Была у царя Федота дочь, звали её Марья,
Вся в него точь-в-точь,
И уши, и глаза,
И даже черная как ночь борода.
И вот однажды царь решил её побрить,
Но дочке об этом не стал ничего говорить.
Как только наступила ночь,
Царь выгнал всех придворных прочь.
С тайника он ножницы достал,
И тихонько в комнату к Марье побежал.
Неслышно двери отворив,
Зашёл он в комнату, притих.
Присел царь с краю, на кровать,
Стал ножницами бороду состригать.
Раз подстриг и два подстриг,
Волос конца кровати достиг.
Принцесса проснулась, вокруг себя оглянулась,
Вскочила с кровати, и вот тебе на те,
Борода та выросла до пят,
Ничего себе, скользят.
Тут то Марья поняла, от чего таки дела,
И к утру созвать сказала,
Всех бородатых людей Верстала.
Чуть солнце из-за горы показалось,
Народу на площади много собралось.
Вышла Марья на край пьедестала
И народу о своём горе рассказала:
«Вот несчастье, вот беда,
Отросла до пят то борода.
Кто поможет напасть эту устранить,
Того всю жизнь буду любить.
Буду шить, стирать, варить,
За обиды не корить.»
Тут и царь к рассказу подключился:
«Кто поможет дочь мне излечить,
Того, как сына, буду я любить.
И в придачу к дочери своей,
Подарю я сто коней.»
Тут народ заполошился,
Стал он думать и гадать,
Как принцессе помогать.
Столько было слов и мнений,
Но не нашлось верных решений.
Доктор-царский тот вообще, что учудил,
Бороду в кастрюле он сварить решил.
Поставили кастрюлю на печь,
Принцессе сказали рядом прилечь.
Часть бороды в воду опустили.
И только глаза на миг прикрыли,
Она стала еще быстрее расти,
И достигла метров пяти.
Царь ещё пуще разозлился,
Доктор с глаз немедля скрылся.
Следующим на помощь пришел кузнец,
Парень был в своем деле молодец.
И предложил он батюшке — царю бороду побрить свою,
Чтоб дочь — принцессу исцелить.
Царь сначала отказался,
Очень долго над этим смеялся.
Но решил послушать кузнеца — молодого удальца.
И вот царь бороду свою побрил
И чудо-чудное этим сотворил
У принцессы в тот же миг отпала борода,
Стала она красива, как и была.
Свадьбу чудную сыграли, Принцессу с кузнецом обвенчали.
Пировали две недели,
В Верестале больше не болели.