Рассказ участвует в литературном конкурсе премии «Независимое Искусство — 2020».
ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД (сокращенный вариант)
С больным проржавевшим нутром « Дерзкий», устало дремал у причала. Внешне он еще был красив и стремителен, но только внешне. Артиллерийские погреба уже давно пусты. Походов нет. Доживание в портах Черного моря до момента окончательной смерти и упокоения на Черной речке – кладбище кораблей. Душа Дерзкого, похоже, была души моряка. Может даже и Севастопольского. Если так, то он наверняка, бывал на этой речке. Картина не из приятных, скорее наоборот. Сюрреалистическая фантасмагория . Мертвые корпуса, некогда боевых грозных кораблей, ржавые, полузатопленные, взмаливались – Похороните достойно в море, или порежьте на металл. Мы возродимся в новых кораблях или машинах. Но не оставляйте так. Не получилось славно погибнуть в бою и затонуть. Что поделаешь. Обошла нас эта почетная участь. Но мы честно отслужили свой срок и не заслужили такой бесславной смерти. Сон эсминца « Дерзкий», уносил его к волнам Карибского моря. Куба. Золотые времена. Молодой эсминец рвался в бой. Наплевать ему было на мощь противника. На его авианосцы. Он курсировал у берегов Кубы. Сентябрь – месяц штормовой. Его нос зарывался в волны и вновь взмывал к небу, словно хотел взлететь. Корпус дрожал не от работы силовых установок, а от перевозбуждения и готовностью к бою. На то он и дерзкий. Замполит, на днях, провел с личным составом не совсем обычное занятие. Оно удивило тех, кто не дремал. С его слов, матросы узнали, что пресловутые враги американцы, оказывается, тоже люди. У них есть дети. И они могут любить. Во время второй мировой их Ленлизовая помощь внесла серьезный вклад в нашу с победу. И воевать они умели. Замполит рассказал о гибели арктического англо – американского конвоя PQ – 17. Матросов, потряс один из эпизодов этой гибели . На гражданских кораблях с грузами были установлены автоматические зенитные установки «Эрликон». Один из сухогрузов с единственной такой установкой на корме, расстреливаемый, почти, в упор немецкими самолетами , дерзко огрызался эрликоном. Судно запылало и начало уходить под воду. Оставшиеся в живых члены команды пытались спастись. Но не тот матросик, который сидел за спаренными красными от перегрева стволами. Дерзкий паренек взял на себя непосильную ношу мести за весь потопленный конвой. Он ушел вместе с пламенем стволов и кораблем в вечность. Замполит закончил – Этот подвиг во имя мира на земле нам близок и понятен. Не понятно другое, как страна, помогавшая освободить мир от дракона, сама стала драконом. Кто поможет Кубе обрести свободу, и освободиться от власти этого дракона, как не мы? Наша Родина далеко. Нас здесь мало. И если потребуется, помните – имя нашего корабля обязывает быть верными присяге и чести до конца, как и тот американский матрос. Утренние звонки и команды перевели сон уставшего эсминца в воспоминания, которые были продолжением сна. Он часто вспоминал этого замполита. Как пенсионер, живущий прошлым. Они бок о бок прослужили много лет. Этот человек, действительно, был на своем месте. Что далеко не всегда случается среди офицеров этой специальности. А еще вспоминал старого мичмана Новенко На палубе выстроенные в шеренгу увольняемые на берег матросы. Дежурный мичман внимательно осматривает их внешний вид. Философски заявляет – Матрос должен выглядеть с иголочки. Как начищенная бляха. Иначе он не матрос, а Гуимплен. Что в переводе с латинского, матрос – урод. В строю раздались смешки – Товарищ мичман – это люди, которых делают уродами.
– Разговорчики! Я и говорю матросы – уроды. Сами себя матросы такими делают когда из носа торчат кизяки, а волосы как у битласов- хипарей.
Хорошие были при нем команды. Эсминец приободрился. Более музыкально заскрипел кранцами. Душа его обижена. Но что происходит сейчас. Меня словно превратили в пиратский корабль. Согнали со всего флота самых непокорных, самых дерзких в плохом смысле этого слова. Они источают разрушительную энергию. Душа эсминца страдала . Она рвалась с обреченного корабля. Но там наверху не разрешат бросить еще живой корабль.
Холодный мокрый снег, засыпал палубу. Эсминец ежился от пронизывающей сырости. Железный дом с пушками и пустыми артиллерийскими погребами отапливался, как и все на этом корабле ели – ели. Зима на Черном море, пожалуй, похуже, чем на Северном флоте. Мокрая, ветреная и мрачная своими свинцовыми тучами. А когда внешний мрак дополняет больное психофизическое состояние команды и такого организма как корабль, то любая светлая новость воспринимается как праздник.
За неделю до Нового Года после утреннего подъема флага, командир зачитал приказ командующего флотом о передислокации эсминца « Дерзкий» на основную базу – Севастополь. Это вызвало оживление среди личного состава. Воспрянул и старый корабль. Переход – это вновь открытое море, его запах , его живое сердце, такое близкое и понятное Дерзкому. Повеселел и командир. Оба понимали, что это последний в жизни корабля переход. И он может в корень изменить жизнь обоих. Железная плоть корабля займет свое непочетное место на Черной речке, а его душа …. Не будем гадать. Не угадаем. Ну, а командира на новое есто назначения. А это новые надежды.
Командир, прекрасно понимал с кем служит, и что на носу Новый год. Еще в базе для себя решил, не покидать мостик до конца перехода. Благо, вестовой умел делать хорошее кофе. Та, критическая масса дерзких моряков, образованная методом искусственного отбора и сброшенная на, почти, мертвый корабль, обязательно покажет себя.
Командир лежал, смотрел на таракана и думал, что на этом корабле даже прусаки дерзкие. Никого и ничего не боятся. Усатый, почувствовал себя неуютно под взором человека, почему – то засуетился и перебежал на плакетку с копией указа Петра 1
« Офицеры народ хамский, но дело свое знают, а посему жалование и водочное довольствие выдавать исправно»
Затаренная пойлом еще в базе, команда начала праздновать встречу Нового Года, как полагается вечером. К 22.00 от дешевой алкогольной дряни люди отупели и озверели. Матросы видели в лице офицеров виновников своих проблем. Те, в свою очередь, забыли свое рабочее – крестьянское происхождение и мысленно заменили свою простецкую красную кровушку на дворянскую – голубую. Ведь в царском флоте, морские офицеры, были в основном дворянского происхождения. В результате такой метаморфозы новоиспеченные дворяне, позабыв быков которым в юности крутили хвосты и мозолистые руки своих отцов, вели себя вызывающе с нижним чинам. Как и подобает дворянской офицерской касте. Пьяные перепалки и выяснения отношений между чинами, начались в коридорах, по которым стали бродить в поисках приключений их участники. Все началось с дикого крика бывшего старшины первой статьи Криничного, похожего на орангутанга – Ах ты белая кость! Его мощные пальцы правой руки, вцепился в погон офицера. Знаменитая фраза с оптимистической трагедии заполнилась и очень понравилась ему на просмотре этого спектакля в Большом матросском клубе. Разжалованный старшина в тельняшке, набыченно уставился в глаза не менее крепкому каплею. Командиру электромеханической боевой частью Приступе. Тот, скосил глаз на свой золотой погон, медленно его вернул на место и презрительно пьяным голосом прорычал – Изволите быть недовольным, Шариков, что я вас превратил в человека. Как стоишь перед офицером!
– Какой, на хрен Шариков! Я Криничный! – матрос возмущенно звезданул офицера в скулу. Тот ответил ударом головой. Первая мировая началась с убийства эрцгерцога Франца Фердинанда. Один простой польский солдат на немецко –польской границе случайно выстрелил в воздух и был убежден, что с этого началась вторая мировая.
Битва на эсминце ««Дерзкий» началась с того, что бывший старшина Криничный не захотел быть Шариковым и поставил фонарь своему начальнику псевдо дворянину каплею Приступе.
В то время, когда великий и всеми любимый Леонид Ильич Брежнев поздравлял народ с новым 1977 годом. Мамы, папы и друзья поднимали бокалы за тех кто в море, те, кто в море чистили друг другу физиономии забыв о погонах и рассказах Пикуля и Новикова – Прибоя. Молотили упоительно. Тупо и жестоко. Полосатые туши моряков, отскакивали от переборок словно мячи.
В коридорах и кубриках эсминца мат вперемешку с хлесткими ударами, разлетался на переборки и материализовывался в красные кровяные брызги.
23.50. Щелчок в динамиках, включение внутренней связи на корабле . Это рефлекс для личного состава. Все застыли, словно включили паузу у каждого внутри. Уши, как у нашкодивших котов повелись в сторону звука. Но случилось непредвиденное. Вместо надоевших, особенно по пьянке, команд полилась удивительно красивая песня Сьюзи Кватро Stumblin In
Любовь как огонь, и как не понять
Будем мы сгорать до тла, но
Вернемся опять
Эта маленькая девочка совершила чудо. Бультерьеры в тельняшках застыли с вытянутыми кулаками от неожиданности и красоты мелодии. Окровавленные губы вытянулись в улыбках, обнажив недостающие зубы. В коридорах и кубриках чистым горным ручейком лилась мелодия. Нежная песня про вечную любовь, заполнила железное пространство и железных людей. Успокоился эсминец. Казалось и море угомонилось. Любовь и искусство синонимы. Они звенья одной цепи. Не поэты сочиняют стихи. Не композиторы пишут музыку. Не художники создают замечательные картины. Ими движет любовь. Она водит рукою живописца и находит слова поэту. Любовь это часть создателя. В момент создания произведения творец получает свойства создателя. А зритель или слушатель, наслаждаясь творением, в свою очередь, также соприкасается с его свойствами. И в этом случае нет места агрессии. Безумее в глазах моряков сменилось на осмысление глупости происходящего. На устах появились улыбки. Друг к другу потянулись руки в братании – Извини лейтенант. – Не знал, старшина, что ты у тебя левой такой хук.
Зарываясь носом в волны и взмывая к небу, один в ночи, с пустыми артиллерийскими погребами, без торпед, глубинных бомб и ракет, эсминец заканчивал свой последний поход. Его машины пели – Мир вашему дому. Мир вашему дому.
Автор публикации
