С благодарностью посвящаю эту книгу Марку, что был всегда рядом, Стасе, благодаря которой я вновь начала писать, Аглае и остальным моим друзьям. И, конечно же, тебе, мой дорогой читатель.

Пролог.

Эта книга не обо мне, человеке, с которым случилась довольно странная история. Эта книга о всех нас. О тех, кто не мог понять, кто он и для чего он. Для тех, кто скитался по этому серому миру в надежде найти свет, к которому он протянет руку и который поведёт его в то место, где он наконец сможет снять свою застывшую маску и пойти навстречу своей судьбе. Эта книга о тех, кто не ищет счастья, а, напротив, бежит от него, ведь истинная красота Вселенной находится не где-то там, а вокруг нас. Обернитесь, и тогда вы сможете достигнуть того света, за которым слепо гнались все эти годы.

Но раз уж вы открыли эту книгу, вы захотите узнать, кто я и где родилась, кем были мои родители и что послужило колыбелью моего существования.

Мои родители начали свой путь в совершенно разных местах: мама родилась во всеми забытой деревне, а отец – в столице Империи Лиеми, нашей страны, где, как и в деревне, я раньше никогда не бывала. Они встретились совершенно случайно, затем переехали в новый город, в котором после родилась и я. Мой город не был известен живописной природой или историческими сооружениями, но, тем не менее, о нем знали и за рубежом. Мой город, который называется Робин-Вилль, когда-то давно был самым процветающим городом Европы – и самым серым городом мира. Люди уходили на заводы, потому что Робин-Вилль был точкой импорта и экспорта зарубежной и нашей продукции, также здесь располагалась промышленная зона и фабрики по производству военной техники и оружия: государство сочло это очень выгодным. Но сейчас мой город такой же разрушенный, как и остальные города Империи. Единственное, что осталось неизменным с тех времён – небо, которое всегда было серым, будто весь город лишился красок. Но никого это не волновало, кроме как таких же детей, как я, брошенных, подобно сиротам, в центр кабальной системы, где работа заменила желание и стремление жить. Из нас жаждали сделать роботов, а не людей, рабов, а не мятежников. Она, власть, всё время пыталась создавать нас по шаблонам, не давая ни единого шанса никому из нас. И дети с рождения смирялись с мыслью о сером будущем, ненавистной работе на гнилых фабриках. Наверное, из-за этого мы и перестали ценить саму жизнь.

Если подумать, то можно легко догадаться, что в таком мире дружбе и любви учились по молчаливым книгам и однотипным фильмам, а редкие крики души были написаны только на стенах метро или в грязных подъездах старых домов, но и эти слова были рождены в той тишине, в которой мы все окончательно разучились слышать. И именно в таком городе родилась и жила я. Но кто я?

Глава 1.

Я помню день, когда всё началось. Я я помню, что это было тринадцатое июня, я тогда сидела в двадцать третьем кабинете больницы моего города. За последний год это место стало мне вторым домом. Я запомнила эту дату, потому что незадолго до этого был очередной мой день рождения, который я уже третий год как праздную в компании самой себя и с желанием пережить этот день как можно скорее.

– Нет, – возмутился врач, – Я просто не знаю, что с тобой делать.

Мама сильнее схватила меня за руку, мне стало больно, и я попросила её не трогать меня.

– Одни анализы говорят одно, другие… другое… – врач продолжал разбирать бумаги в моей медицинской книжке, – И если НДКТ и новые анализы снова покажут тот же результат, мне придётся диагностировать вам рак лёгких первой стадии.

Я заметила лишь, как мама начала плакать. А я, уже совсем зелёный из-за болезни человечек, убито смотревший на все вокруг подросток, лишь улыбнулась тому, что мне поставили новый диагноз. По правде говоря, мне было уже все равно. Я безразлично смотрела на тихое нытье своей мамы и улыбалась так, как только могла, потому что улыбаться было очень тяжело.

– Но из-за этого вам придется переехать, – продолжил врач, не обращая на маму ни малейшего внимания, – К сожалению, в Робин-Вилле сейчас нет возможности лечить вас из-за большого количества больных, а так как это пока не официальный диагноз, срочно вас госпитализировать не будут.

У меня снова начался резкий приступ кашля, мне быстро дали платок и ингалятор. Когда я снова пришла в «нормальное состояние», врач подал маме распечатку и продолжил:

– В этой больнице вы будете проходить тот же курс лечения, что и здесь, только в случае чего вас сразу же госпитализируют туда…

– Но… – перебила его моя мама, – Этот город… В нескольких километрах от него находится деревня, где я выросла… У нас там все ещё остался домик!

– Это хорошо, очень хорошо.

– Тогда никаких проблем с переездом не будет!

Мама радостно взглянула на меня, а я, из уважения, сквозь зубы улыбнулась в ответ. Она опять сжала мою ладонь, и я в очередной раз попросила её не трогать меня.

Спустя некоторое время мы с мамой решили прогуляться. Меня очень редко выводили на улицу, и эта короткая прогулка после каждого посещения больницы была единственной возможностью для меня вернуться в мир, что прятался за моим окном.

– Вижу, тебе очень нравится болеть, – заявила мама.

Я даже не стала смотреть на неё. Я оглядывалась на обёртки из-под дешёвых конфет и сигаретные пачки, разбросанные по всей улице, и считала их, чтобы хоть как-то отвлечься от уже приевшихся мне негативных мыслей.

– Я не выбирала судьбу, – наконец ответила я ей.

– Ты хоть понимаешь, как мне тяжело? Тяжело смотреть, как ты кашляешь целыми днями! Днем и ночью, днем и ночью… Эти таблетки! И снова таблетки! Двенадцать штук в день! Столько и пенсионеры не принимают, а ты, в свои четырнадцать!..

– Мама, замолчи, пожалуйста, ты меня раздражаешь.

– У тебя же еще детство, впереди столько интересного, а ты сидишь в квартире… Да соседи и знать не знают, что у меня вообще есть дочь!

– Мама, – не выдержала я, – Хватит уже! Говоришь так, как будто это ты болеешь, а не я! Будто мне менее тяжело, чем тебе! А знаешь, кто виноват в том, что дошло до такого? Ты! Это ты отказалась вести меня к врачу первые недели, ты мне не покупала таблетки, но зато я ходила в школу! В школу! Вместо того, чтобы хоть раз сходить к врачу! Конечно, с раком легких у меня блестящее будущее, не так ли?!

Я опять не стала смотреть ей в глаза, а она молча шла рядом. Я злилась на всё вокруг. Я ненавидела весь мир, и в особенности самых близких мне людей.

Мы шли под мостом, а над нами гудели куда-то торопившиеся машины. Вдоль стены лилась вода от ещё не до конца подтаявшего снега. Было довольно морозно, и я сжала руки у груди, чтобы согреться. Наконец, едва пробравшись через грязь и лужи после недавнего дождя, мы снова вышли на грязный асфальт.

Я всегда смотрю вниз, когда куда-то иду, но не потому, что смотрю под ноги, боясь споткнуться, а потому что не желаю видеть окружающий мир. Вот рядом лежит бездомный, от которого несёт спиртным. Вот старуха, целуя асфальт, упёрлась коленями в полотенце и молится то ли божеству, в которого верует, то ли проходящим мимо людям… В любом случае, делает она это только из жалости к самой себе, прося подкинуть ей в одноразовый пластиковый стаканчик немного мелочи.

В такие моменты я не боюсь попасть в ад, потому что знаю, что уже в аду.

Я посмотрела на пасмурное небо, которое всю жизнь сопровождало меня, окружало весь мой город и все мои воспоминания. Только сейчас я поняла, что в нём больше не осталось никаких других оттенков, кроме этого серого цвета, который выводил меня из себя, который стал единственным цветом, что я вижу. Это небо тоже мертво, как и все мы, те, кто уже не видит смысла жить дальше, потому что болезнь пожирает нас изнутри, сокрушая всех нас, убивая. Этот серый цвет станет единственным оттенком, который я запомню, потому что я знаю, что больше жить не хочу.

И тогда, шагая по мокрому асфальту, такому же серому, как и небо, я стала вспоминать тот день, когда начался этот проклятый кашель…

Это было двадцать восьмого сентября прошлого года, когда я и мои ровесники, глупые и высокомерные семиклассники, отправились на выезд с ночевкой в соседний городок Юкиярви. Там были дети и постарше, и они старались держаться подальше от нас, так что мы были неким подобием изгоев среди этого веселья. Тогда, ночью на улице, мы танцевали, шутили по-взрослому, оскорбляли друг друга, обсуждали и ругали тех, кто не поехал вместе с нами… В общем, делали все то же, что и обычные дети нашего возраста. Среди тех, кто не пришел, оказалась и моя лучшая подруга Дакота. Её оскорбляли меньше всех. Не потому, что она была идеалом для каждого из нас; напротив, её все боялись. Девочка, с которой дружить мне оставалось совсем недолго, девочка, чьей страстью было только властвовать над людьми… Она не любила шумные компании, но у неё было большое окружение. Она была не из тех девочек, которые просто задирают других, считая себя королевами красоты и моды. Дакота задирала всех, потому что ненавидела себя, хотя тогда я этого ещё не понимала. Да, соглашусь, она была довольно умным человеком, в чём я ей очень завидовала. Она знала столько, что её можно было слушать часами, но она возмущалась и сердилась, если кто-то разбирался в том, что ей неведомо, потому что она терпеть не могла, чтобы кто-то был лучше её. Поэтому её окружение я называю «низкими и жалкими». Это люди, которые привыкли казаться глупыми, не способными на что-либо, кроме глупостей, но они вместе были тем, без чего Дакота не могла удовлетворить своё желание быть первой и главной, быть выше всех. И да, я сама была одной из «низких и жалких», потому что мне тоже хотелось быть такой же, как она.

После такой вечеринки неудивительно, что я начала кашлять. Хотя я и была очень уставшей, в школу мне нужно было прийти. Я быстро надела школьную форму, накинула пальто и шарф, схватила портфель и побежала туда. Я не опаздывала, но мне очень хотелось сообщить Дакоте новости и сплетни о ребятах, которые я узнала вчера, а в особенности то, что я начала кашлять.

Около кабинета я встретила Дакоту, игравшую в «Тетрис». Я специально начала громче и чаще кашлять, чтобы на меня обратили внимание.

– Кашляешь? Вы что, на улице танцевали?

– Тебе тоже привет. Да, а как же без этого.

Больше она мне ничего не вякнула. Она всё ещё не отрывалась от своей игрушки.

– Надеюсь, что это бронхит, – я снова попыталась обратить на себя внимание, – Это было бы здорово. Бронхит длится две-три недели, как раз пропущу контрольные, а после и каникулы начнутся.

Мечта каждого школьника, не так ли? Да, тогда это и вправду было моей мечтой.

Только теперь Дакота оторвалась от игрушки.

– Мэрилин, – обратилась она ко мне, – Дашь списать домашку?

Меня разбудила мама, постучавшись в мою комнату. Я притворилась, что ещё сплю, чтобы она не заставляла меня выполнять домашнюю работу. Но она лишь позвала меня выпить новые таблетки, которые мне прописал врач этим утром в больнице. Я встала с кровати, немного пошатнувшись, взяла у мамы из рук стакан с водой и таблетки, затем пошла в туалет. Я стояла у раковины, на стене рядом с которой висело зеркало. Я посмотрела в глаза самой себе.

– Ну что, приятного аппетита! – с иронией промямлила я, стукнув стакан о стакан в отражении, запила этот химический ужас и вновь направилась к кровати.

Но тут моя голова закружилась ещё сильнее, я покатилась куда-то вправо и, не сумев устоять на ногах, упала прямо на пол, успев опереться на руки. У меня постоянно кружится голова, но не так, как сейчас. Я села на колени, наклонила голову вниз, сжала руки в кулаки и начала что-то бормотать про себя. Я услышала, как капли дождя целуют моё окно и серый асфальт. Я взглянула в окно. Да, там идёт дождь. Я смотрела на него, чувствуя себя никчемной, покинутой… Я подумала о людях, которые сейчас сидят дома, потому что на улице этот проклятый дождь, и начала им завидовать. Даже в клетке внешнего мира они свободнее меня. Даже человек, сидящий днями напролёт в офисе, имеет больше возможностей, чем я, обделенный счастьем мира сего, ненужный подросток.

Собравшись с силами, я встала и подошла к окну. Посмотрела вниз, но на улице никого не было. И в тот же миг мне стало жалко этих людей, которые боятся дождя, потому что он мокрый, боятся дождя, потому что он холодный, боятся, что они простудятся…

Но мне всё равно. Всё-таки это их дело.

Я снова легла в кровать в надежде, что навсегда усну глубоким сном и буду далеко от этого гнилого мира.

Когда я не хочу думать о своём прошлом, оно всё равно напоминает о себе. Иногда я иду по улице или пишу в дневнике, и вдруг перед моими глазами всплывают неловкие моменты моей жалкой жизни. Тогда я начинаю стучать по столу или по стене и рыдать, ненавидя себя. Но сейчас мои воспоминания настигли меня даже во сне, окончательно став моими самыми назойливыми гостями.

Это было в начале ноября, я кашляла всего полтора месяца. Тогда я ещё не знала Дакоту в целом, но уже была огорчена своими «друзьями». Мама и сестра тогда забирали меня из школы. Я села в машину. Христина, моя сестра, была старше всего на год, но считала себя выше аж на целую ступень эволюции. Я, как и всегда, думала о своём, а сестра всё говорила про свои успехи в учёбе. Она была круглой отличницей, я всю жизнь ей завидовала. Я, конечно, не двоечница, но я ответственно и честно отношусь к домашнему заданию, а сестра всегда его списывает. Она мало понимала, особенно в экономических предметах, но зато отлично запоминала текст. Всегда пересказывала его на пятёрку. Я не любила её за многое: за высокомерие, за отличную учебу и за жажду внимания. Чем-то она мне всегда напоминала Дакоту.

Сестра наконец закончила рассказывать про свои достижения за этот день, и я решила тоже поговорить о себе. Я хотела поведать маме, как меня наконец заметила учительница иностранного языка.

Вообще, иностранный язык я знала чуть ли не лучше всех в классе. В своём возрасте я уже могла спокойно общаться с носителями языка. Но у учительницы всегда был любимец – Юлия. Почему не Дакота? Дакота и не старалась быть отличницей, напротив, оценки у неё были даже ниже средних. Но она считала домашнее задание пустой тратой времени для идиотов. Она действительно была умным человеком, но, в отличие от моей сестры, хорошие оценки не были показателем для неё. Хотя если у человека плохие оценки и он не любимчик Дакоты, то в ссоре Дакота всегда припоминала ему это.

Если кто-то лучше Юлии, то он высокомерен, а если хуже – он тупой. Именно тупой. А я была не только «тупой», но и одинокой. Я сидела одна за партой, и поэтому, когда я что-либо забывала, моей опорой была только память, но память у меня плохая. В такие моменты я всегда любила наблюдать, как списывает Юлия. Не терять же ей свой «статус», а она и половины не понимала, из-за этого и приходилось списывать. Я была слишком слаба, чтобы сказать об этом учителю. Я неконфликтный человек, я всеми силами пытаюсь избежать конфликта. К тому же у меня всегда такое ощущение, будто сделай я хоть одну малейшую глупость – и на меня ополчится весь мир. Поэтому я всю жизнь терпела издёвки других, лишь изредка нелепо отвечая им.

Но именно в этот день я получила пятёрку. Это было необычно, потому что учительница придиралась ко всему, вплоть до неправильно написанной заглавной буквы. Для меня похвала моей мамы была одной из самых главных вещей в жизни, по крайней мере тогда. Мама всегда восхваляла Христину, да и не только она. Многие учителя часто напоминали мне об успехах моей сестры, жалуясь на то, что я не такая, как она. Мама ругала сестру, если у той была хоть одна четвёрка, но, если я закончу семестр всего с тремя тройками, мама устроит целый праздник.

Когда моя сестра прекратила самоутверждаться и сделала небольшой перерыв, я решила тоже похвалить себя. Но, как только я начала говорить, мама, будто не услышав мои слова, продолжила говорить с сестрой. Потом я попыталась подойти к маме, пока мы были в продуктовом, но она болтала по телефону с подругами. Дома мама смотрела телевизор, но я решила не мешать ей. В любом случае, мои оценки ей не особенно интересны, потому что мною гордиться она никогда не будет.

Глава 2.

Я проспала более тринадцати часов. Утром у меня сильно болела голова, но мне нужно было собираться, ведь скоро у меня поезд.

У меня было очень много вопросов. Например, почему я никогда не бывала в деревне, в мамином домике, если он пустовал всё это время? Но в последние месяцы своей жизни я потеряла какой-либо интерес к происходящему вокруг меня, просто принимая всё таким, какое оно есть, поэтому я просто собирала вещи.

Я стала разбирать стол, ища на нём ручки, карандаши и альбомы для рисования… И тут я обнаружила листок, точнее, детский рисунок. Там была изображена молодая девушка с микрофоном и клавитарой на плече, а в нижнем правом углу было написано: «Мэрилин». Мэрилин – не моё настоящее имя. Я ненавидела своё имя не потому, что оно было слишком обычным, а потому, что оно принадлежало моему самому главному врагу. Но почему я выбрала именно Мэрилин? Мэрилин – как имя Мерлина, известного волшебника. Зачастую рядом с этим именем я приписывала слово «Смерть». Поэтому меня нередко обзывали «Мертвый Мерлин-волшебник» или «Смерть волшебника», но, учитывая обстоятельства, я втайне шутила: «Умирающий волшебник». Впрочем, как ни странно, это было связано не столько с моей болезнью, сколько с разочарованием в детской мечте. Я всегда мечтала стать волшебником, управлять стихиями и исполнять свои желания. Но это всего лишь сказки, а реальный мир невыносимо скучен. К тому же Мэрилин была персонажем историй, которые я писала, когда мне было грустно. Мэрилин воплощала мой идеал – смелая, бесстрашная волшебница, чья жизнь наполнена опасными приключениями. Короче говоря, Мэрилин была моей полной противоположностью, какой я всегда хотела стать.

Я снова посмотрела на рисунок. Мне хотелось плакать. Еще одним из самых сокровенных желаний моего детства, как и у многих, была карьера певицы или участника известной музыкальной группы. У меня даже была своя группа, но меня оттуда выгнали. Из-за болезни петь я больше не могла, приходить на «репетиции» тоже. Членов этой группы я считала своими лучшими друзьями, но они меня ни разу не навестили после того, как сами выставили из-за болезни. Сейчас я не знаю, написали они хоть одну собственную песню или всё так же занимаются ерундой, как раньше. В любом случае, мне уже всё равно, хотя когда-то это и было очень важно для меня.

Я собрала вещи и ждала бабушку, которая должна была поехать вместе со мной в деревню. Мама не могла ехать: нам нужны были деньги на моё лечение.

Когда бабушка приехала, мы двинулись на вокзал. Мама провожала нас и каждые пять минут говорила мне, что очень любит меня и молится за моё здоровье.

Вокзал был довольно большим: дорогие магазинчики с некачественным товаром, грязный сортир и целый притон для попрошаек. На вокзале мне снова стало плохо, и я побежала в туалет, чтобы проблеваться. Помимо бесконечного головокружения, меня также всегда преследовали тошнота и головная боль. Из-за этих симптомов у меня даже упало зрение, но я никому об этом не говорила: видеть окружающий мир мне совсем не хотелось. Пока меня рвало, перед глазами всё время темнело, а я постоянно оборачивалась, так как мне казалось, что кто-то стоит позади меня и смеётся над моим несчастьем.

Я вернулась в зал ожидания. К сожалению, все сидячие места были заняты бедными пенсионерами и их сумками, набитыми всяким барахлом. Просить у них уступить место я не стала, потому что они никогда не поверят, что кто-то из молодых может чувствовать себя плохо. Поэтому я села прямо на грязный пол и закрыла глаза, чтобы голова меньше кружилась. Благо, поезд долго ждать не пришлось. Я в очередной раз попрощалась с мамой. Крепко обняв её и сдержанно поцеловав, я пробормотала:

– Я люблю тебя, прости за мои слова, я точно вылечусь.

Хотя сама я в это не верила, и мама, знаю, тоже. Но от слов «я вылечусь» и мне, и ей становилось гораздо легче на душе.

Мы нашли свои места, и, когда поезд тронулся, я села рядом с окном и стала всматриваться в мир. Я не желала глядеть на всех этих жалких людишек, что ехали со мной в одном вагоне. Все люди были мне противны. От каждого я ждала грубого слова, поэтому я всегда заранее была готова высказать этим мерзким чучелам всё, что я о них думаю. Я просто привыкла к таким взаимоотношениям в нашем городе, хотя ни капли его не поддерживаю. И я была права: не успел проводник проверить билеты у всех пассажиров, как какие-то пьяные мужики успели из-за чего-то поссориться и подраться. Всё, что меня спасало от очередной волны ненависти и стыда – это плеер, наушники и любимая музыка.

Я живу в самой большой стране на нашей планете – Империи Лиеми. Здесь проживает несколько сотен национальностей и более ста миллионов человек. Ясное дело, ты здесь никому не нужен. Ты лишь капля в этом мутном болоте, но ты всегда кому-то за что-то должен.

После того, как я вспомнила свою музыкальную группу, меня невольно стали мучать воспоминания о том, как я окончательно разочаровалась в дружбе.

Конечно, от таких людей, как Дакота, мало чего можно ожидать, но тогда я этого ещё не понимала. Когда кашель длился уже больше двух месяцев и у меня начались сильные боли в груди, ребята из класса и учителя стали обращать внимание на это. Директор вызывала мою маму:

– Почему ваша дочь ходит в школу больной?

Вообще, этот вопрос задавали часто. Однажды, когда мама забирала меня после уроков, сзади в нас врезалась машина. После столкновения меня отвезли в больницу со смещением позвонков. Я была прикована к кровати около недели! И как-то раз мой врач спросил у мамы, почему я кашляю. Но мама лишь пожала плечами. В разговор вступила я:

– Я кашляю вот уже как полтора месяца, может, даже больше.

– Это ненормально, – испугался врач, – Может, вас записать к лору на завтрашний день?

– Нет, – выдавила из себя мама, – Это просто последствия бронхита, – и она сделала такое лицо, будто лучше врача во всём разбирается. Сморщив нос и надув губы, она продолжала, – Не надо нам к врачам. Она и так школу пропускает, отлёживаясь здесь.

– Но… – хотел переубедить её врач, но мама перебила его.

– Я ходила с ней к врачу, – соврала она, хотя ни разу даже не сопроводила меня за эти месяцы, – И он сказал, что она будет кашлять ещё месяц или два, так как это остатки… – Мама широко раскрыла глаза, потому что наконец осознала, что говорит какую-то чушь, в которую с трудом можно поверить. Но она просто не хотела лишний раз позаботиться обо мне, – Скоро прекратит кашлять, – резко закончила она.

Когда я вновь вернулась в школу, меня никто даже не поприветствовал. Никто не поинтересовался, что со мной случилось и где я была эти две недели, пока лежала в больнице. Но через некоторое время всё изменилось. Надо мной стали подшучивать так, как смеются над умственно отсталыми или детьми с физическими отклонениями. Не знаю, что в этом всём находят смешного, но мне было жутко неприятно. И хуже всего было слышать это от Дакоты. Так или иначе, я привлекла к себе внимание окружающих. Они стали интересоваться не только моим кашлем, но и моей жизнью. На уроках я старалась кашлять как можно меньше, сидеть за самой последней партой и не выходить из кабинета на перемене. Но так всегда бывает: чем дальше ото всех стараешься держаться, тем больше на тебя обращают внимания. Дакота многое разболтала про меня, даже неправду. Отныне я стала самым настоящим изгоем в классе. Поверив своему вранью и ненависти окружающих, и она ко мне начала относиться, как к отшельнику. Я не отрицала того, что у них могла появиться причина ненавидеть меня, но эта причина была мне неизвестна. Как бы то ни было, Дакоте всегда нравилось унижать других, но почему? Неужели это действительно ей помогает?..

От этих мыслей мне стало совсем грустно. Мне всегда грустно, но, когда я думаю о своём прошлом, мне приходится бороться с паническими атаками. А так как я думаю о своём прошлом постоянно, бороться с ними мне приходится едва ли не каждую секунду. Я схватила себя за горло и тихо произнесла:

– Это же всего лишь кашель!.. Жалкий, никчемный…кашель…

Завтра я уже должна приехать в эту деревню… Но я ни о чём не жалела. Напротив, впервые за долгое время я чувствовала себя взволнованной. Я очень редко выезжала за пределы своего города. Что же ждёт меня впереди?

– Просыпайся уже.

Я проснулась оттого, что бабушка толкала меня в бок. Поезд все еще двигался, но скоро должны были подъехать к станции.

– Уже проснулась, отойди… – бросила я, поднимаясь на ноги.

Голова почти перестала кружиться, но все равно укачивало.

Пока бабушка убирала наши постели, я нашла в сумке таблетки, налила в кружку воду и запила их. Это я не любила больше всего – принимать таблетки. Они были не то кислые, не то сильно порошковые… Впрочем, их вкус описать было сложно.

Когда мы шли к выходу из вагона, нам попались мамаша и её сынок, у которого был насморк. Мамаша обнимала сынишку так, будто бы он умирал. К ним подошла пожилая женщина, наверное, его бабушка, и сказала ему:

– Бедный малыш, у тебя насморк? Ой, бедный ребенок…

Даже если бы меня не мутило, после таких слов меня бы точно начало тошнить. Да уж, бедный ребенок, видите ли, насморк… Я посмотрела на малыша, а он на меня. Я глядела на него, как и на остальных – как на врага, но его это не испугало. Он просто смотрел на меня, открыв рот. Неужели этот взгляд кажется ему нормальным? С каких пор ненависть стала нормальной?

Мы отошли от них и стали ждать, пока остановится поезд и проводник откроет дверь вагона.

Когда мы вышли из поезда с пятью большими сумками, мы стали искать такси. Пока бабушка суетилась, вспоминая знакомый ей город, я пристально рассматривала его. Он мало чем отличался от Робин-Вилля, вот только небо было ясным. Дома отличались друг от друга только количеством этажей. Самый высокий дом был девятиэтажным, но и он был того же серого цвета, что и стоявшие рядом.

Наконец мы нашли такси. Мужчина лет тридцати помог нам положить в машину сумки. Мы сели сзади, он – за руль, и мы поехали в деревню под названием Бирюзовый лес. Я спросила, почему эта деревня так называется. Оказалось, что из-за реки Бирюза, у которой расположена эта деревня. Правда, в реке почти никто не купается. Одни из-за разных страшных историй, другие из-за того, что река сильно загрязнена. А сама деревушка стоит около леса, поэтому её и назвали Бирюзовый лес.

Пока бабушка расспрашивала таксиста о новостях этих мест, я вглядывалась в окно. Меня удивила природа, изобилие цветов и красок. Яркое солнце, голубое небо… Это всё казалось таким чужим. Здесь был лес не из домов, а из деревьев разных оттенков зеленого и коричневого.

– А как вас занесло сюда, в это захолустье? – поинтересовался таксист.

Бабушка немного помолчала, а я посмотрела на неё, улыбаясь.

– Вот, – вздохнула она, – решили отдохнуть от города, а у нас тут и дом и всё такое…

– А, ну это правильно, – похвалил нас таксист, – Тут и воздух свежий, и люди хорошие…

Таксист и бабушка болтали о чём-то своём, и я вновь перестала обращать внимание на их разговоры. Окружающие пейзажи не давили на меня, как это обычно бывало дома. Мне даже показалось, что я стала немного счастливее, будто бы все мои проблемы внезапно покинули меня, оставшись в Робин-Вилле.

За окном начали появляться маленькие магазины, домики, пятиэтажки, за домами виднелся лес. Мы остановились у одной из пятиэтажек. Когда мы вышли из машины, я впервые вдохнула здешний воздух. Он был настолько лёгкий, что я никак не могла надышаться. Здесь не пахло химией, пахло как-то… приятно? И легко… ох уж этот лёгкий воздух…

Бабушка дала мне две довольно тяжелые сумки, а три остальные вручила таксисту, который решил проводить нас до квартиры. Достав ключи, она открыла дверь в подъезд. Подъезд был такой же, как и в любом другом городе Империи, включая Робин-Вилль: эти наполовину белые, наполовину голубые стены. В каждом доме они одинаково старые, покрытые чёрными пятнами от зажжённых спичек. Мы поднимались по лестнице аж до четвертого этажа, так как лифта здесь не было. На каждом этаже было по четыре квартиры, расположенных друг напротив друга. Пока бабушка искала ключ от двери, я засмеялась:

– Я, конечно, городской житель и многого не знаю, но это на деревню ни капли не похоже.

– Ну так, – отозвался таксист, – Бирюзовый лес только называют деревней, а так-то это микрорайон. Но это вы живете в пятиэтажке, а за километр отсюда, у самой реки, на другой стороне и вправду деревня.

Но я не стала его слушать. Как только открылась дверь, я увидела двухкомнатную квартиру с облезлыми обоями, трещинами на потолке и сломанной мебелью. Здесь жутко воняло чем-то сырым.

– А почему нельзя было сдать эту квартиру в аренду? – поинтересовалась я, но бабушка лишь усмехнулась мне в ответ.

– А кто приедет в такое захолустье? – ответил мне таксист.

– Почему? – вступила в разговор бабушка, встав у зеркала и расчёсывая свои редкие чёрные волосы, – Здесь же рядом университет, не так ли? Но студентам снимать жильё дорого, они все живут в общежитии напротив, – она указала на угрюмое пятиэтажное здание, которое виднелось из окна кухни, – Сколько бы я ни старалась, всё равно никто даже не позвонил.

Бабушка распрощалась с таксистом, отдала ему деньги, и мы пошли осматривать квартиру. Пока я разглядывала каждый уголок квартирки, бабушка рассказывала, как месяцами искала жильцов, расклеивала объявления повсюду… Но никто ей, как она постоянно повторяла, так и не позвонил. А за квартирой, как оказалось, следили соседи, которым бабушка каждый год присылала за помощь дорогие подарки.

Сама квартира была довольно большой: прихожая, хоть и не очень просторная; две спальни, в одной из которых был выход на балкон; туалет и ванная комната и, напоследок, кухня, которая была ещё меньше, чем прихожая. На деле всё оказалось не так плохо, как мне почудилось поначалу: сыростью воняло, потому что протекала труба, обои отклеились только у входа, а трещина на потолке выглядела не такой уж и длинной, какой казалась на первый взгляд. Что до мебели, то только у одного кресла была сломана ножка.

Но всё равно от вида всего этого мне стало плохо. Я пошла в туалет, присела у желтой ванны, и меня вырвало. Бабушка подбежала ко мне и подняла мне голову кверху, чтобы рвота быстрее прошла. Как только я начала задыхаться, она побежала за ингалятором, дала мне его, я быстро вдохнула лекарственный порошок и стала громко дышать. Бабушка вытирала мне лицо в течение минуты, а когда мне вновь стало «хорошо», она оставила меня и продолжила осматривать квартиру.

Я встала, шатаясь, и хотела дальше исследовать наш «прекрасный дворец». Но я лишь успела заметить, что обои были ядовито-зеленного цвета, как голова закружилась, я снова начала задыхаться и упала на пол без сознания…

Глава 3.

Я не знаю, что происходило со мной в тот момент. Я помню только, что все было чёрным. И в этой черноте я не могла ни говорить, ни двигаться. Но такое состояние продлилось недолго. Я очнулась на том же месте, где и упала, а бабушка в растерянности пыталась меня разбудить.

– Мэрилин! Мэрилин, слава богу, ты очнулась!!! – она обняла меня, сильно прижав к себе.

– Бога нет, – ответила я ей.

– С тобой все хорошо?! Давай я вызову скорую!

– Не надо! Прошу, только не это! – крикнула я, подымаясь, – Со мной все хорошо.

– Такого никогда не было… – продолжала она.

Мне жутко не хотелось ехать в больницу. Я впервые видела что-то новое, помимо новых кабинетов, новых врачей и их пациентов.

Но то, что со мной произошло несколько секунд назад, я не могла объяснить. Такое я почувствовала впервые в жизни. Я никогда не падала… в обморок. Это показалось мне странным, жутким, но в то же время таким… новым и загадочным.

Неважно, было ли это плохо или хорошо, я радовалась, что испытала что-то новое. Я знала, что долго я не проживу. Дело даже не во мне, а во врачах, которые меня лечат. Я знаю, у них нет желания лечить пациентов, они лишь хотят поскорее от них избавиться. Так и со всеми моими врачами. Наверное, если бы в самом начале они отнеслись к простому кашлю посерьёзнее, всё могло получиться иначе.

Когда я думаю о лечивших меня когда-то врачах, я всегда вспоминаю одного из них, жирного мужика, который поглядывал на меня, как на идиотку. У него в руках всегда была записная книжка и батончик какого-то дорогого шоколада.

– Помимо кашля… – жаловалась я, – Меня постоянно тошнит, у меня постоянно кружится голова… А руки, они часто трясутся…

– Судя по твоим словам, ты живёшь в аду, Мэрилин.

– Да! Я прекрасно это знаю… Но мне так плохо, просто постоянно… Я засыпаю с желанием не просыпаться следующим утром, потому что этот ежедневный кошмар всё повторяется и повторяется… А самое ужасное, что я вынуждена каждый день ходить в школу! Я не знаю, может… Вы сможете выписать мне больничный, а? – умоляла его я, а он смотрел на меня так, словно я пытаюсь обвести его вокруг пальца, – Хотя бы на неделю. Собраться с мыслями, выспаться… Возможно, мне полегчает…

– Сколько, ты говоришь, ты уже болеешь? Пять месяцев, и каждый день у тебя такое состояние?

– Да…

– Ну эти пять месяцев ты же ходила в школу… Значит, ещё походишь.

На платных врачей у меня денег не было, вот и пришлось обращаться в бесплатную больницу, где врачей специально учат быть жабами и отправлять нас, больных, работать и учиться дальше, как свиней на убой. Но я знала, что всё это гораздо серьёзнее, нежели бронхит или ларингит. Скорее всего, мне просто хотелось в это верить. Потому что так интереснее. А я до сих пор думаю о том, что когда наступит миг, последний миг, и мне придется вспомнить всю свою жизнь, я вспомню только серый цвет и ничего больше. Все мои четырнадцать лет прошли настолько однообразно, что их будто и не было вовсе. Именно от этого мне становилось тоскливо.

Бабушка все еще металась около меня, расспрашивая, хорошо ли мне или плохо, и убеждая, что нужно вызвать скорую, на что я отвечала: «не нужно, прошу, не надо».

Наконец я вышла на балкон подышать свежим воздухом. Я посмотрела вниз, на людей. Они отличались от тех, что жили в моем городе. Они все были… дружелюбны и даже счастливы. Они обнимались, девочки играли с мальчиками, а взрослые беседовали друг с другом. Это было настолько непривычно и чудно для меня, что мне захотелось прямо сейчас взять и спрыгнуть с четвёртого этажа, чтобы пообщаться с этими необычными людьми. Но я не могла. Не потому что высоко, а потому что мне нельзя гулять. На душе стало так тяжело, будто не камень, а целая гора обрушилась на меня. Я сжала руки в кулаки от досады. И правда, почему эти тупые людишки могут гулять, а я нет? Почему только я одна стою здесь, на балконе, радуясь, что теперь я могу находиться на улице, не выходя из дома? Почему они не болеют так, как я??

Я не могла понять это еще с самого начала болезни. В моем городе вполне реально подхватить подобную болячку, но почему именно я? Я никогда не ходила на заводы, никогда не курила, как мои тупые ровесники. Я просто взяла и ни с того ни с сего заболела.

Все это время я пыталась вспомнить свои грехи – в чём я провинилась перед «милосердным богом»? И если он хотел наказать меня, то почему не послал пьяного водителя задавить меня на дороге своей дешёвой машиной? Или почему не позволил мне умереть во время пожара? Одно и то же событие можно считать наказанием за грехи или испытанием. Но я не думала, что это испытание, потому что жить мне оставалось совсем немного. Поэтому я больше не верила в бога. По крайней мере, в его «милосердие». Если бы бог и существовал, то он оказался бы дьяволом, раз позволяет этому миру рушиться.

В таком настроении я прожила неделю. Я уже дважды была в больнице, которая мало чем отличалась от миллиона других больниц. Там я проходила ту же терапию, что и у дома. Мой новый лечащий врач очень сильно был похож на того, что был у меня в Робин-Вилле. Даже по характеру они были очень схожи. Нового врача звали доктор Малис. Он мне нравился, довольно приятный человек. В своём «замке» мы с бабушкой наводили порядок: оклеили остатками обоев участки, где они оторвались, купили новый стул, сантехник еще в первый день починил нам трубу… Мы приобрели новое постельное бельё, вымыли весь пол, всю ванную… Закончили почти со всем, кроме шкафов, которых там было четыре. Один из них был полностью пустой, туда мы и сложили свои вещи; три остальных были набиты разными мамиными вещами, которые я пообещала в скором времени разобрать.

Свою комнату я украсила, насколько мне позволила моя фантазия: я нарисовала новые рисунки, стараясь сделать их максимально радостными, но у меня это так и не получилось, поэтому я просто купила детский журнал с героями какого-то неизвестного мне мультфильма и повесила плакаты на стену. Я даже купила цветы, чтобы новая комната казалась живой.

По вечерам я сидела в своей комнате и читала книги, которые стояли на полке в книжном шкафу. Когда мне надоедало читать, я садилась за стол и рисовала все, что только приходило мне на ум. Впервые за долгое время у меня на душе стало немного спокойнее, хотя, как и раньше, я весь день проводила наедине со своими мыслями. Из-за такой смены обстановки я даже стала реже кашлять. Но чтобы окончательно принять то, что я осела на новом для меня месте, я купила дневник, который и должен был начать мою новую, но всё-таки очернённую прошлым историю.

И всё продолжалось таким образом, пока не настал тот самый день.

Я знала, что скоро умру. И мне было грустно при мысли о том, что я умираю, сидя в четырёх стенах, будто бы меня уже и не существует. В этом-то и правда, что я не жила, а существовала в этом мире. Мне было грустно, что я уйду и оставлю после себя только медицинскую карточку, которую никто из моих родственников так и не заберёт. Останутся рисунки, которые я нарисовала лет пять назад, пара строчек неудавшихся песенок, лохмотья, которые скорее всего станут тряпками для пола, а дневники, в которых я описала всю свою жизнь, в лучшем случае будут забыты на книжном шкафу при переезде. Хотя на эти вещи вскоре мне будет уже наплевать, я понимала, что каждая секунда сейчас для меня как годы для обыкновенных людей. Они дороги мне, ведь их совсем немного. Я стояла на балконе, думая обо всём этом. И в какой-то момент до меня дошло, что в моей ситуации ограничений из-за болезни быть не должно. Кто мне запретит гулять, если мне остается жить… а сколько мне вообще остается жить?

Я взяла своё пальто, надела наушники, включила любимую песню и впервые за долгое время наконец решилась на этот шаг…

Я спустилась по лестнице.

Я открыла парадную дверь.

Солнце било в моё бледно-зеленое лицо. Было тепло, но дул холодный ветер. Сначала всё было тихо, потом будто бы издалека послышались радостные крики детей, следом за ними – пение птиц, а после – шелест листьев. Я шла осторожно. Почему-то я очень боялась. Когда я подошла к детской площадке, дети посмотрели на меня и стали расспрашивать друг друга о том, кто я. Но как только они подошли ко мне, чтобы познакомиться, я убежала. Внезапно мне стало страшно разговаривать с людьми. Даже не из-за того, что мой голос больше походил на хрип заядлого курильщика, просто страшно. Вообще, мне всегда было страшно находиться среди людей, мне всегда казалось, что все они глядят и смеются надо мной. Я бежала дальше, но вместо тяжести в груди, которая мучила меня уже довольно давно, я вдруг почувствовала легкость на душе. Я заулыбалась, я стала свободной. Я пробежала мимо магазина, мимо неработающего фонтана… Это «захолустье» мне показалось довольно милым городком. Потом я увидела тропинку, спускающуюся вниз по холму. Она вела к реке Бирюза, в честь которой и назвали городишко. Я спустилась к реке и удивилась ей. Я поняла, что никогда до этого не видела реку. Она текла медленно и спокойно, а солнце играло в её волнах. По берегам реки росли деревья, слева виднелся деревянный мост. Облокотившись на дерево, я отдышалась. Я сняла наушники и начала вслушиваться в природу, окружавшую меня. Только городской житель может понять меня. Дома, кроме гула заводов и машин, не слышно больше ничего. Хотя нет, это неправда. Где бы ты ни находился, ты всегда услышишь крики несчастливой семьи, плач ребёнка, над которым издеваются другие дети… По вечерам меня будоражили сирены полицейских и пожарных машин, а в окно бил ветер… Городская жизнь… Бесконечная нервотрёпка и спешка. Но куда они все торопятся?.. А, неважно, хотя они и толкают меня, словно городская жизнь – это бесконечное соревнование за первенство в чём угодно.

Минут десять я сидела около реки. Я кидала в воду камни, но все равно боялась потрогать её рукой. Тишину нарушали только шум деревьев и пение птиц. Но внезапно я услышала крики, совсем рядом.

На соседнем берегу раздавался визг сердитых подростков. Вскоре я увидела толпу, бежавшую за одной девочкой. Я привстала, чтобы разглядеть эту сцену получше. Вот они бегут. Девочка, за которой гнались, поскользнулась на луже и упала в грязь. Семеро подростков окружили её, потом схватили за руки и ноги и уже собрались бросить в реку, как вдруг один из них увидел меня. Я быстро спряталась за дерево, но было уже поздно. Мальчик, что заметил меня, сообщил об этом и остальным. Они отпустили девочку и убежали, ругаясь на меня и друг на друга. Тот, что сообразил и побежал самым последним, не забыл напоследок пнуть девочку ногой. А я, злясь на тупых дикарей-ровесников, всё ещё сидела за деревом. Я знала, они исчезли! Но почему я не вставала? Мне было страшно идти к этой незнакомой девочке. Я слышала, как она рыдает, и каждый её вопль бил мне в сердце. Мне очень хотелось подойти к ней, помочь ей. Я ругала себя за свою скромность, пугливость и нерешительность! Наконец я взяла себя в руки и бросилась через мост на другой берег. Я приблизилась к худенькой рыжеволосой девочке, которая всё ещё лежала в грязи и плакала. Я не нашла, что сказать ей, поэтому просто протянула руку и помогла ей встать. Сквозь слёзы я расслышала слово «спасибо». Девочка обняла меня, и я похлопала её по плечу. Она всхлипнула ещё несколько раз и посмотрела на меня.

– Как тебя зовут? – хмуро спросила я. Это было первое, что пришло мне в голову.

– С…Стася… – прошептала она.

– Тебе не больно?

Она лишь отрицательно покачала головой. В этот момент я заметила странную маленькую косичку среди распущенных волос на левой стороне.

Я порылась в карманах куртки и нашла платок.

– На, вытри лицо.

Я подала ей его, она вновь поблагодарила меня, протерла лицо платком, но только размазала грязь и испачкала мой платок.

– Мм… Лучше в озере, лицо всё еще грязное.

Она не ответила мне, лишь подошла к озеру и начала промакивать лицо мутной водой. Я присела рядом. Когда её лицо стало более-менее чистым, она повернулась и стала ещё тщательнее рассматривать меня.

– Я Мэрилин, – наконец представилась я.

Она немного помолчала, оглядываясь вокруг.

– Мэрилин? Я… тебя впервые вижу… Ты живёшь в Домина? В соседней деревне?

– Нет, м… – тут я потерялась. Мне вовсе не хотелось завязывать знакомство с человеком, начиная с рассказа о том, что я переехала в деревушку, где выросла моя мама, чтобы потом меня могли госпитализировать из-за рака лёгких. – Я из Робин-Вилля, но сейчас живу здесь, в Бирюзовом лесу. Вообще я очень редко сюда приезжаю. Тут моя мама родилась, поэтому у нас тут квартира.

– Извини, не могла бы ты ещё раз повторить? Откуда ты?

– Из Робин-Вилля. Это такой серый-серый туманный город к северу отсюда.

– Да, я слышала о нём.

– А ты здесь живёшь, я так понимаю? В Бирюзовом лесу?

– Да… – задумалась она, потом снова поглядела на меня, – Всегда здесь жила, и моя мама тоже, и бабушка и так далее… В этом захолустье.

– А мне нравится это место, – честно ответила я, – Тут для меня родилась свобода. Леса из деревьев, а не из домов… И люди у вас чудаковатые… У вас праздник сегодня? Почему вы такие веселые?

– Причем тут праздник? – засмеялась она, – Всё как и всегда. А зачем нам хмуриться? – она удивилась, – У нас всё хорошо. Конечно, скучновато… Но мы часто играем с ребятами на улице…

– С этими ребятами? У вас такая игра, лупить друг друга по роже?

Стася замолчала. Она посмотрела в воду.

– Нет… У меня тут мало друзей. Здесь далеко не все дружелюбные, особенно мои ровесники, – она запнулась. – Прости, я не хочу об этом говорить.

Я не стала её упрашивать, хотя мне было очень интересно. Я изо всех сил пыталась не кашлять при новом человеке, но не удержалась, и у меня случился приступ. Я схватила ингалятор и стала вдыхать этот безвкусный порошок. Стася вытаращила на меня свои глаза, а когда приступ прекратился, спросила:

– У тебя астма?

– Да, – соврала я.

– Бедная… У моей сестры тоже была астма… – тут она замолчала.

– Была?

– Моя сестра умерла… – Стася всхлипнула. Я решила не продолжать эту тему и сразу перейти на другую.

– Расскажи мне… О своём городе, пожалуйста. Что-нибудь хорошее… – попросила я Стасю.

Я смотрела на неё. Она начала рассказывать, что Бирюзовый лес – не такой уж и простой город. Она восторженно описывала заброшенные дома, тёмный лес с вампирами и призраками, русалок в реке Бирюза… И мы заговорили о мистике.

Мне было очень интересно её слушать. Хоть я и не верила в бога, магия и всё необъяснимое всегда завораживали меня.

Мне захотелось побывать во всех этих мрачных историях, быть призраком или зомби, утопшим или зарытым, вампиром или оборотнем… Познать трагедию, иронию, драму, почувствовать себя особенным. Но сейчас меня делает особенной только мой кашель, а мир не перестаёт казаться скучным.

При мысли об этом всё снова приобрело серые краски.

Мы шли и разговаривали. Приступов больше не случалось, я даже не замечала, что кашляю. На время я даже забыла о своей болезни. Мы болтали обо всём: о школе и уроках, о родителях и детях, о своем потерянном поколении. Когда наступил вечер, я вспомнила, что бабушка и знать не знает о моём «подвиге» – решении выйти за дверь.

Когда мы вернулись в Бирюзовый лес, я попросила Стасю не слишком быть на виду, чтобы новые для меня люди не стали расспрашивать незнакомого им человека.

Я попрощалась со Стасей, и мы расстались. Я наконец поняла, кого она мне напоминает. В детстве я часто смотрела мультсериал, который назывался «Чувство границ свободы». Это был мультик про беспризорников и двоих детей из состоявшейся семьи. Так вот, одного из героев тоже звали Стася. И мало того, этот персонаж был очень похож внешне на эту Стасю, в реальной жизни! И, насколько я помнила, она тоже любила лазать по заброшкам и верила в призраков. Я всегда мечтала о такой подруге, и неужели я её наконец нашла?..

Поднявшись на свой этаж, я остановилась. Что сказать бабушке и как ей объяснить, почему я ушла? Я продумывала наш диалог в голове, разговаривая сама с собой, но в итоге пришла к выводу, что лучше сказать правду. Но как только я подошла к двери, чтобы постучаться, бабушка открыла и закричала:

– Ты где была? Я тебя вот уже два часа по городу ищу!

Она схватила меня за пальто и затащила в нашу лачугу. Захлопнув дверь, она ударила меня по лицу.

– Ты что делаешь?! – крикнула я ей.

– Ты хоть понимаешь? Где твои мозги?! Ты идёшь на улицу в таком положении!

– Отстань…

– Отстань? Вот как ты разговариваешь со своей бабушкой!

Она отвернулась от меня и пошла на кухню, я пошла следом.

– Ладно, извини меня, пожалуйста…

Она повернулась ко мне. Я увидела, что она плачет.

– Ты что, не понимаешь? Всем и так плохо! А теперь ты ещё и уходишь из дому на улицу! Нет ни записки, ни сообщения… Могла хотя бы позвонить!

– Ты не понимаешь…

– Чего не понимаю?

– Ты не понимаешь! Я… Я целый год не выходила на улицу! Ну и плевать, может, у меня рак лёгких! Какая разница? Самое обидное, что я так и не узнала жизнь! Ни-че-го! Я просто ни-че-го не знаю о том, что за окном! Мир за окном для меня чужой… Дом – больница, еда – лекарства… Я только стала подростком, а мне уже помирать! Возможно, я скоро умру! Так дай же мне немного побыть на улице, погулять с людьми! Я же не заразна!

Бабушка ничего не ответила. Она только обняла меня и заплакала.

– Прости меня, пожалуйста, – выплакала она, – И прости, что ударила… И так переживала…

Она ещё крепче прижала меня к себе. От объятий меня начало тошнить, хотя на этот раз меня тошнило и от самой себя. В самом деле, нужно было хоть записку оставить, что я ухожу… Эти люди вроде как «заботятся обо мне», во что с трудом верилось.

Глава 4.

Ночью я никак не могла заснуть. Что-то мучало меня вот уже несколько часов. Мысли… То, от чего я никак не могла избавиться. Это мука – всегда о чём-то думать. Мои мысли казнили меня, пожирая мой мозг изнутри… И я никак не могу от них избавиться…

Я лежала с открытыми глазами и вспоминала самые глупые моменты своей жизни.

Я опять вспомнила Дакоту, которая последние полгода не давала мне покоя. Я вспомнила, как мы снова пытались подружиться.

Наверное, тогда мне казалось, что Дакота поняла, как это глупо – смеяться над человеком из-за его болезни, что это низко – придумывать разные сплетни о своём лучшем друге ради авторитета в классе. Когда я стала посещать школу всё реже, она однажды написала мне, что хочет встретиться. Некоторое время я переносила встречу, но в феврале у неё был день рождения. Тогда я всё же решила испытать судьбу. Дакота жила не очень близко ко мне, пришлось сесть на трамвай. Там я устроилась у окна и начала смотреть на пустые улицы. Пустые не потому, что там не было людей, а потому, что в них не было ничего особенного. Одни лишь дома и дороги, по которым ходят люди в масках, да и те мёртвые…

Когда я приехала к Дакоте, там меня уже поджидала команда «низких и жалких», чему я ни капли не удивилась. Сначала они начали обсуждать недавние события в школе, сидя за «шведским столом» в комнате у Дакоты. Я, как всегда, была в стороне, хотя иногда тоже вливалась в тему. Меня заинтересовала её квартира. Она была далеко не бедная: красивые потолки, белые обои и голубая мебель, и каждая комната отличалась от другой забавным и необычным интерьером. Например, комната Дакоты больше напоминала библиотеку, а кухня – целую лабораторию! А потом начались игры, и, конечно, козлом отпущения выбрали меня. Мне завязали глаза, раскрутили, а затем они встали в круг. По идее, я должна была дотрагиваться до людей и узнавать, кто есть кто.

Как только голова перестала кружиться, я начала идти вперед. Всё было чёрным, ткань была плотной. Я услышала, как кто-то смеётся слева от меня. Это был смех Катарины. Я пошла на него, чтобы сразу отгадать одного человека и дальше искать остальных. Как только я двинулась в её сторону, кто-то подставил мне подножку, и я упала, ударившись головой об угол стола. Мне было очень больно, но ребята начали смеяться надо мной и ударять меня. Встать было невозможно. Потом на меня сверху кто-то сел, и я поняла, что это Дакота. Она схватила меня за волосы и стала бить головой о пол. Я почувствовала во рту привкус крови. У меня всё болело, и я начала рыдать.

– Я знаю, это ты была, тварь! – Дакота стала бить ещё сильнее, – Только тебя не было в тот день! А подставили меня! Теперь меня точно выгонят из школы! И куда я пойду? К тем засранцам в соседний район? Ты мне всю жизнь испортила, паскуда!

Я растерялась. Я не знала, о чем она говорит. Дакота слезла и сняла с меня повязку. Я оглянулась на стоящих вокруг меня «низких и жалких». Они смотрели на меня, как на учителя, который несправедливо поставил двойки всему классу. Мне стало страшно. Я заметила окровавленный пол подо мной.

– Или ты расскажешь всем, что это сделала ты и подставила меня, или тебе не худо достанется.

– Я не понимаю, о чем ты… – серьезно ответила я.

– Так значит, не понимаешь, да? – она ударила меня и снова присела, наклонив голову, я уставилась прямо ей в глаза. – Не прикидывайся невинной овечкой, падла. – Она плюнула мне прямо в лицо.

– Но я правда не понимаю, о чем ты…

Катарина присела рядом с Дакотой.

– Слушай, не знаю, как ты, но я ей верю. Ты уверена, что в тот день только её не было? А что, если это сделал тот, кто учился в тот же день? Может…

– Заткнись! – прикрикнула на неё Дакота.

– Может, – упрямо продолжила та, – стоило подумать перед тем, как обвинять Кашля?

Дакота злобно окинула её взглядом.

– Тупая идиотка, твоё мнение никому не интересно! Я знаю, кто это был. И это была она! – она встала и ударила ногой мне по животу, – Она просто завидует мне, поэтому это она напала на учительницу в тот день, когда мне поставили двойку в четверти, и подставила меня, потому что она мне за-ви-ду-ет!

– Уж кому-кому, но тебе я точно никогда завидовать не буду! – прошептала я.

– Что? – она обернулась ко мне, – Что ты сказала?

Я посмотрела на неё. Я чувствовала, как сильно моё сердце бьётся, и попробовала сесть.

– Для глухих повторяю! – крикнула я этой своре тупых подростков, – Я никогда не завидовала этой твари ни в чем! Меня не было в тот день, потому что ваш Кашель, как вы меня называете, болел и ходил к врачу. До этого момента я и понятия не имела о том, что какие-то ублюдки поджидали учительницу в тот день, когда тупорылая свинья получила двойку в четверти! И уж точно мне не пришло бы в голову подставлять такую тварь, как ты.

Я думала, что лес этих пней снова нападёт на меня, но они не стали меня бить. Они занервничали. Каждый понял, что они пригласили меня напрасно, и теперь я могу заявить и доказать всем, что они меня избили.

Катарина помогла мне встать.

– Это правда? – шёпотом спросила она меня.

– Да, – прошептала я ей на ухо.

Они стали обсуждать между собой, что со мной делать. Я поняла, что в случае чего у меня теперь точно не будет сил им врезать. У меня сильно кружилась голова, я еле стояла на ногах.

Дакота подошла ко мне.

– Ты это… Прости нас, пожалуйста…

В тот момент у меня чесались кулаки. Я уже напрягла руку, чтобы дать ей прямо в её поганое личико. Но… Я не хотела опускаться до их уровня. В таких случаях надо быть умнее и коварнее, поэтому я лишь улыбнулась.

– Обещаю никому не говорить, – я плюнула на пол, – Но знайте… Вы побили меня ни за что. Сегодня вы убили в себе людей. Пусть ваши боги и остатки совести будут вам судьями.

Я собрала вещи и пошла домой. По дороге на меня испуганно смотрели прохожие, но мне было плевать на это. У меня в голове была одна мысль: отомстить. Хотя тогда я не знала, что будет ждать меня дальше…

Как ни странно, думая обо всём этом, я наконец заснула.

После вчерашнего разговора с бабушкой мне было разрешено гулять на улице. Правда, только недалеко от дома, ведь мне могло стать плохо в любой момент.

Я часто гуляла со Стасей. Она оказалась очень интересным человеком. Кстати, ей было столько же лет, сколько и мне, она закончила седьмой класс. Вот только она не была похожа на остальных моих ровесников. Она интересовалась мистикой. Она любила лазать по заброшенным зданиям в поисках привидений и воровать личные вещи бывших жильцов покинутых домов.

Я ей всё ещё не объяснила, что на самом деле здесь делаю. Но меня и не тянет рассказывать. Она для меня совершенно новый человек, и мне не хочется, чтобы предрассудки касательно моей болезни что-то испортили в нашей дружбе. Но больше всего мне не хочется, чтобы она относилась ко мне как к беспомощному, ведь я хочу насладиться полноценной подростковой жизнью, не отказывая себе ни в чём.

В один особенно жаркий день бабушка разрешила мне пойти купаться. И тогда я второй раз за всё время, проведённое в Бирюзовом лесу, ушла дальше своей улицы. В реке Бирюза не стоит купаться, потому что эта река очень загрязнена ближайшими заводами. Поэтому мы перешли на другой берег и двинулись вдоль реки, потом в какой-то момент повернули и пошли через кукурузное поле. Ещё через полчаса ходьбы мы наконец добрались до озера. Стася, правда, не знала его названия, но была здесь очень много раз.

Я давно не купалась. Когда я надела купальник, Стася удивилась моей худобе. Потом она обратила внимание и на мою бледную, с зеленым оттенком кожу. С серьезным лицом спросила, не вампир ли я. Но я только посмеялась в ответ, хотя в тот момент я хотела бы оказаться вампиром, а не тем, кем являюсь на самом деле.

Сначала мне было страшно заходить в воду. Я долго стояла на берегу. Стася начала брызгаться на меня, чтобы я наконец полезла в озеро. Я разозлилась на неё из-за этого, хотя была согласна с ней: мне надо расслабиться. Я пересилила себя и пошла вперёд. Сделав пару шагов, я остановилась. Я заулыбалась, как никогда раньше, потому что мне в голову пришла очень заманчивая идея. Я вернулась на берег под удивлённым взглядом Стаси. Сделав пару глубоких вдохов, я сжала кулаки и со всех ног побежала в воду, обрызгивая других людей.

Наверное, это был самый счастливый момент за последние несколько лет. Солнце ещё никогда не было таким ярким, а небо таким ясным. У меня уже давно не было так тепло на душе. Я споткнулась и упала в воду. Стася засмеялась, а я её обрызгала. Она начала брызгаться в ответ. Мне не хотелось думать о плохом. Сейчас всё вокруг ушло на второй план. Я мечтала, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Может, на секунду мне даже показалось, что я хочу жить. Нет, не показалось. Сейчас мне действительно хочется жить. Радоваться жизни, как и другие люди, у которых на самом деле нет никаких проблем, а все их демоны выдуманы ими самими. Возможно, мир действительно полон красок и положительных эмоций. Правда, они встречались на моём пути очень и очень редко, но в такие моменты мне хочется, чтобы время остановилось навсегда.

Жизнь в Бирюзовом Лесу значительно отличалась от городской. Я это вновь осознала, когда на обратном пути мы украли несколько початков с кукурузного поля. Мы побежали ко мне домой, чтобы сварить кукурузу. По дороге мы громко смеялись и по привычке старались не попадаться никому на глаза, в этот раз не только из-за моей стеснительности, но и из-за того, что нас могли уличить в воровстве.

Дома мы сидели на кухне и болтали обо всём. Мне впервые за долгое время было так хорошо в компании другого человека. Стася мне объяснила, почему мы никогда не сможем пойти к ней домой: её мама очень строгая и не любит гостей. Стася много раз пыталась упросить её и позвать к себе друзей, даже тех, кого её мама знает лично, но всё безуспешно. По крайней мере, она мне так сказала.

Проводив Стасю до места, где мы обычно расходились, я не торопясь пошла обратно. Мне вдруг захотелось зайти в магазин и купить себе чего-нибудь вкусного, благо я взяла с собой немного денег. Купив шоколад и карамельный молочный коктейль, я направилась домой.

С моего балкона открывался прекрасный вид на лес, я только сейчас это заметила. А закат был приятного лилового цвета. Я впервые видела такой прекрасный закат.

Этот день я запомню навсегда.

Глава 5.

Этим утром мы с бабушкой идём к врачу. Проснулись мы раньше обычного, и от этого я себя чувствовала ещё хуже. Но этот приём очень важен, потому что наконец пришли результаты анализов. Я даже не заметила, что прошло почти три недели, как я уехала из Робин-Вилля.

Скажу честно: мне было не по себе. Дорога в больницу никогда не была такой долгой. Я пыталась успокоить себя своей любимой музыкой, но она ещё больше угнетала меня. В итоге я решила ехать в полной тишине. Вот бы сейчас рядом со мной была Стася, с ней мне гораздо спокойнее.

Я вспомнила, как впервые пошла к врачу из-за своего кашля. Это случилось спустя пару недель после того, как я начала кашлять, а всё потому, что моя мама не отпускала меня к врачу. А я человек крайне стеснительный, и для меня поход в больницу в одиночку, ожидание в очереди и прочая муть – сплошной кошмар. Мама же не отпускала меня, ибо сначала думала, что я просто хочу прогулять несуществующие контрольные и проверочные, а потом она говорила мне мою любимую фразу: «Поспи, утром всё пройдёт». В итоге мой кашель стал ещё сильнее, у меня очень болело в груди, болела голова и поднялась температура. И тогда вместо уроков я пошла к врачу. И этот поход запомнился мне надолго.

Я так переживала, что забыла, после кого я в очереди. Кусала локти все эти несколько часов, что там просидела. Кроме того, меня без конца тревожили детские вопли и ругань матерей, которые вместе со мной стояли в этой адской очереди. Но добила меня именно врач. Тогда я шла к терапевту, чтобы та мне назначила лекарства, и я со спокойной душой отдыхала дома и занималась тем, что приносит мне хоть какое-то удовольствие. Так вот. Эта врач обозвала меня всеми возможными нецензурными словами за то, что я забыла в регистратуре взять направление. Благо, она не заставила меня вновь сидеть в этой очереди несколько часов, спасибо ей большое. Под конец, не смущаясь, она обозвала меня прогульщицей и девушкой лёгкого поведения, потому что тогда я надела первую попавшуюся футболку с довольно большим вырезом. Ругала ещё и за то, что я якобы хожу без шапки и шарфа, как и «всё нынешнее глупое поколение». Не будь я такой стеснительной, я бы высказала ей всё, что о ней думаю. Но это всё-таки я.

Я брела домой, когда было уже темно. Когда я вернулась, меня, как и всегда, никто не встретил. Я сняла шарф, шапку и пальто и пошла жаловаться маме. Она, как обычно, болтала по телефону со своими подругами, поэтому мне пришлось ждать, пока она закончит свою болтовню. Наконец я рассказала ей о том, что отныне я на больничном с диагнозом «острый бронхит», на что она мне ответила:

– Ну и лежи дома.

Я пошла к себе в комнату, а она позвонила очередной подруге и начала сетовать на всё возможное. Я жила с сестрой в одной комнате, что меня всю жизнь напрягало. Она, подобно маме, болтала со своей подружкой. Я легла на кровать и достала из-под подушки тетрадку, в которой я описывала героев из придуманных мною рассказов.

– Почему ты не делаешь уроки? – враждебно спросила она.

– Я на больничном. У меня острый бронхит.

– И что? – продолжала она, – Это не освобождает тебя от выполнения домашнего задания.

– У меня сейчас температура. Да и к тому же у меня, кроме уроков, есть и другие дела.

Христина встала, подошла к моей кровати и, вырвав у меня из рук тетрадку, внимательно осмотрела каждую страницу. Потом она закрыла её и бросила на кровать.

– Да какие дела могут быть у такой жирной, как ты?..

Она села обратно за свой стол и продолжила разговор с подругой. Я привыкла к подобным издевательствам со стороны сестры, но каждый раз был как очередной нож в сердце. Понятное дело, я тогда расплакалась.

Всю дорогу до больницы я смотрела на прекрасные цветочные поля, расстилающиеся за окном машины. Наверное, на улице сейчас так тепло и свежо…

Я помню, как заходила в кабинет доктора Малиса, обдумывая все варианты того, что он может нам сказать. Я помню, как мы постучались, вошли, сели на стулья…

Даже тот, кто не слышал этот разговор, понял бы, чем он закончился. Вот тогда я по-настоящему расплакалась. Бабушка крепко обняла меня, опять прижала к себе, но на этот раз я не стала сопротивляться. По моему телу пробежала дрожь. Холод. Я опять одна. Вокруг опять тьма.

Когда мы вышли из кабинета, я побежала по коридору на улицу. Бабушка изо всех сил бросилась за мною. Как только мы выбрались из этого замкнутого пространства, мир передо мной снова потерял свои краски и какие-либо оттенки. Он был серым, всё было серым: и солнце, и небо, и трава. Я стала взвешивать все минусы и плюсы прожитой жизни и пришла к грустному выводу, что я так и не успела насладиться ею.

Я окончательно вернулась в реальность. Будто бы я и не уезжала из родного города, будто бы это был очередной поход в больницу, коих были сотни за прошедшие несколько месяцев. Лес превращался в серые робинвилльские муравейники, люди на велосипедах – в людей с зонтами, а безоблачное небо – в пасмурное. Это моя жизнь. Это мой мир. Это мой родной дом.

Госпитализировать меня собирались завтра. У меня остался ещё один день, чтобы порадоваться жизни, поэтому я не стала тратить его на самобичевание и размышления о несправедливости этого мира.

Есть вещи, которые не зависят от нас. Эти вещи ломают жизнь, и ты никак не можешь понять, почему.

Вот и я сейчас не могу понять, почему? Почему именно я? Что я такого сделала, чтобы моя жизнь превратилась в чёрную полосу?

Я пытаюсь отбросить размышления, но не получается.

Почему именно я? Почему не тот пьяный водитель, что некогда сбил прохожего? Почему не те глупые ребята, которые считают, что бить животных – смешно? Я пыталась вспомнить, когда и кому я причинила такую боль, чтобы судьба решила убить меня раком лёгких? Что я сделала? Почему наш мир так несправедлив? Почему кто-то умирает с голоду, а кто-то с жиру бесится? Почему кто-то платит миллионы, чтобы стать красивым, а кому-то за красоту платят миллионы? Кто решил так разделять нас? Почему нам не дают права выбирать судьбу? Мою жизнь никто бы не выбрал. Я ненавижу свою жизнь. Я ненавижу мысль о том, что мы живём один раз. Если это и правда так, то лучше бы я никогда не рождалась!

Как только я встретилась со Стасей, я дала себе слово отпустить все мысли и просто провести последний день жизни так, будто я обычный человек.

Мы решили сходить в один заброшенный дом, который находился в деревне Домина, что расположена на другом берегу реки Бирюза.

По дороге мы почти не разговаривали. Стася, видимо, поняла, что я не в настроении, поэтому не стала докучать мне лишними вопросами. Я смотрела на окружающую меня природу. Вот они, муравьи. Бегут в свой муравейник. А вот и мутная речка Бирюза, спокойно течёт себе. Бабочки собирают пыльцу, летая с цветочка на цветочек. Природа живёт не той жизнью, что мы, хотя мы и есть часть этой природы. В один момент я просто не выдержала и упала на колени. Я зарыдала. Стася села рядом и приобняла меня.

– Я знаю, ты сейчас не хочешь говорить мне, – прошептала она, – Но помни. Если ты когда-нибудь захочешь поделиться со мной – я всегда выслушаю тебя.

– Спасибо…

Она ещё крепче обняла меня. Спасибо, Стася…

Спустя полчаса мы продолжили свой путь до Домина.

Это уже была настоящая деревня. Со стороны она выглядела очень мило: домики были ухоженными, и каждый отличался от другого цветом. Но на самом деле картина была иная. Когда мы прошли дальше, нам начали попадаться полуразрушенные дома. Многие были в аварийном состоянии, но люди по каким-то причинам всё ещё жили в них.

Дом, к которому мы пробирались, выглядел в чём-то лучше многих всё ещё жилых домов. Вход в него был только один – разбитое окно кухни. Понятное дело, что вещи уже были украдены кем-то, хотя многое пока оставалось нетронутым.

– С семьёй, что здесь жила, произошло кое-что странное, – рассказывала Стася, – Но никто не знает, куда они делись. Может, сбежали от страшной жизни, может, их убили…

Пол хрустел под ногами. Я ходила очень аккуратно, внимательно смотрела себе под ноги. Казалось, будто бы кто-то ещё живёт в этом доме, хотя, по словам Стаси, хозяева пропали уже лет десять назад. Что именно случилось с хозяевами, никто не знает. От этого их дом становится ещё интереснее.

В какой-то момент мне очень захотелось встретить здесь призрака. Если они и существуют, то, скорее всего, такие дома – их обитель. Вокруг было много непонятных звуков, но в основном их источник – время, которое потихоньку разрушает это место: скрипят доски, на которые я только что наступила, шуршат двери из-за лёгкого сквозняка, иногда на пол падают куски обоев. Но про себя я представляю, будто это призраки желают поговорить со мной.

Очень интересным мне показался рабочий стол бывшего жильца. На нём было много некогда нужного хозяевам барахла. Я даже нашла тетрадку по окружающему миру какой-то девочки по имени Лесма Туликиви. Интересно, что с ней произошло? Также на столе стояла рамка с фотографией семьи, покинувшей этот домик. Там были изображены стройный мужчина средних лет, полноватая весёлая женщина и маленькая девочка лет семи. Они все улыбались. Наверное, когда-то здесь жила счастливая семья…

Около двадцати минут я провела у этого стола, разбирая чьи-то старые вещи… Это занятие пришлось мне по душе.

Стася позвала меня на улицу. Темнеть начнёт не скоро, но находиться в таком доме долго довольно опасно: кто знает, может, он довольно популярен у компании, с которой не хочется связываться?..

Потом мы пошли к месту, где мы со Стасей впервые встретились. Мы сидели у реки и жевали колосья.

Небо было немного пасмурным. Погода умеет предвещать беду.

В воздухе я учуяла гарь.

Я узнаю этот запах повсюду, ибо однажды мой отец поджег нашу первую квартиру в Робин-Вилле.

Это было ночью. Мы всей семьёй спали. Всё казалось обычным, вот только небо было сомнительно чёрным. Я очень чётко запомнила это. Это была не просто тёмная ночь. Как будто неба не было совсем. Чёрная дыра.

Мой отец был самым хорошим человеком на всём свете. Я любила его. Я рассказывала ему все свои секреты, часто делала подарки и различные сюрпризы. Но в тот месяц с ним что-то произошло. Как позже мне объяснила мама, у него начались сильные проблемы на работе. Как именно это всё было связано, я не знаю, но факт остаётся фактом.

До того дня я никогда не видела его таким. Я помню, в ту ночь он пришёл пьяный, он буянил и ругался на маму. Мы же с сестрой сидели в комнате, не понимая, когда это самый добрый и самый любимый человек на свете стал таким.

Поздно ночью мама разбудила меня, нервно повторяя, что необходимо быстро взять всё самое нужное. В полусонном состоянии я и сообразить не могла, что происходило в тот момент. Я схватила куклу, лежавшую рядом со мной, и ухватилась за мамину руку, потому что очень боялась её потерять. Но как только я пришла в себя, я вдруг поняла, что совсем не могу дышать. От испуга я выронила куклу и закрыла рот руками. Моя сестра схватила наши паспорта и деньги, что сумела найти, и мы выбежали из горящей квартиры.

Нам очень повезло, что комната отца находилась на достаточном расстоянии от нашей с сестрой и маминой комнат и от входной двери. Мы успели убежать оттуда.

Мама всё время плакала. А я возненавидела своего отца. Как он мог бросить меня? Как он мог бросить маму? Когда вы хотите покончить со своими проблемами, вы должны подумать о том, какую проблему вы создадите для своих близких! Особенно для тех, кого вы приручили и за кого вы в ответственности! Потому что побег от проблем – это признак слабости. Что самоубийство. Что алкоголизм… Оно всё одинаково.

И сейчас я вновь чуяла этот запах. Горел чей-то дом.

– Эй, вы! – окликнул нас мужчина, бежавший к реке и держащий в обоих руках по ведру, – Идите, помогите!

Я сразу бросила взгляд на небо и увидела чёрную дымку. Я сорвалась с места и побежала прямо туда, где горел дом. Это было совсем недалеко. Вокруг дома толпились люди, кричали друг на друга, таскали воду с реки. И тут я услышала крик. Я оглянулась, оглянулась на других людей, застывших, словно статуи. Внутри горящего дома находился человек. Но никто из рядом стоящих не хотел жертвовать собой.

Мне было страшно. Бывало ли у вас такое чувство, когда вы стоите в толпе, смотрящей на что-то ужасное, но никто не шевелится, и вам стыдно за себя, потому что вам кажется, что судьба ждёт подвига именно от вас? У меня возникло то же чувство, будто из всех этих людей только я одна должна сделать это. Но мне было страшно! И тут в голове возникла мысль. Я же проклятый человек, мне и так суждено умереть в скором времени. И я пока не совершила того, что должна совершить. Я не сделала ничего, чем могла бы гордиться. Нет, я не позволю в этот раз слабости овладеть мной.

Я оторвала от своей белой блузки рукав, подбежала к человеку с ведром воды, схватила ведро, намочила тряпку, приложила её к лицу и бросилась в дом.

Крик доносился из комнаты рядом со входом, но путь к этой комнате был весь в огне. Я плеснула на пол немного воды и, хотя это ничего не дало, собралась с силами и прыгнула прямо в огонь. Не будь на мне сапоги, я бы и не решилась на это. Как только я приземлилась, я выломала дверь, буквально влетев внутрь. Прямо посередине комнаты стояла девочка, на вид чуть старше меня. Как только она меня увидела, она затаила дыхание и рванулась бы ко мне, если бы не окруживший её огонь. В конце комнаты я увидела окно. Неужели она не могла его открыть? Но на крики у меня не было времени.

Я подошла к окну, схватилась за ручку и стала дёргать её что есть мочи. И тогда до меня дошло, что раму заклинило. Теперь понятно, почему эта девочка не выпрыгнула из окна…

Время на исходе. Надо что-то предпринять.

Я схватила ведро и, расплескав по всей комнате воду, побежала к девочке, схватила её за руку и кинула ведро в окно. Оно лишь поцарапало стекло, на большее я и не рассчитывала. Я сразу же стала искать что-либо тяжелое в комнате, но всё горело. Тут я посмотрела на девочку и подумала, что у нас нет выхода. В любой момент может обрушиться потолок, весь дом уже горит. Дышать было очень больно, будто огонь был уже и в моих легких. Девочка уже задыхалась, ей явно было очень плохо. Я дала ей свою мокрую тряпку, полностью сняла с себя блузку, обмотала ей свою правую ладонь и со всей силы ударила в стекло. К счастью, оно разбилось. Но дыра оказалась очень маленькой. Вдохнув побольше воздуха с улицы, я била по окну так, чтобы через него можно было выпрыгнуть. Вся моя рука была в крови от осколков, но я старалась не чувствовать боли. Девочка уже теряла сознание, я подтолкнула её к окну, чтобы она прыгнула. В итоге мне пришлось помогать ей.

И тут упал потолок. Я подумала, что это конец, и уже успела возгордиться тем, что хоть в последнюю минуту своей жизни я побыла героем. Несколько досок придавили мне ногу, и я упала. К счастью, девочка выбралась: люди, стоявшие на улице, услышали, как я бью стёкла, и подбежали к нам. Я услышала голос Стаси. На мгновение это придало мне сил, но и этого не хватило. Теперь и я начала терять сознание. Неужели это конец? Тогда это прекрасный конец…

Глава 6.

Я лежала на кровати. Я была укутана в тёплое одеяло, которое не согревало меня, а напротив, мешало моему покою. Я открыла глаза, голова невыносимо болела. Мне было трудно что-либо разглядеть вокруг, и тут я осознала, что вокруг меня одна лишь тьма. От этой мысли мне стало ещё холоднее. Я осматривала то, что меня окружало, пытаясь найти хоть что-то среди бесконечной темноты.

И тут мне на глаза попалась она.

Эта девушка… У неё длинные волосы, платье, подол которого пропадает во тьме… Но я никак не могу разглядеть её лицо. Она пристально смотрит на меня, я это чувствую. Я не вижу её лица, но чувствую, как её взгляд пронизывает меня.

Я встала, и кровать, на которой я лежала ещё мгновение назад, пропала. Теперь во тьме остались только мы: я и девушка в загадочном длинном платье. Она достала керосиновую лампу, и та мгновенно зажглась. Только тогда я заметила, что эта девушка в маске, напоминающей лисью морду. Девушка свернула в сторону и начала уходить. Туман вдруг рассеялся, и я внезапно оказалась в своей собственной комнате. Но я чувствовала себя чужой здесь. Картины, которые висят на стенах моей комнаты, сейчас выглядели жутко, а мебель, которую мы недавно починили или заменили, – сломанной. Будто в моей комнате несколько лет никого не было.

Но я не стала задаваться лишними вопросами, ведь единственное, что меня тогда волновало – что это за девушка?

Я шла по её следу, вышла из своей квартиры и спустилась вниз по лестнице. Там я увидела её стоящей спиной ко мне. На улице не было ничего, кроме того же тёмного тумана, который окружал нас. Дверь позади меня закрылась, и здание начало рассеиваться.

Теперь мы точно были одни в этом непонятном мире. Но я перестала чувствовать себя некомфортно. Мне казалось, будто я всегда находилась здесь.

Девушка повернулась ко мне, но потом сразу взглянула наверх. Я тоже стала смотреть на небо, пытаясь понять, что именно она там высматривает. Я увидела миллионы звёзд, чей свет ещё не погас. Я наслаждалась этой красотой, стараясь не думать о том, что многие из этих прекрасных небесных светил уже давно мертвы, но для нас всё ещё существуют.

Я снова уловила на себе тяжелый взгляд таинственной незнакомки.

– Я знаю, кто ты… – прошептала она мне своим тихим и холодным голосом.

Я опустила голову, чтобы посмотреть на неё.

– И я знаю, чего ты хочешь, – продолжила она. – Мне жаль тебя…

– Кто ты? – перебила её я.

Но она лишь рассмеялась в ответ.

– Кто я, ты и так знаешь. Просто не хочешь принять это.

– Я не понимаю…

– Всё ты понимаешь, Мэрилин. Это же не твоё настоящее имя, верно? Тебя зову…

– Не говори моё имя! – я чувствую горечь во рту, почему мне хочется плакать? – Прошу… не называй меня по имени…

– Чего ты боишься? Или это ещё одна вещь, которую ты не хочешь принять?

Но я не слушаю её. Не знаю почему, но эти слова – как нож в спину. Я их ненавижу, но почему?

– Мэрилин… – она подходит ко мне. Я чувствую, как по моей щеке течёт слеза. – Я понимаю тебя. И я очень хочу помочь тебе. Только если ты поможешь мне.

– Ка… Как помочь? – сквозь слёзы говорю я.

– Я скажу тебе об этом потом, когда ты согласишься.

– Как я могу согласиться, не зная условий?

Девушка немного помолчала и продолжила.

– Ты умираешь, Мэрилин, и жить тебе осталось лишь пару минут. И ты это знаешь.

Но её слова не опечалили меня.

– Я хочу умереть.

– Правда?

– Да… Последние годы моей жизни – это лишь череда разочарований. Я не хочу возвращаться в этот мир, потому что там меня ждут мои ошибки и слёзы горечи. Это и есть моя планида. Да, я молода. Но я устала от жизни. Я не вижу ни единой причины просыпаться, если я могу умереть героем, который спас человека, который пожертвовал своей никчёмной жизнью ради другой такой же никчёмной жизни…

Мне было тяжело стоять, и я упала на колени. Я опрокинула голову вниз, погрузившись в злобу, которая наполняла меня. Девушка уже стояла рядом со мной.

– Мэрилин… Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но ты сильнее всего этого, и ты это знаешь.

Я ещё больше сжалась, стараясь справиться с очередной панической атакой. Прошло немного времени, и я вновь окинула взглядом эту девушку. К моему удивлению, она стояла довольно далеко от меня, и вновь спиной ко мне. Она будто что-то рассматривала в этой тьме. Я вытерла слёзы и направилась к ней. Как только я подошла к ней, она сделала вид, будто не замечает меня.

– Неужели ты готова уйти просто так… – продолжила она, – оставить своих врагов неотомщёнными? Разрешить твоим врагам сломить тебя?

Во тьме появился силуэт Дакоты. Она молчала, но я слышала её слова, которые повторялись снова и снова: «Ты тупая! Дура! Изгой!». Я закрыла уши, чтобы их не слышать, но её слова словно были в моей голове, и я никак не могла избавиться от них. Я почувствовала ужасную злость.

– Заткнись… – тихо говорю я ей. – Заткнись…

– Или ты готова причинить боль своим близким? – продолжила девушка.

Силуэт Дакоты сменился силуэтом моей мамы.

– Ты помнишь, как она страдала, когда умер твой отец?

Я вижу, как мама рыдает. Рядом с ней появляется и моя сестра, которая пытается утешить её. Я слышу мамин плач, и ещё сильнее прижимаю свои руки к ушам, но я никак не могу избавиться от этого воя! Мне так больно…

И тут я вижу себя. Только я младше, мне всего одиннадцать лет. Я вижу, как наблюдаю за ними, и я чувствую, как мне страшно. В этот момент мне захотелось бросить в маленькую себя что-то, что угодно, лишь бы этот силуэт пропал. Мне было больно смотреть на себя, даже больнее, чем на свою громко рыдающую семью. Я ненавижу себя…

Девушка повернулась ко мне, и силуэты вместе с голосами пропали. Я опустила руки и принялась внимательно наблюдать за призраком в маске. Но внезапно я почувствовала сильное удушье. Я вновь упала на колени, но на этот раз уже от невыносимой боли. Я начала кашлять, отчего мне стало ещё хуже. Я почувствовала привкус крови у себя во рту. Перед глазами стало мутнеть, и я поняла: теперь уже это точно конец.

– Мэрилин, я могу вылечить тебя. Я могу вернуть тебя к жизни. А главное, я могу дать тебе то, чего ты так сильно хочешь. Но только если ты поможешь мне.

Я хотела спросить у неё, что именно она от меня хочет. Но я не могла.

– Ты это узнаешь, но не сейчас… – ответила она, будто прочитав мои мысли. Она протянула мне руку. – Ты согласна?

Я пыталась вспоминать самые счастливые моменты своей жизни, но в этих воспоминаниях начала пропадать сама я, будто бы меня там не было. Неужели после моей смерти всё это пропадёт? А что будет после смерти? Ничего? Ни горечи, ни блаженства? Я очень боюсь остаться здесь и скитаться в поисках избавления от навязчивых мыслей, что пожирают мой разум на протяжении последних лет.

Мне стало жаль себя. Я вновь захотела жить, но для того, чтобы наслаждаться жизнью. Этих счастливых воспоминаний чертовски мало, они прячутся за множеством слёз, что я пролила, они прячутся на дне моей проклятой души. Но эти воспоминания – единственное, чем я дорожу. Я не хочу, чтобы они пропали. Я не хочу навечно остаться в этой тьме наедине с чудовищами из моих ночных кошмаров.

– Я….я…согл…асна… – еле выдавила я из себя.

Я через силу протянула загадочной девушке руку. Она схватила её, и тут перед моими глазами вспыхнул яркий свет.

Глава 7.

Проснувшись, я резко открыла глаза и почувствовала дикую боль в левом глазу и правой руке. Я не могла пошевелиться. Потом я почувствовала не менее сильную боль в ногах. Я попыталась заговорить, но смогла лишь зашипеть. Тут я поняла, что не могу открыть левый глаз. Мне стало страшно от мысли, что теперь я не могу им видеть. Но как так случилось?

Я помню девушку… На ней была маска! У неё было длинное платье…Длинные волосы… Вокруг нас была бесконечная темнота. Я услышала плач мамы, сестры, грубые слова Дакоты, но на этот раз они не пожирали меня изнутри. До этого… Что было до этого?

Я вспомнила огонь. Много огня. И тут я увидела себя, спасающую незнакомую девочку в горящем доме… Я разбила стекло правой рукой… П оэтому она у меня и болит. Помню, мне было тяжело дышать, я потеряла сознание…

И вот я здесь.

Тут же я услышала посторонний голос. Это был мой врач, к которому я ходила последние несколько недель. Потом я услышала голос бабушки. Я попыталась повернуться к ним, но мне всё ещё было тяжело.

Но тут они сами подошли ко мне. Я увидела свою бабушку. Она плакала и в то же время улыбалась. Она схватила меня за левую руку и начала благодарить высшие силы за то, что я очнулась.

Мне было тяжело. Я понимала, что снова теряю сознание.

Опять помутнение…

Сколько я проспала?

Я открыла глаза. Боль была слабее, но левый глаз я так и не смогла открыть. Тут я поняла, что половина моего лица перевязана. Затем я почувствовала боль в левой части шеи и в плече… Неужели и там ожоги?

Я могла двигать головой. Посмотрела вниз и увидела перевязанную правую руку. Ноги были в ожогах. Наверное, это произошло уже после того, как я потеряла сознание…

В палате никого больше не было. Рядом пустовали постели. Я услышала, как в коридоре за дверью в мою палату ходят люди. Оттуда же доносился детский смех вперемешку с криками и слезами.

Я взглянула в окно и увидела прекрасный персиковый закат. На столе рядом с моей кроватью стояла ваза со странными буро-оранжевыми цветами – космидиумами. Я попыталась дотронуться до них левой рукой, но двигаться было всё так же тяжело.

В этот момент в палату вошла медсестра. Видя, что я очнулась, она вышла обратно в коридор и окликнула моего врача.

Она подошла ко мне.

– Как ты себя чувствуешь?

Я попыталась ответить ей, но говорить было тяжело.

– Это нормально, после пожара-то… Дым обжёг тебе горло…

Она пододвинула стоящий рядом стул поближе к моей койке и села.

– Это скоро пройдёт. Сначала ты будешь шептать, а потом голос и вовсе вернётся.

В мою палату вошёл доктор Малис.

– Мэри!

За ним появилась и бабушка.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил меня он.

– Она не может пока говорить, – напомнила ему медсестра.

– Ничего, скоро пройдёт, – радостно ответил тот.

Бабушка молча стояла в углу палаты и наблюдала за происходящим.

– Не знал, что ты у нас такая смелая, – продолжил он, – далеко не каждый осмелится залезть в горящий дом, да и выбить оконное стекло своими силами … Я до сих пор не представляю, как это у тебя получилось.

Мне стало интересно, что же случилось с той девочкой?

– Та девочка лежит в соседней палате, – и почему все знают, о чём я сейчас думаю?.. – И она очень хочет увидеть тебя.

Медсестра прошептала ему что-то на ухо, потом вышла из палаты. Врач достал фонендоскоп и стал слушать моё дыхание и сердцебиение. На мгновение он замер, будто думая о чём-то.

Он убрал фонендоскоп, немного замешкался, пару раз кашлянул.

– Попробуй… подвигать руками, Мэри.

Я пыталась хоть как-то пошевелить левой рукой, но мне было больно. Наконец я смогла её слегка приподнять, и то это далось мне с большим трудом.

– Ну… Ничего странного, ты же проспала несколько дней. Это скоро пройдёт.

Врач резко встал и вышел из палаты, позвав за собой бабушку. Когда они исчезли, я ещё раз попыталась пошевелить руками и ногами.

Но тут зашла девочка. Она смущённо подошла ко мне, а я всё никак не могла разглядеть её лицо, потому что оно пряталось за распущенными русыми волосами.

– Привет… – прошептала она мне.

Я даже не стала стараться что-то ответить ей. Она села на стул, что стоял рядом с моей кроватью.

– Я… Я хотела бы поблагодарить тебя, – она убрала волосы с лица, я заметила несколько порезов на щеке и только сейчас поняла, кто это был, – Спасибо, что спасла меня.

Я смотрела на неё, исследуя каждый уголок её лица. Её карие глаза были полны тоски, но умный и суровый взгляд несколько смутил меня. Девочка взяла меня за левую руку и прижала её к себе.

– Правда… – продолжала она, и в её голосе звучали ноты горечи и признательности, которым я почему-то не поверила, – Мне… мне очень стыдно, и жаль тебя. Спасибо… Меня зовут Пяйве, – это она сказала уже более спокойным тоном, – А как тебя?

Своим шипением я дала ей понять, что мне тяжело говорить.

– Мне жаль, что ты так пострадала из-за меня…

Я впервые в жизни почувствовала себя героем. Мне было приятно слушать её, ибо эти слова – как бальзам для моей чёрной, наполненной ненавистью души. И хотя я не очень доверяла словам спасённой в пожаре девочки, слышать адресованные мне комплименты было непривычно и поэтому лестно.

Она вновь окинула меня взглядом, внимательно осматривая мою правую руку.

– Я помню, как ты выбила стекло рукой… Как только я выбралась, я увидела, что ты падаешь в обморок. Буквально через пару секунд обрушился потолок. Благо, в тот же самый момент приехала скорая и пожарные, и тебя смогли спасти. Поэтому ты в таких ожогах…

Она о чём-то задумалась, потом внезапно открыла рот, будто желая что-то поведать мне, но не проронила ни единого слова. Она смотрела мне в глаза. Мы молча вглядывались друг в друга в течение нескольких секунд, как вдруг в палату вошла медсестра, на этот раз другая. Строгим голосом она подозвала к себе Пяйве.

– Ладно, я ещё приду к тебе, – она встала, – Спасибо тебе ещё раз.

Пяйве вышла из палаты в сопровождении медсестры. Я вновь осталась одна.

Я взглянула в окно. Солнце уже село, но небо всё так же оставалось лиловым. Прямо за окном росло красивое дерево. Несколько минут я смотрела на шевелящиеся от ветра листья. На душе у меня было как никогда спокойно. Я чувствовала, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. Но что именно в ней так изменилось?

Я опять вспомнила того призрака, что пришёл ко мне во тьме. Но почему-то я с трудом могла представить её образ. Кто она? Зачем она мне помогла?

Правильно ли я сделала, что согласилась? Ещё не знаю. Рада ли я, что не умерла? Глядя на мир за моим окном, я думаю, да. Я рада, что жива. Я поняла, что теперь не хочу тратить время на самокритику и самокопание. Я обещаю, что постараюсь меньше сокрушаться и думать о плохом. Судьба преподнесла мне второй шанс, она дала мне возможность полностью изменить мою жизнь. И я ей воспользуюсь.

Но мне интересно одно: принадлежит ли мне всё ещё моя жизнь?

Глава 8.

Рано утром меня разбудили, чтобы сделать укол. После этого мне спать не хотелось. Не из-за того, что было больно. Просто я слишком много спала последние дни. Кроме того, из-за утренних уколов проснулись маленькие дети, чей крик в любом случае не дал бы мне заснуть.

Я уже спокойно могла двигать левой рукой, да и правой тоже. Порезы почти не болели, но пальцами шевелить было всё ещё трудновато. Я попыталась встать на ноги, но, как только я коснулась ими пола, они жутко заболели.

Я расстраивалась, что девушка из тьмы не пришла ко мне во сне. Снов вообще не было! Ничего! Обычно мне хоть что-то снится…

Я помню, мама однажды сказала мне, что во снах нам являются люди, которые были знакомы нам в прошлой жизни, люди, которых помнит лишь наша душа, потому что некогда они были нам родными. Но эти люди давно мертвы, и их нет сейчас в этом мире. Вот они и приходят к нам во сне до тех самых пор, пока не родятся здесь, и, однажды встретив их, мы вспомним друг друга, но не будем понимать, откуда мы друг друга знаем. Конечно, это всё может показаться вам бредом больного, но я верю в это. Потому что иногда, проходя мимо незнакомца, я ощущаю, словно мы с ним уже давно знакомы… Правда, с этими людьми после и завязываются отношения, будто подсознание знает, что именно этот человек сыграет в нашей жизни особую роль. И я могу поклясться, что любой это ощущал хотя бы однажды.

И каждый раз мне снились сны со знакомыми мне людьми. Каждый раз, каждую ночь, но только не эту. Мои сны как будто украли, будто я… и не спала вовсе?

Когда пришла медсестра, чтобы помазать ожоги, я попросила её дать мне зеркало. Мне было неприятно смотреть на себя: левая половина моего лица была полностью в ожогах! Вроде бы глаз не пострадал, но его было очень больно открывать.

Но мой новый вид мне даже нравился. Я всегда хотела быть особенной, пусть даже и не в самом приятном смысле этого слова. К тому же, глядя на свои раны и ожоги, я думала о том, что я герой. Я спасла человека, на свой страх и риск побежала в горящий дом. Я впервые в жизни хвалила себя, а это для меня очень многое значит.

Пяйве ко мне приходила, но уже чтобы сообщить о том, что завтра её выписывают. Она также добавила, что теперь будет жить в общежитии вместе со своей мамой. Она пригласила меня на чай, хотя сделала это с таким видом, будто бы её заставили. Могло показаться, что Пяйве просто очень замкнутый человек, и временами по ней было видно, что общение со мной, как и с любым другим человеком, давалось ей с трудом. Но… Мне не верилось в это. Я чувствовала сильную неприязнь с её стороны ко мне. Но почему она меня недолюбливает – загадка. Но, несмотря на всё это, я хотела бы о многом спросить её, например, знает ли она Стасю, или что послужило причиной пожара, сколько ей лет, о чём она мечтает и прочее. Но я не могла. Я знала, что разговаривать как раньше я смогу, наверное, уже через пару недель, но это молчание мучило меня, особенно когда нужны были ответы на столько вопросов.

Дни в больнице были невыносимо скучными. Я, конечно, была рада тому, что в моей палате кроме меня никто не лежал, но я страдала от безделья. Бабушка, к сожалению, не могла сидеть со мной больше часа.

Чтобы я могла хоть как-то с кем-то общаться, сегодня она принесла мне специальную доску с маркером. Держать её было не очень удобно, но это уже хоть что-то. Ещё она принесла мне мой дневник. Я с самого детства веду дневники. Последние несколько месяцев записи не отличались друг от друга: нытьё за нытьём. Я даже не желаю всё это перечитывать. Мне хотелось сжечь этот дневник, как будто я сжигаю воспоминания о периоде, описанном там. Но воспоминания никогда не покинут меня.

Сделав пару новых, довольно оптимистичных записей в дневнике, я вновь стала смотреть в окно. Не знаю, почему, но смотреть в окно своей палаты мне очень нравилось. Да, мне начинало казаться, что я опять взаперти, но на этот раз я более свободна, чем раньше.

Мне очень не хватает Стаси. Я не знаю, где она. И я очень надеюсь, что она не стала бежать за мной в горящий дом. Иногда, глядя на улицу, я надеюсь увидеть там Стасю. Наверное, это и есть основная причина того, что я так часто смотрю в окно.

Это был очередной раз, когда я наблюдала за людьми. Но вдруг в окне, в отражении рядом с собой я увидела знакомое лицо, то есть маску. Я резко обернулась, но никого позади себя не обнаружила. Я подумала, что у меня разыгралось воображение, и начала дальше высматривать людей на улице.

Но тут я услышала сзади чей-то шёпот, и сразу же кто-то дотронулся до моего плеча. От испуга я вскочила с кровати. Я удивилась, что мои ноги перестали болеть.

Кто-то с грохотом закрыл дверь в палату.

Я направилась к коридору, в который выходила дверь моей палаты. В проходе кроме нескольких лавок и окон больше ничего не было. Даже детей, которые обычно носятся по всему коридору и мешают мне думать. Может, у них сейчас обед? Из-за моих больных ног всю еду приносят мне прямо к кровати.

Я опять осмотрела ноги, которые были полностью перевязаны. Почему мне не больно? Может, я сплю?

Я заметила какое-то неестественное движение в конце коридора. Я подошла ближе и увидела ту самую девушку из тьмы. Своим тихим и холодным голосом она позвала меня за собой. Я пошла за ней, по пути заглядывая в палаты других детей. Но и там было пусто. Почему никого нет?..

Я только сейчас начала замечать грязь на стенах, облезшую штукатурку и чудом не обваливавшийся потолок. Может призрак ведёт меня в неотремонтированный или заброшенный корпус больницы? Я оглянулась, но сзади не было ничего. Опять та же тьма. Я хотела спросить у неё, куда мы идём, но не могла. С каждым шагом окружавший меня коридор сужался и становился всё более страшным и угнетающим. В какой-то момент я потеряла свою спутницу из вида. Странно, ведь она всё время была передо мной. Где она? Я шла дальше по бесконечному коридору. В какой-то момент стены настолько сблизились, что мне пришлось идти боком. Но потом я попала в большой зал. В этом зале по кругу располагались двери, которые вели непонятно куда. Я вновь оглянулась, но бесконечного коридора уже не было, а вместо него была ещё одна дверь.

Я решила встать посреди зала и вслушиваться. Но кроме моего дыхания и сердцебиения не было слышно больше ничего. Я стала мысленно просить призрака указать мне путь. «Покажи мне путь, покажи мне путь, покажи мне путь…». Мои мысли раздавались эхом по всему коридору. Я продолжала до тех пор, пока одна из дверей, находившихся слева от меня, не открылась.

Я решила пойти туда. Я понимала, что это всего лишь сон, мне нечего бояться. Мне всегда снятся кошмары.

Как только я вошла в комнату, дверь позади меня закрылась и исчезла. Вокруг тьма. Опять. Но куда мне идти? Темно. Я просто двигалась вперёд. Но я чувствовала, будто кто-то наблюдает за мной. «Выходи!» подумала я, хотя очень боялась кого-либо увидеть. Кто-то смеялся. Этот смех показался мне очень знакомым, но я не могла вспомнить, чей именно это смех. Он приближался ко мне, я сжала руки в кулаки. Мне было сложно сдерживать себя. Мне хотелось кричать от страха. И куда делась моя смелость? Не бойся! Это всего лишь сон!

Внезапно послышался ещё чей-то смех, и ещё один. Голоса… Чьи это голоса? Настолько знакомые…

Потом я увидела свет. Я бросилась к нему, но он только отдалялся от меня. Я пыталась бежать быстрее, но он по-прежнему становился всё дальше и дальше. Я остановилась, развернулась и начала бежать в противоположную сторону. Пробежав несколько шагов, я оглянулась, свет начал приближаться. Я ещё больше ускорилась. Вместе со смехом появился ещё чей-то плач. Это был плач моей мамы. Я обернулась, свет стал ещё ближе. Почему мама плачет? Я бежала и оборачивалась, и свет всё приближался и приближался ко мне. Потом внезапно я услышала её. Я остановилась и медленно посмотрела назад. Там стояла я, мне опять одиннадцать лет, и я снова плачу из-за смерти отца. У меня в руках была та самая керосиновая лампа, которую держала девушка из тьмы. Эта картина не разочаровала меня, а, наоборот, взбесила. Я направилась к себе и уже приготовилась ударить, как вдруг из тьмы показались чьи-то руки. Они схватили маленькую меня, та выронила лампу, и она разбилась о невидимый пол. Маленькая я исчезла.

Ну! Куда ты?! И опять мои мысли разлетелись эхом по этому пространству.

Немного постояв на месте, я решила пойти дальше. Под ногами я услышала лёгкий хруст. На ощупь я стала искать то, на что я наступила. Это была какая-то картонная папка, в которой лежали другие бумаги. Но я не видела её, не знала, кому она принадлежит.

Что делать дальше?

Опять послышался смех. Он окружил меня. Мне казалось, будто вокруг меня бежали десятки людей. И их голоса были чертовски знакомы, но кто они, я никак не могла вспомнить. Я закрыла глаза, я плакала от страха. Помоги мне!

Люди стали что-то нашёптывать мне, но их было так много, что я не могла разобрать слова. Пожалуйста, пусть я проснусь… Пожалуйста…

Внезапно что-то схватило меня сзади. Я начала отбиваться от него руками и ногами.

– Мэрилин! Что ты делаешь?

– От…от…

– Мэрилин!

Я открыла глаза и увидела медсестру, которая сегодня утром мазала мне ожоги.

– Мэрилин… – удивилась она, – Что… Что ты здесь делаешь? Что у тебя в руках?

Тут же я почувствовала дикую боль в ногах. Я упала и сильно ударилась правой рукой об пол.

– Господи, Мэрилин… Сюда! – крикнула она кому-то, – Помогите!

Она вынула у меня из рук карточку.

– Что ты делала в архивах? Кто такая… Лесма Туликиви? Зачем тебе её карточка?

Лесма? Что-то очень знакомое…

Появились другие врачи, в том числе и доктор Малис. Он помог мне сесть на кресло-каталку и взглянул на медсестру:

– Что… Что она здесь делает?

– Я, я не знаю. Она просто шла сю…

– Шла? – удивился врач.

– Да. Она пришла в архив и взяла эту карточку.

– Н…но….я…. – попыталась произнести я.

Врач взял в руку карточку и стал рассматривать её. Потом повернулся ко мне.

– Зачем тебе эта карточка, Мэри?

Я пожала плечами. Он дал мне свой блокнот и ручку.

– Напиши нам, пожалуйста, зачем ты это сделала?

Я написала, что я не была в архивах и не брала эту карточку. Я нашла её. Когда врач это прочитал, он повернулся к медсестре и стал что-то шёпотом ей говорить. Она что-то ответила ему, но я никак не могла услышать, что именно.

Около минуты они шептались, потом врач взял мою коляску и повёз меня в палату. Ноги очень сильно болели, они были все в крови. Я заплакала от боли.

Вокруг было много детей, и все они странно на меня смотрели.

Значит, это был не сон? Хотя, может, я просто лунатик? Но такое со мной в первый раз.

Наконец мы добрались до моей палаты. Врач помог мне лечь на койку.

– Теперь скажи мне честно, кто именно провёл тебя до архивов?

Я взяла свою доску.

«Я не была в архивах. Я случайно наступила на эту карточку. Это была случайность».

Он быстро прочитал моё сообщение.

– Ладно. Но тебе было больно ходить? Почему ты шла? И куда?

«Я не знаю, куда я шла, но мне не было больно».

– Ты была одна? Или кто-то тебя вёл?

Я не хотела рассказывать ему про призрака, так как боялась, что он сочтёт меня сумасшедшей. Но моя история и так выглядела подозрительно.

«Я просто шла на голос. Я была одна».

– И что было вокруг?

Его вопросы начали раздражать меня. Я ужасно разозлилась.

«Ничего. Я не хочу говорить об этом».

– Ладно, Мэри. Но ты, если что, всегда можешь поделиться со мной, помни об этом.

Он вышел из моей палаты.

Я никак не могла понять, что именно только что произошло. Пришла одна из медсестёр, сняла повязки на ногах и начала протирать мне ноги мокрой тряпкой. От каждого её прикосновения мне было ещё больнее.

– Потерпи, Мэрилин. Как ты вообще смогла ходить с такими ногами?

Даже если бы я могла ей ответить, я бы не сказала ничего. Я не знаю! Я не знаю, как и почему, но я не чувствовала боли. Это удивительно, но это правда.

А может, это не случайность, что я нашла именно эту карточку? Лесма… Вроде её так звали. Кто такая Лесма? И почему её имя мне кажется таким знакомым?

Глава 9.

Мне снился сон. Я опять была в том же тумане, но на этот раз кроме меня не было никого. Я слышала чьи-то отдалённые голоса, но никак не могла понять, откуда именно они исходят.

В какой-то момент всё вокруг вспыхнуло огнём. В огне я увидела ту девушку из тьмы. Она протянула руку к маске, но как только она начала её снимать – я проснулась.

Я лежала лицом к стене и опять думала о своём месте в этом мире. Когда меня вновь начали посещать грустные мысли, я полностью, вместе с головой, закрылась одеялом. Я заплакала.

Потом я включила свой плеер и, слушая музыку, пролежала так до самого утра. Я не заметила, как под утро снова погрузилась в сон. Но на сей раз разбудил меня вовсе не кошмар, а голос доктора Малиса. Вместе с ним разговаривала моя мама. Я была рада услышать мамин голос и еле удержалась от того, чтобы встать и обнять её. Мне было интересно, о чём они говорят.

– Я очень рада, что она выжила, – произнесла моя мама шёпотом.

– Скорая приехала вовремя: ровно в тот момент, когда на Мэри обрушился потолок.

И почему он всегда называет меня Мэри? Я помню, что так делал мой прошлый врач. Как же они похожи во всём.

Они недолго помолчали.

– Но я вас позвал сюда, чтобы кое о чем сообщить.

– Я вас слушаю.

– В тот день, когда скорая привезла Мэри в больницу, мы сообщили ей, что диагноз «рак лёгких» подтверждён. Но когда после пожара мы стали смотреть её лёгкие… Там, в горящем доме, она потеряла сознание из-за дыма, сейчас она не может говорить, потому что надышалась этим дымом и обожгла горло. Так вот…

Он опять запнулся.

– Когда мы осматривали её лёгкие, рака больше не было. Мэрилин полностью здорова.

По моему телу пробежала дрожь. Значит, это всё правда? И та девушка из тьмы существует? И я действительно заключила с ней сделку?

– Но… как такое возможно? – удивилась моя мама.

Врач ей ничего не ответил.

– Как только Мэри оправится после ожогов, мы выпишем её. Но настоятельно рекомендую вам не возвращаться в Робин-Вилль. У вас же есть здесь жильё?

– Да.

– Предлагаю вам остаться здесь жить. Найти работу. Записать Мэрилин в новую школу, в Бирюзовом Лесу очень хорошая школа. Мэрилин здесь поправилась, мы должны узнать, что именно произошло.

Неужели теперь мне снова придётся ездить в больницу, но не чтобы меня осматривали и брали анализы из-за болезни, а чтобы я сдавала анализы и меня осматривали из-за отсутствия этой самой болезни! Я так ненавижу врачей. Я так хочу снова быть свободной! Я вылечилась! Я с трудом могу поверить в это, но это правда! И неужели теперь вместо того, чтобы дать мне пожить, радуясь каждому дню, меня опять запирают в больничные стены?!

Я была очень зла. Почему это опять со мной происходит? Почему я не могу быть как все? Да, теперь я чувствую себя особенной, но мне хочется нормальной жизни. Я хочу гулять с друзьями, сидеть в школе на интересных уроках, а на перемене шутить и смеяться с подругами. После школы я бы ходила в музыкальную или художественную школу. Или цирковую, было бы классно, если бы я стала акробатом! Я бы летала! Потом я бы смогла поступить в университет на интересную специальность: кинолог, зоолог, психолог, а может, и лингвист, или что-то связанное с творчеством… Так много возможных вариантов! Если бы я снова была заперта в четырёх стенах, то по своей воле. Сейчас, когда я смотрю в будущее, я не вижу ничего. Я удивляюсь, что вообще просыпаюсь по утрам. И я не рада тому, что просыпаюсь. Почему я такая? Кто решил за меня?

Я так хочу быть счастливой. Но я всё ещё во тьме. Я блуждаю в ней, не видя и слыша никого. Каждый мой шаг одновременно и непредсказуем, и бессмыслен. И мне так больно смотреть на себя. Мне так больно думать о том, что было раньше. Никакие слова и выражения не могут передать мою боль.

Они молча смотрели на меня. Я не видела их, но я чувствовала, как они смотрят, думая о чём-то своём. Я выжидала подходящий момент, чтобы открыть глаза.

Я стала ворочаться в кровати, делая вид, что просыпаюсь.

– Мэри! – всхлипнула моя мама.

– Ма… – прошептала я.

– Да, дорогая, это я.

Я повернулась к ней, а она плакала.

– Ма…

Я протянула к ней руки, чтобы обнять её.

– Мэрилин, я так рада, что ты жива… – она крепко обнимала меня. Я чувствовала, как её сердце бьётся. Это моя мама. И я люблю её. Я вслед за ней начала плакать. Когда она вытерла слёзы, то продолжила, – Я так скучала по тебе…

Я ждала, когда они обрадуют меня новостью о моём выздоровлении. Но они мне так ничего и не сказали. Однако если я сейчас задам вопрос о раке, они поймут, что я подслушала разговор.

После завтрака доктор Малис разрешил мне погулять. Мама помогла мне сесть на кресло-каталку и повезла меня на улицу. На территории больницы был дворик, куда мы и направились. Окна моей палаты не выходили на него, поэтому я увижу его впервые.

Как только мы вышли из корпуса, лучи солнца упали на меня. Свежий воздух, ветерок… Мне было так хорошо. Я закрыла глаза, чтобы ещё больше насладиться теплыми лучами солнца. Я раскинула руки настолько, насколько это было возможно, и попросила маму повернуть меня лицом против ветра. Легкий летний ветерок… Как я скучала по тебе…

В детстве я думала, что могу управлять стихией воздуха. Тогда у меня была подруга… Я не помню, как её звали, но мы с ней вместе считали себя волшебниками. Я попросила маму сделать мне волшебную палочку. Она мне её сделала, я всё детство играла с ней. Я считала, что ветер – это мой лучший друг. Я думала, что, когда я умру – моя душа останется с ветром. Тогда я и стану могучей и свободной.

Я пыталась поймать ветер левой рукой. Я чувствовала его легкое прикосновение. Неужели он всё ещё мой друг?

– Мэрилин, куда ты хочешь?

Я осмотрела двор и увидела качели. Я указала маме на них.

– Мэрилин, я не знаю… Вдруг ты упадёшь.

Я попросила маму дать мне мою доску. Она достала её из сумки и дала мне.

«Не бойся, я не упаду. Я могу крепко держаться руками. Всё будет хорошо».

Мама долго не хотела пускать меня на качели, но потом всё-таки решилась. Она не смогла поднять меня, чтобы помочь мне сесть. К сожалению, во дворе, кроме нас, больше никого не было.

«Я попробую встать. Ты только держи меня. Я очень сильно хочу покачаться».

Мама подняла меня на ноги. Стоять было больно, но все же не настолько невыносимо, как несколько дней до этого.

Я села на качели. Мама начала меня раскачивать.

– Спа…си…па… – едва прошептала я.

Я оглядела маму правым глазом. Я увидела, как она улыбается.

Мне было так хорошо сейчас.

К сожалению, маме тоже нельзя было оставаться здесь долго. Когда она уходила, я опять заплакала. Из окна я следила за тем, как она уходит. Я взяла дневник и начала записывать туда, что со мной произошло сегодня. Ещё я описала разговор доктора Малиса и моей мамы, который я подслушала утром.

Я уже смирилась с тем, что со мной произошло. Это всё казалось мне злым фарсом или чьей-то выдумкой, но только не правдой.

Глава 10.

Возможно, они были правы. Они, те, кто говорил, что всё в этом мире не случайно. Это можно принять легко, пока вы не начнёте задумываться о том, что даже самая малозначимая мелочь в вашей жизни сильно на неё повлияла. А если повлияла на вашу жизнь, то и на жизнь других. На любого человека, на любого из миллиардов людей. На каждого.

Возможно, неслучайно я оказалась в таком положении. Это кажется какой-то нелепостью. Всё это. Какой-то идиотской шуткой. Потому что такого в нормальном мире произойти не может.

Самое тяжелое во всей этой истории – это то, что я могу сама себе наврать. Это самая нелепая часть меня. Моя страсть к преувеличению, бесконечное стремление приукрасить, идеализировать, солгать.

Я знаю это. И это меня не то чтобы огорчает. Это меня пугает. Пугает, что всё, происходящее со мной – это то, что я воображаю самой себе. Неосознанно. Непредсказуемо.

Но мне это нравится. Мне нравится чувствовать себя особенным человеком, с которым всегда что-то происходит. Потому что каждый из нас знает, что мы ничем не отличаемся друг от друга. Мы любим всё то же, что любят и остальные, даже когда нам кажется, что у нас нет единомышленников. Нам всем нравится один и тот же образ жизни, одна и та же одежда… У нас только имена разные, да и то всё равно всегда найдется человек, которого зовут так же. И не удивительно, что каждый из нас всячески пытается выделить себя, показать себя.

Я ненавижу своё имя, потому что оно ничем не отличается от миллиона других имён. Оно самое обычное для жителей моей страны. Моя внешность тоже невыносима. Каштановые волосы, зеленые глаза и слегка смуглая кожа. Я такого же роста, как и мои сверстники. У меня нет гетерохромии, необычного цвета глаз, витилиго, я не лилипут… Во мне нет ничего особенного.

Но что больше всего меня бесит, так это окружающие меня люди. Слабые твари, которых угораздило родиться вместе со мной в убогой Империи Лиеми. История моей страны – это сплошная ложь и пропаганда. Мы живём за железным занавесом, не зная, что на самом деле происходит за этими стенами. Нас пугают бедностью и страшными байками, на случай, если мы, народ, восстанем против государства, так очевидно крадущего все ресурсы нашей небольшой страны. Тот монарх, что сидит на золотом кресле в мехах и светит лицом на всех государственных каналах, занял это место гнусным путём, путём убийств и лжи. И об этом знает каждый, даже тот, кто убеждает нас в обратном, стоя у школьной доски или вещая на главном канале Империи. Никому нельзя доверять. Мы боимся войны. С каждым годом становится всё хуже и хуже. Я так боюсь будущего, я боюсь, что доживу до того времени, когда воздух станет платным, а думать будет запрещено. Ты – раб, знай своё место!

Хотя о чём это я. Я уже дожила до этого времени. Я не могу рассчитывать на счастливое будущее, если мне не повезло родиться в семье, которая близка к монарху. Он и его шайка захватили нашу страну, украли будущее у по-настоящему талантливых людей. Ведь все эти ежегодные концерты, где поют под фанеру все, кому не лень… Твой успех – это не твой талант, это твоё лицо и твоя кровь. Талант никому не нужен. Ты никому не нужен. И ты можешь врать себе сколько угодно, но все прекрасно знают, какова цена жизни. Она бесценна, но лишь в том смысле, что она не стоит ни гроша…

Но самое страшное – это то, что и я часть этой системы. Конечно, я ещё школьница, неспособная даже слово сказать в упрёк нудному учителю. Но изменюсь ли я, как только стану старше? Нет. Я уверена, что спустя десятки лет я всё так же буду закрывать глаза на весь этот ужас, творящийся вокруг. Я буду наблюдать за гибелью этого проклятого мира, молча осуждая всех вокруг, виня каждого, кто живёт здесь вместе со мной. Они такие же, как и я. Мы ждём чуда, ждём, пока какой-нибудь глупец не осмелится решить наши проблемы. Но кто станет этим упрямцем? Точно не я, не моя сестра, не мой друг, не враг. Никто не возьмёт на себя эту ношу.

От мыслей меня отвлёк человек, которого я совсем не ожидала увидеть здесь. Ко мне в палату вошла Стася.

– Мэрилин! – она подбежала ко мне и начала обнимать меня.

Тоскливые мысли напрочь вылетели из моей головы. Несколько мгновений я хлопала глазами, пытаясь понять, сплю я или это происходит наяву? Дрожащими руками я взяла мел.

«Что ты здесь делаешь?» – коряво написала я на своей доске.

– А почему ты не говоришь?

«Дым повредил мне горло, но это скоро пройдёт».

– А, понятно, – она засмущалась, – Я еле проникла сюда! Тебя не было уже восемь дней, я думала о тебе всё это время. Я просто должна была узнать, что с тобой всё хорошо!

«Мне больно ходить. У меня сильные ожоги на ногах. Также ожоги на левой части лица, но вроде глаз не повреждён. Есть несколько ожогов на левой руке и левом бедре. А правой рукой я выбивала стекло, поэтому она вся в ранах». Мне пришлось писать и стирать по предложению, потому что всё не помещалось на мою доску.

Стася с ужасом читала о моих болячках, без конца поглядывая на меня.

«Я тоже очень рада тебя увидеть». Она вновь обняла меня. «Но я боюсь, что тебя здесь поймают, тебе надо уходить. Я надеюсь, меня скоро выпишут».

– Ладно… Мне и правда пора, не думаю, что меня отправят под арест, но не хотелось бы попадаться никому. Я буду ждать тебя. Я так рада, что ты жива и здорова…

Она последний раз обняла меня на прощанье и ушла. Спустя пару минут, как она исчезла, в мою палату вошла Пяйве.

– Добрый день! Как ты?

«Добрый! Я хорошо, а ты? Ты не видела девушку, она только что вышла?»

– Я тоже хорошо. Нет, я никого не видела.

«Это была моя подруга Стася. Ты знаешь такую?»

– Хмм… Где-то я слышала это имя, но лично с ней я не знакома.

Я пожала плечами.

– Сегодня меня выписывают. Наверное, мы не сможем увидеться до того, как ты выйдешь отсюда. Но я слышала, что тебя собираются выписывать уже через пару дней.

«Кто это сказал?»

– Я слышала, как твой врач разговаривал с медсестрой о тебе. Они хотят выписать тебя по инициативе твоей мамы сразу после выходных.

«Но я ещё и ходить не могу».

– Я не знаю, я просто услышала их разговор.

«Я даже рада, что меня выпишут. Эта койка очень неудобная».

Пяйве засмеялась.

– Моя мама очень хочет познакомиться с тобой. Когда тебя выпишут, если ты будешь хорошо себя чувствовать, спроси у своих родителей, можем ли мы к вам на чай зайти. Мы будем очень рады.

Она дала мне свой номер телефона, записанный на листочке. Я вложила его в дневник.

«Я буду рада, если вы придёте к нам на чай.»

– Спасибо, Мэрилин.

Она направилась к двери.

– И да. Ты герой. Помни об этом.

Она вышла из палаты. А я продолжала сидеть в недоумении. Положив дневник обратно на место, я достала из раздвижного ящика маленькое зеркальце и, взглянув, увидела в нём себя.

– Я такая слабая. Я такая уродливая. Я невыносимая. Я – герой?..

Пяйве оказалась права: вечером того же дня ко мне зашёл доктор Малис. Он твердил, что поговорил с моей мамой, и она хочет, чтобы меня выписали уже в понедельник. Он также привёз с собой кресло-каталку. Эту каталку купила мама, чтобы я передвигалась на ней, пока мои ноги не восстановятся.

Я впервые в жизни попробовала управлять этой штуковиной. Скажу честно, у меня не сразу получилось. К тому же у меня всё ещё побаливали руки. Но выбора у меня не было.

До отбоя я решила поездить по больнице. Как только я выехала из своей палаты, мне опять стало страшно. А вдруг я опять попаду в тот мир?

Я вспомнила о карточке, которую случайно нашла. Как её звали? Лер…Лез…Лезна? Лесма! Но кто это?

Если призрак и правда существует, если он смог справиться с моей болезнью, то, скорее всего, мне не просто так попалась больничная карточка Лесмы. Надо выяснить, кто это.

Я не знала, есть ли этот человек всё ещё в больнице. А может, этот человек умер ещё в прошлом тысячелетии?

В пятницу вечером персонала почти нет, кроме дежурной медсестры. Я решила испытать удачу и спросить у медсестры, знает ли она какую-то Лесму.

Рядом с дежурной медсестрой выстроился десяток детей.

– Но просим вас! Завтра финал чемпионата мира по футболу! Почему мы не можем его посмотреть?

– Дети, сколько раз вам говорить, – тявкнула медсестра раздражённым голосом, – У вас отбой в девять часов, а футбол начинается в десять. Я не могу позволить вам находиться не в своих палатах в это время.

– Но прошу вас! – уже едва не плача, произнёс маленький мальчик, – Это очень важно для нас! Там же будет наша сборная! Мы никому не скажем, ведь в нашем корпусе, кроме вас, больше никого не будет!

– Ну пожалуйста! – умоляла её маленькая девочка.

– Ладно, я спрошу у главного врача…

– Нет! – крикнули они хором, – он нам точно запретит!

– Он сам фанат футбола, – засмеялась она, – Может, он и разрешит вам. Поймите, если я вам разрешу, но не поставлю его в известность, меня сразу же уволят!

Дети опустили вниз головы.

– Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, – пообещала она, – а теперь идите чистите зубы, скоро отбой.

Дети разошлись по своим палатам. Я достала доску.

«Извините, что беспокою вас, но вы не знаете девушку по имени Лесма?»

Медсестра прочитала то, что я ей написала.

– Тебя же Мэрилин зовут, да?

Я кивнула головой.

– Ой, нет, прости… – она замешкалась, – Я не знаю никого с таким именем. Эм… извини, мне пора.

Она сразу же зашла в сестринскую.

Это было очень странно. Почему она так резко ушла?

Я повернулась, чтобы поехать обратно к своей камере, и увидела маленькую девочку с зубной щёткой в руках.

Я показала ей табличку. Она сначала долго смотрела на меня, потом прочитала запись на табличке, потом снова поглядела на меня, отрицательно покачала головой и быстро убежала. Девочка скрылась в своей комнате и начала что-то бурно обсуждать с подругами, часто оборачиваясь в мою сторону.

Да что такое?

Это всё показалось мне очень нелепым. Я пожалела, что так и не спросила у Пяйве, знает ли они кого-то по имени Лесма. Потом мне на глаза попался парень лет двенадцати, который сидел рядом с палатой и играл в телефон. Я подъехала к нему. Но он не сразу обратил на меня внимание.

– Из…ви… – пыталась произнести я, но сразу же закашлялась.

Только теперь он посмотрел на меня.

– Эмм, да, чего тебе? – спросил он.

Я показала на табличку, потом на своё горло, дав понять, что я не могу говорить.

– А, Лесма? – он задумался, – Эм, нет, я такую не знаю.

Я дописала на своей доске «Спасибо».

– Да вроде не за что, – ответил он.

Я повернулась и поехала в сторону своей палаты.

Неужели никто её не знает? Но почему все ведут себя так загадочно? Может, они просто не хотят говорить со мной об этом? Они определённо что-то скрывают от меня. Но зачем им что-либо скрывать?

Эх, доктор Малис бы не стал игнорировать меня. Вот только его, как и всех остальных врачей, не будет на выходных. Кем бы эта Лесма ни являлась, я просто обязана выяснить, кто она и почему никто не хочет говорить со мной о ней.

Глава 11.

– Нельзя жертвовать собой ради спасения других людей, тебе не кажется?

– Не твоё дело. Это мой выбор.

– Геройствовать вредно для здоровья. А здоровье дорогого стоит. Тебе ли не знать об этом, Мэрилин?

– У нас с тобой разные приоритеты, разные понятия о здоровье, разные понятия о том, что нужно и что глупо. К тому же я знала, что умру рано или поздно.

– Но даже бы если ты и не знала, тебя бы это не остановило.

– Нет. Но зато это дало мне силы.

– Огонь всегда приносит разрушение. Но иногда это к лучшему.

Кто-то снова кричит. Крик на этот раз незнакомый. Кто-то кричит чьё-то имя, и я чувствую, что оно моё.

– Мы должны бежать отсюда! Ну же, давай!

И снова я вижу огонь. Опять этот проклятый огонь!

– Ну же, Лесма!

Меня будто что-то ударяет. Ударяет внутри. Будто… я что-то вспомнила. Что-то очень туманное. Всё снова исчезло, снова этот отвратительный черный цвет, которого нет.

Одно лишь имя звучит, как эхо… «Лесма… Лесма… Лесма…».

– Мэрилин!

Я открыла глаза. Я почувствовала, как кто-то держит меня за руку.

– Мэрилин, просыпайся, я сейчас буду делать укол.

Я легла на живот, чтобы мне сделали укол.

Что это было? Очередной страшный сон…

Я взглянула на вазу с цветами, что стояла рядом с моей кроватью. Цветы завяли. А на улице, впервые за всё моё пребывание в Бирюзовом лесу, шёл дождь. Капли дождя стучали в окно, но это создавало уют. Я вспомнила родной дом, но на этот раз не проблемы, а просто дождь. Серое небо, серое всё. Так печально и депрессивно, но это моё родное.

Когда медсестра ушла, я попыталась встать на ноги. Ноги болели, но уже меньше. И зачем мне купили кресло-каталку? Попробовав сделать ещё один шаг, я упала. Да, глуповато вышло, и на что я надеялась?

Мне не хотелось проводить весь день, лёжа в кровати. Я захотела позавтракать вместе с остальными ребятами.

Я выехала из своей палаты и впервые стала участником мракобесия, что каждый день устраивалось в коридоре за дверью моей палаты. Тут было много детей. Они играли в карты или настольные игры, кто-то устраивал турнир по телефонным играм. Никто не пошёл на улицу, потому что шёл дождь. Родителей, кстати, тоже не было. Может, сегодня не разрешено посещать больных?

В столовой уже собирались дети, хотя до завтрака было ещё где-то полчаса. В столовой стоял старенький телевизор. По нему шли мультфильмы, поэтому было так много детей.

Я тоже решила посмотреть мультфильмы. Я часто их смотрела в Робин-Вилле, когда болела. Ну, как когда болела, я едва могу вспомнить времена, когда я не болела. В любом случае, тогда это была не я, а кто-то другой, кто-то, кто ещё не знал, что с ним произойдёт. Я всегда любила мультики. Они напоминали мне о прекрасных временах, когда я была ещё маленькой. Опять-таки, это время я вспоминаю с большим трудом. Те раны, что нанесла на мне жизнь за последнее время, заставили меня забыть о чём-либо хорошем.

Мне не хотелось думать ни о чём, кроме своего плана: если ребятам сегодня вечерам разрешат посмотреть чемпионат мира, я попробую использовать этот момент и вновь отправиться к архивам, чтобы выяснить, кто такая Лесма. К тому же вечером прогноз обещает грозу с молниями. Но единственной проблемой была моя неспособность передвигаться, кроме как на кресле-каталке. В любом случае, ещё не факт, что детям разрешат сегодня смотреть матч.

Пока я тупо пялилась в телевизор, кто-то подъехал ко мне. Это была маленькая девочка лет двенадцати на такой же каталке, что и я.

– Привет, – сказала она мне, – Как тебя зовут?

– Мэ… – прошептала я. Я пыталась найти свою доску, но, к сожалению, я забыла её в своей каморке.

– А, ты не можешь говорить. Меня зовут Пани. Приятно познакомиться.

Она протянула мне руку. Я пожала её.

– Я никогда не видела тебя здесь. Мне приходится трижды в год ложиться в эту больницу. Но я не такая, как многие здесь. Большинство из этих детей просто неуклюжие. Вон, видишь этого мальчика? – она указала на парня чуть помладше её самой, – Его зовут Риво, он уже раз пятый ломает себе ногу. Футбол, видимо, до добра не доводит. А рядом с ним сидит Дори, она постоянно дерётся с сестрой. И каждый раз это заканчивается очередной операцией. Ну а я родилась такой. Не хожу с детства. Моя мама всё ещё надеется, что когда-нибудь болезнь пройдёт, и тогда я научусь ходить.

Я жалобно посмотрела на свою собеседницу. Я готова была увидеть грустного ребёнка, но, к моему удивлению, на её лице сияла добрая улыбка.

– Знаешь, а ведь это моя мечта. Я завидую Риво. Когда-нибудь и я буду бегать по полю и пинать мяч, а не просиживать на трибунах. Да, это только вопрос времени. А у тебя есть друзья здесь?

Я покачала головой, что означало «нет».

– Моя лучшая подруга тоже здесь лежит. Мы с ней как раз здесь и познакомились, лет пять назад. У неё легастения. Она не может писать и читать. В классе её все считают глупой, хотя это вовсе не так! В школе мы с ней вечная обуза, поэтому мы вместе. Правда, она учится не в моём классе, но каждую перемену мы проводим вместе. Когда я её встретила впервые, она была такой одинокой и отстранённой. Я только ради неё научилась видеть плюсы в своей болезни. Кстати, а чем ты болеешь?

Но не успела я что-либо показать, как она продолжила:

– Точно, прости, я совсем забыла. Ты же не говоришь. Знаешь, а ведь это даже в каком-то смысле хорошо. Ты никогда не скажешь что-то обидное в адрес других.

Я вновь глянула на неё и увидела такую же косичку на левой стороне, как и у Стаси. Потом я стала рассматривать других детей, что сидели с нами в столовой. У многих девочек с левой стороны была такая же косичка. Это показалось мне немного забавным и странным.

– Хотя я иногда грущу. Знаешь, лето ещё никогда не было таким солнечным. Вот бы пробежаться по лугу…

Она повернулась ко мне и стала тщательно рассматривать меня.

– И всё же жаль, что ты не можешь говорить. Мне интересно, откуда ты и что с тобой случилось.

Она улыбнулась мне, а я лишь пожала плечами.

– А ты случайно не Миэла?

Я удивлённо поглядела на неё. Кто такой Миэла?

– Пани, – крикнула медсестра, – Тебя ждёт мама!

– Сейчас! – крикнула она, – Приятно было пообщаться, – вновь обратилась она ко мне, – Увидимся!

Она направилась к медсестре. Та что-то начала говорить ей, а когда заметила, что я смотрю на них, отвела её в сторону. В какой-то момент мне показалось, что все вокруг устроили заговор против меня. Иначе как ещё можно объяснить такое странное поведение всех по отношению ко мне? Я очень надеюсь, что мне это просто кажется.

Начался завтрак. Как и обычно: манная каша с комочками. Дети пытались как можно быстрее занять место, потому что стульев на всех не хватало. Я посмеялась, потому что ближайшие несколько недель я всегда буду на стуле.

Мне впервые стало жаль людей, которые чем-то отличаются от других: людей, которые не могут ходить, у которых стоит протез, которые не могут видеть и так далее. Я всегда хотела быть особенной, но все «особенные», кого я знаю, одиноки. Потому что другие люди смеются над ними. Надо мной тоже будут смеяться необразованные и глупые детишки, которых забавляет вид калек. Кому-то с самого рождения не повезло, и он вынужден всю свою жизнь страдать из-за насмешек других людей. Мне не повезло только сейчас. С одной стороны, мне это даже нравится, потому что это отличает меня от других, но я понимаю, что, как только я вернусь домой, в Робин-Вилль или в Бирюзовый Лес, насмешек будет не избежать. Мало того, мне трудно перемещаться, больно вставать на ноги, я не могу говорить с другими… И когда я думаю о том, что кто-то никогда не сможет делать эти вещи, как мне всегда казалось, самые обыденные, мне становится так жаль их. Может, быть особенным – это не так уж и хорошо, как мне всегда казалось?

Я оказалась права: по субботам и воскресением нельзя посещать больных. Это показалось мне довольно странным и даже в чём-то глупым, потому что многие из-за работы не могут прийти к ребёнку в часы приёма по будням. Но я никто в этой больнице, поэтому не мне судить.

После завтрака я решила заняться своими обычными делами: наблюдать за людьми из окна, слушая музыку.

Иногда я заглядывала на страницы своего дневника. Я перечитала свои записи о душевной боли. Я плакала от каждого слова. Это походило на плач беспомощного ребёнка. Мне вновь стало жаль себя. Мне хотелось, чтобы пришёл хоть кто-нибудь и крепко обнял меня. Обнял и того человека, который повествует мне о своих чувствах на страницах дневника.

Обедала я тоже вместе со всеми. Во время обеда я и узнала, что сегодня вечером детям будет разрешено посмотреть матч. Я не любитель спортивных игр, но эта новость обрадовала меня. Как только я это услышала, я выехала из столовой и стала разъезжать по коридорам больницы, чтобы запомнить нужный мне путь. К счастью, я запомнила дорогу до места, где меня нашли медсестра и доктор Малис. Это было недалеко от моей палаты и, соответственно, архивов. Первым делом я направилась туда.

Я поехала вдоль по коридору, который не походил на тот, что я видела, когда шла за девушкой из тьмы. Это были типичные коридоры типичной больницы в моей стране: бело-зеленые стены, иногда встречались плакаты о вреде курения и жизни в большом городе, да и жизни вообще. На миг я подумала, что мне ничего не мешает пройти в архивы сейчас.

Я нашла табличку, где был показан план больницы на случай эвакуации. Этажом ниже, совсем рядом с лифтом, были архивы.

Я направилась в нужную сторону, но как только я достигла нужного мне коридора, передо мной возникла преграда: лестница. К тому же я попалась охраннику.

– Что ты здесь делаешь? Сюда нельзя!

– Я… – прошептала я.

– А, ты не можешь говорить. Ты потерялась?

Я кивнула ему головой.

– Так, хорошо, какая у тебя палата?

Я на пальцах ему показала число – номер своей палаты.

– Хорошо, давай я отвезу тебя.

Он довёз меня до коридора, где была моя палата.

– Всё, дальше ты сама, а то мне на пост нужно. В следующий раз будь осторожна и не ходи далеко! – твердил он мне на прощанье. Я улыбнулась ему.

Но что мне теперь делать? Я не смогу пройти по лестнице… Чёрт… Если бы рядом была Стася или Пяйве, они бы помогли мне.

Но ладно. Это мои проблемы на вечер. Я теперь знаю дорогу, и мне пока этого достаточно. Осталось только выждать нужный момент.

Глава 12.

После ужина я попыталась собраться с мыслями. Я снова и снова прокручивала в голове путь к архивам и пыталась понять, как я смогу преодолеть лестницу.

Медсестра, как и всегда в девять часов вечера, огласила отбой, но именно этой ночью спать так рано никто идти не собирался. Гул и смех из соседних палат не прекращался, но медсестра не стала ругаться на детей. Казалось, что этой ночью в больнице можно всё, но это была лишь иллюзия. Медсестра сидела за столом, который находился в коридоре, и одной из самых сложных задач для меня было – пройти мимо её стола незамеченной.

Ближе к десяти вечера дети начали собираться в столовой. Далеко не все были заинтересованы в матче, поэтому некоторые дети оставались в своих палатах, кто-то даже уже лёг спать, поэтому медсестра попросила всех вести себя тихо. Я же иногда выглядывала из своей палаты, выжидая нужный момент.

Я пыталась успокоиться, но адреналин ударил в голову, и я никак не могла сосредоточиться. Мне хотелось послушать успокаивающую музыку, но в то же время она помешала бы мне ещё больше. Это ожидание было невыносимым.

Но, наконец, вот он, тот самый момент. Медсестра встала из-за стола и направилась в сестринскую. Я же тихо выехала из своей палаты, миновала стол, сестринскую и, чтобы случайно не попасться больше никому на глаза, со всей возможной скоростью поехала дальше, свернула в коридор слева, и только тогда выдохнула. Но всё было ещё впереди.

Я остановилась, чтобы ещё раз вспомнить дорогу. Только восстановив весь путь у себя в голове, я двинулась дальше.

В больнице было довольно холодно. Благодаря дождю и грозе, меня не было слышно. Хотя меня иногда пугали внезапные вспышки молний. Я наконец добралась до лифта. Мне было очень страшно спускаться вниз, и, если бы я могла ходить, я бы пошла лестницей, потому что я боялась, что, как только откроется дверца лифта, кто-то заметит меня и… Я даже не знаю, что было бы. Но знать как-то не хочется.

Я села в лифт и нажала кнопку «1», чтобы спуститься на первый этаж, находившийся прямо подо мной.

На моё счастье, на первом этаже никого не было. Я поехала дальше, чтобы добраться до лестницы, ведущей в архивы. Я двигалась медленно, хотя мне очень хотелось как можно быстрее достигнуть архивов. Свет приглушили, и было довольно темно, потому что ночью по этажам ходит только охранник и иногда персонал. К счастью, сегодня суббота, почти весь персонал у себя дома, на свободе.

И мне опять повезло: охранника на месте не было. Перед тем, как спуститься по лестнице, я внимательно осмотрела всё вокруг. Вдруг, если охранника нет, дверь в архивы закрыта? Где мне тогда взять ключи?

В центре главного коридора был такой же стол, как и тот у меня на этаже, за которым по ночам сидит медсестра. Я направилась туда, но в этот раз решила не медлить. Я быстро подъехала к столу и начала разыскивать ключи от архивов. Наконец, я нашла их. Как же хорошо, что я подумала об этом.

Я направилась обратно к архивам. Теперь мне надо было как-то пройти по лестнице, которая состояла всего из трёх ступеней. Вставать на ноги я не могу, и к тому же моя коляска очень тяжелая. Я решила попробовать съехать с лестницы на своей каталке. Я еле удерживала равновесие, но мне это удалось. Но как я буду забираться обратно наверх? Может, есть лифт, который выходит прямо сюда?.. Очень на это надеюсь.

Дверь и правда была заперта. Я поблагодарила высшие силы за то, что посеяли в моей голове сомнения, спасибо.

Я открыла дверь, заехала в помещение и решила закрыться изнутри, чтобы никто точно меня не поймал.

Архивы представляли собой огромный зал с множеством бумаг, документов, а также коробок с различным мусором внутри.

Карточки, одна из которых попала мне в руки, лежали в отдельном месте. Они были тонкими, поэтому много места не занимали. Все эти карточки были расставлены по алфавиту в отдельном шкафу, но, к моему сожалению, фамилию девушки я не помнила. Люди с необычными именами часто попадаются в Робин-Вилле, я к этому привыкла, но такое имя я слышала впервые. Поэтому мне пришлось просматривать все карточки, начиная с буквы «А», и обращала внимание я только на имя.

Пока я копалась в этих карточках, дождь ещё больше усилился, а вместе с ним и ветер. Я услышала, как по полу застучали капли дождя, которые проникли сквозь оконную раму. Погода была жуткая.

Наконец я нашла её карточку. Полное имя девушки – Лесма Туликиви. Её имя казалось очень знакомым, где-то я его уже слышала. Внутри карточки была информация о рождении и какой-то странный номер. Наверное, этот номер означал номер ячейки в основном зале архивов, и, скорее всего, в этой ячейке лежала история болезни Лесмы.

Лесма родилась 23 апреля 1983 года, она на тринадцать лет старше меня. Она родилась в Парельском графстве, близ посёлка Бирюзовый лес. Наверное, имеется ввиду деревня Домина.

Всполыхнула молния, и от испуга я выронила вкладыши. Я начала собирать их с пола, надеясь, что ни один из них не потерялся где-то. Вроде, все. Больше никакой информации не было указано.

Я решила найти ячейку, в которой хранится вся информация о болезни Лесмы. Номера ячеек состояли из латинских букв и арабских цифр.

В конце концов я обнаружила номер нужной мне ячейки. Я открыла её; внутри лежало множество бумажек, снимков, но все они были перемешаны между собой, поэтому сложно было уловить хронологию её болезни. К тому же у меня возникло ощущение, будто самого важного – заключения врачей – не было. Ну вот! Как только я пытаюсь узнать что-то новое, кто-то всегда на один шаг впереди. От меня явно что-то пытаются скрыть!

Сверкнула молния, и во всей больнице погас свет. Я жутко испугалась. В архивах дополнительных источников энергии не было.

За дверью послышались голоса. Персонал бегал по больнице, выясняя, что произошло.

Почему же вы не включаете внутренний генератор? А, ну да, я же не в Робин-Вилле. Здесь, наверное, даже нет такого. Но ведь многие люди здесь нуждаются в электричестве, так как оно поддерживает их жизнеобеспечение.

– Где ключи от архивов? Почему дверь закрыта?

И тут у меня сердце в пятки ушло. Неужели именно через архивы у них проход к генератору электричества? Но ведь наверняка у них есть вход и с улицы…

Чёрт, что я же наделала? Неужели теперь из-за меня умрут люди?

Я уже принялась искать подходящее место, чтобы спрятаться. Теперь я поняла, что ничего не вижу. И я не помню, где выход. Но тут я услышала, что люди начали удаляться. Видимо, у них действительно есть вход с улицы. И то хорошо. Но как мне выбраться отсюда?

Надо же положить все вещи обратно в ячейку. Наверное, стоит дождаться, пока они включат внутренний генератор, но тогда у меня не будет такого шанса выбраться отсюда незамеченной.

Да, придётся уходить. Они точно будут караулить по всему коридору и бегать к больным, как только загорится свет.

На ощупь я двинулась вдоль рядов с ячейками. Я очень боялась, что врежусь во что-нибудь, и тогда трагедии не миновать. Я заметила едва различимый свет в конце зала. Видимо, это горит керосиновая лампа рядом со столом, где находится шкафчик с карточками. Уже немного быстрее и увереннее я поехала на свет.

Я оказалась права, это горела лампа у стола. Я как раз смогла собрать разложенные мной карточки обратно в шкаф, все, кроме карточки Лесмы. Перед тем, как покинуть архивы, я порылась на столе в надежде найти фонарик, но безуспешно. Придётся и дальше ехать вслепую.

Вдруг за углом раздался очень странный шум. Огонёк лампы начал часто мигать. Я встала на месте, прислушиваясь, но шорох не прекращался. Потом что-то упало, и я рванула к двери. Я услышала шаги, направляющиеся ко мне. Моргая, я вновь видела её – девушку из тьмы. Я старалась не закрывать глаза, не моргать, но не получалось. Ощупью я искала ручку на двери в архивы.

Шаги всё приближались и приближались ко мне. Я не сдержалась.

– Шт… ти…хчешь? – прошептала я во тьму позади себя.

Но никто мне не ответил, а шаги становились всё ближе.

Наконец я нащупала дверную ручку. Я достала ключи, еле просунула их в замочную скважину. Открыв дверь, я выехала в коридор, потом вновь заперла её на замок. Затем я осмотрелась. Весь коридор был освещён аварийным светом и люминесцентными лентами. Я не знала, есть ли кто-то в главном коридоре первого этажа, но, чтобы добраться туда, мне нужно как-то подняться по лестнице. Я вновь прислушалась. Шагов и голосов не было слышно, видимо, никого на этаже нет. Ключи я оставила рядом с дверью.

Я подъехала к лестнице. Я попробовала хоть как-то забраться на неё, поднять передние колёса каталки, но у меня ничего не вышло. Наконец, через силу, я смогла поставить передние колёса на первую ступень. Но, попытавшись подняться дальше, я упала. Моя коляска перевернулась на бок.

Но меня не должны заметить здесь. Решено, придётся как-то идти самой.

Прошу тебя, я ведь когда-то смогла идти пешком. Дай мне эти силы. Я закрыла глаза, пытаясь представить себя снова в той жуткой темноте. Но всё безуспешно.

Где ты? Помоги мне!

Я начала часто моргать, чтобы передо мной вновь появилась эта жуткая маска. Но и это без толку.

Чёрт! Где же ты? Почему, когда ты так нужна, тебя нет?

Я выползла из коляски. Чёртовы ожоги, из-за вас так больно ступать ногами. Сквозь слёзы, я смогла встать на обе ноги. Я попыталась затащить наверх коляску, но она была настолько тяжелой, что я смогла только вновь поставить её на колёса. Передохнув, я попробовала ещё раз. Я схватилась за ручки, поднялась на самый верх лестницы, начала тянуть коляску. Мне было так больно, что я уже не могла сдерживать слёзы. Наконец, у меня получилось поднять своё кресло. Я упала и на ноги уже встать не смогла. Привстав на руки, я взобралась на кресло, и только когда села на него, смогла хоть чуточку расслабиться.

Но если электричества нет, то и лифт не работает?

– Чёрт, – вырвалось у меня.

Но, будто услышав мои мольбы, свет включился. И в конце коридора я увидела девушку. Она была в белом платье и, сжавшись у стены, плакала. Её каштановый с красным оттенком цвет волос мне показался очень знакомым. Почему у меня такая плохая память?

– Всё работает! – крикнул кто-то сзади меня.

Я поглядела на девушку, что плакала, потом на лифт, который был рядом со мной.

Эта девушка мне очень кого-то напоминает, я чувствую, что надо поговорить с ней. Но мне также надо срочно выбираться отсюда на лифте, пока меня не поймали. Чёрт, что же делать?..

– Эй, – прошептала я.

Но девушка мне не ответила. Я заметила, что её белое платье запачкано кровью.

Я подъехала к ней.

– Мэрилин… – пролепетала она, – мне нужна твоя помощь.

Я промолчала.

Она смотрела на меня, но я не могла разглядеть её лицо, оно было спрятано за волосами.

– Лес…ма… – прошептала я.

Я услышала, как главная дверь больницы открывается. Люди заходили внутрь. Потом появились тени.

– Тебе пора уходить, – сквозь слёзы проговорила она.

Но я не стала никуда идти. Я просто сидела и безмолвно вглядывалась в неё.

– Мэрилин, помоги мне понять, что случилось со мной… Я хочу знать, кто убил меня.

По всему моему телу пробежала дрожь.

– Хо..ро…

– Кто здесь? – крикнул кто-то из персонала и направился в мою сторону.

Тут открылась дверь лифта, и я уже готова была к тому, что меня обнаружат. Но в лифте никого не было.

– Беги! Не дай им поймать тебя! – кричала она мне, но потом наклонила голову вниз и снова заплакала.

Я быстро заехала в лифт, нажала свой этаж, и дверь лифта закрылась.

Осторожно покинув лифт, я направилась в свой коридор. Двери в нескольких палатах были открыты: там с больными работали врачи. Кто-то, как я узнала из разговоров, специально приехал этой ночью в больницу, чтобы помочь остальным.

Как только я въехала в свой коридор, меня поймала медсестра.

– Где ты была?! – закричала она на меня.

– Ту…лет… – прошептала я, – свет… вы…клю..чился…я по…ялась…

– А, ну, хорошо, что наконец включили свет. Я понимаю, это не твоя вина, ты ни в чём не виновата. Я просто на нервах сейчас…

Она довезла меня до моей палаты, потом ушла проверять других. Оказывается, «пропала» не только я. Я услышала разговоры других детей: свет выключили прямо в самый интересный момент матча, из-за этого все были крайне разочарованы.

Я выглянула в окно: на улице творился хаос. Повалило несколько деревьев, поэтому неудивительно, что электричество отключилось.

Но та девушка… неужели это и была Лесма? Неужели это она приходила ко мне в маске? И неужели это она вылечила меня от рака лёгких?

Но почему именно я? Может, из-за того, что я была ходячим мертвецом, со мной было легче связаться?

Это останется для меня загадкой.

Я поняла, что очень сильно хочу спать. Но когда я легла в кровать, я долго не могла заснуть. Разговоры врачей не прекращались до самого утра. Я дремала, но слышала их разговоры в полусне. Мне снилась она. Но ничего нового она мне так и не сказала. Лишь повторяла слова: «Помоги мне…», «Я хочу знать, почему я умерла…» и прочее. Но во сне мы были не в больнице, а в той самой тьме. В какой-то момент она просто исчезла, опять оставив меня наедине с моими кошмарами. Но они всё же не добрались до меня, потому что я проснулась. И впервые в жизни я проснулась с желанием жить. Мне самой было интересно разобраться в её смерти. Призрак этого человека надеется на меня. Если я всё ещё живу, значит, мне есть ради чего жить.

Глава 13.

Я хотела написать в своём дневнике о вчерашнем приключении, но дневника не было на месте в ящике. Я привыкла к этому. Такое ощущение, будто почти каждый день кто-то забирает мой дневник. Я ищу его повсюду, но потом в какой-то момент он просто снова появляется на месте, где я его и оставляла. Наверное, это всё из-за моей рассеянности.

Дождь всё ещё шёл, но грозы уже не было.

Из-за отключения электричества никто не пострадал, не считая детей, что вчера смотрели матч. Эти ребята за один вечер стали лучшими друзьями, но обсуждать им, кроме матча, больше было нечего.

У меня же тем для размышления было немерено, но я не хотела думать ни о чём плохом, а только о плохом думать и получалось.

Дождь мне всегда напоминает родной дом. Но, думая о Робин-Вилле, я думаю только о неудачах, проблемах и разочарованиях.

Да, в детстве мне хотелось быть много кем: волшебником-покорителем воздуха, известной певицей, актрисой, писателем… И у меня даже были единомышленники, вместе с которыми я и хотела добиться всего этого.

Я уже говорила, что у меня когда-то была группа? Объективно, с таким «упорством», что было у нас, добиться ничего нельзя. С одной стороны, мы были детьми, но с другой, когда ты ребёнок, сам себя ты воспринимаешь куда старше, нежели остальные. В свои десять лет, когда мы сформировали группу, я не видела себя обычным наивным школьником, я видела себя молодым известным музыкантом. Я думала, что моя жизнь – это история известной личности. Когда я решалась на какие-то безумства, я была уверена, что они войдут в сценарий фильма о моей судьбе. Тогда я не жила прошлым, как сейчас, я жила будущим, тем, что никогда бы не свершилось.

Так и не написав ни одной песни целиком, мы больше думали о том, куда потратим деньги за наше сотое выступление на огромном стадионе.

В нашей группе я была, можно сказать, всем: мама ещё в детстве отправила меня в музыкальную секцию на вокал, и ещё у меня были уроки фортепиано. В отличие от остальных участников нашей группы, я хоть ноты знала. Рита, моя лучшая подруга, немного играла на гитаре. У неё был очень красивый голос, но она обижалась каждый раз, когда я ей говорила пойти на уроки вокала вместе со мной. Не знаю, что такого в моём предложении она видела, наверное, считала, что хороший голос с правильной артикуляцией и интонацией даётся «от Бога». Вообще, это был довольно гнусный коллектив. Другая девочка, сестра Риты, Лилия, всегда ассоциировалась у меня с клоуном. Она была очень недалёким человеком, чьи интересы ограничивались любовью и славой. Она не умела ни петь, ни играть на чём-либо. Я никогда не понимала, зачем она вообще нам нужна. Рита и Лилия были не только сёстрами, но и лучшими подругами. Рита, хотя она и была довольно серьёзно настроена, всё равно больше любила смеяться с Лилией, нежели действительно что-то делать. Я и сама была хороша: ни одно дело я не доводила до конца.

Короче говоря, так мы ничего и не добились. Но когда у меня начался кашель, в какой-то момент мне запретили петь. Я точно не помню, но мне поставили какой-то очередной неверный диагноз. К тому же из-за бесконечных путешествий от дома до врачей времени не оставалось совсем. Меня в буквальном смысле слова бросили последние друзья. Наверное, сейчас они всё также, ничего не делая, думают о славе. Но теперь мне их даже жаль, потому что они ещё не понимают, насколько они ничтожны.

Несмотря на то, что на улице была плохая погода, я решила погулять. Дорогой дождь, только ты сопровождаешь меня всю мою жизнь.

На улице не было никого. Гулять долго я не собиралась: я не хотела бы оставаться здесь ещё на время. Впервые за последние месяцы, которые, казалось, длятся дольше, чем вся жизнь, в моём существовании появился хоть какой-то смысл. И пусть даже этот смысл в оказании услуги давно умершему человеку. Я впервые в жизни хоть кому-то нужна. Спасибо и на этом.

Стася, как же тебя сейчас не хватает.

Стася мне как лучший друг, о котором я всегда мечтала. Что было бы со мной, если бы не тот день, когда я помогла ей?

Но тут… Это странно… Я увидела что-то другое. Я вижу, как прячусь. Но от чего? Стася…

Я стала оглядываться в надежде, что моя подруга сидит где-то рядом, ожидая, пока я замечу её.

Но её нигде не было.

Дома мне очень не хватало такого человека, как Стася. Мы с ней даже чем-то похожи. Меня тоже оскорбляли другие дети. Я никогда не говорила ей об этом, но и никогда не спрашивала у неё, почему именно за ней гналась толпа ребят в тот день. Я даже не могла представить, что такого могла сделать эта смелая и очень добрая девочка. Но, как и у всех, у неё наверняка были свои тайны, которые она, подобно мне, не хочет раскрывать новому знакомому.

Я вспомнила разговор доктора Малиса и моей мамы. Они действительно хотят, чтобы я навсегда поселилась здесь. Я была бы очень рада. У меня есть ощущение, будто здесь, в Бирюзовом лесу, я начала новую жизнь. Я так рада, что обстоятельства сложились именно таким образом. Меня же перевели сюда из-за нехватки мест в больнице на случай скорой госпитализации. И именно сюда: в место, где у мамы была квартира. Эти обстоятельства кажутся очень странными, но это не может быть просто совпадением! Совпадение. А каков антоним к этому слову? Судьба? Вся суть жизни определённого человека в том, во что он больше верит: в совпадения или в судьбу? Я всю свою жизнь верю в судьбу, как и в жизнь после смерти. Но эта та вера, которая иногда становится надеждой, и когда ты её теряешь, то будто весь мир ломается и теряет свой смысл.

Вернувшись в палату, я нашла свой дневник, он лежал в ящике, где я его всегда и оставляла. Описав вчерашний день, я решила послушать музыку. Как же мне не хочется ни о чём думать…Вопросов так много, но так мало ответов, только догадки…

Весь день больше ничего не происходило. Я же лежала в палате, рисуя девушку из тьмы. Её образ я никогда не забуду. Но этот образ мне что-то очень напоминал. Рисуя, я пыталась вспомнить что-то, зацепиться хоть за одну деталь, чтобы понять, что именно затерялось в моей памяти. Но ничего…

И вот наступил этот день. Последний утренний укол. Последняя ночь на неудобной койке. Я ждала, когда меня наконец выпустят на свободу. Мама разговаривала с доктором Малисом за дверью, пока я собирала свои вещи, и, конечно же, я подслушивала их разговор.

– Вы были правы. Смена обстановки помогла ей.

Сквозь окно в палату я увидела, как мама обняла доктора Малиса.

– Спасибо вам огромное, вы так много делаете для нашей семьи… – выдавила она из себя, едва не плача.

– Это же моя работа… К тому же, всё для вашей семьи…

На мгновенье мне показалось, что между моей мамой и доктором Малисом что-то есть. Сначала меня это немного смутило, но, с другой стороны, почему бы и нет, если моя мама будет счастлива… Ладно, мне могло и показаться.

Они вошли в палату.

– Ну что, Мэри, – обратился ко мне доктор Малис, – ты готова выбраться на свободу?

Я кивнула, улыбаясь.

Доктор Малис помог мне сесть на кресло. Потом очень долго рассказывал, что и когда надо принимать и каким кремом где мазать. Я пропустила мимо ушей половину из того, о чём он там болтал. Мне так не терпелось скорее выйти отсюда. К тому же дождь наконец прошёл, и с самого утра светило солнце.

Когда я вышла, мама решила снова поговорить наедине с доктором. В это время я осматривала мир вокруг себя: больница находилась среди леса. У главного входа была небольшая парковка для машин, где я и увидела мамину. Неужели она приехала сюда из самого Робин-Вилля? Интересно, а насколько вообще далеко находится Бирюзовый лес от дома?

– Мэрилин, садись, доктор Малис поедет с нами.

Я посмотрела на маму, и только потом подъехала к ним. Зачем он едет с нами?

Доктор помог мне сесть в машину. Сам он сел на переднее сидение рядом с водителем. Я надела наушники, но плеер включать не стала. Пусть они думают, будто я слушаю музыку. На самом же деле я буду подслушивать их разговор.

Но, к моему сожалению, мама и доктор ни о чём больше не говорили. Только о незначительных вещах, чтобы хоть как-то разбавить тишину.

Глядя на доктора Малиса, я опять начала думать о моём отце. Как сильно я хочу, чтобы он был рядом. Если вспоминать мою жизнь до смерти отца, то можно удивиться, насколько другим человеком я была. Несмотря на то, что моя семья была не самой обеспеченной, мы не отказывали себе ни в чём. Мы постоянно ходили на пикник в лес, что был неподалеку от города. Отец часто водил меня в парк аттракционов, и мы всегда брали сладкую вату со вкусом клубники. Он читал мне сказки на ночь, его голос был таким приятным и убаюкивающим. Он научил меня всему, что я знаю сейчас. Он всегда верил в доброту человечества, и каждый год мы сдавали игрушки в детские дома и покупали еду для животных в приютах.

После его смерти мы долго не могли поверить в произошедшее. Со временем мы, конечно, смирились, но я каждую ночь желала увидеть это доброе и такое родное лицо во сне. Я часто гуляла по тому парку. Он уже не казался мне таким радостным и ярким, напротив, он был самым серым местом этого чертового города. Но самое обидное, что у меня не осталось ни одной фотографии с ним. Если бы я нашла хоть что-то, напоминающее мне о нём, я бы хранила это всю свою жизнь.

Мне очень не хватает его. Конечно, мне бы хотелось, чтобы моя мама вновь обрела счастье, но никто никогда не сравнится с тобой, папа.

Доктор Малис помог маме донести меня до четвёртого этажа, ибо в нашем доме лифта не было. Дома была бабушка, которая собирала свои вещи. Она мне поведала, что ей надо возвращаться в Робин-Вилль, но не уточнила, зачем именно.

Я долго прощалась с ней, но ей не было грустно из-за того, что она уезжает. Как она мне потом сама призналась, она была очень даже счастлива, потому что я жива и здорова и сейчас выгляжу намного лучше, чем раньше. Впервые за несколько дней я вновь решилась посмотреть на себя в зеркало.

Из-за ожогов я выглядела пугающе. Моё наполовину перевязанное лицо выглядело не так отвратительно, как в те моменты, когда я снимала эти повязки, чтобы помазать ожоги. Но бабушка была права: как бы грустно мне сейчас ни было, в моих глазах больше нет этого оттенка бесконечной горечи.

Мама собиралась отвезти бабушку на вокзал, а доктора Малиса обратно в больницу, поэтому совсем скоро я вновь осталась наедине со своей депрессией. Из-за узких проходов и неровного пола перемещаться по квартире на каталке было очень неудобно. Пока мамы не было, я пыталась ходить. Ноги уже не подкашивались, когда я вставала на ступни. Да уже и не так больно было. Конечно, после шагов десяти ходить я больше не могла, но, думаю, через неделю я уже точно смогу пойти в магазин самостоятельно.

Мой голос тоже медленно возвращается. Я уже окончательно перестала кашлять. Могу даже произнести всё слово целиком, не запинаясь, но это всё равно даётся мне с трудом. Наверное, через пару дней мне уже не понадобится моя дощечка.

Когда мама вернулась, я попросила её позвонить Пяйве и пригласить её и её маму на чай. Но, оказывается, она это уже сделала.

Ждали мы их совсем недолго, потому что они жили буквально в соседнем муравейнике от нас.

Только сейчас я наконец смогла разглядеть Пяйве. У неё были длинные кудрявые русые волосы, которые отливали слабым оранжевым оттенком. Глаза её были карие и очень тёплые. Почему-то у меня было такое ощущение, будто я вижу Пяйве впервые и пытаюсь запомнить черты её лица. За ней стояла её пухлая мать. Она мне сразу не понравилась: у неё был очень яркий макияж, но очень плохо подобранная одежда. Голос у неё был крайне неприятный.

– Мэрилин! – ахнула она.

Мама Пяйве крепко обняла меня, нечаянно сжав мою больную правую руку и небольшой ожог на левой руке. Поэтому я вскрикнула от боли.

– Ой, извини меня, доченька…

– Ничего… – едва прошептала я, но сразу начала кашлять. Я протянула ей руку в знак знакомства. Она пожала её.

– Меня зовут тётя Айли.

Я улыбнулась ей. Пяйве подошла ко мне и тоже обняла меня, но на этот раз объятия не были болезненными.

– Я так рада тебя видеть… – чуть не плача, призналась она мне, – Хорошо, что тебя выписали.

Вчетвером мы сели за стол. Но перед тем, как начать есть, мама названивала бабушке и спрашивала, как она и что с ней. Я же пыталась сдержаться и не съесть всё разом. Мама приготовила нам карбонару, греческий салат, салат из овощей, вкусные яичные хлебцы из её детства…

Да, в больнице таким меня не кормили. Я как вспомню эту тушёную капусту на завтрак, обед и ужин, так сразу меня начинает тошнить.

Наконец мы начали есть. Тогда я почувствовала себя самым счастливым человеком на земле. Мама болтала с тётей Айли о каких-то скучных взрослых вещах, я же посматривала на Пяйве. По ней было видно, как сильно она не любит находится в компании своей мамы. Кухня-столовая у нас была очень маленькая, поэтому мы сидели в тесноте, но Пяйве каждое мгновение пыталась отсесть от мамы подальше.

– А какая тут школа? – спросила моя мама.

– Ой, да обычная школа, что о ней говорить-то… – ответила ей тётя Айли, – ну… учатся дети, вроде всё, как и везде…

Господи, какая же она скучная…

Мы с мамой старались не начинать сразу разговор про пожар, но мне было жуть как интересно. Я выждала нужный момент и достала доску, на которой уже было написано: «Стало известно, что послужило причиной пожара?»

Я посмотрела на Пяйве, та сжалась больше обычного.

– Я была на работе в это время, – ответила мне тётя Айли, – Дом сгорел полностью, так что невозможно выяснить точную причину возгорания. Ты точно не забыл…

– Мам, – сердито глянула на неё Пяйве, чему я удивилась, ведь она всегда была очень смущённой и зажатой, – Я… Я спала… – она поднесла правую руку к лицу, будто прикрывая рот, – Я смотрела телевизор, но заснула, потому что сильно устала… Потом… – Она запнулась, – Да, потом что-то упало, и я проснулась.

Смотря на неё, я улыбнулась. Что ты скрываешь, Пяйве?

И снова молчание.

– А, – заговорила Пяйве, – вы же не местные, да?

Я кивнула.

– Да, – ответила мама, – Мы приехали из Робин-Вилля совсем недавно.

– Но зачем?!

Мама не хотела ей отвечать. Она глянула на меня, по её лицу было видно, что она не желает говорить им правду.

– Пяйве, – начала тётя Айли таким тоном, будто она знает всё на свете (как же она меня бесит), – Понимаешь… В городе очень трудно жить. Я сама из большого города, – обратилась она к нам, – Я родилась в мегаполисе, в соседней стране. Хотя тогда наши страны были одной целой… Переехала сюда в студенчестве. Тогда и поняла, что хочу жить здесь и умереть здесь.

– Ага, – вновь перебила её Пяйве, – И я здесь умру, без возможности увидеть хоть что-то в этом мире.

– А что там видеть-то? Здесь есть школа, университет, больница, а главное – природа, свежий воздух.

– Я была бы рада, если бы мы хоть нормальное жильё себе позволить могли, а не разрушенный дом и комнату в коммуналке.

– Но…

– Да послушай ты меня! – Пяйве была очень зла, даже я стала чувствовать себя неловко, – да, здесь свежий воздух, речка, озеро… Но мы живём в другое время! Живи я в мегаполисе, у меня было бы столько возможностей… А не каких-то два факультета в очень посредственном университете…

По лицу Пяйве потекли слёзы. Она плакала, но потом резко выскочила из-за стола и направилась в ванную комнату. Я собралась было поехать за ней и утешить её, но меня остановила тётя Айли.

– Не стоит…

Но я не послушалась её. Дверь в ванную была приоткрыта, там, рядом с зеркалом, наклонив голову над раковиной, плакала Пяйве. Я ещё больше приоткрыла дверь. Пяйве заметила меня в отражении. Она судорожно вытерла слёзы, повернулась ко мне, уже начала что-то говорить, но вновь зарыдала.

– Я знаю, что ты сейчас думаешь… – прошептала она, но потом вдруг заорала, – Ты считаешь меня плаксой!

Я покачала головой.

– Теперь ещё один человек будет смеяться надо мной…

Я подъехала к ней и обняла её.

– Мэрилин…

Я уставилась прямо в её глаза. Они всегда были такими печальными, как и мои, прямо как и у Стаси. Почему все вокруг такие грустные? Почему все вокруг плачут? Неужели даже здесь, в таком тихом и солнечном городке люди находят причины для слёз?

– Тебе не понять. Ты из большого города! У тебя наверняка такая интересная городская жизнь. А я навсегда взаперти в этой чёртовой дыре…

Она замолчала, и только горькие всхлипы напоминали о том, что она всё ещё жива.

На мгновение мне хотелось исчезнуть. Мне хотелось, чтобы всего этого не было. Но когда мне было плохо, меня не выслушивал никто. Абсолютно никто, даже мои якобы лучшие друзья. Все эти друзья, или просто люди, которые были не против провести со мной время, когда им и мне было хорошо, бросали меня, когда мне было плохо. Простите, но я тоже человек, и у меня тоже могли быть проблемы. Я-то вам всегда помогала… Хотя кому я вообще это всё адресую? Они никогда больше не услышат мои слова. И тем не менее, как бы мне ни хотелось уйти сейчас, я понимаю, что тогда я буду не лучше своих друзей. Я никогда так не поступлю. Я не знаю Пяйве достаточно хорошо, чтобы считать её своим другом, но я никогда не оставлю её в беде.

Пяйве села на пол.

– Я ненавижу эту деревню. Я ненавижу всё в ней. Весь мой мир – эта идиотская деревушка… И каждый уголок этого проклятого мира – лишь очередное никчёмное воспоминание…

Это же всё мои слова! Мои слова о Робин-Вилле! Но мы с Пяйве живём совершенно в разных местах, настолько непохожих друг на друга! Но одинаково их ненавидим.

– Я… – пыталась выдавить я из себя, – Я тоже ненавижу свой город… Робин-Вилль…

– Но почему?

Я отвернулась от неё.

– Моя жизнь – череда разочарований… – я закашлялась, – я… не могу… и не хочу… говорить…об…э…том…

– Но здесь ты открыла для себя новую жизнь, да?

Я кивнула.

– И тебе правда здесь нравится?

– Да…

Около получаса мы просидели в полной тишине, пока нас не побеспокоила моя мама.

– Пяйве, ты как?

– Всё хорошо, тётя Яна… – тускло ответила она.

– Не хотите посидеть в комнате? Мы пока с твоей мамой прогуляемся.

Пяйве встала, пошла в комнату, но ничего не сказала своей маме. При виде неё она опустила голову вниз и смотрела на пол. Но её маму это ни капли не беспокоило.

Когда они ушли, мы с Пяйве включили телевизор, но так и не посмотрели ничего. По нему, как и обычно, шли фильмы о войне, которой никогда не было, чтобы запугать нас перед войной, которой никогда не будет. Мы играли в карты, лёжа на полу, пока из старого телевизора доносился какой-то грохочущий шум.

Кашель не прекращался, мне всё так же было трудно говорить, из-за чего мне по-прежнему приходилось таскать с собой мел и доску.

Я долго думала, спрашивать ли Пяйве об этом, пока наконец не решилась. Я написала на доске одно простое предложение, пытаясь поставить слова в нужном порядке, да и вообще написать всё так, чтобы она меня правильно поняла… Хотя я просто переживала.

«Почему ты сожгла свой дом?»

Она нервно засмеялась.

– Я не сжигала его.

Я посмотрела ей прямо в глаза с выражением, будто я и так знаю правду и пытаюсь уличить её во лжи. На деле же я не знаю правды, но мне хочется, чтобы она мне всё рассказала. Мне кажется, что её дом кто-то поджёг, и я уверена, что она знает, кто именно. Но по какой-то причине не хочет об этом говорить. Она очень замкнута и забита, но её нельзя назвать одной из тех выскочек, кто хочет городской жизни лишь потому, что это классно или круто. Она хочет сбежать не отсюда, а от кого-то.

– Не смотри на меня так, – на сей раз она не улыбалась.

«Я спасла тебя от пожара. У меня сильные ожоги, из-за которых я не могу говорить, из-за которых половина моего лица навсегда будет уродливой. Я имею право знать».

Пяйве немного разозлилась. По её щеке вновь потекла слеза.

– Прости, Мэрилин… Я просто не могу тебе сказать об этом. Я просто не могу!

«Но почему? Тебе кто-то угрожает?»

– Мэрилин… Я уже сказала тебе. Я не хочу говорить об этом. И, наверное, никогда не скажу. Прости, я правда не могу…

Мы продолжили играть в карты.

Молчание. Невыносимое. О чём бы поговорить? Может… А, хотя нет, это может обидеть её… Тогда!.. Да тоже бред…

– Ты же здесь не так давно, верно? Тогда тебе нужно кое-что узнать. Тайну Бирюзового леса, самую страшную трагедию, из которой сделали такой цирк, который до сих пор навязывают каждому свидетелю этой трагедии. Ты знаешь о Кровавой резне?

Я покачала головой.

– Так вот. Это было летом 93-го, если быть точнее, 9 июня 1993 года. Террористы проникли в продуктовый магазин и расстреляли там всех.

Боже мой… У нас в Робин-Вилле произошло что-то похожее, совсем недавно. Взорвали детский лагерь, который располагался недалеко от города. Самое странное, что прямо перед нападением все взрослые куда-то пропали, потому что обнаружили только детские тела, а взрослые словно испарились! Они до сих пор в розыске…

«А террористов поймали?»

– Не совсем… Многие говорят, что это были марионетки монарха. Потому что он без всякого основания начал обвинять во всём западные страны, но зачем им было это делать, тем более в таком захолустье? Если бы они действительно хотели посеять хаос в Империи, нужно было бы взорвать метро в столице или типа того… Хотя о чём это я. Смерть – это ужасная вещь в любом случае. Но тут вопрос не гуманности, а цели. Зачем? И подозрение сразу пало на власть, ведь тогда шайка едва взошедшего на престол монарха только начала набирать популярность. Ты сама знаешь, что тогда творилось в стране, да и во всём мире. Хаос. Дворцовые перевороты. Революции. Гражданские войны, люди воевали за возможность вступить в Мировую идиллию – обещанный рай на земле. Монархия исчезала в соседних странах, одна за другой, и все понимали, что скоро придёт и время Империи. А как удержать власть, когда государства вокруг рушатся, а новая идеология массово набирает популярность? Запугать народ. Сделать так, чтобы люди видели в тебе спасителя. Но словами ничего не добьёшься, верно? И зачем бить в самоё больное место? Трагедия в Бирюзовом лесу была не единственной в те годы, тем более если сложить её с нынешними. Народ у нас хотя и умный, но боязливый. Был у нас тут один герой, который, видимо, всё знал, так его убили, а семейка сошла с ума от угроз и преследований. Народ, конечно, сразу всё понял, и начались протесты, митинги, которые длились несколько дней. И тогда, когда народу больше всего нужна была поддержка со стороны полиции, та подняла своё оружие не за людей, а против. Затем поймали каких-то козлов, у которых явно не все дома, признали их террористами из Метсолы, соседней страны, а глупые поверили ведь. Но не я, и многие, как и я. Вот такая вот история.

– Уж…асно…

– Я знаю. Там, в Кровавой резне, погибла лучшая подруга моей матери. Она до сих пор вспоминает тот день, тот ужасный час, тот взрыв… Городок маленький, каждый кого-то потерял в тот день…

Я посмотрела на телевизор. Там, в золотом кресле, окружённый жирными брюхами своей шайки, сидел разодетый и разукрашенный монарх.

– Я никогда не предам своё государство! – кричал он, размахивая руками, – Это всё они, они, я вам повторяю! Вы думаете, что там жизнь хороша? Так вот, я там был. Сплошная грязь и разврат. Пустые школы, разрушенные университеты, одни наркоманы! Вот она, ваша Мировая идиллия, вы к этому стремитесь, да? Это они бомбят наши лагеря и убивают наших людей! Они живут в дерьме и хотят, чтобы и мы жили в дерьме!

– И кто-то этому верит? – усмехнулась Пяйве.

Когда моя мама вернулась, уже стемнело. Пяйве ждала внизу тётя Айли. Она быстро собрала вещи и ушла, так и не успев нормально со мной попрощаться.

Я стояла на балконе и смотрела, как они уходят. В какой-то момент Пяйве обернулась в мою сторону, будто чувствовала мой взгляд на себе. Но, увидев меня на балконе, она торопливо отвернулась и зашагала ещё быстрее, потом и вовсе пропала из виду.

– Ты правильно сделала, что помогла ей.

Я резко повернулась в сторону. Там стояла она, девушка из тьмы.

– Что…ты… – и я вновь закашлялась.

– Ты лучше своих друзей. Всегда есть плохие и хорошие друзья. Но лишь благодаря тому, что на твоём пути встречались только плохие, ты стала хорошим. Помни об этом. Погляди.

Внизу, на улице, стояли Дакота и Дарья, бывшая вокалистка моей группы. А посередине стояла я, только моложе. Нам было хорошо вместе. Но потом я резко начала плакать, и они обе отвернулись от меня.

Я перестала кашлять, горло и лёгкие больше не болели. И я вновь начала говорить, как и раньше.

– Ты приходишь ко мне, чтобы напомнить, какая дерьмовая была у меня жизнь?

– Почему же была?

– Сейчас у меня вроде всё не так уж и плохо.

– У тебя и тогда всё было неплохо.

Я искренне засмеялась.

– Ты вообще понимаешь, с кем именно ты говоришь? Мне кажется, что жизнь давно плюнула на меня.

– Я-то всё понимаю, да и ты всё прекрасно понимаешь. Не скрывай правду от себя.

Я сильно разозлилась.

– Заткнись…

– Ты так долго вра…

– Заткнись, я тебе сказала! – крикнула я. Я схватила какую-то штуку, которая лежала у меня под рукой, и бросила в девушку.

– Мэрилин! – крикнула моя мама, – Что ты делаешь?

Она вышла на балкон. Я оглянулась на маму, а потом опять на девушку, но девушки уже не было. Я хотела было сказать маме что-то, но опять начала кашлять.

– Пошли в комнату, ты замёрзнешь.

Она помогла мне вернуться в комнату и лечь на кровать.

– Ты знаешь, ты всегда можешь мне обо всём рассказать.

Но я, как и всегда, проигнорировала её слова. Если бы я могла, я бы напомнила ей, как ей было плевать на меня всю мою жизнь. Я бы напомнила ей, что моя сестра была для неё всегда важнее меня самой. Если бы я только могла…

Глава 14

Я во тьме. Я потеряна. Я потеряла всё, даже саму себя. Почему мне так грустно? Когда это закончится?

Я заперта в своей печали. Улыбка на моём лица настолько лжива, что мне самой противно от неё. Слёзы стали моими самыми близкими друзьями, но у меня уже нет сил плакать.

Я потеряла себя. Меня несёт течением в бесконечный океан пустоты. Но когда я сплю, я понимаю, что я уже давно в этом океане. Я брожу в бездне, и я здесь одна. Я воображаю себе друзей, чтобы не чувствовать себя одинокой. Но я всегда одинока. Я кричу в пустоту, но даже эхо не повторяет мои слова. Тишина. Тьма. Может, я просто ослепла?

Я одна, я ищу выход. Но мои воспоминания тащат меня в эту бездну. Я это знаю, но я закрываю глаза, выдумывая себе что угодно, лишь бы не принимать это.

Я отдала себя им. Пустоте и призраку, что взял меня под свой контроль. Теперь все мои воображаемые друзья принадлежат ему, как и моя душа, моя жизнь. Она пронизывает меня взглядом сквозь эту жуткую маску.

Что она хочет мне сказать? Зачем она пришла ко мне?

– Ты забыла, о чём я тебя просила, а? – она засмеялась, – Я спасла тебя. Я дала тебе шанс. Я единственное существо в твоём мире, которое знает, чего именно ты хочешь. И ты знаешь, чего хочу я.

– Я не знаю, с чего начать.

– Нет, ты всё прекрасно знаешь.

– Я уже ненавижу тебя.

Она ещё громче засмеялась.

– И почему же? Что я тебе такого сделала? Вроде как ещё совсем недавно ты была не против общения со мной, ты даже звала меня. Но что случилось?

Я не знала, что ей ответить. Я просто ненавижу её и даже как-то стыжусь. Когда она рядом, мне становится стыдно за то, кто я есть.

– Ты знаешь ответ на мой вопрос. Но почему ты не отвечаешь?

– Нет… Я не знаю…

Я ожидала, что она продолжит томить меня, но она не проронила ни слова. Она просто стояла рядом. Подол её платья по-прежнему пропадал в темноте, а волосы шевелил ветер, которого не было.

– Никто не любит того, кого боится, – прошептала она.

– Я не боюсь тебя… – я чувствовала, как плачу, – Я не понимаю, с чего мне начать…

Но тут она исчезла. И я снова осталась одна.

Как же я её ненавижу. И зачем я тогда согласилась на всё это? Она пообещала, что исполнит мою мечту…

Кем бы она ни была, мне надо это выяснить. Я сжала кулаки. Я должна исполнить обещанное, чтобы она отпустила меня. Да, она дала мне шанс.

– Лесма… – прошептала я.

И тут очередное воспоминание промелькнуло прямо перед моими глазами. О боже мой.

Я вспомнила, где я видела это имя. На тетрадке, в том самом заброшенном доме. Это её тетрадь!

Я почувствовала, как бьётся моё сердце. Я наконец проснулась.

Было уже довольно светло. Мамы дома не было. Я попыталась встать, ведь мои ноги уже почти не болели, даже когда я стояла. Это очень обрадовало меня. Мне хотелось бежать, отправиться в тот самый дом, чтобы понять, что мне дальше делать. Сейчас это – мой смысл жизни. Сегодня новый день. Я больше не хочу тратить время на глупое нытьё.

Ещё вчера я передвигалась с помощью коляски, а сегодня уже, держась за перила, спускаюсь по лестнице с четвертого этажа. М-да. Последние дни переполнены странностями.

Конечно, мне было немного больно, но терпимо. Я понимала, что своим безразличием я только затяну лечение, но мне не хотелось вновь уходить в свои мысли.

Я пошла на поиски Стаси. Мне как никогда хотелось увидеть её. Я надеялась, что, как и тогда в больнице, она просто возьмёт и появится из ниоткуда. Но этого не произошло. Я направилась к её дому, пытаясь высмотреть её в окнах. Я сидела на скамье во дворе довольно долгое время, всматриваясь в окна её квартиры, иногда оглядываясь по сторонам. Но её нигде не было. Куда она пропала?

Я пошла на то место, где мы обычно встречались и расставались. Но и там её не было.

Мои ноги вновь начали сильно болеть. Я уже несколько раз прокляла себя за то, что всё-таки решилась выйти гулять с больными ногами.

В ожидании я провела несколько часов. Где же она?

В какой-то момент я решила спросить у проходящих мимо ребят. Это были две девочки с косичками на левой стороне, как и у Стаси. Я покашляла, горло вроде не болело.

– Привет! – прошептала я, но говорить было уже совсем не тяжело, – Девочки, вы не видели Стасю за последнее время?

Они удивлённо вылупились на меня, переглядываясь между собой.

– Эм, извини, но… мы не знаем никого с именем Стася здесь.

Я ухмыльнулась.

– Ну… – пыталась всё ещё объяснить им я, – Она живёт в том доме, – я указала на дом Стаси.

– Правда, извини, но мы не знаем, о ком ты. Попробуй описать её.

– Ну… Она с веснушками, у неё прямые тёмно-русые волосы, переливаются рыжим цветом… Глаза бирюзового цвета…

– У неё есть косичка? – хором спросили они.

– Да!

– Значит, да, она из Бирюзового леса. У нас есть пара знакомых, которые подходят под твоё описание, но никого из них не зовут Стася… Извини, но нам пора.

Они ушли, не попрощавшись.

– Спасибо, – прошептала я им вслед, но они не услышали мои слова.

И что мне теперь делать? Зря я простояла здесь в ожидании Стаси… Да и есть хочется…

Я забежала в соседний магазин, чтобы взять себе что-то быстро перекусить. Подняться по лестнице я сейчас не смогу, надо просто где-то снова посидеть и дать ногам отдохнуть. Но только я зашла в магазин, как кто-то схватил меня сзади.

– Ты совсем что ли?

Это была моя мама.

– Почему ты так любишь уходить, не оставляя ни записки, ничего! Я возвращаюсь домой, а твоя каталка в прихожей! Ты бы хоть телефон с собой взяла!

– Прости… Пожалуйста…

– Мэрилин, ну зачем так делать-то? – она обняла меня, – Ты же знаешь, как сильно я переживаю о тебе.

Домой я вернулась ужасно расстроенная. Этим утром я была так решительна, а в итоге потеряла столько времени… Ведь могла бы и одна сходить, или Пяйве позвать. Сейчас не так поздно, но у меня очень болят ноги. А идти до Домина далеко…

Постойте…

– Мам, ну пожалуйста…

– Мэрилин, я бы с радостью, но ты наказана. Меня достало, что ты всегда уходишь без предупреждения.

Она сидела за столом на кухне, а я на своём кресле-каталке в проходе.

– Ну ты же со мной… Прости, правда… Я даже не подумала. Такого никогда не будет.

Она закатала глаза и тяжело вздохнула.

– И зачем тебе в Домина?

– Ну… Это секрет…

Она закрыла лицо рукой. Она о чём-то думала, посматривая на меня.

– Ну приедем мы туда, ты знаешь, как посмотрят на меня, когда увидят тебя на коляске? Ты не знаешь всех этих деревенщин.

– Не говори так, – от злобы я даже подавилась, – здесь люди намного лучше, чем дома. И какое им вообще дело, на коляске я или нет?

– Я просто не хочу, чтобы на меня странно смотрели.

– И опять ты думаешь только о себе, господи…

– О господи… – она опять закатила глаза, – Хорошо, поехали, я, может, встречусь со старыми друзьями. Но при условии, что эту тележку ты оставишь дома. Ходила же сегодня, нормально всё было.

Я не стала звать с собой Пяйве. Я была рада, что догадалась попросить маму подвезти меня до Домина. Конечно же, я бы не сообщила ей ничего о своих планах. Она бы всё равно мне не поверила. Да и я сомневаюсь, что ей вообще интересно.

Наконец мы добрались. Как я и обещала, я не взяла с собой свою «тележку», чтобы на нас «не смотрели». Благо мама не стала меня вновь расспрашивать, а просто направилась к домам своих знакомых. Я же пошла к заброшенному дому, где нашла тетрадь Лесмы. Как мне стало известно из украденной в больнице карточки, Лесма родилась в апреле восемьдесят третьего года близ Бирюзового Леса. И это всё, что мне известно о ней.

Я подготовилась: взяла с собой мазь от ожогов, бинт, некоторое количество лекарств на всякий случай, фонарик, немного еды и воды.

В этот раз заброшенный дом выглядел еще более пугающим. Недавний ураган оставил на нем следы своего поцелуя, обрушив на него старое дерево, из-за которого крыша скоро совсем рухнет. Дом превратится в руины, закончив свою жизнь. Мне стало его жаль.

Здесь я ходила еще более осторожно, нежели в прошлый раз. Мне было страшно, ведь крыша могла упасть в любой момент, и, хотя я знала, что мой демон не даст мне умереть, в больницу возвращаться совсем не хотелось.

Я сразу же направилась в ту самую комнату. На столе все еще лежала тетрадь Лесмы, там, где я и оставила её в прошлый раз. На столе был жуткий беспорядок. Я начала судорожно разбирать стол в надежде найти хоть что-то, что осталось после хозяев, помогло бы мне в моём расследовании, но безуспешно. Большая часть мусора на столе – никому не нужный хлам, который уже через несколько секунд начал раздражать меня.

Ничего.

От злости я ударила по столу рукой.

– Чёрт, – прошептала я.

И тут мне на глаза попалась тумбочка, что стояла под столом. Я решила поискать вещи там. Но от времени дверца тумбочки сломалась, поэтому, как только я схватилась за ручку, дверь отвалилась. Внутри было два ящика. Верхний был пуст, а второй было практически невозможно открыть. Я еще больше разозлилась. Ну как так-то? Наверное, стоит поискать где-то ещё, наверняка же хоть что-то найду.

Я покинула комнату и пошла на кухню. Здесь был стол, на котором стояли грязные кружки и тарелки с заплесневевшей едой. В холодильнике лежали банки с протухшими консервами и крупами. Больше ничего.

На стене рядом висел выцветший календарь 1993 года, на котором был изображен Дед Мороз.

Соседняя комната была прихожей, на полу которой валялись порванные животными старые пуховики и рубашки.

Последние две комнаты – маленький туалет с разбитыми ванной и зеркалом и спальня родителей Лесмы, которая сохранилась хуже всего в этом ненужном и разрушенном месте. Здесь была кровать с грязным матрасом, порванные обои на стенах и одиноко стоящий стул со сломанным сидением. Печально смотреть на эту картину. Скорее всего, дом уже давно обокрали, сразу после того, как его покинули хозяева. Когда-то эти вещи были кому-то нужны, а теперь они умирают, пылятся, и время их совсем не жалеет.

Расстроенная, я уже собралась уходить отсюда, но потом вспомнила про ящик, который не смогла открыть.

– А смысл? – прошептала я, – Наверняка там ничего нет…

Я направилась к выходу, но снова остановилась. Я почувствовала, будто что-то не дает мне уйти.

– Ладно, ладно…

Я начала покашливать, и у меня закружилась голова.

– Да поняла я…

Я вернулась в спальню Лесмы. Присела, чтобы достать до нижнего ящика. Со всей силы я попыталась открыть его, но он никак не поддавался. Я ударила по нему, со злости начала трясти его. Но, опять-таки, всё безуспешно.

Я начала ругаться про себя, от чего мне стало стыдно, и направилась к стене.

– Что ты хочешь от меня? – спросила я сама не знаю кого.

Но тут я услышала странный звук, будто бы что-то открылось. Я посмотрела в сторону звука: что-то открыло ящик. От страха я упала. Холод прошёл по моему телу.

Подождав немного, я направилась к ящику. Внутри был тот же беспорядок, что и на столе, но у меня сложилось впечатление, что этот беспорядок был здесь не случайно. Он как будто скрывал в себе что-то. Но что именно?

Почти весь этот беспорядок состоял из сложенных бумажек, на которых был один и тот же рисунок: девушка посреди леса. Её лицо я никак не могла рассмотреть. Она, босая, стояла на маленькой тропинке, которая бежала между деревьями. Девушка была в обычном бело-бирюзовом платье, а её каштановые волосы были убраны в косу. Картина была очень печальная, но меня пугал тот факт, что она была нарисована так много раз. Зачем? На каждом листке были изображены какие-то зарисовки, похожие на слова, но буквы были из не знакомого мне алфавита. Этих рисунков было много, штук двадцать, не меньше. Их нарисовала Лесма? Да, раз она сама мне указала на это место. Я рассматривала каждый рисунок отдельно, и они становились всё страшнее и страшнее. Я оглядывалась каждую секунду, потому что мне казалось, что кто-то все время следит за мной.

Когда я достала все рисунки, я заметила что-то в самом углу ящика. Я протянула туда руку. На ощупь это была сахарница, но внутри неё были какие-то предметы. Я достала её. Она была белой с синими фольклорными рисунками. Внутри лежали аккуратно сложенный в несколько раз листок, заржавевший компас и какой-то ключ, конец которого был сильно согнут и обожжен. Я развернула листок. Это карта! На карте было нарисовано какое-то странное дерево, а справа от него красный крест. Рядом было написано что-то, но я никак не могла разобрать. Я сравнила эту запись с записями на рисунках, и буквы совпали! Значит, это какой-то язык? Он существует, или Лесма сама его придумала? В правом нижнем углу располагался прямоугольник. Внутри него тоже была карта, где был изображен лес, а рядом с ним теми же не знакомыми мне буквами какие-то два слова.

Все свои находки я забрала с собой. Ноги уже сильно болели, и я была очень рада, что все-таки смогла что-то найти здесь, а не приехала напрасно. Начало смеркаться, и это здание стало ещё страшнее. Я заметила маму, как только повернула на главную дорогу Домина.

– Ну, ты нашла, что искала? – строго спросила она.

Я заметила женщину, стоящую рядом с ней. Эту женщину я видела на одной из фотографий в нашей обители в родном городе.

– Здравствуйте, – прошептала я, – Да, нашла.

Дома я сидела в ванной и пыталась разобраться в загадочных словах, написанных на рисунках. Эти слова не повторяются, но каков их порядок? Может, они вместе составляют какое-то предложение? Или целую историю?

Я включила воду, как будто я принимаю ванну, лишь бы мама не стала расспрашивать меня ни о чём.

Я взяла карту. Какую тайну она прячет в себе? Я внимательно посмотрела на эти два слова, написанные в углу карты в маленьком прямоугольнике. Может быть, это «Бирюзовый лес»? Но букв не хватало. Значит, обозначен другой город? Или это тот же самый «Бирюзовый лес», но не другими буквами, а на другом языке?

Мама постучалась ко мне.

– Мэрилин, у тебя всё хорошо?

– Да, – прошептала я ей.

– Мэрилин? – крикнула она ещё громче.

Она же меня не слышит. Я постучала ей в ответ, что со мной всё хорошо.

– А, прости что побеспокоила. Я могу войти?

Чёрт, зачем ей это?

– Нет, – прошептала я, хотя знала, что она не услышит меня.

Я торопливо спрятала рисунки Лесмы, поверх них положила одежду, разорвала бинты, так как снимать их было долго, и залезла в ванну.

В тот же момент зашла мама.

– У тебя точно всё хорошо?

– Да, – ответила я ей.

Она подошла ближе, облокотилась на ванну.

– Может, ты расскажешь мне, почему ты сегодня ходишь и говоришь?

Я пожала плечами.

– Мне самой это интересно…

Я окинула взглядом свои ноги, которые были все в ожогах. Они выглядели отвратительно. От одного их вида мне становилось больно внутри. В моей голове так много вопросов, требующих ответов… Я всегда их нахожу, но загадку того, что происходит со мной здесь, в Бирюзовом Лесу, я вряд ли смогу когда-нибудь разгадать.

– Здесь происходят странные вещи, – поделилась я с мамой, – порой даже страшные…

Мама что-то хотела сказать мне, но, видимо, передумала. Я смотрела на воду, лившуюся из крана. Только сейчас поняла, что я полностью сухая. Я застыла от страха, беспокоясь, что мама будет допрашивать меня по этому поводу. Я молилась всем известным мне богам, чтобы мама не заметила этого.

– Зачем ты хотела сегодня попасть в Домина?

Но я решила не отвечать ей. Я привыкла ничего не говорить своей маме, ведь она всё равно не выслушает меня.

– Помнишь женщину, что была сегодня со мной?

Я кивнула головой.

– С ней мы когда-то были одноклассницами. Но никогда не общались с ней до выпуска, представляешь? Я даже представить не могла, что буду общаться со своими одноклассницами после школы, – она засмеялась, но потом улыбка на её лице погасла, – Я живу в Робин-Вилле уже двадцать три года, но так и не смогла завести себе друзей. За то время, пока я была там, я звонила только своим школьным друзьям, сюда, в Бирюзовый Лес. Теперь я понимаю, как дорого мне это место…

– А почему ты не приезжала сюда всё это время?

– Мы с тобой уже приезжали сюда когда-то, но ты была очень маленькая, поэтому не помнишь.

– Правда?

Мама кивнула.

– Тебе здесь очень нравилось. Ты всегда просила меня вернуться сюда. Но твоей сестре Бирюзовый Лес никогда не нравился.

– Да моей сестре вообще ничего не нравится.

– Нет, просто она особенная в другом.

Я не поняла, к чему моя мама сказала это.

– И чем же я особенная?

Мама ничего не ответила, а лишь поцеловала меня в лоб.

– Ну правда. Чем же я особенная?

– У тебя очень хорошее воображение. Из тебя вышел бы хороший писатель. Ещё ты очень умная.

– Даже умнее Христины?

– Намного умнее её.

– Но она учится в престижном интернате, лучшем в нашей стране, а у меня всегда проблемы со школой, – тут я загрустила.

Мама взяла меня за руку.

– Мэрилин… – я снова оглянулась на неё, она улыбалась мне, – Оценки – не показатель знаний, запомни это навсегда. А Христина… Её знания не выходят за рамки школьного учебника. Она многое знает, но логически мыслить не умеет. Каждый дурак может сдать однотипные тесты, но далеко не все думают о таких вещах, о каких думаешь ты.

И я вновь отвернулась от неё. Откуда она вообще знает, о чём я думаю. Я разозлилась на неё.

– Зачем ты всё это говоришь мне? Тебе есть дело до меня?

Мама была шокирована моими словами.

– Мэрилин…

– Что? – со злостью спросила я её.

– Я же как лучше хочу… – она опустила взгляд на пол.

– Да ничего ты не хочешь. Ты хочешь, чтобы никто на тебя косо не смотрел из-за меня, а так ты плевать хотела на меня!

Мама обиделась на мои слова. Она просто встала и ушла из ванной.

– Наконец-то… – прошептала я.

Помывшись, я посмотрела на себя в зеркало. Как же я ненавижу своё лицо. Мало того, что оно само по себе уродливое, так ещё и эти ожоги на пол-лица. Глаз открывать всё ещё больно. Дома я стараюсь ходить без повязок, но мне противно смотреть на себя.

Я направилась к постели. Ноги очень болели, наступать было чертовски больно. Я легла в кровать и стала смотреть в окно: белоснежная луна светилась на тёмном небе. Не одиноко ли ей в нашем мире?

Что бы ни было написано на этих рисунках, на каком бы то ни было языке, я должна это разгадать. И я должна найти тот самый клад рядом с тем самым деревом. Я пообещала себе, что завтра проснусь рано и сразу же пойду на поиски ответов. А пока надо поспать, чтобы завтрашний день как можно быстрее начался…

И когда это я снова начала хотеть просыпаться по утрам?..

Глава 15

Я проснулась посреди ночи. Мне опять снились кошмары.

Я долго пыталась уснуть. Мне всё казалось, что за мной следят. Но кроме меня и мамы, в комнате больше никого не было!

Я услышала странный шум, похожий на шёпот, доносившийся из угла комнаты, оттуда, где стоял шкаф с нашей одеждой.

Я накрылась одеялом.

– Тебе это кажется… – шептала я, – этого нет…

Но шёпот приближался. Я уже заткнула уши, но это не помогло мне. Я увидела чью-то тень. Я сразу поняла, кто это.

– Что тебе нужно?! – изо всех сил крикнула я ей и выбралась из-под одеяла.

К моему удивлению, никого в комнате не оказалось. И шёпот прекратился. От моего крика проснулась мама.

– Мэри… Что такое? – сонно спросила она.

– Ничего… – прошептала ей я, – Ты спи…

Сквозь страх я пошла на кухню попить воды. Я вглядывалась в каждый сантиметр квартиры, потому что была уверена, что мой гость все ещё не ушел отсюда.

– Я же знаю, ты здесь…

Мурашки пробежали по моему телу. Я собрала волю в кулак и начала открывать все запертые двери в квартире, будь то шкаф или ванная комната.

Я попыталась включить свет, но он не работал. Электричества не было.

– Чёрт…

Я достала фонарик из своей походной сумки и продолжила осматривать квартиру.

Никого.

Чувство, что прямо сейчас за мной кто-то следит, наконец пропало. Я глубоко вздохнула. Со спокойной душой я вновь легла на кровать, закрыла глаза…

– Мэрилин! – крикнула моя мама.

От испуга я резко проснулась.

– Уже полдень, я всё никак не могу разбудить тебя! Вставай, соня, – она обняла меня, – завтрак на кухне.

Я не знала, что ответить ей. Как я могла проспать до полудня? Я вчера специально легла пораньше, чтобы проснуться раньше обычного!

Дневника на его обычном месте не было; я расстроилась, потому что мне хотелось описать весь вчерашний день. Но я не стала его искать. Как и всегда, когда я вернусь домой, он будет лежать на том месте, где я и оставляла его.

Я быстро позавтракала, умылась и перевязала свои ожоги, тщательно пытаясь скрыть обожжённую половину лица. Странно, но мне было уже совсем не больно ходить.

Забрав с собой вчерашнюю находку, я пошла на улицу. Я долго думала, звать ли с собой Пяйве? Я решила, что не буду пока ввязывать её в свои приключения, к тому же она, в отличие от Стаси, боится всего на свете. Если кого и брать с собой, так это Стасю. Я даже готова объяснить ей всё… Но где же она?

Около десяти минут я простояла на том месте, где мы с ней обычно встречались и расставались, но это оказалось пустой тратой времени. Я пошла в магазин, чтобы купить себе припасы на сегодняшний день, но, когда я выбирала себе булку, я увидела Стасю и невольно заулыбалась. Это была Стася. Я побежала к ней.

– Стася! – попыталась крикнуть я как можно громче, но после ночного крика горло болело сильнее обычного.

Но она не посмотрела на меня.

– Стася! Это я, Мэрилин!

Я уже стояла рядом с ней, но она снова не обратила на меня внимания. Я дотронулась до неё, и она сразу же оглянулась. Да, это была моя Стася, но что-то в ней было не так… Её взгляд… В её глазах не было привычной мне уверенности, перемешанной с грустью. Её красивые бирюзового цвета глаза были абсолютно пусты.

– Стася, ты где была?

Стася удивленно посмотрела на меня. Она оглянулась вокруг, будто думала, что я обращаюсь не к ней.

– Эм, привет, – серьезно произнесла она, – Ты меня, наверное, с кем-то путаешь.

– Ты чего, Стася, это же я!

– Извини, но моё имя Лина.

Мои ноги подкосились от удивления.

– Но… Это же я, Мэрилин.

Я подумала, что она шутит. Поэтому я засмеялась, но она даже не улыбнулась мне в ответ. Она была напугана.

– Мэри-лин? Извини, но ты определенно меня с кем-то путаешь.

К ней подошла какая-то девочка.

– Лина, я же жду тебя на кассе, что ты здесь делаешь?

Эта девочка посмотрела на меня.

– А это кто?

– Это? – Лина даже не повернулась к своей подруге, – Я не знаю…

– Но Стася, ты что, не помнишь меня? – я была очень напугана, я была уверена, что это Стася. Почему она обманывает меня?

Её подруга посмотрела на меня, как на сумасшедшую.

– Лина, пойдем… – прошептала она.

Они направились к кассе, иногда оглядываясь в мою сторону. Я смотрела на них и никак не могла поверить в то, что только что произошло. Почему она меня не узнала? А может быть, это была не она вовсе… Но эта Лина чертовски похожа на Стасю! Как так? Нет, это точно была она. Это её походка, её стиль одежды, её красивые переливающиеся волосы с косичкой на левой стороне…

Дождавшись, пока они выйдут из магазина, я направилась к кассе. Я купила себе поесть, быстро оплатив свои покупки, и выбежала из магазина. Я хотела проследить за этими двумя. Я бежала и смотрела по сторонам, пытаясь найти их. Обувь натерла мне ноги, мне снова стало больно ходить. Я бежала и смотрела вокруг, бежала и смотрела…

Тут я споткнулась. Я упала, немного ободрав коленку. Некоторые вещи из моей сумки высыпались на землю, в том числе и рисунки Лесмы. Собрав вещи, я стала искать место, чтобы присесть. Я едва дошла до скамейки, продезинфицировала рану перекисью водорода.

Я не знала, где я нахожусь. Меня окружали всё те же муравейники, но как далеко отсюда моя улица?

Я вновь осмотрелась. Передо мной была музыкальная школа и библиотека.

– Ну конечно!

Музыкальная школа и библиотека находились в одном маленьком здании красного цвета, которое очень выделялось на фоне серых однотипных домов. Может, в библиотеке мне помогут разгадать послание на рисунках?

Я зашла в здание. Внутри все было так же бедно, как и везде в этом городишке: бежево-белые стены, с которых уже давно сыпалась штукатурка, и больше ничего. Откуда-то издалека доносилась музыка: кто-то играл на скрипке, а ему аккомпанировал пианист. За дверью в конце коридора располагалась библиотека. Я вошла туда. На удивление, библиотека была довольно большая. Внутри не было никого, кроме библиотекаря. Это была пожилая тощая женщина в серой блузке и коричневой юбке. Она читала какую-то книгу и абсолютно не замечала моего присутствия.

– Извините… – прошептала я.

Она сняла очки и посмотрела на меня. Она явно засмущалась. Наверное, это всё из-за моего перевязанного лица.

– Здравствуйте, – продолжила я, немного запинаясь.

– Здравствуй. Ты, наверное, Мэрилин?

Я задрожала.

– А… А откуда вы знаете моё имя? – я была ошарашена.

Она улыбнулась мне.

– Странный вопрос, – хихикнула она, – Кто ж тебя не знает. После твоего героического поступка все знают о тебе. По крайней мере, в Домина и Бирюзовом Лесу.

– А, вы, должно быть, о пожаре?

Она кивнула.

– Но… Откуда вы знаете, что это была именно я?

Она вновь хихикнула.

– По твоему голосу и твоим ожогам, глупышка.

Я задрожала. Я стала осматривать себя и заметила, что повязка с моего лица слетела. Но как я могла не заметить этого…

– Извините, что вам пришлось увидеть это… – я начала судорожно искать повязку в своей сумке.

– Ничего страшного, – она вышла из-за своего стола и подошла ко мне, – я в детстве тоже обожглась. Мои одноклассники всё время смеялись надо мной.

Она подняла наверх рукава блузки. Вся её правая рука была в шрамах от ожогов.

– Не спрашивай, откуда они у меня. Это очень глупая история. Но твои ожоги – это напоминание о твоём героизме. Не стыдись этого.

Я улыбнулась ей.

– Спасибо вам за ваши слова. Но мне самой неприятно, когда на меня пялятся из-за этих ожогов.

– Ладно, Мэрилин. Это тебе решать. Но что привело тебя сюда?

Я показала ей рисунки, что нашла в доме Лесмы.

– Я нашла эти рисунки…эм… У себя дома. Мне интересно, что здесь написано.

Библиотекарь надела очки и начала разглядывать рисунки.

– Хм, как странно… Впервые вижу эти буквы…или иероглифы?.. Ты не пыталась их расшифровать?

Я достала карту и показала на прямоугольник, внутри которого было что-то написано, а рядом нарисован лес.

– Я думала, что здесь написано “Бирюзовый лес”, но количество букв не совпало. Значит, это какой-то другой язык, а не шифровка.

Она долго разглядывала запись.

– Знаешь… В университете, что находится недалеко от Бирюзового леса, есть библиотека лингвистического факультета. Попробуй поискать там.

Она на листке бумаги нарисовала мне схему расположения университета.

Поблагодарив несколько раз женщину, я вышла из библиотеки в поисках туалета. Наконец я нашла его, и никто больше не мог увидеть моё обожженное лицо. Я крепко завязала повязку и осмотрела все остальные: не распустились ли они. Наклеила пластырь на ободранную ногу. Как только я вышла из здания, я мигом направилась в университет.

Я шла по дороге, ведущей сквозь лес. Мне было ужасно страшно, потому что из глубины доносились голоса. Я шла как можно быстрее, будто они гнались за мной. Оглядываясь по сторонам, я пыталась рассмотреть чей-нибудь силуэт. В какой-то момент я увидела кого-то, кто быстро скрылся за деревьями, пытаясь быть незамеченным. Я боялась заходить в лес, поэтому я просто шла дальше по дороге, всматриваясь в лесную чащу.

Наконец я дошла до университета. К моему удивлению, это было не одно большое здание, а целый студенческий городок. К счастью, народу было мало: сессия у студентов уже закончилась. На верху самого большого и, как мне показалось, главного здания висел флаг Империи Лиеми. Это здание отличалось от остальных: все были желтого цвета с белыми рисунками, а главное здание было лиловым. Я пошла туда. Лестница была довольно длинная и большая, и подниматься по ней мне совсем не хотелось.

Наконец я добралась до огромной деревянной двери. Рядом с ней висела вывеска “Государственный областной университет города Бирюзовый лес”. Открыть дверь было сложно, так что войти оказалось самой трудной частью моего вторжения.

Внутри был большой серый зал с такой же огромной лестницей наверх. Недалеко от неё сидел охранник. Я осторожно пошла к нему, пытаясь осмотреть все вокруг. Я вглядывалась в каждую картину, в каждую медаль, висящую на стене. Они были единственным, что украшало это помещение, без них оно выглядело бы совсем пустым.

– Здравствуйте, мне надо пройти в библиотеку.

– Паспорт, пожалуйста, – сердито ответил охранник, не отрываясь от чтения.

– Извините, но мне его ещё не выдали.

Он повернулся и посмотрел на меня своим хмурым взглядом.

– Зачем вам в библиотеку?

– Мне нужно узнать, на каком языке и что написано в письме, которое я нашла дома.

Охранник удивлённо смотрел на меня.

– Вход в студенческий городок запрещен без документов, подтверждающих личность.

Он снова принялся читать.

Я стала рыться в своей сумке, может быть, я взяла с собой медицинскую страховку или еще что-нибудь…

Вот он! Ученический билет лежал в самом маленьком кармане. Видимо, я положила его туда, когда была ещё в Робин-Вилле. Я дала билет охраннику, тот начал внимательно разглядывать его.

– Робин-Вилль? Ты из Робин-Вилля?

– Да.

Он вглядывался в мою фотографию и посматривал на меня.

– Ты не могла бы снять эту повязку?

– Эм, нет, извините, там уродливый ожог…

Он продолжал хмуро смотреть на меня.

– Ну ладно. Иди вдоль коридора, потом первый поворот налево. Выходишь на улицу и попадаешь в студенческий городок. Там ищешь четырнадцатый корпус лингвистического факультета. Либо ты можешь пойти в главную библиотеку университета, но там в основном учебники для студентов.

– Спасибо большое!

Охранник ничего не ответил мне и вновь уткнулся в книгу, тяжело вздохнув.

Я решила не тратить время на главную библиотеку, а пойти сразу в корпус лингвистов. Я вышла в студенческий городок. Рядом сбыла карта городка. Я нашла на ней нужный мне корпус и направилась в его сторону.

Корпуса мало чем отличались друг от друга, все жёлтые… Единственное различие было в том, что чем больше я удалялась от главного корпуса, тем более разрушенными выглядели здания. Украшал их плющ, шагающий по стенам. В самом городке было много маленьких парков, был даже искусственный маленький прудик, в котором плавали утки.

Мне очень понравилось в студенческом городке. Я даже начала воображать себя студентом, идущим на пары по выбранной мною специальности.

Я заметила флаги, висящие у двери каждого корпуса. На белом фоне изображено дерево бирюзового леса, а вокруг него название университета.

И вот я добралась до нужного мне здания. Оно выглядело печальнее всех: разрушенные стены, разбитый асфальт у входа. Почему никак не отремонтируют эти корпуса? Почему наше государство никогда не хочет выделять деньги на образование?

Когда я вошла в корпус, мне стало грустно: знакомые школьные коридоры бежевого цвета. Рядом с гардеробом сидела женщина средних лет.

– Здравствуйте, вы не подскажете, где здесь у вас библиотека?

– Здравствуй, – вахтёрша тоже была не особенно рада видеть меня, – По коридору налево, потом направо. Там и дверь в библиотеку.

– Спасибо.

Я вышла в коридор и полностью погрузилась в студенческую атмосферу: на огромных листах бумаги были нарисованы разные картинки, посвященные тем или иным событиям в университете. Вперемешку с ними висела реклама различных кружков и курсов. Ещё висела доска, где каждый мог написать, что хочет, а рядом с доской – расписание. Я стала рассматривать его. Какие только языки не изучали в университете! И мёртвые языки, и языки соседних стран… Изучался даже мировой язык, который был запрещён в нашей чёртовой стране ещё десять лет назад! У студентов были такие интересные предметы, как языкознание, история изучаемого языка, история изучаемого государства, культура изучаемого государства, философия, психология, мировые языки, древние языки, праязык… И многое другое. Мне самой было бы интересно это всё узнать!

Но пока я всего лишь школьник, который изучает не то, что он хочет и что ему интересно, а то, что кто-то там счел нужным для изучения в моём возрасте. Благо учиться мне осталось всего четыре года…

Мне было очень грустно. Почему меня заставляют ходить на эти уроки, получать какие-то знания… Я же просто теряю время попусту! Еще эти одноклассники, твари, которых я так сильно ненавижу…

Я вспомнила Дакоту. Что же я сделала ей такого, что дало ей повод насмехаться надо мной?

Зимой я редко появлялась в школе: сильный мороз, тяжелая дорога, да и мне становилось хуже. Иногда мама разрешала мне не ходить, а иногда я выжидала у мусоропровода, пока мама уйдет, чтобы вернуться в квартиру и никуда не идти. Мама долго не воспринимала мою болезнь всерьёз. Она считала, что если у тебя не рак, то ты не болен. Когда я говорила, что мне плохо, она всегда отвечала мне: “попарь ноги, ляг пораньше, завтра утром будешь как новенькая, и хватит прибедняться!” В такие моменты больше всего на свете я хотела, чтобы у меня был рак. Только тогда мама бы пожалела меня и разрешила бы идти к врачу, обычно я сама ходила к нему во время уроков, втайне от мамы.

Но однажды, когда я вместо школы пошла к врачу, я встретила Дакоту. Она выходила из кабинета психолога, оглядываясь по сторонам, явно боясь кого-нибудь увидеть. Сразу на глаза ей попалась я. Дакота настороженно посмотрела на меня.

– Привет, – брякнула я.

Это случилось вскоре после того, как Дакота со своей компанией низких и жалких на меня напали.

Она ничего не ответила мне. Было видно, что она не была рада меня видеть.

– Что ты здесь делаешь? – её голос был холодным, как и всегда, но в нём также звучал непривычный для неё оттенок неуверенности.

На миг я даже запаниковала. Что с ней не так?

– Больница – мой дом, но что ты здесь делаешь?

Вслед за ней из кабинета вышла и её мама: до этого я видела её лишь на одном из собраний в начальной школе. Тогда моя мама не пришла: она была на собрании у сестры, которое, по довольно странному совпадению, было в тот же день и время. Отец тоже не смог, он был на работе. Вместо родителей пришла я. Мама Дакоты хорошо запомнилась мне. В течение собрания она успела поссориться с классным руководителем и парой родителей моих одноклассников. Эта женщина думала, что весь мир вертится вокруг неё и её дочери.

Увидев меня, мама Дакоты положила руку ей на плечо. Она злобно смотрела на меня, а я никак не понимала, почему.

– Здравствуй, (моё настоящее имя).

– Здравствуйте.

Она что-то произнесла Дакоте на ушко.

– Ну, нам пора, – попрощалась она.

Она открыла рот, чтобы вымолвить что-то ещё, но, видимо, передумала. Cпускаясь по лестнице, Дакота кинула на меня прощальный взгляд, и я уловила на её лице хитрую ухмылку. Тогда я снова начала паниковать. Что на этот раз она задумала?

Странным был тот факт, что мама Дакоты не высказала ни одного плохого слова в мой адрес. Это не было похоже на неё. Обычно она использовала любой момент, чтобы бросить какое-нибудь грязное слово в адрес «обидчика» дочери.

Из кабинета вышел мой лечащий врач, что очень походил на доктора Малиса из Бирюзового леса.

– Мэри, нам надо поговорить с тобой.

Я села напротив его стола. Он уселся за своё место, долго разбирал мою историю болезни и что-то бубнил про себя.

– Мэри, ученики и учителя жалуются на твоё поведение.

На меня напал страх. О чем он говорит? Я в жизни никому ничего плохого не сделала.

– Я понимаю, твоё здоровье…

И именно в этот момент у меня начался приступ. Я никак не могла набрать воздуха в лёгкие. Я задыхалась. Доктор схватил ингалятор и начал помогать мне дышать. А я кашляла и кашляла, моя голова начала кружиться…

Но это случалось со мной часто, пока я болела раком лёгких. Когда я пришла в «нормальное» состояние, доктор продолжил.

– Так вот, Мэри. Ты должна понять. Твоя ситуация – не повод избивать и оскорблять других.

– Но я никогда!..

– Мэри! – перебил он меня, – Я же к тебе со всей душой, а ты… Скажи мне правду, что Дакота тебе сделала такого, чтобы ты избила её на её же дне рождения?

Дакота… Ну и тварь же ты! Вместо того, чтобы извиниться, она подставила меня!

– Но я не избивала её, поймите же! Вы же знаете меня! На дне рождения это она со своими друзьями избила меня! Вот, взгляните!

Я начала расстегивать рубашку, чтобы показать доктору синяки, которые оставили мне Дакота и её друзья. Но каково было моё удивление, когда их не оказалось. Где они?

– И где же? – строго спросил доктор.

– Но…

Я судорожно начала осматривать своё тело. Как так? Я подошла к зеркалу, что стояло рядом с книжным шкафом, и снова осмотрела себя.

– Но они были, вот прямо здесь! Они повалили меня на пол и начали избивать меня! Дакота подумала, что это я её подставила!

– В чем подставила?

– В том, что я нажаловалась учителю, вроде… Я точно не помню!

Доктор подошел ко мне.

– Ладно, Мэри, только честно. Это Дакота и её друзья избили тебя?

– Да! – уже чуть ли не рыдала я.

– Ты помнишь, как именно это произошло?

Мне действительно было трудно вспомнить это. На миг мне показалось, будто события, о котором идёт речь, не было. Я не была уверена в том, о чем я тогда говорила.

– Ну… – начала я, – Я пришла к Дакоте на день рождения. Там были она и её компания, низкие и жалкие. Я помню, мы играли в какую-то игру… Мне завязали глаза…

И тут перед моими глазами возникла жуткая картина: я била Катарину… На меня набросила Дакота, но…

Меня начало тошнить. Я посмотрела доктору в глаза, я видела, как он смотрит на меня своим осуждающим взглядом.

– Но… Я не делала этого! Это всё она!

На следующий день я пришла в школу: директор ждал меня в своем кабинете. Когда я вошла туда, там были моя мама, Дакота, её мама, Катарина и другие из их компании, ну и, конечно же, сам директор в сопровождении социального педагога и заместителя директора.

– (моё настоящие имя), – фыркнула директриса, – Объясните мне пожалуйста, что произошло между вами, Дакотой и её друзьями.

Я не успела вставить и слова, как мама Дакоты начала отвечать за меня.

– Мы пригласили эту тв… девушку на день рождения. И она просто взяла и набросилась на мою дочь и её друзей.

– Зачем? – обратилась ко мне социальный педагог.

– Но… Поверьте же мне, это было не так! Мы играли в игру, мне завязали глаза, а потом они набросились на меня. Я всю ночь думала об этом происшествии, чтобы уложить события в голове. Дакота обвиняла меня, будто я подставила её. Я им объяснила, что я ни при чём! Но они подозревали, что я пожалуюсь на них, поэтому сейчас обвиняют меня, чтобы защитить друг друга.

Я посмотрела в глаза своим друзьям. Кто-то выглядел удивленным, а кто-то озлобленным. Я улыбалась каждому.

– Мисс (моя настоящая фамилия), – директриса сняла очки и только потом продолжила, – Вы знаете, Христина была нашим лучшим учеником. С неё берут пример многие учащиеся. Но вы, её сестра, пример того, каким человеком быть нельзя.

Что-то внутри меня дернулось. Я сжала руки в кулаки.

– Ваша сестра – пример для подражания. Что ж поделать, вы не умны и не талантливы, и я знаю, что вы завидуете ей.

Моя мама хотела что-то сказать, но заместитель перебила её.

– Не перебивайте, пожалуйста.

– Кхм, – директриса начала перебирать мои бумаги, – У вас печальная история. Я вот смотрю на ваши оценки и никак не могу понять, как вы еще учитесь здесь.

– У меня нет ни единой двойки, – перебила я её.

– Молчи! – прикрикнула на меня социальный педагог.

– Знаешь, – обратилась ко мне директриса, – я ни разу тебя не перебивала. Послушай старших. В твоих мозгах ничего нет, может, наконец что-то уложится. Как так вышло, что старшая дочь учится в элитном заведении, а младшую выгоняют из школы?

– Что?! – хором спросили мы с мамой.

– Да, я не могу больше терпеть твой кашель, – она посмотрела на мою маму, – Отправьте вы вашу дочь уже в санаторий, зачем заражать других детей?

– Болезнь Мэрилин не заразна, – вполголоса поведала мама.

– Мэрилин?

– Да, это моё имя, – твёрдо ответила я, пытаясь сдержать слёзы.

– Вы собираетесь менять имя, когда будете получать паспорт?

– Нет, – ответила моя мама, – Просто ей так больше нравится.

Социальный педагог, заместитель директора и сам директор засмеялись. Я смотрела на них и чувствовала, как по моим щекам текут слёзы.

– М-да, – продолжила директор, – Ладно, опустим эту тему. Вы понимаете всю серьезность ситуации? Вы думаете, я шучу об исключении?

– Нет, – склонив голову, ответила мама.

– Плохие оценки, избиение одноклассников, болезнь… Возвращайтесь в нашу школу после того, как вылечите вашу дочь, там и решим, что будем делать дальше. А пока ты, Мэрилин, – хихикнула она, – Отстранена от занятий.

Я посмотрела на маму. Она была недовольна, причём недовольна мной. Я посмотрела на лица одноклассников: они низко опустили головы, и только Дакота не скрывала своей улыбки.

Вспоминая всё это, я почувствовала комок в горле. Я кулаком ударила по стене корпуса.

– Школа… – тихо прохрипела я, – Как же я тебя ненавижу…

Пытаясь отбросить эти мысли, я вновь посмотрела на рисунки Лесмы. Сейчас это – единственное, что имеет смысл.

Когда я вошла в библиотеку, меня встретил студент, который помог найти нужные мне учебники и энциклопедии. Сам студент не выглядел старше меня, хотя и заверял, что только окончил третий курс и переходит на четвёртый. Как он мне объяснил, он работает каждые каникулы в библиотеке своего факультета, изучая всё новое и помогая изучать новое другим.

– Я учусь на профиле «Древние языки», – рассказывал он мне, пока искал нужную литературу.

Сам он выглядел не очень привлекательно: сальные волосы, очки с заляпанными линзами, неглаженая одежда. Но взгляд его был серьезным и в то же время веселым. А когда он говорил, он довольно мило заикался. На деле он меня больше развеселил, чем удивил, хотя я сама толком не знаю, почему.

– Меня, кстати, Юрис зовут, а тебя?

– Мэрилин, – смущенно ответила я.

– А сколько тебе лет?

– Недавно исполнилось четырнадцать.

– Ого, – удивился он, – впервые вижу человека твоего возраста, который хоть чем-то интересуется…

– Не думаю, что это так, просто в моём возрасте ещё многие не решили, чем им интересоваться.

Он дал мне учебники по языкознанию и древним языкам, а также лингвистическую энциклопедию. Я села за стол и начала листать книги в поисках нужных мне букв или иероглифов. Но Юрис не отходил от меня.

– Может, ты покажешь мне, что именно собираешься искать?

Не знаю почему, но я не хотела показывать ему рисунки Лесмы.

– Эм, ну…

– Да ладно тебе, я всю свою жизнь занимаюсь этим. Быстрее спросить меня, нежели проторчать тут весь день, не так ли?

Предложение Юриса меня немного смутило.

– Если что, я никому не скажу.

Молча я начала доставать рисунки Лесмы. Юрис внимательно осматривал их, потом внезапно куда-то помчался, бормоча что-то себе под нос. Через пару минут он вернулся и схватился за энциклопедию, которую дал мне.

– Судя по всему, это ветвь мёртвых языков… Северной Европы? Нееет… Может, мидольской группы? Тогда, метсальской или приламинской… – бубнил он про себя.

Я взяла рисунки Лесмы и начала заново их изучать.

– Как думаешь, что здесь изображено?

Но он проигнорировал мои слова. Тем временем я внимательно вгляделась в лицо героини, изображённой на рисунке. Я не могла разобрать точные черты её лица, но я была уверена: она плачет.

За ней я увидела очертания знакомого дерева! Я достала карту. Это то самое дерево, изображенное на карте! Но где оно находится?

Внезапно Юрис положил рядом со мной энциклопедию, на открытой странице которой были изображены нужные мне символы!

– Я был прав, это мертвый язык одного из народов, некогда проживавших на территории нашей страны. Но проблема в том, что написанное здесь, в этой энциклопедии – единственное, что известно об этом языке. Его когда-то пытались восстановить, но, видимо, никому так и не удалось. Остались письменные памятники, конечно, и с помощью них лингвисты пытались изучить язык. Возможно, энциклопедия устарела, не знаю.

– Но если это так, как человек, нарисовавший всё это, мог знать не существующий ныне язык?

Но Юрис лишь пожал плечами.

– Если я правильно понимаю, то человек, что это написал, либо использовал буквы мёртвого языка, либо ему в одиночку удалось его восстановить. Но где сейчас человек, о котором мы говорим?

Если бы я только знала…

Ещё около трёх часов я провела в библиотеке в надежде найти ещё хоть что-то, что помогло бы мне разгадать эту тайну. Когда я окончательно сдалась, было уже темно. Юрис смотрел на меня с раздражением, явно проговаривая про себя одно и то же: «Да когда же она наконец уйдёт?..». Чтобы никого лишний раз не утомлять, я собрала все книги, которые нашла, и решила разложить их обратно по полкам.

– Я точно не могу забрать их с собой? – вновь спросила я у молодого библиотекаря.

– К сожалению, нет. Все могут их читать, но только студентам разрешено брать их с собой домой.

Когда я относила на место книгу, что мне принёс Юрис, я заметила на полке лежащую рядом тонкую папку с какими-то рукописями. Подумав, что они попали сюда по ошибке, я взяла их в руки и уже собралась отнести Юрису, но тут я заметила, что на первой странице написано: «Диссертация на тему: Мёртвые языки малых народностей Империи Лиеми. Лексикология и семиотика. Автор: Матильда Туликиви, 4 курс, 1989 год».

– Туликиви? – удивлённо прошептала я, – Может, это её мама?

Я огляделась, чтобы проверить, не смотрит ли на меня Юрис. Но нет, к счастью, он отвлёкся на какую-то книгу. Не раздумывая, я запихнула папку себе в рюкзак, попрощалась с ним и вышла из библиотеки.

Было так темно, что я практически ничего не видела. По пути домой я думала о своей находке. Я настолько дорожила ей, что боялась даже достать из рюкзака. У меня было чувство, что я наконец нашла то, что мне поможет в раскрытии тайны Лесмы Туликиви. Если Матильда Туликиви и вправду её мать, то это объясняет, почему Лесма владеет вымершим языком народа Бирюзового леса. Но я боялась, что и в этой папке не будет того, что мне нужно

Я оглянулась назад, потому что мне показалось, что кто-то идёт за мной. Показалось. Я ускорила шаг.

Я решила, что не время думать о том, что я там не найду.

Наконец я вышла на главную площадь городка. Была суббота, и молодёжь галдела на лавках у жилых домов, громко играя на гитарах и напевая матерные песни.

Когда я добралась до дома, я была счастлива. Сердце стучало у меня в ушах, потому что всю дорогу я постоянно оглядывалась по сторонам, ибо мне казалось, что кто-то идёт за мной.

– Привет, мама! – крикнула я, но никто не ответил. Кажется, мама спит. Тем лучше.

Прежде чем заснуть, я сидела за столом и читала рукопись, которую украла в библиотеке. Почерк был аккуратный, поэтому читать было нетрудно. Но вот язык, которым писала Матильда, был очень сложен для меня. Куча незнакомых терминов, таких как «флексия», «конвенциональность» или «десигнат». От этого понимание самого текста для меня оставалось за гранью реальности. Но я всё равно читала и читала, боясь пропустить что-либо.

В конце концов, мною полностью овладело желание поспать. Я спрятала рукописи под своей подушкой, едва закрыла глаза и уже оказалась где-то далеко-далеко…

Глава 16.

Мне снился довольно необычный сон. Я, как и всегда, была потеряна в бесконечной темноте. Но на сей раз я видела свет. А главное – я не была одинока: меня не преследовали мои кошмары и призраки воспоминаний, моим спутником была девушка из тьмы. Она ничего не говорила, как и я ей. Нам и в молчании было хорошо.

Я как будто была заколдована. У меня на душе впервые был покой. На миг мне показалось, что я не иду, а парю в воздухе. Я оглянулась на свою спутницу: та тянула меня ввысь. Мы летели на свет. Свет был настолько яркий, что ослепил меня. Я почувствовала, как Лесма отпускает мою руку. Я хотела схватиться за неё, поймать её, но она будто испарилась.

Кончиками пальцев я почувствовала землю.

Когда блики перед глазами пропали, я увидела, что стою посреди леса.

– Лесма… – прошептала я.

Но мне никто не ответил. Я начала бродить среди деревьев, пугаясь каждого шороха. Мне казалось, что за каждым деревом стоит силуэт моего воспоминания. Несмотря на свою красоту, лес казался мёртвым, потому что не было слышно ни пения птиц, ни шелеста листьев.

Я услышала смех, но он не был знаком мне. Я посмотрела в сторону, откуда раздался непонятный возглас. Там был кто-то.

– Эй! – крикнула я ей.

Но он не услышал меня. Я пошла в сторону незнакомца.

– ЭЙ! – снова заорала я.

И тут кто-то схватил меня за руку.

В холодном поту я вновь проснулась посреди ночи.

Что это было?..

Мама ещё спала. Я глубоко вдыхала, но воздуха будто не хватало. Руки тряслись, меня тошнило. Я побежала в ванную комнату и села на пол, наклонив голову над унитазом. Я почувствовала, словно вокруг меня всё кружится. Я схватилась за голову, мне было очень страшно. Я попыталась искусственно вызвать рвоту, но не получилось.

Во рту было сухо, поэтому я рванула на кухню. Я взяла кувшин, наполненный водой, и начала глотать воду, пролив немного на свою ночную сорочку. От воды мне стало намного лучше.

Я хотела было включить свет, но электричества опять не было.

– Чёрт…

Я уже направилась к кровати, но тут я увидела ту самую девушку в маске. Она появилась из ниоткуда и поэтому сильно напугала меня. Призрак стоял рядом с моим столом, и своими мерзкими когтями она что-то пыталась нацарапать на нём. Из-за скрежета мурашки, словно муравьи, пробежались по моему телу. Я вся тряслась. В отличие от сна, в реальной жизни рядом с ней я чувствовала себя очень неспокойно: чувство агрессии вперемешку с угнетённостью туманили мне голову в эти моменты. Призрак пошёл в сторону спальни. Я последовала за ней.

– Помоги мне, я запуталась… – прошептала я ей.

– А ты когда-нибудь не запутывалась в себе?

Она пробурчала это, даже не обернувшись в мою сторону. Оторвавшись от попытки полностью расцарапать мой стол, девушка взяла мой дневник и достала оттуда рисунки Лесмы, что я спрятала в нём.

– Я говорю не о себе. Как мне прочитать твои рисунки? – продолжила я.

– Мои? – усмехнулась та, тщательно разглядывая каждый листок по очереди.

Мои руки ещё сильнее задрожали.

– Но чьи они, если не твои?

Но призрак ничего не ответил мне. Она достала карту и дала её мне.

– Найди это дерево. Оно совсем рядом. Ты знаешь, у кого просить помощи. Кто-то остался в долгу перед тобой, ему ты и можешь доверять.

Я посмотрела на карту. Рядом с рисунком кровью было написано “С20”.

– Чт…Что это?

Я посмотрела на призрака, но, к моему удивлению, её уже не было.

– Как и всегда… – проворчала я себе под нос.

Оглядевшись по сторонам, я расслабилась, так как поняла, что призрак наконец оставил меня наедине с самой собой. Мне было тяжело стоять, поэтому я присела на кровать.

– Что же это может значить?.. – спросила я себя, вглядываясь в кровавую надпись, что появилась на таинственной карте.

Перед тем, как снова заснуть, я сидела на балконе и рассматривала рисунки. Может быть, лес, в котором я очутилась во сне – тот же лес, что и изображённый на рисунках? Но больше всего меня мучал ответ призрака. Чьи это рисунки, если не её? Если не Лесмы?

Я вспомнила, как, убегая из архивов, я увидела окровавленную девушку в конце коридора. Это точно была Лесма. Но голос призрака… У меня ёкнуло сердце. Голос призрака… и голос окровавленной девушки…

Я вновь услышала в своей голове:

– Я хочу знать, кто убил меня.

По моему телу прошёлся холодок. Призрак никогда не напуган. Призрак всегда жесток со мной. Призрак всегда приходит ко мне в маске. Я ненавижу этого призрака. Но почему? Эту тайну я всё еще не раскрыла для себя. Да и какая разница?

Может быть, Лесма и девушка из тьмы – не один и тот же человек? Но тогда зачем ей помогать мне раскрыть тайну смерти Лесмы Туликиви?

А может, эта тайна приведет меня к призраку? Или к тому, на что я подписалась из-за неё? Ведь если Лесма — не призрак, то просьба раскрыть тайну её смерти – не то, чего хочет от меня призрак? Или это оно и есть? Но тогда зачем?..

От всей этой путаницы у меня вновь закружилась голова.

Я услышала крики на улице: пьяные школьники опять не давали спать людям. По отношению к ним я испытывала испанский стыд, хотя в чём-то я им и завидовала: хоть кто-то умеет забыть о своих проблемах и расслабиться. Я, наверное, никогда не смогу выкинуть из головы мысли о бытии и прочую ересь, несмотря на то, что они мешают мне жить. Так же сильно я ненавижу только свои воспоминания. Вот только мысли о бытии породили науку и интерес человечества к развитию, а мои воспоминания порождают только хроническую депрессию и скуку. 
Нет. И всё-таки я завидовала им. Да, именно завидовала. Я мечтаю забыть о проблемах, отключить голову и жить в своё удовольствие. Повезло же дуракам… Хотя… Если они дураки, то я – самый большой дурак, раз обменяла свою счастливую и беззаботную жизнь на самобичевание и вечные скитания в поисках самой себя.

Я посмотрела на луну, что едва просвечивалась сквозь облака, и легкий туман, окутавший Бирюзовый лес в своих холодных объятиях.

– Ты такая же одинокая, как и я…

Задумывались ли вы о том, что некоторые вещи познать нельзя не потому, что этого не существует, а потому, что оно не хочет быть изученным? Саму жизнь изучить нельзя, потому что она предпочитает быть таинственной и нераскрытой… Но разве не в этом вся её прелесть? Мне бы хотелось верить, что Луна — это не просто спутник нашей планеты, который отражает Солнечный свет, поэтому и светится. Иногда я вообще хотела бы не знать всего этого. Я бы хотела верить, что Луна — это божество, что всегда будет оберегать меня от зла по ночам, заменяя Солнце, пока оно спит. Я бы хотела верить, что мы не просто животные, которые умрут рано или поздно, забывшись тихим сном, а души, что будут жить вечно. А больше всего мне бы хотелось верить, что звёзды на небе – это наши души, что ждут своего нового рождения, что наблюдают за своими детьми и помогают им. Всё, что я знаю о звёздах – не все, чей свет мы видим, всё ещё живы. Их свет дошел до нас только сейчас, хотя они все уже давно мертвы.

Я вновь посмотрела на рисунки. Голос призрака прозвучал в моей голове:

– Кто-то остался в долгу перед тобой…

Интересно, о ком это она? Кто остался в долгу передо мной?

Точно, Пяйве. Призрак хочет, чтобы я попросила помощи у неё? Если честно, я не очень верю Пяйве, да мне и не очень-то хочется раскрывать ей все карты моей личности. Что она подумает обо мне, когда обо всем узнает? Она наверняка засмеёт меня, когда я расскажу о призраке, посещающим меня, о моём вылеченным им раке и о моей депрессии, ибо в моё время очень модно смеяться над теми, кому плохо на душе.

Но раз призрак этого хочет, то почему бы и нет? К тому же я могу просто невзначай спросить у Пяйве, где находится это загадочное дерево, без каких-либо пояснений. Хотя кого я обманываю. Я всё равно сама не удержусь от того, чтобы ей всё выболтать.

Я вспомнила о Стасе. Почему сегодня она мне соврала? Или это была не она? Может, у Стаси двойная жизнь? От этой догадки мне стало смешно. Может, у неё есть сестра-близнец? Это уже больше похоже на правду. Но тем не менее, это не меняет вопрос: где Стася?

Я очень надеюсь, что её не поймали, когда она втайне пробралась ко мне в палату.

Мне стало холодно, и я начала зевать.

– Пора идти спать.

Я вышла с балкона, спрятала свою находку из заброшенного дома и легла в постель.

Я быстро сомкнула глаза и вновь задремала.

На следующий день я пошла к Пяйве. Практически позабыв о рукописях, я стала делать то, что мне приказала дама в маске. Я всё ещё оглядывалась по сторонам, в надежде, что найду свою исчезнувшую подругу. Пяйве была рада увидеть меня, хотя и немного злилась.

– Мэрилин! Где тебя носило? Почему ты не отвечала на звонки?

– Привет, – довольно грустно ответила я ей, – Прости…

Я не знаю, сколько времени прошло с нашей последней встречи, потому что у меня проблемы в восприятии времени. Мне может показаться, что прошел всего один день, а на самом деле прошла неделя. Почему так?..

Я сразу начала расспрашивать Пяйве о дереве. Я решила не скрывать от неё свою находку, я показала ей карту, но не стала уточнять, где именно нашла её.

– Да, я знаю, где это, – уверенно заявила та, – Это в северном лесу.

– Северном лесу? – переспросила я.

– Ну, да. Тот, что к северу от города, как ни странно, – она ухмыльнулась.

– И ты знаешь, как дойти до него?

Но Пяйве покачала головой.

– Я была там только в детстве, пару раз. Потом долго пыталась найти его, но… Так и не смогла. Но я знаю, что это место находится именно там!

– Хм…

По крайней мере, это лучше, чем ничего. Я спросила у Пяйве, знает ли она, что написано рядом с деревом. Но Пяйве ответила что-то невнятное. Я даже не обратила внимания на это, потому что увидела, что кровавая надпись на карте… исчезла.

Я схватилась за голову. Мои руки тряслись, ибо всё происходящее здесь, в Бирюзовом лесу, будто издевается надо мной. Я всегда желала быть персонажем книги, ищущим приключений, но теперь у меня появилось ощущение, что я застряла в чьем-то бессмысленном сне. Я посмотрела на Пяйве. Та уставилась на меня удивленным взглядом.

– Мэрилин, всё в порядке?

– Да…

Я закрыла глаза, потому что почувствовала, как нечто пытается пробраться в мою голову. Такое случается каждый день. Говорила ли я об этом? Да и какая разница, говорила ли я, всё равно я не верю в большую часть того, что говорю. Эта тьма вновь пыталась заморочить мне голову. Я начала плакать. Ты и так приходишь ко мне во сне, зачем мучить меня днём?

– Давай пойдем туда, сейчас же… – едва выдавила я из себя.

Пяйве кивнула мне.

– Но скажи, у тебя точно все хорошо?

Я посмотрела на неё. Наверное, со стороны моё лицо напоминало морду разъярённого животного, потому что Пяйве смутилась, как только я обратила на неё свой взгляд.

Мы с Пяйве шли вдоль леса в поисках загадочного дерева. Пяйве рассказывала мне истории, которые я сразу же забывала. Она знала это, но я умоляла её продолжать разговаривать со мной, потому что меня нельзя оставлять одну, иначе я вновь погружусь в себя, а из этого состояния выбираться невыносимо тяжело.

Я не смотрела Пяйве в лицо, но я знала, как она смотрит на меня. Поэтому я очень смущалась. Но в итоге я смогла преодолеть себя и надеть ту маску, в которой я обычно общаюсь с другими людьми.

Мы бродили очень долго, мои ноги сильно устали. Наконец мы решили немного отдохнуть и подкрепиться.

Благо, я взяла с собой пару бутербродов, сок и фрукты.

– На, держи, – я достала бутерброд.

– Спасибо, – заикаясь, тихо произнесла она.

– Я так и не сказала тебе спасибо, что ты пошла со мной сюда.

– Мэрилин, – прожевав бутерброд, ответила она, – Ты спасла мне жизнь. Я всегда буду в долгу перед тобой, поэтому я помогаю тебе.

Я улыбнулась.

– Спасибо.

– За что ты говоришь «спасибо»? Ты герой!

– Меня никто никогда не называл героем…

И я дала волю своим воспоминаниям, взявшим контроль надо мной.

– Напротив, я всегда была трусом. Я не могла ничего ответить своим врагам, я всегда была серой мышкой, которую если и замечали, то гнобили и третировали.

– Я тебя понимаю…

– Над тобой тоже все издеваются?

– Нет…Ну, не то чтобы прямо издеваются… Просто я тоже серая мышь, я сама не хочу ни с кем общаться. Вообще, мне никто не нравится. Даже ты.

– Тогда почему ты общаешься со мной?

Она пожала плечами.

– Я не могу объяснить тебе…

Её ответ немного разозлил меня.

– Прости, Мэрилин. Возможно, когда-нибудь, я расскажу тебе.

– Да что с этим местом не так?! – крикнула я, вскочив и бросив на землю своей недоеденный бутерброд, – Хоть кто-нибудь расскажет мне, что здесь вообще происходит? Я не собираюсь играть в молчанку всё время! Что ни день, то сплошные загадки!

– Мэрилин… – ахнув, произнесла она. Моя вспыльчивость явно сильно напугала её, так как с её бутерброда упала колбаса, а Пяйве этого даже не заметила.

– Нет, ты не понимаешь. С самого первого дня здесь происходит какая-то хрень! А главное, что вообще никто не хочет помогать мне!

– Мэрилин, – Пяйве встала вслед за мной, – Это вовсе не так. В Бирюзовом лесу каждый готов тебе помочь, но только если ты сама об этом попросишь, а не заставишь других гадать. Ты требуешь от меня ответы, которые я не желаю пока никому говорить, но ведь и ты мне ничего не рассказываешь. Всё, что я знаю о тебе – ты житель Робин-Вилля, ненавидящий свой родной дом, приехала сюда, потому что надоела городская суета. Но этого мало. И да, я не верю, что ты приехала сюда по этой причине, ибо в такую пустошь приезжают далеко не из-за этого.

– А почему, как ты думаешь, я приехала сюда?

– Кто знает. Может, за твоей семьей охотится отец-тиран?

– Нет, мой отец был прекрасным человеком. Но он умер, когда мне было одиннадцать.

– По крайней мере, это бы объяснило, почему ты носишь не своё настоящее имя.

– Почему ты думаешь, что оно ненастоящее? – удивилась я.

– Подслушала разговор твоей мамы с доктором еще в больнице. Они говорили о тебе, но я не сразу это поняла, потому что они звали тебя (моё настоящее имя).

Меня начало трясти.

– Прошу тебя, никогда не называй меня по имени… – попросила её я, – А, кхм, о чём они говорили?

– Я так и не поняла! Там было много непонятных мне слов, поэтому я не смогла уловить суть. Но что-то вроде того, что ты выздоравливаешь, типа, ты болела чем-то больше года, возможно, даже несколько лет, и только сейчас начала выздоравливать.

Я отвернулась от Пяйве.

– Я не хотела говорить тебе об этом с самого начала. Но ты права…Мне надо это сделать.

Я кашлянула пару раз перед тем, как вновь начать говорить.

– Я действительно сильно болела очень долго. Всё началось с простого кашля. И…

Я вновь вспомнила Дакоту.

– Это был очень тяжёлый год для меня… Хотя проблемы начались еще до кашля… Но не суть… Я помню… Меня за это ненавидели учителя и родители, якобы я хожу в школу и заражаю остальных… Но потом я подралась с одноклассниками, и меня отстранили от занятий…

– Ого, а что потом?

– Что потом…

Я поняла, что ничего не помню. Что было потом?

Я закрыла глаза, полностью погрузившись в свои воспоминания. Все было как в тумане. Свои воспоминания я ненавижу, но это одновременно и самое дорогое, что у меня есть. Как я могла забыть?

На миг передо мной всплыла картина, как я сижу на кровати и смотрю в окно: на улице идет дождь. Я плачу, но почему? Я вспомнила кое-что ещё. Там я была полностью погружена в себя. Каждый день был похож на другой, и единственное, что отличало их друг от друга – истории, которые я придумывала. Они были о других людях и обо мне тоже. Это украшало мою жизнь. Но в глубине души я понимала, что всё это лишь выдумка, отчего мне становилось ещё хуже.

Делала я так на самом деле уже давно. Как только я заболела, я окончательно осталась одна. Мама всё время работала, сестра на тот момент часами занималась и сдавала экзамены, а мои друзья тоже были заняты уроками и самолюбованием. По телевизору я всё время смотрела мультфильмы: они были о супергероях, которые носили плащи и маски, помогали людям и спасали мир от злодеев. Я была влюблена в этих персонажей, и в то же время я завидовала им. В моём городе, который ассоциируется только с безысходностью, вряд ли можно мечтать об интересном будущем, наполненном приключениями. Я, как типичный раб системы, не желала что-либо менять, находя малочисленные плюсы в окружающем меня мире. Хотя этих плюсов я в итоге так и не нашла, поэтому мир за моим окном так и остался серым, пустым и невыносимым.

Я создала свой. Я мечтала быть героем своей собственной книги. Своего героя я и назвала Мэрилин, в честь себя же самой. Она была моей копией, вот только от реальной меня она отличалась настойчивостью, храбростью и упорством.

Мне нравилось сочинять истории про саму себя, я засыпала, представляя, будто мой геройский день закончен и мне нужно как следует выспаться, чтобы продолжить спасать мир завтра. Я пыталась полностью забыть о том, что я сама все это придумываю. Но эта мысль всегда сопровождала меня.

Тем не менее, даже это не помогло мне забыть о всех своих проблемах. Поэтому я перестала сочинять истории о Мэрилин, прекрасной волшебнице, что жила счастливо. Правда, всего на какое-то время, ибо после того, как меня выгнали из школы, я вновь занялась этим. Но вот именно это время, когда я вновь начала мечтать об идеальной жизни, я не помню. Может, мне было что забыть?

– Мэрилин? – перебила меня Пяйве, – Так что было потом?

– Потом… – потупилась я, – Потом туман… Я заболела раком, – Пяйве ахнула, – Я лечилась… Правда, не знаю сколько. Меня перевели сюда, потому что в Робин-Вилле не хватало мест в больнице. Я приехала сюда, и… Рак просто пропал.

– Но как так? – не поверила мне она, – Такое вообще реально?

Я пожала плечами.

– Ты живешь в Бирюзовом лесу. Либо этот город не поддается законам физики, либо здесь реален любой кошмарный сон.

Она не знала, что ответить мне на всю эту белиберду. Она явно была растеряна.

– Но… Тебе стало лучше от переезда? Это хоть как-то помогло? Ты стала счастливее?

Я пожала плечами.

– Счастье для меня живёт только в прошлом. В настоящем я его просто не замечаю. Сейчас единственное, чего я хочу, – найти щель.

– Какую?

– Щель в пространстве. Изъян нашей вселенной, который сможет перенести меня обратно в прошлое. О да, это моя мечта. Осуществима ли она? Я не знаю.

– Ты что, хочешь вернуть свой рак? Хочешь снова болеть?

– Нет, конечно, нет. Я бы вернулась в своё беззаботное детство.

Мы продолжили искать дальше. Пяйве несколько раз спрашивала меня, чья это карта и где я её нашла. Но я каждый раз пыталась избежать этой темы, пока она наконец не заупрямилась. Я заметила, как сильно она сжимает кулаки и как громко скрипит зубами. Она явно вся на нервах. Либо просто что-то её очень сильно бесит. Или кто-то.

– Мэрилин, ну пожалуйста. Или ты мне рассказываешь, или я иду домой.

Пяйве часто удивляет меня: то она тихая недотрога, то упрямая до чёртиков. Ощущение, будто иногда в неё вселяется Стася. Как же её не хватает…

– Я с тобой поделилась своим секретом. Твоя очередь.

Пяйве начала сильно действовать мне на нервы. Задушевные разговоры за последний год стали самой ненавистной частью моей жизни. Конечно, как и всё остальное, это зависело от моего настроения, но всё же зачастую они сильно действовали мне на нервы.

Пяйве хмуро уставилась на меня.

– Мэрилин, я правда не желаю говорить об этом.

– Ну и поговорили, – я закатила глаза и пошла вперёд.

Так всегда и бывает. Ты кому-то душу открываешь, а потом он плюёт в неё.

– Эй, ты куда? – крикнула она мне.

– Я с тобой делюсь всем, а ты что-то утаиваешь от меня! Ты что, не доверяешь мне?

– Но пойми. Просто есть вещи, о которых я не хочу ни с кем говорить! Я вообще о многом не хочу говорить никому.

– Но почему?

– Я понимаю, – перебила она меня, – Ты спасла мне жизнь, но это не значит, что я обязана рассказывать тебе всё, что ты хочешь. Я всегда буду помогать тебе, если ты меня попросишь об этом. Но, опять-таки, твоя жертвенность не обязывает меня рассказывать тебе всё обо мне и моей жизни!

– Но я думала, мы друзья…

– Прости, Мэрилин. Ты хороший человек, со странностями, это уж точно. Но мне не нужны друзья. Мне хорошо одной.

Я подошла к ней.

– Я понимаю тебя. Но всё равно, ответь, пожалуйста, на вопрос. Ты доверяешь мне?

– Прости, Мэрилин. Но я не доверяю никому. Тем более, не принимай это близко к сердцу, но тебе я сейчас верю меньше всего. Я люблю физику, биологию, хожу на курсы по химии в университет. Я доверяю науке и логике, но твоя история – глупая сказка, и ты меня ею не удивишь.

Почему Пяйве так часто меняется? Она меня… пугает? Но я с ней согласна. Моя история действительно звучит невероятно. Скорее всего, я сама бы ни за что не поверила в неё.

– Но это правда…

Пяйве цокнула и закатила глаза.

– Что и требовалось доказать, Мэрилин. Прости, ты классная, ты герой… Но я больше не собираюсь участвовать в твоей игре, извини. Не знаю, что ты там ещё себе напридумываешь.

Она развернулась и пошла в сторону городка.

– И да, спасибо большое, но тебя никто не просил спасать меня из того пожара.

Её слова ударили мне прямо в сердце. Я жертвовала собой, а она мне такое говорит! Мне хотелось ударить её за такие слова. Что за хамство? Ну и ханжа…

Хотя все эти слова можно было бы также адресовать мне, но что я такого сделала, чтобы со мной так разговаривали?

Я не стала догонять её. Меня все бросают, я уже привыкла к этому. Достало идти навстречу своим друзьям. Пусть хоть кто-то когда-нибудь сделает шаг навстречу мне.

Я ударила кулаком дерево от злости и пошла дальше.

Я бродила в лесу около получаса. Наушники и плеер были у меня с собой, но я не решилась надеть их. Когда ты здесь один, ощущение, будто он, лес, поглощает тебя. Этот лес был живым: пение птиц и шелест листьев, но я боялась каждого шума. Я часто оглядывалась, потому что боялась, что мои постоянные нежеланные гости вновь захотят «обрадовать» меня своим визитом. Я начала петь вслух все песни, которые знала, чтобы хоть как-то не углубляться в свои мысли, ежесекундно пожирающие мою душу.

– Куда ты идёшь? – знакомый холодный голос прозвучал в моей голове.

– Раскрывать твои тайны, – грубо ответила я ей.

– Почему ты меня вдруг начала так ненавидеть?

Она издевается надо мной?

– Я спасла тебя так же, как и ты спасла Пяйве. Тебе понравилось, как она отблагодарила тебя?

Я покачала головой.

– Вот и мне не нравится.

Я остановилась.

– Хорошо, раз ты пришла, дай мне наводку. Я брожу здесь уже несколько часов.

Я стала оглядываться по сторонам, чтобы встретиться лицом к лицу с призраком. Но, к моему удивлению, её нигде не было.

– Где же ты?

– Где и всегда. В твоей голове.

Я начала смеяться.

– Прекрати нести чушь. Или тебе так нравится играться со мной?

– Нет, не нравится.

– И как я могла отдать свою душу какому-то полтергейсту?..

Я пыталась разозлить призрака, чтобы та появилась передо мной.

– Ну где же ты?

Я молча стояла и ждала её ответа, но его всё не было.

– И знаешь, я спасла Пяйве, не ожидая от этого какой-либо выгоды. Ты же спасла меня в собственных интересах!

Но ответа опять не было.

– И если ты не Лесма Туликиви, то кто ты?

Я пошла дальше вдоль леса, не прекращая оглядываться по сторонам. Мои руки тряслись. Встреча с призраком всегда давалась мне тяжело. Я начала вспоминать нашу с ней первую встречу. Она пришла ко мне во тьме… Но, может, она всегда была там? Тьма, в которой я оказываюсь каждую ночь, неизменна. В ней всегда одни и те же демоны. Но почему она меня посетила только в ту ночь? А может, она всегда следовала за мной, но я её никогда не замечала?

Я закрыла глаза, представляя призрака рядом с собой. Но вместо этого я вновь увидела ту самую ночь. Пожар. Горит квартира. Мама меня будит, я роняю куклу… Почему я тогда не подняла её? Почему я её уронила? Я ведь могла спасти её… Но сейчас я с трудом могу вспомнить, как она выглядела. Я могу представить, как она лежит на полу, вокруг неё пламя… Она плавится… Это страшная и одинокая смерть…

Но я ведь могла спасти её!

А мой отец…

Меня начинает трясти, как только я представляю его в огне…

Отец, как же мне тебя не хватает…

После того, как ты умер…Моя жизнь превратилась в бесконечную чёрную полосу… Как ты мог так уйти от нас? Ты единственный заставлял меня искренне улыбаться, ты научил меня всему, что я знаю…

Я уже давно хочу отправиться к нему. Я верю, что после смерти я вновь буду с ним. Но что же меня держит в этом проклятом мире?

Я ударила себя.

– Не уходи в себя, прошу, – прорыдала я.

Я вновь огляделась. Куда пропал призрак?..

– Помоги мне… – попросила я её.

– Я помогу тебе только тогда, когда ты перестанешь игнорировать мои слова, – холодно и внезапно ответила она мне.

– Что ты несешь? Я не игнорирую твои слова…

– Тогда послушай меня. Ты так долго вр…

– Заткнись! – перебила я её.

– Вот и я о том же… Я не смогу помочь тебе, пока ты сама этого не захочешь.

– Но я хочу…

– Нет, ты делаешь вид, что хочешь. И я говорю не о дереве.

– Я больше не хочу слышать эти слова… – упёрлась я.

Призрак ничего не ответил мне.

– Не уходи, прошу… – я упала на землю, – Мне так одиноко…

– Почему ты грустишь, Мэрилин? – знакомый голос испугал меня.

Голос человека, которого я совсем не ожидала здесь услышать. Это была Стася, сидевшая на дереве и жевавшая какие-то ягоды.

– Стася?!

Я была удивлена и напугана до чёртиков. Я очень рада увидеть её, но в то же время… Даже не могу подобрать слов!

Она спрыгнула с дерева на землю.

– Мэрилин! Я так скучала по тебе! – она крепко обняла меня.

– Стася… Где ты была?

Мне хотелось плакать. Все плохие мысли наконец покинули мои голову, хоть и не на долгое время, но и то хорошо.

– Мэрилин…Прости…

Я посмотрела ей в лицо. Да. Это моя Стася. Это её веснушчатое лицо, это её целеустремленные глаза…

– Почему ты вчера так сделала?

Улыбка пропала с лица Стаси. В её глазах появилась доля непонимания и удивления вперемешку со скрывшимся за ними страхом.

– Стася… – вновь повторила я.

Вдруг она сделала шаг назад, будто испугалась чего-то. Она смотрела мне прямо в глаза:

– Прошу, не поворачивайся…

– А почему?

Из-за любопытства я чуть повернула голову, чтобы боковым зрением увидеть то, что так напугало мою подругу. Но Стася сразу схватила меня за голову и закрыла рукой глаза.

– Я же попросила… Не смотри на неё. Побежали!

Она схватила меня за руку, и мы куда-то понеслись. Я услышала, как что-то бежит за нами.

– Не поворачивайся! – снова крикнула мне Стася, – И ни за что не отпускай мою руку!

Я бежала и мне было страшно. Что же бежит за нами? Какой-то маньяк? Какое-то животное?

– Мэрилин… – прошептало нечто сзади меня.

Дрожь пробежала по моему телу. Я заметила, что лес потихоньку окутывается туманом. Солнце уже не пробивалось сквозь деревья. Всё было серым.

И вот уже я ничего не вижу, даже Стасю, которая держит меня за руку и бежит впереди. Я стала бежать еще быстрее, чтобы догнать свою подругу.

Но внезапно из тумана рядом со мной появился какой-то кричащий человек. Он толкнул меня, и я упала на землю, отпустив руку Стаси.

– СТАСЯ! – завопила я.

Незнакомый человек пропал, как и Стася.

– Стася! – вновь крикнула я, – Стася, ты меня слышишь?

В тумане я едва могла разглядеть свои ноги. Мне стало так страшно, что, кроме быстрого стука своего сердца в висках, я не могла слышать даже собственный внутренний голос. Мои ноги и руки тряслись так сильно, что я едва смогла вытереть пот со лба. Но больше всего меня мучила тишина.

– Стася! – снова крикнула я.

Но вновь никакого ответа.

Я встала на ноги и начала оглядываться по сторонам в надежде увидеть хоть что-то. Я пошла в какую-то сторону, выставив перед собой руки. Я же в лесу, надо быть осторожнее! Мои ноги так тряслись, что я едва могла перебирать ими. Я медленно шла вперед, ощупывая кончиками сапог поверхность земли, чтобы случайно не споткнуться о корни деревьев. Я нащупала дерево и встала рядом с ним.

– Стася! – вновь крикнула я, но и на сей раз безуспешно.

Обнимая дерево, я стала прислушиваться. Около минуты не было ни единого звука. Я слышала лишь свое сердцебиение. Стоять на ногах было тяжело, голова кружилась так сильно, что я готова была упасть.

И тут я услышала хруст, доносящийся откуда-то слева от меня. Я посмотрела в ту сторону и спряталась за дерево. Но тут позади меня прозвучал истошный вопль, он повторял и повторял моё имя. Я так испугалась, что упала, сильно ударившись копчиком о корень дерева. Неужели это мои ночные кошмары? Почему они опять пришли ко мне? Я всматривалась в пустоту очень долго, пока не увидела еле заметный силуэт какой-то девушки в длинном платье.

Это призрак? Девушка из тьмы?

Я готова была встать и пойти навстречу своему призраку, но, как только я наступила на ветку, девушка повернулась и полетела в мою сторону.

Нет, это не тот призрак, что приходит ко мне во сне и наяву. Это нечто другое.

Я уже приготовилась бежать изо всех сил, как откуда-то издалека прозвучал Стасин крик.

– МЭРИЛИН!!!

Услышав это, нечто остановилась, и, недолго поразмыслив, полетело в сторону Стаси. Мне хотелось предупредить её об этом, но я запаниковала. Как только девушка скрылась из виду, я начала думать о том, что делать дальше. Но тут я вновь услышала вопль Стаси. На этот раз она кричала так, словно её убивают.

– СТАСЯ! – заплакала я.

Я побежала в сторону Стаси. У меня началась истерика. Не оглядываясь по сторонам, я бежала со всей своей скоростью, временами спотыкаясь. Но тут из тумана что-то протянуло руку и схватило меня за рубашку. Оно потянуло меня к себе, и я увидела сожжённого, сгнившего человека. От страха я вскрикнула, в очередной раз сорвав голос. Я била его по руке, пока не оторвала её. Бросив её на землю, я помчалась, куда глаза глядят. Я бежала и бежала, но было впечатление, что туман обнял весь мир, подобно тому, как тьма – мою жизнь. Я очередной раз ощутила чувство потерянности, что столь знакомо мне. Но, вновь встретившись с ним лицом к лицу, я, как и в первый раз, сильно запаниковала. Меня тревожила мысль, что в любой момент из бесконечного облака на меня может прыгнуть чудовище. Я упала на землю и, сжав руки в кулаки, всеми силами пыталась защититься от панической атаки. Но на сей раз она была вызвана не моими тревожными мыслями, напрочь отказывающимися покинуть мою голову, а тем, что происходит сейчас со мной наяву. Будто мои ежедневные кошмары наконец перебрались в реальный мир. Может быть, это и есть моя цель? Спасти весь мир от кошмаров?

Что я говорю?..

Что-то схватило меня за плечо.

– Мэрилин, быстро, уходим!

Стася схватила меня за руку и помогла подняться на ноги. Я заметила, что вся её рука была в крови.

– Нет времени рассказывать! Быстро! Побежали.

Мы с ней изо всех сил рванули в неизвестном направлении. Я вновь увидела, как нас начали окружать чудовища, а где-то сзади летела их королева. Стало ещё холоднее, мои ноги тряслись от страха и холода, но я пыталась бежать быстрее и быстрее. У меня уже болело горло, и я задыхалась, но я всё еще пыталась бежать…

Я старалась не смотреть на них, но любопытство побеждало. Они все походили на трупы сожжённых людей. Подобно мне несколько недель назад, они шипели, ибо не могли говорить. Что они хотели от нас? Чудища протягивали свои гнилые руки, пытаясь схватить нас.

Туман начал рассеиваться. Я заметила что-то впереди, какой-то свет… И очертания чего-то непонятного. Вместе с туманом исчезали и чудовища.

Внезапно Стася споткнулась обо что-то и потянула меня за собой, мы вместе покатились вниз с холма, ударяясь о корни деревьев. Я больно ударилась о дерево, которое и остановило меня. Я поняла, что ушибла голову, руки и ноги. Кое-где с меня в очередной раз сползли бинты, демонстрируя все мои ожоги. Туман исчез, я снова была в лесу, согретом солнечной улыбкой, которая так усердно пытается пробраться сквозь листья обитающих в лесу деревьев.

Я стала искать Стасю. Она лежала в паре метров от меня. Я подползла к ней и начала теребить её за плечо.

– Стася…

Та повернулась ко мне. У неё из рта текла кровь. Но Стася не выглядела обеспокоенной; напротив, она улыбалась мне.

– Что это было?!

Но вместо ответа Стася взяла меня за руку.

– У тебя идет кровь, – произнесла она.

– Где?!

Стася указала на мою левую руку, где свалился бинт. Вдоль руки текла кровь.

– У тебя тоже, – я указала ей.

– Это я знаю, – прошептала она, – привкус крови… Мерзость… – она плюнула в сторону.

– Так и всё же… Что это было?

Стася осмотрелась вокруг, потом нагнулась ко мне и прошептала в ухо:

– Это – самая большая тайна Бирюзового леса. Я же говорила, что это опасное место.

Я посмотрела на землю, будто пытаясь что-то разглядеть в траве.

– Но Пяйве мне ничего не говорила об этом.

– А ты больше слушай тех, чьё мировоззрение – учебник по физике. Конечно, она не говорила, ведь она не верит в это.

– Но как в такое можно не верить?

– Пяйве всегда будет стараться находить всему логическое объяснение, исключая все другие варианты. Для неё есть только то, что можно объяснить. А что объяснить нельзя – для неё лишь игра воображения.

Пяйве мне сильно напомнила Дакоту. Дакота тоже отрицала всё сверхъестественное. Называя всё суевериями, она считалась умной…

– Но кто бы что ни говорил, – продолжила я за Стасей, – Всё изученное и объяснённое сейчас – мистическое и немыслимое в прошлом.

Стася кивнула мне. Позади неё я увидела знакомое мне дерево. Я судорожно достала карту и попробовала сравнить дерево, нарисованное на ней, с деревом, что стояло рядом… Это оно!

Я подбежала к нему: оно было толще и крупней большинства деревьев этого леса. Вокруг него было довольно большое пространство. На дерево падал свет, отчего оно казалось еще более волшебным.

– Это то самое дерево? – спросила Стася.

– Да… – я резко повернулась в её сторону, – Но для начала… Я хочу знать, что это только что было и где ты была последние дни?

Стася смотрела на меня своим непонимающим взглядом, но потом призналась:

– Меня не было в городе все эти дни. Мой отец опять пришел пьяным домой, за день до того, как я навестила тебя в больнице.

Я заметила, что искренняя улыбка пропала с лица Стаси. Теперь она улыбалась только для того, чтобы вновь не заплакать передо мной.

– Мамы у меня нет. И бабушки нет. Я живу со своим пьющим отцом, едва сводя концы с концами. Моему старшему брату удалось уехать отсюда, он учится за рубежом.

– За рубежом? – переспросила я.

В нашей стране последние несколько лет политика железного занавеса. Выбраться из страны не может никто, кроме представителей власти, возможно – им дозволено всё.

– Но как?..

– Не знаю… Я была совсем маленькая, когда он уехал. Вроде он получил какой-то грант и уехал из Империи. Он не пишет мне уже несколько лет.

Ни в нашу страну, ни из неё письма отправлять нельзя. Я хочу попросить его забрать меня с собой, но не знаю, как с ним связаться…Но не суть… Я вынуждена скитаться, потому что не хочу возвращаться домой…

Я подошла к своей подруге. Только сейчас я заметила, что она тихо плачет. Я взяла её за руки.

– Ты можешь переехать ко мне, если ты этого хочешь…

Она попыталась улыбнуться.

– Правда?..

– Да, должна же я хоть кому-то в этой жизни сделать приятное…

– А Пяйве?

– Судя по ней… Я бы не назвала свой подвиг чем-то приятным для неё…

Стася крепко обняла меня. Я прижала её к своему сердцу. Её рыжие волосы щекотали мне лицо.

– Но ты мне так и не ответила. Почему вчера в магазине ты сделала это?

– Что сделала? – переспросила она.

– Ну, ты же знаешь. Почему ты соврала, якобы не знаешь меня?

Стася отпустила меня.

– Клянусь, Мэрилин. Меня вчера не было в Бирюзовом лесу. Ты меня явно с кем-то перепутала. Наверное, тебе показалось…

Но я не стала вновь докучать ей вопросами. Как бы то ни было, она не хочет говорить мне правду.

– И всё-таки, может, ты мне расскажешь, что это за девушка была? И что это за туман?

Но Стася потупилась. На сей раз я была уверена, что она знает ответ на мой вопрос, но по каким-то неведомым мне причинам утаивает от меня что-то.

– Как будто ты не знаешь, – произнёс кто-то в моей голове, но это была не Стася.

– Не знаю, поэтому и спрашиваю, – твёрдо ответила я.

– Я знаю, что ты не знаешь, – ответила мне Стася, – Но пойми, я не могу рассказать тебе.

– Почему ты никогда не думаешь?! – крикнул на меня знакомый голос, – Ты знаешь ответ, просто не хочешь его признавать.

Я увидела, что за деревом стоит девушка в лисьей маске. Я сжала ладонь в кулак, потому что я ненавижу этого незваного гостя.

– Не надо, – скрипнула она, – Ты нашла дерево. Ищи дальше. Может, это будет тебе подсказкой?

И девушка из тьмы исчезла.

– Хорошо, – со злобой прошептала я.

Я посмотрела на карту. Что такое «С20» и куда исчезла эта надпись?

– Тебе «С20» о чём-нибудь говорит? – спросила я Стасю.

– Эмм, нет, наверное. Что это за буквы такие, ты знаешь?

– Это письмо твоих предков, Стась. До того, как на эти земли пришла религия, вы пользовались своим письмом.

– Впервые слышу такое… Точнее, когда-то слышала что-то подобное, но никогда не видела.

– Этот язык считается мёртвым, на нём говорили сотни лет тому назад, и сейчас не осталось ни единого письменного памятника… Кроме этого.

– Но… Если этот язык мёртв и на нём уже столетиями никто не говорит, как кто-то смог обучиться ему?

– Конечно! – воскликнула я, – Может, здесь, в Бирюзовом лесу, есть кто-то, кто хоть немного знает об этом зыке?

– Ты что? Я уверена, что такого нет.

– Но как тогда?.. Нет, правда, у меня в голове не укладывается…

Стася пожала плечами.

– Так что за человек написал всё это?

Но я не стала отвечать ей. Я вспомнила, как люди при имени Лесмы меняли тон и прекращали вести со мной диалог. Я боялась, что и Стася поступит со мной так же. Я не хочу потерять своего единственного друга. У меня никогда не было таких друзей, как она. Я не хочу, чтобы она бросила меня, как и остальные. Мне и так тяжело даётся дружба со всеми. Меня все просто почему-то ненавидят. Но за что?

И я поняла, что опять проваливаюсь в бесконечную тьму своих страданий. Мне пришлось упасть на колени, чтобы выдержать этот груз, навалившийся на меня. Нет, надо срочно выбираться! Мне надо схватиться за что-то, чтобы весь мой внутренний негатив не взял надо мной контроль.

Тут мои руки задрожали. Я вновь увидела, что все мои ладони в крови. Но не в моей крови. Тогда в чьей же? И почему мне так трудно вспоминать… Всё как в тумане…

Нет! Надо бороться с этим!

– У тебя всё в порядке? – спросила меня Стася.

– Да… – соврала я.

Я наконец открыла глаза. Вновь взглянула на карту, а потом на дерево.

– Что такое С20? – вновь спросила я.

Я только сейчас заметила мох, растущий на дереве. И тут меня внезапно осенило. Мох растёт с северной стороны, потому что не любит солнечный свет. Может быть, С – это север? Но тогда что такое 20? Метров? Сантиметров? Шагов?

Я встала на ноги и подошла ко мху.

– С – это север! Но что такое 20, как думаешь?

– Ну, дети в Бирюзовом лесу всё мерят пяткой к носку.

На моём лице засияла улыбка.

– Пойдём раскапывать!

– Мэрилин, но я не уверена…

– А я уверена! В Бирюзовом лесу, как я вижу, вся жизнь крутится вокруг традиций. Если у вас есть какая-то необычная примета, вы всегда будете следовать именно ей.

Я достала компас, что нашла в заброшенном доме. Но, к моему сожалению, он оказался нерабочим. Придётся идти наобум.

– Ну что ж, удачи!

Мы сделали около четырёх ям, но всё безуспешно. Без чётких измерений мы с трудом сможем найти спрятанный много лет назад клад Лесмы. Мы вообще можем ошибаться, что разгадали аббревиатуру правильно! На что мы вообще рассчитываем… Благо, темнеть начнёт только через пару часов, хотя времени уже довольно много. К тому же я не хотела поздно возвращаться домой, потому что иначе моя мама не разрешила бы оставить Стасю на ночь, а мне совсем не хотелось, чтобы она вновь спала где попало!

Я очень расстроилась. Я уже и не знала, есть ли здесь вообще хоть что-нибудь. Завтра вернуться сюда, может быть?..

Когда начало темнеть, я была так зла. Я очень устала, я очень хочу домой, а всё попусту!

– Как же достало всё…

– Да ладно тебе! – пыталась подбодрить меня Стася, – Нам уже пора уходить, просто придём завтра с утра.

Я ударила кулаком по земле.

– Столько усилий, и опять тупик!

– Да не тупик! Мы просто придём завтра. Правда, Мэрилин, уже темнеет, а нам идти далеко. Лучше бы нам поторопиться.

Я согласилась с ней. Я боялась этого леса и поэтому так не хотела возвращаться сюда завтра. У меня ноги тряслись при мысли, что в любой момент на нас снова может напасть этот призрак в тумане.

Столько вопросов, на которые нужны ответы… Как же это всё бесит…

– Почему ты мне не говоришь, что это за херня в лесу? – злобно спросила я Стасю, – Почему?

– Мэрилин, что с тобой?

Я ударила себя по щеке. Не делай этого.

– Прости, просто я немного злая.

Я посмотрела в её испуганные глаза. Именно такими глазами на меня когда-то смотрела Дакота: когда они избили меня, и только потом поняли, что я ни в чем не виновата. Этот взгляд, от которого мне не по себе. Зачем ты так?

На мгновенье я почувствовала, что вру самой себе. Скажу честно, после разговора с директрисой я уже сама себе не верю. Может быть, они были правы? Что это я избила Дакоту, и это именно я прикрываюсь ложью?

Нет. Это точно не так. Я прекрасно помню всю ту боль, что они причинили мне. Я помню, как шла в крови по улице…

– Мэрилин, не пугай меня… – попросила Стася.

– Прости. Я часто… выхожу из-под контроля…

Я увидела, как бью Дакоту… Как втыкаю нож в руку врача… Как ору на родителей… Эти воспоминания пронеслись мимолётно, но с такой болью…

– Ты права, – продолжила я, – Пора уходить.

Я собрала все свои вещи, и мы отправились домой.

Наступила ночь. Только сейчас я поняла, почему Бирюзовый лес так называется: в лунном свете листья деревьев становятся бирюзового цвета. На небе светили миллионы звезд и прекрасная Луна. Они были так изящны, как миллиарды алмазов, хранящих в себе всю красоту, что человечество украло у земли. В лесу нас сопровождали светлячки, они, подобно звёздам на небе, освещали нам путь домой. Ночью лес выглядел так волшебно, словно я оказалась в какой-то детской сказке…

На удивление, дома мы были уже через полчаса. Это было особенно странно, так как я провела несколько часов в лесу в поисках дерева. Но, видимо, мне это только показалось. Как я уже говорила, время для меня – таинственная вещь.

– Твоя мама точно не против того, чтобы я осталась у тебя? Я всего на одну ночь, я не хочу вас тревожить.

– Стася, моя мама точно не против, не беспокойся.

Мы поднялись на четвёртый этаж, где находилась моя квартира. Если честно, я не была уверена, что моя мама разрешит ей остаться. Моя мама иногда крайне непредсказуема, да и вообще, до этого у меня никто никогда не оставался на ночь.

Я открыла дверь в квартиру:

– Мама, это мы, – крикнула я.

– О, Пяйве! – мама вышла в прихожую и очень удивилась, когда поняла, что я с кем-то другим.

– Мам, знакомься – это Стася.

– Здравствуйте!

Мама очень удивлённо и даже немного испуганно посмотрела на меня. Неужели ты опять мне не веришь?

– А, да, приятного, – поприветствовала мама мою подругу.

– Мамочка, Стася может остаться у нас на ночь? – умоляла её я.

– А, ну, да, конечно… Эм, минуточку, – мама помчалась в свою комнату и закрыла её на щеколду.

– Не переживай, – подбодрила я обеспокоенную Стасю, – С ней часто такое.

Я провела небольшую экскурсию по своему маленькому замку для Стаси. Зайдя в комнату, я нашла свой дневник, который лежал на рабочем столе. Я попыталась отвлечь Стасю, чтобы незаметно для неё спрятать свою писанину. Иначе вдруг она откроет его и прочитает мои записи?.. Я просто не могла допустить этого. Но, к счастью, всё обошлось. Я спрятала дневник под матрас. Там-то его никто не найдёт.

Наконец, когда мы уже сидели на полу в моей комнате, мама вышла из своей и пригласила нас обеих на кухню. Я была жутко голодная, да и Стася тоже, поэтому, как только мама положила нам макароны по-флотски, мы обе сразу набросились на еду. Мама села напротив Стаси.

– Стася, расскажи о себе, пожалуйста.

– А сепе? Шо я мо’у расхасать о сепе… – с набитым ртом пробурчала Стася и, прожевав, продолжила, – Ну, я родилась здесь, в Бирюзовом лесу, перешла в восьмой класс.

– А ты здесь учишься? В соседней школе?

– Да, – вновь с набитым ртом ответила Стася, – с пе’воо класса.

– А кроме школы ты ещё ходишь куда-нибудь?

– Да, в музыкальную школу, – и Стася вновь набрала еды, – Уусь в хлассе па схрипке, – с набитым ртом еле произнесла она, и немного еды попало на скатерть. Благо, я не брезгливый человек, но есть мне всё равно расхотелось.

– Ого, я не знала, – удивилась я, положив вилку на стол.

– Да ладно, – грустно ответила она, – У меня всё равно плохо получается, поэтому я не особо хвалюсь этим.

– Я ходила на уроки вокала и фортепиано, но… давно забросила.

Мы немного помолчали, но я видела, что мама очень хочет ещё поговорить со Стасей.

– А твои родители? – спросила она, и я сразу поняла, что хорошим это не кончится.

Стася наклонила голову вниз, прожевала еду.

– Мама умерла, когда я была ещё маленькой, – она заулыбалась, – Единственное, что я помню – у неё была астма, и я всегда боялась, что она умрёт, когда у неё случался приступ.

– Как и у твоей се-…

– У меня не было сестры, – сурово ответила она, – Я соврала тебе, прости. Мне… Просто так больно вспоминать об этом.

Мы с мамой сидели молча. Мы не знали, что сказать ей и как её подбодрить. Мне не хотелось рассказывать про своего отца, потому что рядом сидела мама, а разговоры об отце всегда вгоняли её в жуткую депрессию, иногда даже не на один день.

– Мама погибла в автокатастрофе. Мой отец так и не пережил потерю. Моя бабушка, мама моей мамы, умерла от сердечного приступа сразу после смерти мамы, – её голос дрожал, и Стася в очередной раз заплакала.

– Прости, – нежно произнесла моя мама, – Я не знала… Я очень соболезную тебе…

– Ничего. Я уже давно смирилась с потерей, просто… Иногда всё ещё не могу поверить, что мамы нет рядом… Особенно когда отец в очередной раз возвращается бухим в хлам, и мне приходится убегать из дома. Как сейчас…

– А где ты ночевала все эти дни?

– На чердаке в одном жилом доме.

И мы вновь замолчали. Стася явно не хотела продолжать этот разговор.

– Мам, нам, наверное, пора. А то я очень спать хочу, – соврала я ей и встала из-за стола.

– Нет! – крикнула она, – Прости… нет, пожалуйста, посидите ещё.

– Мам, – перепугалась я, – у тебя всё в порядке?

– Да, просто…Хочется ещё поговорить с вами, детки.

Я заметила, что мама держала в руках диктофон. Зачем он ей? Я села обратно за стол.

– Стася, что ты мне ещё можешь рассказать о себе?

Что же ты хочешь, мама?..

– Ну, я очень люблю лазать по заброшкам. Иногда я нахожу там довольно дорогие вещи и продаю их.

– То есть занимаешься мародёрством?

– Да. Но я не вижу в этом ничего плохого. Ведь это брошенные вещи.

– И где ты это всё продаёшь?

– Это уже небольшой секрет, – Стася улыбнулась.

Стася нагнулась ко мне и спросила на ухо:

– Кем работает твоя мама?

– Сейчас – не знаю, я не спрашивала, – тихо ответила я, – Но дома, в Робин-Вилле, она работала директором какого-то крупного ресторана. На работе бывала нечасто, но дома всегда сидела у телефона. У неё на работе даже компьютер был!

– Спасибо, – Стася села прямо и обратилась к моей маме, – Я продаю эти вещи на чёрном рынке.

Ты боялась, что моя мама – полицейский? Я даже засмеялась.

– И много денег ты таким способом зарабатываешь? – поинтересовалась мама.

– Достаточно, чтобы, когда я сбегаю из дома, мне хватало на пропитание. Хотя однажды мне попался настоящий серебряный подстаканник. Одна женщина купила его у меня за целых три тысячи лимпов¹!

– Ничего себе! – вырвалось у меня.

– Прикинь! – Стася продолжила хвалиться, – Мне этих денег хватило даже на шоколадную пасту и хлеб, о которых я так давно мечтала!

Мы ещё недолго поболтали с моей мамой, пока она наконец не отстала от нас. Мы пошли в мою комнату и уселись на ковёр, включив для фона телевизор. Я уже и забыла, как давно по телевизору перестали идти мультики и началась только политика. Вот наш император снова обвиняет во всех бедах человечества западные страны, особенно страну, которая была нашей соседкой – Метсола. А после того, как нам включили постановочные видео о том, как плохо живётся людям в других странах, обвинять начали оппозицию: во главе оппозиции стоял человек лет тридцати пяти – сорока. Оппозиционер, чьего имени я даже не знаю, хотел, чтобы наша страна согласилась с каким-то мировым соглашением или что-то тому подобное. Я не интересуюсь той хренью, что крутят у нас по телевизору. У меня и без того полно проблем, чтобы ещё переживать из-за игр избалованных политиков.

Я достала игру Эрудит, и мы вместе со Стасей начали играть в неё.

– Странноватая у тебя мама, – заметила Стася.

– Да уж, с ней бывает, последнее время даже часто.

Я старалась не думать о маме, потому что были вещи, которые меня всё ещё мучали. И нетрудно предположить, какие именно. Конечно, последние несколько месяцев (или даже лет) я стараюсь уже просто не обращать внимания на все странности, что происходят вокруг меня, принимая их как должное. Но тем не менее логика конфликтует с реальностью, поэтому как-никак, но я просто обязана получить ответы.

Мне надо как-то уломать Стасю, чтобы она проболталась про Лесного духа, что напал на нас сегодня. Я не знала, с чего мне начать этот разговор. Надо вести себя спокойно и непринуждённо.

– Как поживаешь? – улыбнувшись, спросила я.

– Да нормально, по крайней мере, лучше не бывало, – она грустно улыбнулась мне в ответ.

– Иронично, – отметила я.

– А ты как? – поинтересовалась она.

– Тоже пока что лучше не бывало, по крайней мере, за последние несколько лет.

Мы продолжили играть в полном молчании, и только диктор из телевизора нарушал смертную тишину.

– Не понимают! – кричал он, – Не понимают, что творят! Война… Грядёт война, и мы с вами окажемся под крылом этих жалких коммунистов…

– Прости, что я не поведала тебе об этом, – тихо произнесла Стася, так, что её слова были едва различимы.

– Ты о чём это?

– Ну, я правда не могла выболтать тебе обо всём этом там, в лесу. Она могла вновь услышать нас.

– А сейчас ты можешь?

– Да.

Мы обе положили фишки на пол. Стася оглянулась и попросила меня выключить телевизор и закрыть окно и дверь. После того, как я выполнила её просьбу, она притушила свет и села ко мне поближе.

– Сейчас я расскажу тебе одну легенду. Верить в эту легенду или нет – решение я оставлю за тобой. Но помни: тот, кто верит – видит больше того, кто подсознательно игнорирует. Я расскажу эту легенду так, как рассказывали её мне. Давным-давно в Бирюзовом лесу жила девушка по имени Миэла. Она была добра ко всем, а её красота пленяла каждого, кто хоть раз смог увидеть её. Но не была она счастлива. С утра до вечера она пребывала в лесу вместе с молодым человеком из соседней деревни, с которой деревня Бирюзовый лес многие столетия вела борьбу. Поэтому влюблённая пара и скрывалась в лесу от чужих глаз. Но однажды возлюбленный Миэлы куда-то пропал. Она ждала его, сначала днями, затем месяцами… Но он так и не приходил. Нарушив мирный договор между двумя враждующими деревнями, Миэла пришла домой к своему молодому человеку. Она боялась, что его больше нет в живых, но она должна была в этом сама убедиться. Наконец, она увидела его… в объятьях другой девушки. Ярость и ревность затуманили ей голову, и она, не пытаясь скрыться на территории своих врагов, вышла к нему. Но тот ей заявил, что не будут они счастливы вместе, ибо их любовь запретна.
Очень зла она была. За ней началась погоня, она скрылась в лесу и пропала там навсегда. Долго искали её, пока её злой дух не явился на встречу сам. Она долгое время выжидала, пока кто-нибудь не останется один в её лесу. Используя страхи и желания своих гостей, она обещала каждому счастье в награду за маленькое дельце. Она хотела отомстить возлюбленному, забрав с собой его родных и любимых. Сначала она повелела убить его бабушку, а затем и отца. Потом она пожелала смерти матери, после и брата с сестрой… И наконец она забрала с собой его новую невесту. Но не успела она приказать другим привести её возлюбленного в лес, ибо тот сам умер от горя после потери своей любимой. Ещё злее она стала, но цели у неё уже не было. Вместо того, чтобы разгромить деревни, она просто исчезла. Прошли месяцы, годы, столетия… Но её дух так и не появлялся в лесу.

– Но, – не понимала я, – Как не появлялся? Как, если мы сами её видели?

– Я и не закончила историю. Долгое время она не появлялась, пока не убили одного человека.

– Кого?

– Я не знаю! Это было не так давно, где-то десять лет назад.

Лесма? Может, это убили Лесму?

– Но… Откуда ты знаешь, что это был именно призрак Миэлы?

Но Стася лишь пожала плечами.

– Никто не знает наверняка, кто это сделал. Но то, что это был призрак – так думаю только я.

– Почему? Неужели в Бирюзовом лесу живут одни скептики?

– Наверное, так оно и есть. Сейчас мало кто из молодых знает эту легенду. Никто в неё не верит.

– Но как? Если я сама видела её! Мы… мы с тобой вместе от неё убегали! Я помню этот жуткий молочный туман… Нам же не могло показаться одно и то же?

– Есть люди, которые говорят: чтобы поверить – надо увидеть. Но это не так. Чтобы увидеть – надо сначала поверить.

– Но я же не верила в Миэлу, потому что я просто не знала!

– Но мне-то ты поверила тогда, – улыбнулась Стася.

Мне было не до улыбок. Кажется, я что-то начала понимать.

– Я слышала, что Миэла – только жертва. Она была проклята. Есть дух, живущий в этом лесу, но обычно он принимает облик именно её, так как она больше всех мила ему.

– То есть этот дух может принимать облик кого угодно?

– Конечно.

Может быть, призрак, что приходит ко мне во тьме – и есть дух леса? Да! Я же заключила с ним… сделку? Он сыграл на моих мечтах и страхах, только чтобы угодить самому себе… То есть я – очередная жертва?

Я встала на ноги. Я осознала, что в этом тумане наконец появился свет. Я начала что-то понимать. Я помчалась на балкон, так как мне чертовски не хватало воздуха.

И я увидела духа тогда не только потому, что верила Стасе, а потому что верила в призрака, приходящего ко мне. Но тогда ещё один вопрос: почему этот дух приходит ко мне именно в облике девушки с маской лисицы? Может быть, это ещё один образ из фольклора народа Бирюзового леса? В любом случае, я знала, что делать, когда нужны ответы на вопросы.

Стася подошла ко мне сзади и спросила:

– У тебя точно всё хорошо? Может быть, ты хочешь поговорить со мной об этом?

Но я отрицательно повертела головой.

– Нет, наверное, пока что нет. Но завтра я пойду в университетскую библиотеку. Ты со мной?

Глава 17.

– Я знаю, кто ты, – злобно бросила я своему самому ненавистному гостю.

И хотя я всё ещё не видела её лица, скрытого под маской, я чувствовала, с какой злобой и насмешкой она смотрит на меня.

– И кто же? – ядовито прошипела она.

– Не вижу смысла говорить тебе. Ты следишь за мной, я это знаю. Я – твоя очередная жертва. Но вот только, судя по всему, всем своим подопытным ты говорила, что именно хочешь от них. Но для меня твоя цель – всё ещё загадка. Может быть, ты наконец скажешь мне?

Призрак недолго помолчала, а потом громко засмеялась.

– Теперь ты видишь меня именно так. А за тобой действительно интересно наблюдать.

– И долго я буду для тебя бесплатным клоуном?

– Всё будет зависеть только от самой тебя.

– То есть ты не убивала своих жертв? Значит, и меня не убьёшь?

Призрак вновь ничего не ответила мне.

– Почему ты приходишь ко мне в таком облике?

Я протянула руку к её маске. К моему удивлению, девушка в маске даже не сопротивлялась.

– Ты действительно хочешь увидеть моё лицо?

– Да, я правда хочу знать, почему именно этот образ.

Я уже дотронулась до её маски.

– Почему именно лис?

И опять молчание. Я схватила её маску.

– Ты правда готова? – повторил призрак.

– Я не уверена…

– НО БУДЬ ЖЕ ТЫ ХОТЬ В ЧЁМ-ТО УВЕРЕНА! – крикнула она мне.

Мои руки жутко тряслись. Почему-то, где-то на подсознательном уровне, мне не хотелось снимать эту маску. Но я знала, я просто должна. Кто же за ней?

Призрак взяла меня за руку.

– Если ты не уверена, если ты не готова – лучше не делай этого.

– Почему?

После таких слов мне стало ещё больше интересно. Но я просто не в силах была сделать это. Я опустила руки. Мне было очень холодно. Я почувствовала, как слеза течёт по моей щеке.

– Что это за место? – наконец поинтересовалась я, – Почему мы не в твоём лесу? Что означает эта бесконечная тьма?

– Ты прекрасно знаешь.

– Нет! – уже орала я, – Если я спрашиваю, это значит, что я не знаю! Зачем мне тогда спрашивать, если я и так знаю ответ?

– У меня к тебе тот же вопрос. Не надо искать другие ответы. Просто прими всё таким, какое оно есть. Ты права, ты прекрасно знаешь, кто я. И только поэтому боишься снять с меня эту маску. Ты с самого начала знала, кто я такая, но ты всё ещё ищешь ответ в надежде, что найдёшь другой.

– Заткнись…

– Я не заткнусь. Я буду повторять это вечно, пока ты наконец не примешь это.

– Заткнись…

– Ты так долго врала себе…

– ЗАТКНИСЬ! – я встала и сняла с неё эту чёртову маску. – ЗАТКНИСЬ!

Я посмотрела ей в лицо и уронила маску на пол. Что это такое? Вместо её лица я увидела своё, плачущее. Я ударила её по щеке.

– Зачем ты делаешь это? – я напугана, у меня истерика, а моей голове вновь эти чёртовы голоса.

«Зачем он это сделал?» – плакала я несколько лет назад.

«Ты тупая! Ты дура!» – произнесли хором моя сестра и Дакота.

– НЕТ! – со всей силы закричала я, – Прошу, не делай этого!

Призрак подняла маску и надела её на себя, сразу после этого крики прекратились.

– Зачем ты сделала это?

– Я же говорила, что если ты не готова, то не стоит этого делать!

– Ты… ТЫ ПРОСТО ПСИХ!

– Я это знаю.

– Я… я пойду в библиотеку, я сделаю всё, что смогу, чтобы убедить всех в твоём существовании. И мне уже плевать, что ты мне будешь говорить, ибо все твои слова – сплошная ложь. Вместо того, чтобы наконец объяснить, чего ты от меня хочешь, ты… просто смеёшься надо мной! Я уничтожу тебя, я заставлю тебя мучиться в страданьях… Ты пожалеешь о том, что сделал с другими людьми за все эти века. Я буду твоей последней жертвой.

– Как скажешь, – произнесла она и растаяла во тьме.

Я ударила кулаком о невидимый пол. Я была в ярости. Почему всем так нравится обводить меня вокруг пальца?

Я услышала плач. Я резко открыла глаза. В комнате было чертовски холодно. Я попыталась встать как можно тише, чтобы не разбудить Стасю, спящую на раскладушке.

Я не слышала ничего. Плач пропал! Но я же знаю, ты здесь… Почему ты молчишь…

Я взяла в руки свой тяжелый фонарь. Неужели мой гость из тьмы решил продолжить диалог у меня дома?

Электричества опять не было. Я включила фонарик на минимальную мощность, чтобы никого не разбудить. Я вышла в коридор, посветила вдоль него. Никого. Где же ты? Я пошла по коридору и наступила на какую-то баночку. Это была баночка с моими лекарствами, которые мне прописал ещё робинвилльский врач. И как давно я перестала пить таблетки и обманывать маму?..

В ванной и туалете тоже никого. Я прошла на кухню и только начала осматривать её, как вновь услышала плач. Он исходил из моей комнаты. Я быстро направилась туда.

В моей комнате не было Стаси. Но я же только что видела её! Куда она пропала?..

Что-то схватило меня сзади. Я сильно испугалась и случайно уронила фонарь. Я обернулась в надежде, что это Стася. Но нет. Ко мне пришёл другой гость.

– Лесма…

Лесма по-прежнему была в крови. Она была в том же кроваво-белом платье. Но на этот раз по её волосам бегали различные жучки и паучки.

– Лесма, это я, Мэрилин! Мы виделись с тобой в больнице, помнишь?

Лесма кивнула головой.

– Зачем ты пришла?

Она протянула мне рукописи, о которых я уже успела позабыть.

– Ты должна найти этот клад.

– Я знаю… Но откуда ты знаешь этот язык? Из-за мамы?

– В том кладе ты найдёшь ответы. Ты обязана найти его, если хочешь спасти себя.

– Подожди! Но зачем ты попросила найти того, кто тебя убил, если сама об этом прекрасно знаешь?

– Я знаю, кто приказал убить меня, но мне надо знать, чьими руками.

– Ты хочешь, чтобы я отомстила ему, верно? Но как, если в Бирюзовом лесу никто не хочет говорить о тебе?

– В Бирюзовом лесу никто не говорит обо мне? – удивилась она.

– Да! Как только я начинаю спрашивать о тебе, все сразу прекращают со мной разговор.

– Может быть, кто-то не хочет, чтобы ты знала?

– Но почему? Кому это надо?

– Наверное, тому, от чьих рук я умерла…

Лесма испарилась, а на её месте появилась Стася, которая трясла меня, держа за плечи.

– Мэрилин! Что с тобой?

– Стася?! – удивилась я.

– Да! Я сегодня ночую с тобой, помнишь? Ты не говорила, что ты лунатишь.

– Я не лунатик! Наверное…

– Что это у тебя в руках?

Я посмотрела на рукописи. И как же я могла забыть про них? Ещё позавчера я неутомимо читала их, а потом и вовсе запамятовала! Наверное, в моей голове слишком много информации… Если Лесма хочет, чтобы я прочла их, значит, так оно и должно быть. Но надо это сделать втайне от Стаси.

– Ой, извини, что-то живот прихватило… – я схватилась за живот и помчалась в туалет.

Я заперла дверь на замок. Стоило мне открыть рукописи, как из них выпал какой-то листок. Я взяла его в руки и развернуларезки записку. И тут я сделала резкий выдох. Я не могла поверить в то, что держу это в руках. Алфавит, с помощью которого я могу разобрать послания Лесмы на рисунках.

Я выбежала из туалета и направилась к рисункам Лесмы.

– Что там было, Мэрилин?

– Ты не поверишь, – я дала ей в руки записку.

– Боже мой, откуда это у тебя?

Я сделала вид, будто не услышала её слова.

– Мэрилин! – схватила она меня за плечо, но я опять не обратила на неё внимания.

– Эй, я тебе всё выболтала! Почему ты скрываешь от меня свои тайны?

Я нашла рисунки Лесмы и повернулась к Стасе.

– Потому что я знаю, что как только я произнесу это имя, ты перестанешь общаться со мной, как и другие.

– Какое имя? О чём ты?

– Хватит притворяться! Ты прекрасно знаешь, о чём я! Ты сама говорила мне…

– Что я говорила?

Я толкнула её и села на кровать.

– Мэрилин, подожди, послушай! Поговори же со мной!

Я положила рисунки вместе с запиской на кровать.

– Проверь, пожалуйста, включили ли свет.

Стася подошла к включателю. Свет загорелся.

– Спасибо.

– Нет, не спасибо! Что ты хочешь, чтобы я сделала? Расскажи мне! Я же тебе доверяю!

Я посмотрела ей в глаза. Почему-то я поверила ей. В любом случае, она права. Она-то мне доверяет. И как-никак, может быть, она мне поможет?

– Слушай, это очень странная история, – я не хотела рассказывать ей обо всём, а решила затронуть только Лесму, – Однажды ко мне пришёл призрак. Призрак девушки, что некогда жила в Домина. Я тогда лежала в больнице и…

Я вспомнила тот день, когда пробиралась в архивы больницы.

– Я пошла в архивы, чтобы найти её больничную карточку.

– Чью? Как её зовут?

– Её зовут Лесма. Лесма Туликиви. Это имя тебе говорит о чём-нибудь?

– Да.

– Кто она?

– Она и была тем человеком, которого убил Дух леса.

– Я это знаю. Но ты знаешь, кто именно её убил?

– Нет. Я была совсем маленькой, когда это произошло.

– Но, может быть, ты знаешь хоть что-нибудь?

– Нет… Об этом здесь не говорят.

– Это я тоже знаю. Но я никак не могу понять, почему об этом никто не говорит? Неужели это такая тайна?

– Понимаешь, далеко не все признают, что легенда о проклятье Миэлы вовсе не легенда, а реальная история. Да, как и любые другие свои убийства, Лесной дух делал это чужими руками. И в этот раз тоже.

– Но тогда чьими?

– Я не знаю.

– А его поймали? Убийцу-то?

– Нет. Никто не знает, кто её убил.

– Ты уверена в этом?

– Абсолютно. Поэтому здесь об этом и не говорят. Если бы убийцу нашли, никто бы и не заикнулся о проклятье. Но поскольку имя убийцы всё ещё неизвестно, люди начали верить в легенду. Но чтобы не запугивать детей и самих себя, они об этом не говорят.

– Но…Почему? Ведь если они будут всем говорить об этом, то люди не будут ходить в лес и новых жертв не будет.

Я посмотрела в окно на наше отражение.

– Это же нелогично…

Стася пожала плечами.

– Давай попробуем перевести рисунки.

– Да, точно.

Мы расселись на кровати и начали разбираться в алфавите, составленном Матильдой. Или самой Лесмой?..

Я решила начать с карты, потому что пока что это – самый нужный нам рисунок. Переводя, я поняла, почему я тогда не смогла расшифровать этот текст. В правом нижнем углу карты действительно было написано «Бирюзовый лес», но в алфавите Лесмы есть такие символы, которые обозначают не звук, а целый слог. Видимо, это было сделано для тех, кто, подобно мне, будет переводить этот текст. Но от кого и что Лесма спрятала в том лесу?

Я заметила, что на карте рядом с деревом вновь появилась кровавая надпись «20С». Благо, эту аббревиатуру мы смогли расшифровать.

Перевод не отнял у нас много времени. Рядом с деревом было написано: «Идти на север, 20 шагов, между двумя корешками стоящего дерева, неглубоко».

На этом мы не остановились. Рисунки было перевести куда сложнее, потому что они были непонятны. Многие символы были похожи друг на друга, а так как Лесма их почему-то очень быстро зарисовала, разгадать символ и не спутать его с другим было довольно проблематично.

На улице уже рассвело, а мы только сейчас смогли перевести все записи на рисунках. Нам осталось только расставить их в правильной последовательности.

Наконец нам это удалось.

«Я ищу тебя.

Где же ты?

Помоги мне.

Куда ты исчезла?

Я найду тебя, веришь?

Спасибо, что ты рядом.

Это для тебя.

Я пишу это на твоём языке, чтобы ты смогла понять меня.

Почему ты мне не отвечаешь?»

– Так вот зачем она писала это на мёртвом языке, – наконец догадалась я, – Чтобы Дух понял её!

– Видимо, Лесма-таки нашла Духа…

– Или он её… Но чего Лесма хотела от него?.. Она мне не говорила…

На улице было туманно. Все ещё спали в своих уютных и тёплых кроватках, а я пытаюсь вспомнить, как давно я высыпалась. Странно, но я даже не чувствую себя уставшей.

До дерева мы добрались так же, как и вчерашним вечером, всего за двадцать минут. Мы дошли до дерева, под которым, судя по записям Лесмы, и находится её клад. Мы достали лопату и начали рыть землю. Через несколько секунд острием лопаты мы добрались до самого клада. Мы раскапывали осторожно, потому что боялись вновь задеть клад и не хотели как-либо его повредить.

Это оказалась небольшая шкатулка с замком.

– Здесь замок.

Я вспомнила про ключ, что я нашла вместе с рисунками Лесмы. Наверняка это ключ от этого замка. Я достала его и дрожащими руками сунула в замочную скважину. Но мои опасения подтвердились: видимо, Лесма специально повредила ключ, чтобы никто не смог открыть им шкатулку. Но от кого она, чёрт возьми, это прячет?

Выхода не оставалось. Мы взяли камень и начали стучать им по шкатулке, чтобы та сломалась. К счастью, дерево, из которого шкатулка была сделана, оказалось неплотным и с трещинами, поэтому раскололи мы его быстро.

Настал тот самый момент. То, что находится в этой шкатулке, может привести меня к ответам на многие вопросы, которые мучают меня уже довольно давно. И вещи, что находятся там, уже у меня в руках.

Там лежал дневник: видимо, Лесмы. К счастью, записи были написаны не на мёртвом языке, поэтому расшифровывать их не придётся. В дневнике также лежали фотографии Лесмы.

– Это всё? – спросила Стася.

– А этого что, недостаточно, по-твоему? – радостно ответила я, – Это же целый дневник!

– Так давай его читать!

И сразу после речи Стаси прогремел гром и начало капать. Я быстро сложила вещи в рюкзак вместе со сломанной шкатулкой. Дождь начался очень быстро, поэтому у нас было мало времени.

– Мэрилин, ты вчера хотела пойти в университет! – на бегу крикнула мне Стася.

– Да, а что такое?

– До него отсюда столько же, сколько и до твоего дома. Давай забежим в университет и переждём дождь там.

Я остановилась.

– А он разве уже открыт?

Стася пожала плечами.

– Я не знаю, со скольки он работает…

Молния ярко сверкнула, прогремел гром, а вслед за ними усилился дождь.

– Мэрилин, решай быстрее, – командовала мною Стася.

Как же я ненавижу что-либо решать… С одной стороны, мы не знаем, открыт ли университет, а домой мы можем попасть в любой момент. С другой, раз уж мы всё равно рядом, почему бы и нет? К тому же нам не будет мешать моя назойливая мать.

– Побежали в университет… – наконец решила я, хотя и знала, что какой бы вариант я ни выбрала, я бы всё равно пожалела.

– Хорошо, – ответила Стася, потом взяла меня за руку и повела в другую сторону.

В этот момент я вновь вспомнила наше вчерашнее приключение в лесу. Я стала осматриваться по сторонам, боясь, что Лесной дух вновь решит навестить нас и испугать.

– Стася, – крикнула я, – А что за люди появлялись в тени духа?

– Какие люди? О ком ты говоришь?

– Вчера я отпустила твою руку, потому что на меня набросился какой-то сгоревший человек. Кто это был?

– Тебе виднее.

– Почему же?

– Ты же знаешь, что Лесной дух давит на наши страхи и желания. Тот человек, что напал тебя из тумана – образ твоей мечты, страха или воспоминания.

Я не знала, что ответить на это. Горящий мужчина… Это что, был мой отец? Но тогда почему он нападал?

– Почему он нападал?.. – тихо произнесла я, но Стася, видимо, всё равно услышала мои слова.

– Кто на тебя напал?

– Если я правильно все поняла, то это был мой отец…

Стася остановилась.

– Отец?

– Да… – промычала я, – он сгорел. Сам поджёг квартиру. Именно с того момента моя жизнь и превратилась в ад.

– А каким был твой отец?

– Самым прекрасным человеком. Единственным в своём роде.

На миг мне показалось, что он слышит эти слова. Я сейчас будто снова в детстве, держу его за руку, и мы гуляем в том самом парке. Мой отец любил дождь, особенно когда сверкала молния, а вслед за ней гремел гром. Вместе с ним я садилась у окна и могла часами смотреть в небо, ожидая вспышку молнии. Потом вместе с ним мы рассчитывали секунды до грохота, чтобы определить, как далеко от нас молния. Он всегда расстраивался, когда дождь прекращался.

Будь отец сейчас рядом со мной, мы бы собирали ягоды да грибы в лесу, а потом наслаждались его ночной красотой, рассказывая у костра страшные истории.

Но кому ещё в этом мире так нравится природа? Кому? Если все вокруг стремятся к якобы богатой городской жизни. Неужели вам так нравится толпиться в метро в час пик, ехать на нелюбимую работу, пока толпа людей выпихивает вас из вагона, торопит вас в это бесконечное соревнование за первенство в чём угодно? Многие люди просто не замечают красоту природы, их интересуют только цифры, будь то школьные оценки, остаток на банковской карте или хвастовство квадратными метрами недавно купленной в муравейнике квартиры. Мой отец, как и я, не мог понять: неужели люди просто не замечают того, как становятся просто цифрой в рейтинге смертности и рождаемости?..

Нет, мой отец – самый особенный из всех особенных людей. Он научил меня видеть весь этот ужас и искать среди него истинное счастье. Хотя последнее я делать так и не научилась, поэтому единственное, что я всё ещё умею – видеть ужас в любых вещах. Но это только после твоей смерти, дорогой отец…

– Как ты мог убить себя… покинуть меня… оставить меня одну?..

Стася обняла меня.

– Мэрилин, это был не твой отец. А твоё воспоминание. Именно оно, а не он, напало на тебя тогда.

Я смотрела на свои ботинки.

– У меня так много вопросов…

– И так мало ответов… – продолжила Стася, – Я понимаю тебя, Мэрилин. В Бирюзовом лесу что ни событие, так очередная загадка, которую ты будешь разгадывать всю свою жизнь.

– Это так странно для меня. Дома каждый день ничем не отличался от другого. Это просто день сурка, повторяющийся снова и снова. Только каждый раз это очередная нерешённая проблема, убивающая тебя изнутри.

– Тогда я рада, что ты здесь.

– Я тоже рада, что я здесь. Но все эти странности мучают меня… Так много всего…

– Я знаю, тебе тяжело. Я расскажу тебе. Но не сейчас. Сейчас нам надо добежать до университета, разгадать тайну, кто такая Лесма Туликиви и почему её смерть – большой секрет. Тебе пора перестать отвлекаться на всё дерьмо, происходящее вокруг, и просто идти своей дорогой.

– Мне все так говорят.

– Но раз все, то почему ты всё ещё делаешь это?

Стася смотрела на меня очень знакомым взглядом. Прямо как мой доктор из Робин-Вилля, как и доктор Малис…

– Давай просто пойдём, – бросила я наконец.

До университета мы добрались куда быстрее, нежели я думала. По пути, к счастью, ни дух, ни сопровождающий его ужас не попались нам. Университет только открылся, буквально за несколько минут до того, как мы пришли. Никто не ожидал посетителей так рано.

Грубый охранник был на своём посту: он заваривал себе чай и ел принесённый из дома бутерброд. Увидев нас, он уныло достал какую-то тетрадку и ручку, что была у него в кармане.

– Ваши документы, – лениво промямлил он.

Я дала ему свой ученический билет.

– О, я помню тебя, – отметил он и что-то записал в свою тетрадку.

Я не помню, чтобы он что-то записывал, когда я приходила сюда в прошлый раз. К тому же тетрадка была совсем чистая, будто бы он только сегодня наконец завёл её.

Стася показала охраннику свой паспорт, но он, как ни странно, так и не посмотрел в её сторону, будто не заметив её.

– Куда направляетесь? – спросил меня охранник.

– Мне надо в библиотеку, – ответила за меня Стася.

– Какую?

– Либо в общую, либо факультета института человека.

– Зачем? – докапывался он.

– Мне нужно найти книгу по мифологии народов Лиемской империи.

– Хорошо, проходите, – он отдал мне мой ученический билет и продолжил поглощать бутерброд.

Общая библиотека находилась в этом же здании. Нам пришлось спуститься на нулевой этаж, чтобы добраться до неё. Библиотека была огромной: могло показаться, что она занимает всё это здание. Я была уверена, что среди такого количества книг мы точно найдём что-то, что нам нужно. На удивление, библиотекаря в библиотеке не было. Мы несколько минут топтались около входной двери, но к нам так никто и не подошёл.

– Может, выходной сегодня? – подумала я.

– Навряд ли.

Стася прошла вперёд, а я вслед за ней. Библиотека была трёхэтажная, а на самом нижнем этаже, где мы сейчас и находились, стояли парты с компьютерами.

– Слушай, – обратилась я к Стасе, – Может, в интернете будет какая-нибудь информация?

– Давай попробуем, – согласилась она.

Мы уселись за компьютеры. Это были тяжёлые огромные машины, которые так не любят все в нашей стране. Поскольку у нас политика тотального контроля, у нас запрещено иметь дома компьютеры и интернет ограничен внутренней сетью, а выход в мировую сеть – пожизненный срок в тюрьме. Я прекрасно знала, что никакой информации мы не найдём, потому что в нашей сети очень легко что-то удалить, чтобы никто и никогда об этом не узнал.

Так оно и было. Как бы мы ни пытались ввести что-либо и как угодно в поисковою строку, ничего найти мы так и не смогли. Поэтому хорошо, что мы были в библиотеке. Раз уж наше государство считает нужным деградировать, лишь бы не идти по следам других продвинутых стран, то и мы будем добывать информацию так, как никто другой уже не делает.

Мы со Стасей хотели разделиться, чтобы, пока я читаю дневник, она искала нужные нам книги. Но ей было не менее интересно, чем мне, поэтому после долгих обсуждений мы, наконец, пришли к выводу, что времени и на то, и на другое у нас полно.

На вид дневник был очень старым. Синяя твёрдая кожаная обложка и сырые листья толстой бумаги. На обложке золотыми буквами было написано: «Моей любимой дочке». Я открыла дневник. На первой странице дневника автор встречал нас словами: «Если ты это нашёл, то ты – следующий». По моему телу пробежала дрожь, потому что я знала, о чём она говорит.

– Что это значит? – спросила Стася.

– Я не знаю… – соврала я.

Я перевернула страницу.

Глава 18.

«3 июня 1993 года.

Меня зовут Лесма и мне 10 лет. Я живу в деревне Домина, рядом с городом Бирюзовый лес. Сейчас 1993 год, 23 апреля мне исполнилось 10 лет. Тебя, дневник, мне подарил мой отец несколько лет назад. Но я тогда ещё плохо писала, да и нечего было писать. Я скоро перейду в 4 класс. Надеюсь, к нам в класс придёт новенькая и мы с ней подружимся. Но это вряд ли, ибо к нам в Домина никто не приезжает.
Анту Таало, мой одноклассник, снова смеялся надо мной. Ему не нравятся мои рыжие волосы, он всегда дёргает меня за косички. А его друг, Кеердо, всегда смеётся. Мне было больно! Но мама говорит, что Анту так проявляет симпатию ко мне. Но я ей не верю. Как мне кажется, он просто любит издеваться надо мной.

Последнее время дома у нас всё плохо, поэтому я и начала тебя вести, мой дневник. Я не могу никому признаться в этом, но мне так сильно хочется хоть с кем-то этим поделиться! Ты же никому не расскажешь, так? Я тебе доверяю. Не подведи меня, пожалуйста. Нельзя, чтобы кто-либо узнал об этом.

Я не понимаю, что сейчас происходит в Империи. Как мне говорят родители, я ещё слишком мала, чтобы понять. Но каждый день они сидят словно убитые и курят на кухне, а ночью их плач мешает мне заснуть. Отец вечно куда-то пропадает: я привыкла, что он часто отсутствует по ночам. Однажды он всю неделю не возвращался домой. Тогда моя мама была сама не своя. Она уже давно бросила свою работу, говорит, что у неё нет сил работать сутки напролёт и получать, как она мне говорит, «гроши». Она всё время говорит о том, какое у нас плохое государство, хотя никогда не объясняет, почему именно.

6 июня 1993 года.

Привет, дневник! Как дела? У меня всё нормально. Прости, что не писала в тебе эти дни: я потеряла свою единственную ручку. Сегодня мы с мамой ходили на рынок. Там она ругалась с какой-то женщиной за мясным прилавком. Потом я еле уговорила её купить мне ручку. Она долго спрашивала, зачем она мне. Но я не хотела ей говорить. Она бы накричала на меня за то, что я веду дневник.

Моя мама очень добрая женщина, но совсем недавно она сильно изменилась. Я уже говорила, что она всё время плачет? Она часто кричит на меня и на отца. Бросила свою работу. Мой отец тоже не работает, мы живём на деньги, что мама когда-то оставляла мне на учёбу в университете.

Сейчас у меня летние каникулы. Они длятся 3 месяца. Это очень весело, хотя уже на втором месяце каникул я хочу вернуться в школу. Делать в Домина нечего. У меня мало друзей. Я не особо люблю общаться с другими детьми, я часто бываю одна. Летом я всегда хожу к реке Бирюза, но втайне от мамы. Ты только не говори ей, пожалуйста! Мне нельзя уходить за пределы деревни.

В Бирюзовом лесу есть девочка, её зовут Мирьям. Ей 12 лет, она скоро перейдёт в 6 класс. Летом она иногда приходит ко мне, но ей тоже нельзя далеко уходить. Она моя лучшая подруга, хотя мы с ней не так близки. К тому же она часто смеётся надо мной. Наша разница в возрасте для неё имеет большое значение. Она считает себя намного умнее меня, вечно указывает мне, что делать. Ещё она часто обзывает меня глупым ребёнком. Но мне уже 10 лет!

Ладно, у меня устала рука. Напишу завтра.

8 июня 1993 года.

Прости, что не написала вчера. Я совсем забыла. Летом очень сложно следить за временем. Я всегда забываю, какое сегодня число.

Позавчера мы с Мирьям пошли к речке. Мне нельзя было купаться, иначе моя мама узнала бы, что я уходила так далеко. Потом мы с Мирьям пошли на рынок. Там мы пытались держаться в стороне и всегда оглядывались: я боялась встретить свою маму. Денег мне уже давно не дают, но есть очень хотелось. Мирьям купила мне леденец в виде петуха, они очень дешёвые и вкусные. Их готовит бабушка Улла. Потом мы с Мирьям гуляли около леса. Когда начало темнеть, она проводила меня до дома. В тот день она была очень мила со мной и даже почти не обзывала.

Вчера мы с ней увиделись после обеда. Она вновь пришла за мной. Мы снова пошли на рынок, но на этот раз чтобы просто посмотреть на игрушки. В магазине у бабушки Уллы много разных куколок и машинок. Они все очень уродливые, потому что их производят в нашей Империи. У неё остались иностранные куклы, но они очень дорого стоят. Как мне говорила бабушка Улла, иностранные куклы прекратили привозить около трёх лет назад. Те куклы, что у неё остались, были очень красивые: у них были длинные белые волосы и смуглая кожа. Эти куклы были в очень красивых платьях, а их лицо было таким добрым, я всегда удивлялась этому.»

Я ещё раз прочитала абзац, где описаны куклы. Перед моими глазами вновь всплыл мой горящий дом. Ведь мне тогда было примерно столько же лет, сколько и Лесме на момент написания дневника. Я помню ту ночь, я очень часто вспоминаю её. Иногда я думаю о кукле, которую выронила из рук. Я могла спасти её! Забрать с собой! Но в ту роковую ночь мной овладели испуг и желанию спастись, я и не подумала о ней. Я выронила её в порыве страха в тот момент, когда поняла, что происходит и зачем меня разбудила мама. Если честно, я даже не помню, как выглядела та кукла… Не помню, было ли её лицо добрым, была ли она в платье… Ничего.

Очень часто я думаю о ней. Да, казалось бы, это всего лишь кукла. Но тогда для меня абсолютно всё было живым и одушевлённым. Для меня она как человек, которому я не помогла, хотя могла бы. Я часто имею возможность помочь людям. Иногда я – их единственное спасение. Но я им не помогаю. Не потому что я злой человек, а потому что в критических ситуациях я не знаю, что мне делать. Я боюсь. Я прячусь и плачу. Как бы мне хотелось им всем помочь…

Я посмотрела на Стасю: она вглядывалась в дневник и ждала, пока я переверну страницу.

Помогла ли я ей в тот день, когда за ней бегали те придурки?..

Она посмотрела на меня, видно, уловила на себе мой тяжелый взгляд.

– Что такое? – тихо произнесла она.

– Прости меня…

– За что? – удивилась та.

Но я не стала ей сразу отвечать. Я снова прокрутила в голове нашу со Стасей первую встречу.

– Ничего… просто… Давай читать дальше…

«Вечером я вернулась домой. Там как раз начался мой любимый мультсериал «Ванда-капитан». Ванда – девочка-подросток, и она капитан своего брига «Эсперанда». Вместе со своей командой она исследовала новые уголки земли и искала своего без вести пропавшего отца. Там шла моя любимая серия: когда на её корабле спрятался Леонхард. Это мальчик-подросток, за которым охотится полиция. Вся серия была посвящена прошлому Ванды и тому, как она узнала, что на её корабле прячется преступник. В самом конце серии она встречает Леонхарда, а тот влюбляется в неё. Это последняя серия в сезоне. Мне так интересно, что дальше будет!

Маме не нравится этот мультик. Она говорит, что девушка не может быть капитаном. Глупая.»

Я невольно вспомнила мультик, который так же смотрела в раннем детстве. Там тоже была Ванда, но она была женой Леонхарда, капитана брига «Эсперанда». И они бороздили моря Империи Лиеми и нападали на врагов, живущих не по нашим законам. Неужели она пишет про тот же самый мультик?

«Отец вечером не вернулся домой. Мама всю ночь сидела на веранде и курила сигареты.

Сегодня Мирьям не пришла. Я весь день просидела во дворе дома. Но потом началась гроза. Электричество выключили. При свечах я читала книгу «Муравейник». Как объяснила мама, она для взрослых. Я прочитала первую главу и ничего не поняла.»

– Смотри, какая дата дальше, – Стася ткнула пальцем в дневник.

– 9 июня 1993 года… – задумалась я, – Неужели?..

– Да, это именно она, – подтвердила Стася.

9 июня 1993 года.

Сегодня был самый страшный день в истории! У меня до сих пор трясутся руки… Мне так страшно!

Я гуляла с Мирьям, когда это случилось. В гипермаркет, что находится на Горбатой улице, проникли террористы и расстреляли всех, кто там был! А затем взорвали! Суматоха по всему Бирюзовому лесу! Полиция не знает, что делать!!!

Все сидят у себя дома. Мама быстро позвала меня домой и заперла в комнате, чтобы я никуда не ходила. Она даже закрыла шторы!

Мне так страшно!!!

Но самое страшное – дальше!

Отец вернулся домой. Он был весь в крови. Мама быстро схватила его вещи и стала стирать. Мой отец пошёл в комнату родителей спать. Увидев меня, мама закричала, чтобы я никому не говорила о том, что видела, и заперла меня в комнате. Я увидела, что к моему дому подошла Мирьям. Хорошо, что моя мама не заметила её. Жаль, Мирьям не увидела меня в окне. Спустя несколько минут Мирьям ушла.

Теперь я не знаю, что мне делать сегодня весь день.

Весь день я лежала и думала о случившемся. Мой отец и до этого приходил весь побитый. Неужели у него настолько серьёзные проблемы? Интересно, это была его кровь или чья-то ещё? И то, и другое одинаково ужасно!

Вечером мама и отец начали ругаться. Я спряталась под кроватью. Надеюсь, это скоро закончится!

Сегодня просто ужасный день!

10 июня 1993 года.

Мне страшно выходить из дома.

14 июня 1993 года.

Мама разбудила меня посреди ночи. Она сказала, чтобы я вела себя тихо и не выходила из комнаты. Я услышала, как нам в дом кто-то ломится. Мама вышла из комнаты. Я услышала мужские голоса. Родители и незнакомцы кричали друг на друга, но я не могла разобрать ни единого слова.

Я спряталась под кроватью, когда услышала, что незнакомые мужчины подошли к моей комнате. Они спросили, чья эта комната. Мама им ничего не ответила. Затем они попытались открыть дверь, но мама, судя по всему, успела запереть её. Они потребовали, чтобы моя мама открыла её. Она долго ломалась, но потом всё-таки открыла. Они вошли ко мне в комнату. Я всеми силами пыталась не издавать ни единого звука. Они стали интересоваться, где я. Мама сказала, что я уехала к бабушке на летние каникулы. А кровать не была убрана, потому что я якобы ленивая и перед отъездом не стала убираться. Спустя минуту они вышли из моей комнаты, и мама заперла дверь на замок. Но я не решилась выбираться из-под кровати, они же могут вернуться в любой момент!

Я снова не смогла разобрать их слова. Они будто говорили на непонятном мне языке! Но что-то я успела уловить. Мой отец с кем-то поспорил. Или даже кого-то разоблачил. Но я так и не поняла, что случилось с этим кем-то. Неужели мой отец его убил?

Сейчас я сижу в ванной комнате и пишу всё это. Незнакомые мужчины ушли примерно час назад. Моя мама громко плачет в своей комнате.

15 июня 1993 года.

Как и всегда, моя мама попросила меня ни о чём никому не рассказывать.

18 июня 1993 года.

Мама и отец не выходили из дома всё это время. Я боялась подойти к ним, чтобы спросить про этих странных незнакомых мужчин. Я сильно боялась.

Сегодня я вновь решила погулять с Мирьям. Последний раз мы с ней виделись ровно неделю назад.

Почти всю прогулку я молчала. Мирьям сразу поняла, что со мной что-то не так. Но я просто не могу рассказать ей обо всём! Что бы то ни было, моя мама очень переживает, что об этом узнает кто-то ещё.

20 июня 1993 года.

Мирьям рассказала мне одну странную легенду Бирюзового леса. В лесу обитает какой-то дух, который может помочь людям, находящимся в беде! Но, как мне сказала Мирьям, это злой дух и не стоит ему доверять.

21 июня 1993 года.

Прошла неделя, странные мужчины не приходили к нам больше, но мои родители по-прежнему боятся выйти из дома. Мама даже боится выйти на веранду, поэтому курит везде. Сначала было тяжело, но я привыкла к мерзкому запаху табака. Мама просит нашу соседку тётю Наташу покупать продукты на рынке и приносить нам. Она ей врёт, что мой отец болеет, а я якобы ещё слишком маленькая, чтобы ходить по рынку.

Несмотря на всё это, я рада, что мой отец дома.

24 июня 1993.

Сегодня я и Мирьям пошли в лес. Мирьям сказала, что видела духа леса из той жуткой легенды, которую она мне рассказала! Но мы так никого и не увидели.

27 июня 1993 года.

Мама запретила мне гулять!

Как же я ненавижу все её тайны!

Я сейчас сижу в туалете и плачу! Она сказала мне, что отныне мне запрещено выходить из дома! Наверное, она боится, что эти злые идиоты заберут меня с собой! Но мне так обидно, что мои родители мне ничего не говорят! Я не настолько маленькая!!! Неужели я ничего не пойму?!

И вообще, я гуляла весь июнь, со мной ничего не произошло! Моя мама просто преувеличивает!

Все эти дни мы с Мирьям ходили в лес, чтобы встретить там Лесного духа. Но пока мы его не встретили. Хотя вчера я заметила кое-что странное. Я помню, как повернулась в сторону, когда просто осматривала лес. И я увидела что-то странное за деревьями. Как сказала Мирьям, это был простой человек. Но странно, ведь в лес, как она говорила, никто не ходит из-за легенды. Это было всего мгновенье, но я уверена, что там была девушка! Она была в белом платье, а вокруг неё лёгкий туман. Я сразу же убежала, как только её заметила.

И всё-таки я не уверена, что это был именно Лесной дух. Мирьям часто мне врёт, и мне кажется, что она сама придумала эту легенду.

28 июня 1993 года.

Моих родителей нет дома!

Я побежала к тёте Наташе, вдруг они у неё, но их и там нет! Странно, но вещи моих родителей на месте…

Ещё мне сегодня снился жуткий сон. Мне приснилось, что я сижу у себя в комнате, а кто-то всё это время стоял за мной и командовал, что мне рисовать и что писать! Но что самое жуткое – я проснулась и увидела на своём столе тот же самый рисунок, что я рисовала во сне!!!

На рисунке изображена та девушка, которую я видела в лесу недавно. Неужели это и есть Лесной дух? Значит, он существует?!

Боже мой!!!

Моя мама вернулась домой вся в слезах и начала быстро собирать вещи. Она сказала, что моего отца похитили и требуют выкуп! Как она сказала, он узнал что-то, что нельзя было, или типа того. Якобы они обокрали весь Бирюзовый лес и держат весь город в страхе … И у них есть связи в полиции, поэтому их никак не могут арестовать… Боже мой, я вообще ничего не поняла! Мама была права, я ещё слишком маленькая!

Они потребовали с нашей семьи выкуп, иначе она убьют моего отца и всю нашу семью!!!

29 июня 1993 года.

Ещё пасмурно, но я сбежала из дома к Лесному духу. Сейчас я сижу у дерева и в очередной раз зову духа на помощь. Но он не пришёл.

30 июня 1993 года.

Мама всё ещё пьёт. Я всё напоминаю ей о деньгах и о нас, но она не слушает меня. Она говорит, что не верит им, что они всё равно не оставят нас в живых, якобы мы всё знаем об этих ворах.

31 июня 1993 года.

Они прислали нам фотографию моего отца. Он был весь в крови и связан на стуле. Сзади была сумма, которую мы должны им отдать. Мама сказала, что это может быть фотошоп, но она, скорее всего, сама не верит своим словам. Я голодаю уже третий день.

Я вновь пошла в лес, чтобы поговорить там с лесным духом. На моём столе столько рисунков, которые я рисую во сне. Нет сомнений, дух действительно существует! Но почему он не приходит ко мне на помощь?

1 июля 1993 года.

Всю ночь я провела в лесу. Я чувствую себя ужасно. Мой фонарь разрядился ночью, всё остальное время я сидела в полной темноте.

Но дух всё ещё не пришёл ко мне! Почему?

Я так нуждаюсь в тебе, дух! Ты же помогаешь другим, так почему ты не можешь помочь мне?

Я набрала ягод и грибов, чтобы у нас дома была хоть какая-то еда… Надеюсь, там нет ничего ядовитого…

Весь почтовый ящик был забит фотографиями отца. Каждое фото было хуже другого. Я даже не хочу их описывать! Там мой отец в крови, его бьют, а сзади каждой фотографии всё та же сумма, которую мы должны им выплатить, чтобы нас оставили в живых.

Я вернулась в свою комнату, а она была вся в жутком беспорядке! Как мне потом сказала мама, эти мужчины приходили и искали меня. Точнее, это была её догадка, так как в мою комнату она не заходила, пока я была в лесу.

2 июля 1993 года.

Сегодня я спала с мамой в комнате. Мне снился всё тот же сон: я сижу у себя и рисую один и тот же рисунок. Но в этот раз я взяла остальные сделанные мною рисунки этой загадочной девушки. На каждом из них я написала легенду об этом Лесном чудище!

Я разбирала книжный шкаф. Там я нашла старый папин альбом с фотографиями, марками и какими-то письмами. Мне было нечего делать, поэтому я решила прочесть их. И представляешь, мой отец писал там о Лесном духе! Он писал, что нашёл его! Неужели, он, как и я, верит в эту легенду и пытается его найти?

В одном из писем он писал: «Надеюсь, что хоть этот чёртов Лесной дух сможет помочь мне. Когда жизнь в полнейшем дерьме, уверуешь во что угодно, лишь бы это нечто помогло тебе. Я не верю в легенду о Лесном духе. Но кто знает, может, он и правда существует?»

Рядом с этим письмом лежала фотография какого-то дерева. Я помню это дерево! Я проходила мимо него несколько раз, пока бродила по лесу с Мирьям.

Может, Лесной дух – там?

Сегодня же отправляюсь в лес. Только надо как-то сбежать из дома, чтобы мама не заметила. Придётся идти ночью.

5 июля 1993 года.

Они меня ищут.

Я нашла духа. Мне всё равно на себя. Я попросила её помочь моему отцу. Она сказала, что знает его и поможет ему!

Мне надо спрятать мой дневник. Иначе они поймут, что я всё знаю. Я нашла место, где смогу спрятать дневник.

Дух существует! Он поможет мне!

Мне пора. Пока.

23 октября 1993 года.

НЕ ВЕРЬ ЕМУ! СЛЫШИШЬ? НЕ ВЕРЬ!

НЕ ВЕРЬ ТЕМ, КТО ХОЧЕТ ПОМОЧЬ ТЕБЕ! НЕ ДОВЕРЯЙ НИКОМУ!

ОНА ЛЖЁТ!

Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО СО МНОЙ.

Я УМИРАЮ. ОНА ВЕЗДЕ. ОНА ПРЕСЛЕДУЕТ МЕНЯ. ОНА В НИХ, ОНА ВО ВСЁМ. ОНА НЕНАВИДИТ ВСЕХ.

Если ты это читаешь, то, значит, ты знаешь правду. Они не хотят, чтобы ты знал правду. Они найдут тебя. Ты следующий. Они знают, что ты это читаешь. Они прямо сейчас ищут тебя. Они убьют тебя.

Беги.

Беги отсюда.

Не дай демону заполучить твою душу.

Не верь Лесному духу.

Ты следующий…»

Дрожь вновь пробежала по моему телу. Я не поняла, что произошло.

– Ты что-нибудь поняла? – спросила я Стасю, но она не успела ответить мне, так как в библиотеку вбежал Юрис и ещё пара людей. Я успела спрятать дневник в свою сумку.

Он сразу узнал меня и подбежал ко мне.

– Что ты здесь делаешь? – крикнул он.

– Я…я читаю… – честно ответила я.

– Ты приходила в университет после своего последнего визита в библиотеку? – он резко схватил меня за рубашку. Он был очень зол.

– Нет, только сейчас…

– Дмитрий, у вас нет никаких доказательств, что это была именно она, – брякнула Юрису старая женщина, видимо, заведующая главной библиотекой, – К тому же… Неужели ты думаешь, что такая девочка могла натворить такое?

– Что натворить? – переспросила я.

Они проводили меня до корпуса лингвистического факультета. Как только мы вошли в библиотеку, мною овладел страх: вся библиотека была разгромлена. Книги лежали на полу вместе с книжными шкафами. Юрис нервничал и орал на всех, кто находился рядом с ним, но я старалась не обращать внимание на его вопли. Кто это сделал? И главное – зачем?

Я пошла дальше, наступая на горы книг, лежавших под моими ногами. Мне на глаза попалась книга, в которой я нашла информацию о языке народа, ныне проживающего на территории Бирюзового леса. Я взяла книгу в руки. Я сразу пролистнула книгу до страницы с интересующим меня языком. Но, к моему удивлению, страница была вырвана.

Страх ещё больше овладел мной. Мне хотелось поведать Юрису об этом, но тогда все подозрения свалились бы на меня.

Кто бы это ни сделал, ясно одно: он нашёл то, что искал. И сделал это лишь для того, чтобы никто больше не смог это отыскать.

Глава 19.

Мы вышли из университета, шокированные увиденным. Дождь закончился, но в моей голове всё ещё бушевала гроза. Мне казалось, что, найдя дневник Лесмы, я смогу хоть как-то связать все тайны между собой и найти ответ. Но дневник Лесмы лишь ещё больше запутал меня. Как я поняла, её отец задолжал какой-то банде денег. Но что происходило потом? Неужели они убили их, Лесму и её родителей? Но зачем им это понадобилось? Зачем? Чтобы скрыть тайну и убить единственных свидетелей? Но тогда тайну чего?

– Но зачем тогда им надо было похищать отца Лесмы и требовать выкуп? – будто услышав мои слова, спросила Стася.

– Я не знаю. Но что-то мне подсказывает, что в этом дневнике нет ни слова правды… А что, если его подсунули нам?

– Но кому это надо?

– Тому, кого мы и ищем.

Мы шли домой, полностью погружённые в свои мысли. Я знала, что Стася, как и я, думала о дневнике Лесмы. Хотя почему я так уверена, что в нём нет правды? Что-то встало на свои места. Например, я знаю, зачем она спрятала дневник. Она не хотела, чтобы кому-то стало известно, что она знает какую-то правду. Она хотела это скрыть, чтобы… остаться в живых? Но грабители каким-то образом узнали, что она всё прекрасно понимает. Тогда зачем ей прятать дневник? И почему меня терзают сомнения?..

Сначала я думала, что её фраза – «ты следующий» – обращена к тому, кто попал в лапы Лесного духа, но всё оказалось не так просто, как я думала, а куда менее понятно. Тем не менее, ясно одно: тот, кто убил её, до сих пор жив и до сих пор боится, что кто-то узнает тайну смерти семьи маленькой Лесмы Туликиви. И этот человек знает, что кто-то эту тайну уже разгадал, но надеется остаться невиновным. Может быть, это были её родители, а дневник подделали? Мысль довольно глупая, но в нашем мире всё может оказаться правдой.

– Нельзя обращаться к полиции, – заявила Стася, – Кто знает, может, их люди тоже там? Иначе почему они всё ещё существуют? Раз о Лесме Туликиви никто не говорит, значит, все знают, что с ней произошло! И все знают, кто виноват.

– Я знаю. Но что нам тогда делать?

– А зачем что-то делать? – спросила Стася.

– В смысле зачем это? Мы должны знать, что именно случилось с Лесмой Туликиви и её семьёй!

– Но если это опасно… Неужели не лучше просто забить на всё?

Я сжала руку в кулак.

– Пойми меня. Я просто не могу «забить» на это. Я должна узнать, что именно с ней произошло!

– Но зачем? – Стася встала передо мной, не давая мне проходу, – Я хочу знать, зачем это всё. Мэрилин, что именно происходит?

Я потупилась.

– Я не могу признаться тебе…

– Но почему?.. – промычала она, как маленький ребёнок.

– Потому что… – я вспомнила разговор с Пяйве, – Потому что я уже призналась кому-то. Совсем недавно. Не во всём, правда, но этого хватило, чтобы меня сочли психом…

– Почему?

Я посмотрела на Стасю.

– Потому что вся моя жизнь последнее время – просто сказка, или чьё-то издевательство. Я сама не верю в происходящее, поэтому как я могу доказать кому-то, что это правда, если сама не верю?

– Но политики же это делают как-то, – засмеялась Стася, но я никак не отреагировала на её шутку, поэтому Стася быстро умолкла.

– Прости… – извинилась я, – Я просто не могу. Ты мой единственный друг. Я всю свою жизнь мечтала о таком друге, как ты. Теперь, когда я нашла тебя, я не хочу потерять. Ибо такие люди, как ты, появляются в нашей жизни лишь раз. И мне вообще повезло, что ты у меня есть.

Неловким движением руки я прикоснулась к плечу Стаси и потом нежно обняла её.

– Я знаю, Мэрилин, ты уже говорила мне это, – проворчала она, – Но я не могу считать тебя своим другом, зная, что ты скрываешь от меня тайну своей жизни.

– Я же не обязана говорить тебе то, что не хочу…

– Нет, не обязана. Но я хочу хотя бы знать, что происходит, чтобы помочь.

Я отвернулась от неё.

– Мне не нужна ничья помощь. Я ни одна ничего не пойму, ни с кем-либо ещё.

Стася подошла ко мне и взяла меня за руку.

– Знаешь, – промолвила она, – Когда мы с тобой только начали дружить… Ты спросила меня, зачем те ребята бежали за мной… Я не хотела говорить тебе, потому что это тоже может испортить наши отношения.

– Почему?

Она улыбнулась.

– Потому же, почему и твоя история. Ты можешь понять меня неправильно.

Я не стала ей ничего отвечать. Я отвернулась от неё, всматриваясь в деревья.

– Но я знаю, что ты хочешь это знать.

– Не уверена, – призналась я.

– Почему? – поинтересовалась она, – Я же знаю, что ты этого хочешь…

– Да, хочу. Но я не хочу, чтобы ты говорила, ведь тогда мне придётся поведать тебе свою историю.

Она обиженно отвернулась от меня.

– Почему бы тебе просто не попытаться? Неужели ты думаешь, что после этого я перестану считать тебя своим другом?

– Именно так я и думаю, – ответила я.

– Но… поверь, нет!

Я знаю, что она сама не верит своим словам, но всё ещё пытается добиться от меня признания.

– Всё… Не так просто, как ты думаешь… Я не могу тебе объяснить, потому что сама ещё не разобралась в происходящем. Я, наверное, смогу проговориться только тогда, когда всё пойму… И тогда мы вместе с тобой посмеёмся над этой злой шуткой судьбы.

– Неужели всё так плохо?

– Ты не представляешь, насколько. Чтобы разобраться во всём, мне надо для начала разобраться в самой себе. Но, как мне кажется, чтобы разобраться в себе, надо быть либо безумцем, либо гением.

– Почему же?

– Потому что, чтобы разобраться в себе, ты должен посмотреть на себя объективно, а это, как по мне, невозможно. Мы видим в человеке то, что отражает нас самих. К тому же, чтобы понять его поведение в той или иной ситуации, мы должны знать наизусть его прошлое. И даже этого не хватит, потому что нам надо знать, как он думает в той или иной ситуации…

– Так, хватит! – перебила она меня и сразу же засмеялась, – Я поняла тебя. По крайней мере, я надеюсь, что поняла.

– Меня никто не понимает. Потому что вы – не я. Хотя о чём это я. Я сама себя не понимаю.

Я посмотрела на неё.

– Хватит обо мне. Надеюсь, ты теперь поняла, почему я не могу признаться тебе во всём?

Она кивнула мне.

– Но чтобы разобраться в ситуации и в самой себе, нам с тобой надо пойти дальше. Проблема в том, что в дневнике Лесмы нет нужной мне информации.

– А что за информация тебе нужна?

На сей раз я решила не скрывать от неё.

– Мне нужно знать, кто её убил.

Стася выпучила глаза. Она явно не ожидала от меня такого ответа.

– Но…зачем тебе это нужно знать?

Чёрт, и зачем я ей только ответила? Ведь теперь мне придётся ей всё выболтать.

– Давай так, – грубо ответила я, – Я обещаю в скором времени объяснить тебе всё. Просто знай. Мне надо узнать, кто именно убил Лесму. Я просто обязана. Большего я открыть не могу, прости меня.

Она посмотрела вниз.

– Хорошо, – спустя минуту ответила она, – Но что нам делать дальше?

Я посмотрела сквозь деревья.

– Надо поговорить с духом леса? – пошутила я, но Стасе не понравилась моя шутка.

– В своём дневнике Лесма писала, чтобы мы не доверяли Духу, ты что, не помнишь? – грубо ответила она.

– Но что ты тогда предлагаешь? К кому мы ещё можем обратиться?

Она долго думала, перед тем как ответить.

– Зато я знаю, – ехидно сказала она, – что мы можем сделать, чтобы узнать что-то ещё.

– Что мы можем?

Стася достала дневник Лесмы.

– Мы можем найти её лучшую подругу. Сейчас ей примерно двадцать девять лет. Не думаю, что она померла.

– Ты о… Мирьям?

Стася кивнула головой.

– Судя по всему, она живёт в Бирюзовом лесу.

– Думаешь, она хоть что-то знает? Лесма же никому ничего не говорила.

– Возможно, это для нас она ничего не говорила. Мы-то не знаем, как оно было на самом деле.

– И как же мы найдём её? – поинтересовалась я.

– Ты забыла, где мы находимся. В Бирюзовом лесу все знают друг о друге. Зачастую даже то, что ты сам о себе не знаешь.

Мы со Стасей вышли на главную улицу городка. Там мы начали спрашивать у прохожих, не знает ли кто девушку по имени Мирьям. Но никто нам не отвечал. Напротив, каждый раз, когда мы подходили к ним, они таращили глаза и отходили подальше. Наверное, это из-за моего странного вида.

Затем мы решили отправиться на рынок. Стася мне показала киоск с игрушками, о котором успела упомянуть Лесма. За прилавком сидела старая женщина, одетая в дешёвое белое платье, на голове у неё был аккуратно завязан фиолетовый платок. Она читала какой-то журнальчик с кроссвордами, крепко сжимая в правой руке серебряный стилус.

– Здравствуйте! – хором поприветствовали мы её.

– Ой, привет, девочка, – её голос был полон доброты, эта старая женщина у каждого могла бы вызвать доверие.

– Вы случайно не бабушка Улла?

Бабушка сняла с себя круглые очки.

– Давненько меня так никто не называл, – она улыбнулась нам, – Да, бабушка Улла – это я. А что такое?

Я посмотрела на Стасю.

– Мы хотели бы знать… – мне очень хотелось спросить её о Лесме, но я боялась, что она, подобно остальным, не станет продолжать со мной разговор, – Не знаете ли вы девушку по имени Мирьям. Ей сейчас где-то около тридцати.

– Да, знаю. Блондинка такая, тощая, болеет чем-то явно… – с жалостью ответила она.

– А где мы её можем найти? – резко спросила я.

– Ой, я не знаю, где она живёт.

– А где она работает? – перебила я её.

– Где она работает… Где работает…

Бабушка Улла увела взгляд куда-то вбок, а затем наверх и думала около минуты.

– Точно. Она же работает в ателье на третьем этаже универмага, Мирьям-то ваша. Да, точно, именно там.

– Спасибо вам огромное! – хором поблагодарили мы её и побежали в универмаг на третий этаж.

Универмагом было большое красное трёхэтажное здание с коричневой крышей, находившееся недалеко от рынка. На стенах висели плакаты с рекламой. У входа в здание стояла группа каких-то алкашей, выпрашивающих деньги на очередную бутылку. Нам со Стасей едва удалось пройти мимо них.

На первом этаже располагался продуктовый магазин, стоит отметить, довольно дорогой. На втором этаже расположились различные прилавки и киоски со сладостями и прочей ерундой. Там всегда было множество детей, рассматривающих дешёвые отечественные куклы и машинки. Там же был и канцелярский магазин, который всё манил и манил меня зайти. Пожалуй, этот магазинчик был единственным приятным местом во всём этом хаосе второго этажа.

Весь третий этаж универмага занимало ателье. В нём же можно было купить странную одежду, которую, судя по всему, шьют сами рабочие для большей прибыли. Также у них можно купить любую ткань на свой вкус. На кассе стоял ящик с нашивками и наборами для вязания, а за кассой сидела девушка, шатенка в очках.

– Здравствуйте, – поприветствовала нас кассирша, – Чем я могу Вам помочь?

– Здравствуйте. Вы не знаете девушку по имени Мирьям?

Она удивлённо посмотрела на меня, а затем прошептала:

– А зачем она Вам?

Я подошла к ней поближе.

– Мне нужно поговорить с ней. О её подруге детства.

Она что-то пробубнила про себя.

– Пойдёмте за мной, – она встала, взяла со стола какие-то ключи, потом пошла к двери в ателье и заперла её.

Я взяла Стасю за руку. Кассирша махнула нам рукой, дав понять, чтобы мы следовали за ней. Она проводила нас до служебного помещения. Это была маленькая комнатка ядовито-зелёного цвета с кофейным столиком, с чайником и микроволновкой и старым рваным диваном, стоящим рядом.

– Не хотите чаю? – спросила она меня.

– Нет, спасибо.

Но девушка подошла к чайнику и начала разогревать воду.

– Так значит… Вы и есть Мирьям?

Она подбежала ко мне.

– Это уже давно не моё имя! – прошипела она.

– Но бабушка Улла…

– Да сколько ей лет! Да, я давно работаю в ателье, с того момента, как мне исполнилось шестнадцать. Но я уже давно поменяла имя и внешний вид.

– Вы боитесь, что они найдут вас?..

Она прижалась к стене.

– Всё не так просто. Ты не можешь даже представить.

– Это всё из-за Лесмы, верно? Лесмы Туликиви…

Она посмотрела куда-то в сторону.

– У нас запрещено говорить о Лесме Туликиви.

– Это я уже давно поняла, поэтому судьба направила меня к Вам.

– Это было очень давно…

– Это было в девяносто третьем году… – продолжила я.

– Да… очень давно…Мне тогда было всего двенадцать лет. Лесме было десять. В том году она была сама не своя…

Она отошла налить себе чай.

– Прости… Я, наверное, ничем не смогу помочь тебе… И прошу тебя, больше никогда не подходи ко мне с этим вопросом.

Она налила в кружку кипяток, бросила туда чайный пакетик и несколько кубиков сахара, затем размешала всё это зелье и выпила, обожгла себе язык, но старалась не подать виду. Она быстро налила себе ледяной воды и выпила её.

Судя по её поведению, тема для неё была очень болезненная.

– Лесма, – наконец продолжила она, хотя я уже собралась уходить, – Никогда ничего не рассказывала мне. Поэтому я могу объяснить лишь то, что было видно со стороны. А я верила тому, что говорила мне мама, ведь я была ещё слишком мала, чтобы хоть что-то понять. Девяносто третий год. Не знаю, жила ли ты тогда уже.

– Я родилась в девяносто шестом.

– Правда? А ты выглядишь куда моложе. Но неважно. Ты и так прекрасно знаешь этот год. Год, когда одна катастрофа шла за другой. И одной из самых первых была катастрофа в Бирюзовом лесу.

– Да, я знаю. Террористы, продуктовый магазин.

– Террористы? – Мирьям засмеялась, – Это всё был он, это был его план, попробуй меня переубедить. А отец Лесмы, Сильво, был никем иным, как свидетелем.

– Но как это произошло? Почему его начали преследовать?

– Не знаю. Сомневаюсь, что он кому-либо говорил. Но он явно выдал сам себя, раз за ним началась охота.

– Его убили, верно? Похитители. Его же взяли в плен ради вымогания денег.

– Они хотели, чтобы вы так думали. Они всё подстроили. Они сделали так, чтобы скрыть собственные следы. Одни и те же люди виновны как и в исчезновении отца, так и в Кровавой резне.

– Но разве полиция не была на их стороне?

– Была. Полиция всегда не на стороне народа. Люди, которые всё это совершили, играли не против полиции, а против народа. Но их план был слишком глуп. А дело в том, что семья Туликиви знала обо всём, не только отец семейства. Сначала они хотели избавиться от отца. Они убили его буквально сразу же, хотя и подстроили всё так, будто он всё ещё жив и находится в каком-то мрачном помещении.

– А митинги? Мне говорили, что были митинги! За отца Лесмы, разве не так?

– Да, но всё было не совсем так, как ты думаешь. Людей раздражало то, что полиция и не пыталась найти пропавшего человека. Люди устраивали бойкоты, собирались на митинги, требовали от полиции действий, а Кровавая резня лишь подлила масла в огонь. Находились гении, которые складывали события в единое целое. Как и моя мать. Она одной из первых поняла, что на самом деле происходит. И когда люди начали выступать уже не против полиции, а против власти, пришли они. Люди, наставившие оружие на мирных граждан. Но, хотя страх и эффективен, монарху нужно было вставить своё слово. Они якобы провели тщательное исследование жизни бедного мужчины, обвинили его в терроре, в распространении наркотиков и во всех бедах человечества. Постановочные видео, от руки кем-то написанное признание самого мужчины. Кто-то верил в эту белиберду, но кто-то до последнего надеялся добиться своего. Например, моя мать. Она и распространила эту мысль, якобы Сильво Туликиви всё знал, поэтому его решили устранить.

Я схватилась за голову. События никак не могли уложиться в моём мозгу. У меня по-прежнему была куча вопросов, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь раздобуду.

– Но тогда, – наконец промолвила я, – Зачем это всё?

– А ответ на этот вопрос тебе даст учебник по истории. Что случилось во второй половине девяностых?

– У монарха появились новые советники, началась политика железного занавеса. Ведь точно! Был дворцовый переворот, никто не мог сесть на трон. Братья и сёстры убивали друг друга ради власти, а по телевизору крутили бесконечную и необоснованную клевету всех друг на друга. И тут пришёл он, Вильгельм IX.

– Благодаря чему?

– Сначала были массовые терроры, затем и чума, и со всем мог справиться только он и его политическая компания. Люди восхваляли его, и предыдущему монарху, Вольмару V, ничего не оставалось, кроме как передать корону ему.

– И тебе не кажется, что все эти события взаимосвязаны?

Я пожала плечами.

– Я слишком глупая, чтобы делать подобные умозаключения.

– А зря, умные и хитрые правят этим миром. И наша страна тому пример.

Я закрыла глаза, пытаясь представить всю картину в целом. Я наконец начала понимать, что на самом деле тогда произошло. Но оставался ещё один вопрос.

– Но что случилось с самой Лесмой и её мамой?

Мирьям лишь повертела головой.

– После того, как убили отца Лесмы, она… В буквальном смысле сошла с ума. Я больше не гуляла с ней, потому что все её боялись. Как мне тогда казалось, так повлияло на неё известие о смерти отца. Она металась из стороны в сторону, что-то лепетала, постоянно оглядывалась по сторонам. К тому же потом начали обвинять её семью, и со временем Лесма сама начала винить себя в происходящем. Я боялась, что у неё началась паранойя. Лесма постоянно говорила, якобы кто-то наблюдает за ней… А ещё она искала какого-то Лесного духа, постоянно тусовалась в лесу и оставалась там, бывало, аж до самого утра. Последний раз, когда я с ней виделась, был одним из самых жутких дней в моей жизни. Я пришла в её дом, даже не переживая о том, что меня может застукать её мать. Я вошла в комнату Лесмы. А там…

– Что там было?

– Она сидела в углу, за кроватью, а её руки… ОНИ БЫЛИ В КРОВИ. Я помню, как на ковре были раскиданы её ногти. Как все стены были красные от её крови. Она жгла какие-то бумажки, поэтому вся комната была задымлена.

Тут же я вспомнила свой сон, когда кто-то звал меня Лесмой, а вокруг был огонь. Неужели этот сон – воспоминание?..

– В страхе я выбежала оттуда, – неутомимо продолжала девушка, – И больше никогда не возвращалась. Никто не знает, что было потом. Лесма всё время была одна и кричала на каждого, кто к ней подходил. Затем она со своей мамой заперлась в доме. Как мне говорили соседи, к ним часто кто-то приезжал, но обычно это происходило по ночам, поэтому нельзя было точно описать, кто именно стал таким частым гостем в их доме. А потом… Где-то в ноябре… Они пропали.

– Как это? Бесследно?

Мирьям кивнула мне.

– И все свои вещи они оставили дома, верно?

Мирьям вновь ответила мне кивком.

– Но… их же наверняка искали! Хотя бы соседи!

– Всё не так просто…

– Но подожди… Если до сих пор есть люди, которые всё это знают, почему никто не добивается правды? Справедливости? Я уверена, что пострадал не только Сильво и его семья, но и множество других людей! Особенно те, кто умер во время подставных террористических актов!

– Об этом все знают, дорогуша. Но все боятся что-либо сделать. Ты посмотри в какой стране мы живём. Каждый знает, какая жесть происходит, но восстания давно прекратились. И Бирюзовый лес тому подтверждение. В Империи Лиеми каждый знает о проблемах, но никто не хочет их решать. Ты ещё совсем молодая и не помнишь, что происходило лет десять назад. Нет, дорогая, уже давно не было восстаний…

Она допила свой чай.

– А теперь у меня вопрос к тебе.

Она поставила кружку на кофейный столик, кашлянула и продолжила:

– Зачем ты пришла сюда, как ты меня нашла и зачем тебе Лесма?

Я, как ни странно, абсолютно не была готова к таким вопросам. Стася посмотрела на меня так же, как и Мирьям. Мы стояли в полнейшей тишине, и каждый, кто находился в комнате, ждал моего ответа.

– Я нашла её дневник, – призналась я.

– И как ты его нашла?

– В доме Лесмы была карта, по ней и нашла.

– Дай мне посмотреть.

Я дала ей карту, которую нашла в старом заброшенном доме. Та взяла её в руки, быстро достала зажигалку и подожгла.

– Нет! Что ты делаешь?! – закричали мы со Стасей.

– А какая разница? Всё равно дневник найден. И судя по всему, вы сломали шкатулку, чтобы достать его.

– Окуда… Откуда ты знаешь?

Она злобно уставилась на меня.

– Я следила за Лесмой. Тогда, буквально за несколько дней до её исчезновения. Да, после того дня, когда я нашла её в комнате, я продолжала наблюдать за ней. Она часто ходила на то место в лесу и проводила там большую часть своего времени. После её исчезновения я прочитала её дневник, надеясь найти там хоть что-то, что могло бы объяснить её странное поведение. Но ты сама прекрасно знаешь, что там написано. Я-то и отнесла его своим родителям. Но…

Мирьям замолчала.

– Но… что? – неугомонно спросила я.

– НО ОНИ УБИЛИ МОИХ РОДИТЕЛЕЙ! – крикнула она и разбила об пол кружку. Потом она села на пол и начала собирать осколки. Я тоже присела и начала ей помогать.

– Они не хотят, чтобы мы знали… – повторила она слова Лесмы.

Она выкинула осколки кружки в мусорное ведро.

– Поэтому здесь никто не говорит о Лесме Туликиви? Ибо тот бунт плохо повлиял на ваши жизни? – наконец догадалась я.

– Возможно… Да. Точно да. Все боятся этой темы, и лишь потому, что все знают правду.

У меня сильно заболела голова. Я схватила её руками. Боже мой, как больно! Перед глазами опять тьма. Меня начало сильно тошнить, я упала на колени.

Я открыла глаза, но Стаси больше не было со мной. Я сидела в каморке, а Мирьям кричала на меня за разбитую кружку. Я посмотрела на свои руки, они все были в крови.

– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! – кричала она мне, – Я ЖЕ СКАЗАЛА, ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!

– Но…

Что происходит? Где Стася?! Мирьям, хотя я уже сомневалась, что это была именно она, толкала меня шваброй и выгоняла из каморки.

– Как ты смеешь мне такое говорить?!

– ГДЕ СТАСЯ?! – крикнула я ей.

– Какая Стася? Уходи отсюда, живо, иначе я позову охрану!

– Хорошо, извините пожалуйста…

Я выбежала из ателье. Я вновь прокрутила в голове наш разговор с Мирьям. Я не поняла, что именно произошло в тот момент. Где Стася?

Я покинула универмаг. На улице уже было темно. Я пошла домой, всё время оглядываясь по сторонам. Крики Мирьям всё ещё кружились в моей голове. Ещё я боялась, что замечу, будто кто-то следит за мной. Я пыталась заставить себя не думать, потому что мысли вновь отравляли мне мозг.

Я ничего не понимаю.

Я упала на колени прямо в лужу. Прохожие смотрели в мою сторону, обзывая сумасшедшей, но никто даже не попытался мне помочь. Мне никто и никогда не сможет помочь…

Слёзы потекли по моим щекам. Я сжала руки у груди. Мои колени тряслись от страха и холода. Я ударила кровавым кулаком по мокрому асфальту «райского городка», который сводит меня с ума.

– За что… – прошептала я.

Я оглянулась вокруг в надежде среди случайных прохожих отыскать Стасю. Но меня окружало лишь бесчисленное множество одинаковых лиц, так нелепо прятавшихся за масками счастливых обитателей этого ада. Этот городок… С самого начала он казался мне сказочным миром, который так сильно отличается от вечно серого Робин-Вилля. Но я ошибалась. Везде в этой грёбаной стране – серые пустые города, чьи обитатели – сумасшедшие твари, что пытаются не обращать внимания на проблемы. Идиоты, которые не хотят ничего решать. Которые просто не замечают всего ужаса происходящего.

– Мне стыдно, что я – одна из вас, – прошептала я.

Хотя, возможно, проблема не в них, а во мне?

Нет! Нельзя ни о чём думать!

– Не надо!!! – крикнула я и сразу закашлялась, прохожие оборачивались на меня, презрительно говорили мне что-то и шли дальше по своим делам. Все боялись меня. Все обходили меня стороной. Все меня презирали…

Мои мысли… Нет… Они снова начинают отравлять мне мозг. Почему я не родилась идиоткой, которая ничего в этом мире не понимает? Как сильно я хотела бы вырасти дегенератом, чтобы радоваться каждому новому дню… Чёрт возьми, почему ты не наделил меня тупостью?!

Я дошла до дома. Я надеялась отыскать её там. Не знаю почему, но я надеялась, что она у меня дома, сидит на кухне, попивает чай вместе с моим отцом… Но дома меня встретили мама с доктором Малисом.

– Привет, Мэри, – поприветствовал он меня.

– Здрасьте, – неохотно ответила я и направилась в свою комнату.

К моему удивлению, мой дневник вновь лежал на столе, хотя я не доставала его из-под матраса. Я разозлилась из-за очередной мистики, мучившей мой разум. Но я пообещала себе просто не обращать на всё это внимания.

Моя мама до полуночи о чём-то говорила с доктором Малисом на кухне, но я не стала вслушиваться в их разговор. Туман во всём отравлял мой мозг. Я не верю самой себе. Я не понимаю, что происходит. Я выпила свои таблетки, прописанные доктором Малисом, и направилась спать. Среди таблеток было снотворное, единственное, что последние месяцы помогало мне заснуть. Я забылась сладким сном, желая не видеть и не слышать больше ничего.

Глава 20.

Я видела Мирьям. Но почему-то воспоминание о ней было каким-то странным. Вместо меня там стоял мой давний враг – девушка из тьмы. Мирьям говорила мне о Лесме, но далеко не всё из того, что она разболтала на самом деле. Когда воспоминание исчезло, я вновь осталась в кромешной тьме наедине со своим пожирателем спокойного сна.

– Всё близится к концу, верно? – спросила я её.

– Да, – ответила она мне.

– Скажи, я хоть немного стала ближе к разгадке?

– Да. Настолько, что ты сама не можешь в это поверить.

Я отошла от призрака. На сей раз она не вызывала у меня никаких негативных эмоций.

– Скажи, пожалуйста. Только честно. Это всё выдумка, правда?

Призрак подошла ко мне.

– Смотря что именно.

– Всё, что со мной происходит. Я ведь, наверное, умерла в тот день, когда ты ко мне пришла. Ты и есть Лесной дух, с которым я заключила сделку. Ты – тот самый дух, который лишь обещает, но никогда не выполняет.

– Нет, Мэрилин. Я не тот Лесной дух. И ты не мертва.

– А жаль… – тяжело вздохнула я, – Этот ад, видимо, никогда не закончится.

– Он закончится тогда, когда ты сама этого захочешь. И ты это знаешь.

Я посмотрела на звёзды, которые появились среди бесконечной темноты.

– Я ничего не понимаю.

– Ты врала настолько долго… – призрак, видимо, ожидала, что я перебью её, но я этого не сделала, поэтому она продолжила, – Что ты забыла правду.

Эти слова уже не так сильно кололи мне сердце, ибо я знала, что рано или поздно они вновь прозвучат.

– Так что из всего этого выдумка? И прошу, не надо мне отвечать, будто бы я сама всё это знаю.

Призрак взяла меня за руку точно так же, как это делала Стася. Нежное прикосновение мягких рук, выводящее меня из себя.

– Мне очень жаль тебя. Мы хотели помочь тебе, правда. Но я теперь понимаю, что ты завела себя в такой тупик, из которого уже никогда не сможешь выбраться.

– И как же я завела себя?

Она отпустила мою руку.

– Ты смирилась, ведь так?

Я кивнула ей.

– Я устала искать во всём правду. Я больше не хочу всего этого. Я хочу, чтобы всё стало на свои места.

– Но тебе всё так же страшно принять реальность?

Я не знала, что ей ответить.

– Возможно, да. Но мне страшно жить, не зная этой реальности.

– И ты, наверное, уже знаешь, какой сейчас месяц.

– Честно говоря, я не помню. Время для меня штука крайне тяжёлая. Я не помню большую часть дней, что провела в стенах своей новой квартиры в Бирюзовом лесу.

– Сейчас сентябрь, дорогая. И ты всё так же прогуливаешь школу.

– Сентябрь? – удивилась я, – Для меня всё ещё июль…

– Что и требовалось доказать.

Я опустилась на колени, призрак же присела рядом со мной, а потом мы обе легли и стали смотреть на звёзды.

– Ты опять сдашься? – спросила она меня жалобно.

– Я никогда не сдаюсь, – неуверенно ответила я.

– А зря. Именно это и завело тебя в тупик.

– Может, ты наградишь меня амнезией, а? – усмехнулась я, – Может, тогда всё встанет на свои места?

Призрак засмеялась, но ничего не ответила мне.

Я не знаю, сколько дней я провела в состоянии «ничего». Такое часто со мной бывает. Обычно это время сразу же улетучивается из моей головы, поэтому мне так сложно вспомнить, какое сегодня число.

Я начала понимать, что именно мне говорит мой частый гость. Мне осталось только принять всё это.

Мама и доктор Малис так же часто навещали меня. Они сильно разочаровались во мне. Доктор Малис хотел мне помочь, но я лежала на своей кровати, не делая ничего.

Мне не хотелось ни о чём думать. Я каждый день ложилась спать с единственным желанием: забыться вечным сном. Но я боялась, что тогда окажусь наедине даже не с призраком, а с собой и своими мыслями. Я плакала, просыпаясь, потому что знала, что впереди меня ждёт ещё один ужасный день.

Опять оно. Опять депрессия. Опять я думаю обо всём и ни о чём конкретно. На сей раз мне не хотелось бороться с мыслями, приходящими мне в голову, поэтому ни одна из них не могла ни на секунду завладеть мной. День за днём, ночь за ночью…

Временами я обращалась к прошлому, которое так сильно хочу забыть.

Мама хвалила меня в детстве, когда я рассказывала ей про Юлию и её постоянные выходки. Она гордилась мной, тем, что я не подстраиваюсь под её компанию и у меня якобы есть хоть малейшее чувство достоинства. Дакота, кстати говоря, тоже не была её подругой. Как и я, она вела борьбу с друзьями этой зазнайки. Кто бы тогда мог подумать, что именно благодаря противостоянию Дакоты и Юлии Дакота станет такой же, как она?..

На самом деле Дакота не всегда была таким плохим человеком. Мы с ней были довольно близкими подругами когда-то давно. Помню, как ещё до смерти отца мы с ней пошли пускать ручьи во дворе школы. Это было ранней осенью. Я всегда любила осень за её депрессивность и угнетённость. Небо в это время года было как никогда серым, а капли бесконечного мелкого дождя целовали давно разбитый асфальт. Но в детстве это не мешало мне гулять после уроков, так, словно сейчас не холодная осень, а жаркое лето. Вместе с Дакотой мы злобно подшучивали над классным руководителем, само собой, не обходили стороной и Юлию.

– Почему ты не любишь Юлию? – однажды спросила меня Дакота.

– Мой отец говорит, что она плохой человек. С ней нельзя общаться. Также он говорит, что её нельзя слушать.

– Но Юлия довольно умная, – завистливо уронила Дакота, – почему он говорит не слушать её?

Я нагнулась к Дакоте и прошептала ей на ухо:

– Отец говорит, что многие люди состоят из дерьма. И они всегда будут тянуть тебя в своё дерьмо. Они никогда не скажут тебе приятного слова, никогда не подбодрят тебя. И если ты позволишь их говну пробраться внутрь тебя – ты потонешь, как корабль, и уже никогда не сможешь всплыть наверх. Поэтому так важно выбирать себе хорошую компанию и всегда оставаться самим собой.

Дакота смутилась от таких неприличных, на её взгляд, слов. Мне показалось, что она не поняла меня, но я не стала объяснять ей, потому что просто не могла сказать это иначе.

– Я не общаюсь с Юлией, потому что считаю её дурой, – призналась Дакота, – И высокомерной. Она считает себя королевой Земли.

– Тоже верно, – согласилась я, – Но какая разница. Для нас главное – не общаться с ней.

Знала бы я тогда, что Дакота станет такой же высокомерной королевой Земли. Но как так получилось? Она же так ненавидела Юлию. Может, она ей просто завидовала и поэтому не общалась? Да, скорее всего, так и было. Она просто не хотела признаваться, что завидовала ей.

Отец же помогал мне найти выход из любой ситуации. Он никогда не лез за словом в карман. Было такое ощущение, что он написал все существующие книги по психологии и философии.

Помню, это был мой первый концерт от музыкальной студии, в которой я некогда училась. Мне было семь лет, и я очень сильно боялась выступать. Я по натуре стеснительный человек, а таким нельзя исполнять сольные номера! Мало того, мне всё время казалось, что платье, в котором я должна была выступать, мне сильно мало. Поэтому всё время, что у меня было на подготовку, я провела, стоя у зеркала и оскорбляя себя по поводу и без.

Настал тот момент, когда я должна была идти выступать. Мои ноги тряслись, а перед глазами темнело от страха. Я помню, как взяла микрофон в руки и вышла на сцену. Сидящие в зале люди аплодировали мне. Родители сидели в первом ряду с цветами и улыбались. Объявили мой номер. Потом концертмейстер поставила на пюпитр чёрного рояля клавир одной известной песни, которую я должна была исполнять. Похрустев пальцами, она начала играть. Она играла вступление, проигрывая такт за тактом… Я пыталась собраться с мыслями. Вдох, выдох…

Вот оно. Сейчас я должна начать петь. Я поймала нужную мне ноту с трудом, но потом поняла, что забыла слова первого куплета! Я не стала петь. Я посмотрела на своих родителей: с их лиц исчезла улыбка. Моя мама побледнела от стыда. Люди не стали смеяться, понимая, что я ещё ребёнок. Начался припев. Его я не пропела, а проплакала от страха. Я поняла, как сильно облажалась, бросила микрофон на пол и убежала за кулисы. Заметив это, концертмейстер не перестала играть, а мой отец побежал утешить меня. Я услышала гнусный смех Христины где-то позади, отчего мне стало ещё хуже.

Я забежала в туалет, заперлась в кабинке и начала плакать.

– Мэрилин, я знаю, что ты здесь, – спокойным голосом проговорил мой отец.

Он открыл дверь в туалет. Убедившись, что, кроме меня, там больше никого нет, он зашёл внутрь. Я не стала выгонять его.

– Ну же, открой мне дверь, дорогая, – он встал у моей кабинки и взялся за ручку дверцы, – неужели намного лучше плакать, спрятавшись в кабинке туалета, нежели обнять любимого отца?

– Я опозорилась… – пробормотала я сквозь слёзы.

– Это твоё первое выступление, ничего страшного. Вот знаешь, я в своё время тоже сильно опозорился. Это было на моём самом первом свидании. Понятное дело, не с твоей мамой. Так вот. Я пришёл в ресто…

– Я подвела вас! – перебила я его, – Вы верили в меня, а теперь вы меня ненавидите! Вы любите Христину за всё на свете и гордитесь ею, а мною никто не будет гордиться!

– Кто сказал, что мы не гордимся тобой?

– Ты… Ты бы видел, как мама посмотрела на меня, когда я перестала петь! Она… Ей было стыдно! – я рыдала и заикалась.

Отец потоптался на месте.

– Я уверен, тебе так показалось. Мы с мамой очень гордимся тобой.

В туалет вошла какая-то женщина и очень удивилась, увидев моего отца.

– А ну, убирайтесь отсюда! – крикнула она ему.

– Извините, пожалуйста, я, видимо, ошибся, – соврал он и вышел из уборной.

Сейчас я понимаю, почему он так сделал. Он знал, что мне не нравится лишнее внимание. Если бы он честно объяснил женщине, что всего лишь пытается успокоить меня, она бы тоже начала «успокаивать», а на деле лишь ещё больше смутила бы меня. Жаль, тогда я этого не поняла, поэтому и обиделась на отца.

Когда женщина вышла из туалета, отец вернулся и вновь встал у моей кабинки.

– И долго ты ещё будешь там сидеть, или тебе просто нравится ставить меня в неловкое положение, котёнок? – добрым и спокойным голосом пропел мой отец.

– Столько, сколько потребуется, – угрюмо ответила я.

– Если всю жизнь о чём-то грустить и чего-то бояться, то у тебя не останется времени на саму жизнь. Зачем сидеть и скулить, если можно просто выйти и обнять своего папочку?

Я не знала, что ему ответить. Я всё-таки решила выйти из кабинки. Он сразу же обнял меня, как только я приоткрыла дверь.

– Ну вот что ты плачешь, котёнок? – промяукал он.

– Это… это просто ужасно…

– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Но пойми, через год ты посмеёшься над этим. Ты знаешь,сколько деток за сегодня забыли слова своей песни? Ух, их была куча! Ну и что, никто не плачет. А знаешь, почему?

– Почему? – поинтересовалась я.

– Потому что они не такие ранимые, как ты. Просто знай, что это не стоит твоих слёзок. Мы все совершаем ошибки, в этом и заключается наш жизненный путь. Зато в следующий раз ты уже не допустишь того же. Этих концертов у тебя ещё будет пруд пруди, и там ты сможешь показать, на что способна, (моё настоящее имя)!

Отец прижал меня к сердцу. Рядом с ним мне всегда было спокойно.

– Спасибо большое… – поблагодарила я его.

– Не за что, котёночек мой. Пойдём, вытрем слёзки. Хочешь, потом поедем в ту забегаловку у дяди Коли?

– Да, – призналась я. Я очень любила ту самую забегаловку. Дядя Коля был другом нашей семьи, он часто встречал с нами Новый год и приходил на каждый мой день рождения. По крайней мере, так было до смерти отца. Потом моя мама уже не хотела его видеть, ибо он напоминал ей об отце.

В туалет вошли моя мама и Христина. Христина всё так же гнусно улыбалась, а мама держала её за руку.

– Ну что вы тут, а? Зачем плакать. Надо было просто получше подготовиться, и не было бы ничего.

Мой отец посмотрел на маму со злобой, дав ей понять, чтобы она немедленно заткнулась.

– Не слушай её, – прошептал мне отец, – Мы-то с тобой знаем, что ты у нас умничка и просто перенервничала.

Он проводил меня до раковины и помог мне прихорошиться. После этого мы все вместе поехали в ту самую забегаловку у дяди Коли.

Меня не покидает мысль, что, будь отец сейчас рядом, он бы помог мне. Он бы выслушал меня, он бы успокоил меня. Почему смерть забрала его? Почему его, а не Юлию, не Дакоту, не Христину?!

До того, как отец умер, я не понимала, насколько он нужен мне. Но вот. Его уже несколько лет нет со мной, и моя жизнь превратилась в чёрную полосу.

Я знаю, что моя жизнь упала на глубочайшее дно после той роковой ночи. Опять я, пожар, кукла, которую я уронила… До сих пор для меня остаётся загадкой, что же именно тогда случилось. Был ли это случайный пожар и чем он был вызван? Или это был намеренный поджог? Если да, то почему? Мне не даёт покоя тот факт, что прямо перед пожаром мой отец был сам не свой, часто пил и вновь начал курить.

Тут я заметила некое сходство между мной и Лесмой. Её отец тоже перед смертью вёл себя странно. У него тоже были какие-то проблемы. И смерть отца тоже сильно на неё повлияла.

Интересно, какой была Лесма? Смогли бы мы с ней подружиться? Как это странно… Человек, умерший ещё до моего рождения, с похожей историей, просит меня узнать её убийцу. Всё это звучит, как бред какого-то сумасшедшего! И я никак не могу поверить в то, что это правда.

Я проснулась. Моё убитое состояние наконец отпустило меня, хотя мне, как и раньше, не хотелось возвращаться к жизни. Мама ушла куда-то по своим делам. Я же впервые за всё время проживания здесь решила посмотреть на комнату мамы. Я помню, как она мне говорила не заходить туда. Но что там такого?

Осень в Бирюзовом лесу была очень холодной. Я укрылась пледом и пошла в комнату мамы. Её комната больше походила на свалку, нежели на место обитания. Я и подумать не могла, неужели мама так занята, что не успевает прибраться в своей комнате? Комната была небольшой. В ней была двуспальная кровать, прикроватная тумбочка со старой настольной лампой на ней. Рядом лежала книга «Муравейник», которая напомнила мне о дневнике Лесмы. У стены стоял книжный шкаф, полки которого покрылись толстым слоем пыли. Шкафа в маминой комнате не было: я помню, как она мне говорила, что хочет его купить, но я не придала этому значения. Поэтому все её вещи лежали в чемодане. Странная картина, если знать, что мы живём здесь уже несколько месяцев.

Кровать мамы была не застелена, на ней лежали тарелки с давно заплесневевшей едой и чашки с выпитым несколько недель назад чаем. Мне стало стыдно, что, пока я умираю от апатии и прокрастинации, она работает не покладая рук.

– Надо ей помочь… – прошептала я.

Я отнесла на кухню всю грязную посуду, помыла её, вернулась в комнату и заправила кровать. Комната от этого не стала чище, но это хоть что-то. Я даже не знала, где у нас в новой квартире швабра или пылесос. Поэтому всё, что я могла сейчас, – это убрать мамины вещи обратно в чемодан.

– А может, лучше на книжный шкаф? Что он стоит пылится, а так хоть вещи есть куда сложить на время…

Я решила так и сделать. Я стала разбирать мамины вещи, доставая по очереди её старые шмотки из чемодана и складывая их в книжный шкаф. Ну и что, что она мне запрещала сюда заходить? Что здесь такого? Зато я ей хоть помогла убраться… Может, ей станет приятно?..

Под её вещами была какая-то коробка. Мне стало интересно, что там лежит. Может, это то, из-за чего моя мама не хотела пускать меня в свою комнату? Иначе зачем ей прятать это в коробке. Я открыла её: внутри лежал диктофон, который я заметила в руках мамы, когда мы болтали со Стасей; там же лежала моя медицинская карточка, полностью исписанная доктором Малисом и моим предыдущим доктором из Робин-Вилля; там же были рисунки, которые я рисовала весь этот год. Они показались мне крайне жуткими. Там был рисунок, который я нашла прямо перед отъездом. На нём изображена якобы поющая я, а рядом написано “Мэрилин”. На следующем рисунке был криво нарисованный пейзаж с рекой Бирюза, в которой мы когда-то плескались со Стасей. Третий рисунок меня удивил, потому что на нём я пыталась изобразить девушку из тьмы.

– Опять ты… – прошептала я.

Я стала тщательно осматривать её, боясь, что она прыгнет на меня с рисунка или поселит в моей голове очередной хаос. Но это был лишь рисунок, который я сделала в момент помутнения моего сознания.

Я отложила свои рисунки, потому что увидела странный конверт прямо на дне коробки. Я достала его, внутри лежали аккуратно сложенные фотографии. Я посмотрела на них и мгновенно прослезилась. На первой фотографии был изображён мой отец. Это была наша последняя семейная фотография. Тогда мы ходили на пикник в лес, готовили на мангале шашлыки. Вот мой отец, обнимающий меня. Я смеюсь. Рядом со мной стоит Христина с натянутой улыбкой, а за ней – моя мама, которая втайне от всех ест только что приготовленный шашлык. Все такие счастливые. Интересно, окажись я сейчас в том самом дне, они бы поверили мне, если бы я им рассказала о том, что случится? Как сильно я хотела бы переместиться туда и предупредить их о наступающей беде…

На следующей фотографии отец качает меня на качелях. Там мне всего пять или шесть лет.

На третьей фотографии я и Христина пьём молочный коктейль в той самой забегаловке дяди Коли. Как же я давно не пила этот банановый с шоколадной стружкой коктейль, на дне которого всегда была жидкая карамель, отчего напиток становился ещё слаще…

На четвёртой фотографии – моё первое сентября, когда я только пошла в первый класс. Я стою, наряженная в школьную форму, а мои косички украшены пышными белыми бантами. В правой руке я держу букет лилий, который вскоре подарю классному руководителю. Я попыталась найти на фотографии Дакоту или других, низких и жалких, но… Эти люди будто стали мне чужими. Я начала вспоминать своих одноклассников и поняла, что, кроме тех, на кого я по-прежнему держу зло, я никого не помню. На миг мне показалось, что с моего последнего визита в школу прошло несколько лет.

Пятая фотография была такой же, как и предыдущая. На шестой я сижу в своём классе. Там я была в каком-то персиковом платье, а сзади – украшенная игрушками, имбирным печением и мишурой ёлка. Видимо, тогда мы отмечали Новый год в школе. Правда, не в сам Новый год. Это обычно происходило двадцать пятого декабря, последний школьный день в году. Мы с классом готовили сценку. Интересно, кого я тогда играла?.. И играла ли вообще? Сценарий обычно писали лучшие подруги Юлии, поэтому я была либо декорацией, либо оператором и снимала выступления своих одноклассников, сидя с дешёвой камерой среди остальных зрителей.

На седьмой фотографии я стою в обнимку с Дакотой. Тогда мы с ней были лучшими подругами.

На восьмой фотографии я сижу на своей кровати. Сколько мне лет? Трудно сказать. Наверное, тринадцать. Это было уже после смерти отца. Я сижу на кровати и убитым взглядом смотрю в окно. О чём же я тогда думала? Наверное, придумывала очередное приключение своей героини по имени Мэрилин.

На девятой фотографии я снова маленькая. Мне лет девять. Я сижу на полу в красивом чёрно-розовом платье и радостно разбираю свои подарки. Наверное, это мой день рождения. Интересно, что мне тогда подарили…

Как только я увидела, что, я в шоке бросила фотографию на пол. В руках у меня была кукла. Именно она меня и поразила. Это была кукла с каштановыми волосами, длинным чёрным платьем до пола, больше похожим на простыню… А на лице у куклы была лисья маска.

Я схватила рисунок девушки из тьмы и фотографию, на которой изображена кукла. Боже мой. Это она.

Я встала на ноги, шокированная увиденным. Как так? Как это возможно?

Перед моими глазами вновь явственно пронеслось воспоминание о той роковой ночи. Огонь. Я бросаю на пол куклу. Это была та самая кукла! Но что это значит? Дух той куклы пришёл ко мне, чтобы отомстить? Или Лесной дух решил подшутить надо мной, явившись ко мне в таком образе?

Я услышала мамин голос на лестничной клетке. Она возвращается домой! Я быстро сложила фотографии обратно в конверт, а конверт сунула обратно на дно коробки. Я выбежала из маминой комнаты, чтобы поприветствовать её. Мама вошла в квартиру и очень удивилась, увидев меня стоящей на ногах. Она крепко обняла меня и что-то пробурчала мне в плечо. Тут же в нашу квартиру вошёл доктор Малис.

– О, какая встреча, Мэри! – радостно пропел он, – Ты как? Тебе лучше?

– Да… – тихо произнесла я.

– Я рад, что тебе лучше…

Мама пошла к себе в комнату, чтобы отнести туда какую-то сумку.

– Мэрилин, это ты убралась в моей комнате?! – с ноткой ярости прокричала она мне. Я зашла в её комнату и увидела её разбирающей чемодан.

– Да… Я увидела, что у тебя очень грязно, и решила помочь тебе, – призналась я.

Она не обратила внимания на мой ответ, она по-прежнему рылась в чемодане.

– Ты в мой чемодан лазила? – строго спросила она.

– Нет, – соврала я, – Я только начала складывать твою одежду, как вдруг ты… То есть вы пришли.

Я посмотрела на доктора Малиса, который тоже рылся в своей сумке. Мама же, обрадованная, встала и приобняла меня.

– Я тоже рада, что тебе стало лучше. Каждый раз ужасно смотреть на то, как ты дни напролёт лежишь в кровати.

– Понимаю. Но я не помню эти дни, – призналась я, – Я знаю о них только благодаря вам, доктор.

Он странно смотрел на меня. В его взгляде было выражение не то удивления, не то испуга, не то радости.

– Но сейчас ты это понимаешь? – заикаясь, спросил он, – То есть, ты понимаешь, что это было, и ты примерно помнишь, сколько дней ты находилась в этом состоянии и что ты делала?

Я неуверенно кивнула ему в ответ.

– Я с трудом могу посчитать эти дни. Я сбилась со счёту.

– Но для тебя это был один день или неделя?

– Больше недели. Я думаю, где-то полторы или даже две.

Доктор Малис радостно посмотрел на мою маму.

– И что ты планируешь делать дальше?

Зачем он это спрашивает?

– О чём это вы? – угрожающе спросила я.

– Ну, ты собираешься пойти в свою новую школу?

Мне было бы интересно познакомиться с новыми для меня людьми. Возможно, я нашла бы новых друзей… Стася! Мы бы, наверное, учились в одном классе.

– Ты меня уже записала в новую школу? – обратилась я к маме.

Она так же неуверенно кивнула.

– А известен список моих новых одноклассников?

– Зачем он тебе? – спросил врач.

– Было бы классно учиться со Стасей в одном классе. К тому же я здесь нахватала врагов, – соврала я, – Не хочу находиться с ними в одном помещении.

– И как же ты нахватала этих врагов?

– Ну, у меня не сложились отношения с Пяйве, – призналась я. Это было правдой, но на самом деле мне было всё равно, буду ли я учиться с ней в одном классе. Но мне надо было знать, буду ли я учиться со Стасей.

– Это та девочка, которую ты спасла в горящем доме? – спросил доктор Малис.

– Да, именно она. Она отблагодарила меня, послав на все четыре стороны. Странная девица, – уточнила я, – Думает только о себе, вот и делай добро людям после этого.

Доктор Малис и мама не знали, что на это ответить.

– Я думала, вы с ней хорошие подруги, – наивно прошептала мама.

– Мы с ней пару раз погуляли, и этого было достаточно, чтобы понять, что мы с ней не сойдёмся ни в чём, – грубо ответила я, – И это всё после того, как я, рискуя своей жизнью, вытащила эту глупую из горящего дома.

Доктор Малис подошёл ко мне и положил руку мне на плечо.

– Признаюсь, я долго не хотел говорить тебе об этом. Сразу после пожара меня отправили поговорить с ней. Она сперва не рассказывала мне ничего. Но однажды вечером, перед тем, как ты вышла из комы, она мне кое-что выболтала, чего я не хотел говорить тебе.

– Так скажите сейчас. Хуже всё равно не станет, да и лучше тоже.

– Так вот. Пожар устроила она сама.

– Я так и знала… – прошептала я, но доктор Малис, видимо, это услышал.

– Откуда?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Я начала так думать, когда она расплакалась у нас в столовой. Она, как я помню, говорила, что не хочет жить, так как никогда не сможет сбежать из этого захолустья.

– Да, именно так, – подтвердил мои слова врач, – Она придумала историю со своим сном. Она сама подожгла свой дом. И поэтому не стала тушить его в первые минуты. Инстинкт самосохранения сыграл свою роль, поэтому она была так напугана, когда ты её нашла. Но она плакала, когда говорила о своём спасении. Она была благодарна тебе за смелость и жертвенность, но она не хотела, чтобы её спасали. И после пожара она выглядела глупой овечкой, как она мне призналась после выписки из больницы. Все говорили, какая ты смелая, а мама всё время ругала её за неосторожность и безответственность.

Я не знала, что сказать. Я думала, что Пяйве эгоистка и только поэтому так поступила со мной тогда в лесу. Но я ошибалась. В этот момент мне захотелось прийти к ней и обнять её. Да, это был первый и последний героический поступок в моей жизни. И это была, судя по всему, медвежья услуга. Да, я спасла ей жизнь. Но какой был смысл, если жизнь Пяйве стала от этого ещё более невыносимой.

– Может, однажды она поймёт, – утешила меня мама, – Всё-таки она подросток, который ещё многого не ценит и не принимает. Однажды, когда она поймёт, насколько ценна её жизнь, она вспомнит о тебе. Тогда она поистине поблагодарит тебя. А сейчас она ещё этого не понимает.

– Может, ты права, – ответила я, – Но сейчас я чувствую себя виноватой.

На самом деле я прекрасно понимала, что полезла в горящий дом не для того, чтобы помочь бедной девочке. Я это сделала ради себя. Чтобы у меня была причина гордиться собой, чтобы меня считали героем. А если бы я умерла там, то меня… тоже считали бы героем! И именно из-за этого я полезла в тот горящий дом. И это я эгоист, а не она, ибо в такой момент в первую очередь я думала именно о себе.

Как и всегда, доктор Малис осмотрел меня, задал какие-то вопросы, после чего ушёл. Уже был вечер, и фиалкового цвета закат накрыл загадочный городок, отчего тот стал ещё более таинственным и мистическим. Я же сидела на балконе, укрывшись тёплым шерстяным пледом, с кружкой горячего молока. В наушниках звучала моя любимая музыка, которая месяцами не менялась в моём плеере. Она мне не надоедала, хотя иногда я и жаждала найти новый для себя звук. К тому же старая музыка напоминала мне о моей жизни.

– Я же, вроде как, дала себе обещание начать новую жизнь?.. – вспомнила я. А ведь так оно и было, я действительно решила, что раз уж живу в новом для себя городе, у меня есть шанс полностью изменить свою жизнь.

Я сняла наушники в знак отречения от своего прошлого. Гул ласточек, свивших гнёзда на балконе моих соседей, напомнил мне, что я всё ещё живу. Живу в ужасном мире, наполненном страданиями и разочарованиями.

– Может, это не мир такой, а ты такая? – ядовитый голос снова прозвучал где-то рядом со мной, – Да, и вновь мы встречаемся здесь.

Я посмотрела на девушку из тьмы и сразу вспомнила про куклу на фотографии.

– Что это значит? Как это вообще возможно? – я повернулась к ней. Её волосы переливались перламутром на фоне прекрасного лилового заката и красного солнца.

– Видимо, ты сдалась, раз перестала вести своё расследование. Хотя сегодня ты нашла для себя новую зацепку, которая могла бы помочь тебе.

– Я тебя не понимаю, – усмехнулась я, – То ты просишь меня перестать этим заниматься, то сама удивляешься и критикуешь меня, когда я, как ты говоришь, сдалась.

– Нет, я тебя не критикую. Я, напротив, счастлива, что ты наконец прекратила страдать ерундой. Тогда у меня к тебе другой вопрос: что ты собираешься делать дальше?

– Доктор Малис спросил меня о том же сегодня.

– Как же мы с ним похожи, – хитро произнесла она, – Но ты ему так и не ответила, верно?

– Откуда ты знаешь? – удивилась я.

– Ой, поверь, я знаю о тебе всё.

– Да, я не ответила ему. Потому что теперь не знаю, что мне делать дальше.

– Почему бы просто не начать жить нормальной жизнью?

– В каком смысле? – переспросила я.

– Снова пойти в школу, например. Найти друзей и вновь заняться музыкой.

– Но мне нельзя петь… – грустно ответила я.

– Разве ты забыла, что уже несколько месяцев как здорова?

– И что? У меня всё равно никогда не получалось. Я очень стеснительная, из меня бы всё равно ничего не вышло.

– А как же искусство ради искусства? Почему бы просто не петь ради себя?

– Мне это больше не нравится, – упёрлась я, – Вот и всё. У меня нет ни малейшего желания этим заниматься. Это напоминает мне о моей группе и о родном доме.

– Да перестань ты думать о своей группе! Да, тебя подвели, и что? После этого вообще музыкой не заниматься? Нет, дорогая, это глупо. Ты всё так же любишь музыку, и ты действительно хочешь ей заниматься. Ты просто боишься, что тебя будет ждать очередное разочарование впереди.

– Наверное, ты права. И почему каждый знает меня лучше меня самой?.. Да, я действительно боюсь, что, займись я снова музыкой, я вновь столкнусь с чередой неудач. И да, наверное, это действительно глупо…

Я взглянула на горизонт. Солнце уже давно спряталось за лес, но небо оставалось всё таким же прекрасным и нежным. Мой спутник исчез, вновь оставив меня одну наедине с моими мыслями. В чём-то она была права. Почему бы мне просто не начать жизнь с чистого листа? Проблема в том, что никто из нас никогда не сможет целиком отпустить своё прошлое. Благо, судьба принесла мне такой шанс однажды, но я лишь загнала себя в очередной тупик. Может, попробовать снова?

Нет, я больше не хочу вести своё расследование. Я вышла с балкона и подошла к маме. Она лежала на своей кровати и читала книгу, попивая горячее молоко.

– Мама, я хочу пойти в школу.

Мама удивилась. Она отложила книгу и посмотрела мне прямо в глаза.

– Ты… ты хочешь пойти в школу?

Я села на её кровать.

– Я приехала сюда из ужасного города. Я хочу оставить там все проблемы и начать здесь новую жизнь. И я очень хочу, чтобы у меня это получилось.

Мама присела рядом со мной и взяла меня за руки.

– Ты же знаешь, что ты всегда можешь мне признаться во всём.

Я никогда в своей жизни не открывалась своей маме. Когда я говорю с ней, я боюсь, что она начнёт придираться к каждому моему слову, и наш милый на первый взгляд разговор превращается в очередную ссору. Мне надо обдумывать каждое слово перед тем, как начать с ней чем-либо делиться. Нет, я не могу поведать тебе ни о чём, мама, потому что ты по-прежнему видишь во мне глупую маленькую девочку, которая всегда допускает ошибки и портит всем вокруг жизнь.

– Мне нечего тебе рассказывать, – соврала я.

Мои слова, судя по всему, сильно обидели её.

– Но почему? – допытывалась она, – Почему ты не хочешь мне ни о чём говорить? Мне обидно такое слышать.

Вот оно. Мы ещё не начали ни о чём говорить, как уже наш разговор превратился в ссору.

– Не пойми меня неправильно, мамочка. Но мне сложно с тобой чем-либо делиться. Наверное, проблема во мне самой, а не в тебе. Просто ещё в детстве я поняла, что Христина для тебя ангел, а я лишь обуза, висящая на твоей шее.

– Мне больно слышать такие слова, – изрекла она, – Неужели я в чём-то тебя обделяла?

– Вовсе нет, правда… Просто… Ты так гордишься Христиной, ведь она отличница и учится в престижном интернате. Ты ругала её за четвёрки, но радовалась, когда у меня было не так уж много троек. Я прогуливаю школу, пока самое страшное для моей сестры – забыть решить один из ста примеров по математике. У моей сестры большое будущее, у меня же его нет.

Мама хотела мне что-то сказать, но вовремя остановилась. Она встала с кровати, прошлась по комнате и только потом ответила:

– Я уже, кажется, говорила тебе, что вы с Христиной разные. Она умная и получает одни пятёрки. Ты у меня тоже умная, поэтому не воспринимаешь школу всерьёз. Пока Христина живёт в, как ты говоришь, рабской системе, ты пытаешься жить так, как считаешь нужным. Иногда это намного важнее хороших оценок и побед в олимпиадах.

– Спасибо, но я не думаю, что ты не веришь своим словам.

– И вообще, если бы я не любила тебя больше, чем Христину, приехала бы я сюда, заставив бабушку вернуться в Робин-Вилль и пожить с Христиной, пока у неё каникулы?

– Так вот почему она уехала!

– А ты что думала? Ты вообще никогда не думаешь о своей сестре. А она, между прочим, даже не обиделась на меня, когда узнала, что я лучше проведу все летние каникулы с тобой, а не с ней. А ты знаешь, что она учится в Доротее, в столице, вдали от дома и может приехать к нам только на каникулах.

Я и не думала об этом. Мама права, я действительно даже не задумывалась о своей сестры. Она для меня существует только в моём прошлом, а где она сейчас, в настоящем, я и понятия не имею.

По крайней мере, одной загадкой меньше. Моя бабушка уехала домой, в Робин-Вилль, чтобы проследить за сестрой.

– Спасибо тебе, мама… – я вскочила, чтобы крепко обнять её, – Правда, спасибо. Я всегда думала, что ты любишь мою сестру больше, чем меня.

– Поверь мне, мой котёнок, люби я её больше, меня бы тут не было.

Было бы лишним что-то добавлять.

– Так ты правда хочешь пойти в школу? – продолжила мама.

– Да, я хочу начать жизнь с чистого листа, – призналась я, – Оставив все невзгоды и проблемы позади.

– Я очень рада это слышать, – мама сжала меня ещё крепче.

И вот я роюсь в своих вещах в поисках хоть какой-то школьной одежды. Признаюсь, когда я приезжала сюда в июне, я и подумать не могла, что вновь пойду в школу. Ясное дело, чтобы пойти туда, надо было также купить школьные принадлежности и какую-то форму. На это дело мы потратили весь следующий день. Мы пошли в универмаг, на втором этаже которого был канцелярский магазин, а на первом в продовольственном магазине – довольно качественные лохмотья, среди которых мы смогли найти что-то наподобие школьной формы. Я долго упрашивала маму не ходить в ателье на третьем этаже, убеждая её в том, что там якобы работает злая бабка, которая не выпустит нас, пока мы что-нибудь не купим.

Мама обрадовала известием моего врача, доктора Малиса. Он даже приехал к нам, чтобы всё ещё раз обсудить со мной.

– Ты точно этого хочешь? – уточнил он.

– Да, я думаю, что да, – неуверенно ответила я.

Больше всего я боялась, что там у меня будут те же тёрки, что и с бывшими одноклассниками дома. Но, как мне говорила девушка в маске, глупо не делать что-то, потому что ты боишься очередного провала.

Надо попробовать.

Я уже собрала все нужные для школы вещи, но надо было ещё донести кое-какие документы до школы, чтобы я могла туда прийти. Поэтому ещё несколько дней я буду сидеть в ожидании рокового, самого страшного для всех школьников дня.

Кстати говоря, вот уже несколько дней ко мне ни во сне, ни наяву не приходит девушка из тьмы. Но я не скучаю по ней, напротив, я очень рада, что я осталась во власти самой себя.

И вот, уже завтра я иду в школу. Интересно, что меня будет ждать впереди? Я уже и забыла, каково это, учиться в школе. Действительно ли я хочу снова сидеть за партой и смотреть на мир, что прячется за окном?

– Если ты вдруг снова не захочешь ходить в школу, я разрешаю тебе пропускать занятия, – позволила мне мама однажды, когда я заговорила с ней об этом.

Вечером я примеряла свою новую школьную форму: серые колготки, чёрные дерби, белая рубашка, чёрный пиджак, чёрная юбка, серая безрукавка и синий галстук. Наверное, я могла бы выглядеть довольно мило и симпатично, если бы не эти чёртовы повязки, скрывающие мои ожоги, которые до сих пор не прошли. Я взяла свой портфель, с которым не расставалась всё лето, и там мне попались рисунки Лесмы Я пристально осмотрела их.

– Нет, вы мне больше не нужны. Эта история меня больше не касается, – угрюмо вымолвила я и выкинула рисунки в мусорное ведро.

Ни минуты своей новой жизни я не буду посвящать раздумьям о моём прошлом. Я обещаю себе, что отныне точно не буду всё время искать ответы на все странности, произошедшие со мной в этом непонятном городишке. Меня уже не интересует вопрос, куда пропала Стася. Такое уже бывало. Нет, я бы хотела это знать, но я понимаю, что догадки и очередные часы раздумий я так и не помогут мне найти ответ. Как появится – спрошу, всё равно сейчас ничего не изменишь.

Я долго не могла заснуть. Я всё думала о завтрашнем дне. Что же ждёт меня впереди?

Глава 21.

– Мэрилин, вставай! – крикнула мне мама с кухни, – А то опоздаешь в школу.

Как же давно я не слышала этих слов.

– Ну мам, ещё пять минут! – лениво крикнула я, не желая выбираться из-под тёплого одеяла. Вот она – главная причина, почему я так сильно не люблю школу.

Мама приготовила мои любимые жареные хлебцы, которые она сначала обмакивает в молоко с яйцом и посыпает сахаром.

– Спасибо, мама, – произнесла я, сидя за столом, – Мне так страшно. А вдруг меня не примут в коллектив?

– Не переживай, ещё как примут, – поддержала меня мама.

Я собрала свои вещи, надела чёрное пальто и коричневый клетчатый шарф. Также я решила завязать косичку на левой стороне, как и у всех жительниц этого странного городка.

– Ну, я пошла, – заявила я, – Пожелай мне удачи.

Но мама лишь обняла меня.

Я спустилась вниз по лестнице, не веря в происходящее. Неужели это я? Девочка, что по собственной воле сейчас идёт в школу…

– Нет, это точно не я.

Школа находилась в двух минутах ходьбы от меня. Толпа школьников спешила на занятия, я же пыталась зацепиться за каждую секунду и остановить время, несущее меня по течению. Правильно ли я делаю? Примут ли меня? Сумею ли я вернуться в обыкновенную школьную жизнь обычного подростка?..

Я зашла в школу. Благо, она ничем не отличалась от моей в Робин-Вилле: ни строением, ни внутренним содержанием. Вот они: персиковые школьные стены; клетка, где находится раздевалка; дешёвые металлические стулья и давно выцветшие рисунки.

– Прямо как дома, – отметила я.

Я даже невольно начала высматривать в толпе Дакоту и её «низких и жалких», пока вновь не напомнила себе, что нахожусь в другом городе. Теперь в толпе незнакомых мне школьников я попыталась найти Стасю. Вроде как она тоже учится в седьмом классе. Хотя, может, она его уже закончила и сейчас в восьмом? Точно! Она же говорила, что закончила седьмой класс. Я помню, как соврала ей, будто тоже выпустилась из седьмого… Но где же она?

Здесь училось не так много детей, поэтому классы не разделяли: был только один седьмой класс, в который я и пойду. Да, я снова буду учиться в седьмом классе, потому что я его так и не закончила в связи с болезнью. С болезнью… Мой кашель так давно прошёл, что я и забыла о нём, хотя ещё совсем недавно мой кашель был именно тем, о чём я думала постоянно.

Прозвенел звонок, я опоздала. Я уже знала, где должно висеть расписание в этой школе. Но к моему удивлению, его не было на привычном месте. К счастью, мимо прошла какая-то женщина в строгом костюме и с типичной короткой стрижкой, видимо, учительница. Я подбежала к ней и спросила:

– Извините, а где у вас тут расписание?

Она колюче посмотрела на меня.

– А из какого ты класса? – прозвучал её ядовитый голос.

– Из седьмого класса, я новенькая, первый день в школе.

– Ты не (моё настоящее имя), случайно?

– Да, это я, – прошептала я.

Я думала, что она отругает меня за прогулянные дни и отведёт к директору или социальному педагогу. Но, к моему удивлению, она занервничала, замешкалась, сняла очки трясущимися руками и только потом добавила:

– Пройдём со мной.

Она пошла быстрым шагом на третий этаж, я помчалась за ней. Затем она повернула налево и открыла дверь в тридцать второй кабинет.

– Мисс Виртанен, к вам новенькая ученица, (моё настоящее имя). Я нашла её рядом с учительской.

– Пусть войдёт, – ответила та.

Я вошла в кабинет и окинула взглядом сидящих там учеников. Я удивилась, что их было всего около десяти. Дома в моём классе училось около тридцати человек.

– Извините, пожалуйста, – обратилась я к учительнице, – Я просто потерялась, не смогла найти расписание…

– Ничего страшного, – ответила она. Это была довольно приятная на вид молодая девушка, которая, видимо, только что вышла из университета. У неё были короткие русые волосы, а красивое чёрное платье изящно облегало её стройное тело.

Она повернулась ко всему классу.

– Ребята, это ваша новая одноклассница, (моё настоящее имя). Я уже рассказывала вам о ней, но напомню: она приехала к нам из Робин-Вилля.

– Да, всем привет, – мило произнесла я и помахала всем рукой, но никто не поприветствовал меня в ответ.

– Садись туда, за третью парту третьего ряда, – она указала мне на мою новую парту, и я пошла к ней. Только сейчас я обратила внимание, что в самом углу класса сидит мужчина средних лет в мятом костюме и грязном коричневом пальто. На нём были очки, хотя я сразу заметила, что они без диоптрий. Зачем он тогда их носит?.. Он пристально наблюдал за мной, что меня сильно смутило.

Наконец я села за парту. Моим соседом был неухоженный полный блондин, который ковырялся у себя в носу.

– Привет, – прошептал он, – Меня зовут Кори.

– Можешь звать меня Мэрилин, – представилась я.

Я обернулась, чтобы вновь посмотреть на странного мужчину в углу класса. Он всё ещё не сводил с меня взгляд.

– А что это за мужчина там сидит? – спросила я Кори, – Чей-то отец?

Кори замешкался, подобно той женщине, которая привела меня сюда.

– Ну… У нас в школе, типа, это, аккредитация. И каждому классу поставили что-то вроде куратора или инспектора, не знаю, как назвать. И он с нами должен будет, ну, типа, ходить на уроки, типа того. Ну и он оценивает работу училок и общую атмосферу. Ну, типа, как-то так.

– Спасибо, – ответила я ему и вновь посмотрела на странного мужчину. Он не вызывал у меня никакого доверия.

Из-за того, что в моём новом классе было мало учеников, атмосфера была намного спокойнее. В общем счёте, нас двенадцать учеников в седьмом классе. Даже учителя отмечают, что этого слишком мало, так как обычно набирается до девятнадцати учеников. Но, как мне объяснила девочка, чьё имя я ещё не запомнила, детей именно их возраста меньше в Бирюзовом лесу из-за кризиса и бунта. Конечно же, я сразу поняла, о каком бунте идёт речь, но не придала этому особого значения.

Так или иначе, мне здесь даже понравилось. Учителя не были слишком нервными, ещё ни разу за всю неделю, пока я здесь учусь, никто не вышел из себя. Уроков задают намного меньше, так как большинство детей после учёбы идут помогать родителем на ферме в Домина или просто подрабатывают расклейщиками объявлений и промоутерами. И все учителя это понимают, поэтому стараются минимально нагрузить своих учеников.

Впервые в жизни я стала отличницей. Конечно, можно было бы объяснить это тем, что я уже училась в седьмом классе и кое-что осталось в моей памяти, но тут были и такие предметы, которых не было в Робин-Вилле. Например, что странно, у нас дома не было астрономии. Тут же она значима не меньше, чем та же физика. Ещё есть предмет ведения домашнего хозяйства. У нас тоже было что-то вроде этого, но нас разделяли на группу девочек и группу мальчиков. Девочек учили во всём угождать своим мужьям, а мальчиков – закручивать лампочки. Но тут всё было иначе. Нас не делили по группам, учили и мальчиков, и девочек вместе паять, шить, готовить и ухаживать за огородом.

В классе я почти ни с кем не познакомилась, но меня это уже не смущало. Иногда мне казалось, что все пытаются держаться в стороне от меня. Но и их можно понять: давно устоявшийся коллектив и я, девочка со странностями, приезжая из серого мегаполиса, у которой половина лица перевязана.

Единственное, что до сих пор не давало мне покоя – загадочный мужчина-смотритель, который, казалось, не отходил от меня ни на шаг. Я старалась не обращать на него внимания и списала свой страх на свою извечную паранойю. Но однажды мои опасения подтвердились.

Во время урока литературы я попросилась выйти в туалет. Мисс Виртанен, ясное дело, разрешила выйти из класса. Я встала из-за стола и пошла к выходу, как вдруг заметила, что и странный мужчина поднялся вместе со мной. Пока я шла по коридору, я всё время оглядывалась назад: мужчина в грязном коричневом пальто шёл за мной.

Я забежала в туалет, заперлась в кабинке и прислушалась. Он остановился у двери в женский туалет. Чтобы не вызвать никаких подозрений, я не стала задерживаться. Я спустила воду и вышла из кабинки. Благо, странного мужчины больше не было у двери. Я сделала глубокий вдох.

Я подошла к раковине, чтобы помыть испачкавшиеся в чернилах руки. Но рядом с раковиной не было привычного диспенсера с бумажными полотенцами.

– Блин, – шёпотом произнесла я и начала отряхивать руки.

Я посмотрела на себя в зеркало, вышла из туалета и сильно испугалась, увидев там загадочного мужчину. Он пристально смотрел на меня, а потом подал бумажное полотенце.

– На, вытри руки, – странным голосом проронил он.

Я стояла в ступоре несколько секунд, потом всё же взяла полотенце из его рук.

– Спасибо, – боязливо поблагодарила я его.

Я стала пристально вглядываться в его лицо. За его зелёными глазами явно прячется какая-то страшная тайна, а бородавка на носу напоминает о лице ведьмы. На правой щеке я заметила шрам.

Я выкинула бумажное полотенце в урну и быстрым шагом пошла обратно в класс. Мужчина всё так же шёл за мной. Ускорять шаг не было смысла, хотя я еле сдержалась, чтобы не сбежать отсюда. Как только я вернулась в класс, я мигом села на свой стул.

– Зачем он пошёл за мной? – тихо спросила я Кори, пока мужчина ещё не вошёл обратно в класс.

– Он проверяет каждого, кто выходит из класса, – нерешительно ответил он, – Типа, на случай чего. Думаю, ты, ну, сама понимаешь.

Мужчина вернулся в класс и сел на своё привычное место в самом углу. Я поставила зеркальце так, чтобы незаметно наблюдать за ним.

Однажды я специально опоздала на занятия, так как хотела посмотреть на странных мужчин или женщин в других классах, которые, как мне выболтал Кори, аккредитуют школу. Я шла по этажам, чтобы, будто бы случайно, заглянуть в кабинет, в который была бы открыта дверь. Таких классов мне попалось всего два. Незаметно я посмотрела туда, но, на удивление, в обоих классах на задних рядах никто не сидел. Возможно, дверь была открыта из-за того, что какие-то ученики этих классов выходили, предположим, в туалет, и их сопровождали эти странные гости?.. Но, как мне сразу показалось, эта мысль слишком притянута за уши. К тому же на переменах я больше не встречала подобных людей, которые хоть как-то напоминали бы о нашем наблюдателе. Может быть, он вообще только один? Но почему именно наш класс?

Сегодня Мисс Виртанен, которая оказалась нашей классной руководительницей, радостно сообщила нам о приближающемся празднике в честь Дня города. Это один из самых ожидаемых праздников для всех жителей Бирюзового леса и близлежащих деревень. На главную площадь городка съезжаются и музыкальные группы, и различные торговцы, и танцоры… Как мне признался Кори, однажды приехали даже уличные циркачи! Двадцать восьмого октября, в День города, у всех учащихся и рабочих – выходной, так как все готовятся к празднику.

Нашему классу дали задание: сделать плакат на ватмане размера А2 в честь Дня города. Я не очень хорошо рисую, но я и ещё двое вызвались делать плакат. Так я смогу хоть с кем-то поближе познакомиться и, возможно, подружиться.

После уроков я, как и всегда, пришла домой, пообедала, быстро сделала уроки и почитала книги. Дошла очередь и до той самой уже надоевшей мне книги «Муравьи», которую я нашла на прикроватной тумбочке в комнате своей мамы и которая упоминалась в дневнике Лесмы Туликиви. Книга была довольно депрессивная, а я не хотела вновь становиться рабом своих дотошных мыслей, поэтому отложила её до лучших времён.

Иногда я также смотрела телевизор. Бывало, там показывали довольно интересные мультфильмы или сериалы, но это случалось крайне редко.

Я и не заметила, как прошли почти две недели моего обучения в новой школе. Ни во сне, ни наяву ко мне больше не приходила девушка из тьмы, что казалось мне весьма загадочным. Но я дала себе обещание больше не вмешиваться в происходящую вокруг меня мистику, и я всё ещё сдерживала свое обещание. Стасю, как ни странно, я так и не встретила. Однажды я специально всю перемену просидела рядом с восьмиклассниками в надежде увидеть Стасю или, в крайнем случае, услышать хоть что-то, связанное с ней, из уст её одноклассников. Но ни того, ни другого не произошло.

Раньше я всё делала для того, чтобы стать необычной, или, как я это называла, особенной. Сейчас же я довольствуюсь жизнью самого обычного подростка четырнадцати лет. Меня больше не терзают мысли о том, что я такая же, как и все. Я больше не пытаюсь взлететь, подобно фее, не жду, пока меня укусит вампир, и не пытаюсь найти волшебную палочку, чтобы использовать магию, как волшебник, которым я с раннего детства так хотела быть. Я рада, что мрачные мысли меня больше не поглощают, а единственные мои заботы – скучное домашнее задание и спешка по утрам, чтобы не опоздать в школу. Иногда я стою на балконе и смотрю на горизонт, где расстилается прекрасный лесной пейзаж. Временами я хочу отправиться в лес, чтобы найти там новые приключения. Но я обменяла это всё на заурядную жизнь типичного конформиста. И пока что ни капли об этом не жалею.

Выпив таблетки, я пошла спать. Благо, после школы я слишком уставшая, чтобы думать о бытии и страдать от бессонницы, поэтому я впервые в жизни начала быстро засыпать и не страдать от умопомрачительных снов.

Глава 22.

Я проснулась посреди ночи от странного шума, доносившегося из коридора. Сонная, я накрылась одеялом, чтобы не слышать эти звуки. Но потом я заметила, как кто-то открыл дверь и зашёл в мою комнату. Этот кто-то подошёл к моей кровати и остановился, будто наблюдая за мной. Я почувствовала на себе его тяжёлый взгляд.

Я приспустила одеяло, чтобы увидеть своего незваного гостя. Это был уже знакомый мне силуэт, поэтому я вновь накрылась одеялом, но не из-за страха, а из-за нежелания видеть плод моего больного воображения.

Минуту спустя девушка ушла, и я расслабилась. Надеюсь, это был её последний визит.

Но не тут-то было. Я услышала, как на кухне что-то разбилось. Я вновь постаралась игнорировать присутствие духа в моём доме, надеясь, что она покинет его.

Затем из крана полилась вода, а дверь в мою комнату с громким хлопком закрылась. На сей раз я не удержалась и встала с кровати.

– ЧТО ТЕБЕ НУЖНО ОТ МЕНЯ?! – не опасаясь разбудить маму, крикнула я.

В мою комнату зашла девушка.

– Ты же обещала мне… – она угрожала мне ножом в руках.

Я отошла от Лесмы подальше. Её тон сильно напугал меня.

– Ты обещала найти моего убийцу. Но ты не сдержала обещания.

– Я больше не хочу заниматься всем этим. Я в тупике. Я не понимаю, что происходит!

– Ты не лучше её. Ты тоже сначала обещаешь, но в итоге ничего не выполняешь!

– Ты про Лесного духа? – спросила я, и так зная ответ на свой вопрос.

– А ПРО КОГО ЖЕ ЕЩЁ? – крикнула она, – Она обещала помочь мне, а в итоге…

– Но тогда получается, она и была твоей убийцей? – догадалась я, приближаясь к ней.

– Не совсем, – призналась он, – Но она тоже виновата. Она обещала защитить его…

Я подошла ещё ближе.

– Но твоего отца убили… – продолжила я.

– Она предала меня! – крикнула Лесма, – Она обещала, что сбережёт его! Но они убили его!

Она упала мне на плечо и расплакалась.

– Так, а ты знаешь, кто именно убил его? И что случилось с тобой и мамой?

Она вытерла слёзы, а потом подошла к окну. Она положила свою полупрозрачную руку на окно, от чего стекло покрылось лёгким инеем.

– Я не знаю этих людей в лицо.

– Но кто приезжал к вам после смерти отца?

Она пожала плечами.

– Я не помню, что было после смерти отца. Совсем.

– Но ты не выглядишь, как десятилетний ребёнок. Ты явно умерла спустя несколько лет.

Она резко обернулась ко мне.

– Я не знаю, что произошло со мной! – крикнула она, – Да и вообще, ты говорила, что больше не хочешь расследовать всё это. Зачем ты тогда спрашиваешь меня об этом?

– Я поняла, что сама схожу с ума. Каждый раз, когда я, казалось бы, приближаюсь к ответу, он оказывается всё дальше от меня.

– Ты разве ещё не поняла? – угрюмо произнесла она, – Они не хотят, чтобы ты знала правду.

Она достала какой-то лист из кармана. Я взяла его. Это оказалась та самая вырванная страница книги из библиотеки лингвистического факультета университета в Бирюзовом лесу.

– Это ты вырвала? – испуганно произнесла я.

– Нет, – она закатила глаза, – Это сделал тот, кто боится разоблачения.

– Но кому это выгодно?

– Тому же, кто убил моего отца. Тому же, от кого я просила Лесного духа защитить себя.

За окном я видела пустой городок, скрывающий все свои тайны. На улице не было ни души, но я вдруг начала опасаться, что там, из леса, кто-то наблюдает за мной. Прямо сейчас, изучая каждую секунду моей жизни.

– Почему ты пришла ко мне? – наконец спросила я.

– Чтобы ты не бросала расследование!

– Я не об этом. Зачем ты пришла ко мне тогда, в больнице? Почему ты попросила меня, если сама знаешь, кто был твоим убийцей?

Она подошла ко мне.

– Потому что ты – её очередная жертва. И если ты узнаешь всю мою историю, это поможет тебе победить её.

– Что она хочет сделать со мной?

– Убить.

Я почувствовала, как стучит сердце у меня в груди.

– Но зачем? – еле произнесла я, – Зачем ей убивать меня?

– Потому что она хочет заполучить твоё тело.

– Но зачем?

Она достала один из своих рисунков, на котором была изображена девушка в лесу.

– Она играет на твоих страхах и желаниях. Она обещает тебе счастье, но никогда не делает обещанного. Она манипулирует тобой, отравляя тебе рассудок. Она твой токсичный друг, что всегда рядом. Она может принять любой облик. Но потом, когда ты делаешь то, что она тебе говорит – она убивает тебя. А дальше – что её душе угодно. Но она не единственный твой враг. Твои враги – её приспешники.

– Кто ещё её приспешник?

– Тот же, кто и пытается скрыть тайну моего убийства.

Я схватилась за голову.

– Я ничего не понимаю! – крикнула я, – Зачем ты снова отравляешь мне мозг? Я не собираюсь играть в твои игры. Убирайся! УБИРАЙСЯ!!! – крикнула я ей и бросила в неё рисунки.

Но она схватила меня за руки. Лунный свет упал на её лицо, и я наконец смогла разглядеть его. Это была испуганная девушка, чьё окровавленное лицо было в ранах и ссадинах.

– Ты должна меня выслушать! Я хочу спасти тебя! Не доверяй никому, даже своим близким! Они водят тебя за нос! Они скажут что угодно, лишь бы ты поверила им!

– Но зачем им это? Вот чего я не могу понять! Ты говоришь, что обращалась к Лесному духу за помощью, чтобы спасти себя и своего отца. Но дух не выполнил своего обещания, твой отец умер, а ты сошла с ума. Но потом оказывается, что убийцы твоего отца – сами же на побегушках у Лесного духа. И вот, ты приходишь ко мне в больнице и просишь о помощи. Всё было так? Я тебя правильно поняла?

Мне не хотелось верить в эту сумасшедшую историю. Моя жизнь стала лучше, когда я перестала обращать внимание на все странности, что происходили вокруг, и пытаться дать им объяснения. Всё, чего мне сейчас хотелось – погрузиться в сон и пойти завтра рисовать обещанный плакат ко Дню города.

– Не совсем. Я не знаю, связан ли Лесной дух с моими убийцами.

– Тогда зачем ты мне такое говоришь? – злостно спросила я.

– Прости. Мне самой надо собраться с мыслями.

Я косо посмотрела на призрака, пришедшего ко мне. Мне казалось, что именно она и обводит меня вокруг пальца.

– Мои убийцы действительно не хотят, чтобы кто-либо знал тайну моей смерти. И есть люди, которые не причастны к моему убийству, но они не менее первых хотят, чтобы моя смерть была забыта.

– Потому что даже если начнётся восстание против них, то мы всё равно проиграем? И даже если обратимся в полицию?

Она кивнула мне.

– Именно так. Раньше, когда власть в нашем городке ещё не была захвачена мафией, восстание могло что-то изменить. Но не теперь.

– И что они хотят сделать со мной? И что Дух леса хочет сделать со мной?

– Они вместе хотят, чтобы ты играла по их правилам. Те, кто не хотят, чтобы ты знала правду – пытаются скрыть её от тебя. Но если ты зайдёшь слишком далеко – они убьют тебя.

– Хорошо. Но что по поводу Духа леса? Что она хочет сделать со мной?

– Этого я не знаю. Я умерла, я не знаю её планов.

– Хорошо. Давай ещё раз, – я положила руку на лоб, – Ты меня заставила расследовать тайну твоей смерти. Но как только я начала, за мной начали охоту. И только я решила бросить это дело и начать жить, ты вновь приходишь ко мне и заставляешь расследовать. Но ты понимаешь, что именно из-за тебя я влипла во всё это?

– Я не хотела тебе зла, – призналась она, – Я лишь хотела защитить тебя.

Я подошла к ней вплотную.

– Если бы ты хотела защитить меня, ты бы сразу выболтала мне обо всём. Ты бы объяснила, как я могу выбраться из лап Лесного духа. Но ты подставила меня.

Я отвернулась от неё.

– Я не верю ни единому твоему слову. Я больше не собираюсь расследовать это идиотское преступление. Ты попросила духа спасти твоего отца и всю твою семью, но тот тебя предал. Ты узнала, что твой отец умер, и в итоге сошла с ума. К тебе приезжал твой врач. И вообще, что-то мне подсказывает, будто ты сама сочинила всю эту историю с Духом, завела дневник, где якобы он приходил к тебе, и ты рисовала рисунки… Короче, чёрт с тобой. Преступление раскрыто. Все знают, кто на самом деле владеет этим тихим городком. Да и вообще, как будто для граждан нашей страны это нонсенс, что у даже власти стоит мафия, окружившая Монарха. Я больше ни секунды не потрачу на это расследование. Мне это больше не интересно. И пусть Лесной дух делает со мной что хочет. Будто бы мне не всё равно.

– Как считаешь нужным. Я просто хотела помочь тебе.

Она исчезла из моей комнаты. Я направилась в кровать и быстро заснула. Благо, эта история больше не касается меня.

Уроков сегодня не было, так как наступил День города. Тем не менее, я пришла в школу рисовать обещанный плакат. Вместе со мной плакат должны были рисовать ещё две девочки. Классный руководитель дала нам ватман, краски и кисточки. Потом она дала нам ключи от одного класса, и мы направились туда. Я всё пыталась как-то заговорить со своими одноклассницами, но они шли рядом друг с другом и о чём-то болтали. И о чём я думала? Эти две девочки наверняка дружат всю свою школьную жизнь. Зачем им я?..

Как только мы вошли в класс, я увидела на задней парте странного мужчину. Что он здесь делает? Сегодня же нет занятий! Я стала разглядывать его стол. Может, он сегодня заполняет какие-то бумаги? Но нет. Он, как и всегда, просто сидит за последней партой и наблюдает за мной.

Мы с девчонками стали рисовать карандашом эскиз будущего плаката. Я же всё время посматривала за мужчиной.

– Что он тут делает? – шёпотом я спросила у своих одноклассниц.

Они же только переглянулись и пожали плечами.

– Сегодня же не рабочий день, – продолжила я, – Зачем он здесь?

Но девочки мне вновь ничего не ответили. Я же потупилась на месте.

– Я сейчас, мне нужно в туалет, – соврала я и вышла из класса.

Я быстро спряталась за стеной, чтобы посмотреть, выйдет ли странный мужчина. Да, он вышел и начал искать меня. Я пыталась не издавать ни звука и тихо наблюдала за ним из-за стены. Он же направился вдоль коридора в сторону туалета. Сначала он недолго простоял у туалета, а потом крикнул:

– Мэрилин, ты там?

Мои волосы встали дыбом, от страха перед глазами образовалась бескрайняя темень. Я услышала странное шуршание, а затем мужчина начал с кем-то разговаривать по телефону:

– Слушай, я потерял её. Она сказала, что вышла в туалет, но её тут нет, – он зашёл в женский туалет, видимо, чтобы проверить наверняка, – Думаешь, на другом этаже? Но зачем? Мне кажется-… Ладно, пойду проверю.

Он вышел из туалета и помчался к лестнице, у которой я стояла. Я начала быстро искать место, где могла бы спрятаться, и решила притаиться под лестницей на первом этаже, где уборщицы обычно хранят свои вёдра и метёлки. Странный мужчина побежал на второй этаж, а затем я услышала его топот, доносящийся с первого этажа. Он вновь позвонил кому-то:

– Нет, её нигде нет, – пыхтя произнёс он, – Что? Да, я выйду на улицу. Ты её там видишь?

Так их ещё и несколько! Может, Лесма не врала, они действительно следят за мной? Мужчина пошёл в мою сторону. Чёрт, он же сейчас найдёт меня. Я увидела, что рядом со мной пожарный выход. Он направлялся туда. Я тихо встала в таком месте, где бы он точно не заметил меня. Рукой я прижала нос и рот, чтобы мужчина не услышал моё дыхание. Я старалась стоять как статуя, чтобы ни до чего не дотронуться. Как только он подошёл к выходу, я ногой задела одну из швабр. Она чуть ли не упала, но я успела схватить её рукой и поставить на место. Мужчина это, видимо услышал и оглянулся в мою сторону. В течение нескольких секунд он всматривался и уже собирался подойти ко мне, но тут же его телефон позвонил.

– Да-да, да иду я.

Он вышел через чёрный ход. Я подошла к окну и стала наблюдать за ним. Выйдя за территорию школы, он подошёл к какой-то знакомой машине. Оттуда вышел человек, и вместе с мужчиной они куда-то убежали, оглядываясь по сторонам.

Нет сомнений. Лесма была права. За мной следят, и следят постоянно. Знают, где я сейчас и куда я пойду. Но кто именно следит? Мафия? Наши власти? А может кто-то ещё?

Я направилась к классу и, схватив вещи, убежала в женский туалет. Девочки спросили меня, куда я, но я им не ответила. Они не стали гнаться за мной.

Я заперлась в кабинке. Вот же хитрецы! Придумать, будто у школы аккредитация, а сами следят за мной, твари. Но как мне теперь сбежать из школы? Они же точно пришлют сюда своего человека, чтобы вновь всё осмотреть. Значит, надо как-то переодеться. Я стала рыскать в своём портфеле в поисках каких-либо вещей. Я нашла резинку и пластырь. Во-первых, надо избавиться от самых явных деталей моего образа, а то есть от бинтов на лице, прикрывающих мои раны. Я сняла бинты, но не стала смотреть на свои отпугивающие каждого ожоги. Благо, спустя несколько месяцев после трагедии они стали менее заметными. Единственное, мой глаз всё ещё было больно открывать. Я также убрала свои вечно распущенные волосы в неаккуратный хвост, нацепила пластырь на нос, чтобы это было первой деталью, на которую обратят внимание. Я сняла пиджак и убрала его вместе с бинтами в рюкзак. Осталось ещё хоть как-то поменять одежду.

Убедившись, что на этаже никого нет, я спустилась обратно на первый этаж в гардеробную, а затем зашла в отдел «потеряшек», чтобы найти там какую-либо одежду. Там я заметила чьи-то кроссовки и рванные серые треники. Я надела штаны на колготки и сняла свою юбку. Затем переобулась в кроссовки. Там же я нашла ветровку и толстый шарф. Я надела ветровку поверх пальто, а шарфом наполовину прикрыла своё лицо. Я представляла, насколько нелепо я выглядела в тот момент. Я уже собиралась уходить, как мне на глаза попался плотный пакет для «сменки». Я запихнула туда свой рюкзак и обувь. Выйдя из гардеробной, я заметила бегущего на меня мужчину, что сидел в нашем классе. Он окинул меня взглядом, но пробежал мимо, так как не узнал.

Я вышла из школы и направилась домой. Но тут же я увидела нескольких человек, стоящих у парадной и разговаривающих с моей мамой. Я незаметно прошла рядом с ними, но они и не обратили на меня внимания.

Как же мне пробраться домой? Я спряталась за соседний дом, чтобы следить за этими странными людьми, что так охотятся за мной. Я поглядывала на них в течение нескольких минут, пока сзади меня кто-то не подошёл и не положил свою руку мне на плечо. Я резко обернулась, готовая начать вырываться из рук, но это оказалась всего лишь Стася.

– Давно не виделись, – произнесла она.

Я взглянула на неё: она была в красивом бирюзовом платье, поверх которого было надето аккуратное серое пальто.

– Как ты меня узнала? – спросила её я.

– Я заметила чудно одетого человека, и почему-то сразу подумала о тебе, – она засмеялась.

– Ну спасибо, – обиделась я, – Я же никогда так не одеваюсь.

Но она захохотала ещё громче.

– И зачем ты следишь за ними? – спросила Стася.

– Потому что они следят за мной, – угрюмо ответила я.

– А зачем? – спросила та.

– Это я и пытаюсь выяснить.

– Так ты ничего не добьёшься, – ответила та, – Будь я на твоём месте, я бы поддалась им, дала бы им возможность ходить за мной, и только таким образом следить за ними, а когда бы узнала их план – дождалась случая сбежать.

– Думаешь, так будет лучше?

Они кивнула головой.

– Если боишься, я могу пойти с тобой. Главное сними это убожество, – она посмотрела на мою одежду.

– Мне сейчас не до одежды! – едва не накричала я на Стасю, – Я не знаю, как мне попасть домой и что мне делать.

– Ну так прислушайся к моему совету. Поди к ним, якобы ты ничего не знаешь. Спроси, о чём вы тут болтаете и прочее. Нарядись на день города, потеряйся в толпе, там и решим, что делать дальше.

– Думаешь, сработает?

Стася подошла ко мне ближе.

– Они сейчас сами найдут тебя. Они догадаются, что ты прячешься от них. А ты им поддайся. Пойдём – я с тобой.

Я сняла с себя ветровку и шарф, кинув их на землю. Потом я достала рюкзак и обувь из мешка, а затем и переобулась. После я развязала косичку и сняла пластырь с носа.

– Про повязки не забудь, – напомнила мне Стася.

– Я совру, что забыла помазать сегодня рану, ожоги сильно заболели, я зашла в медкабинет, а потом направилась домой.

– Прекрасно, – похвалила меня Стася, – Ну что, пойдём?

Я уже собралась выйти из-за угла навстречу странным людишкам, как вернулась на место и обратилась к Стасе.

– Ты же мне не расскажешь, куда делась, когда мы были у Мирьям? И так же не расскажешь, почему тебя нет в школе?

Я осуждающе вылупилась на неё. Мой взгляд, видимо, пощекотал ей нервы, но она не решилась спорить со мной.

– Да, не расскажу, – прямо заявила она.

– Я так и знала, – ответила я, ни капли не удивившись, – Поэтому я и не доверяю тебе свои секреты.

На самом деле, Стасе я доверяла больше всех на этом свете. Но почему? Откуда я знаю, а вдруг она и есть Лесной дух? Лесма признавалась, что Лесной дух может явиться мне в любой форме, и что Лесной дух всегда рядом. Так почему Стася не может им быть? Почему несмотря на то, что она мне ничего не рассказывает, я доверяю её словам? Но при этом не доверяю свои секреты?

– А может, всё-таки расскажешь? – докопалась я, – Я обещаю, что сегодня я расскажу тебе обо всём. Но мне нужно доверять тебе. А как я могу доверять человеку, скрывающие свои тайны от меня?

Стася взяла меня за руку.

– Я не учусь в школе в Бирюзовом лесу и никогда не училась. Я хожу в специальную школу вместе с детьми из детского и социального домов. Она находится недалеко отсюда. Я учусь там в связи с проблемами в семье. Я не хотела рассказывать тебе, потому что боялась, что ты начнёшь смеяться надо мной, как и другие ровесники. Но ты не такая, как все. Ты умнее всех, кого я знаю, вместе взятых! В моей школе всё немного не так, как везде: сначала у нас уроки, а потом нас увозят на подработку на фабрики или на фермы. Так мы можем зарабатывать на жизнь. Во время обучения некоторым, включая меня, предоставляют жильё, именно поэтому я там и учусь. К тому же у нас трёхразовое питание.

– Поэтому за тобой тогда и гнались те самые ребята? Потому что они смеялись над тобой?

– Да. Не всем везёт родиться в полноценной и непьющей семье.

Я кинула печальный взгляд на свою единственную подругу. Мне очень хотелось обнять её, но в то же время стеснялась сделать это. Каким бы человеком ни была Стася, я не меняюсь, и всё так же жду, пока самые близкие не воткнут мне в спину нож.

– Спасибо, что во всём мне призналась, – произнесла я. Да, я именно тот человек, которому всегда нужно подбирать слова, но у которого это всё ещё не получается. И правда, что мне сказать в этом случае? Нам с сестрой повезло, что мать осталась в живых после пожара? Это? А может то, что и мне обычно говорят: не ной, ведь тебе ещё повезло? Хотя нет, лучше просто промолчать, так ты минимально испортишь ваши отношения.

– А почему я тогда исчезла?.. – п�