая, хорошо вооруженная компания. Эх, соседи, соседи…
– У-ууууууУ! – завыл Мазай.
– Всех порву! Всех! Всех! Как грелку! – лаял Борман…
Щенище
Мазай все время рос. Его принесли двухмесячным щенком весом в три с половиной килограмма, а к Новому Году он уже весил больше десяти. Мазай рос непрерывно и неравномерно. Сначала увеличивалось и раздувалось туловище, потом подрастали ноги, а голова оставалась маленькой с маленьким черненьким носиком. Владимир говорил, что главное в породистом маламуте – это абсолютно черный нос без белых пятен. С белыми пятнами нос называется «снежный», что по его мнению говорит о плохой породе.
На маленькой голове Мазая торчали большие, как у овчарки, уши. Хвост никуда не помещался, заворачивался вбок или волочился между ногами.
– Это не щенок, это – щенище, – жаловалась Евгения друзьям. – Это не Мазай, это – Мазафака. (Слово «Мазафака» каким-то образом всплыло в ее голове).
– Если это по-английски, то – очень неприлично, – говорила Евгении ее подруга Лена, приехавшая в гости из Канады.
-Нет, это именно «Мазафака», – отвечала Евгения,- А как его еще называть? И вообще, млекопитающие не могут расти с такой скоростью. С такой скоростью растут только растения, например, бамбук.
Евгении Игоревне все, естественно, поверили, но мысль была неверная.
– Вот, например, львы, – говорила Евгении другая ее подруга Анна, – Они рождаются чуть больше килограмма, а к году весят почти 200!! Это человек растет медленно, а все остальные – быстро!
Как-то слишком быстро…
У Владимира с Евгенией было ощущение, что утром, перед уходом на работу, щенок был одного размера, а вечером после работы уже гораздо большего. Петя, который иногда не видел щека пару дней, каждый раз изумлялся. Он вообще подозревал, что если долго и пристально смотреть на Мазая, то можно заметить, как вытягиваются его лапы.
-Сколько весит Ваш мальчик, – спрашивала Евгения Игоревна у своей знакомой (мальчику было 3 года).
-Двенадцать килограмм, – отвечала та.
-А наш щенок – пятнадцать килограмм, и все потому, что он – щенище!
Четыре месяца Мазаю исполнилось как раз в Рождество, и он с папой-Володей поехал навещать вторую бабушку, Володину маму Киру Леонидовну, в Екатеринбург. Мазай произвел на тамошнюю родню (бабушку, Вовину сестру и племянника) неизгладимое впечатление. «Какой красивый песик!» – повторяли все, как заведенные, и вот, Мазай, сидит на диване, с длинными лапами и ушами, улыбающийся и довольный. На улице он играл с лабрадорами, и нельзя сказать, чтобы Мазай был много меньше взрослого лабрадора.
Мазай, естественно, все время хотел есть. У бабушки он сидел около стола выпрашивал все подряд, а дома, он залезал в кресло около кухонного стола и ставил лапы на стол. За это его несильно ударяли по лапам и ругали. Мазай быстро понял, что если сидишь в кресле, то дотягиваться до сыра надо зубами. И с каждым разом дотягиваться было все легче – щенок непрерывно рос.
Когда Мазай гостил у Пети вместе с Борманом, его воспитывали сразу и Петя и Борман, так что Мазай выучил команду: «А по сусалам?». А когда Петя замахивался тапкой (за то, что щенок пытался залезть на стол), Мазай прыгал на пол и засовывал голову под стул. В общем, как у детей, главное – спрятать голову. Если Мазаю удавалось у папы-Вовы стащить кусок колбасы, он сразу залезал под кресло, засовывал голову в угол и быстро ел. На остальное – наплевать! Сделать с таким щенячьим воровством, в общем-то, ничего нельзя. В нормальной стае, кто добыл еду, тот и жив. Щенок должен съесть все съедобное вокруг и отобрать, если надо, у других щенков, чтобы выжить. Плюсом в нашей ситуации было то, что Евгения и Володя перестали оставлять на столе съестное, чем очень порадовали Бабушку.
Инстинкт инстинктом, но ведь овчарка Роня, дама благородных немецких кровей, не брала со стола никогда и ничего, причем этому ее никто не учил и тапкой не угрожал. Никакие гувернантки не говорили: «Не клади лапки на стол!». Гостей в то время принимали за низким журнальным столом, на который ставили колбасу, мясо и сладости прямо под нос собаке, а Роня сидела рядом и только грустно смотрела на еду. Правда, Роня любила вылизывать за гостями тарелки, но это – другая история. Борман в детстве тоже воровал со стола, но он по происхождению – беспризорник, и от него, собственно, никто ничего хорошего не ждал.
Соседнее Болото
Гулять с подросшим Мазаем выходили около восьми вечера, когда лес пуст в буквальном смысле: темно, холодно. Лучшее место для прогулок нашел, конечно же, Владимир Валентинович. Недалеко от дома, за кустами и деревьями, куда никто и не совался, было круглое болото. Летом болото покрывала вода, из которой кое-где торчали трава и кустики. Зимой оно, естественно, замерзало и образовывало ровную площадку, покрытую снегом, на которой замечательно гулять и играть с собаками.
Из болота начинался заболоченный же ручей. Сливаясь с другим своим собратом-ручьем, он превращался в речку Чегинку, которая благополучно впадала в реку Миасс, вернее в то место реки Миасс, где было Шершневское водохранилище. До водохранилища идти далеко, через лес около 3-х километров, поэтому гораздо лучше гулять рядом с домом, на болоте. Когда Евгения с Володей выходили вечером гулять с Мазаем (а он уже заходил в лес без дяди Бормана) то Владимир обычно спрашивал: «Куда пойдем? На болото?». «На болото,»- отвечала жена и они шили вдвоем на болото.
Круглая площадка замерзшего болота по вечерам напоминала волшебную чашу с белым дном и черными краями леса. Иногда над болотом горели звезды, и самую яркую Евгения Игоревна всегда называла Венерой.
– Почему Венера, может это Марс или там Сириус, – говорил Володя.
– Так ведь солнце недавно село, а на вечерней заре должна быть Венера.
– Солнце село два часа назад, и где ты видишь зарю?
– Тебе жалко, что ли, пусть будет Венера над лесом. Нет в тебе поэзии.
Луна в это время пребывала где-то за лесом, звезды светили слабо, и было довольно темно. Бело-серый Мазай полностью сливался с серо-голубым снегом, и его боялись потерять. Борман, когда он ходил гулять со всеми вместе, полностью сливался с кустами, но его потерять не боялись. Гладкий Борман бегал большими кругами по периметру болота, иногда он залезал в кусты, и тогда стоял треск, и на слух можно было определить, где собака. За ним иногда ломился Мазай, как медведь через валежник. Но чаще, да еще и без Бормана, Мазай медленно ходил, опустив морду в сугробы по уши. Он нюхал, вдыхая в ноздри снег и пытаясь найти под снегом съестное – корешки, мышей и леммингов. В конце концов, он находил что-то типа дохлой замерзшей лягушки и сразу съедал, не вынимая морду из снега, так как папа-Вова всегда норовил отобрать самое вкусное. Иногда Мазай ложился на снег и тихонько грыз веточки. Лежать он мог долго, его, в отличие от Евгении, Владимира и Бормана, температура воздуха не волновала.
Именно тогда перед Мазаем впервые возникла загадка палочек – он не знал, что с ними делать. Мазай не желал бегать за палочками и, тем более, их приносить. Он с изумлением смотрел на Бормана, который с этими палочками носился, прыгал за палочкой почти на высоту Петиного роста и старался у всех отобрать. «Мазай, палочка!» – кричал Владимир Валентинович. Мазай улыбался, брал палочку и шел с ней лежать в сугроб. Борман палочку у щенка сразу забирал, так как, по его мнению, все палочки в лесу принадлежали Борману. Мазай и Борман никогда не ссорились из-за палочек, так как Мазаю они были не нужны.
Иногда вечером на болоте было почти светло. Светло делалось, когда небо затягивали тучи. Облака отражали свет громадного города и светились каким-то желтовато-розовым светом, и стоя на дне волшебной чаши, никто бы не догадался, что в двухстах метрах начинался мегаполис.
Периодически Евгения Игоревна в обед или после работы звала своих сослуживцев в лес:
– Пойдемте на болото, снег неглубокий, мы его утоптали. Будем выгуливать Мазая.
– Да ладно, – отвечали ей. – Зима, холодно, ветер…
– Какой ветер?! В лесу нет ветра. Вы так и будете сутками сидеть за компьютером и гробить спину.
В общем, народ поддавался с трудом. Но иногда шел выгуливать Мазая. Мазай бегал за людьми (если от него бежали) и даже держался за палочку, как делал дядя Борман, так что все веселились как дети или маламуты.

ГЛАВА III. МАЗАЙ УЧИТСЯ БЫТЬ ЕЗДОВОЙ СОБАКОЙ
Алык
– Эти прогулки на болоте два раза в день – ничто для ездовой собаки, – повторял Владимир, начиная с Нового года. – Ездовых собак ставят в упряжку в 4 месяца, так что Мазай – уже переросток.
– Ты с ума сошел, посмотри, какой Мазай маленький, – отвечала жена. – Если у него будут большие нагрузки, у него будут плохие кривые ножки. Я, кстати, видела, как ты заставлял Мазая подниматься по лестнице, а щенкам это нельзя.
– Щенкам нельзя подниматься до трех месяцев, а спускаться до 4-х. Все, халява кончилась, пусть сам лезет на седьмой этаж.
Мазай не хотел сам лезть на седьмой этаж, а лифт, понятное дело, не работал. Щенок останавливался на каждой лестничной площадке и пытался выяснить, не его ли тут квартира.
«Эх, – думал Владимир, – было бы у нас три, а, лучше, пять маламутов. Мы бы сделали упряжку…»
Для упряжки нужна экипировка, а главное в экипировке – это ездовая шлейка. В поисках шлейки Евгения и Владимир обходили зоомагазины. Шлейки там были, но простые, прогулочные для маленьких собак. В одном месте им предложили большую ездовую шлейку, сшитую из чего-то типа войлока. Володя ее долго разглядывал и забраковал:
– Не пойдет! Она намокнет, потом замерзнет в ледышку, и большая она какая-то. Судя по внешнему виду, в такой шлейке может ходить мастифф или дог. Поменьше есть шлейки? – обращался он к продавцу.
Шлейка поменьше была, но на ездовую тоже не походила: крепеж для поводка или потяга был сверху над лопатками, а не сзади, как положено. Владимир эту шлейку купил, но на Мазая она не налезла, и шлейку отдали Борману. В ней Борман стал – вылитый начальник охраны. Шлейка напоминала портупею, не хватало только кобуры с пистолетом. Борману шлейка очень понравилась, так что он с ней не хотел расставаться.
– Прекрати вопить,- строго говорил Петя Борману, когда тот лаял в окна первого этажа на всех прохожих подряд, – сейчас сниму шлейку и будешь ходить голый!
Голым Борман ходить не хотел и умолкал.
Шлейку для Мазая придется шить самим, понял для себя Владимир.
– На нашей швейной машинке ведь можно сшить шлейку? – самым своим задушевным тоном обращался он к супруге.
-Можно, но нужна выкройка и хорошая тесьма.
Хорошую плоскую тесьму Владимир купил в туристском магазине, а вот с выкройкой было сложнее.
– Поищи в Интернете, там наверняка есть, – советовала жена.
Владимир честно искал, но в Интернете были только фотографии ездовых шлеек в Интернет – магазинах. Высылаешь туда размеры собаки, тебе шьют или подбирают шлейку и высылают по почте. Из Питера, из Литвы, из Норвегии, откуда угодно. Однако выписывать настоящую шлейку щенку, который все время меняет размер и чуть не на глазах увеличивается, не хотелось. Владимир распечатал фотографии шлеек и принес жене.
– По фотографии – не сшить. Ты посмотри, сколько там веревочек, какие-то жестко крепятся, какие-то нет. Не получится. Нужна выкройка.
– Нет выкройки в Интернете, – заводился Владимир.
– Есть, не может не быть. В Интернете есть все.
Нужно сказать, что у Евгении и Владимира в новой квартире не было не только Интернета, но и компьютера. «Нечего работать сутками, вечером у всех болят глаза», – говорила Евгения Игоревна, и старый компьютер при переезде остался у Пети. Это осложняло поиски в Интернете, так как им приходилось заниматься этим на работе в перерывах.
– Нашла, – гордо сказала Евгения на следующий день. – Ты опять не то искал.
– Как не то? – обиделся Владимир.
– Нужно было искать не шлейку, а «алык», потому что ездовая шлейка для северных собак называется алык.
Про алык нашелся большой не то исторический, не то этнографический текст, где внятно были прорисованы схемы алыков у американских эскимосов, чукчей и так далее. Современная шлейка – штука сложная, а алык у коренных народов Севера – попроще. За основу Евгения Игоревна взяла не самый простой (доисторический), но и не самый сложный вариант. Она потратила вечер, и алык был готов. Шили его, правда, не на машинке, а на руках.
– Все, можешь ездить на Мазае, – сказала она мужу.
Лучше всего ездить на лыжах, но лыж в доме не было. Их покупали каждый год в течение 10 лет, но никак не могли купить. То зима еще не началась, то зима уже почти кончилась.
– Давай купим лыжи, чтобы ездить на Мазае, – завела опять разговор Евгения.
– Нет. Во-первых, я буду ездить на велосипеде, а во-вторых, зима уже скоро кончится.
– Скоро, это когда? Завтра? Еще почти весь январь, февраль и март!
– На велосипеде! А до велосипеда Мазай потаскает волокушу. Так собак всегда тренируют.
Первая тренировка
Волокушу сделали из старой шины от «жигуленка». Система тросиков и карабинов крепилась с одной стороны к шлейке, с другой стороны – к шине, вот и весь тренажер. Субботним январским утром Владимир взял шину (тяжелую, между прочим), Мазая на поводке и пошел в лес на тренировку.
Вернулся он усталый и злой. Мазай честно следовал принципу: «Я не ездовая собака, я – для красоты». Он не желал возить шину. Если Володя бежал впереди, то Мазай неспешно тащился за ним. Он часто останавливался, нюхал кустики и отдыхал.
– Мазай, ты – ленивая собака, – говорил Владимир.
«Да, наверное,» – соглашался про себя Мазай.
Дома он поел, лег спать у двери и плевать хотел на ездовой спорт.
Кто у нас ездовая собака?
На следующий день Владимир долго мудрил с тросиками и карабинами и пошел тренироваться с двумя собаками, то есть с Мазаем и Борманом, а также с шиной, и все это без лифта с седьмого этажа, а потом обратно.
С третьего примерно раза Борман понял, в чем фишка: «Вы хотите, чтобы я был ездовой собакой? Да, пожалуйста!» Он честно потащил на себе и шину, и Мазая. С дядей Борманом Мазай все-таки бежал, правда, если папа-Вова был рядом. Спортивный, поджарый Борман бегал быстро, во всяком случае, быстрее Володи, который только начал тренировки. В общем, на седьмой этаж Владимир залез с трудом.
И где-то в этот момент случилось чудо – в доме заработал лифт! Почему лифт не работал полтора года с момента заселения дома – неизвестно. Вернее, все объяснялось несоответствием каких-то бумаг каким-то другим бумагам. Из-за этого жители дома числились бомжами без прописки, но это уже совсем другая история, и не об этом речь. Главное, на тренировки теперь можно было ездить на лифте.
После трех или четырех тренировок Владимир решил, что теперь он может пересесть на велосипед, а не бегать со скоростью ездовой собаки. Сказано – сделано.
Как все спускались с седьмого этажа – это отдельная песня (велосипед не входил в маленький лифт). Борман, будучи представителем охраны, все время лаял. Довольный Мазай периодически завывал: У-ууууууУ! Его тирада начиналась с самых низов и заканчивалась на высокой ноте. Встреченные соседи распластывались по стенам.
Хорошо в лесу январским днем. Солнце не слепит, проходя через сосны, плотный снег не скользит. Владимир прицепил к велосипеду двух собак и поехал кататься по утоптанным лесным тропинкам.
Господа! Не пытайтесь это повторить. В смысле, езду на велосипеде по лесу с двумя собаками. Помните, Владимир Валентинович в молодости был мастером спорта по шоссейным велогонкам, а для Вас это приключение может быть опасным для жизни.
Приехал Владимир – замученный. На вопросы отвечал, что эти придурки его чуть не убили, и пару раз он хорошенько навернулся. Основная проблема – чужие собаки. В выходной день все потащились с собаками в лес. Когда Борман видел чужую собаку, независимо с хозяином или без, он из ездовой собаки немедленно становился охранной и бросался к незнакомцу. Иногда – наперерез Мазаю. Ужас!
А еще, Мазай быстро устал, и домой всех тащил Борман – и Мазая, и велосипед, и Папу. Так что Борман оказался главной надеждой ездового спорта.
Куролесов
У Саши Куролесова были ездовые собаки, целая большая упряжка. На берегу Шершневского водохранилища, там где пляж и яхт-клуб, у Куролесова стоял почти настоящий чум, в нем горел огонь и кипятился чай и, иногда, готовился плов. Будочки для собак располагались поодаль, а сам Куролесов жил в яхт-клубе. У него были ездовые сани, и он катал на собаках всех желающих, в основном детей, за небольшую плату. Дети пили чай в чуме, слушали байки про северные экспедиции и играли с собаками. Собаки были породы хаски, отнюдь не маленькие и хорошо обученные. Нашел этого Куролесова опять же Владимир.
Он ехал с Мазаем на велосипеде вдоль берега Шершней и увидел на льду собачью упряжку. «Ага, – подумал Володя, а может быть даже, -Вот это да!», и затем одно только слово «УПРЯЖКА», стучало у него в голове. Конечно, он поехал туда, к Куролесову. В чуме Владимир Валентинович и Куролесов пили чай, и Куролесов рассказывал истории про упряжки, экспедиции, северное сияние, собак и далекие путешествия. Володя говорил только о маламутах и хотел, чтобы Мазая взяли поучиться в упряжку.
– Конечно, – говорил Куролесов, – прямо сейчас и поставим.
Мазая прицепили вместе со всеми собаками, Владимир встал сзади на полозья саней вместе с Куролесовым, и собаки, было, понеслись, но Мазай оборачивался на папу-Вову, пес Викинг кусал его за ноги, упряжка начала путаться.
– Ничего, – сказал святой человек Куролесов, – сейчас переставим собак в другом порядке. В другом порядке бежали веселее. Владимир был счастлив, Куролесов радовался единомышленнику.
Так началось знакомство с Куролесовым и его собаками. Вот они, замечательные лайки: Веста, Вега, Валет, Викинг, Герцог.
В общем, Мазай теперь работал по выходным в упряжке Куролесова, а иногда, когда у Пети не было работы (а он тогда работал массажистом), Мазая приводили и в будние дни, и он честно катал детей по льду Шершневского водохранилища. Бормана к Куролесову в упряжку не взяли, не смотря на его ездовые таланты. Вернее, один раз попытались взять, и он сразу подрался с Валетом. С остальными собаками Борман как-то договорился, а вот Валет был какой-то хаски-отморозок. Он и Мазая все время норовил укусить, а с Борманом они сразу начинали грызться. И ведь что интересно, если к этому Валету подойти, когда он не в упряжке, а сидит на привязи около своей будочки, то он лижется, обнимается и радуется, как щенок. Одним словом – подхалим.
Через Мюнхенский аэропорт
В начале февраля Евгения Игоревна и ее коллеги полетели на важное совещание в Рим. Существовала причина, по которой они летели через Мюнхен и целую ночь коротали в Мюнхенском аэропорту. Причина была очень существенная, но длинная и запутанная, поэтому ее впоследствии никто не мог вспомнить. Но факт остается фактом, всю ночь они провели в аэропорту города Мюнхена.
Там случились два события.
Во-первых, гуляя по аэропорту, они на 3-м (а может и на каком другом) этаже обнаружили бар под названием «Wolf», то есть «Волк». Народ там пил пиво, а над головами посетителей торчали, приклеенные на деревянные дощечки, три головы то ли волков, то ли собак.
– Какие же это волки, это же маламуты, – нервно говорила Евгения. – Как им не стыдно, живодеры, они же отрезали головы у маламутов!
– Может головы ненастоящие,- утешали Евгению коллеги.
– Настоящие, смотрите, какие белые мордочки и характерные шапочки, -Евгения очень расстроилась.
А под утро, когда с лавочек стали подниматься редкие заспанные пассажиры, по коридору шикарного Мюнхенского аэропорта прошел хорошо одетый немецкий джентльмен. На поводке он вел собаку, и это был Борман, или как две капли воды похожий пес. «Борман, смотрите, Борман», – говорили друг другу коллеги.
Вот ведь какая разная судьба и дворняги и маламута в Мюнхенском аэропорту.
Уже потом в Риме, часа в 4 утра, когда Евгения спокойно спала себе в гостинице, у нее зазвонил сотовый телефон. (Надо сказать, что Евгения в путешествие брала мужнину SIM-картуОна, спросонья, с трудом объяснила, что она – не Вова, что Вову позвать не может, так как находится в Риме, и Вове нужно звонить по другому номеру.
– Это Куролесов, – представился говорящий. – Я по поводу Мазая. Он сможет сегодня прийти?
– Я не знаю, позвоните на домашний телефон, – убеждала Куролесова Евгения.
– Извините за беспокойство, значит Мазай не придет?
– Не знаю, у нас сейчас очень рано.
– Извините, – грустно повторял Куролесов.
Когда Евгения снова уснула, ей приснился больной и несчастный Мазай. «Зачем мне эта Заграница?» – с тоской думала она. На улицах Рима на зеленых деревьях висели оранжевые мандарины. «Как здесь могут жить маламуты?»- удивлялась она. А ведь маламут, родной отец Мазая, по происхождению был из Италии.
Другие хорошие маламуты
Гуляя по лесу, Володя не встретил ни одного маламута. Люди же, напротив, останавливались и спрашивали, что за порода, что за собака, такая большая и красивая, мол, они такую видят первый раз. Однажды Владимиру позвонил незнакомец, сказал, что от Куролесова и представился Женей – владельцем собачьей упряжки. У Жени были три маламутихи и две самоедские лайки. Бегают они в упряжке по озеру Смолино, которое с юга примыкает к Челябинску. Мазай Женю интересовал, как потенциальный жених для маламутих. Что долго думать? В ближайшую субботу Мазая с Борманом погрузили в машину, и Владимир Валентинович с Петей поехали на озеро Смолино.
Да, это была настоящая упряжка. Маламутихи были меньше Мазая, что естественно, но больше Куролесовских хаски. Держались они настороженно и не слишком дружелюбно. «Мрачные они какие-то»,- рассказывал потом Володя. Женя прицеплял к упряжке не большие санки, как у Куролесова, а пластиковые детские саночки, садился в них, поджав ноги, и мчался по озеру, только его и видели.
– А можно Мазая поставить в упряжку?
– Можно.
Попробовали поставить в упряжку и Бормана, но с упряжкой мог ехать только один человек, сам Женя, и охранный в глубине своей души Борман не мог бросить хозяев и безответственно бежать в чужой упряжке. Он оборачивался и пытался бежать в другую сторону к Пете. Маламутихи злились, упряжка путалась, и Бормана снова не взяли в ездовые собаки.
Упряжка слушалась Женю беспрекословно, он был явным и единственным лидером стаи. Вот она, осуществленная Володина мечта, быть вожаком маламутов. Но, как говорил Владимир, маламутихи все же маловаты, а самоедки – вообще размером с кошку. Женя знал настоящие эвенкийские команды, так как бабушка его была эвенкийкой, и все собаки жили у Жени дома на балконе на 5-м этаже.
– И ничего, нормально все живут,- объяснял Владимир жене, – И у нас бы тоже жили.
– Через мой труп, – отвечала она, – Не забудь, у него все собаки – девочки, и они его слушаются. А у нас кто? Непонятно кто! Дурак дураком!
Мазай слушал, как мама-Евгения и папа-Владимир беседуют за чаем, и улыбался. Он очень любил маму, папу и дядю Бормана, но больше всего ему нравилась одна самая пушистая самоедская лайка из Жениной упряжки.
Шлейка
Теперь все выходные были у Владимира расписаны, когда они с Мазаем идут к Куролесову в упряжку работать, а когда идут к Жене на Смолино, общаться с его упряжкой. Иногда Куролесов выделял Владимиру Герцога, Владимир прицеплял его с Мазаем к велосипеду и ездил (мчался) вдоль Шершней быстрее всякой упряжки. Если Мазай уставал от работы, его просто привязывали к столбу рядом с чумом. Сначала Мазай громко и обиженно выл, потом понял, что это не только отдых, но и работа. К нему сразу подбегали дети, тормошили, и приходилось Мазаю работать собакотерапевтом, то есть проводить курс психо-собако-терапии с местными ребятами.
Все это было прекрасно, но Мазай продолжал расти. Шлейка жала под мышками и казалась просто ленточкой, которую повязали Мазаю для красоты. В один прекрасный день, когда Мазай бегал в упряжке по озеру Смолино, шлейка окончательно порвалась.
– Ты сошьешь новую шлейку? – обратился Владимир, естественно, к жене.
– Конечно нет!
«Да ладно», – решил про себя Владимир и специально принес старую шлейку от Куролесова:
– На! Надо просто сшить по образу и подобию.
– Нет, – наотрез отказалась Евгения. – У нас нет таких материалов, кроме того, в шлейке важны углы, под которыми соединяются ремни и прочие лямочки.
В самом деле, настоящая ездовая шлейка – это конструкция достаточно сложная. В настоящей шлейке к ремням из плотной тесьмы пришивается уплотнитель, чтобы собака не натирала себе грудь. Ширина груди собаки и высота грудной клетки – это важные показатели размера шлейки.
– Как ты все это себе представляешь? – говорила Евгения. – Чтобы сшить без выкройки шлейку, ее нужно будет все время мерить. Я что, буду бегать за Мазаем и уговаривать: Мазайчик, давай шлеечку померим? Ты же сам ничего не меришь, даже когда я тебе брюки подшиваю!
– Нет, мерю.
– Да, но только один раз, и, кроме того, ты же не щенок маламута.
Дело решилось по-другому. Новую шлейку последнего размера заказали по телефону в питомнике на Зюраткуле. Владимир Валентинович с Петей специально туда поехали, но как водится, произошла нестыковка, и новой большой шлейки не оказалось. «Вы не расстраивайтесь, что-нибудь придумаем», – утешали работники питомника, и для решения проблемы (ну не ехать же человеку за 200 километров еще раз) продали вполне новую шлейку самого большого местного хаски. Чуть ли не с собаки прямо и сняли. Владимир Валентинович был рад и этому.
Потом, Куролесову рассказывали, что главный собачник на Зюраткуле пришел в ужас, узнав о проданной шлейке. «Где же я своему псу возьму сейчас шлейку?! Ему же работать надо!» – вопил он, но дело как-то утряслось. Теперь Мазай красовался в новой шлейке и бегал в упряжке, как настоящая ездовая собака.

ГЛАВА IV ПЕРВАЯ В ЖИЗНИ ВЕСНА
Лошади
К марту день уже существенно прибавился. Выходишь в лес вечером, а там – светло, так что в лесу сразу стало людно. Помимо спортсменов, бабушек, дедушек и собак по лесу гуляли лошади. Конный спорт вошел в моду вместе с перестройкой, и по краям леса как-то сами собой появились конюшни, и многие городские жители прогуливались по лесу на лошадях. Скакали они не быстро, Мазай их легко догонял и встраивался следом, а вот Володя на своих двоих с большим трудом поспевал за Мазаем и всадником.
– Мазай! Мазай!– кричал он, задыхаясь. – Стой, зараза!
Лошади на Мазая действовали мистическим образом. Он сразу забывал, где он и что он, и бежал за лошадью, куда бы она ни направлялась. Может, он думал, что лошадь – это такой большой божественный маламут; может, он испытывал восторг по какой-то другой причине, но Мазай бежал за лошадью, забыв о папе, маме и дяде Бормане.
К счастью, всадники Владимиру попадались вполне разумные. Они останавливали лошадь и ждали. Владимир подбегал, извинялся, хватал Мазая и тащил его куда подальше. Теперь Владимир нервно реагировал на свежие отпечатки копыт на тропинках и свежий навоз. Кстати, пару раз Мазай этот навоз порывался жевать. Всадники могли появиться откуда угодно, но все же они предпочитали широкие просеки. И правильно! И нечего им ходить собачьими дорожкам. Если Володя с Мазаем гуляли пешком, то, подходя к просеке, Володя брал Мазая на поводок и быстро оглядывался по сторонам. Нет лошади – можно идти дальше!
В замечательной книге об охотничьих лайках, написанной еще в начале прошлого века, говорится, что охотничьи лайки часто дружат с лошадьми и любят жить на конюшне. Правда там они начинают ловить мышей и крыс, быстро толстеют и становятся малопригодны для охоты. Все это означает, что лайки готовы променять прогулки по лесу на жизнь рядом с лошадью. А ведь все знают, что нет ничего привлекательнее для собаки, чем выход на охоту вместе с хозяином.
Ожирение от мышей и крыс Мазаю не грозило, он приходил домой после прогулки, ложился у двери и видел во сне лошадь с развивающейся гривой и себя, бегущего рядом. О лошадь, лошадь, большой друг одиноких маленьких маламутов!
Весна на болоте
Март на Урале – зимний месяц, но снег днем подтаивает, становится рыхлым и под ним начинает хлюпать вода. Вот и на соседнем круглом болоте, утром еще можно было гулять, а к вечеру, после дневного солнца, слой воды покрывал твердый еще лед. На Смолино и на Шершнях лед тоже был вполне надежный, но от подтаявшего снега надо льдом получались большие лужи. Рыбаки надевали резиновые бахилы и продолжали рыбачить, но ездить на собачьих упряжках по такому льду было уже сложно – санки проваливались в рыхлый снег, а собаки бегали мокрые по уши.
В конце марта Петр на целый месяц уехал на учебу в Москву повышать свою квалификацию. Борман переселился к Мазаю, так что Евгения с Володей по утрам и вечерам поневоле должны были идти в лес. Прощай, гиподинамия! Володя обычно выходил с Мазаем, а Евгения привязывала длинный поводок Бормана себе на пояс, чтобы он ее тащил.
Наконец, Владимир нашел новое место для утренних и вечерних прогулок. Там, подальше в лесу, где сливались два заболоченных ручья, образовался лесной тупичок, куда нормальные люди не ходили. Зачем ходить туда, где вокруг болота? Как показывал навигатор, по прямой от подъезда до этого места было метров 500. В этом лесном тупичке собак спускали с поводков, чтобы те побегали. Борман к пробежкам относился серьезно. Он немедленно начинал носиться большими кругами. Казалось, что он сознательно тренируется, как спортсмен, пробегая определенное количество километров. Мазай бегать не рвался, вместо бега он копал ямки, нюхал травку, торчащую из-под снега, и слушал посвист синиц. Бегал он только вместе с Борманом по заболоченным ручьям. Ручьи текли по самым низким местам, и вода по весне стекала туда со всего леса. Вода стояла над еще не растаявшими болотами, и по ней носились Борман и Мазай. Они поднимали брызги, как автомобили, проезжающие по глубоким лужам. Брызги расходились двумя фонтанами по сторонам от собак, на каплях играл солнечный свет, и Евгения мечтала:
– Вот бы заснять собак для какой-нибудь рекламы.
– И что бы они рекламировали?- спрашивал Владимир.
– Неважно! Одеколон, машины, дезодорант, посуду…
На работе у Евгении интересовались:
– Наверное собаки грязнущие приходят с прогулок?
– Нет, это в городе грязно, а в лесу – чисто! Болота не оттаяли, и сверху над ними – чистейшая талая вода.
– А что будет, когда болота оттают?
– Когда оттают, мы не будем ходить на болото.
Как потом оказалось, собаки могут сами находить болота и купаться в черной оттаявшей жиже. Ужас!
Мазай заболел
В начале апреля в лесу появились прогалины, некоторые лужайки совсем очистились от снега, солнце пригревало, и все ждали подснежников. «Вы знаете, что в парке появились клещи?» – как-то спросили у Евгении на работе. Клещи любят оттаявшие полянки, и начинают охоту за теплокровными жертвами очень рано. Однажды, такой вот проснувшийся клещ укусил Евгению 7 апреля, когда она поехала в экспедицию на полевые работы. Тогда раннее появление клеща объяснили просто: нечего было работать в Благовещение и выезжать в экспедицию в понедельник, не к добру. Клещи кусали и овчарку Роню, с нее однажды в мае сняли штук 20 клещей.
– Вова, а ты знаешь, что в лесу появились клещи? – спрашивала Евгения.- Надо купить противоклещевой ошейник.
– Надо купить ошейник, – соглашался он.
Ошейник купить не успели.
Клеща на Мазае никто не заметил. Когда Вова трепал Мазая за шею, то нащупал какой-то пупырь, а потом на пол упал отвалившийся клещ. Клещ был большой, наполненный кровью, он присосался к Мазаю, наверное, давно. Клеща выкинули, а беспокойство осталось.
Через несколько дней Мазай начал писать красной мочой.
– Это кровь, – сказала Евгения, – Что-то случилось с мочевым пузырем. Надо ехать к врачу.
-Зачем сразу к врачу? Может, пройдет, – отвечал Владимир.
Все знают, многие проблемы проходят сами собой. Но только не в этом случае. На следующий день Мазай с трудом встал, у него дрожали ноги, нос был горячим. Кашу свою он съел только потому, что рядом был Борман, а оставить еду Борману Мазай не хотел.
Вечером Владимир повез Мазая к ветеринару. Мазай отказался заходить в домик и грустно стоял с ним на улице. Ветеринар вышел сам, и Владимир стал объяснять:
– Вы знаете, он писает чем-то красным, он плохо ходит. Может из-за того, что недавно, бегая по лесу, он ударился животом о какой-то сук, тогда он даже заплакал. А кроме того, его кусал клещ, а еще…
– Постойте, – остановил Владимира ветеринар, который услышал все, что нужно. Ветеринар пошел в свой домик и вернулся со шприцом, заполненным лекарством. Лекарство сразу вкололи Мазаю.
– У вашей собаки пироплазмоз, – сказал ветеринар и протянул Владимиру рецепт. – Вот эти лекарства купите в аптеке и будете колоть 2 раза в день, только смешивать их нельзя. Есть кому в доме колоть?
– Да. А это серьезно?
– Серьезно. Могут быть осложнения. Таблетки будете давать 2 раза в день с едой. Если что, звоните.
Мазай болел долго. Он не играл и ел только потому, что иначе еда достанется Борману. Мысль о том, что кашу нельзя отдавать Борману, Мазая, возможно, спасла. Мазай на дрожащих лапах подходил к миске и медленно, с большими перерывами ел. Он брал мясную косточку в рот и целый час ее мусолил. Потом Мазай уходил на балкон и лежал в углу неподвижно, как неживой.
А Борман, между прочим, ни разу не пытался что-то у Мазая забрать. Напротив, он ходил с ним рядом, иногда лизал Мазаю нос. Дня через три, когда Мазаю стало лучше, Борман даже пытался немного поиграть. Он тихонько кусал Мазая за шею, а тот беззвучно скалил зубы: «Отстань, тошно!» Играть он стал только дней через 10 и потом еще долго не бегал. Да и где было бегать? Болота оттаяли окончательно и превратились в черную жижу, ручей разлился до размеров маленькой речки.
Что это за дрянь – пироплазмоз!
– Что это за дрянь, пироплазмоз? – спрашивали Евгению ее коллеги.
– Это такой зверек-плазмодий, типа малярийного, но переносится клещом. Он разрушает эритроциты крови, в результате, органам не хватает кислорода, и собака умирает от удушья и интоксикации. В Интернете написано, что если пироплазмоз не лечить, то смертность составляет 80-90%, то есть шансов выжить почти нет. Мы успели едва-едва.
Борман перетренировался
При входе в лес Евгения завязывала поводок Бормана у себя на поясе, чтобы ей было легче его удерживать. Поэтому каждый день утром и вечером Борман таскал ее на прогулку за пол километра в лес, где Борман тренировался уже сам, бегая кругами. Два раза в неделю он катался Володей на велосипеде, то есть таскал Мазая, Володю и велосипед. Днем он играл со здоровенным Мазаем и ел почти столько же, сколько Мазай. Борман покрылся буграми мышц, которые перекатывались под его черной блестящей шерстью. Он был изумительно красив и напоминал скульптуру из черного дерева. «Борман, ты стал атлетом –десятиборцем», – говорили попеременно Евгения и Владимир.
Однако, в один непримечательный день, Борман прибежал с утренней прогулки и не пожелал есть. Еду Бормана съел Мазай, а тот только немного попил воды и лег рядом с миской. Борман два дня ничего не ел, лежал, и все вокруг его гладили и жалели, с ним одним выходили гулять на соседнюю поляну. На третий день он поел немного каши. Еще через пару дней бугры мышц исчезли, и Борман снова превратился в легкого и изящного Бормана. Он снова бежал, почти летел по лесу, напоминая олененка или косулю. В общем, не получилось из Бормана атлета -десятиборца, собаки -тяжеловоза. Охранная, охотничья, ездовая собака – это, пожалуйста. А вот все остальное – нет!
Щеглы и репейники
При входе в лес, как раз по левую руку, стояла рощица лопухов. Все знают, что лопух – растение большое, за сезон лопуховые деревья вырастают выше человеческого роста, а потом всю зиму и весну стоят, сухие, серые, покрытые цепкими колючками – репьями. Тропа в лесной тупичок, что располагался между болотами, проходила как раз посередине лопуховой рощи, поэтому, когда с Мазаем заходили в лес, он садился по нужде в самый густой и высокий лопух. Он нацеплял несметное число репьев на свою шкуру и, главным образом, на хвост.
– Мазай, – говорил Владимир, вытаскивая репьи из хвоста, – что есть главная красота маламута? Его хвост, который согласно стандартам должен развиваться как белый плюмаж. Понял? Плюмаж!
Мазай не любил, когда из хвоста доставали репьи, и прикусывал руку. Лопуховая плантация снабжала репьями Мазая всю весну. Репьи вцеплялись намертво и разваливались, выпуская семена, когда эти колючки пытались достать. Если бы в квартире могли расти лопухи, они бы уже стояли стеной, столько семян Мазай принес в дом. А вот на Бормане репьи совсем не держались, такой Борман был гладкий.
В лопуховой роще всегда было полно птиц, а по весне, в апреле, туда прилетала стая щеглов подкрепиться семенами репейника. После утренней прогулки с Мазаем и Борманом Евгения приходила на работу и говорила коллегам:
-Народ, в обед нужно идти выгуливать Мазая, на репейники прилетели щеглы!
Сотрудники молчали…
-Щеглы, вы понимаете? Щеглы! Вы щеглов вообще когда-нибудь видели?
Сотрудники не видели щеглов, но отвечали в том смысле, что холодно, работы много, в другой раз. Через день они-таки решались погулять с Мазаем, заходили в лес и вопрошали:
-А где щеглы?
-Какие такие щеглы? – отвечала Евгения. – Щеглы в городе не живут, они у нас так: прилетели, поели репьев и улетели. Были щеглы – нет щеглов!
И уже только по Интернету сотрудники находили изображения щеглов, ярких разноцветных птиц, и долго вздыхали, об упущенных возможностях. Они отцепляли репьи от брюк и курток и давали себе слово на будущий год обязательно пойти смотреть щеглов. Если те прилетят.
Белка
Владимиру, как всякому нормальному хозяину, всегда хотелось, чтобы у Мазая были друзья. Борман был не в счет – он начальник охраны, главный воспитатель маламутов и просто дядя Борман. Друзья стали появляться, когда растаял снег.
Первым товарищем Мазая стала лайка-Белка. Белка – охотничья лайка, крайне самостоятельная и деловая. «Белка бегает быстрее всех», – говорила Белкина хозяйка Ольга Петровна. Конечно, Белка бегала быстрее Мазая, много кто бегал быстрее Мазая, но Борман догонял Белку легко, и они носились по лесу со страшной скоростью и большими кругами. Мазай улыбался, он тоже хотел лететь рядом с Белкой, но догнать не мог, а тут еще Борман, пробегая, кусал за загривок, мол, прочь с дороги, мелюзга. А ведь Мазай уже был почти в 2 раза больше Бормана.
В общем, собаки с удовольствием играли втроем.
Белка была старше Мазая и давно уже жила в соседнем доме. Ольга Петровна, хозяйка Белки, на правах старожила этого леса, рассказывала истории про местных собак и про свою лайку. Выяснилось, что Белка охотится на местных белок. Она их натурально ловила несмотря на то, что хозяйка ругалась и кричала. Однажды Белка принесла в зубах живую белку, хозяйка отняла ее у собаки, но белка вцепилась зубами в руку Ольги Петровны и сбежала. В результате, у врача пришлось лечить Ольгу Петровну. Кроме белок, Белка охотилась на кротов и мышей. Она убегала от хозяйки иногда на целый час, но при этом чуяла или слышала Мазая издалека и всегда прибегала здороваться. Благодаря Белке, Мазай один раз потерялся, а дело было так.
Володя пошел утром гулять с Мазаем и встретил Белку с хозяйкой. Белка с Мазаем играли, а потом убежали куда-то вместе. «Белка! Мазай!» – кричали хозяева, и через 10 минут Белка прибежала одна.
– Белка, где Мазай? – спрашивала Ольга Петровна, – Ну-ка, давай ищи.
Белка убежала, но вернулась снова одна. Владимир начал ходить кругами по лесу. Потом он позвонил жене, чтобы она тоже ходила.
Прошло минут сорок.
Евгения походила и поняла, что в лесу она ничего не найдет и решила поискать во дворе и у подъезда, может Мазай домой пошел. Мазая она увидела около дома недалеко от помойки пищеблока. Какой-то пожилой джентльмен, как потом выяснилось – сосед снизу, что-то Мазаю говорил, а тот стоял и внимательно слушал.
– Мазай, – закричала Евгения.
– Это Ваша собачка?- спросил джентльмен.
– Да.
– Очень красивая лайка, – заметил он и пошел дальше по своим делам.
Евгения взяла Мазая за ошейник и потащила домой.
– Мазай, ну куда ты убежал?! А если бы тебя кто-нибудь украл? – приговаривала она.
Она позвонила Володе, Володя позвонил Ольге Петровне, которая тоже занималась поисками, и все пошли по домам.
– Ну ты дурак, Мазай! – приговаривал Володя.
– Я знаю, он пошел к собакам на помойку, – говорила Евгения. – Его всегда интересовала помойка и местные собаки. Наверное, он чувствует, что может стать их вожаком, ведь в книге про маламутов написано, что в стае, где есть маламут, вожак стаи – всегда маламут!
Дуся
С Дусей познакомились вечером на поляне при входе в лес. Дуся была громадной ротвейлершой, но какой-то странной, что–то не то было в окрасе. Ее хозяйка рассказала примечательную историю.
Сама хозяйка работала в собачьем питомнике Министерства внутренних дел и всегда очень хотела ротвейлера. Наконец, повязали совсем породистую ротвейлершу с породистым же кобелем, и хозяйка получила долгожданного щенка, который поначалу тоже был вполне ротвейлером. Однако со временем щенок по окрасу стал походить на черно-серую немецкую овчарку. В питомнике МВД были, естественно, немецкие овчарки, но содержались они в своих вольерах, поэтому, каким образом могла согрешить ротвейлерша – мама, никто понять не мог. Мечта о породистом ротвейлере осталась мечтой – не отдавать же Дусю, к которой в семье уже все привыкли.
Дуся страшно нравилась Мазаю и Борману. Они шли за ней и готовы были лизать следы ее лап. Дошли до любимого лесного тупичка и собак спустили с поводка.
– Как хорошо, – радовалась хозяйка Дуси, – мы ведь ее никогда не спускаем, она очень злая.
«Не похоже,» – отвечали про себя Евгения с Володей, поглаживая Дусю.
– Она на людей бросается.
Счастливая Дуся прыгала как щенок и играла с мальчиками.
– Давайте гулять вместе, – как всегда предложил Владимир. – Вы во сколько вечером выходите?
– Когда как, время разное, но нужно как-то подгадать, смотрите, какая Дуся довольная.
Все собаки были довольные.
Пустились в обратный путь. Первой шла Дуся, ее кавалеры на поводках – за ней. Ближе к дому поперек тропинки лежало бревно, небольшая упавшая сосна. Про это бревно все знали, собаки его перепрыгнули не глядя, Володя перешагнул, и Евгения Игоревна тоже прыгнула. Но то ли Борман, привязанный к ней, резко потянулся за Дусей, то ли Евгения с устатку ногу не подняла, но носком кроссовки она задела за бревно. Все знают, что в таком случае происходит – Евгения ожидаемо ласточкой полетела на землю. Она как-то успела сгруппироваться и упала левым плечом на тропинку, покрытую толстым слоем желтых сосновых иголок. Приземлилась она мягко, но плечо ушибла сильно – рука плохо поднималась больше трех месяцев. Володя решил, что жене с собаками ходить вредно и опасно, так что когда приехал отучившийся Петр, Борман гулял только с ним.
А с Дусей больше так ни разу и не удалось погулять.
Майские праздники
Петр приехал как раз к 1-му Мая. Борман заплакал от радости, прижался к нему и стал что-то по-своему объяснять, в основном про то, как он замучился с этим щенком–переростком. Борман подбегал к двери и все время оглядывался на Петю, мол, идем, идем скорее домой! Только дома он успокоился, довольный залез под кровать, проверил свои игрушки и уснул спокойным сном.
Погода в начале мае – это как свезет, может пойти снег, а может быть жара. По прогнозу обещали тепло, поэтому на 9-е мая собрались к Бабушке. На дачу. Все погрузились в машину и поехали.
Борман в машине истерически лаял, чтоб все вокруг знали и боялись, не очень понятно, правда, чего. Мазай сидел смирно, но ему было мало места. Если Мазай пытался лечь, он занимал почти все сиденье, а там еще были Петя и Борман. Борман периодически наступал на живот Мазая, и тогда все, кто был в машине, начинали орать. Мазай верещал, что на него наступили, вскакивал и наступал на Бормана. Борман рычал и пытался укусить Мазая. Петя кричал: «Мазай, Борман, тихо!». Евгения кричала: «Да успокойте же вы собак!». Владимир, который вел машину, орал в пространство: «Заткнитесь, придурки!». И это все – одновременно. Потом все успокаивались до следующего раза, когда Борман начинал лаять на объезжающих машину мотоциклистов, встречных постовых милиционеров, собак и коров. При этом он прыгал на сиденье и снова наступал на Мазая.
На даче Борман занимался охраной сада, а Мазай ходил и изучал территорию вокруг дома. Границ эта территория, по мнению Мазая, не имела, как нет границ у тундры в стране Маламутии. Маленькие заборчики – не преграда для маламута – он их легко перепрыгивал. Более высокие заборы из сетки рабицы – тоже не преграда, Мазай под сеткой легко пролезал, не смотря на свой внушительный размер.
Сначала никто не понял, что Мазай занят изучением планеты. Однако соседка Таня (которая слева) уже держала Мазая за загривок и кричала:
– Петя, Володя, заберите собаку!
– Вы не бойтесь, он еще маленький, – кричали ей в ответ.
Владимир прыгал через забор и забирал Мазая.
Аналогичная история повторилась и с соседкой Олей, которая справа, только Оля не брала Мазая за шкирку, а кричала издали, чтоб забрали собаку. Такая разница между соседками слева и справа объяснялась просто: у соседки Тани были свои собаки, и она не боялась щенков, даже таких больших, как Мазай, а у соседки Оли не было собак.
Когда Мазая притаскивали на место, он улыбался – планета и суета на ней ему нравились. Если бы его не остановили, он наверное наведался бы в деревню, подружился бы с местными собаками, а потом, переплыв оттаявшее озеро, ушел в Уральские горы или дальше на север, в тундру, туда, где не жарко.
Борман бегал из конца в конец сада, гонял птиц и лаял около ворот на всех прохожих, благо ворота были прозрачные – из сетки. Мазай привык все повторять за дядей Борманом, поэтому, когда Мазай не пробивался через заборы в тундру, он тоже бегал с Борманом к воротам, хотя и не понимал зачем. Борман лаял, а Мазай стоял рядом и просто смотрел на проходящих дачников. На прохожих эта парочка производила большое впечатление. Кто-то торопился уйти, а кто-то показывал пальцем на Мазая и говорил: «Смотрите, какая красивая собака, почти что волк! Такая уж съест, так съест».
Глупые! Они не знали, что бояться надо Бормана!
Про птиц Мазай тоже не понимал. Он, конечно, стоял рядом, когда Борман лаял на скворцов, но смысл этого важного действия до Мазая не доходил. Может потому, что Мазай был еще щенком? Он еще мог сидеть на руках, он развлекал бабушку и мечтал о чем-то своем, маламутском.
Выходные закончились, как и все хорошее, которое всегда заканчивается. Собаки с удовольствием залезли в машину, и, к всеобщей радости, пристроились спать, причем Борман лег на сиденье, а Мазай завалился куда-то между передним и задним сиденьями, протянул под них свои лапы и положил морду на коробку передач.
Замечательно доехали!
Мазай – бегемот
Гулять по весеннему лесу с оттаявшими ручьями и болотами – это рай для маламутов и ужас для их хозяев. На улице тепло, Мазаю жарко, и он бежит к каждой луже, чтобы в нее лечь. Владимир придумал слово для этого действия: бегемотить. С производными: Мазай бежит бегемотить, Мазай набегемотил, не давайте Мазаю бегемотить. Мазай, как бегемот, ложился в грязь сначала одним боком, потом другим, потом вставал уже совершенно черный, и с него капала черная жижа.
Первый раз, после крутого бегемоченья, решили действовать как все – вымыть черного по уши Мазая в ванной. Владимир запихал пса в ванну, Евгения включила душ и начала поливать живот и лапы Мазая. Грязь лилась ручьями, но большая часть этой грязи почему-то не вымывалась с потоком воды, а наоборот, уходила вглубь собачей шкуры, куда-то к коже, и выбить ее оттуда не удавалось. После помывки Мазая кое-как вытерли простыней, и он, мокрый, носился по квартире, поливая все вокруг фонтанами грязных брызг. Евгения полчаса отмывала ванную комнату, включая кафель на полу и стенах. «Теперь Мазай будет грязным всегда, – думала она. – Прощайте, белые лапки и белое пузичко.»
Когда Мазай высох (всего-то часов через 12), он оказался совершенно чистым. И тогда супруги поняли, что шерсть у маламутов с секретом, она– с «тефлоновым» покрытием. Может, конечно, и не с тефлоновым, но с каким-то очень грязеотталкивающим. С поправкой на «тефлон» процесс очистки Мазая теперь выглядел так:
Мазай приходит домой. Ему моют лапы до колена или до локтя (это – смотря какие лапы, передние или задние), а все остальное протирают сухой тряпкой сверку. Через некоторое время оставшаяся грязь высыхает и просто отваливается на пол. Все происходит как в том анекдоте: «…И вот, все вокруг в дерьме, а посередине появляюсь я – в белом фраке…», причем в белом фраке появляется Мазай. Отметим, что при таком способе очистки маламута пол в квартире нужно непрерывно мыть.
Был еще один способ очистки Мазая – дать поплавать ему в Шершнях или в одном из старых гранитных карьеров, которые во множестве располагались в парке и были заполнены водой. Карьеры были глубокие, метров 20 в глубину, а может и больше. Но, Шершни – далеко, и по дороге обратно Мазай мог снова убежать бегемотить. В некоторых карьерах вода была грязная и, опять же, на пути с карьеров встречались лужи и ручьи. В общем, Мазаю мыли лапы, потом мыли пол, потом килограммами закупали средства для мыться полов – с хлоркой, с цветочными отдушками, с запахом апельсинов. На полу все равно скрипел песок, и в воздухе летала белая шерсть: весна – период массовой линьки маламутов!
Борман, между прочим, тоже был с «тефлоновым» покрытием, но грязь от него отлетала еще на улице по дороге домой, поэтому Борман – гораздо более удобная домашняя собака.
Марик
Май уже подходил к концу. Птицы, как сумасшедшие, пели из каждого куста, и Борман в лесу просто терялся, не зная на кого лаять. Мазай рыл большие ямы, разбрасывая старые сосновые иголки, и пытался добраться до вкусных свежих корешков. Иногда ему это удавалось, и морда его была вся в земле, а улыбка – до ушей. И тут случилось важное событие.
Однажды Владимир пришел из леса с вечерней прогулки и объявил, что нашел идеально товарища для Мазая:
– Они так замечательно играли, бегали, – рассказывал Володя. – Главное, Марик почти такого же размера, как Мазай, только гладкий, в смысле короткошерстый.
– А какой Марик породы? – спрашивала жена.
– Норвежский метис.
– Метис не может быть породой.
– Не знаю, но хозяин Саша сказал, что порода называется «норвежский метис».
– И что он, охотничий?
– Нет, он, как и Мазай – ездовая собака, только он – не примитивная порода, а вполне современная. Метисы выступают на ездовых соревнованиях и бегают быстрее маламутов и хаски.
– Это ты брось, какой Мазай у нас примитивный, он просто еще маленький… (маленький Мазай весил уже больше 30 кг). Кроме того, как же твой Марик может бегать на соревнованиях, если он лысый, как ты говоришь?
– Все просто, их, норвежских метисов, привозят в теплушках, надевают им тапочки, ставят в упряжку, и они бегут дистанцию. Потом тапочки снимают и засовывают метисов обратно в теплушку. Я же говорю, это не примитивная порода, они не могут спать в сугробе при минус 50, как маламуты. Пойдем завтра гулять, сама посмотришь.
Мазай с Мариком действительно замечательно играли, как два щенка переростка, и Володя с Сашей мечтали, как они запрягут двух, а вместе с Борманом трех, собак и помчатся зимой по лесу, по ледяным озерам и рекам.
Первой проблемой, как ни странно, стал Борман – собака безотказная и многократно проверенная. Когда пошли гулять втроем, Мазай, Борман и Марик, то Борман бросился на Марика. Не то, чтоб он старался Марика загрызть, он просто демонстрировал, кто тут главный среди всяких там щенков. Мазаю и Мареку было тогда месяцев по восемь. Мазай сразу забыл про щенячью дружбу и вместе с дядей Борманом навалился на Марика. Тот немедленно сдался. Бормана оттащили, и гулять уже пошли все по отдельности.
Теперь, когда Марик издалека видел Володю и Мазая, он резко тормозил и медленно шел за хозяином, принюхиваясь и прислушиваясь, а нет ли где Бормана-Ужасного. Несколько раз потом пытались свести собак вместе, им даже удавалось какое-то время гулять, сохраняя нейтралитет, но стоило Марику приблизиться к Борману, тот немедленно с рыком кидался на Марика – чтобы знал: в этой стае ездовых собак может быть только один лидер – Борман!

ГЛАВА V ЛЕТНИЕ МЕЧТЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ
Мазай в гостях у Белки
История эта произошла летом, теплым июньским днем, когда в очередной раз в гости из Екатеринбурга приехал Илья. В родительском доме хорошо спится, и Илья еще спал, когда Евгения Игоревна уходила на работу.
– Илюша,- говорила мама, – на завтрак – вареные яйца и сыр.
– Я слышу, – сонно бурчал Илья.
– Илюша, я приду на обед пораньше, и мы вместе пообедаем. Ты слышишь?
– Да, слышу.
– Илюш, я ушла. Ты встаешь?
– Да, встаю, встаю!
Это был важный разговор. Евгения прикрыла дверь и не стала закрывать ее на ключ с тем, чтобы Илья закрыл дверь изнутри на задвижку. Ту самую задвижку, которую Мазай уже однажды закрывал.
В обед Евгения, как и обещала, пришла пораньше и увидела на подъезде объявление. Оно было написано детским подчерком на клетчатом листе бумаге и гласило: «Мазай находится у Белки. Телефон: 2327919».
Евгения прочитала его два раза, достала сотовый телефон и позвонила Илье:
– Илюх, ты с Мазаем гулял?
– Нет, не гулял, – отвечал сонный голос.
– А почему Мазай потерялся?
– Ничего он не терялся.
– А где Мазай?
– Тут Мазай… Сейчас посмотрю.
Через некоторое время в телефоне раздался Илюхин крик:
– Вы что, с ума сошли?! Дверь оставили открытой! Мазай ушел! Я сейчас спущусь!
В общем, Мазай ушел через открытую дверь, причем неизвестно куда и когда. Евгения уже набирала телефон Белки:
– Здравствуйте, я по поводу Мазая.
– Здравствуйте. А бабушка с Мазаем пошли на улицу, – отвечал детский голос.
Евгения с сыном направились во двор Белкиного дома. Там они встретили сотрудницу из Института, которая совершала оздоровительные пробежки вместо обеда.
– Вы Мазая ищите? – спросила ученая дама.
– Да, он убежал.
– Там женщина была с Мазаем. На поляне.
– Спасибо. Мы уже идем.
На поляне сидел мужик, который пас корову.
– Вы не лайку большую ищите? – спросил он Евгению с Ильей, которые быстро и озабоченно шли по тропе.
– Да, ищем, она убежала.
– Женщина с ней сейчас только гуляла. Туда пошла, – махнул мужик в сторону другой тропы.
– Спасибо. Мы уже идем, – прокричали они в ответ.
Они сделали небольшой круг по лесу и увидели Ольгу Петровну, Белкину хозяйку. Она держала Мазая за короткий поводок. Мазай громко закричал и бросился к маме-Евгении.
Вот рассказ Ольги Петровны: «Я в окно увидела, как Мазай в одиночестве ходит по нашему двору. Ошейника нет, поводка нет. Я жутко испугалась, думала, Володя поехал на велосипеде, упал, расшибся, а Мазай домой побежал. Что делать? Не знаю. Смотрю, мужик около машины с Мазаем говорит, что-то ему внушает. Увезет ведь, думаю. Спустилась, Мазая забрала и домой привела. Он у Белки все из миски съел, и начали они носиться по квартире. Нет, думаю, квартиру мне жалко. Одела на Мазая Белкин ошейник и пошла на улицу. Внук объявление написал. А я подъезд не помню, так что я на оба ваших подъезда и повесила».
– Спасибо Вам большое, – несколько раз повторили Евгений и Илья и пошли с Мазаем домой.
Ценного противоклещевого ошейника на Мазае не оказалось. Наверное, кто-то пытался взять Мазая за ошейник, а он толком не застегивается – одно движение Мазая, и ошейник остается в руках.
– Мазай, – говорил Илья по дороге домой, – ты просто враг народа. Нормальная собака что должна? Дом охранять!
Мазай виновато вилял хвостом и торопился домой. Дома он немедленно уснул прямо в коридоре. Устал.
Евгения ушла на работу, а Илья остался одиноко обедать.
– Нет, вы видели когда-нибудь такую собаку!?- рассказывала Евгения Игоревна на работе. – Что делает нормальная собака, если дверь открыта? Она сидит у двери, рычит и лает на всех, кто идет мимо. А этот, извините, маламут, взял и ушел гулять. К народу ему, видите ли, захотелось!
– Не к народу, а к Белке, – веселились ее коллеги, – в следующий раз он тебе записку оставит: «Я у Белки, приду поздно!»
Володе так никто не позвонил и о приключении не рассказал, чтобы зря не беспокоить. Но вечером, когда Мазай с воем встречал Володю, и тот трепал Мазая за шею, Володя сразу заметил отсутствие ошейника.
– А где клещевой ошейник?
– Мазай потерял! – отвечала жена.
– Как это потерял? Вы с ним уже гуляли?
– Нет, не гуляли. Он сам ушел и потерял ошейник.
– Как он мог уйти из квартиры и запертого подъезда с домофоном?!
И в самом деле, как?
Мечты о Байкале
Каждый год во время летнего отпуска Владимир Валентинович уезжал в поход на Байкал.
-Байкал, -говорил он, – это вам не Урал. Что такое Урал? Везде люди, кругом дороги, почти город!
-Окстись, – говорила Евгения, – ты же нигде не был. Посмотри по карте, шаг в сторону на запад от Таганая и тебя в тайге никакое МЧС не найдет.
– Глупости, какая такая тайга. На Урале елки – маленькие, озера – мелкие и горы – низкие.
Когда гуляли с собаками по лесу, и Евгения говорила: «Вова, смотри, какие вороны», – то он отвечал: «Какие это вороны, это – голуби, а не вороны по сравнению с теми, что на Байкале». В общем, Владимир Валентинович собирался с Мазаем на Байкал в конце июля. Он заранее купил билет на поезд до Листовянки на крайнее, около тамбура, плацкартное место в самый первый вагон. Как объяснил Владимир, в тамбуре первого вагона можно возить собак.
– Как тебе не жалко Мазая? – спрашивала Евгения. – Ему будет жарко, ему будет плохо, ему будет скучно, он будет выть.
– Я сам буду жить с ним в тамбуре!- отвечал Владимир. – Все же ездят!
– Да, конечно! И каждый второй с маламутом!
На самом деле у Владимира Валентиновича закрадывались сомнения по поводу возможности везти Мазая в поход, особенно после того, как он с легкостью ушел из дома и потерялся. Для проверки походных качеств Мазая он задумал пробный поход на Нургуш.
Поход на Нургуш
Нургуш – это название горного хребта. Название хребтов на Южном Урале странны и поэтичны: Таганай, Иремель, Зигальга, Нургуш… От них веет забытыми языками и чужой древней культурой. Случаются, правда, названия и попроще, например, Теплые или Вишневые горы. К походу на Нургуш Владимир Валентинович с Петром готовились долго, изучали карты и составляли маршрут. Пусть не нужно ехать на поезде, зато можно проверить, как Мазай переносит жару и лишения в виде горных троп, камней и болот.
Наступила середина лета. На Нургуш, на Нургуш, – засобирался Владимир.
Задумка была простая. Сначала доехать на машине до Зюраткуля. Зюраткуль это место, где живут ездовые собаки (но не собаки Володиной мечты). Там на базе около озера можно оставить машину, выйти поутру, обогнуть озеро и пойти себе пешком на Нургуш.
Идти на Нургуш можно по-разному, но Владимир с сыном не искали легких путей. Они приехали на Зюраткуль, оставили машину, обогнули озеро, а потом пошли по кратчайшему пути (почему бы и нет?) все прямо, прямо, без тропы. Если у вас в компании GPS-навигатор, две немаленькие собаки и взрослый сын, увлекающийся (в целях оздоровления), рукопашным боем, то бояться вам в лесу, как и Владимиру, практически нечего.
В Уральских горах между лесистыми хребтами текут речки, и лежат озера, часто вместе с большими болотами. Рядом с горным озером Зюраткуль рос заболоченный лес, подтопленный извилистой речкой Малый Кыл. Лес был похож на царство бабы Яги, родину леших и прочей нечисти. Человек здесь может сгинуть безвозвратно, что, кстати, и случалось на самом деле. Упал человек, ногу сломал, из болота не вышел, и нет человека. В общем, господа, не пытайтесь это повторить.
По этому болоту и пробирались Владимир с Петей, с трудом перелезая через упавшие деревья и продираясь сквозь мхи. Поскольку шли вверх, то болото конечно закончилось, но помучиться пришлось изрядно. Ночевали на сырой поляне вместе с мокрыми собаками, с трудом поставив палатку. Ужинали всухомятку. Зато дальше в гору по сухим тропкам собаки затащили их легко, доставили как на фуникулере.
В дороге они встретили других туристов, и некоторые из них тоже шли болотом. Разных людей заносит в Уральские горы. Многие думают то, что Владимир Валентинович проговаривает, мол, прогулка по Уральским горам – это что-то вроде прогулки по городскому бору. А ведь нет! Один из встреченных туристов пошел в поход в городских туфлях, так одну туфлю он сразу утопил в болоте. Навсегда. Пареньку дали драный кед, и он счастливый сидел у костра и поглощал кашу и чай. Как этот человек потом дошел до дома, никому не известно.
Постепенно Владимир Валентинович, Петя и собаки поднимались все выше. На стоянках Борман охранял имущество, а Мазай изучал психологию людей. Он подходил к чужому лагерю – большой, белый и красивый – улыбался, и ему отдавали печенье, колбасу и кашу, в общем, все, что было съестного.
Днем Мазаю было жарко, он купался в ручьях и не хотел из них выходить. Шли по лугам в окружении цветущих трав и жуткого размера оводов.
Потом луга кончились, и начался курумник. Курумник, он же курум – это каменная река из больших необтесанных камней. Идти через курумник трудно, если ты, конечно, не горный козел. А если на тебе большой рюкзак – так тем более трудно.
Лучше всего по курумнику шел легкий, подтянутый Борман. Владимир с Петей помогали себе трекинговыми палками и тоже шли. Мазая же каменные глыбы привели в недоумение. У них в Маламутии все устроено не так: зимой – снежные поля, летом – цветущая заболоченная тундра. Какие такие курумники?!
Мазай залез на один камень, попытался перелезть дальше, поднял лапу и не понял, куда ее поставить. Тогда он поступил как истинный маламут, то есть сел и завыл, чтобы другие хорошие маламуты пришли к нему на помощь. На помощь приходил Петр. Он брал тяжеленного Мазая на руки и переставлял на другой камень. Лапы скользили, и Мазай не хотел идти дальше. Могучий Петр снова брал Мазая и уносил с самого сложного участка.
«Я бы так не смог, – признавался потом Владимир, – мне таким образом Мазая не поднять и, тем более, не перенести».
Среди камней попадались пещерки, в которых скапливалась вода. Мазай залезал туда с головой, и со спины напоминал кенгуру.
На вершине горы Нургуш дул ветер. Уши Бормана развивались. Ветер остужал Мазая, он улыбался и выглядел настоящим покорителем вершин.
Дорога вниз была легче, так как к Зюраткулю шли по тропе, а не через болото. Мазай снова лежал в каждой луже. Так потихоньку вернулись к машине и благополучно всей компанией доехали до дома.
После Нургуша стало ясно, что ни на какой Байкал Мазая брать нельзя. Там курумники сплошь и рядом, так каменистые реки, там леса с буреломом. Имея рюкзак за спиной (и даже не имея рюкзака), Мазая по курумнику не протащить. Над походом Владимира, запланированным на август, нависла черная туча неясности и неосуществимости. А ведь все так хорошо начиналось! Маршрут согласован: сначала Листвянка, потом на корабле через весь Байкал в Северобайкальск – и дальше, на гору Черского, малохоженным перевалом, через опасности и трудности вместе с другом Мазаем.
Есть такой способ ходить в походы: народ на Интернет-форуме находит сочувствующих, согласовывает маршрут, распределяет общественное имущество, назначает даты и, собравшись, все идут группой к общей цели. Вместе с Владимиром в таких группах ходили ребята из Уфы, Братска, Москвы, Иркутска, Усолья Сибирского, Перми и так далее. В такие походы берут всех, просто каждый сам оценивает свои силы согласно заявленному маршруту. Мазай свои силы оценивать не собирался, а по Володиным оценкам к походам на Байкал Мазай был непригоден.
Видя страдания мужа, Евгения не выдержала: «Хорошо, – сказала она. – Я согласна провести свой отпуск с Мазаем. Но! Жить буду только на даче, чтобы не выгуливать собаку! Жить буду вместе с Борманом, чтобы было, кому охранять! Кроме того, я не собираюсь тратить отпуск на то, чтобы четыре недели варить кашу двум псам, поэтому мне нужен большой мешок собачьего сухого корма».
Владимир на все соглашался, ведь его отпускали на Байкал! Пожить на даче с собаками согласился и Илья, у которого все равно были каникулы. У Петра оставалась работа в Челябинске, он, как реабилитолог, не мог уехать от своих больных. Однако он с удовольствием отправил на дачу Бормана, которого ему теперь не нужно было кормить и выгуливать.
С Байкалом все было решено.

ГЛАВА VI НА ДАЧЕ
Мазай выезжает на дачу
Когда Володя и Петр привезли собак на дачу, там уже были Евгения, Бабушка Лия Александровна и Илья. Кроме того, в гости приехал племянник Владимира Валентиновича с женой, сыном и сестрой жены. Включая собак, это было 11 душ, а если учесть, что в семье племянника ожидалось пополнение, то все 12.
Борман носился из конца в конец сада и честно пытался охранять всех людей сразу, а также территорию по периметру. «Следите за Мазаем!», – кричали Евгения и Бабушка, но у семи нянек дитя без глазу, и Мазая все время выуживали от соседей. Мазай исхитрился пролезть под сеткой-рабицей, из которой был сделан забор, даже не делая подкоп. Представить это трудно, но он совал голову под сетку, сетка слегка складывалась, приподнималась, и Мазай проползал за забор. Мало того, что сложить рабицу стоит больших усилий, на сетке потом не обнаружилось Мазаевых волос, то есть проволока даже не выдрала ни клочка шерсти. Вот так маламуты!
В другой раз Илья схватил Мазая за задние лапы, когда тот пролезал под штакетником к соседке Тане. Мазай лежал застрявшим, как Вини-Пух в норе кролика, пока Владимир не перескочил забор и не протолкнул Мазай назад. «Не отпускайте маламута, если нет ограды, – гласила инструкция по воспитанию маламутов. – Не давайте ими бродяжничать…».
Бабушка предложила повесить на шею Мазая табличку для соседей: «Лайка. Щенок. Не кусаюсь».
За побеги к соседям Илья привязывал Мазая к большой березе, и он громко выл, если люди отходили далеко.
-Мазай, прекрати орать, – нервничала Евгения, – я не могу это слушать!
– У-уууууу-У, – отвечал Мазай.
Гости перемещались по саду, ели малину, что-то жарили на костре и ходили купаться на Озеро. Теперь уже обе собаки пытались убежать, чтобы пойти гулять всей стаей. Евгения непрерывно что-то готовила, а вся компания что-то ела. Единственный на всех ребенок, внучатый Володин племянник по имени Марек (не путать с другом Мазая норвежским метисом Мариком), тоже носился вместе с собаками, висел на Мазае и был счастлив.
Так прошло несколько дней.
Сначала бабушка решила, что без нее тут все обойдутся, и уехала к себе домой в Озерск. Потом уехали в Челябинск Володя и Петр: Владимир – собираться в поход, а Петя – работать. А затем, вся семья племянника уехала к себе в Екатеринбург. На даче, как и предполагалось, остались Евгения с сыном Ильей, Борман с Мазаем, да мешок собачьего корма.
Инопланетянин
Мазай плохо осваивал правила поведения на даче. Вернее, он искренне считал, что у большого белого маламута должны быть свои правила, а причуды людей бессмысленны и непонятны. У него были вопросы, на которые не было ответа: “Почему можно бежать ВДОЛЬ по саду, но нельзя ПОПЕРЕК, перепрыгивая и проламывая хилые заборчики? Почему по вечерам нельзя выходить на поиск ежиков? Почему нельзя общаться с такой милой соседкой Таней, на кухне у которой так вкусно пахнет? И, наконец, почему благородный маламут должен сидеть на привязи, когда остальные ходят, где хотят?”
На все эти вопросы отвечал Илья. Отвечал решительно, но однообразно. Он валил Мазая на спину и, держа за горло, повторял: «Нельзя убегать! Понял, Мазаище? Нельзя убегать!» Когда Мазай переставал рыпаться, Илья убирал руки с горла и следил, чтобы Мазай еще некоторое время лежал поверженный.
Борман тоже вкладывался в воспитание щенка. Он исправно играл с Мазаем, у которого координация движений все еще была не очень хорошей, до Бормана – далеко. Борман делал несколько движений вокруг Мазая, и тот падал, запутавшись в лапах. Борман мусолил Мазая за загривок и демонстративно кусал за горло. Мазай, впрочем, делал то же самое, так что обе собаки ходили с мокрыми загривками и обмусоленными ушами.
Через пару дней после отъезда племянника на дачу в гости, чтобы отдохнуть и покупаться в Озере, приехала подруга Евгении – Марина, большая собачница со стажем. Ей тоже пришлось пасти Мазая и, беседуя, две дамы нашли оригинальное решение проблемы.
– Какой-то он слишком шустрый, – говорила Евгения, – чего это он к соседям ходит?
– Есть, наверное, хочет, – отвечала подруга.
– С чего бы? Ты думаешь, я его мало кормлю?
– Не знаю, не знаю…, но можно увеличить паек и посмотреть.
Собакам увеличили кормовую норму, и Мазай, вроде, стал меньше бегать. Наверное, здесь сработало все: Илюшино воспитание, привязывание к березе, увеличенная порция корма. А может, Мазай и сам настроился на философский лад, мол, буду принимать жизнь такой, какая она есть, странная и непонятная.
Хорошо на даче летом, когда вокруг жара, а в тени у дома дует ветерок, между березами плывут облака, а ты сидишь в шезлонге. Местные березы были феноменальных размеров, высотой с 5-этажный дом, и на участке их было восемнадцать штук. Дедушка, ныне покойный, в свое время пытался с ними бороться. Володя под дедушкиным руководством залезал на дерево и отпиливал от березы нижние ветки размером с приличное дерево. Совсем вырубить березы было нельзя. После смерти дедушки деревья разрослись, разросся вишневый сад, откуда-то выросли сливы, а число грядок сократилось до четырех. Кругом были лужайки, которые Володя иногда косил настоящей деревенской косой, постоянно уничтожая бабушкины цветы и женины кустики. Вообще-то он собирался купить электрическую косилку со странным именем «триммер», но ситуация была, как с лыжами, вот уже несколько лет все покупали и покупали…
Иногда Мазай брал недлинные палки или колотые дрова и складывал их на ближайшей к дому лужайке. Он эти палки не грыз и приносил на поляну из эстетических чувств потихоньку от Бормана. Как-то случайно обнаружилось, что палки не просто лежат, а образуют довольно правильные треугольники.
– Это знак, – говорила Евгения, – это сигнал своим, сигнал инопланетным маламутам, мол, я здесь, прилетайте.
– Да! Мазай – точно инопланетянин! Поэтому не может адаптироваться и ходит с отрешенным видом, – соглашались Илья и бабушка.
– Мазай! Они скоро прилетят! – повторяли Евгения и ее подруга, отправляясь на Озеро.
Озеро
От дачи до Озера всего 5-7 минут ходу через деревню. Вот оно Озеро, за которым в ясную погоду видно половину Уральского хребта. За горы каждый день неторопливо закатывалось солнце.
Когда Илья и Петр были маленькими, они проводили лето на этой даче и на озере купались часами. Овчарку Роню тоже брали в жару купаться, но это было невыносимо. Роня считала, что плавать в озере опасно для людей. Сама она плавала со страшной скоростью и почитала своим долгом всех спасать. Она заплывала за плывущего человека и гнала его к берегу лапами, то есть царапала его своими когтями, в основном, за спину. Громадные когти овчарки оставляли багровые полосы на мокром теле. Человек (Володя, Дедушка, Илья или Петя) как мог быстро плыл к берегу и вопил:
– Уйди, животное! Роня, нельзя! Роня, убирайся!
И так далее….
Если Роня полагала, что к берегу плывут медленно, она брала руку человека в свою пасть (больно, между прочим) и тащила его, как профессиональный спасатель. Сначала Роню привязывали на берегу, чтобы не мешала. Но она лаяла, не переставая: «Опасно! Опасно! На берег! На берег! На берег!» Потом ее и вовсе перестали брать на Озеро.
Мазая купаться на Озеро даже не пытались брать. Во-первых, вдруг начнет спасать? А во-вторых, народу купаться ходит много, а места для купания – мало. Уровень Озера поднялся, и маленький дикий пляж вдоль деревенских огородов стал совсем небольшим. Да и тащиться с Мазаем по деревне не хотелось: прибегут местные собаки, начнутся разборки. Вообще-то плавал Мазай с удовольствием, но обсыхал очень долго. Его ветро- и морозо- защитную шкуру трудно промочить, но также и трудно высушить.
Борман плавать не любил – в принципе. Это одно из немногих действий, которое Борман отказывался делать. Может его щенком пытались утопить? Кто знает, кто знает…. Если Бормана засовывали в воду, он, конечно, выплывал, но обижался, садился спиной к людям и смотрел в сторону. Еще Борман не любил троллейбусы. Что ему сделали троллейбусы, неизвестно. Но однажды, когда еще не было на нем солидной кожаной шлейки, он вывернулся из ошейника (а дело было во дворе Петиного дома) и побежал на остановку. Пока его ловили, он успел укусить за колесо один из троллейбусов пятого маршрута. Троллейбус даже протащил Бормана пару метров по асфальту и тот слегка ободрал лапу. Борман отбивался, когда его ловили, он чувствовал, что почти одержал победу над страшной машиной, и враг скоро капитулирует.
Раньше к Озеру выходили только обычные крестьянские огороды, засаженные картошкой. Но в 90-е, после Перестройки, участок у пляжа достался какому-то местному олигарху, и вроде бы даже по наследству. Достался не тупому новому-русскому, не богатому братку, а человеку понимающему. Он выстроил красивый дом и обнес участок чугунной решеткой каслинского литья, благо город Касли находится в двадцати минутах езды. Поставил ажурную скамейку около Озера, чтобы можно было созерцать закат, а также ветряки, исправно снабжающие дом электричеством – с Озера почти всегда дует ветер. И в самом деле, зачем строить дом и обносить его двухметровым забором? Чтобы жить как в тюрьме и не видеть Озеро? А ведь именно так и строят у нас, даже на берегу. Глупо!
Наш продвинутый аристократ купался в Озере, плавал на катере и лично чистил пляж от бутылочного мусора, который оставляли отдыхающие плебеи. Зачем тебе шикарный дом со скамейкой под березой, если за прозрачной оградой – мусор?! В общем, с олигархом местным жителям повезло.

Птицы
Заросший Бабушкин сад наполняли птицы. Евгения иногда выходила ранним утром, садилась в шезлонг пить кофе и наблюдала, как несметное число пичужек суетилось, клевало и порхало с ветки на ветку. В кустах жили воробьи, по земле бегали деловые трясогузки, мелькали горихвостки, а также прочая мелочь- пеночки, славки- которую по виду и различить невозможно.
Год от года состав птиц слегка менялся. Вот – была стая воробьев в диком винограде, их еще Роня ходила пугать, гавкнет на виноград, воробьи – врассыпную, а Роня – радуется. Но потом виноград вымерз, а еще до этого куда-то делись воробьи.
Вот ходили по дорожкам шустрые трясогузки, а два года подряд видна только одна. Горихвостки прилетали всегда, но в этот год их расплодилось столько, что они мелькали, маячили и трепыхались во всех кустах малины и вишни. Горихвостки были всех размеров, и оперение над их хвостом отливало всеми оттенками красного – от малинового до оранжевого.
– Вы знаете, – рассказывала Бабушка, – Я сегодня захожу в теплицу, а там, в углу летает этот. Ну, как его? Щенок! Этой, как ее, красноперки. Пришлось его, дурака, ловить и выпускать!
Понятно, что с появлением Мазая, даже птенцы переименовались в щенков. В общем, горихвостки были везде, и к ним, с легкой Бабушкиной руки, приклеилось рыбье название – красноперки.
Вся эта пернатая певчая мелочь для сада весьма полезна. Но на березах жили сойки, которые стайками и по одному опускались в сады за спелыми ягодами. Подходит Бабушка к кусту вишни, а из-под куста медленно выходит толстая сойка и неспешно улетает. Сойки легко могли съесть урожай вишни и ирги. Поспевший урожай могли съесть и дрозды, когда они в августе собираются в стаи.
Соседи ставили от соек и дроздов звенящие фольгой чучела, а на даче у Бабушки роль охранника взял на себя Борман. Он лаял на птиц. За это Бормана назвали не только начальником охраны, но также начальником ПВО, то есть службы противовоздушной обороны.
Мазай к птицам был равнодушен. Конечно, как и всякую собаку, его раздражали гуляющие голуби, но в саду голубей не было. С птицами у Мазая произошла другая история. Однажды, еще весной, когда Володя с Мазаем вышли на берег Шершневского водохранилища, Мазай увидел плывущую по воде чайку. Большая белая птица поразила Мазая в самое сердце, он зашел в воду и поплыл, не раздумывая, прямо к ней. Неизвестно, что было бы при встрече, чайка взлетела, отлетела подальше и снова села на воду. Мазай плыл все дальше и дальше.
– Мазай, – кричал Володя, – Назад! Ко мне!
Наверное, его голос подействовал отрезвляюще, морок спал, и Мазай повернул к берегу. А было, между прочим, холодно. И по водохранилищу плавали льдины. И ни одна собака не заходила в воду. Кто его знает, что означает плывущая чайка у них там, в Маламутии?
Встречи
Живя на даче, Мазай с Борманом быстро выучили, куда, кто и насколько уходит, и, соответственно, как кого нужно встречать:
Одно дело, Илья идет за питьевой водой к дому сторожа: двадцать метров на горку, у Ильи в руках – ведро. Собаки садились у калитки и ждали, сейчас Илья придет. Вот люди идут купаться с полотенцами на Озеро, и Бог с ними, скоро придут, собаки молча сидели у калитки. В магазин – тоже недалеко, люди приходят быстро – в руках шуршащий мешок, в мешке по возвращении – еда. Встреча после магазина была радостной, но не до фанатизма. А вот Бабушка уезжала ночевать в город, то есть уезжала надолго. Поэтому встреча Бабушки – это особый ритуал. Мазай издавал свои маламутские вопли, Борман радостно гавкал. Встречу собак с любимой Бабушкой было слышно метров за двести, у магазина на заправке.
-У-уууууу, – неслось над садами. Мазай ведь очень любил Бабушку.
Гроза
Многие собаки бояться грозы. Они прячутся под стол, под кровать, беспокоятся, а если гроза застает на улице, то сразу бегут домой. Будучи в городе, Мазай на грозу не реагировал, а Борман после раскатов грома подбегал к окну и нервно лаял. Как-то по весне, когда Евгения и Владимир гуляли с собаками, на лес начала наползать грозовая туча, с долгими раскатами грома и желтыми отсветами под сизым брюхом. Все заспешили домой. Мазай шел, путаясь между ногами хозяев, так что те непрерывно запинались. Борман бегал вокруг и лаял, задрав голову и пытаясь рассмотреть источник звука. Но только на даче стало понятно, что собственно делает Борман.
Когда появлялась над березами, Борман задирал голову и злобно лаял туда, в небо, откуда шел голос грозы:
– Вон! Вон! Вон отсюда! Вон!
На молнии он только ориентировался. Дул шквалистый ветер, с берез сыпалась труха, листья и ветки, а Борман носился по саду и лаял. Начинался дождь, Мазай уже давно сидел под столом на веранде, а Борман продолжал носиться по саду – ОН КУСАЛ ДОЖДЬ! Он демонстрировал, что здесь не сдаются без боя!
Было в Бормане что-то от Донкихота, с его борьбой с ветряными мельницами. Но ведь что интересно, если Борман хорошо лаял и пугал грозу, то она уступала, уходила в сторону, исчезала. Один раз гроза шла прямо на дом, но Борман так старался, так лаял, что ему удалось изменить ее направление, гроза прошла краем, и только ветер подул, да пара капель упала. Вот какой душевной силы была собака Борман. Прямо-таки – шаман!
Игрушка- тряпка
Как часто бывает в августе, после нескольких гроз на неделю зарядили дожди. Никто не приезжал в сад погостить. Купаться в Озере и жарить мясо на костре нельзя, а ведь это – любимое занятие гостей. Дождь то лил, то моросил. Собаки выходили в сад по нужде и влажные, распушенные возвращались в дом. Отпечатки собачьих лап были на всех диванах и креслах. Ну ладно, следы Бормана, он любил спать в комфорте, в кресле и на кровати, но Мазаю обычно жарко, и он предпочитал лежать на веранде. Откуда же тогда по всему дому брались следы громадных собачьих лап?
Чтобы не было так скучно, Мазаю сплели из старых колготок игрушку – тряпку – просто заплели колготки в косу. Он, вцепившись зубами, с удовольствием тащил тряпку на себя, как это делают все собаки. Если второй конец тряпки давали Борману, то игра в перетягивание тряпки приобретала больший интерес. Мазай тянул изо всех сил молодого маламута, а умный Борман тащил рывками, перехватывая тряпку всякий раз все ближе и ближе к Мазаю. В конце концов, он подбирался к Мазаевой морде, и тот уступал. Победа все время оставалась за Борманом, и это при разнице в весе почти в два раза.
Тряпка, та самая коса, сплетенная из старых колготок, долго продолжала интересовать Мазая. Он грыз ее дома, выносил на улицу, подкладывал к своему сигнальному треугольнику из палочек, выложенному на лужайке. В результате, получался какой-то новый сигнал для друзей-маламутов из космоса.
Наконец, Мазай понял, что косу можно разделить на отдельные детали, то есть расплести косу, а затем освоил, как можно перегрызать эластичные колготки. А ведь их и ножом-то не больно отрежешь! По этому случаю, куски колготок расползлись по дому и саду. А когда Мазай потом играл с Борманом в перетягивание тряпки, то просто отрывал куски, и, в конце концов, было не понятно, кто же выиграл: может как всегда Борман, а может и Мазай.
День рождения
Дожди закончились, и дело шло к дню рождения Евгении Игоревны. Как всегда приехали гости из Екатеринбурга – ее университетские подруги, Маша, Аня и Анин муж Рафаил. Обычно никто из нормальных людей не знает, кто такие маламуты, но подруги Евгении были зоологами и с удовольствием рассуждали о происхождении породы маламут, а также о происхождении человека разумного, как биологического вида, сравнивали человека и маламута и находили много общего. Снова жарили шашлыки, ели вишню и ходили купаться на Озеро. Шла вторая неделя августа – хорошее время на даче. «Не упускайте Мазая из виду»,- повторяла гостям Евгения.
По вечерам все наблюдали за собаками и обсуждали маламута.
– Мазай, какие у тебя красивые глазки, – говорили подруги. – Сразу видно, что не волк!
– Это почему? – удивлялась Евгения.
– У волков глазки желтые или зеленые, – отвечали зоологи, – и лоб у волков более покатый, и морда шире, да и зубы побольше.
– А по-моему, так вполне волк. Таких во всяких кино показывают.
– Так там и снимают маламутов! Привяжут хвост резиночкой, чтоб не поднимался, и снимают. Маламут – все-таки собака, а с волками трудно договариваться, они в лес смотрят.
– Маламуты тоже смотрят, только не в лес, а на соседнюю помойку. Кто у нас безответственно ушел из квартиры гулять? – этот вопрос Евгения уже обращала к Мазаю. Тот лежал на полу животом кверху и хитро на всех глядел. Живот гладили и чесали по очереди и все вместе, благо места на животе для чесания хватало всем.
Неожиданно позвонил Владимир, его ждали еще дня через два, а он уже ехал с Байкала на поезде. Подруги засобирались домой, а Евгения их уговаривала:
– Вы поймите, Вова привезет омуля. Вы не можете уехать, не попробовав омуля!
– Едали мы омуля, – отвечали подруги, но, конечно, не уехали.
В Челябинске Володя пересел из поезда в машину, загрузил в багажник омуля и поехал на дачу. Собаки встретили его со всеми подобающими восторгами. Гости ели копченого и вяленого омуля, намазывали маслом толстые ломти белого хлеба и заедали молодой картошкой.
– Нам все-таки надо ехать, – говорила подруга Аня, – а то дети остались одни, и им нужно гулять с нашей собакой. Мы бы приехали к тебе с Дозоркой, так у вас полный сад своих кобелей.
– Да, нам пожалуй пора ехать, – говорил Рафаил, – а то дети, собака…
– Пора ехать, – повторяла Маша.
Гости дружно брали последний кусочек омуля, заедали хлебом с маслом и с тоской думали о дороге в машине по жаре.
Наконец, собрались.
Евгения с Володей махали гостям руками. Борман лаял, а не нужно ли им с Мазаем тоже ехать? Мазай подвывал за компанию.
Наконец, суета закончилась, и уставший Володя уснул. Евгения взялась доваривать варенье, как вдруг она увидела приметный полиэтиленовый пакет на стуле. Обычный пакет с ручками, но на пакете была нарисована картинка с Гарри Поттером. Глядя на этот пакет в день приезда, подруги обсуждали гарри-поттеро-манию у детей, качество книжек и фильмов и прочее, что любят обсуждать серьезные дамы. Так вот, пакет лежал на стуле. Евгения заглянула в пакет, и в нем оказались: длинный ключ на веревочке, а также небольшая черная сумочка, в которой автомобилисты любят носить документы на машину. В сумочке и были документы Рафаила на машину.
Она посмотрела на часы и подумала, что гости едут уже полтора часа и скоро доедут до Екатеринбурга. Если не звонят – значит, не хватились. Если не хватились – значит, их не остановили.
Когда прошло два с половиной часа после отъезда, Евгения не выдержала, позвонила Ане и осторожно поинтересовалась:
– Аня, как вы там?
– Отлично доехали, пообщались с детьми и уже завезли Машу. Сейчас едем ставить машину в гараж. А вы как?
– Мы – хорошо. Но у меня на стуле лежит пакет с Гарри Поттером, а там все ваши документы.
– Мы их оставили?
– Да!
– Я перезвоню, – быстро сказала Аня.
В Екатеринбурге в машине разговор был такой:
– Рафаил, мы не может поставить машину, у нас нет ключа от гаража.
– Почему?
– У нас вообще нет документов на машину, мы их оставили у Евгении.
– ???
Рафаилу стало нехорошо – они проехали по трассе несчетное число милицейских постов. Он с трудом поставил машину на платную стоянку и вызвонил брата, который и преправил машину в гараж.
Поздно вечером Евгении позвонила Аня:
– Я приеду к вам в Челябинск за документами. На автобусе.
– Глупости, – отвечала Евгения, – мы будем на даче до завтрашнего вечера. А утром я отправлю ваши документы с шофером рейсового автобуса, который идет в Екатеринбург.
– А так разве можно?
– Еще как можно!
– А вы так делали?
– Мы все время так делаем!
Назавтра Аня встречала у себя на вокзале рейсовый автобус Озерск – Екатеринбург, синего цвета с голубой полосой и таким–симпатичным–шофером–в–черной-футболке. К обеду она держала в руках злополучный пакет с Гарри Поттером. «Ну вот и все, наконец-то доехали. Насмотрелись на маламута», – с облегчением подумала Аня.
Это было последнее дачное приключение. Евгения, Владимир, собаки и Илья поехали домой. Бормана завезли Петру, все остальные с удовольствием расположились в квартире у леса на седьмом этаже.
Был вечер, когда Илья пошел ненадолго погулять с Мазаем. Они вышли из подъезда, и тут со всех балконов, расположенных с этой стороны дома, раздались восторженные детские голоса:
– Смотрите, Мазай приехал!
– Мазай вернулся!

ГЛАВА VII СНОВА В ГОРОДЕ
Выставка собак
Помимо того, что Евгении все надоело, была еще одна причина, по которой нужно было уезжать с дачи в середине августа. Эта причина – собачья выставка.
Самый дешевый взнос за участие в выставке брали весной, так что на выставку собак Мазая заявили еще в мае. Такой красивый маламут как Мазай, должен был, по мнению Владимира, занять все призовые места среди юниоров, то есть больших щенков. Мазаю действительно светило самое первое место, так как маламутов в Челябинске практически не было, а Женя с упряжкой маламутих на выставки не ходил.
Про выставки в Интернете написано много, в том числе, какими шампунями моют маламутов перед показом, как расчесывают и сушат (феном против шерсти), чем кормят и как тренируют. Юный Мазай безо всяких шампуней и фенов сиял белоснежной мордочкой, и его серо-белая шубка блестела волосок к волоску. Вот она – жизнь на природе, с хорошей едой, без стрессов, под началом дяди Бормана. Оставалось только достать репьи из хвоста, которые Мазай нацепил сразу по приезду, и можно идти хоть на прием к Президенту.
Репьи достали. Хвост расчесали.
– А как Мазай будет ходить по рингу, вдруг он не захочет? – забеспокоилась Евгения.
– Захочет, – отвечал муж, но на всякий случай взял маленький щенячий поводок и стал тренировать Мазая на соседней поляне.
Он бегал с Мазаем по кругу, останавливался и говорил: «Мазай, покажи зубы», – на что Мазай улыбался. Однако вскоре всех стали одолевать сомнения по поводу успешности выставки: Мазай рядом не шел, он рвался вперед и всем своим видом говорил: «Если уж я ездовая собака, так давайте я буду тащить папу-Вову».
Выставка проходила на другом конце города, в длинном спортивном зале над трибуной стадиона. Владимир, Евгения, Петр и Мазай погрузились утром в машину и поехали. Они ехали с волнением в сердце и с большим пакетом печенья (для Мазая) в руках. Приехали, естественно, рано. Около стадиона стояли машины, в них сидели хозяева и собаки. Хозяева и собаки ходили по окрестным газонам, и было страшно выходить из машины, так как Мазай рвался со всеми познакомиться.
В помещение выставки вошли все вчетвером. Мазай шел между мамой и папой-Вовой, и вид у него был совершенно ошалелый. Выставочный зал был на втором этаже, и на узкой лестнице с трудом расходились люди и собаки. Владимир побежал вперед, зарегистрировал Мазая и выяснил, что выступать нужно еще часа через полтора. Оказалось, что хорошие места в зале (у стены на спортивных скамейках) нужно занимать заранее. Более-менее тихое место, то есть не совсем на проходе, оставалось сбоку от входа в зал, у торцовой стены. Чуть поодаль у длинной стены справа, на скамейках, располагалась компания ризеншнауцеров.
“Пожалуйста, не подходите. – говорила хозяйка самого большого ризеншнауцера, – У вас ведь кобель? Наш может броситься, он не любит, когда подходят близко.
Еще две черных лохматых псины лежали на ковриках, и их непрерывно расчесывали. Это были девочки. Евгения нервно достала еще один репей из хвоста Мазая. Тот дергался и рвался с девочками познакомиться.
Постепенно маленькие собаки уходили, и зал заполняли большие собаки. Все более явственно вырисовывались громадные азиатские овчарки, которые, как и Мазай, просто сидели рядом с хозяевами. Все остальные участники приходили со складным стульчиком (для человека), подстилкой для собак и большой сумкой с собачьим добром: миской, водой, едой, расческами, лаком для волос и так далее. Мимо Мазая в зал заходили все новые собаки и люди. У некоторых было еще какое-то оборудование, что-то плоское, большое, как сложенная коробка. Выяснилось, что это большие складные клетки, куда потом садили собак, естественно, на подстилку. Евгения с Владимиром сазу почувствовали свою солидарность с хозяевами азиатских овчарок.
И тут мимо их небольшой компании прошел маламут.
– Плохой маламут, – тихо сказал Володя. – Смотри, низкий, толстый, не понятно, кобель или сука.
– Да, какой-то он равнодушный, – согласилась Евгения, – пузо – висит, шерсть – желтоватая.
– А может он – старый?
Маламут шел с девушкой, и молодой человек нес за ними все необходимые атрибуты: подстилку, сумку, стульчик и клетку. Они прошли вперед и затерялись в толпе. А маламут, между прочим, покакал посредине зала, а девушка за ним не брала.
Время текло медленно, Мазай нервничал. Евгения давала ему печенье, он держал его во рту, а потом выплевывал. Вскоре Мазая окружала неопрятная россыпь крошек и мелких кусочков печенья. Периодически Владимир Валентинович и Петя уходили смотреть, как продвигается выставка. Показ шел на двух рингах, окруженных стойками с лентами. Между ними был еще один, по которому никто не ходил. Тренировочный, как потом уже после выставки, догадались супруги.
– Давайте я прогуляюсь, – попросила Евгения, – надоело стоять.
Однако если Мазай спокойно пережил уход Володи и Петра, то видя, как уходит мама-Евгения, он завопил и двинулся за ней.
– Да здесь я, здесь, – говорила она, возвращаясь и поглаживая Мазая, – успокойся, будем стоять вместе.
Мазай сел ей на ногу и выплюнул очередное печенье на пол.
Наконец, все вместе, вчетвером, двинулись они к самому дальнему рингу. Рядом с входом на ринг сидел в клетке давешний маламут, и около него на стульчике сидела девушка. Она периодически подкармливала маламута сушеной рыбой. Вид у маламута был сонный.
Вот, прошли по рингу четыре черных лохматых собачки, породу которых никто раньше не знал, а потому не запомнил. Вот, первым вышел на ринг маламут из клетки. Он шел рядом с девушкой, потом бежал рядом с ней, и шерсть его красиво развивалась. Его ощупала судья-кинолог.
И все! На ринг вышли Владимир и Мазай!
Мазай оглядывался на маму и наступал Володе на ноги. А когда нужно было бежать, Мазай просто начал прыгать, не понимая, в чем игра, он ведь сразу догнал хозяина. Мазай не хотел показывать зубы незнакомой тете и страшно испугался, когда она сунула ему руку под хвост, чтобы проверить яички – в шерсти их было не видно, а у щенков их нужно проверять, чтоб было два. Володя вернулся с ринга весь мокрый, а Мазай попытался залезть к маме на руки.
Заключение судьи было примерно таким: «Экстерьер – отличный, костяк – крупный, изъянов нет. Разве что можно слегка придраться к хвосту – он как-то слишком сильно закручен. В общем, ставлю вам высший бал, но титула вы не получите, потому что собака не умеет вести себя на ринге».
Некрасивый, маленький и толстый маламут получил титул кандидата в чемпионы породы.
– Вы собаку для выставок завели? – спросила девушка при маламуте.
– Нет, – ответил Володя, – для спорта, чтобы кататься.
– Для работы, – пояснила Евгения.
Девушка ничего не сказала в ответ.
Все стали потихоньку расходиться. По соседнему рингу ходили азиатские овчарки.
Внизу у стадиона девушка с маламутом погрузилась в здоровый джип – черный Хаммер с тонированными стеклами. Джип развернулся и уехал, а Евгения грустно сказала:
– У нас Мазай в машину не входит. Когда он сидит на сиденье, его уши загибаются под потолком в разные стороны.
– Да, маловата наша машина для маламута, – согласился Володя, – Хаммер – лучше.
Мазай рвался в родную «девятку», там он лег на сиденье и приготовился спать. Все гладили его и повторяли: «Мазайчик! Ты у нас хороший! Ты у нас самый красивый в мире!».
Мазай и Илья
У Мазая с Ильей были свои отношения. Илья приезжал редко, но всегда гулял и играл с Мазаем. После совместного житья на даче, Мазай проникся к Илье особенным чувством. Когда Илья заходил в дом после двухнедельного отсутствия, Мазай бросался рассказывать ему свою жизнь, за весь прошедший период. Мазай не только выл, он проговаривал целые фразы, бегал вокруг и что-то настойчиво объяснял. Скорее всего, жаловался на жизнь, трудную и тяжелую, как у всякого маламута. Утром Мазай с удовольствием шел будить друга: он разбегался и запрыгивал на диван так, чтобы лапами попасть Илье в живот.
– Мазай! – кричал проснувшийся Илья.- Отстань!
Мазай продолжал радостно прыгать по Илье, который прятался под одеяло.
– Пойдем гулять! Пойдем играть! – настаивал пес.
Обычно Илья соглашался, и хорошо, если лифт работал, все-таки седьмой этаж. Лифт в доме часто ломался. В новом доме вообще все часто ломалось, это было социальное жилье для врачей и сотрудников Института со всеми вытекающими последствиями.
Как-то раз Илья решил выйти погулять с Мазаем часов в 11 вечера. Что-то Мазай не покакал, а это, как знает любой собачник, очень серьезно. Поднимет тебя любимая собака по нужде часов в пять утра, а ты собирался спать до десяти. В общем, в 11 часов вечера Илья взял Мазая и собрался в лес. Они начали спускаться на лифте, а лифт застрял между вторым и третьим этажом. Илья позвонил маме, так как диспетчер в лифте не отвечал, а мама-Евгения позвонила в лифтовую службу и с волнением сказала:
– У меня сын с собакой застряли в лифте, приезжайте скорее.
Диспетчер сразу перезвонил Илье в кабину:
– Мальчик, с тобой все в порядке?
– Да, – просто ответил Илья.
Илья стоял, глядя в потолок кабинки лифта. Мазай решил, что все идет как надо, и лег спать на пол. Маламуты при первой возможности ложатся спать, чтобы экономить силу и энергию для тяжелой работы по перевозке людей и грузов.
Машина с техниками приехала через полчаса. Лифт открыли, Илья и Мазай стали выбираться.
– Ничего себе мальчик с собачкой, – присвистнул один из техников, видя, как из лифта выходит небритый молодец с волком, – вот собачка, так собачка!
– Спасибо, – сказал Илья.
– У-уууууу-У, – присоединился Мазай.
Задним числом до Евгении дошло, что ее фраза «сын с собакой застряли в лифте», у диспетчера трансформировалась в «мальчик с собачкой застряли».
– Это у вас собака прыгала в лифте, он и сломался, – сказал техник, – когда лифт идет вверх – еще ничего, а когда вниз – прыгать нельзя!
Мазай, между прочим, не прыгал, Мазай сидел тихо. Это они с Борманом в лифте прыгают и вопят. После этого случая, Петя в лифте стал брать Бормана на руки. Во избежание!
Осенний сад и Борман
Осенью на дачу выезжали только в субботу-воскресенье, отпуска закончились, да и ночью в сентябре холодно. В саду поспели яблоки, потихоньку осыпались листья с гигантских берез, засыпая сад и дом. Борман, разгоняя листья, бегал вокруг дома, а Мазай приставал к нему: «Давай поиграем!»
Все знают, как заигрывает собака. Она подпрыгивает на всех четырех лапах, как козлик, бьет о землю передними лапами, приседает на них и так далее. Когда это делает маленькая собачка, все выглядит довольно мило, но когда Мазай начинает скакать вокруг Бормана, то это – просто цирковое представление. Володя с женой и Бабушка собирались вокруг и уговаривали Бормана:
– Ну поиграй с щенком! Что тебе, жалко, что ли?
Борман играл с годовалым Мазаем уже неохотно. Наверное, ему было просто тяжело кусать и валять щенка, который весил в два раза больше него.
– Отстань, – отворачивался от Мазая Борман.
– Нет! Играть! Играть! Играть! – прыгал вокруг Мазай.
В конце концов, Борман не выдерживал и начинал прыгать на Мазая и кусать его за морду. Мазай был счастлив, он падал в листья, дрыгал лапами и открытой пастью держал Бормана за горло. Иногда они играли в догонялки, но тут тяжелый Мазай проигрывал. Борман догонял его всегда и, пробегая мимо, рычал и кусал Мазая за загривок.
Чтобы Мазай не приставал, Борман садился куда-нибудь повыше. Дома обычно на стул, но в саду складные стулья – неустойчивы, и Борман одним движением запрыгивал на стол. Летом за этим столиком, покрытым кружевной Бабушкиной салфеткой, пили кофе и чай, а осенью стол стоял пустым. Борман сидел на столе и оглядывал вверенную ему территорию. У собак вообще, кто выше сидит, тот и главнее. Недаром вожак Акела из рассказов о Маугли располагался на скале. Так что Борман – Главный воспитатель щенка, Начальник службы безопасности, а также Начальник противовоздушной обороны – садился как можно выше.
Однажды, в толстой книге про собачьи породы, Петр обнаружил собаку, весьма похожую на Бормана. Порода называлась манчестерский терьер. После этого все решили, что Борман – очень породистый манчестерский терьер. Каким образом на Челябинской помойке оказались манчестерские терьеры, оставалось загадкой. Они, конечно, могли бы перебраться из Великой Британии морем, но от Челябинска до любого моря, что называется, три года скакать – не доскачешь. Самое близкое море – это Карское, которое, прости Господи, уже Ледовитый океан.
Сведущая в науке Евгения ситуацию объясняла так: Борман – это дикий доминантный тип, доминантная собачья морфа, которая выщепляется при свободном скрещивании. «Что-что?»- переспрашивали после этого объяснения близкие, а Евгения поясняла:
“Обратите внимание на то, что показывают по телевизору. Вот, например, кадры немецкой кинохроники прошлого века – оккупация Латвии. Немецкие солдаты идут по деревенской улице, а рядом бегут и лают собаки. Одна из них – Борман. Или другой пример. Клуб кино-путешественников показывает забытый Богом уголок Мадагаскара. В прибрежной деревне собаки живут не вместе, но рядом с людьми, примерно так, как у нас живут вороны и голуби. Вот она, собачья стая на Мадагаскаре, а в ней среди прочих – Борман”.
Вспомним случай в Мюнхенском аэропорту, где тоже видели Бормана. Да что там Мюнхен! В поселке Большой Куяш, который Володя проезжает по пути на дачу, пару лет назад жил настоящий двойник Бормана. Он бегал по улице и лаял на машины. Так что Борман – неистребимый собачий тип, поскольку он – самый приспособленный к человеку. Такая собака может почти все. Недаром, когда Борман был маленьким, он очень хотел стать человеком. Он вставал на задние лапки и мог долго так стоять, если для спины была хоть какая-нибудь опора – стена, стул, кресло. Он пытался говорить, пытался воспроизвести интонацию человеческой речи, и некоторые фразы были даже похожи. Борман перестал разговаривать только после того, как абсолютно точно понял, что двуногие собратья его не понимают. Да, Борман не смог заговорить, как мы, люди, но он хотя бы пытался. А вот люди не пытались научиться говорить как Борман. Борман стал дома тихим и подавал людям только самые простейшие сигналы, то есть лаял.
И снова Шихан
На Ноябрьские праздники, как и в прошлом году, Владимир Валентинович с сыном Петром снова поехали на Шихан. Мазай уже был в два раза больше Бормана, его не засовывали в рюкзак, а вели на поводке. Попутчики в поезде больше не умилялись, а глядели с опаской и спрашивали, что это за собака. В деревне собаки лаяли издалека. На всякий случай.
Палатку поставили на старое место и собаки снова ходили вокруг, залезали на камни и смотрели сверху на Уральский хребет. Над Уралом ходили тучи.
– Наверное, выпадет снег, – рассуждал Владимир, но вместо снега утренний иней покрыл тонкой белой пленкой палатку, камни и деревья.
– Как же мы будем без снега кататься на лыжах и санках?
– Ничего, – успокаивал Петя, – снег всегда выпадет. Все равно у нас нет ни санок, ни лыж.
Мазай пугал туристов своим внешним видом – в утренних и вечерних сумерках он слишком походил на волка. А впрочем, приключений никаких не случилось. Все казалось будничным и привычным.
Как гулять по темному лесу
Снег почему-то все не выпадал. Его не было ни в ноябре, ни в декабре. Вечером с Мазаем гуляли по лесу в полной темноте. Темнело, собственно, гораздо раньше, когда супруги только выходили со своей работы. Ситуацию могла спасти только полная луна при ясном небе, да где возьмешь каждый день полную луну и ясное небо в придачу?
В лесу Володя вешал один фонарик на резинке себе на голову, по типу шахтерской лампы, другой брал в руку и шел, как рождественская елка, гулять по темному лесу. Эта иллюминация была сигналом для хозяев Марика и Белки, ведь человека с фонариком видно издалека. Лайка Белка из темноты часто появлялась сама по себе, но обычно дело было так: вдалеке появлялся дрожащий свет, он приближался, и из темноты выступал Саша или Ольга Петровна. Все встречались на большой поляне и гуляли по знакомой тропе.
Тропа пересекала грунтовую дорогу, неширокую просеку, на которой и днем-то народу было мало. Днем по ней ходили спортсмены и пенсионеры, а вечером, когда не видно ни зги, народ появлялся редко. Зато какой!
Практически каждый вечер в кромешной тьме с включенным ближним светом фар по грунтовой дороге медленно ехал «Лексус», а впереди и чуть сбоку бежал пес породы далматинец. Издалека и впотьмах было непонятно, толи далматин привязан к Лексусу, толи хозяин из окна его держит за поводок, толи пес бежит сам по себе. Володя и Саша на всякий случай держали собак и взирали на «Лексус», как на летучего голландца. Когда к ним присоединялась хозяйка Белки, то все дружно крутили пальцем у виска, обсуждая странную процессию.
Надо сказать, что ездить на машине по лесу, по городскому бору, запрещалось категорически, то есть совсем. Но милицию и днем с огнем не сыщешь, а в кромешной тьме бесснежного леса и подавно. Саша, человек могучего телосложения, регулярно перекрывал большими обломками гранита грунтовую дорогу, чтобы не ездили. Однако настырный владелец далматинца регулярно баррикаду разбирал. А то, как же ему вечером выгуливать песика? Да и зачем человеку песик, если его нельзя выгуливать в лесу на «Лексусе»? И зачем человеку «Лексус», если не для прогулки с собачкой? Может, у хозяина далматинца были и какие-то другие мысли, но это вряд ли. На это не похоже.
Пересекая грунтовую дорогу, тропа шла дальше по лесу и выходила уже к асфальтовой дороге, которая вела к бывшим обкомовским дачам. Там при Советской власти обитали секретари обкома партии. Может и не желая того, местное начальство сделало подарок горожанам, построив себе дачу (или резиденцию?) в глубине городского бора. К дачам шла прямая, ровная и всегда чистая дорога, по которой из машин могли ездить только обкомовские, а сейчас – губернаторские. По этой дороге гуляли все, кому не лень: бабушки с внуками, молодые родители с детьми, спортсмены на своих двоих и с разными приспособлениями – велосипедами, роликами и прочее. Кроме того, по дороге ходили горожане с собачками. Собачки были разных размеров, но обычно, вполне воспитанные.
В любое время суток на асфальтовой дороге были люди. И в любое время Володя с Мазаем пересекали дорогу почти бегом, так как Мазаю очень нравились маленькие собачки. Мазай начинал скулить и медленно подбираться к собачке, повторяя что-то типа: «Игрушечка, игрушечка, игрушечка…» Хозяева неизменно пугались, особенно когда Мазай появлялся неожиданно из темноты. Собачки реагировали по-разному. Некоторые бесстрашные той-терьеры с лаем бросались на Мазая. А он – ничего, продолжал поскуливать: «Игрушечка, игрушечка, игрушечка…» Владимир тоже пугался, так как в умных книгах про маламутов сказано, что маламуты могут воспринимать маленьких собак как объект охоты. Ничего подобного, Мазай очень любил маленьких собачек и даже играл с ними, если хозяева позволяли.
Пересекая асфальтовую дорогу, тропа уходила дальше к Шершневскому водохранилищу. Но дальше асфальтовой дороги в темноте ходили редко, обычно поворачивали назад и снова наблюдали прогулку «Лексуса» и далматинца, вспомнили анекдоты про новых русский, про малиновые пиджаки и крутых пацанов. А ведь вроде на дворе не 90-е годы…
Расставались все также на большой поляне и договаривались встретиться следующим вечером.
И так каждый день и в полной темноте…
Санки
К концу декабря снега все еще не было. Плюс от такого катаклизма был только один: Володя успел подготовиться к зимнему сезону и сделать сани, в которые можно запрягать Мазая и Бормана. Конечно, можно было заказать сани по Интернету, но сумма, в которую обходились сани, никак не вписывалась в семейный бюджет.
– Наверное, их делают из каких-то эксклюзивных космических материалов, – говорил Володя.- За цену одних санок можно купить два хороших велосипеда, а у велосипедов все-таки механика. Сани сделаем сами!
– Это как? На табуретке? – поинтересовалась жена. – Давайте купим пластмассовое корытце, как у Жени с его маламутихами.
– Нет! Такие санки на одного человека, а нас, по меньшей мере, двое.
В том же Интернете Володя нашел подходящую конструкцию и заказал санки местному умельцу из вагонного депо. Этого умельца Володе посоветовал другой умелец, который прямо во дворе всему дому чинил машины. Санки вышли хорошие, большие – один человек сидит, второй стоит на полозьях. Но тяжеловатые. У умельца не оказалось алюминиевых трубок и профилей, и санки сделали из стальных трубок, хоть и тонких, но недостаточно легких.
Помимо санок была решена и еще одна проблема. Годовалый Мазай безнадежно вырос из своей шлейки, снятой с самого большого ездового хаски на Зюраткуле. Володя пытался подъехать к супруге:
– Может, ты сошьешь новую шлейку по образу и подобию старой, только побольше?
– Нет, – ответила Евгения, – и я даже не буду объяснять почему.
Пришлось Володе через Интернет заказывать новую шлейку для Мазая, а заодно и для Бормана, так как Куролесов свои шлейки забрал, а на Бормана одевали одну из них. Собаки Куролесова размножились, и шлеек на всех не хватало. Помимо шлеек заказали потяг на две собаки (токая специальная раздвоенная веревочка с карабинами) и пояс для пристегивания потяга с крючком. Пояс напоминал пояс монтажника, к которому крепится страховочная цепь. Экипировка была готова в середине декабря, а снега все не было.

ГЛАВА VIII НОВОГОДНЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Едем в леревню
Близился Новый год, и подруга Галя предложила Евгении с Володей:
– Давайте поедем отмечать Новый год в деревню.
– Давайте, – сразу согласились они.
У подруги Гали был дом в деревне Серпиевке посередине Уральских гор на берегу реки Сим. Галя занималась пренатальной психологией, то есть психологией еще не родившихся младенцев, поэтому хорошо понимала маламутов и просто щенков. Евгении хотелось отвлечься, да и в горах зимой очень красиво. Володе хотелось испытать санки, ведь в горах наверняка есть снег. «Все будет супер, – говорила Евгения, – даже если не будет снега, можно гонять по замерзшей реке». Галя думала о том, как все интеллигентно сядут в машину – Галя, ее сын Слава, Вова и Евгения, ну еще, может Мазай – и поедут себе без хлопот.
Не тут-то было! Новый год – священный семейный праздник, и в деревню Серпиевку собрались ехать все: Галя, Слава, Евгения, Владимир, Мазай и Борман, Илья и Петр. Как ни крути, в обыкновенную «девятку» столько не входит. Все-таки была у Гали авантюрная жилка: «Да все поместимся!» – махнула она рукой. Евгения долго решала задачу, как довести восемь душ до деревни. В конце концов, она купили себе и Илье билеты на автобус, мол, доедем и так. Оставшиеся души уже входили в машину.
30 декабря начал падать снег.
Выезжать решено было в 8 утра 31 декабря, чтобы приехать в обед и спокойно подготовиться к встрече Нового года. Для транспортировки саней Владимир купил верхний багажник, который крепится на крыше машины. Этот багажник оказался основным препятствием на пути в Серпиевку.
Как и договаривались, Евгения с сыном Ильей на автобусе уехали раньше машины. Через некоторое время после их отъезда Володя с Петром пошли привязывать санки к багажнику, но никто не знал, как это сделать. Заранее как-то не продумали. От мысли, что сани свалятся в пути на капот или еще куда, у Владимира холодело в желудке. Ехать-то 300 с чем-то километров в горы, через перевалы. Сани прикручивали часа два, потом заезжали за Галей. В результате, машина пришла в Серпиевку на три часа позже, чем добрались Евгения с Ильей.
Впрочем, ничего страшного. Дом для Гали заранее натопили соседи, да и дом оказался большим и теплым. Евгения к приезду машины успела сварить картошку, а когда из машины достали запасы прочего провианта, стало совсем хорошо: на улице мороз, -15°, снег выпал, в доме – тепло, еда есть. Компания перекусила, и все пошли осматриваться.
В Уральских деревнях дворы настилают досками, часть двора сверху покрыта общей крышей с домом, все постройки переходят одна в другую, иначе в мороз и ненастье не набегаешься кормить скотину. Люди из деревни постепенно уезжают и дома продают дачникам. Вот и в Галином доме живут только летом, а раз дом дачный, то скотины и птицы нет, и дровяник заполнен лишь частично. Впрочем, топить дом все равно нужно постоянно, так как прежние хозяева сделали водяное отопление. Перестанешь топить – полопаются трубы, и конец комфорту.
Низкие крыши сараев во дворе – это подарок для маламута. Когда Мазай залез на крышу, то понял, что по этим самым крышам можно легко пройти по всей деревне, крыши переходили одна в другую и соединялись с ближайшими дворами. По низу пройти не удастся, дворы закрыты. Мазай уже собирался двинуться по крышам на разведку, но тут, как всегда:
– Мазай! Ко мне! – закричал Володя.
– Мазай, пошли, дам косточку, – подманивала собаку Евгения.
– Свободу маламуту! – выл Мазай, и деревенские собаки поддерживали его громким лаем.
Борман не лазил на крышу, он хотел сидеть дома у печки. Минус пятнадцать – это не лучшая погода для Бормана. Борман начал лаять и ругаться на Мазая, тот потерял кураж, и Петя снял его с крыши.
За водой
– Первым делом надо принести воду с колонки, – скомандовала Галя.
– Легко, – ответил Володя. – Илья, отвязывай сани!
Откручивание санок от багажника заняло меньше времени, чем прикручивание. Петр сворачивал веревочки и тросики, Илья держал собак – чтоб не разбегались, а Галя объясняла соседям, что Борман и Мазай – это ездовая упряжка.
Вечерело. Деревенские жители готовились отмечать Новый год и тоже запасались водой. Они тащили за собой санки с пустыми флягами в гору по улице, а обратно – с полными, и разглядывали диковинку: большую волкообразную собаку и обычную дворнягу, запряженных в сани. На санях стояли две фляги и сидел гордый Слава, а сзади на полозьях ехал Илья, он отталкивался одной ногой и помогал собакам бежать в гору. В гору – фляги пустые, а с полными флягами санки сами ехали вниз, только успевай тормозить, чтобы не улететь с обрыва в реку – в Серпиевке деревенские улицы выходили к крутому берегу Сима.
– Какая у вас красивая лайка, – говорили местные жители и прибавляли с уважением, – наверное, на охоту ходите?
– Нет, – отвечал Илья, – лайка-то – ездовая!
– А этот песик что, щенок?- спрашивали они, показывая на Бормана.
– Да-нет, взрослый, только небольшой.
Борман зло косился на людей и изо всех сил тащил санки. Конструкция санок серпиевским мужикам понравилась – хорошо воду возить. Встал на закорки и едешь себе вниз по улице. Вверх по улице тоже удобно: толкать вперед лучше, чем тащить за собой.
Новый год
В деревенском доме – тепло, еда на столе, собаки под столом. Дело шло к 12 часам. Ровно в 12 выпили шампанского, заели салатами и конфетами. Начался Новый 2008 год.
– Пойдемте на улицу, водить хоровод, что так просто сидеть, – предложила Галя.
– Хоровод! Хоровод! – радостно загалдели все.
Бормана и Мазая взяли, за что бралось, за шкирку и за шлейку, и только встали в круг вокруг маленькой елочки во дворе, как серпиевские жители (а чем они хуже других?) запустили фейерверки, петарды и ракеты.
Борман заскулил и забегал в поисках врага. Он не мог понять, где источник звука, так как стреляли со всех сторон. Мазай – испугался. Он побежал домой, лег около дивана и до утра не вышел на улицу, даже вместе с дядей Борманом.
В натопленном доме было жарко и Мазай, пытался устроиться с маломальским комфортом. Он открыл дверь в холодные сели, лег, и положил морду на порог, чтобы видеть свою семью. Именно так Мазай иногда устраивался дома, только вместо сеней был балкон. Дома он с вечера просился на балкон и ложился спать, положив голову на порог. Но дверь на балкон закрывали, и Мазай перемещался в угол балкона, предварительно сдвинув в сторону старое шерстяное одеяло, чтоб спать на холодном бетоне. Однако утром, когда в квартире ощутимо холодало, Володя обнаруживал балконную дверь открытой, а самого Мазая – спящим на диване. На диване он сворачивался калачиком, как кошка: все лапы собраны вместе и прикрыты хвостом, а на хвосте лежит черный нос – так в тундре спят лисы, песцы и маламуты. Надо сказать, что домашний диван был закуплен исключительно для гостей. Диван был шикарный, обитый золотисто-желтой тканью, и с появлением Мазая его пришлось закрывать тряпочкой попроще. В качестве гостей приезжали все те же Петя, Илья и Бабушка. Мазая, как всегда, с вечера выпускали на балкон, но через какое-то время ему делалось скучно, он открывал балконную дверь на магнитной защелке, а гость потом сам просыпался от холода. Правда, как объяснила Бабушка, если ты лежишь завернутый в одеяло у теплой диванной стенки, а со спины, со стороны балкона лежит Мазай, то спать вполне комфортно: свежий воздух, теплый Мазай…
Так вот, Мазай пытался устроиться спать в сенях при открытой двери в деревенском доме. Дверь, естественно, закрыли, а Мазая затащили в комнату. Такие выверты не для печного отопления, под утро дом и без открытых сеней ощутимо остывал. На улице к утру температура опустилась до -20°.
Пихтарник
Утром Нового года все уже были готовы ехать кататься на собаках.
– Поехали, давайте, собирайтесь! – подгонял всех Володя.
Выяснилось, что он взял с собой палатку и печку.
– Зачем тебе палатка и печка, когда можно натопить дом? Мы же и так на природе, – спрашивали Володю женщины.
– Вы ничего не понимаете, мы пойдем далеко за деревню, там у нас будет привал. Мы поставим палатку и будем жарить сосиски.
– Мы не хотим в поход, – ответили Галя и Евгения, так что за околицу отправились одни мужчины: Владимир, Петя, Илья, Слава, Борман и Мазай.
Часа через два пришел Петя и сказал, что палатка стоит, костер горит, пошли сосиски жарить.
Новый год….
Праздник….
Сосиски так сосиски, решили дамы, взяли бутерброды, сухое вино и двинулись к пихтарнику на высокий берег Сима, где остановились мальчики.
Сим зимой не замерзал. Это выяснилось сразу по приезду в Серпиевку и развеяло все мечты промчаться на собаках по замерзшей реке, как по хорошей дороге. То есть, Сим конечно замерзал, но не везде, так как из-под земли били родники. И как били! Громадной струей, прозрачной и ледяной, как Святой источник под большой елкой.
Помимо святых источников в Серпиевке было много интересных вещей. И самое знаменитое место, которое знают все на Урале – это Игнатьевская пещера, где в прошлом веке жил старец Игнатий, а на стенах пещеры и сейчас бегут доисторические звери, олени, лошади и носороги, нарисованные первобытным художником. В келье же у старца на стене есть нерукотворная икона из кальцитовых натеков – мадонна с младенцем.
Все это – абсолютная правда – и старец, и рисунки, и икона. А вот остальное, что местные (или условно местные) жители рассказывают туристам про амазонок, духов, изменения кармы и исчезновение людей – правдой назвать сложно. За исключением исчезновения людей, люди у нас исхитряются исчезать и появляться безотносительно пещер, женщин-воительниц и колдунов, причем, что в Челябинске, что на Зюраткуле, что в Серпиевке. Если вам местный житель станет рассказывать, как они с друзьями пошли ночью в пещеру, а на тропе ниоткуда взялся человек и потом исчез неизвестно куда, и при этом с того берега Сима кто-то смотрел горящими глазами, то верить нужно в горящие глаза. На той стороне, в глухих лесах живут волки и рыси. В оправдание можно сказать, что туристский бизнес потихоньку завоевывает Серпиевку, а местные легенды и байки – важный атрибут рекламы.
Сосиски успешно поджарили и съели. Борман нашел себе мега-палку, грыз ее, злился и никому не давал. Мазай ходил кругами, пил из холодной реки и вместе с Петей и Ильей забирался наверх по обрывистым тропам. Собаки на скалах сливались с камнями и лишайниками, они казались маленькими и несолидными, и даже могучий маламут был с трудом различим.
Обратно от пихтарника собаки везли только санки, палатку и печку. Они устали. Борман вообще еле шел, пошатываясь и путая направление, Илья и Петя помогали собакам. Когда доплелись до дома, хотелось только одного – спать.
Леша и Люба
Вечером, однако, собрались в гости к Леше и Любе, Галиным друзьям, отметить Новый год, поесть картошки с грибами и прочей деревенской снеди. Леша и Люба переехали в Серпиевку из Челябинска в поисках более тихой и богоугодной жизни лет 10 назад. Леша раньше был просто художником, а сейчас пишет замечательной красоты иконы на липовых деревянных досках для православных храмов, Люба вышивает иконы на ткани шелком и золотом, а помимо этого, как все деревенские жители, они сажают картошку, полощут белье в реке и топят дом дровами, которые Леша пилит и колет. Леша и Люба рассказали душераздирающую историю о своей лайке.
На следующий день все пошли смотреть новую Лешину работу. В мастерской на столе лежала недописанная икона, на ней – святой лик на золотом фоне. «Как красиво!», – тихо говорили все. Казалось, что Леша должен быть целиком погружен в работу, в святые образы. Но работать нельзя бесконечно:
– Кататься на собаках? С удовольствием!
– Мы прямо по улице, – пояснял Петя, который тоже дружил с Лешей.
Упряжка из двух собак катала Лешу по длинной деревенской улице на удивление всем прохожим. Потом Мазай и Борман катали Евгению, которая в большой шубе сидела в санях и кричала: «Я – боярыня Морозова!». Потом катали Славу и ездили на источник за водой.
Обратно в Челябинск выехали на следующий день. На автобусе отправились Евгения, Галя и Слава. Остальная компания погрузилась в машину и доехала до дому без приключений.
История о лайке №3 (рассказ Леши и Любы)
Леша собирался ходить на охоту и взял с собой в Серпиевку лайку- чудесного породистого щенка. Немного повзрослев, этот пес для начала передушил всех кур у соседей. Гуси ему тоже нравились, как объект охоты. За кур и гусей пришлось платить, поэтому главной задачей Леши и Любы было не выпускать собаку со двора. Свободолюбивый пес все равно удрал, то ли доска отошла от забора, толи ворота неплотно прикрыли. Люба бежала за псом по деревне, и соседи говорили, куда побежала лайка. Но пес таки сгинул. Собаку, конечно, искали, пес был душевный, ласковый. Спрашивали соседей, предупреждали, мол, если увидите нашу лайку, дайте знать, придем, заберем. Лайка вернулась сама через пол года. Морда – во! Сам пес – лоснящийся, красивый и сытый. Он проведал хозяев и снова ушел неизвестно куда, толи к охотникам прибился, толи к волкам, но жил он явно припеваючи. Такой мог смотреть с той стороны Сима вместо волка немигающими горящими глазами на местный люд.

ГЛАВА IX ВЕСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ
А вдруг девчонки?
Февраль незаметно подходил к концу. Под окном лаяли собаки. Лай доносился издалека, из леса, а иногда откуда-то с территории областной больницы. Стая разноплеменных собак, в основном дворняги со следами доберманов и терьеров, кочевала вокруг помойки, но их целью была не еда. Это была собачья свадьба.
Наверное, свадьба была не одна, лес большой. Мазай, пытаясь ее увидеть, порвал тонкие шторы, закрывавшие доступ к окну. Он лаял, выл, подавая стае сигналы, что он тоже, он с ними, он готов бежать. Но, увы, его никуда не пускали.
Володя больше не заходил в лес, его заносило туда вместе с Мазаем. А тот, ничего не видя и не слыша, бежал на большую поляну.
– Я себе ноги сломаю, – жаловался Вова жене, – этот придурок опускает морду и несется по какому-то следу неизвестно куда.
– Может с ним ходить в другое место? – предлагала Евгения.
– Какое такое место?! Собаки ходят повсюду, а на поляне у них что-то типа журнала Плейбой. Все сучки там отмечаются, а наш ходит, нюхает и балдеет.
На следующий день после этого разговора Евгения не могла уйти на работу, потому что Мазай твердо решил пойти вместе с ней, если не на работу, то хоть с собачьим народом пообщаться. Мазай точно знал, что он – неотразим, так как об этом говорили все и каждый. В дверь Мазай прорывался из всех сил, а Евгения, вцепившись в загривок, затаскивала его обратно в дом. Затащив, она пыталась быстрее уйти и закрыть за собой дверь. Уйти ей удалось только с третьего раза, и из лифта она слышала, как воет Мазай. Его призывная брачная песнь просачивалась сквозь панели дома и выходила на улицу, куда-то в лес.
Вечером Евгения, которая первой пришла с работы, не могла открыть внутреннюю деревянную дверь.
– Господи, ну, что ты там учудил? – говорила она Мазаю, который голосом подавал признаки жизни. – Там ведь и задвижки нет.
На всякий случай Евгения навалилась на дверь посильнее, та подалась, и стало видно, что ее не пускало – линолеум за дверью собрался большими складками. Это Мазай делал подкоп под дверь, чтобы уйти из дома через нору к девчонкам, и содрал линолеум. Линолеум был, конечно, изначально плохим, но его пока никто не собирался менять. Мало того, что линолеум вылез из-под плинтуса, он зиял разодранным покрытием, и в некоторых местах торчала только тканевая ворсистая подложка.
– Мазай, – говорила Евгения, – ты –маньяк.
– Может занять его физической работой? – предлагала она Володе. – Намается, не будет выступать.
– Кататься не с кем, – отвечал муж.
Лучше всего для катаний на санках подходила Женина упряжка, но у маламутих и самоедских лаек как-то у всех сразу началась течка. Еще до этого суровые Женины маламутихи начали оказывать Мазаю знаки внимание. В прошлом году они встретили его настороженно, но в этом, они, по-видимому, все обдумали, обсудили и приняли Мазая, как родного. Других-то кавалеров нет! Мазай ходил первым рокером на тусовке, а маламутихи пытались задвинуть конкурирующую самоедскую лайку, к которой Мазай всегда был неравнодушен. В общем, Женина упряжка пока отпадала.
Куролесов со своими хаски переместился далеко за город, у него полно было своих забот, и эта компания отпадала тоже.
Можно было кататься с Мариком, но Марик бегать в упряжке не привык и не хотел. Несколько раз пробовали, но дело шло с большим трудом. На тренировки нужно было тратить слишком много времени. Другое дело, если запрягать Бормана с этими двумя здоровенными ездовыми псами, но Борман продолжал не любить Марика и всячески его задирал. Кататься на двух собаках, Мазае и Бормане, мешала малоснежная зима и тяжелые санки. На участке от подъезда до леса снега почти не было, тротуары и дороги чистили до асфальта, и тащить через них санки и собак было слишком тяжело. Тем более что собаки рвались в лес с мыслью, а вдруг там девчонки?
– Может купить Мазаю игрушку, чтобы он не думал о девочках? – рассуждала Евгения. – У всех собак много игрушек, они играют с мячиками. Вот у Бормана под кроватью – целый склад игрушек, и он их никому не дает.
– В самом деле, купите игрушку, – советовала Евгении ее сотрудница, – вот я купила своему Рэмочке тяжелый резиновый мячик, цельный такой, литой. Так Рэмочка его очень любит, не грызет и ложится с ним спать. (Рэмочка – это большой стаффрдширский терьер тигрового окраса).
Решено, покупаем игрушку! Евгения купила странную резиновую гантельку, покрытую пупырышками или мягкими колючками. Внутри гантельки что-то мелодично брякало.
Мазай смотрел на принесенную мамой игрушку с симпатией, но в зубы не брал. Тогда Евгения начала катать игрушку по полу, чтобы Мазай понял, как надо играть. Однако Мазай только ходил за катающейся игрушкой и поскуливал. Игрушка ему нравилась, только не понятно каким образом и в каком смысле. Теперь по утрам Мазай звал Евгению катать игрушку. Она катала, а довольный Мазай прыгал вокруг, иногда поскуливая. Это напоминало детские игры, когда ребенок играет с бабушкой. Что-то типа: «А ты, бабушка, будешь катать машинку!», – говорит любимый внук, и бабушка покорно катает.
Теперь, когда Мазаю перед уходом на работу выдавали косточку (косточка – понятие условное, чаще выдавали замороженную куриную голову), то он нес ее к игрушечке и складывал перед ней. Потом Мазай ложился в коридор и смотрел на игрушку и косточку. На этом интересном месте Евгения быстро уходила на работу, а к ее приходу косточка была съедена, и может быть, даже игрушкой.
Мама-Евгения Мазаю тоже очень нравилась. Чтобы выразить свою любовь он, однажды, завернул куриную голову в ее халат, лежащий на кровати. Наверное думал: вот вернется мама, возьмет халат, а там – куриная голова, уже размороженная и готовая к употреблению.
Все-таки собаки очень чуткие существа. Евгения, конечно, не ругала Мазая, но восторга не выразила, голову выкинула и назвала Мазая придурковатой собакой. Мазай больше не дарил косточки маме, а только игрушке.
В один прекрасный день позвонил Женя и сказал, что имеет виды на Мазая в смысле получения щенков от маламутих, вернее маламутихи. Володя с Женей порассуждали, рано ли Мазаю иметь щенков, Володя убеждал, что не рано.
– Рано, он еще маленький, – не соглашалась Евгения.
– Какой он маленький? Линолеум разодрал, шторы порвал, в лесу носится как сумасшедший.
Мазая привезли к невесте на озеро Смолино, где оба маламута всячески выражали любовь друг к другу.
– Теперь нужно ждать щенков – маламутов, – рассказывал Володя. – У Жени еще будут щенки от самоедской лайки.
– Куда ему столько?
– Щенков мало не бывает, – мечтательно говорил Владимир.
Весенние истории
Зима в тот год была странная. Снег выпал в Новый год, а в начале марта уже растаял. Такое на Урале – редкость. Иногда наступал мороз, но без снега, но чаще моросил холодный дождь, сменявшийся холодным ветром.
По утрам Володя и Евгения гуляли с Мазаем по очереди: один спит, другой прицепляет Мазая к поясу, и – бегом по лесу, пока народу мало.
«Пока-народу-мало» удавалось не всегда. Однажды Володя припозднился, вышел на большую поляну, а там – студентки соседнего мединститута (по-современному мед академии) пришли заниматься физкультурой. Группа девушек, человек шесть, разминалась, а одна студентка сидела на бревне в центре поляны, где обычно сидят шашлычники: то ли обувь поправляла, то ли что. Владимир с Мазаем как-то незаметно оказались позади нее. Девушки из группы замахали руками и закричали сидящей:
– Волк! Волк! У тебя за спиной – волк!
– Не врите, – отвечала девушка с достоинством, – что вы прикалываетесь?!
– Да вон же волк! Настоящий! Сзади!
Сидящая девушка заинтересовала Мазая, тем более что все с ней разговаривали. Мазай потянулся к девушке, и она обернулась:
– Волк! – закричала она, подпрыгнула и как-то сразу оказалась вместе с подругами на краю поляны.
Мазай улыбался. Он был неотразим в своей красной шлейке, пытался поухаживать за девушками и призывно вилял хвостом. Те шарахались.
– Он – настоящий волк? – спрашивали студентки, в общем-то, зная ответ.
– Конечно! – радостно отвечал Володя.
– Да, нет! Он – лайка!
– Какая же он – лайка?! Он северный волк – маламут!
– ???
————
Евгения утром выходила рано, раньше семи, и пыталась найти тропинку почище, чтобы Мазай не испачкался в грязи по уши, вернее по брюхо. Уши у Мазая все же высоковато. Получалось не всегда.
– Я упала в канавку, – однажды грустно объявила Евгения после утренней прогулки. В руках у нее была мокрая и грязная куртка.
– Как тебе это удалось? – насторожился Вова. – Мазай уронил?
– Нет, мы срезали дорогу, обходили грязь на тропе. Там есть другая сухая тропа, но она идет через канавку.
– Опять запнулась, когда прыгала?
– Нет, я же не какая-нибудь коза. Я переходила канавку по бревну. А бревно было гладкое, без коры и совершенно мокрое (как впрочем, и все остальное в лесу).
– И что?
– Я поскользнулась и упала.
– Расшиблась?- забеспокоился Володя.
– Нет, на дне много прошлогодних листьев, правда под слоем воды и грязи. Я хорошо упала, мягко. Только я по уши грязная.
– Зато Мазай у нас – чистый! Он тебе вылезать помогал?
– Ага, как же. Лежу, это, я в канавке, а на краю стоит Мазай и возмущается: У-уууу-У! У-уууу-У! Мол, чего ты лежишь, мы же бегаем, кустики нюхаем, спортсменов пугаем! Вылезай! Пришлось самой вылезать.
– А Мазай тоже по бревну бежал?
– Я не помню, я же лежала в канавке. Теперь все стирать! – добавила Евгения, рассматривая брюки, куртку и даже шапочку.
————-
Еще одно весеннее занятие собачников – собирать мусор, который появился на месте растаявшего снега. Белкина хозяйка, Марикины хозяева Саша и Яна, Евгения, Володя и хозяева многочисленных лабрадоров брали большие пластиковые мешки и складывали туда пластиковый мусор. Лабрадорша Чара сама находила бутылки и складывала их в кучки у края тропы. А однажды утром у входа в лес появились веселые мужики – сезонные рабочие, наверное из тех, кого сократили с заводов по случаю глобального экономического кризиса. Мужики стояли у гаражей и курили.
– Пусть Ваша собачка тут не гадит, а то мы сейчас прибираться будем, – обратились они к Евгении с Мазаем.
– Да что вы! Мы вообще цветочки понюхать вышли, – отвечала она и быстро побежала за Мазаем в лес.
Край леса у областной больницы действительно почистили. Вот только как избавиться от отдыхающей публики, которая оставляет все, что принесла (банки, бутылки, пакеты), там же, где сидела? По-видимому они, загадив одно место, планируют в следующий раз переместиться на несколько метров в сторону, организовать там пикник, оставить бутылки, пакеты, а потом, снова переместиться…. Насколько же хватит леса?
———–
По вечерам гулять с собаками собиралась большая компания. Это вам не декабрь! Светло почти до одиннадцати вечера. Компания с собаками медленно перемещалась по тропе, и каждый вечер на верхушке сухой сосны, лицом на закат, вдохновенно пела какая-то птица. Довольно большая. Над лесом разносились красивые флейтовые звуки, чем-то напоминавшие пение соловья, но без характерных колен и более неспешные. Птицу обсуждали.
– Это дрозд! – уверенно сказала Евгения. – Кто-нибудь видит у него пестрины на груди?
Никто ничего не видел. Сосна была метров двадцать высотой. Дрозд пел, повернувшись к заходящему солнцу, и казался белым.
– Почему именно дрозд? – спрашивали Евгению.
– Большая птица. Певчие птицы такого размера у нас только дрозды, остальные очень маленькие, – отвечала она.
Евгения полезла в справочники и на следующий день уже объясняла более подробно:
– Это – певчий дрозд. Только певчие дрозды поют на закате с верхушки дерева.
– Странно, разве у нас есть певчие дрозды? – удивлялись собачники.- Они должны быть где-то южнее.
– Сколько угодно,- отвечала Евгения, – согласно местным орнитологам их в области на гнездовании от 200 до 400 тысяч пар.
– Это же надо! Считай целый город одних певчих дроздов!
Дрозд пел еще неделю, а потом перестал. Наверное, самочка-дроздиха его услышала, они свили гнездо, у них все хорошо, так что можно уже не пижонить, и не петь на весь лес гимн заходящему солнцу.
Тропа, по которой гуляли собачники, выходила на берег Шершней. Собаки с разбега бросались в воду, а потом, как водится, пытались отряхнуться рядом с хозяином. Марек исправно плавал за палкой, а Белка искала что-нибудь интересное, например, дохлую рыбу. Дохлую рыбу нужно было есть быстро и подальше от хозяйки, а то отберет и сама съест! Мазай тоже пытался что-нибудь откапать в старой тине и в песке. Главное было не пускать чистых и мокрых собак на обратном пути в болото, но собаки регулярно сбегали и возвращались из болота грязные и пахнущие тиной. Одно слово – бегемоты!

ГЛАВА X ТРИ СОБАКИ
Алиментный щенок
– Ну что? Когда у вас будут щенки? – спрашивали Володю его друзья-собачники.
– Слышно ли что про щенков? – интересовались у Евгении ее коллеги.
– Как там с щенками? Будут ли? – спрашивал Володя у Жени – хозяина маламутих.
Сначала Женя и сам не мог понять – маламутихи все лохматые, они у Жени живут на балконе и хорошо кушают, так что живота не было видно. В конце апреля Женя перевез собак в сад, в загончик у дома. И вот, главная маламутиха – жена Мазая, вырыла себе нору под верандой. Не нору – логово, куда она помещалась целиком.
– Ну что? – спрашивал Володя в очередной раз.
– Она уже два дня не выходит из норы. Наверное, рожает.
Щенков оказалось четверо – два мальчика и две девочки.
Самоедская лайка родила щенков немного раньше и тоже четыре штуки.
– Господи, как же он живет?!- говорила с сочувствием Евгения. – Там же все в щенках, всех же надо кормить.
– Да, – с нежностью в голосе говорил Володя, – восемь щенков! Мазай, дурацкая твоя башка, ты понимаешь, что это – твои щенки?!
Мазай делал вид, что мол, да, понимаю, но мои щенки – только четыре.
– Вы как договаривались с Женей по поводу щенков? – приставала Евгения. – Кто продает алиментного щенка, ты или Женя?
Володя отвечал с неохотой:
– Этим Женя занимается, он дает объявление в Интернете.
– Раньше надо было давать, кризис же!
– Нельзя раньше, мало ли что!
– «Мало ли что» будет, когда не продадим щенков!
Володе тема разговора явно не нравилась. Все эти низменные разговоры о продажах никак не вязались с таким небесным существом, как щенок маламута. На самом деле была у Вовы тайная и тихая мечта, взять алиментного щенка себе, воспитать вместе с Мазаем, чтобы бежала упряжка, а в санях сам Володя, и снег в лицо… «Ты с ума сошел! Не нужны нам собаки в таком количестве. Хватит с нас Мазая. И тот ведь, прости господи, придурошный», – отвечала Евгения на невысказанные Владимиром мысли.
Когда щенкам исполнился месяц, Володя поехал на смотрины. Он и Евгению звал, и Петра. Петя, как всегда, поехал, а Евгения (как всегда) была слишком занята.
И вот, щенки!
Сердце собачника при виде щенков любой породы наполняется теплотой и радостью. Щенки лаек на фоне остальных выделяются каким-то совершенно умилительным видом. Толстые лапки, белая мордочка, маленький носик…
На двух девочек из помета у Жени была предварительная договоренность. Откуда-то с Севера за ними приедут мужики, им нужны собаки в упряжку, а для этой цели годятся только щенки от рабочих собак. Женя так и писал в объявлении: рабочие собаки (упряжка, охота). Володя выбрал себе в алиментные щенки самого толстого мальчика с черным-черным носиком. «Щенка надо продавать, нужно давать объявления», – повторяла Евгения.
Володя молчал и думал, что и Жениного объявления хватит. Тем более что за таким щенком все должны выстраиваться в очередь.
Как-то незаметно прошел еще один месяц. Приехали мужики с Северов и забрали девочек. У Жени, помимо своих пяти собак, в загончике оставалось еще пять щенков. В дождь земляной пол загона размокал, щенки становились грязные и невзрачные. Кто таких купит?! Женя понял, что собак придется увозить в квартиру, стирать и демонстрировать покупателям как полагается, в виде игрушек. Только собак было слишком много. Он позвонил Володе и попросил забрать алиментного щенка.
– Он просто взмолился, – рассказывал Вова, – у него дома еще две дочки, которые ссорятся друг с другом.
– Никаких щенков, – отрезала Евгения. – Даже смотреть не буду, вдруг он мне понравится?!
Владимир, ни слова не говоря, привез щенка к Пете. Там – большая квартира и первый этаж. Минусов тоже хватало: самый центр Челябинска, в квартире полно мебели, у Пети живет Борман и любимая девушка Аня.
– Что ты надел?!- возмущалась Евгения. – А вдруг у Пети будут проблемы в личной жизни? Щенки маламута – это же ужас что!
– Не будут. Ане щенок понравился.
– Щенок маламута поначалу всем нравится. А как щенка встретил Борман?
– Нормально, – отвечал Володя, – он, правда, застеснялся.
– Это как?
– Ну, застеснялся…
Со слов Пети стало понятно, что новый щенок маламута привел Бормана в состояние шока. При виде щенка Борман немедленно описался и запрыгнул на высокий стол, откуда взирал на щенка с ужасом.
«Господи! – думал Борман. – Я уже воспитал одного маламута, а им все мало. И так весь дом на мне, под окнами ходят бандиты, а кашу мне варят не вовремя. И кто из этого щенка вырастет? Чудовище – ГИГАНТОСОБАК, который лезет играть, в лесу убегает, а я должен его искать… Кошмар!»
Щенок скулил и пытался подобраться к Борману.
Альфа- маламутик Кеша
У Евгении на работе проблему щенка обсуждали с интересом.
– Типичный альфа-щенок, – рассказывала Евгения своим подругам Марине и Марише за чашкой кофе. – Мама его – альфа самка, и сам он толстый и наглый, остальных щенков гнобил.
– И что, в самом деле, гнобил? – переспрашивала Марина.
– Второй мальчик – маламут был худой, как говорит Вова. Кроме того, у этого альфа-щенка потрясающая координация – много лучше, чем у Мазая. Он с дивана не падает! А Мазай падал башкой вниз, правда, ему было все равно.
В разговор вступила Мариша, которая до этого была занята своими мыслями и прослушала кусок беседы: «Что вы мою собачку обзываете. Она, между прочим, никого не гнобила, и щенки у нас все нормальные».
Евгения застыла в изумлении: «Как это обзываем?»
Образовалась пауза.
Но тут в голове у подруг что-то сдвинулось с места, и они расхохоталась:
– Маришка, речь идет не о твоей Альфе! Альфа – это не твоя Альфа. Альфа-щенок, альфа-самка, альфа- самец – это ТЕРМИНЫ. У зоологов альфа означает – главный в иерархии стаи (Маришина собака Альфа, девочка – далматинка, была хорошо известна в лаборатории). Ты же сама ее так назвала, типа она – самая главная.
– Впервые слышу, я ее назвала Альфой, потому что имя нужно было придумать на букву «а» – не сдавалась Мариша.
– А ты в Интернет загляни!
Снова начали обсуждать маламутов.
– А Мазай был гораздо красивее, – вздыхала Евгения. – Вы не знаете, может, кому нужен маламут?
Альфа- щенок маламута был никому не нужен, при этом он все время хотел есть. Чудовищно чавкая, он съедал свою миску корма и шел к миске Бормана, пролезая у того между ног. Он пристраивался под Борманом и из-под него глотал кашу из миски. Борман рычал, переставлял лапы и уступал. Он не мог обидеть щенка.
На объявление о продаже щенка-маламута никто не отзывался, и щенку решили дать имя. Его назвали Иннокентием или Кешей, потому что он был смешной.
Несмотря на все старания Бормана, щенок порвал штору на кухне и скатерть на кухонном столе – он пытался по скатерти взобраться на стол за едой. Еще он ободрал обои на кухне и в коридоре и все время требовал, чтобы с ним играли. Кеша просыпался с первыми лучами солнца и кусал людей острейшими молочными зубками за все, что торчало из-под одеяла. Петя и Аня ходили исцарапанные. «Вы что, кошку завели?»- спрашивали их друзья. «Нет, собаку-маламута,- однообразно отвечали они, – но мы ее не завели, мы ее продаем».
Борман не справлялся, а Петя с трудом урезонивал здорового щенка! Если Кешу начинали ругать, когда тот писал куда не надо, например, на диван, или чего-нибудь тащил со стола, он дерзил в ответ и держался нагло. Кроме того, щенок пытался добраться до игрушек Бормана, которые тот хранил под кроватью. Борман эти попытки решительно пресекал, таскал щенка за загривок, но щенок снова залезал под кровать к Борману, делал вид, что он маленький и несчастный, и Борману не хватало духа выгнать щенка вон.
Поход на Иремель
Ни на какой Байкал Володя, понятное дело, этим летом не поехал. Запланирован был только недельный поход на гору Иремель.
Иремель – довольно большая для Южного Урала гора (вторая по величине). У ее подножья берут начало две знаменитые реки – Белая и Урал. Идти туда не просто, так как прямо к подножью, естественно, не подъехать. Добираться надо на машине до Телюка, а дальше, оставив машину, пешком.
В поход пошли три человека и три собаки: Володя, Петя, Аня, Мазай, Борман и щенок-Кеша. В Телюке они оставили машину у знакомых, взяли рюкзаки и пошли по дороге. Раньше места эти были совсем глухие. На Иремель лет тридцать назад ходили единицы, с трудом добирались до вершины, ночевали непонятно как. Сейчас на Иремель идет вполне утоптанная тропа, а у Телюка это прямо-таки грунтовая дорога. По ней летом идут толпы туристов.
Первой «преградой» на пути оказался прозрачный ручей. Мазай и Борман с удовольствием пили ключевую воду, а щенок с изумлением ходил, булькая лапами. Вода переливалась, блестела на камнях, расходилась от лап кругами. Попить воды наклонились и люди, а щенок пытался заглянуть в Петины ладони, может там уже не вода, а что-то совсем другое.
Тропа уходила вверх и на единственной ровной поляне устроили привал. Мимо по тропе все продолжался людской туристический поток, а Кеша себе спал, спокойный и невозмутимый, как настоящий маламут. Борман лаял на всякий случай, и даже Мазай проявил активность: он следил за людьми на тропе, не несет ли кто чего-нибудь вкусного.
На гору с рюкзаками идти никому не хотелось, поэтому Володя ловко замаскировал рюкзаки в кустах на поляне, а то, не дай Бог, опять нужно будет таскать на руках Мазая через курумник, а с ним и Кешу в придачу. Идти до вершины довольно далеко, а погода никак не располагала к прогулкам – дождь то начинался, то затихал, сильный холодный ветер дул то с одной стороны, то с другой. И ведь это – конец июля!
Лес плавно перешел в можжевеловый стланик, стланик в невыразительную травку, а потом пошли камни и большие курумники. Мазай шел лучше, чем в прошлом году на Нургуше, так что его ни разу не несли на руках, Борман легко перескакивал с камня на камень, а Кеша пытался повторять за Борманом. Щенок красиво подпрыгивал, летел, а потом скатывался в каменную расщелину. Иногда он вылезал сам, но чаще его доставал Петя, жалел, гладил и настоятельно просил идти осторожнее.
Ближе к вершине стало ясно, что ничего хорошего на этой самой вершине не будет – плотная туча сидела на горе Иремель. Они остановились на самой границе. Дул ветер с дождем, ощутимо холодало, Аня устала, и Владимир Валентинович, хотя и делал вид, что все нормально, тоже устал. Собаки бегали вокруг, они заходили в тучу и прятались в белом тумане, а потом снова выходили. На них блестели капли воды, влажная шерсть распушилась и стала холодной, до собак было противно дотрагиваться.
«Может одному сбегать наверх?» – рассуждал тренированный Петр, – но оставлять отца и Аню не хотелось – если они останутся его ждать на границе с тучей, то замерзнут окончательно. Кроме того, за ним увяжется Борман, а за Борманом – маламуты, а с ними по камням до вершины не дойдешь. Пока Петр принимал решение, Мазай лег отдыхать, Кеша уснул в какой-то щели, и только Борман выглядел покорителем горных вершин.
Что же там было в тумане на горе Иремель?
Туман на горе Иремель (сон щенка-маламута)
Жили на горе Иремель большие белые маламуты. Легкие и прозрачные, выходили они иногда из пещер и сразу сливались с туманом. Там, в темных пещерах, внутри Уральских гор, они отдыхали, а их еда, большие белые рыбы, медленно плавали в тучах над скалами. Белые маламуты иногда поднимались над туманом и рыбами, прямо к звездам, и летали, не замечая расстояний и черных дыр. Если знать, как запрячь их в упряжку, то можно летать вместе с ними, взяв чудных рыб за компанию. Внутри облаков, путешествуют они над землей, и некоторые чуткие маламуты, такие как Мазай, оставляют им знаки на земле. Их мягкие теплые лапы защищают от ветра, снега, злых волков и туманных охотников. Силой мысли их можно позвать на помощь, поэтому настоящий маламут – всегда спокоен, тверд и непобедим… Их враги – черные волки с горы Манарага – живут далеко, но иногда в небе, можно видеть битву двух стай, черной и белой, и белые стаи всегда побеждают здесь, на горе Иремель…
Щенок дрыгал во сне лапами, скалил зубки и порыкивал. Он дрался с волками и бежал кому-то на помощь. Петя взял его на руки, щенок проснулся и заулыбался, как все маламуты.
Наконец, вся компания двинулась вниз.
Вниз, оказалось, идти не просто. На каменистом склоне не было троп. Какие тропы на камнях? Вершина скрыта туманом, а внизу весь лес – одинаковый. Тропа лежит много ниже, и без ориентиров компания шла медленно, приглядываясь к совершенно одинаковым камням. На этом обратном пути их догнала небольшая группа туристов, среди которых были американцы. Уральские горы – волшебной красоты, и сюда потихоньку стали приезжать люди издалека. Борман, почти незаметный на фоне темных камней, чуть не устроил международный скандал. Вероятно, он причислил иностранцев к особо нежелательной породе людей и бросился защищать стаю. Петя Бормана оттащил и отчитал за ксенофобские настроения. Мазай и Кеша наблюдали за всем издалека, но молчаливая фигура Мазая, стоящая на камнях, вероятно, усилила тревогу туристов. Они поспешили вниз.
Наконец, стало ясно, где находится тропа – Петр сориентировался, недаром он в детстве занимался спортивным ориентированием и бегал по Уральским лесам. По найденной тропе спустились на поляну и нашли свои рюкзаки, их никто не тронул, так что поход можно было продолжать.
Вот и Телюк. Собаки издалека рассматривали коров, а Борман решал проблему, стоит ли с такого расстояния лаять и вообще, стоит ли лаять на этих зверей, все-таки не собаки. Лучший вариант передвижения – это один человек плюс одна собака на поясе и без рюкзаков. Так Петр и Аня ходили в Телюк в магазин. Но кто понесет за них рюкзаки дальше? Правильно, никто не понесет.
Река Юрюзань
Владимир Валентинович с Петром еще в Челябинске изучили карты и решили после Иремеля пойти к реке Юрюзань, а там – по ситуации. Они прошли через Телюк и двинулись к реке.
В бывшем Советском Союзе слово «Юрюзань» сразу вызывало в памяти холодильник с одноименным названием. Мало кто догадывался, что Юрюзань – это река, на реке стоит город Юрюзань, а в городе – холодильниковый завод. Странных названий у бытовой техники всегда хватало. Хорошо, что холодильник не назвали по имени других Уральских рек, например Уй или Ай. Река Ай, кстати, известна своей исключительной красотой, высоченными скалами, лесистыми берегами, порогами и так далее. Сейчас по Аю сплавляются все кому не лень, а лет 15 назад, когда Илья и Петя действительно были детьми, то сплавы были редки. Однако еще тогда они сплавлялись по Уральским рекам вместе с изостудией Дворца пионеров, где занимался будущий художник Илья. Потом, после такого спортивного пленэра, изостудия устраивала выставку картин и рисунков, а на них каждый год были разные реки: Ай, Юрюзань, Катав, Сылва и Серьга. Серьга, правда, уже в Свердловской области, почти что заграница.
Володя не был любителем ходить по Уралу. Когда дети каждый год собирались в походы, Евгения обычно говорила:
-Вова, ты столько говоришь про походы, сходил бы вместе с детьми. Им – приятно, тебе – отдых.
– Это не походы, это – прогулки, – отвечал Владимир. – Что мне там делать?
– Рисовать будешь. Петя хоть и не ходит в изостудию, но в походах рисует, как все!
– Вот еще, – отвечал Володя, и целое лето работал, мечтая о Байкале.
С Петей получилось так. Петя лет с 10 увлекался спортивным ориентированием (а также ушу и игрой на гитаре), поэтому летом выезжал в леса со своей секцией. Ориентировщики уезжали на тренировки надолго, стояли в лесах палаточным лагерем и бегали где-то вокруг. Однажды Петя вернулся из своего спортивного лагеря, а Илья как раз собирался сплавляться по Катаву. Евгения Игоревна с Ильей попросили руководителя изостудии, чтоб тот взял с собой и Петю. Заодно. Руководитель, Сергей Михайлович Удалов (святой человек, как всегда говорила Евгения), Петю с собой взял, тем более что мальчиков в изостудии не так много, а они нужны: вещи носить, палатки ставить, дрова добывать, рамы для катамаранов рубить. После этого сплава Петя заявил, что будет ходить в походы только с художниками. На мамин вопрос «почему?», он отвечал, что у художников порядка гораздо больше, чем у спортсменов. Это звучало странно, но пусть будут художники, решили родители. Потом, правда, Петя ходил в походы и с инструкторами по йоге, и со скалолазами, и так далее, но это – совсем другая история.
Так вот, Юрюзань. Володя и Аня в этих местах были первый раз, а у Пети река Юрюзань вызывала приятные воспоминания. Юрюзань, чистая и прозрачная в этих местах, манила Мазая. Он сразу прыгнул в глубокую воду и поплыл, загребая большими лапами, как белый медведь. Кеша пытался, было, окунуться и даже намочил лапки, но дядя Борман купаться не разрешил. Мазай конечно – папа, но какой же он авторитет, если главный в стае дядя Борман. А Борман, как известно, купаться не любит.
Стоило отойти от запруды, как там, за рекой, появился хребет Зигальга. Хребет стоял над окрестными лесами, может и не стеной, не Кавказ все-таки, но выделялся отчетливо. Туда Володя намеревался повести Петю, Аню и трех собак, но тут случилась незадача: у Володи-то был отпуск, а Пете нужно было вернуться к его клиентам. Кто же кроме него поправит их больной позвоночник? У Ани был небольшой бизнес, и за ним тоже нужно было приглядывать. Так что, к Володиному разочарованию, на Зигальгу так и не пошли.
Собаки своего мнения не имели, они ходили по цветущим заливным лугам и валялись в траве. Вовсю светило солнце. Такое бы солнце да на Иремель!
Володе стало грустно, и он решил изладить баню, чтоб поднять себе настроение. Походная баня – вещь простая, нужны только камни (а они в изобилии), дрова (а их сколько угодно) и тент. Дрова лежали повсюду в виде больших сухих веток. Здесь недалеко рубили лес, бревна забрали, а ветки так и остались брошенные. «Какая бесхозяйственность!»- думал Володя, собирая ветки на костер. Собаки лежали в траве, как брошенные тряпки, а люди радовались, парились и бегали окунаться в холодную речную воду.
Дорога обратно была простой и понятной. Хорошо собакам, не надо таскать рюкзаки!
Три собаки на даче
После похода альфа-щенок стал совсем своим. На дачу приходилось брать уже трех собак. Там щенок немедленно начинал поиски чего-нибудь съестного, обходя дом и залезая под диваны и кровати. Он исхитрился достать из-под дивана свернутый коврик, который уже все потеряли. Зачем щенку понадобился коврик – неизвестно. Наверное, он решил обустроить свою нору, которую начал рыть под верандой.
Коврик – отобрали, рыть нору – запретили, но щенок не унывал. В саду было много интересного, но, самое главное, вокруг ходила нормальная стая: любимый Петя, Мазай, Борман и прочие «маламуты». В отличие от Мазая щенок и не думал теряться и лезть к соседям. Не собирался он изучать планету. Не желал он подавать сигналы «белым маламутам», а хотел только есть и играть, как, собственно, и все нормальные дети.
Потерялся он только один раз. К Бабушке тогда приехала подружка Алла Григорьевна и все дамы, включая Евгению, обсуждали что-то из журналов мод и прочие дамские вещи.
– А где у нас щенок? – озаботилась Бабушка.
– Не знаю, – отвечала Евгения, – он никуда не денется.
– Ну, как это? Ребенок потерялся, а вам и дела нет! – не успокаивалась Бабушка.
– Потерялся и, слава Богу!
– Нет, так нельзя. Вова посмотри, где у нас Кеша.
Владимир пошел искать щенка, взяв с собой Бормана. Щенка нашли на компостной куче. Там он – на высоте около метра, незаметный на фоне черной земли, на которую сливали помои и прочую дрянь – что-то старательно жевал. Какие именно отбросы нашел Кеша, Володя выяснять не стал. Он взял щенка за шкирку, а тот упирался лапками, ругался и хотел остаться на куче.
Кормить такую ораву собак было не просто. Удобный корм «Роял конин» не закупили, поэтому варили рисовую кашу и сдабривали ее мясными обрезками с соседнего рынка. Евгения раскладывала еду на три миски, и главное было, раздать миски в правильной последовательности: первую и самую большую миску быстро давали Мазаю, вторую – Борману, щенок получал миску последним, хотя и пытался урвать что-нибудь у старших.
Как-то утром Евгения разложила кашу по мискам, но мясные обрезки оказались слишком крупными, и их нужно было порезать. Нож и разделочная доска были на улице, и Евгения вышла из дома. Когда она возвращалась, то разразился скандал: все собаки выбежали на улицу за мамой, а обратно их не пускал Мазай. Он стеной стоял в дверях кухни и защищал миски с кашей. Борман с ним немедленно подрался, а щенок бросился в дом и спрятался под диван. Евгения пыталась разнять собак и колотила разделочной доской по чему придется. На крики и шум вышел Петя и пнул по собачьему клубку. Собаки разбежались, а Петя схватился за ногу: эту ногу он зимой ломал, и она все еще болела.
В этот год семейству вообще не везло с ногами: зимой ногу сломал Петя, просто поскользнулся на нечищеном ледяном тротуаре. А пока все ходили в поход на Иремель, ногу повредила Евгения. Сломала она ее или нет, так до конца и не поняли. Дело было совсем недавно на даче, когда приезжали друзья – Маша, Аня и Рафаил. Тогда Евгения поскользнулась на мокрой после дождя траве, прямо около дома, и подвернула ногу. Потом она лежала бледная и печальная на диване, а Аня делала какие-то пассы над ногой, уводя боль и болезнь куда-то вниз, подальше. Когда через день сделали снимок в больнице, то врач сказал: «Перелома у Вас нет, но эту ногу Вы явно ломали раньше». Евгения удивилась: «Ничего я не ломала». Что такое было с ногой, и что такое сделала Аня? Много на свете непонятных вещей, в том числе, например, психология маламута. А у Ани был простой девиз: «Главное, всех любить, а остальное устроится само собой». Даже сломанная нога!
– Сами кормите ваших собак, – крикнула Евгения в пространство, и, прихрамывая, пошла на улицу.
Миски собакам все-таки раздали. Они наелись и помирились, а потом отправились на кучу опилок, которая лежала около ворот. Во-первых, оттуда просматривалась дорога, по которой ходили дачники. Во-вторых, в опилках разрешалось копать ямки и ямы. Если яму выкопать глубоко, то лежать в ней мягко и прохладно. Мазай и Борман учили Кешу копать ямки. Потом все лежали, и Мазай рассказывал смешные истории из своего беззаботного детства.
За воротами ходили не только дачники, но и прочие собаки, которые хотели познакомиться, и, возможно, организовать свою стаю. Такие собаки, как Мазай и Борман, на дороге не валяются, с такими парнями не пропадешь, и их звали на дело. Делегаты приходили несколько раз. Борман, естественно, остался дома и Мазаю уходить не разрешил, щенок же просто сидел при Бормане и Мазае. Он старательно копировал взрослых и совал свой нос во все дырки. Чувствовал он себя замечательно, чего нельзя сказать о Евгении:
– С этой оравой надо что-то делать, – говорила Евгения, – у нас слишком много собак! Да и щенок все время растет!
В Челябинске альфа-щенка с его бешеной активностью возили пожить попеременно то к Пете – в центр города, то к Евгении с Володей – ближе к лесу. Фраза: хороший щенок – это спящий щенок, относилась прямиком к Кеше. Какая лапочка, скажут все, кто увидит славного спящего щеночка.
Прощай, Иннокентий
В целях рекламы Мазая и Кешу взяли на выставку собак. В выставке они не участвовали, просто Володя с собаками стоял около входа, и все желающие могли посмотреть на отца и сына – маламута. Володя с компанией имели успех почти такой же, как выставка в целом. Рядом с ними останавливались участники и просто прохожие, они фотографировали собак и самих себя на фоне собак. Володя рассказывал, какие это чудесные собаки – маламуты и объяснял, что этот замечательный щенок продается. Он раздавал визитки с телефонами, в общем, проводил настоящую рекламную акцию. На нем была футболка с нарисованными волками, то есть с маламутами, а Петр стоял рядом и рассказывал занятные истории про ездовой спорт.
С выставки они вернулись измотанные. Бормана и Кешу отправили к Пете, а Мазай пришел домой и сразу уснул на балконе.
– Ну что, есть покупатели? – спрашивала Евгения.
– Не знаю, – неуверенно отвечал Володя. – Я сделал все что мог.
Он тоже уснул и видел во сне большие толпы собак, которые говорили о достоинствах маламутов.
Хозяин для щенка нашелся неожиданно.
Володя с трудом вспомнил средних лет невысокого мужчину, который расспрашивал его о маламутах во время выставки. Мужчина, как и все прохожие, восхищенно смотрел на Мазая, гладил Кешу и приговаривал, что с удовольствием завел бы себе маламута, но у него уже есть охотничья лайка. Он позвонил неожиданно недели через две и сказал, что его лайку насмерть сбила машина, когда сын вышел с ней погулять. Вся семья пребывала в трауре, и он решил купить маламута.
Договорились о встречи у Пети. Мужчина пришел с женой, они долго обсуждали щенка и сходились во мнении, что щенок слишком большой и неочевидно, что будет охотиться. Посетители ушили, и о них снова забыли. Но через пару дней они позвонили и сказали, что не могут забыть такого славного щеночка. В общем, они его покупают.
Щенка отдали хозяевам вместе с документами, ошейниками и поводками. Он легко пошел с новыми людьми, все-таки маламуты – очень общительные собаки.
– Ах, какой он маленький, какой неуклюжий, – говорила новая хозяйка.
Петя помалкивал. Борман настороженно смотрел из другой комнаты.
– Славненький какой, наверно, ему будет трудно много ходить?- продолжала она.
– Он хорошо ходит, – пояснял Петя. Про Иремель он решил не рассказывать.
– Пойдем, деточка – говорила женщина. Щенка забрали, посадили в машину и увезли. Прощай, Иннокентий!
«Странный народ, – думал Петя, – если для них этот альфа – щенок неуклюжий, то кто же тогда ловкий и быстрый? Наверное, они хотят видеть щенка именно таким, неуклюжим. А ведь это – плохо, чуткие собаки начинают воспроизводить ожидаемое поведение”, – в Пете явно заговорил реабилитолог. “Вы смеетесь, когда я запинаюсь? Пожалуйста, буду запинаться и падать, только кормите и любите!” – вот принцип любого щенка!
Борман не мог поверить, что щенка больше не будет. А когда понял – не будет! – то стал еще более нежным и благодарным. Если Петя давал ему миску каши, то Борман после еды всегда прибегал и говорил «спасибо» – прижимался, заглядывал в глаза, вилял хвостом. Он говорил «спасибо» после прогулок, а дома усиленно охранял квартиру и, сидя на балконе, следил, чтобы подростки не курили под окнами, а чужие собаки не ходили. Петя и Аня еще более ясно осознали, какой Борман замечательный пес, как легко управляться с ним одним, как он все понимает и даже слегка говорит.
Мазай в глазах Володи и Евгении стал тихим, уютным и домашним, им стало очевидно, что все мамины придирки к маламуту – это пустые слова. Все произошло как в том анекдоте: Приходит еврей к раввину и жалуется: “Ребе, так жить тяжело, денег нет, квартира маленькая, жена болеет, теща пилит, дети орут, соседи донимают…” Раввин отвечает: “Купи козу и приходи через неделю”. Еврей не посмел ослушаться, купил козу. Через неделю прибегает совсем не в себе: “Ребе, совсем жизни не стало: денег нет, квартира маленькая, жена болеет, теща пилит, дети орут, соседи донимают, а тут еще и эта коза воняет!”. “Продай козу”, – отвечает раввин. Через день абсолютно счастливый еврей прибегает к раввину:
“Ребе, я продал козу! Теперь я знаю, что такое счастье!!”
Альфа- щенок маламута – это вполне настоящая коза.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
После того, как отдали щенка жизнь потекла размеренно. Мазай вел себя, как нормальная домашняя собака – не шумел, спал на балконе или на кухне под столом. Под кухонный стол он не очень помещался, поэтому иногда Мазай ложился вдоль стены: задние ноги и хвост – под одним креслом, туловище – под столом, а голова – под вторым креслом. Если Володя, сидящий в кресле, опускал руку под стол, он всегда натыкался на какую-то часть маламута. Из-под стола было неловко вылезать, но Мазай привык. Иногда он ложился в коридор, но так чтобы видеть любимых людей. А то вдруг они что-нибудь достанут из холодильника?
Маламуты – очень гибкие собаки, они должны бегать, складываясь почти пополам, чтобы лучше толкаться лапами. Гибкий Мазай исхитрялся укладываться и в кухонное кресло, очень маленькое, между прочим. Единственная проблема –куда положить голову: на стол – нельзя, а больше некуда. Володя с кресла собаку, естественно, сгонял, и пес ложился на Вовину ногу и смотрел на Вову влюбленными глазами.
Гости – это радость для маламута. Мазай обожал гостей, особенно Бабашку, и старался составить ей компанию во всем, в том числе и в еде. Он стоял в сторонке, ненавязчиво проталкивая свой нос на стол, а Бабушка старалась его не замечать. Потом у Бабушки сдавали нервы, и печенье незаметно исчезало во рту любимой собачки. Мазай, собственно, и вылезал из-под стола только ради сладкого, ведь маламутам не полагался десерт, а Мазая это задевало: «А пирог? А конфетки? А печенье?» Все остальное Мазай не выпрашивал – сами все дадут и в миску положат, беспокоиться нечего. Это очень отличало Мазая от овчарки Рони и даже Бормана. Те тщательно отслеживали процесс приготовления каши, приходили в комнату напомнить хозяевам, что каша уже сварилась, а потом, что каша уже остыла и ее можно есть. Мазая такие вещи не беспокоили, уверенный в себе, он спокойно ждал наполненной миски: «Ах, еще не положили? Ладно, я еще посплю!»
Евгения и ее коллеги часто брали Мазая прогуляться по лесу. Без Мазая на прогулку никто бы не пошел, а тут вроде повод – выгуливать собаку. Мазай хорошо понял, что его задача – сопровождать девушек, а также всех прочих, кто идет в лес. Когда в Институт приезжали иностранные гости – ученые, их тоже брали гулять с Мазаем, и постепенно эти прогулки стали входить в культурную программу встречи иностранных гостей. Выйдет Евгения с маламутом к подъезду и ждет, когда подойдет компания, а Мазай бросается ко всем прохожим, если их больше одного, и вопит: «Пойдемте в лес! Пойдемте все вместе!». Коллеги приносили ему печенье и колбаску, так что при встрече Мазай их тщательно обнюхивал, чтобы узнать о содержимом карманов.
Он по-прежнему любил Бормана, и когда тот приходил в гости, вид у Мазая становился умилительный – уши в разные стороны и улыбка до ушей. Он подбирался к Борману поиграть, или хотя бы полежать рядом, однако Бормана значительно более интересовали косточки, которые Мазай не успевал доесть. Мазай их честно глодал, но самая твердая часть косточки обычно оставалась на полу. Эти косточки Мазай считал своими игрушками, ходил с ними, перекладывал и держал рядом с остальными игрушками: синей гантелькой, резиновым лимоном и меховым вепрем.
С вепрем получилось так, когда двоюродный брат Евгении переезжал из старой квартиры в новую, он раздал детям целый мешок чудесных мягких игрушек, оставшихся от своей сестры. Не отданной оставалась только одна игрушка – жуткий коричнево-черной вепрь со страшными клыками. При виде такого вепря дети могли перепугаться насмерть, и как он очутился у сестры – неизвестно. Игрушку брат хотел выбросить, но Евгения забрала: «Пусть Мазай поиграет – раздерет, так раздерет». Однако Мазай, наученный дядей Борманом, игрушек не рвал, вепря он брал за загривок и трепал, как щенка, вот и вся игра. В доме тряпичный вепрь никак не пострадал.
Борман чужими игрушками не интересовался, у него самого был новый пушистый цыпленок (подарок Ани), который жалобно пищал: «Я люблю тебя». Его Борман оберегал, иногда давал людям в руки посмотреть, но нажимать на пищалку не разрешал. В гостях у Мазая Бормана интересовали только косточки, он их сразу у Мазая отбирал, садился под вешалку и сгрызал целиком. «Спасите мои косточки!»- плакал Мазай, когда был маленький. «Все пропало, все пропало!» – выл щенок и метался по квартире с косточкой в зубах. Ничего с тех пор не изменилось. Мазай брал косточку в зубы, потом забывал о ней, приветствуя Петю и Аню, а потом уже ничего не поделаешь: Борман косточку забрал и уже грызет ее под вешалкой.
Иногда в гости приходили родственники, Мазай их развлекал: давал лапу, смотрел преданно, показывал игрушки. Он тихо сидел под столом и ждал, когда все пойдут в лес, ведь именно за этим приходили гости к Евгении и Володе. И все гости, коллеги и родственники гладили его, угощали печеньем и приговаривали: «МАЗАЙ, ТЫ САМЫЙ КРАСИВЫЙ В МИРЕ ПЕС!». На Новый год семейство снова уехало в Серпиевку, но снега успело выпасть почти по пояс, так что на пикник поехали не на собаках, а на ГАЗ-66. Машина прошла по нечищеной дороге до родника, около которого варили пельмени. После Нового года Петя и Аня поженились, и у них родился сын Вася. Борман воспитывает нового ребенка -«маламута». Илья закончил свою Академию и работает художником на конфетной фабрике, рисует картинки для конфет и коробок, а также иллюстрации к книжкам и журналам. К весне Володя купил электрокосилку, косит спокойно траву на даче и мечтает о Байкале. Евгения ходит в свой Институт и предает приветы: сотрудникам от Мазая, Мазаю от сотрудников. Женя, хозяин упряжки маламутих, купил себе новую собаку породы акита, но еще не запрягал в упряжку.
Но это все совсем другие истории!

Автор публикации

не в сети 3 года

Е. Тостых

3

Комментарии: 0Публикации: 1Регистрация: 24-12-2020

Другие публикации этого автора: