Search
Generic filters
11/09/2021
51
8
5

***

…идти мимо дома – одна остановка

общественным транспортом. Вот твои окна

наличники старой резьбы Городецой.

Ты мог быть мне мужем, но словно Дамоклов

был меч надо мною с натянутой леской.

Не ехать, точней не смотреть так по-детски,

где вместе, где жили, добро наживали,

любовь убиваю, давлю, выжигаю – она всё живая.

 

Вот осень: вот листья, вот красные и золотые.

Но мне так нельзя! Я хочу, чтобы чувства остыли.

Остыли! Остыли! Застыли смолой в кокон, в пепел.

Хожу, как музей, как гербарий: все бабочки лета

на тонких булавках приколоты в чреве мертвецки.

А мне так нельзя: на наличник глядеть Городецкий.

Мне вовсе нельзя. Во дворе твоём плавится светом,

слезами облившись, потоками слёз урыдавшись,

в огромном дворе: моё маленькое кроха-сердце!

Не видит никто его, бабушки, дети, мамаши,

оно там одно: никуда ни исчезнуть, ни деться,

оно, как на блюде, как чай, молоко, масло с хлебцем.

 

Стучит и стучит в подреберье добро кулаками,

ему обгрызает, как в песне, волк с краю клыками,

и крылья сгибает, и смотрит в затвор автомата,

ему бы обратно! Ему бы вернуться обратно!

Но камень на шее: священный, во мхах звёздный камень.

Ни сказки конец. Ни заснуть. Ни уложить дитяти.

Ни слово сказать, что не надо быть рядом с волками.

Но мне так нельзя: помнить руки, объятья в кровати,

и листья в кровати, и осень, и зимы, и вёсны.

Мне надобно мимо, мне надо соседней дорогой!

…Проклятые пробки. Проклятая пятница. Поздно.

Разбитое сердце там бьётся и колется остро

о гвозди, о камни, о стёкла, что возле порога!

 

КЛЕВЕТНИКАМ РОССИИ – 2

 

А мы шли такие, что любо смотреть,

несли вам цветы и поляны пшеницы,

хлебы-караваи да мёды, берёзоньки ветвь,

открытое сердце, в котором любовь колосится.

Рубахи из льна, письмена, если надо, всё – вам!

Топлёное масло учений, познаний, тайн свыше!

Священные руны.

Святые дары.

Живота

не жаль нам для вас. Нам, понявшим,

дарившим, постигшим!

Но слышим в ответ: вы – не братья. И вас больше нет.

Вы просто агрессор, сосед беспардонный, кровавый, убогий.

Вы стадо овец, наркоманы да блудни, двуроги.

И в грудь нам штыки, за грудину – ружьё, пистолет.

Нельзя говорить на родном да на русском нам слоге.

 

Всегда клевета – это штык, это кровь, это боль.

Лежат сыновья наши, дочки, убитые ими,

вот этими клеветниками сугубо родными.

Протянешь к ним руки – откусят предплечье под ноль…

А наши сынки возопят из-под пласта земли:

– О, мама моя, жить хочу так, как нежил я сроду!

А дочка восплачет:

– Рожать я хочу тьма народу,

ещё малышей синеглазых! А очи – в крови…

 

«Витии шумят», жмётся Польша, клубникой тряся,

печеньки поели, Виктория Нуланд пекла их.

Кому-то – монеты. Кому-то – в пампушках гуся.

кому-то – тычки да каменья, тень злая.

И мне угрожали, отвечу ли впредь за козла я?

Да хоть за верблюда! За лошадь, кота, порося!

Ну, так же нельзя. Вы же люди! Ну, так же нельзя!

 

Быть хуже орды, печенегов, варягов, Мамая,

когда наших дедов с медалями в землю втоптали,

когда в наши души плевали из меди и стали,

когда из гранита героев, что на пьедестале, –

Варшава, и ты туда? – свергли, разбили, сломали.

А что же братались? И громко клялись, что друзья?

Теперь вы клевещете. У клеветы есть гармонь,

есть пляски содомские, элгэбэтешный огонь,

богиня Белона ровняет фашизм к сталинизму.

Вытаскивает из мешка, словно на Новый год

другой, непонятный и странный, с оружьем народ.

(Хочу почитать я акафист, канон, катехизис!)

 

Ужель не помирятся вскорости братья-славяне?

Ужели Китайской стеной отгораживать минное поле?

Ужели ребёнок идущий и тянущий к маме

ручонки свои, не дотянется что ли? От боли

я выйду одна. Вопрошать буду, плакать доколе?

Но мне в грудь – штыком.

В спину – камнем.

В могилу – груз двести.

Пустую свободу, чужую свободу мне – в песню.

Ну, здравствуй, приехали, ненька! И нянькою в Польшу,

собачек выгуливать пану, кормить и давать кости…

А я-то несла вам на завтрак: хлеб, чай, колокольчик,

горшочек, где масло, ещё пироги были в ноше.

…Погибла по-свойски!

 

***

Стелила тебе бы цветами, самшитом,

лесами, где вёшенка, мраморный груздь.

Да хоть ко врагам, хоть иди к кришнаитам,

сестра, от тебя – бей – но не отрекусь.

Хоть деньги проси, и кидай, как обманщик,

хоть сердце проси, на! Даю. Пусть стучит.

Здесь в Питере рядом играет шарманщик,

здесь в нижегородчине бьются ручьи.

 

О, сёстры мои! Та, что зло мне сказала:

– Ты – немощь, дурындиха, рыба, волчара.

Да мне и не надо ватрушек, нектара.

Свои я отдам куличи, калачи.

София, молчи!

 

Всё знаю, про сшибки, про гром, грозы, тени,

про впадины я марсианские знаю,

но всё же, но всё же молю на коленях,

ну, что ж проблукала ты в трёх соснах с краю?

По этим мощёным, как день, революциям?

Да, кстати, не надо, «мы наш новый строим»,

а там, где двустволки, винчестеры, штуцеры

всегда много боли, ранений и крови.

 

Нет, я – не в штыки. До штыков ли, сестрица?

Понять я хочу города все, столицы,

твои все дороги, пути, километры,

моя глубина – это два на два метра,

но даже оттуда, да, лучше оттуда

кричать я, вопить тебе буду: «Прости, мя

за то, что тебе не смогла стать святыней

и полем пшеницы,

и речкой,

и чудом!

 

Все сёстры вы мне! Ярославна – чьи слёзы

со щёк утираю своих я ладонью.

Все сёстры мне – ивы, калины, берёзы,

все сёстры, рожать те, кто будут в роддоме,

под небом, под звёздами – Танечки, Тони.

Цветаеву будем читать на балконе,

Ахматовой грезить строкой обожжённой.

 

Сестра!

Не для немощи, а для объятья

раскинула руки,

где крест и Голгофа!

Я всё отдала, что могла тебе дать я –

жизнь, смерть, смыслы, дом! А тебе разве плохо?

Всё, родины кроме!

Кричишь: на, мой город!

Здесь жарят каштаны на белых аллеях.

На – город горящий.

На – город, что смолот.

Как будто спасёт, кто не спасся, жалея.

 

***

«Обломали крылышки серому волку…»

Светлана Максимова

 

Мой крылатый волк – диво сказки!

Рассказать бы детям это на ночь!

Но зато такой не предаст огласке,

волк – родной нам зверь, как Иван Иваныч!

Да, зато такой не предаст

в Дамаске

у горы Касьюн, у хребта в пустыне,

камень не возьмёт.

Авеля по-братски

не убьёт в висок присно и отныне!

Слёзы сверху льют, их так много – жуть,

с камня слёзы льют долго, больно, горько,

платье, что на мне пахнет шкурой чуть,

шкурой ледяной раненого волка.

Сто ли, двести лет, триста лет сквозят,

сколько лет живу – ощущенья те же:

что глаза глядят через автомат,

на меня глядят через скрежет.

У моих волчат синеокий взгляд,

Змей Горыныч им – не горыныч!

И меня минуй старость, боль, снаряд,

не клевать вам глаз моих синих!

Сто путей носить, сто заклятий мне,

камень на груди – свет-мой-камень!

И пускай, пускай пахнет при луне

волчьей там в боку вещей раной!

Не могу кричать, не могу курить,

но могу я выть зычным басом,

не считать года: сколько ран внутри,

сколь воды, еды разом!

Так пугала их: дети, быстро спать!

Что придёт волчок: очи сини!

Пела: не ложись с краю на кровать.

Пела: бойся ты этих линий!

Звёзды в небе и волчья есть звезда,

отрекусь от них в пользу бега,

отрекусь от «всё» в пользу «никогда»,

от зверья и птиц

в человека!

 

***

Не женись, не женись, Данила-мастер,

высекай свою каменную чашу.

А коль женишься, ты же поэт, то разве

возлететь ли в твою, где берёзы, мне чащу?

Разодрать ли грудь мне да об острую ветку?

Да сронить ли мне перья на мягкие травы?

Как узнала про весть твою, пью я таблетки,

запиваю я горьким настоем купавы.

Многим головы вскружены, многим вскружила,

многим, кроме тебя! Не женись ты, Данила,

мой кудрявый!

В этот сонник и в донник, да в топи-муравы,

да ещё в клеверах, да в медовых соцветьях.

А коль мастер-Данила женился, то, право,

ты мне душу не рви по ночам да полтретьего

никакого Карнеги ли, Фрейда, а разве что

пару строк от Данилы (Данилушки-мастера).

У поэта судьба: по постелям шататься,

у  поэта судьба: пить в кафе, всклень спиваться,

у поэта судьба: твою песню мне слушать

так, чтоб душу мою – в решето.

Хочешь, рыбой

приплывать буду в руки твои? И на суше

становиться русалкой? Иль птицей? Иль глыбой?

Чтоб из камня тесал ты меня: грудь и лоно,

руки, голову, губы! Впивайся! Глотай же!

Сколько было мужчин безнадёжно влюблённых,

было, кроме тебя, не влюблённого даже!

Лучше прямо из камня ты режь свою чашу!

Да узоры по краю: ласкаться устами

к твоей чаше. К тебе не получится, знаю:

мне с женатыми дело иметь не пристало.

Не женись, не женись, ах, Данилушка-мастер!

Твоя суженая старше нас на столетье.

не родит она  малых сомят, в белой пасти

сохранить много слов не сумеет, поверь мне.

Впрочем, лучше не верь, не суди, не встречайся

на твоём Гребешке, возле дома тринадцать,

под землёю, я слышу, Данила, мой мастер,

голова ты кудрявая! Бьётся, что ястреб,

разве только окрасом светлее да вихрем –

подержи за крыло – бьётся там соловьиха.

Тихо. Тихо.

И я помолчу.

И как в сказке,

так кончаются сказки от мала-велика.

На той свадьбе и я была – их или ихней,

как филолог считаю, что их! И пиррихий

отличив от спондея – ты очи не засть мне!

Я сама их зазастила, слёзы – что камни!

Пусть из каждой слезинки, Данилушка-мастер,

пусть из каждой росинки – узоры на ткани!

Мастери свою чашу! Большую, что космос!

…Я бы голову да на плечо, где рубаха.

(Но нельзя на плечо, там мне дыба и плаха!)

Мне достаточно запаха, слова, хоть лоскут.

Всех женатых прощаю. Всех, кроме тебя я.

Всех, кто спился, скололся – поэтово семя.

Всех, кто жаждал красавиц, в постели таская,

Да и я-то, я не соловьиха какая,

просто баба живая. Прошло моё время!

Да и речь обо мне не идёт. В персонажах

я не числюсь, ни в памяти, в номенклатуре.

Не женись ни на ком!

Вообще!

Этой блажи

недостоин бессмертный де факто, де юре.

Автор публикации

не в сети 2 года

leonteva1960

1
Комментарии: 0Публикации: 5Регистрация: 07-09-2021

Другие публикации этого автора:

Похожие записи:

Комментарии

8 комментариев

  1. Удивительно разные стихотворения, которые, тем не менее, связывает тема болезненной любви. И если начинается цикл с полунежного, полугорького романтизма, тоски о былых чувствах, очень образном описании желания отречения от любви, которая бабочками приколота внизу живота, то дальше идёт уже совсем трагичная поэзия, посвященная непростым отношениям России и окружающих её стран. И всё это написано с крайне сильным надрывом, который трогает какие-то совершенно потаённые уголки души, вызывая при этом щемящее чувство осязаемой боли. Ведь все описанные чувства и ощущения, так или иначе, свойственные всем людям. Ну, а заканчивается цикл совершенно прекрасным и грустным стихотворением про кудрявого Данилу-мастера, которого автор просит не жениться. И это далеко не главный посыл, конечно, скорее произведение посвящено неумолимому бегу времени по холодным рельсам судьбы. О том, что потерянного не вернешь, как бы этого не хотелось, но, возможно, есть шанс уберечь других от собственных ошибок.
    Очень зрелая, образная и качественная поэзия. Читается на одном дыхание. Вложенные чувства бесконечно трогают своей искренностью и красотой.
    Спасибо! И удачи в творчестве!

    Данная рецензия – составлена представителями редакции сайта и является частным мнением о произведении. Эта рецензия, как и сама редакция сайта никак не влияют на конкурсную оценку произведения. Желаем Вам успеха и удачи на Вашем творческом пути!

    0

Оставьте ответ

Ваш адрес email не будет опубликован.

ЭЛЕКТРОННЫЕ КНИГИ

В магазин

ПОСТЕРЫ И КАРТИНЫ

В магазин

ЭЛЕКТРОННЫЕ КНИГИ

В магазин
Авторизация
*
*

Войдите с помощью

Регистрация
*
*
*

Войдите с помощью

Генерация пароля