Рита Кашина, рассказ “Алая волна”

Рассказ участвует в литературном конкурсе премии «Независимое Искусство — 2020»

СТРЕЛОЧНИК
Бабочка, описав круг над идущим вдоль железного полотна человеком, опускалась к нему на плечо. Лес по обе стороны дороги местами выгоревший, потрескивал сушинами. Солнце палило нещадно.
— А день опять будет жарким!
Выдохнул мужчина в рабочей форме с оранжевыми вставками.
Он замахнулся, чтобы вытереть пот со лба, но увидев на себе мотылька, заме
— И яким ветром Крымчанку на север занесло?
С характерным для хохлов говором произнес он,
— Шо, мэтэлик, не брезгуешь рабочим горбом?- и потянулся к бабочке- Адмиралу.
Мотылек порхнул на ладонь. Мужчина затаил дыхание, а бабочка- Адмирал, красуясь, раскрыла волшебный рисунок крыльев. Она не торопилась улетать, словно сидела на медоносном цветке, а не на черной, шершавой от мозолей ладони.
Не вытертый пот скатился со лба, заставив зажмуриться.
Когда железнодорожник открыл глаза, ладони, кроме его тени касался летний ветерок. Он поднял голову, проводил взглядом бабочку.
— Пасыбы, ангелочек.
Поблагодарил работяга и двинулся вдоль рельс.
Вот он приблизился к отрезку путей, где переводят стрелки. Прищурился на солнце:
— Який час для нас?
Услышав нетерпеливый длинный гудок за спиной, мужчина усмехнулся:
-Спешишь, товарыш? Ну- ну… А то — не успеешь!
Он перешагнул рельсы, и встав лицом к приближающемуся поезду, накрыл его рукой, как фокусник; потрескавшиеся губы что-то шептали.
Из пронесшегося с ревом скорого поезда «Воркута- Симферополь» полетели, жалобно звеня, разбиваясь об рельсы, пустые бутылки; благодарность стрелочнику за нелегкий труд.
— Пасыбы, шо не на голову …
Отозвался стрелочник.
А поезд…
ДОРОГА НА ЮГ
А поезд ? Поезд дальше потащил свой состав, набитый полуобнаженными людскими телами, изнемогшими от летней жары, хозяева которых были полны грез и надежд… По- детски наивны, надеясь на перемены в жизни в лучшую сторону во время отпуска, с помощью лишь набитого кошелька… И конечно, кошелки заметно худели, — деньгами швырялись в дороге, обретая нужное и ненужное…
Машинист перевел свой состав на нужный путь. Вздохнул.
Приподнял солнцезащитные очки на лоб, и пристально вглядываясь вдаль перед собой на железное полотно, произнес:
— Видел стрелочника?
Помощник молча кивнул. Машинист продолжил:
— Передай нашим, что мы на первом пути.
— Понял.
Они перемигнулись.

Пассажирский поезд уносил уже размороженных северян все дальше и дальше, в южном направлении. Железному коню не были ведомы людские страдания от одуряющей жары. И он весело постукивал стальными колесиками и тащил груз по рельсам с легкостью, иногда важно подавая длинные гудки на памятных отрезках пути.
Северяне были заняты обычными делами:
кто-то спал, сев с самого начала в подвеселённом виде, и просыпался, чтобы подкупить веселящего и дальше «не унывать»; кто-то сидел, уткнувшись носом в ноутбук, отрываясь на еду и сон; а кто- то сидел и бубнил, причем без остановки — бубнил ночью, бубнил днем…
Что ж, признаемся — это надо уметь.
От удушающей жары в вагоне люди с их сонными лицами и ленивыми движениями походили на заморенных зверьков.
А эти возмущения в полтона… Громче ж нельзя, хотя нужно! О стоимости билетов, о дрянном обслуживании персоналом их, таких беспомощных жертв- пассажиров …Нудное брюзжание переходит в жужжание надоедливых мух, которые сами не спят и другим не дадут. Однако, посмотрите – никто из стенающих не возьмет книгу жалоб, и не выльет туда свое недовольство. Так и есть — навозные мухи! Бубнящие продолжают ныть про эти вечно грязные туалеты, где ни справить нужду, ни умыться на ходу поезда не- воз- мож-но!
А во время стоянки – туалеты закрываются.
Что это — па -ра- докс?!
Вот и сейчас, на весь вагон состоялся диалог «вежливости»:
Проводник: — Убирать за собой надо!
Пассажир:- Туалеты нормальные сделайте!
Проводник с вытянувшимся лицом: — Что -о?!
Пассажир, повысив голос:
-Я говорю, туалеты нормальные сделайте! Я оплатил билет за нормальное обслуживание!
Проводник:- И что ещё вам не нравится?
Общество в вагоне перестало дышать.
После паузы, пассажир:
— А вы не пробовали на ходу поезда в туалет сходить? Рекомендую!
Взрыв хохота. Мужчина под «аплодисменты» занимает свое место.
Проводник, гремя ведрами, достает что-то отдаленно напоминающее веник. Поднимая пыль и в без того грязном вагоне, начинает яростно махать веником с лицом мученика. Потом достав швабру, идет убирать туалеты, после коих той же тряпкой елозит пол, по которому босиком бегают дети…
Пассажиры забиваются в свои щели – верхние и нижние полки. Детей – туда же; от грязи -по дальше!
Проводник с торжествующим видом, читающимся на его лице -вот и сидите по своим местам! Нечего тут сновать, я — главный!
…И сидят, как Полканы по конурам, а книга жалоб болтается тоскливо, подобно последнему листику, ждущему порыва ветра…
Где ты, ветер?…
ТОВАРИЩ ХОХОЛ
Поезд напоминал ловушку; обшивка вагона нагревается до такой степени, что дышать нечем.
Проводник, выйдя в проход объявляет:
— Та- мо- жня! Приготовили документы!
Он даже не обратился к едущим по их статусу, а зачем, его ведь нет? Среди пассажиров состава «Воркута- Симферополь» начинается возня.
Кто-то, просыпаясь, включил полу-помраченные от нелегкой дороги мозги, и тужился вспомнить, где же он?
Кто -то пхал в трусы то, чего не должно обнаружить таможне, а кто -то просто равнодушно наблюдал.
Блондинка 35 лет была одной из них.
Ей до чертиков надоела роль лягушки- путешественницы. Укачивание в грязном и вонючем вагоне в течении двух суток принесло свои плоды; шею надуло из открытого окна. Закрыть его равносильно самоубийству. Голову ломило. Подташнивало то ли от духоты, то ли от выхлопа соседа по верхней полке.
Он как сел навеселе, с фляжкой, так и не переставал к ней прикладываться. И прятал её, свою блескучую фляжку под подушку, когда спал. И брал её с собой даже в туалет.
Гуля вздохнула и поправила белокурую прядь, покосилась на соседа — и когда закончится веселящее во фляжке?
— Шо, голубоглазая, Харькив, чишо?
Ответил на её взгляд хохол.
Девушка сморщила носик и чихнула.
— Ото! Здоровеньки булы!
Выдохнул хохол, и девушка снова сморщилась от запаха, что издавал желающий здоровья.
— Спасибо!
Прогундосила она, зажав нос.
А ветер по ходу поезда все подносил и подносил благоуханье от соседа…
— Господи! И когда же мы приедем!
Опять вздохнула она. Но сердиться на хохла не хотелось. И не моглось, — у него, у хохла, все люди- товарищи.
Так он обращался и проводнику, и к соседям по купе, и к тем, кто проходил мимо. И что интересно: все отзывались с довольными улыбками.
Тут хохол вытащил свою блескучую фляжку, провел по красному лицу ладонью, вытерев испарину, кивнул Гуле.
Она замотала головой, отказываясь:
— В такой скотомориловке!? У вас, наверно, не только фляжка бездонная…»
А он приложился.
Затем — выдохнул, на блондинку..

Поезд сбавлял скорость.
В открытое окно влетали ароматы южных растений, сменившие суровые верхушки северных елок.
Девушка радовалась: сколько она собиралась в Крым!
И всё- не удавалось. Но участившиеся сны — кошмары про тихо стонущие корабли, — старые корабли-герои в бухтах Севастополя, — про войну, будь- то сейчас не 2013 год, а как в сорок первом — война с фашистами…
Сны стали почти явью; плач кораблей стоял в ушах даже сейчас. Что можно успеть?
Гуля с детства трепетно относилась ко всему, что напоминало родной Севастополь, и страшно тосковала по нему. Стоило случайно увидеть по телевизору море — и сердце обмирало.
Она смотрела в окно вагона и видела не мелькающее там, а что было на душе; стройные шеренги верных моряков, старые победные корабли, море…
Всплывали какие-то картины с детства — в летнюю пору мать возила её к бабушке, в Севастополь. Гуля моргнула, и море исчезло, слезинка растворилась в подушке под руками. Одной слезинкой не обошлось…
Стекло опять поплыло под нахлынувшей волной изнутри. Южная кровь била в виски все сильнее, чувствуя приближение родной земли.

…А жить-то пришлось на севере. Таком чужом, таком далеком для неё- крымской розы. И всё никак не складывалось, как хотелось.
Оба замужества- трата молодости.
Образцовая крепкая семья Советских «на веки» развалилась вместе с советским союзом, — оказалась не такой уж крепкой и образцовой… Вообще, было ощущение, что блондинка Гуля спала все эти годы. Спала, а не жила. Девушка решила: ждать нечего и не от кого! А на родину я съезжу! И не посмотрю, что 2013 год!
…Вот, показались поля с рожью, подсолнухами.
Пахнуло теплым ветром, несущим живой запах и меда, и земли, и трав, и ещё чего-то такого родного, близкого, что попав в грудь, легонько толкнуло то ли материнской ладонью, то ли отцовской, всколыхнув в душе давно теплившуюся любовь — боль.
И её прорвало. Гулю ударила горячая волна тока по вискам, по сердцу, в самое нутро…
Девушка не смогла сдержать слез. Они текли и текли, смывая дурную пелену с глаз. И стало на душе так хорошо, так радостно, как от встречи со старым товарищем, который тебя долго ждал, и вот — дождался!

— А ты поплачь, товарыш, поплачь!
Теплая рука похлопала по плечу.
Девушка очнулась от знакомого запаха хохла.
— Я пийду, а ты- поплачь!
Он посмотрел на девушку пытливыми глазами, подмигнул и стал спускаться с верхней полки, не забыв про фляжку. Гуля улыбнулась. А потом подумала, как она сразу не заметила у хохла добрый, живой взгляд? Не уж-то и впрямь — была ослеплена пеленой?
— Казалось бы, чужой человек..-рассуждала она, — а вот, назвался «товарышем». И оказался им. Хотя, какой же он, хохол — чужой?
Ведь нас – Союз из пятнадцати братьев и сестер, разгромивших фашистов!
Гуля Советских подняла голову. Слезы высохли. Разве что- стояли в глазах слезинки, и от этого занявшие горизонт поля и луга, сливались в море. Такое бескрайнее, такое близкое, такое желанно- родное… совсем в дали оно терялось в небе.
Блондинка облегченно вздохнула. Ей хотелось сказать хохлу что –ни будь доброе. И она поискала глазами мужчину, что поддержал её в трудную минуту. Хохол исчез. Его вещи – тоже.
— И — эх! Не поблагодарила … – сожалела она.
Приближался перрон Харькова.
ТАМОЖНЯ НА ГРАНИЦЕ
Вагон плавно ткнулся о что -то невидимое, перрон перестал плыть. Длиннющий состав поезда остановился, изогнувшись огромной гусеницей на железных путях, огибая весь вокзал Харькова.
Люди в вагоне оживились, доставая документы.
Поезд «Воркута- Симферополь» пересек границу Украины.
Народ окончательно проснулся: ну что, где таможня?
Проводник прошелся по вагону, предупреждая, что во время проверки двери будут закрыты. Из вагона выходить нельзя!
Гуля усмехнулась: кому-то нельзя… А кому- то…
Хохла не было!
Проводник, осматривая пассажиров, обнаружил, что нет одного из них:
-А где этот, с фляжкой?
Ответа не последовало.
— Ай — яяй! Какая неосмотрительность!
Блондинка поцокала языком.
Проводник перерыл белье беглеца, быстро убрал его, и чуть заикаясь, с округлившимися глазами, уже вежливей обратился ко всем:

• Господа пассажиры! Кто видел, где вышел этот господин?
  Гуля прыснула со смеху в подушку.
  Проводник ждал.
  Все молчали, как партизаны.
  Проводник, матерясь, побежал встречать таможенников.
  Девушка внимательно осмотрела толпу, снующую по вокзалу, в надежде заметить хохла. А что смотреть? Все равно- не выпускают…
  Она вспомнила дядю, мужа одной из сестер матери, из рабочего поселка Буды. При советском правительстве фаянсовый завод Буды гремел на всю страну, как завод вне конкуренции по производству посуды. Его фарфор даже импортировали. И конечно, у счастливчиков — родственников рабочих завода этот импорт красовался на столе, по праздникам, вызывая восхищение мастерами посёлка Буды…
  Дядя был для тогдашней девочки Гули Гулливером, таким большим, добрым. Он всегда встречал их с мамой, во время проезда через Харьков. Дядя доставал из пакета дюжину вкуснейшего симферопольского пломбира, ибо знал маленькую обжору -толстушку. И пока они с мамой обсуждали план отпуска на лето, белокурая папмушечка Гуля справно дегустировала родной пломбир.
  На спасибо уже не было сил — язык почти замерзал, а добродушный дядя брал девочку на руки и громко раскатисто хохотал: -Ну и северяне! За снегом приехали!…
  Гуля надавила на глаза ладонями — слезы сейчас не планировались. А дядю хорошо вспомнила, добром. Он не любил грусть.

Теперь, посреди перрона, подобно цыганам, стояли торгаши фарфором — гордостью Харькова… Они с нескрываемым достоинством крутили свои изделия и сервизы, сверкавшие на солнце позолотой.
И народ прилипал к окнам купе с открытыми ртами, и любовался настоящей красотой.
Труднее всего было проводнику. Ему приходилось сдерживать натиск пассажиров на ступеньках вагона; его -таки выпихнули из дверей. Теперь у него действительно было лицо тужащегося что-то сделать.
Да, это вам не веником махать. Но как говорят про хохлов:
” Где побыл хохол- даже еврею делать неча»!

Верткие старушонки, повидавшие в жизни и не такое, пришли на выручку «мученикам» поезда «Воркута — Симферополь».
— На, хлопчик, голодный, небось?! —
И кулек с горячей картоплей и шматком салка летит в открытую форточку окна вагона.
И хлопчик с кулачищами с корзину без труда делает перехват съестного. В ответ шлет в форточку расчет – помятую купюру. Бабулька, кланяясь, прячет гроши в переднике, и переходит к следующему окошку…

Блондинка, положив голову на сложенные руки, любовалась хрупким фарфором. Такое не увидишь ни- где! И вроде выглядела по деньгам покупку; чайник- заварник, хохол с чубом и сахарницу, хохлушку — толстушку, от них невозможно было оторвать глаз! Замахала стоящей рядом бабульке. И та — поняла её, подошла к окну вагона. А бросить не получается…
Бабулька тянется, кряхтит от усердия.
Вот девушка будь- то коснулась рукой фарфора, ан-нет, перрон низкий…
— Что делать? — ничего не получается!
Отчаялась блондинка.
А бабулька ей в ответ:
— Не журись, дитка!
А сама в глаза девушке смотрит, и рук не опускает.
И поймав бабушкин взгляд, Гуля узнала в нем… Хохла!
— У всих получается, и у тебя получится!
Эхом повторялись слова бабульки в голове.
Девушка и не заметила, как фарфор приятной прохладой коснулся её рук.
Она крикнула:
— Подождите, я — сейчас!
И достала деньги, а когда обернулась к окну, бабушка исчезла. Гуля поискала её глазами, бесполезно…
Вдруг, среди слепящей позолоты и посуды блеснула знакомая фляжка! Ну — он же, хохол, прямо на неё смотрит и кивает!
Девушка вскинула головой, чтоб получше разглядеть и -поплыли звездочки от удара о третью полку с верху… Среди радужной ауры красное лицо хохла улыбнулось и спряталось за ларек.
— Да… Где ж ты был, родной хохол! —
Прошептала девушка.

Она повертела в руках фарфор, и пришла в умиление; харьковскими умельцами была задета любимая нотка девушки с севера — юмор.
— Что и говорить, Нобелевская вам премия, земы! — цокала языком она, -это ж надо придумать…
И действительно, тут и хмурый улыбнется; у казака с чубом, чайником то есть, чай льётся из …ширинки! И ему под стать -пышногрудая хохлушка; — сахарница или перечница, — как жизнь повернет. Она в переднике предлагает свои дары…
Девушка словно проснулась, выплакавшись окна. В ней открылась некая дверка… что была заперта.
— У всих получается, и у тебя получится! — говорили бабушкины глаза, цепкие и добрые, врезавшиеся в память.
Гуля улыбнулась :
— Да! И прямо — сейчас!

Блондинка хихикнула. Приближалась процессия таможни.
Лощеный черноглазый мужчина, при должной форме, важно перебирал предоставленные пассажирами документы, осматривал багаж. Он почесывал усы, такие пышные, и покашливал.
Видать и ему дышалось с трудом. Но что делать? Проверка только началась… За ним следовали два охранника.
Они перевернули белье и вещи пассажиров с нижних полок -может, хохол там?, — нет, хохла там не было!
Тогда таможенник стал спрашивать, видел ли кто, где вышел хохол. Дошла очередь до блондинки с севера.
Она неспешно достала паспорт, разгладила на груди любимую маечку – матросочку, потя-ну-у-лась
…В таможеннике проснулся мужчина; в потухшем взгляде заиграли искорки, его усы задергались, как у кота.
— Ага! -щелкнула языком блондинка, и облизала нижнюю губу.
— Вы видели, где вышел ваш сосед? -оторвав, наконец, взгляд от груди девушки, и уперев его в паспорт, спросил кареглазый.
Блондинка сделала круглые глаза :
— Какой?
— Ну, который напротив вас ехал.
— А-а… Так там никого нету.
— И не было?
— Не знаю…
Блондинка скосила глаза и снова облизала нижнюю губу. Таможенник кашлянул, вернул паспорт.
Подергал свои усы. Переглянувшись с охраной, указал на сумку, стоявшую на третьей полке :
— А там, что?
— Где? А… Там? — Гуля повернулась так, что подушка свалилась одному из охранников на голову, — Так, сумка же.
— Вижу, что сумка. В ней — что?
— Поклажа, наверно..- блондинка снова повернулась; на этот раз охранников накрыл матрац
— Достать? — Гуля потянулась за сумкой, встав одной ногой на столик, а носком второй – в чашку с кофе, благо – уже негорячей…
— Не надо, не надо! — заторопились таможенники в другое купе.
Гуля расхохоталась в ладошку: вот она, жизнь! Вот её вкус!
ПАМЯТЬ СЕВЕРА
Похоже, пассажиров прибыло. На нижнюю полку, над которой ехал неунывающий хохол, со вздохом шлепнулась грузная брюнетка.
И ещё не разобрав сумки, прилипла к телефону.
Блондинка фыркнула – она терпеть не могла показуху с телефонами и лживым интернетом.
Станет ли нормальная женщина при всех обсуждать интимные проблемы, озираясь по сторонам: — Как, цирк прокатил? Наконец, на меня обратили внимание. Хоть таким путем! …
Куда настораживающе выглядит с виду приличная, и матами гавкающая в трубку, не минуту-другую, а хороших полчаса.
Вы ещё не поняли.
Слушайте дальше.
Слушайте, мне на вас плевать!
Правда, не всем на себя плевать, кто-то и сделает замечание:
— Не верю, не натурально; телефон-то выключен!…

— Ты почему трубку не берешь? — пыхтела брюнетка, расставив толстые ноги. Блестящие лосины в обтяжку подчеркивали дурной вкус женщины.
— Я в пятый раз тебя набираю!
Она нервно засовала ногами, шаркая по грязному полу.
В рубке что- то хрюкнуло.
Сеанс телефонии был окончен, не начинаясь.
Брюнетка, кряхтя, наклонившись через складки живота, порылась в сумке. Достав зеркальце и помаду, стала красить губы, громко сопя. Накрасилась,и посмотрелась, вытягивая по -обезьяньи губы. Вздохнула — и опять за телефон.
— Шо, молодожены?
Не утерпела седая дама, присевшая напротив толстухи.
Та покусала крашеные губы, размазала помаду, и скривившись плаксиво протянула :
— Та не-е…
— Шо ж одного оставила? Кобелей не знаешь? Рядом, на поводке таких водить надо!…
Брюнетка, пыхтя, пыталась повернуть кольцо на безымянном пальце, но- тщетно…

Гуля переняла вздох брюнетки, и с облегчением выдохнула, глянув на свою свободную руку. Она вообще не могла носить ни колец, ни браслетов, ни часов. Это было ей чуждо, — вроде цепей.
Кольца терялись, браслеты рвались; руки избавлялись от всего лишнего, что посягало на их свободу…
Но замужества не сложились не из – за колец с браслетами.
Первый медовый месяц растянулся на вечно пьяного мужа. И грозился утопить и блондинку Гулю, пытавшуюся спасти упивающегося…
Ну а второй…
Гуля вздрогнула и повела плечами от воспоминаний.
Второй оказался вообще отморозком.
«Уехав в командировку» — не дальше следующей пятиэтажки с бичами, дал ключи от квартиры собутыльнику. На, мол, сходи и проверь, как там молодая и красивая жена, пока я пью водку и сифилис собираю у потаскух, — работаю в командировке!
Среди ночи повернулся ключ в замке, клацнул.
Гуля ещё удивилась — ночью муж не приезжал.
Улыбаясь она откинула одеяло и приготовилась прикинуться спящей.
…Зажегся свет в прихожей, дверь в комнату открылась и в неё ввалился …вонючий как помойная яма бомж!
Он прохрипел:- Может, потанцуем?…
Хорошо, у перепуганной девушки хватило сил достать из- под кровати топорик, небольшой, но не переставший быть холодным оружием. Не смотря на внешнюю мягкость и легкомысленность, блондинка Гуля не была таковой. Уроки выживания в кругу когда-то крепкой советской семьи, а теперь трещавшим по родственным швам, не прошли даром…
Оцепеневшую от ужаса девушку пробила мысль, от которой трясло, но уже от ярости и ненависти; квартиру открыть мог только муж! Ключа было два. Так они решили, когда клялись в любви. …Ненадолго же её хватило!
Гуля повернула топор лезвием от себя.
Он блеснул перед застывшим алкашом.
А Гуля чужим, хриплым голосом бросила:
— А под топор лечь — хочешь?
Воняющего бича, может и с обмаранными штанами, сдуло.
И дверь не закрыл, только что-то брякнуло…
Гуля вышла в коридор. Сердце перестало стучать; на полу лежали ключи с брелком, что она дарила мужу…
Она сказала :
— Не зря тебя, ублюдка первая жена резала! Да не дорезала — дура. А я — не пожалею, как и ты — меня!

Крымчанка с севера потерла ладошки и растопырила пальцы :
— Ненавижу кольца! — она сжала кулачки, и стукнула о верхнюю полку. Там что-то жалобно зазвенело. Девушка подтянулась и вспомнила про фарфор.
— А -а… Это вы…
Она достала с начала забавного хохла, льющего чай через ширинку. Положила на матрац, ближе к стенке, чтоб не разбился. Но тот так печально развесил усы по плечам, выставив дуло чайника прямо в нос блондинке, что та поспешила снять сверху и его «жинку».
— Вот и целься в неё! — Гуля пристроила обоих рядом, и подперев подбородок, под укачивание вагона с улыбкой прикрыла глаза. Хохлушка-толстушка напомнила маму.

Она была гарной пышногрудой дывчиной, занявшей сердце молодого хохла. Тогда они ехали в одном вагоне на заработки в северные края. А ещё у мамы были на зависть косы, что называется –«до пояса» . Гуля не раз слышала, как мать шутила:
— Вот отрежу волосы! Голова болит, надоели!
И в ответ недовольно рокотал отец, крепкий, плечистый;
— И не вздумай! Я, может из-за кос и полюбил тебя!

Гуля погладила нагревшийся в душном вагоне фарфор.
— Мои вы хорошие! — прошептала она с горечью то ли воспоминаниям, то ли мастерам — художникам из Харькова. Было ощущение, что родители рядом, за стенкой купе. Только выгляни. И девушка прикрыла глаза.
Да, эта молодая пара не пропала на суровом севере…

Детство Гули если не назвать счастливым, то тогда надо спросить у сегодняшних детей; детей не знающих бесплатной учебы, детей, попавших и пропавших в рабстве и платных клиниках.
А особенно — у не помнящих народных героев, освободивших их будущее от фашизма ценой жизни…
Стол в семье Советских ломился буквально от хлеба и соли. И не потому, что родители занимали должности чинуш, жрущих в основном красную икру. Нет, они помнили вкус хлеба с опилками, трещащей на зубах землей — от картофельных очисток в голодовку. Как в войну с фашистами, так и после неё- в разруху.
Они знали, как зудит все тело от платяных вшей, это когда на тебе одежда вздымается и ползет складками…
Как ненасытные глисты пищали у самой глотки, и у кого-то шли носом и горлом. Если спал- не успел руками выкинуть комья глистов- ты мертвец…
Они видели, как не преснела вода в реке Десне- от крови раненных и убитых советских солдат, бьющих фашиста на Украине…
И не было даже слова – страх; смертельная ненависть к фашистам, напавшим на родину рвала в куски врага!
Цена жизни, свободы, отвоеванные у фашиста, навсегда закалила советский народ. Молодежь знала, что разруха – временна. И будущее зависело только от неё. В работе не знали слова «не умею» или «не могу».
Многие, заработав на обратную дорогу, возвращались на Украину. Да, не все выдерживали тяжелый характер севера.
Да, эта земля – не для слабаков!
Отец шоферил, на лесовозе, с начала.
Кто возил в шестидесятиградусный мороз по обледеневшей лежневке груженый лесовоз, да ещё в гору, почти вертикальную, знает цену отмороженным рукам и ногам…
Никакие «северные» не вернут тебе здоровья!
Отец был непростой малый, отслужив в КГБ.
Государство обеспечивало работой и жильем -без проблем.

Мама работала от зари до зари пекарем.
Это была действительно тяжелая работа тогда, в советские времена, — почти все месили руками, -сравни добровольной каторге. Как -то в ночную смену выключили свет.
Мама в слезах прибежала домой- благо, квартира рядом.
— Спасай, родной! — закричала она с порога.
Отец выскочил с охотничьим ружьём.
-Да что ты! Оставь! Тесто, хлеб пропадает!
Хлеб они спасли на весь рабочий поселок.
Да, отец мог постоять не только за себя…

Закаленные ишачьей работой в колхозе, за спасибо, молодые хохлы держались друг друга, как бы их не била жизнь…
И Север их принял. И взял под своё суровое, но справедливое крыло. Были моменты, когда кто-то уже трижды пропал в заснеженных просторах северного края, но не они, семья Советских.
Многодетная семья Гули на знала недостатка ни в чем!
Хохлы привыкли надеяться на свои силы, и велось небольшое хозяйство. И успевали все: и денег заробить, и детей народить, их кормить, и своё сало есть!
А своё сало — это тебе не протухшая каша под названием красная икра! А для детей- ценное парное молочко.
Вот так -то! Вот тебе и южане- неженки.
ГДЕ –НАШИ?
Гуля открыла глаза: а как они в отпуск ездили!…
Тогда не разделенные, подобно хомякам по клеткам, братские народы СССР не знали слов -заграница и таможня.
Блондинка хихикнула, вспомнив таможенника в Харькове.
А усы у него — ого-го!
Она положила руки на фарфоровую парочку.
Память нарисовала счастливые лица родителей. Пока они были сильны и молоды, пока помогали своим чадам, вытаскивали их из тюрем, укрывали в час неминуемой беды под крышей небольшого, но родного дома, — были нужны этим чадам…
Слёзы навернулись даже в закрытых веках, заставив сопеть нос.
Да что же сон никак не идет!
Гуля шмыгнула в простыню, и посмотрела на носик чайника, зияющего в ни-ку-да…
Не -сме- шно… Как и в ситуации с харьковскими сувенирами. Им бы в пору быть нарасхват у всего советского союза, а не пылиться на вокзальной площади от нищенской безысходности.
Так и со старым домом, да что там; старики- не помеха, тем более -для шакалов! Мать начали таскать по больницам, выискивая то, чего не было, и что не болело. Заразили, -нашли.
Дальше- дело фашиста, довести до кладбища, чтобы не мешалась под ногами, как хозяйка квартиры.
А отец? Ты нас выкормил, на ноги поставил, из тюрьмы вытащил… На кой ты теперь. Да ты без своей женки — хохлушки кто?
Ча — й -ник… сам сопьёшься.
И тут — на тебе! Как они, бывшие родственники назвали Гулю — «поскребышем»?
Этот самый поскребыш и встал поперек шакальего горла, оказавшись запасным патроном старого, но от этого не переставший быть дома -Родины!

Может, Гуля и не стала заступаться за стариков, и туалет из трех досок, от ветра падающий, ежели не сны…
А сны Гуле с детства снились что ни на есть — вещие.
Хорошим снам радовалась. Плохим сбыться не давала.
Так и повелось; как увидит пакость со стороны соседа- предупредит отца. Отец заметил точность слов младшенькой, стал прислушиваться, да на рыбалку брать.
Втянувшись в познание северной природы и её секретов, девчушка сама ответила на вопрос, что задавала отцу;
«Зная, что живешь с врагом через стенку, почему не уехали?»

Юность – осознание Истины, либо – путь в никуда.
Гуля пошла по первому пути.
И когда им в школе советские учителя твердили:
— «Дети! Будьте на чеку — страну разваливают!» — она не хотела им верить, как истинно верила в крепость и нерушимость своей семьи.
И когда в счастливые цветные сны ворвались кошмары про войну, будь-то тогда был не девяносто первый, а сорок первый год -войны с фашистами — с бомбежками, разрухой… девочка просто решила, что её сонное реле сломалось в виду с переходом из детства во взрослую жизнь.
Увы! То была не ложная тревога.
Гуля потом лишь диву далась – на сколько верно дали ей подсказку сны.
Сосед, пытавшийся гадить, вскоре помер. Ныне лежит на кладбище. Более того, именно сосед первым снился в фашистской форме.
Потом девушка узнала других односельчан, продавшихся фашистам…

Просыпалась в слезах, когда среди свиных рыл она увидела… братьев и сестру…
В ту пору такие сны не одной Гуле приходили, — то время было разрухи СССР.
Девушка помнила, как предупреждали учителя в медицинском училище:
— «Давая клятву Гиппократа, вы принимаете присягу, по силе равную военной! Воины бьют слуг смерти — врага; вы же бьётесь за жизнь человека, вы бьёте саму смерть, пока не предадите клятвы! Помните!»
Гуля всё помнила.
КРЕЩЕНИЕ КУМАЧОМ
Та-та-тахх! Та-та-та-таххх! — несли железные колеса сотни людских душ в раскаленных вагонах, поездом, переведенным во времени стрелочником.
Та- та-тахх! — отдавало у каждого пассажира в висках.
У кого-то радостно, а у кого-то острием молотка по нервам… У кого-то надеждой забыться от кошмара, хотя бы на неделю.
Который заставил взять билет на двое суток другого кошмара, марева в вонючих вагонах…
А потом – будет море… солнце. …ласковые волны и такие же девочки!
А потом- будь, что будет. Если повезет.
Кто-то ехал в разных вагонах -для конспирации, удирая от жены или …мужа. Не подозревая, что он или она едет третьим лишним тем же поездом…

И это то, ради чего гибли наши святые воины!?
Та- та-таххх! — все тише стучало в висках Гули.
По вагонам, убаюкивающим скоростью хода и покачиванием, временно закинувшим пассажиров в будущее или прошедшее- кто куда попал, разнесся храп.
Вот, товарищ наполовину сидит-стоит, опираясь на столик свисшей с полки ногой и вяло пробует оседлать матрац, выпавший из-под него. А вон, товарищ ловит прохожих руками, хватая за что попало, думаешь, ему подадут?…На врят -ли. Скорее- поддадут.
Вобщем, этакий час- сон во взрослом детсаде.
Кислороду поубавилось. Расслабленные во сне дружно храпели, приглушая порчу воздуха.
И самое интересное; идущие мимо из других вагонов с таким видом воротили рыло: «Ну и вонища, хоть бы проветрили!», как будь -то сами на крыше, между труб ехали!
Гуля Советских не была исключением, и храпела за весь офицерский состав Красной армии.
Одной рукой она обнимала фарфоровых хохлов, а другой- дирижировала.Надо думать- командовала.

…Девушку кто-то тронул за плече. Она повернула голову.
Мужские плечи, фуражка, девушка потянулась к нему.
Ладонью ощутила шершавую ткань -шинель.
В сумраке -то ли вечернем, то ли ночном стояла дымка.
Гуля спросила: “- Кто ты?»
Он молча повернулся спиной.
Поднял руку в перчатке, приглашая за собой.
Они шли по вагону, мимо пустых купе.
Девушке стало жутко, она схватилась за колючий рукав идущего впереди и прижалась к его спине. Повеяло порохом.
Туман стал рассеиваться, рисуя силуэты спящих пассажиров.
— Они что, все спят? -прошептала Гуля.
Нет, не все: вон, сидит, в военной форме.
Гуля пригляделась и охнула: — Да то ж — фашист!
А вон -ещё, с мордой здоровенной, знакомый такой…
Мать честная! Да это ж …
А наро-о-од — … В лежку! Спит!
— Ах ты, ж гадина фашистская, ещё и пасешь, сидишь, чтобы народ не проснулся! — кошкой зашипела Гуля, — Солдат! Куда смотришь!?

Раздался удар грома.
В кратковременной вспышке встала стеной спина военного.
Он повернулся.
Вместо глаз — рана через всё лицо, а вместо груди- кровавое месиво… Боец погрузил руку туда где должно биться сердце, и вынул что -то из себя.
Горячая волна накрыла Гулю с головы до ног.
Опять — вспышка и раскат грома.
У неё на плечах искрился алый кумач.
Искрился, но не горел, а второй кожей покрыл тело.
А рядом — бледный старик, Ветеран. Он с трудом отбивается от фашиста, который тянется к его груди, силится сорвать ордена и медали.
Гуля задыхается — так жжет алая накидка, до самого нутра пробирает…
— А! Сволочь фашистская! Мало тебя били и гнали!
Она разъяренной тигрицей накидывается на врага, скидывает фуражку с проклятым нацистским орлом …
И узнает очередного чиновника.
С кошачьей ненавистью вцепляется ему в глаза, волосы.
Летят клочья. Фашист истошно визжит, и как-то по бабьи.
Сквозь вопли Гуля слышит голос Ветерана:
— Сестричка! Поднимай наших!
Мигает молния.
Девушка оглядывает себя и видит на рукаве повязку с красным крестом.
Вспышка.
Женский противный визг :
— Да пусти же!
ПРИКАЗ РОДИНЫ НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ!
Блондинка резко поднимает голову со сна, и бьёт лбом третью полку.
В руке- клок черных волос.
Пересчитав звездочки, смотрит в низ. Там — толстуха брюнетка, с выпученными глазами что- то доказывает.
— Что это?
Спрашивает Крымчанка, кидая на стол клок черных волос.
— Вы слышали? Она ещё спрашивает!
Возмущалась брюнетка, крутя телефон в руках.
По-видимому, она так и не дозвонилась до мужа. Искала, где бы злость выплеснуть. Очевидно- неудачно.
— А нечего у меня под руками шариться!
Отрезала Крымчанка, вспомнив несчастный вид толстухи от разлуки с любимым. Который, наверно от радости расставания с ней кувыркался на третьей полке. Гуля так резко повернулась, что фарфор жалобно забрякал.
Покосившись на неудовлетворенную неудавшимся скандалом женщину, блондинка добавила:
— Не сиделось тебе с мужем, так сиди теперь, смотри как другие спят!
Гуля прищурилась, не брюнетка ли в фашистской форме снилась? Потом по – кошачьи фыркнула и зевнула. Внезапно вагон качнуло от встречного состава. В минутном грохоте мелькающие окна вагона напротив напомнили вспышку молнии из сна.
Крик Ветерана: — Поднимай наших, сестричка! -отозвался болью в сердце.
Она вздохнула: — Знать бы наших!
Услышав шаги, приоткрыла глаза. Прошел проводник.
На голове у него блеснул нацистский орел.
— Начинается! — она закрыла глаза, проваливаясь в темноту…

Тумана уже нет. Состав несется на бешеной скорости, отчего не разобрать, что за окнами. Похоже, что это вагон, в котором едет Гуля. Она медленно движется через спёртое пространство.
Нет воздуха. Слышен то ли храп, то ли хрип спящих.
Вот один, в форме нациста, как удав пялится на спящего пассажира. Едва тот начинает подниматься, отрывать голову от подушки, враг подливает в стакан какое-то пойло и дает выпить жертве. Спящий хрипит, изо рта пузырится кровавая пена.
Фашист потирает руки, хлопает себя по карману.
У Гули темнеет в глазах от закипающей ярости.
Плечи нестерпимо жжет красный крест.
Сзади она слышит голос ветерана:
— Наших поднимай, сестричка!
Гуля оборачивается. В проходе вагона — Ветеран.
За ним — старушка, подарившая фарфоровый набор.
Гуля кричит :
— Так где — наши!?
Ветеран поднимает клюку, показывает на спящих.
У девушки немой вопрос в глазах: — Как их поднять?!
На что Ветеран стукает клюкой: -Приказ родины не обсуждается!
А старушка из -за его спины улыбается: — Не журись, дитка!!!
ГОЛОС СОВЕСТИ
Раздалось бряцанье металла.
Гуля открыла глаза. В сумеречном свете она разглядела, как проводник наводит порядок. Веник, который в пору назвать драным, макался в ржавое ведро с темной пенящейся жидкостью. Это разбрызгивалось на пол купе. И конечно, на пассажиров нижних полок. Вытерев испарину со лба, проводник со страдальческим лицом начинал размахивать веником.
Крымчанка хотела спросить :
— А что, швабру не взять?
Но наблюдая за отбывающим свою очередь, захотела задать другой вопрос:
— Нарочно что-ли издеваешься над народом?
А потом усмехнулась: -Да с тобой все ясно- ты ж фашистскую шкуру одел!
Вагон качнуло. Встречный состав с воем проносился мимо. Блондинка наклонилась над головой проводника и рявкнула, чтоб услышал:
— Что, грязи мало?
Тот услышал. Он уставился на неё с такой ненавистью, что девушке опять показалось, что проводник-фашист, а веник в застывшей руке — автомат.
После грохота прошедшего товарняка наступила тишина.
Перестал храпеть лысый с нижней полки, щедро окропленный со ржавого ведра. Он даже повернул голову.
Проводник сузил глазки:
— Что, жаловаться будешь?
А Крымчанка в ответ :
— А что, и книжка есть?
Проводник понял, что эта — напишет. Непременно.
Он, брякая ведром, перешел в другое купе.
А блондинка сложила губы в трубочку и присвистом проводила его.
Потерла ладошки:
-Даже не надейся, что ты — главный!
Потом заметила, как дядя с нижней полки по черепашьи прячет лысину под простыней:
— А высовывался, чего?…

За стеной купе бубнил мужской бас. Она уже привыкла к нему, как к жужжанию шмеля. Неожиданно он замолчал. Потом довольно громко произнес:
— А что сделали мы для того, чтобы не растащили СССР?
Блондинку словно в бок толкнули. Она переместила голову туда, где лежали ноги. Выглянула и увидела своего соседа — «бубуна».
Пузатый мужчина лоснился от жары. Он вытирал лоб, потом грудь, тяжело дыша. Ему поддакнула женщина с усталым лицом, наверно, собеседник тот ещё… А он басом продолжил монолог, пошевеливая в такт пятками. Но блондинку это уже не раздражало, напротив, подтолкнуло к мысли, что пузатый- не совсем господин. И не от жира лоснится. И пот вытирает от голоса ещё теплившейся совести, пробившей с опозданием, но всё- же…
И та самая нотка отозвалась тонко, да звонко у Гули с начала тонко и остро кольнув в сердце:
— А ты, ты — чем лучше этого жирдякина -?А потом эхом отдала в нутро: — Чем? …Чем? … Да ни- чем!…
Блондинка повернулась к звякающему фарфору и пробубнила:
— Разбрякались!
Взяла в руки заварник. Что-то внутри дало знать, что он не пуст. Гуля обожала делать сюрпризы. И считала каждый день- за сюрприз. Похоже- теперь её черёд удивиться приятной неожиданности.
Она зажмурилась — что же может находиться в сосуде?
— Что бы я хотела? — она надавила кулачками на глаза до звёздочек, так не хотелось разочаровываться … -Что бы я хотела? Эх! …Что нужно всегда! — прошептала она и открыла крышечку. Перевернула заварочник.
Оттуда выпала ложечка, чайная, железная.
Гуля двумя пальцами поднесла её ближе.
-Н-да! -щелкнула языком девушка, обнаружив у ложки особенность — заточку на самом конце. Прищурилась, – на ручке прибора виднелись буквы. Она выставила на отсвет металл и отчетливо прочитала» Аскольд».
— Н-да-а …Блондинка дунула на прядь, свисающую со лба, -как такое может не пригодиться. И — чайку попить…
Блондинке показалось, что у хохла -заварника победно блеснуло горлышко, не без умысла заделанное умельцами из Харькова на месте ширинки шароваров.
И- в глаз дать …острие ложки с лёгкостью вошло в подушку.

• Ай, да хохол! Ай — да братишка! — Гуля бросила взгляд в темноту, зиявшую по ту сторону окна, из которой изредка выныривали короткими вспышками дорожные фонари.
  За стенкой всё ещё переговаривались.
  По выражениям и фразам было похоже, что сожалевший о распаде СССР хорошо разбирался в юриспруденции.
  — Наверно, умственный! — решила девушка, и свесила голову, обратив на себя внимание собеседников:
• Товарищи! Можно вопрос?
  — Не спится?
  Вымученно улыбнулась напарница «умственного».
  Отбросив простыню, она вышла. Толстяк кряхтел и вытирал шею.
  — Кто такой Аскольд?
  Не унималась блондинка.
  — У-уу! , Мадам, куда вас занесло!
  Мужчина удивленно сморщил лоб. Он, видимо, не ожидал от блондинки подобного вопроса. И, видимо, был неплохой торгаш.
  -Надо прикинуть …
  Он прищурил один глаз и подмигнул Гуле.
  Она не ответила, а скривила губки: а такой умный на вид…
  Толстяк крякнул, досадуя, что с этой не поторгуешься.
  И уставился в окно. Вернулась его попутчица.
  Гуля ждала. Мужчина обратился к женщине :
  -Слушай, где мой телефон?
  Та порылась в сумке, висящей на стене. Достала дорогой телефон и подала. Толстяк пробежался пальцами – сосисками по кнопкам аппарата, заставляя его пикать на все лады.
  — Так-так … -мурчал довольным котом хозяин телефона, — если я не ошибаюсь, а я редко ошибаюсь, — он пошевелил бровями и многозначительно посмотрел на попутчицу, — та читала его по губам, -потом поднял подбородок и самодовольно провозгласил:
• Итак, мадам, — он опять подмигнул Крымчанке, отчего та фыркнула в ладошку; — и отчего все умные такие дураки?
  — Итак, мадам, вы спрашивали за Аскольда…
  Он крякнул, перечитывая текст с телефона.
  Блондинка сделала глупую улыбку — даже так! И если бы не услышанный ею диалог, где звенела, бередя раны, совесть, она бы фыркнула в подушку — «тюфяк»!
  Но накривлявшись вдоволь, она тяжко вздохнула и стала вглядываться в далекую темень, под названием «Я» …
  Вскоре на стекле отразился двойник девушки: симпатичное округлое лицо с живо хлопающими ресницами и красивыми губами.
  — Идем от вопроса — «Что сделали мы, когда гибла страна ?». А точнее, Гуля Советских, что ты сделала, чтобы предотвратить развал непобедимого СССР?
  И голос изнутри исповедался перед совестью :
  — Пыталась создать семью, видя, что родственная разваливается. А для меня без семьи нет смысла и жить. Родина = семья = едины! И без этой формулы нет будущего не — у- ко-го!
  Интуитивно ища защиты у мужчин, я встретила лишь предательство как среди бывших родственников, так и в законном браке… Хуже не придумаешь!
  А потом- пришлось стариков спасать от собственных детей, которых уже укусила язва бешенства. Раненные смертельной болезнью, вместо того, чтобы вместе, крепким кулаком оставить мокрое место от попыток врага сунуться на родную землю, дети трусливо — по шакальи предали родной дом, — родину…
  А родина знает всё. И как любит верных сынов, так и предателей карает –страшно.
  А потом, сны про войну стали реальностью, и о чем печально и протяжно плакали старые корабли, даже не во сне…

Гуля постучала пальцами в окно, где засверкали первые огни Симферопольского вокзала :
— И вот я, твоя верная дочь Севастополя, лечу голубицей на твой зов — приказ Родины!
Встречай же меня, отец — Севастополь!..
ОБЪЯТИЯ РОДНИ
У самого Симферополя сердце девушки било во все барабаны: воздуха не хватало, хоть она и вышла в самый перед вагона. Ноги сделались ватными, а память всё доставала и доставала картинки былых встреч с родственниками в советские времена, и они, подобно киноленте, мелькали перед глазами, уже по предательски помутневшими от слёз …
Пришлось опереться за стоп- кран.
Вот, вагон качнуло в последний раз, и он встал, но перрон всё плыл перед глазами. Многочисленные встречающие и провожающие двоились, платформа качалась перед ногами – сказывалась нагрузка на больное с детства сердце. Тщетно поискав родных, которым она и звонила, и писала- мол, еду выбралась раз в двести лет на родину, — их не- бы-ло!…
Что ж… Жизнь в очередной раз показала белье, что принято называть родней, с изнаночной стороны. И далеко – не белоснежного цвета… в прочем, ещё раз доказав, что чужих не бывает.
Все мы -братья и сёстры. Просто у кого-то от ожирения мозгов, медики обзывают сей недуг склерозом, наступает постоянная или кратковременная — это, как смотря жизнь тряхнет, амнезия -потеря памяти. Что ж? Лишь бы — не на всегда…
Ведь существует неоспоримое мнение, что если Бог наказывает, то в первую очередь отнимает память и разум.

…Так вот стоит Крымчанка с севера — Гуля Советских, типа сироты российской, коей полны все детдома и приюты нашей необъятной страны. И думает, как бы ей, после того вонючего и душного кошмара в двое суток, не брякнуться со ступеней, как говориться – лицом об…
А в Крыму ночи – не чета северным; черные, опасные…
Вдруг, из-под ног вывернулся армянин, круглолицый такой, на вид неподозрительный…
-Что задумалась, родная? — и руку подает.
— Ну, спасибо, братишка.
Гуля опёрлась на него, и прыгнула на низкий перрон.
— Да-аа.. Ну что, — чуть слышно выдохнула Гуля в блещущий ночными огнями Симферопольский вокзал, — Ну, здравствуй, родной!
— Откуда, красавица?
Улыбался армянин.
Девушка не надеялась ни на чью милость; Севастопольцы -гордый и отважный народ.
Она закинула сумку за плече и тихо, но твердо произнесла:
— Я вернулась домой!
Сказав тем всё…
ВРАТА КРЫМА
Фары несущейся машины выхватывали из темноты фрагменты скал, мелькавшие на бешеной скорости. Какой армянин- русский не любит быстрой езды? Кусты с пышной и цветущей порослью напоминали каких-то зверей- стражей, открывающих крымские ворота перед Гулей…
Не хватало воздуха, и девушка опустила стекло в дверке. Смешанный поток одуряющих южных запахов наполнил истосковавшуюся душу по ним сладковато-восточным оттенком, смешанным с мокрым от росы асфальтом и остывающей, дышащей в лицо родной землёй…
— Ничего! -шептала девушка с Севера, -в жизни и такое бывает; может, не смогли встретить… Страшно не это, а другое; не могли же все родные разом чужими стать?! Хоть и за двадцать лет! Или это — не так…

Обычно, в машине на ходу девушка частенько засыпала; ей нравилось чувство полета. Закроешь глаза, а тебя несет скорость, время… А ты — стрела! Вот и сейчас, она откинула голову на спинку сиденья и старалась поймать это чувство.
Оно стало наполнять Гулю; тихая радость от встречи с родными просторами, от конца страшной разлуки, разрыва пуповины дочери Севастополя со своим народом, аж в двадцать лет…
Вдруг у сердца жальнуло змеей, отчего противно леденели руки, немели пальцы. Она съёжилась. По привычке с севера поднесла ладони к губам и подышала, отогревая их. И это — в июле- месяце?
— Ничего! Я сейчас -прямиком к бабушкиному дому. Там -тётка, крёстная…
Она живо вспомнила стол посреди дворика; над головой – гроздья винограда и ласковые лучи, играющие на абрикосах, на столе, в миске,и дымящуюся картошку с ароматным укропом …
И её, — милую незабвенную бабушку, — золотой звезды героиню-мать, которой «досталось» не только от войны с фашистами, а что по -хлеще; на старости лет вместо покоя, каждое лето терпеть отпрысков своих десятерых деточек!..
Гуля поёрзала на сиденье. От воспоминания как-то потеплело на душе. И она продолжила доставать из кладовой памяти солнечные дни детства.
Блондинка прыснула в ладошку — вот попался нахальный кузен стыдно сказать- из города Ленинграда! Бабушка -таки поймала его во время поползновения в её каморку! Бабушка тащит за шкирятник вора, волочит его, а он, вцепившись в занавеску ещё и вопит:
-Это не я! Я не воровал!…
А потом… Потом подговаривает её, пухленькую девочку тырить у бабушки с подоконника конфеты, все равно бабка их не ест! Но светловолосая толстушка добродушно замечает ему — а зачем? Бабушка и так каждый день нас угощает ими, выносит коробку конфет к чаю. За что её обижать? Она – мама моей мамы. И твоей — тоже!
Но внук из Ленинграда продолжал позорить свою мать.
Терпение толстушки с севера лопнуло, когда он в отместку бабушке за то, что она пожаловалась его матери, изломал куст красивейших роз -для Гули они были чудом. Ребенок нигде, кроме Севастополя не видел роз. Где же им быть на далеком севере?
Как-то пошли они с кузеном на угольный пляж — детский. Там и дельфинарий был, и от дома близко. Накупались, наигрались, пора обедать. Все одеваются — по домам. А у кузена — нет одежды!
Зашел, в закуток, скинул трусы в песок, а сам – голый! А добродушная северяночка шипит через ширму:

• Ещё раз бабушку обидишь -утоплю!
  Так и дефилировал опозоренный вор с лопухами, которых по балке полным- полно…

Гулю родила счастливая женщина, причем -трижды.
Во-первых-, в сорок два года по советским меркам- шкала поздних рожениц; во -вторых- её дочь занесли в книгу- по весовой шкале не было равных, врач ещё пошутил маме: -вы что, богатырку нам с севера привезли? Ну а в- третьих,… В -третьих, нигде, кроме военного госпиталя на то время, её принять не могли. Она бы погибла и ребёнок- то же, — настолько трудными оказались роды. А ещё надо знать, что в Севастополь в советские времена попасть можно было лишь по пропускам. Выпиши крестный Гули справку на пропуск позже -ни маму, ни дочку -не спасли бы… сказочный случай, да и только!
Промелькнул куст роз, яркая вспышка…
Они приезжали тем же поездом, что и сейчас.
Вокруг стояла темень. Встречал обычно крёстный, или брат матери. Тогда ещё ходил автобус, такой большой, дли-и-инный…
Девочка видела его только здесь.
И ещё одно то, чего не было нигде; запах моря и кораблей!..
Вот они подходят к бабушкиному дому. По обочинам дороги растут розы, выступающие из темноты сплошной цветущей стеной. Для ребенка с далекого севера розы под ногами, такие благородные, благоухающие; большие фонари – прожектора; белые каменные дома, патрулирующие группы матросов в красивой форме – сказка на всю жизнь. Но она так устала, ножки подкашиваются, а рученьки к цветам тянутся…
Тогда её большая и добрая мама ставит сумки на дорожку, петляющую между кустов роз, и прижимает своё чадо к теплому, округлому животу, в котором она выносила семерых.
Розы, их аромат и материнское тепло навсегда врежутся в детскую память, подобно морским волнам, идущим в самое сердце, внахлёст, одна за другой, слизывая боль и страх, что судьба рисует на песке у твоих ног…

Таксист лихо развернулся:
-Как говорила – Малахов курган!
Девушка протянула купюру:
-Сдачи не надо.
И вышла из машины. Такси дало задний ход.
Армянин высунулся :
— Чего не так? Не понравилось?
— Наоборот, скоро ехали. Хорошо.
— А чего обижаешь?
— Так надо, брат. Примета такая.
Он достал визитку и протянул:

• Звони, по любому вопросу!
  Блондинка кивнула и помахала ладошкой.
  Оглядев площадь, она вздохнула. Пожалуй, Малахов курган — то, что осталось с прежнего советского Севастополя… А вокруг налепили ларьки-курятники, да банкиры, нечистые на руку, расставили ловушки для дураков банки – однодневки…
  На одном из них часы высвечивали 2013 .22.22.
  Шел одиннадцатый час.
  — Сейчас бы чаю, да согреться!
  Гуля потерла голые плечи, и поправила маечку – матросочку. Перебежала на знакомую асфальтовую дорожку.
  Ах!… Мои розы!.. Они по-прежнему тянут свои бутоны и соцветия к верху, не смотря ни на что!
  Девушка подошла к благоухающим кустам и жадно вдохнула волшебный аромат. Её почудилось, что рядом стоит мама – большая и добрая, и ждет её, чтобы обнять…
  — Ах, мама – мама…
  .Если б тебя могли спасти мои розы!… Гуля смахнула слезинку. Растерев лепестки об нос, чтобы острее чувствовать аромат, девушка медленно пошла по дорожке, по которой столько раз проходили с мамой вместе.
  А вот и переулок бабушки, и снова — подъём. М – да …не секрет, что лучшие спортсмены — из Крыма. Что ни улица, — то каменная лестница; что ни двор — то ступеньки, да такие крутые, что тренажеры — пустышка, по сравнению с ними.
  Те же булыжники. Та же яма …
  За двадцать лет -не могли засыпать! Все некогда — делёжкой обременены… А вот турника нет. И общаги – тоже. На её месте- новое здание. А яму засыпать — песка не нашли!
  Девушка затаила дыхание и потерла грудину, – сердце почти выскакивало.
  Приблизилась к двери, из которой столько раз выходила милая бабуля, сухонькая, в платочке. Молча прижималась к её матери.
  А та начинала голосить. И так — каждую встречу.
  Пухленькая северяночка не знала, что ей надобно делать – то же голосить? Так она же рада бабушку видеть…
  Лишь потом она поняла как дочь, что такое- видеть старую мать один раз в год…
  Все дочери и сыновья были под боком у бабушки. А самая старшая, её главная опора в тяжелые военные годы, забралась на далекий север. У бабушки нечем было плакать. Слезы кончились ещё в войну, от увиденного каждодневного ужаса фашистских извергов.
  Старшая дочь для неё стала и быком – мужиком, и плечом – опорой при десяти голодных ртах… По этому она прижималась к дочери, как к матери. Что им пришлось пережить – знал лишь Бог, и послевоенное поколение.

— Бабушкина дверь… в окнах- темнота —
Заговорила стихами блондинка. Какое-то смутное чувство теснило грудь.
Подошла к другим воротам, где светились окна.
Ставни приоткрыты. Гуля постучала по стеклу.
Выглянула женщина лет пятидесяти. Мелькнувшая тревога в глазах исчезла, когда она увидела миловидную блондинку.
Окно распахнулось. Гуля спросила про бабушкин дом- что там, творится? На что женщина сразу опустила глаза, видимо подыскивая слова. А пока она думала, девушка задала новый вопрос:
-Есть ли кто там живой?
Дама неопределенно мотнула головой.
Девушка отошла, поблагодарив.
Она приблизилась снова к родным воротам и прислушалась.
Ти-ши-на… где могла быть тетка? Ведь у неё козы, хотя -не слышно. Глаза привыкли к темноте. Лампочка, что болталась на столбе, вместо фонаря, хватало на двор.
Слева от бабушкиного дома девушка заметила легковушку. Напротив – двери. Она дернула ручку. Открыла.
Вспомнила : тут дед жил, свиней держал. Бабушке все сало носил. Хороший был дед. Поэтому и нет его уже…
Видны постройки. Девушка постучала.
Откликнулась собака, и – ти -ши-на.
Света нет. Но, чу – что-то заскрипело.
Блондинка громче постучала. Собака – надрывается, аж с цепи срывается. Гуля рявкнула :
— Так шо, все уснули?
Собака, заскулив, замолчала. Скрипнула дверь. Кто-то высунулся. Блондинка уточнила:
— Мне бы спросить.
Хряснула дверь, показался худощавый мужик. Чапая шлепанцами, он приблизился. Гуля спросила про тётку. Мужик смерил девушку взглядом, типа, а ты чего тут? Но вежливо спросил :
— А вы ей кто?
Ну, Гуля, чисто по -крымски вопросом на вопрос :
— А шо?
Мужик пошаркал шлепанцем по гравию, выбирая выражение;
— Ну -у…
Гуля кивнула — давай, рожай уже… Тогда он поднес к виску палец и присвистнул. Девушка не поверила :
— И че, серьёзно?
Мужик кивнул. Блондинка медленно развернулась, и вышла из ворот. Она побрела к тому месту, где когда-то росла алыча.
Теперь – остался бугорок с соломой. Присела на него, и повесив голову вздохнула:
— Здравствуй, родной дворик!
КЛОУНАДА
Стрелка часов перевалила за половину двенадцатого.
Мотыльки мелькали у лампочки, всё прибывая.
Приятно стрекотали сверчки, унося в детство.
Блондинка перевела взгляд в иссиня – черный бархат неба.
Шепот и запах моря напомнили о близости родного края, притупляя сердечную боль. Звёзды тихо звенели.
Постепенно звон усилился, нарушая тишину.
Что это? Блондинка похлопала ладошкой по уху. Нет, звон не прекратился. Напротив, к нему прибавился звук то ли бубенцов, то ли колокольчиков…
Гуля прислушалась.
Да, это перезвон. Он приближался. Теперь перезвон заглушился топотом, или стуком копыт …
Что же это? Чудеса начинаются?
Блондинка повернула голову на доносящиеся с дороги звуки и …обмерла. Снизу, из-за поворота, в свете фонарей показались одна за другой… Рогатые головы!
Гуля сплюнула и встала — шло стадо коз.
Но что за клоунада!? В двенадцать ночи!
Козы, мерно цокая, приближались. Их, опираясь на палку, кто-то подгонял. Стадо прошествовало ко двору бабушки, и встало там. Наконец, до блондинки дошел ужас происходящего: согнутая старуха с седыми космами, похожая на ведюху, бредущая за вонючим стадом -никто иной, как тетка… Она оглядываясь, словно ожидая чего-то, медленно подошла к воротам. Свет лампы выдал все прелести старости и беспощадность болезни. Гуля ужаснулась: в бывшей начальнице продмага она с трудом узнавала крестную…
Вот ведь жизнь. У крестной было всё – из горла лезло.
Профессия денежной жилой оказалась. Было всё, кроме детей. Но вот она. Где её миллионы? Разве, что -козы в золоте…
И всё Гуля подошла к ней.
Она окликнула тётку. Клоунада продолжалась; уж слишком долго тетка копалась, делая вид, что не может открыть замок.
— Почто — мимо прошла, а крестная?
Крикнула блондинка.
Тетка как-то виновато бросила взгляд, типа- не узнала.
Ну-ну. Зато блондинка знала, как работает радио родственничков- не кашляй! Соврала тётка уж второй раз, не-хо-ро-шо…
Гуля развернулась:

• Ну шо ж! Побачились — а теперича, до побачиння! Здоровеньки булы!
  Вдруг тётка спросила:
  — Так, може – зайдешь? Молочка -парного испьешь.
  Гуля молча проследовала в бабушкин двор.
  Лучше бы она не заходила! Предупреждали…
  В нос вдарила такая вонь, что вагонная из «Воркуты-Симферополя» не шла в сравнение.
  А когда лампочка Ильича зажглась – как она со сраму не сгорела…
  Бабушка наверно бы пристрелила, конечно, если умела того, кто из её дворика сделал …нет, не скотный двор! Это — не сравнение.

Северянка поняла, что по-хорошему уже не выйдет, и включила блондинку. Скрепя сердце и нос, она, перешагивая кучи хлама, пробралась туда, где был дом. Всюду стояли крынки с перебродившим молоком, с палитрой от зеленого до коричневого цвета. Пена, лезшая из банок, добавляла ноту неповторимому теткиному «парному молочку» .
Хорошо, что девушка ничего в поезде не ела, если чем было, точно бы стошнило.Она нашла силы спросить:
— А что случилось!?
— Да вот, я никому не нужна … -заныла тетка, — всем помогала, а теперь…
Ну, за всех -то я не знаю …
А мне, лично, крестнице твоей, не кому-нибудь, лишь раз выпало счастье из всех твоих миллионов принять серьгу.
Золотую, причем – одну. А то ж, если б две-то зачем дарить??
А так , – на. Одна потерялась, а вторая — вроде откупа для северяночки-крестницы; на,носи на здоровье! А хочешь- дывысь!…
Гуля вздохнула. Вот, наверно из-за таких щедрых подарков, от всей души и помощь та же!
— Ну, я пойду — сказала она.
— Куда? – вскинулась тётка, -вон, ночь на дворе.
— Ишь ты, и про то, что ночь на дворе вспомнила !
Отметила блондинка.
Тетка не унималась:
— Не хочешь спать там, – она кивнула на то что осталось от бабушкиного дома, -на, возьми лестницу, лезь на чердак!
— Ага! Сразу и дурочку выключила, и ловушку предложила …
Ай, спасибо, тетка, даром что крестная! А я как залезу на чердак, ты лесенку -то и скинешь. Да на пару с тобой шизовать? Не-е!
— Не! Спасибо! – догадалась о добром намерении блондинка.
Она встала, сделала попытку выбраться к выходу, пока окончательно не сдурела от вони.
Вдруг до неё донеслось бормотание из чулана.
— А это – кто?
— Та …Вовка пьяный.
— И сколько уже пьяный?
— Та хто его знаить…
Блондинка ускорила пробивание к выходу через завалы какого-то тряпья, хлама …Добралась, закрыто. Она крикнула :
— Мне надо в магазин! —
Услышала, как тетка с грохотом пролазит через собственные баррикады. Девушка с ужасом посмотрела на то, что осталось позади. Бросив взгляд на нечесаные лохмы тетки, вздрогнула, но довольно бодро произнесла:
-Щас …в магазинчик! Винца хряпнем!
Тетка сразу подхватила :

• Ага, и колбаски не забудь!
  Клацнул замок…
  И не знала блондинка Гуля, как может быть вожделен звук открывающегося замка! Она осторожно переступила порог проклятого порога.

ДУБЛЬ — ДВА
…И перевела дух у Малахова кургана.
Как её ноги несли, Гуля не помнила. Казалось, смрад и бряканье козьих бубенцов никогда не кончатся…
Она подняла глаза и прочитала вывеску «Молоко», и поняла, что пить это не сможет ни-ко-гда! Отдышавшись, девушка усмехнулась:
— Ну что- дубль два? Звякнуть второй тетке?
Особо не хотелось. Мать предупредила, что она жаднее крестной. Обирала наивную сестру – северянку в первые дни гостевания у бабушки. А позже — обманывала, опять обирая, вроде как взяв её, смертельно больную в долю по строительству коттеджа. Видимо, рассчитывая, что к постройке та не доживет. Ошиблась, тетя Параша. Да… Что ни родственник — то подарок! Да мать могла и не рассказывать, какая тетя Параша.
Гуля помнила нехороший случай по вине тётки…
Блондинка-северянка, как уже знаем, в детстве была этакой розовощекой упитанной девочкой. Как и остальные члены семьи. Не смотря на многодетность, все чада, особенно детьми, были толстячками.
Да и немудрено: со стола круглые сутки не исчезало козье молоко, сливки, салко, творожок — свежее, свое… В советских семьях было принято держать хозяйство, хотя и не у всех. Кто- то жил для себя, -ни детей, ни забот, ни хлопот. Соответственно — и радости -никакой.
А вот у родителей Гули -наоборот, все для детей. Отец прилично зарабатывал. Мама — пекарь. Деткам только свежая выпечка, самая вкусная. Вот и росли дети, как на дрожжах. Ну, попробуй не съешь мамин рыбник — в масле кипящий, ароматный, горячий! На губах тает!…
Или — пасочки. Уж кто-кто, а мама Гули пекла пасочки, как никто! Ушла она на пенсию, а мастера на Пасху в поселке не нашли до сих пор… Что-то в них не то; и на вид не хуже, и сладкие, ан-нет! Не вкусная выпечка, не мамина, не от сердца…
Так вот, того розовощекого поросеночка – северяночку, уже подростка, решила тетка Параша -вот уж действительно- параша! — вместо своей дочери, высоченной и худой, и от этого постоянно горбившейся, подсунуть на десерт сынку знакомой, по блату. Он в Севастополе морячком трубил, в рядах Красной армии. Дескать, чоб не обиделся. Парашина вобла наотрез отказалась. Свиданка горела. Доця на дух не переносила матросов; её тянуло к денежному эквиваленту любви, а от матроса- что кроме тельняшки? И никакие уговоры про блатную мамашу, что устроит будущее не купили доцю. А тут-, на те -чистенькую доверчивую дуреху.
И надо же, этого бедолагу звали — Паша!
А белобрысой девочке -что? Цветы, мороженое слопать, да на памятники поглазеть, за ура!
В общем, натянули на толстушку джинсовую юбку да футболку с люрексом… Ну, если не свинья в хомуте, то… в общем- на любителя. Открылись бабушкины ворота и девочка поняла причину отказа горе- воздыхателю. Он сутулился, был на голову ниже и очень, очень худой.. А при разговоре незнамо для чего скалил почти пародонтозные, желтые зубы, как-то странно шикая, пропуская через них воздух, подобно старой кляче.
Хорошенькая толстушка наверно уже скривила губки.
Пашлик понял, что и сейчас, как в прошлый раз ему скажут «До свиданнья», и перестал по –идиотски «шикать».
Он сказал:
-Сегодня катят кино «Кинг-конг». Пойдем?
Честно скажем так: что «Кинг-Конг», что «Король лир» для девочки-поросеночка были одинаковы. А вот что там будет буфе-ет… Это уже куда интереснее! И потом, приглядевшись к Пашлику, Гуля заметила на его лице сходства с её любимым героем из кинофильма, Павликом Корчагиным. Она перечитывала второй раз книгу «Как закалялась сталь», и его имя на сейчас завоевало сердце Гули.
Девочка вспомнила, как герой – отважный Павка, уже ослепший от страшной болезни, хотел вырваться из больницы, и чтобы показать свою силу, поднял медсестру на руки…
Толстушка смерила ещё раз взглядом Пашлика, чьё тело почти уносил вечерний бриз. Сдунув белую прядь со лба, она деловым тоном напомнила:
— Я люблю пломбир!
Блондинка закрыла ворота за собой.
Противная мокрая рука взяла её мягкую ладошку:
-Пойдем?
Она руку отдернула и вытерла об юбку:
-Мне можно до восьми вечера!

Конечно, не было никакого «Кинг-Конга»…
И буфета-тоже. Просто горе-ухажеру надоели издевки товарищей по поводу его прозрачно- призрачного вида. И он поспорил, что есть у него пассия, и есть кому заземлить, чтобы — ветром не уносило…
Дело было так: куранты на площади Нахимова отыграли Подмосковные вечера. В Советские времена они отмечали каждый час. Так-то!
Блондинка, болтая полненькими ножками, сидела на скамейке, и доедала очередной пломбир.
Пашлик, дергаясь и озираясь по сторонам, ждал спорщиков. Северяночка облизалась и потерла ладошки:

• Такое вкусное!
  Пашлик вытер пот со лба, нахлобучил бескозырку и жадно сглотнул.
  — Я говорю, пломбир- вкусный. Ещё хочу! — напомнила блондинка.
  Пашлик все озирался. Он достал сигарету дрожащей рукой.
  — А ну, не кури! –потребовала блондинка.
  — Господи! Как же ты меня достала! — в сердцах признался Пашлик.
  — Что-о-о!? -лицо блондинки вытянулось.
  Она встала.
  — Да сиди ты! Щас, пломбир твой принесу!
  Заулыбался как-то криво от папиросы во рту горе-ухажер. Не прошло и минуты, — и мороженое приятно охлаждало, и волшебно таяло на губах у мурчащей от удовольствия толстушки…
  — А ты че, не куришь?
  Прищурил глаз Пашлик.
  Блондинка презрительно хмыкнула.
  — И не пробовала?
  Тот же ответ.
  — Так может, ты ещё и — девочка??…
  Он нагло глядел в чистые глаза девочки северяночки.
  Гуля перестала жевать, кивнула. А потом, когда дошла смысловая нагрузка вопроса, повернулась лицом к обидчику и …громко фыркнула ему ответ.
  Что сказать?
  Видок у Пашлика наверно был на высоте, потому что среди прохожих оказалось немало желающих ткнуть в него пальцем. И прерывая приступы смеха, спрашивать:
• Ой! А это – что!?
  Сослуживцы не узнали Пашлика и прошли мимо.
  А он и смолчал – думал, не вернутся.
  Вернулись. Один даже удостоверился :
  -Ты ли это, Пашлик!?
  И тому, кто с таким нетерпением ожидал сослуживцев минуту назад, в это мгновение хотелось или под скамейку залезть, или сквозь бетон провалиться; он позорно молчал. Пашлик даже забыл про намокшую сигарету, торчащую во рту, вернее свисающую на подбородок, напоминая прелесть от хронического насморка…
  Парням блондинка наверно понравилась; они решили добить хвастуна, зная хорошо, « Хто таки — Пашлик.»
  Один из спросил :
• А на свадьбу пригласите?
  На что крымчаночка с севера отрекошетила вопросом, по – нашему:
  -А …в качестве кого?
  Матросы, поцокав языками, и почесывая затылки, стали удаляться.
  — Ну чё, утерся? Давай уже, проводи!
  Блондинка не имела понятия, куда надо идти.
  Пашлик вытер ответный плевок и был готов к мести. Ибо только подобные Пашлику, воюют с юбками. Затолкав её в автобус, полностью забитый матросами, отправил в ненужном направлении…
  Что был за праздник- девочка не знала, но в душном автобусе от перегара, несущегося от пьяных матросов, она стала задыхаться. Больше тридцати мужских глаз, изголодавшихся по женской ласке, просто пожирали аппетитную толстушку. Она забарабанила в дверь:
• Откройте!
  Шофер повернулся. Блондинка вскрикнула; так ужасен был шрам на его лице. А он криво усмехнулся :
  -Куда спешишь?
  Блондинка надула губки и рявкнула:
  — У тя чё, окна -лишние? Все выбью! — и сняла дурацкие босоножки, с тяжёлыми квадратными каблуками.
  Автобус чуть не разорвало от дружного хохота.
  Шофер понял, что эта выбьет. И не только окна.
  И нажал на тормоза…
  Выбежав на свежий воздух, девчушка подошла к шелковице, росшей неподалеку. Оперлась о теплый шершавый ствол дерева, и разревелась.
  Вдруг, кто-то взял за локоть:
  -Что с вами?
  Патрульный внимательно оглядывал девочку.
  Гуля рассказала про труса Пашлика. Патрульный переглянулся со своими сослуживцами. Спросил фамилию Пашлика. И Гуля не раздумывая назвала её…

Зареванная, Гуля ворвалась в бабушкин дом.
Тетка Параша с недоумевающим лицом — не уж-то зря!?
А блат -как же?
Спросила :
-Что случилось?
Девочка крикнула:

• Всё!
  — Господи! Да когда и где вы успели!?
  Блондинка просто задохнулась:
  -Какая же вы дура, тетя Параша!
  Однако успокаиваться тете Параше было рано: она до смерти боялась отца Гули. И на то были причины. Пробравшись в темноту, где забившись в угол, рыдала девочка, тётка подкралась лисой:
  — Что убиваешься, все они…
  — Нет не все! -выкрикнула Гуля, -мой папка- не все!!!
  — Так, как это было?
  Девочка перестала всхлипывать, и с ненавистью прошипела:
• А никак! В рожу я ему плюнула!
  — А- аааа… разочарованно протянула тетка.
  Блат ей больше не светил. Она тихо растворилась в сумерках…

…Из темноты ночного Севастополя донеслось дыхание моря. Гуля присела на ступеньку каменной лестницы, что вела ко входу на Малахов курган. Прикрыла глаза.
— Шш-ш..слышш-ишь, меня слы-шшишь?
Шептали волны. Теперь до желанного моря было рукой подать…
Но «Дубль номер два» требовал выхода: всё ж хотелось глянуть в глаза и другой тётке -что движет такими?
Гуля набрала её номер. Трубку взяла тётка Параша и испуганным голосом сообщила, что у них — гости. Это — в час ночи!
— И что, боитесь, что я вас ограблю? Как вы мою мать?
На что тетя Параша, заикаясь, полепетала, что Гулю ждет крестная.
— Сказала бы я, где ждут тебя, тетя Па-ра-ша!
Девушка отключила телефон.
Тётка что, всерьёз решила, что Гуля судиться приехала?
Хотя -можно… Блондинка усмехнулась, не завидуя участи тетки Параши, у которой единственная доця во время похорон сожителя мамаши вырыла и для неё яму; — за одно так сказать, позаботилась… Яблоко от яблони- рядом…
Девушка прерывисто вздохнула, потерла шею, которая не переставала болеть; зато как хорошо дул ветерок в окошко, да на ходу поезда…
ЗАВЕТ НАШИХ
Вдруг ноги что-то коснулось. Гуля опустила взгляд.
На каменной лестнице, рядом ластился котенок.
Небольшой, да такой ласунчик; он старательно мусолил блондинке ноги, ходил по ступеньке туда-сюда, как заколдованный…
Она протянула руку и погладила котенка. Довольно замурчав, котик продолжил свое занятие; пройдется, оботрётся о ноги, потом посмотрит по сторонам, поднимет хвост и -опять шлифует Гулины лодыжки. Девушка вспомнила своих друзей, преданней которых на свете не сыщешь! Взяла котенка и прижала к груди.
В носу защекотало: как там мои ребята?…
Площадь с фонарями стала расплываться, слезинки закапали на майку, котенка, шорты… Всхлипывая, как обиженный ребенок, Гуля стала читать то, что пришло на ум :
— Пусть краплет дождь, суля ненастье.
Душа убита камнем грез.
Ты- путник, ты идешь, ты парус.
Так не ропщи на крест из мук и слёз…
Она поникла головой и замолчала.

Вдруг сзади, оттуда, где каменная лестница переходит в арку, вход на Малахов курган, раздался мужской голос :
— Отставить заливать слезами ступени!
Блондинка резко повернулась и охнула, схватившись за шею.
— В море и так соли хватает .
Продолжил голос.
— Да кто же это!?
Блондинка встала, повернулась к арке.
Там, при слабом отсвете фонаря, виднелась фигура в форме. Прежде чем блондинка успела открыть рот, человек крикнул:
— Как ты пойдешь впереди паруса, под каким девизом?
И Гуля ясно услышала речь в несколько голосов.
Причем говорили хором, чётко, по-военному :
— Пусть ветер, снег,
Пусть рана в сердце!
Ты -путник, ты идешь, живой.
И знай: ты — не одна!
И небо
Пошлет звезду над головой!
Гуля стояла с открытым ртом, а человек в форме приложил руку к козырьку и ступив назад, исчез.
Блондинка огляделась.
Котенок пропал. А был ли он?
Над головой одна за другой зажигались звезды.
— Шшшш… шшшш-…слы — -шшш — ишь… слы-шш-ши-шшшь? Напомнило о себе море.
— Так точно.
Твердо сказала Крымчанка с Севера.
ПРИВЕТСТВИЕ ГЕРОЕВ
Гуля проснулась.
Ощущение ненормальной спячки, застилавшей глаза длиной в двадцать лет, исчезла с криками утренних ласточек.
А крымские ласточки действительно, очень громко пищат. Будильника не включай!
Гуля Советских увидела свой мир, а не тот, что хотели навязать. Ласточки сновали прямо у окна. Гуля подошла и открыла его, и запахи родной земли на миг оглушили её.
— Цветущие деревья… нигде так изумительно не пахнет, как дома… -поймала себя на мысли она.
Да-да! Чувство, что Гуля вернулась домой, снова нахлынуло. Но не слезой, как в поезде; а облегченным выдохом прошлого, дурного сна. И вдохом нового, свежего ветра под названием Жизнь.
Гуля, оперев руками о рамы окна, высунулась, чтобы шире охватить вид со второго этажа гостиницы. Она с шумом втянула струю теплого ветерка, коснувшегося щеки, пахнущего ракушками, водорослями , йодом, мокрым солёным песком, корабельным мазутом… И чем -то ещё, так щекочущим нос, волнующим душу — морем!…
— Дома! …Я уже дома!!! -торжествовало сердце девушки.
И она ликующе крикнула:
— Слышишь, Севастополь — я вернулась!
— Приветствуем вас!
Послышалось вдруг с низу.
Засмотревшись в небо и пикирующих ласточек, почти вывалившись из окна, Гуля не заметила проходивших мимо военных. И теперь, судя по улыбкам на лицах моряков, выглядела ну, если не пикантно, включая лохматую голову, то …очень пикантно!
Но не растерявшись, поправив маечку с рвавшейся наружу грудью — тоже приветствующей родную гавань, Гуля помахала рукой военным. Те приложились к козырькам.
Девушка заскочила в ванную. Раздался заливистый девичий смех. Зеркало отразило копну взъерошенных светлых волос, а из -под челки — голубые глаза. Вроде- её, и вроде- как не её…
— Хм! Что же изменилось? -спросила себя Гуля.
— Всё! — ответили голубые глаза.
Вот уж – действительно!
Гуля и так выглядела моложе тридцати, и при знакомстве её принимали не по возрасту хорошенькой. А тут…
На Гулю озоровато щурилась белобрысая бестия, ну от силы – лет двадцати! Похлопав ресницами от удивления, и в ладоши — от счастья, голубоглазая красавица сказала в отражение:
— Вот что земля родимая делает!…
Постояв у раскрытого окна, откуда веяло морем, больше не в силах сдерживать себя от желания раствориться в его волнах, Гуля схватила сумочку и направилась на ближайшую остановку.
ВАЛЬС У КОЛОНН
По пути купив пять пломбира, чем вызвав удивление продавца -обычно девушки с такой фигуркой не предаются обжорству! — и прежде, чем он успел открыть рот на комментарий, Гуля ехидно заметила ему:
-Лучше, чем пиво или сигареты?!
— Ага! …Да! — закивал тот.
Гуля Советских следовала верным и добрым привычкам, особенно- наличию детства, с которым она и не собиралась расставаться.
Ах!… Этот умопомрачительный, неповторимый вкус Крымского мороженого! Всё остальное уже не имело никакой роли, только волшебное таяние ванили, натурального, жирнейшего молока…
Гуля прикрыла глаза от удовольствия, и перед ней вспыхнула картинка из детства: в руках- по мороженому. На одном из них -две осы, присели и жадно вбирают нектар… А так, как девочке не хотелось их гнать, она думала: вот, пока съем одно- и осы улетят. Но разморившемуся на солнце ребенку где всё упомнить, и когда в губу впилось два осиных жала …б-ррр!
Блондинка вздрогнула и открыла глаза. Ос не было.

Военный город постепенно открывался Гуле, подобно секретному сейфу, с его многочисленными зашифрованными замками -дверцами, ключи от которых верные своему городу-герою Севастопольцы носят у самого сердца…
А иначе им нельзя; тянущиеся отовсюду ненасытные щупальца потопили бы давно этот богатый историей островок в море.
Любуясь мощными колоннами, белыми, чистыми, сохранившимися со времен разных войн и потрясений, что достались городу-герою, Гуля подошла ближе к ним. Утро в Крыму всегда холодное, и держится роса. И Гуля удивилась теплу, исходящему от каменных колонн.
Она прижалась к одной из них щекой, и услышала среди столбов шепот.
Девушка вздрогнула, обернулась- никого!
— Вообще-то я съедала и по -больше мороженого… И- ничего, не глючило!.. Прошептала Гуля, и поёжилась.
-Наверно, от переутомления…
Внезапно она вспомнила, что слышала шепот ночью, спросонок. Гуля спит очень чутко, и различила мужской и женский голоса.
Она ещё хотела встать и разобраться, кто это под дверью топчется. Но эмоциональная волна брала верх: переполненная душевной радостью, блондинка хотела видеть лишь хорошее.
И она с аппетитом откусила кусок пломбира.
Проглотив его, она все же прислушалась снова.
Гуля не была трусихой. Если кто -то хочет тебе, а не кому -нибудь что -то сказать… может, стоит и прислушаться.
Она облизала губы, прижалась спиной к колонне и прикрыла глаза- для вида; а если шутник выглянет?…
И послышался хор голосов.
Гуля перекрестилась. Шепот переходил в напев, похожий на вальс. И колонны закружились. Девушка вцепилась в столб, чтоб не упасть. Перед глазами танцевали пары — мужчины в военной форме с дамами, проходя сквозь камни. А шепот стал различим:
Послевкусие бала… мы с тобой танцевали…
А колонны стояли, колонны кружились, колонны молчали.
Севастополь встречал нас. Белый город венчал нас.
А колонны стояли, колонны кружились, колонны молчали.
Геройские бюсты охраняли нас будь-то.
А колонны стояли, колонны кружились, колонны молчали.
В море волны шептали, в небе звёзды мигали.
А колонны стояли, колонны кружились, колонны молчали.
Юность чайкой кричала, в нас любовью кидала.
А колонны стояли, а колонны кружились, колонны молчали.
И герои ожили, в руки ключ нам вложили.
А колонны стояли, колонны кружились, колонны молчали.
И мы городу клялись, врага бить обещали…
А колонны всё знали, колонны молчали …они танцевали!
Вальс кончился. Герои встали за колонны.

— Благодарю, товарищи! Танцевать я тоже люблю! —
потирала глаза Гуля, ожидая, пока в голове перестанет мутить.
-Но если вы думаете, что я забыла про мороженое- ошибаетесь! — скорее всего, оно для Гули было и за валидол, и за корвалол.
-Ну а за ключи…
Она осеклась: мимо проходила солидная дама в красном.
— Репетируем? — почти на сопрано пропела она.
— Да, знаете, тут среди колонн лучше получается…
Пролепетала Гуля.
Она сунула руку в пакет.

• Мороженое кончилось!…Когда я успела слопать пять штук!?
  ТОВАРИЩ КАПИТАН
  Итак, переняв пару танцевальных «па» от советских воинов, Гуля воочию убедилась, что наши воины не только врага побеждать умели, но и танцевали до головокружения …
  Вот что вкус родного пломбира делает!..
  А что будет например, от ванильного, с орехами?
  Гуля взяла курс на автобусную остановку, дабы поскорее вкусить хрустящее, свежайшее симферопольское мороженое.
  На остановке она заметила мужчину в тёмных очках.
  Обтерев губы от остатков молока, Гуля открыла рот, чтобы спросить, но он опередил :
  — Доброе утро! — пророкотал мужчина с каменным выражением лица, не поворачивая головы.
  Блондинка не смело спросила:
• Это вы — мне?
  «Каменное» лицо повернулось на лево, потом на право:
  — А что, вы ещё кого -то видите?

Гуля выдохнула – свой!
Она уже заметила особенность Крымчан — отвечать вопросом, на вроде — вопрос: «На какой автобус надо, чтобы…», ответ — вопросом: «А вам — зачем?»
В блондинке вскипела южная кровь, она стала подыгрывать, прищурив глаз:
— А вы всегда прячете глаза?
«Каменное» лицо усмехнулось, приподняло очки, карие глаза полоснули её с ног до головы, как голого пупса.
Но Гуля глаз не отвела. Наконец, он спросил:
— И откуда такие голубоглазые?
— Своих не узнаём? — блондинка улыбнулась так, что кареглазый поперхнулся и закашлялся. Гуля, не мешкая, стала хлопать его по спине, приговаривая:
— Курить бросай, товарыш!
Ей больше нравилось это произношение, так говорил Хохол, а не — «товарищ».
Отдышавшись, кареглазый протянул руку и серьёзно сказал:

• Знакомы?
  Гуля по детски хлопнула по его раскрытой ладони :
  — Паша! Полное имя — Па- ррра-ша!
  А сама с интересом наблюдала за новоиспеченным знакомым.
  Он сначала растерялся. А потом склонил голову на бок :
  -А!…Пошутила?..- и захохотал.
  Смеялся раскатисто, красиво, повторяя :
• Паша! Ну просто — анекдот!
  Захихикала, заразившись искренним смехом кареглазого и Гуля. С начала тихонько, по девичьи, а потом, припомнив Пашлика -труса и подобных ему, звонко закатилась, повторяя между приступами хохота: Паша …анекдот!
  Проходивший мимо краснолицый «товарыш» понимающе улыбнулся:
  — А-а! Зарядили, уже с утра …
  И в порыве солидарности достал из бездонного кармана шорт бутылку, играющую пузырьками на солнце.
  Приложился. Потом протянул паре веселящихся, по его мнению.
  Те взглянув на доброжелателя, притихли.
  Переглянулись. Последовал новый взрыв хохота.
  «Товарыш» с бутылкой пожал плечами и исчез в подошедшем автобусе…
  — Давно я так не смеялся, от души! -вытирал глаза кареглазый.
  — А где можно посмотреть кино? — спросила Гуля.
  — Что? Кино? …он пришел в себя, — ах, кино!
  — Ну да, нормальный советский фильм.
  — Так это тебе знаешь, куда надо?
  — Ну?
  — Сразу — на пляж! -он утвердительно покивал головой.
  — Я — серьёзно!
  — Я тоже. Все претензии по качеству проката картины, -он протянул визитку, — вот по этому телефону.
  Гуля по -детски скривилась, и не прочитав её, сунула в сумочку:
  — Сенькью!
  — Сенька, Ванька …без разницы. Лишь бы -наши!
  Заключил кареглазый, крепко пожав ладошку Гули, и пропал из виду…
  — Не, ну странный тип! Я ему — про кино…
  А он: иди — ка в баню! — Гуля не переставая, бубнила, — ну, послать то я его ещё успею, вот визитка.
  Она порылась в сумке.
  — Ага… Читаемо. Капитан … Гуля поперхнулась, -Павел… товарищ капитан! — сокрушенно произнесла Гуля, и закрыла лицо руками.
  Когда отлив совести разрешил мыслить, первой, верной фразой из уст блондинки вылетело :
  — Нет, без повторного захода на мороженое дело не по- й — дёт!!!
  СОЛИДАРНОСТЬ -БЛАГОДАРНОСТЬ
  Был выходной день. Народ попёр собираться в очереди.
  Плюс ко всему, резко «за жабры» брала жара, — такой вот крутой климат; ночью даже прохладно бывает, утром- роса.
  А потом, за какие -то пол -часа, — пекло.
  И по этому, если днем вдруг крапал дождик — всем было счастье. Люди, почти убитые жарой и от этого обессиленные, агрессивные, после дождя, а лучше – ливня, становились похожими на братьев и сестёр. Особенно — в автобусах, едущие кто куда…
  На просветленных лицах сияли улыбки облегчения; жара сменилась живительной прохладой. Даже в битком набитом автобусе наблюдалась вежливость и сочувствие друг к другу. И, несомненно разговоры о виновнике радости-дожде… в беседе шла такая детализация этого события! Только южанам понятна кажущаяся со стороны смешность темы дождя; ну, дождь, хорошо. Сказали -раз, сказали -два, но чтобы целый день — одно и то же…
  Ан-нет, не одно и то же; говорящий о волшебной влаге с небес (а в Крыму вода -вообще дорогое удовольствие),делится радостью с земляком, и утраивает её. И каждый- на свой манер.
  Вот, пышная дама, шумно дыша, присела к худенькой.
  А контролер- то же человек, и не всегда требует билеты.
  Особенно- сейчас, в счастливый час, час данного с небес дождя… Ещё не отдышавшаяся пышка, сопя от важности сообщения, выдает соседке по месту в автобусе:
  -Вы знаете, я вся промокла! Зонт не захватила…
  Она поёрзала -врать нельзя, радости не будет, и поспешно добавила -Хотя предупреждали, что пойдет дождь!
  И та, худенькая, перехватив взгляд выдавшей « радиограмму», сразу приняв выражение лица ну, скажем, если не Штирлица, то радистки Кэт — это точно; собрав губки в бантик продолжает шифровку почти шепотом, склонившись почти к самому уху толстушки:
  -О, да! Вы знаете, дождь обещали три дня назад…
  И обе с такой важностью начинают кивать головами, будь-то они не в автобусе, а в банке миллионы пересчитывают!
  Тот факт, что всему Севастополю известна сводка о дате выпада осадка за месяц, и все- без зонтов- о!
  …Это, знаете ли, покруче солидарности…
  И примерно ещё с неделю жители Севастополя будут муссировать вариации на тему дождя; до какой степени кто промок, и при каких обстоятельствах. А то ж — все без зонтов!!!

Но то — при дожде. А сейчас- солнышко набрало полный курс. Его ласковые лучики – ладошки, так приятно ласкавшие ранним утром, собрались в кулак, норовя ударить по непокрытым головам.
Лица Крымчан принимают каменные выражения, при столкновении с которыми искры, переходящая в огонь, неизбежны.
А что делать?
Не исключением была обстановка и в магазине « Молоко». Каменные лица покупателей, с которых градом катил пот, меняли своё выражение при выходе из магазина, при пересчете денег, и становились ещё плачевней; тратить деньги куда легче, чем их получать.
А вот лицо продавца почти светилось, когда в очередной раз на прилавок клали кошелек. Тогда перед жадно открытыми глазами, а иногда и ртом метались из кошеля купюры с изображением Украинских героев; поэтов, полководцев…
Которые шелестели уже в цепких пальцах-сосисках продавца, обрученных с вросшими перстнями, исчезая в кассе торгового заведения. Взгляд продавца, стоящего по ту сторону лавки, скользил с верху в низ по подходящему клиенту. Когда глазенки замечали на шее и руках покупателя два-три ряда цепей, неважно каких, лишь бы блестящих, тогда улыбка торгаша удваивалась до ушей –в преддверии получения больших купюр. Голосок же звучал нараспев, словно вытягивая из развешанного побрякушками клоуна (ну иначе не назовешь; какой нормальный ходит по магазинам, одевшись в золото!?) больше денег.
И что вы думаете? Действительно, «золотой петушок» с видимой небрежностью доставал из бумажника пачку грошей, и кидал перед носом продавца.
Жадно втянув аромат ванили, шоколада и других пряностей, исходящих от холодильника с мороженым, Гуля уже видела заветный вафельный стаканчик с белоснежным пломбиром перед носом.
Она даже успела впиться в него зубами…
Подошла её очередь. Продавщица, смерив безмен-взглядом одежду Гули, равнодушно жуя жвачку, прогундосила:
— Что хотим?
На что Гуля, достав крупную денежку, таким же тоном :
— Десять пломбира!
На что продавщица, сверкнув жадным оком, перестала жевать, шелково пропела :
— Хотим что, ещё?
На что Гуля, смачно продолжая жевать, с таким презрением глянула на торговку, что та, икнув, повторила :

• Что …ещё?
  Гуля отрицательно покрутила головой.
  Продавщица клянчила, мол, сдачи нету…
  Очередь зашумела; все видели, как перед Гулей была сдача.
  Гуля сделав каменное лицо, отвернулась от прилавка, забрала деньги. Она заметила на стене книжечку.
  — Щас я тебе, обтрепанной вороне покажу, «Что я хочу ещё»!
  Прошипела блондинка, и под одобрительные реплики очереди, раскрыла книгу «Жалоб и предложений». Полистав, она нашла последнюю запись. Это была беспощадная ругань на обслуживающий персонал магазина. И перед ней листок — то же самое. Не теряя времени даром, Гуля перегнула книжечку, где жирным фломастером красовалась позорная жалоба на продавцов, и воткнула её в стенку, на место.
  — Читайте на здоровье! — выплюнула она жвачку в урну, выходя из дверей.
  КРЁСТНЫЙ
  Пока настрой на пляж не пропал окончательно, девушка открыла дверку своей памяти, где ожила картина из детства.
  Как её крёстный, дядя Петя, очень хороший человек, судя по детским воспоминаниям, знакомил их, северян с крымской землей. Он не жалел ничего для детишек с далекого севера, хотя у самого было двое; баловал как мог, дарил подарки, что привозил из-за границы, матери — (его сестре) одежду с люрексом, редкие ткани…
  Маме все потом завидовали -ни у кого не было такой красоты! А мама ещё косу вокруг головы вплетёт …отец от неё глаз не отводил!…

Так вот идёт, крёстный, в офицерской советской форме, подобно героям из книги, а рядом- строем дети, открыв рты, слушают истории про моряков.
Дядя Петя не торопится, он чинно идет, чтобы дети, внимающие Правду, не запнулись, шагая по местам боевой славы Крыма.
А это — считай, весь Севастополь!
Ибо нет камня, где бы не пролилась кровь встававших на защиту своего города -Героя Севастопольцев…
А под конец нелегкой прогулки по белокаменному городу- крепости, насмотревшись на нешуточные картины войны в музеях, детишки с радостным визгом плюхались в ласковое море, а потом- лопали сладкую вату, воздушный рис… и, конечно- пломбир!
Дядя Петя не зря водил детей по значимым местам, не обойдя ни одного памятника, он знал; близится предательство советского государства.
Годы пройдут, стерётся многое, но Герои, спасшие мир от фашистов, навсегда останутся в памяти поколения, и будут идти с ними рядом всегда, как победители зла!
Гуля вспомнила, как всплакнула по расстрелянным морякам. Но крёстный и тут выручил. Он подвёл её к одному из памятников и сказал:
-Видишь? Они стоят с ружьями?
Гуля молча сопела, утирая набегавшие слезы. Дядя Петя перешел на шепот, подняв указательный палец к верху :
-Наши воины днём и ночью охраняют родину. А ночью они сходят с этих плит, и осматривают границы, прогоняя врага!
— И танки, и чёрный паровоз? — Гуля перестала плакать.
— И они -тоже, они стреляют: Тра-та-та-тат-та! — заключил крестный и посадил Гулю на плечи. А Гуля задрала голову к верху и подняв ручонки, помахала памятнику с матросами…
Гуля легонько вздохнула, но не от сожаления, что крёстный ушел в другой мир; было ощущение, что как и в детстве, дядя Петя идёт рядом, в белоснежной форме офицера легендарного черноморского флота, и еле слышны его шаги…
— Вот сейчас, как доберусь до моря, то как тогда, девчонкой, — разбегусь и…
КИНО-ПЛЯЖ
Она разбежалась…
И прыгнула в нужный автобус, окунувшись в другой мир.
В перед пхалась толстая тётка с писклявым голосом, хотя перед был забит. Она работала локтями, и верещала :
-Пропустите!
Из теневой стороны, сзади, за ней наблюдал мужичек с колючим взглядом. Он почесал у левого глаза, хрустнул пальцами, и не спеша, протискиваясь, оказался у дородной дамы.
-Че орёшь, как недорезанная? -грубо поинтересовался он.
Толстуха аж хрюкнула, а потом спросила:

• Это ты мне!? …Да ты знаешь, с кем говоришь!…
  Её понесло. А мужик развернулся и шел к выходу, что- то пряча в замызганные брюки. Уже в дверях автобуса он крикнул:
  — На машине катайся, раз такая богатая!
  Вслед за ним с визгом бросилась и толстуха:
  — Люди! Держите вора! Серьги золотые …подлец, снял!
  Но двери перед носом толстухи захлопнулись, и она заверещала ещё громче. Люди попросили остановку. Пострадавшая пулей вылетела из автобуса и куда-то побежала, колыхая всеми складками, что проступали на сарафане…
  –От, дура! И че он ей голову вместе с серьгами не снял? — рассуждал кто-то вслух.
  Пассажиры пересмеивались. Приближался пляж.
  «Омега» начиналась почти у остановки, и была видна из автобуса.

Гуля в предвкушении ласковых волн, наконец-то, добралась! — потянулась и вдохнула полной грудью :

• Ну вот и я! Родное море -принимай!
  Кучи голых тел возились в песке. Море кишело от тел купающихся. Наша блондинка торопливо шагала по дорожке, ведущей на пляж.
  -Щас!.. Она нервно озиралась, тело уже зудело и просило моря, — щас! … Как разбегусь! …Как прыгну!
  По пути тянулись ряды палаток торгашей.
  Тут было всё, что хочешь: и мороженое, и вино с дегустацией, и шашлыки, и парфюмерия с пробниками…
  И чебуреки, с чем закажешь -хоть с кирзой!
  -Что ж! -если не искупаюсь, значит у меня сегодня- день обжорства. Ре-ше-но! -Гуля чапала босиком к песчаному месту пляжа.
  Пришлось идти, натыкаясь на руки, ноги, головы загорающих.
• М-да!…Где ж тут разбежишься… разве что- по головам? -вздохнула Гуля, но не отчаялась, а двинулась дальше.
  — Берег длинный, и не может быть, чтобы даже в выходной день он весь заполнился людьми! -думала она.
  Зря она так думала. Картина из еле шевелящихся, разморенных от солнца и морской воды людей, похожих на тюленей- таких же толстых и ленивых, — не кончалась…
  Гуля бросила сумку на горячий песок и присела на неё.
  Что на берегу, что на море — стоял гул. Стало понятно, что идти дальше- бес-по ле-зно… Блондинка огляделась. Картина детства не изменилась; всё то же море, те же люди…
  Или, это не так? Гуля пыталась уловить перемену.
  Тот же голос из рупора сообщает температуру воды в море, но нет той мелодии, что озвучивала каждый час, объявляя время.
  Где была бетонная дорожка- торговые ряды.
  С права от Гули- молодая семья. Женщина накрывает стол; не спеша режет сочные помидоры, посыпая их солью.
  Девочка и мальчик терпеливо ждут. По их кажущемуся спокойствию стоит железная дисциплина типичных северян.
  Как и неумение загорать; — кожа у всех членов семьи почти цвета помидоров, что готовит мама на стол.
  Папа открывает лимонад. Потом шипит бутылка пива.
  Вдруг, пробегает Мальчиш — Кибальчиш.
  Щедро посоленные мамой помидоры орошаются добавкой — песком. А Мальчиш- Кибальчиш, задрав голову, с разбегу плюхается в набегающую волну, исполняя мечту блондинки с севера -Гули Советских…
  — А что, если и я -так? -спрашивает блондинка себя, и вздыхает, косо поглядывая на семью, от спокойствия и мира в которой и следа не осталось; помидоров с песком никто не хотел.
  Кричала мама, и размахивала помидором перед носом у папы. А папа, молча приложившись к пиву раза три, и сделав отрыжку ей в лицо, показывает образец железной дисциплины северян; поднимается, допивает пиво и…в припрыжку за Кибальчишом- в волнующее море…
  Тут же -бежит трусцой дядя в плавках, от которых пищит его зад и мужской аппарат, что ниже пояса.
  Он на распев мурлычет:
  -Массаж! Ма-сса-аж! …
  И непонятно; альфонс или гей!?
  Ну, мама — дама запускает в спину бегущему от неё мужу помидорку, коей размахивала перед его носом, и… томат летит прямой наводкой…
  В довольное лицо секс – символа, оборвав рекламу его услуг на полуслове.
  — М-да! -усмехнулась Гуля, — Капитан прав; кино, и ещё какое! Она привстала, и подошла к морю.
  — А!..Хорошо! –
  Рычит от удовольствия вынырнувший брюхатый дядя.
  Тут же, с лева от него; поплавком встает чья -то задница, размером с брюхо дяди, вся «в ракушку», потом пятка. И бьёт дядю в плечо. Мужик улыбается, хлопает по попе» в ракушку»:
  — Зайка, не захлебнись!
  Из волны появляется «крольчиха» с красным лицом, и накидывается на мужика:
  — Да вы что себе позволяете??..
  Тот просто спал с лица:
  -Ой, извините, обознался …А вы мне пяткой чуть по фэйсу не вдарили, это как?
  …Тут же; выныривает очередное радостное лицо, отдувается. Рядом, через мгновение — второй купающийся, и громко ахая, высмаркивается на радостное лицо…
  — Н-да-а! …Кино — не оторваться! — произнесла Гуля, и вернулась на берег.
  Девушка пробиралась к асфальтной дорожке.
  Поднимаясь по каменной лестнице, ведущей к выходу с пляжа, она всё рассуждала:
• Не уж-то надо стать непременно Мальчишом-Кибальчишом, пройтись по головам, кому -то песку « для аппетиту» насыпать, да что уж там, можно и в глаза… Не уж-то иначе не добраться до своей мечты?!
  Гуля приостановилась, покрутив простуженной шеей- стало легче. Она взглянула на огненный шар солнца:
  -Давай, родимое, жарь по болячкам! -провела по непокрытой голове ладонью, ощутив горячие волосы.-Надо выбираться, пока глюки не замаячили!
  СЕДОЙ
  Гуля подошла к одной из палаток. Заказала чебурек с сыром. Огляделась, чтоб присесть. Ага, вон и скамеечка.
  На ней- сидит мужчина неопределенного возраста, седой, как лунь. Блондиночка и присела к нему. Она удивилась, когда седой повернулся лицом, — его молодым глазам.
  -Если не старик — почто седой?
  Почти в слух рассуждала блондинка.
  Он услышал, усмехнулся. Гуля окинула его взглядом.
  Одет просто; потрепанные шорты и голый торс. Босиком.
  Ноги не побитые, как бывает у бомжей, — чистые.
  Перегаром не несет. Что же это за тип?…
  Блондинка поболтала ногами, и без тени иронии спросила:
  -Поговорим?
  Седой поднял на неё голубые, как небо глаза:
  — О чем?
  Ну, Гуля учуяв южанина, вскрыла одним ударом его шифр:
  — А разве двум сумасшедшим не о чем друг другу рассказать?
  Седой опять усмехнулся:
  — А тебе — зачем?
  Гуля протянула ему ладошку: — Пошли? Ты не похож на труса.
  Она поднялась.
  Седой пошел за ней. Гуля забрала чебурек с сыром и разломала пополам. Не спрашивая, протянула идущему рядом.
  — Спасибо.
  Поблагодарил Седой и взял угощение.
  Они шли неторопливо, переглядываясь, уплетая горячий чебурек на двоих. Сыр тянулся, и повис на носу у блондинки. Седой улыбнулся, показав белоснежные крепкие зубы… И вообще, это был симпатичный парень, только… Что-то в нем не клеилось; седина, взгляд -какой-то пронизывающий, но …добрый!
  — Слушай, а почему на пляже нет патруля? -спросила Гуля.
  — Так его давно уже нет, с развала СССР. — ответил он.
  — Постой… как же, нет? Я сегодня собственными глазами … -она осеклась, вспомнив про патруль из семи офицеров, что отдали её честь в семь утра.
  -Хм … -Седой приостановился, -так это призраки. Что, не знала, что Севастополь-город призраков? Тут же войны не кончались с образования острова.
  Он перестал жевать и глянул Гуле в глаза:
  — Так ты, выходит, наша?
  — А ты откуда знаешь? -растерялась блондинка.
  — Да призраки только своим показываются. И то — не всем!
  Серьёзно заявил Седой.
  Блондиночка озадачилась, ибо она знала ещё одну особенность Севастопольцев: умение шутить так, чтобы непонятно было, в правду или…
  Седой хлопнул её по плечу:
  — Ты хотела искупаться?
  Заметив что блондинка совсем побелела, до корней волос- от большого ума, поправил ситуацию, — Ну, раз на пляж пришла…
  Гуля кивнула. Двадцать лет, проведенные на далеком севере, кроме железной дисциплины, которую мы уже наблюдали у молодой семьи, что обедала помидорами, преобрелась привычка железно думать. Иногда – долго. Но вот проскочила родная искра: думать- хватит.
  — Тогда- за мной! – взял её за руку Седой, чтобы не потеряться в толпе, на выходе из пляжа «Омега».
  Когда они вышли на площадь Победы, он взял её за обе ладошки:
  -Ты же любишь кошек.
  Да, Гуля действительно обожает семейство кошачьих.
  Она уже побаивалась Седого с его странным взглядом.
  — Ну та не баись! — Он улыбнулся, — значит, тебе надо на Тигриный мыс, Фиолент… Понимаешь?
  Гуля пожала плечами. Солнышко, похоже ещё не окончательно разморозило её голову, не смотря, на то, что она -непокрыта…

Гуля смутно помнила, как на Фиоленте красиво: скалы, бирюзово-прозрачная вода и почти нет людей. А дело в том, что прежде, чем пошлепать ногами по бирюзовой волне, надо сперва спуститься по почти крутому спуску скал. А чтобы свернуть себе шею, охотников было мало.
Седой кивнул на дорогую машину, стоящую недалеко.
Блондинка замахала руками:
-Не-е!…Я на автобусе.
— Подожди, я -сейчас! -он включил охрану, и догнал Гулю.
ОПАСНАЯ БЛИЗОСТЬ
На остановке была очередь, многие здоровались с Седым. Троллейбус, что подошёл, был уже полон пассажиров.
Наша парочка кое-как уместилась в проходе, между сидениями. Пассажиры лежали друг на друге. Не исключением стала Гуля и Седой. Гуле не за что было хвататься. Да и не к чему, -людская давка слепила их спереди, и сзади так, что Гуля висела на голубоглазом. Находясь с ним почти лицом к лицу, блондинка беспомощно хлопала ресницами. А он посмотрел на Гулю и выдал как-то по свойски:
-Что ты суетишься? Что, никогда давки в очереди не видела?
Гуля, прожив в рабочем поселке на севере, действительно не знала очередей: их не было. Зажав сумочку между ними, чем вызвала ослепительную улыбку Седого, она положила руки к нему на плечи, чтоб не болтались. Она ожидала прилива смущения …но… отметила, что вместо жара ниже пупа, от опасной близости с красивым мужчиной, появилось ощущение тепла, такого спокойного, ровного, как в детстве; равного уверенности, что ты — не одна. Рядом — родное плечо.
У вымотанной усталостью и голодовкой девушки поплыло перед глазами; она просто-напросто уснула на груди седого парня. Надо сказать, что до Фиолента добираться – около часа, если автобусом. Во сне Гуля увидела опять ласточек, там, у балкона. И патруль, идущий с низу. Только теперь – впереди офицеров шел Седой, он поднял руку, то ли приветствуя, то ли прощаясь. Гуля махнула ему, вернее, по лицу того, на ком висела… и проснулась.
— Да ты боевая, во сне — дерешься!
Улыбнулся Седой. Он обнимал Гулю за плечи, под спиной.
-Чего не разбудил?
-А зачем?
Гуля раскраснелась, тихонько отстраняясь от широкой мужской груди, где так уютно прикорнула.
Остановка. Народ выходил из автобуса – очередь таяла.
Седой вышел первый и подал руку Гуле.
— Балуешь? Потом ни на одного парня не взгляну! — шутила она. Седой как-то кратко вздохнул, и тихо произнёс:
— Где ж ты раньше была, родная…
-Раньше? …Почему — раньше? …А теперь-то что?
По северному, скороговоркой пролепетала она, чувствуя прилив крови к лицу.
-Сейчас узнаешь.
Глухо произнес Седой.
А она, заглянув ему в глаза, заметила промелькнувшую тихую грусть. Вдруг раздался звон колокола, и парень поднял голову.
Он улыбнулся так, что Гуле стало жутко; она видела его таким там, во сне.
-А где это колокола звучат, мне не кажется?
Спросила она.
Седой протянул руку:
-Пойдем, покажу.
И он повел её в верх по дороге.
У ВОРОТ МОНАХА
По каменистой дороге, которые почти по всему Крыму, местами с ухабами и выщербинами, шло много народу. Кто-то, как Гуля и Седой пробирались в верх, кто-то с разморенными, краснеющими лицами, что- то шумно обсуждая, спускался в низ, на остановку. Идти было нелегко, но Седой не разжимал руки, не давая отставать Гуле.
Он молча шел, а за ним, уже с трудом, еле передвигая ноги — она. Странно, но сердце не выскакивало из груди, как это частенько бывало с Гулей, при тяжелых нагрузках; было ощущение преодоления, как во сне в вагоне — спертого пространства.
Наконец, Седой обернулся, ни сколько не запыхавшись.
Гуля увидела врата. Седой впился в неё небесными глазами, и ослабив руку, сказал:
— Заходи. Вот мой дом.
Острая на язычок блондинка, видимо, на время проглотила его: ей нечего было сказать. Только сейчас она заметила на шее у Седого крестик на нитке. И когда он поклонился перед входом во врата, у блондинки шевельнулась догадка о тихой грусти в его глазах, мелькнувшей там, в низу…
Монах, стоявший у ворот, перекрестил их, и пропустил.
Он что-то быстро сказал Седому, на что тот согласно кивнул, и оглянувшись на Гулю, вздохнул и спросил :
— Не передумала?
На что блондинка протянула ладошку, и промурчала свою песенку: -Веди ж, веди ж меня Буденный в бой! И вся – то наша жизнь- есть борьба!
Она пела её в затруднительных ситуациях, когда сердце говорило одно, а душа вылетала из него, требуя своё.
Взору Гули открылся простор, море и – небо.
У девушки захватило дух.
В глазах ожила ещё одна картинка из детства; крёстный держал её на плечах, а перед девочкой, вдоль до самого горизонта, волновалась синь моря, а с права и с лева -изумительной красоты утесы скал, образованные пластами разных пород, и от этого со стороны моря кажущиеся полосатыми.
-Видишь, полосатые хребты, как у тигров? -спросил тогда дядя Петя, — этот мыс — Тигриный.
Но тогда не было звона колоколов. Не было и слёз, которых ожидала и так боялась она…
Самый обрыв мыса…
Рядом стоял человек, руки которого Гуля не хотела отпускать. Хлопнул парус за спиной. Это была её счастливая примета, когда встречный ветер резко бил в лицо, приглашая лететь с ним.
Гуля Советских подняла подбородок на встречу ветру перемен.
Он говорил, открывая её парус, -ты идёшь верным путём!
Звон колоколов пролился над морем. Гуля обернулась и увидела золоченые маковки церкви. Волна восторга захлестнула душу.
Хлопок паруса повторился.
— Это твой дом? — прерывающимся голосом спросила она, и повторила, — твой дом…
Седой крепче сжал ладошку.
Вот теперь, по -предательски, слеза за слезой поползли по щекам …А что делать!?
Гуля подняла лицо к небу, и его глазам.
Его взгляд был по-отечески добрым.
Седой взял вторую ладошку и прижал к своей груди:
— Ты чего? Я же — с тобой! -прошептал он, — я всегда буду с тобой!
— И я, тоже? -сквозь слёзы спросила она.
— Мы теперь не-раз-луч-ны!, -его голос обжег самое нутро, выворачивая и душу, и сердце Гули, нашедшей свою кровь и тут же отдалившуюся… как она думала.
Он говорил в самое ухо живота, отдавая током по всему телу:
— Ты же любишь небо …море …чистой и верной любовью! Знай — это любовь. Это — любовь, а не то, что принято у смертных называть любовью-показухой… Ты всё поймешь. Скоро ты всё поймешь, Гуля.
У девушки подкосились ноги; имя -то откуда узнал!?
Руки намертво пристали к горячей мужской груди.
Под ладонью бешено колотилось сердце так желанного парня.
Его взгляд останавливался на её губах всё чаще …
Но в небесно –голубых глазах блеснули слёзы неподдельной муки, и стало ясно, каких сил ему стоит удержаться…
Гуля закусила губу, со стоном скользя ладонями по торсу.
Седой на какой – то миг задержался в её глазах, словно навсегда запоминая. Его губы вытянулись в бесцветную полоску.
До неё донеслось:

• Я буду всегда с тобой!
  Гуля прикрыла глаза, чтобы не броситься в след.
  По тропинке, ведущей к золоченым маковкам церкви шел верный, не предавший обета, данного Богу.
  Чего это стоило, знала теперь и девушка Гуля…
  У КРАЯ ПРОПАСТИ
  Что-то щекотало подбородок.
  Блондинка потерла зудящее место, и ойкнула. Прокушенная губа кровоточила.
  -Поцелуй на прощание. -горько пошутила она.
  — Шш-слы ш-ш-ишь-..?…
  Спрашивало море.
  Гуля сорвала лист подорожника и приложила к ранке.
  -Шлышу — шлышу -передразнила шепот моря она, шепелявя опухшей губой.
  Родное море раскинуло объятия. Гуля смотрела с большой высоты обрыва, упиваясь свободным ветром, что трепал нетерпеливо парус:
  -Ты со мной, Гуля?
  Любовалась игрой моря; оно меняло цвет бегущих волн прямо на глазах: у самого берега, изумрудной порослью, что была на камнях и прозрачном дне; дальше -бирюзовой волной, уходящий в голубой отлив; а ещё дальше- в синий, который у горизонта граничил между фиолетовым и сиреневым тоном небесной палитры.
  — Фиолент… прошептала Гуля.
  Над Тигриным мысом разливался колокольный звон.
  Девушка улыбнулась -монах не обманул; живые голубые глаза смотрели на неё из моря, неба, …
  Сильные добрые руки невидимо подняли Гулю на ноги.
  — Мы теперь вместе, не-раз-луч-ны! -она потянулась вверх и взмахнула руками, как крыльями.
  Чайки, такие огромные, по сравнению с северными, которых она видела у речки, носились над морем. Птицы то взмывали к вершинам скал, окружающих мыс, то камнем падали в волны…
  — Теперь я знаю, где ты. Я вернусь! — крикнула блондинка в море, как будь-то монах мог услышать её.
  — Слышишь? — изо всех сил прокричала она, махнув руками, и чуть не свалилась с обрыва.
  — Я вернусь за тобой! — она подняла ладони, чтобы почувствовать парус …но не услышала хлопка за спиной.
  Даже прибой утих и не шипел пеной. Значит…

Гуля сквозь слёзы глянула в небо, и прошептала :
— Спасибо, небо, за день и за ночь.
Спасибо небо, что я твоя дочь,
Что от меня гонишь ненужное прочь,
И на руках носишь, когда уж не в мочь!

Вдруг, из – под обрыва, со свистом разрезая воздух крыльями, громко гогоча, перед самым лицом, взмыла в верх большая чайка. Девушка отшатнулась от края пропасти.
Но страж моря пикировал уже с верху, целясь прямо на неё! Девушка испугалась; таким огромным клювом – долотом запросто можно покалечить!
Она поспешно отошла от края берега. Только тогда чайка что -то крикнув ей, что-то вроде – смотреть под ноги надо! — развернулась и полетела к морю.

— И в правду, чего я там, на краю зависла! — заметила блондинка.
Она вышла на тропинку.
Абрикосовый аромат щекотал ноздри.
Девушка огляделась: точно! Вот и абрикос, укрывшийся в кустах.
Она вспомнила, как девчонкой залезала на дерево, и срывала самые спелые абрикоски.
Блондинка улыбнулась, и кошкой вскарабкалась под его крону. Ласковый шепот листвы напомнил шум северного леса.
Этот резкий весенний запах почек берёзок, почти схожий с ароматом роз… Береза распускается самой первой, в мае, зеленея и зазывая пташек на встречу весны. Начинается концертная программа от певчих птиц — весне; звенящий гомон, стоящий до самой Троицы, с вечерней зорьки, до восхода солнышка, каждый день…
И что интересно: птицы, прилетевшие с юга, успевают за короткое северное лето и Весну- Красну на крыльях принести, и пару найти, и гнездо свить, и птенчиков вывести, вырастить их и научить летать, да не просто — от куста на травку, и обратно, -а до умения брать орлиную высоту, птичий курс перелёта обратно, в южные края.
И это- ещё не все особенности южных певчих птиц!
Гуля склонила голову на бок, припоминая напевы, встречающие весну. Пернатые друзья, исполняющие трели, не заглушают друг дружку, хотя и щебечут на перебой, а дополняют одну мелодию второй, третьей… А то -звенят стройным, дружным многоголосьем, как кто дирижирует невидимо- уж не весна ли?…
Понятно, откуда народные мотивы.
Вот залился, шелково забирая нотки, соловушка-король пернатых певцов. А сам- то –серенькой, невзрачной.
Да-да! И северные бывают, не сравнение, конечно, южным, настоящим …
Но что стоит его услышать – знают лишь северяне, дожившие до весны…
А вот -скворец; второй, да как трещат, дух захватит, — тут где зиме быть?
Стекает ручейками…
А особенно – стараются пташки на утреннюю зорьку выступить; под первые лучики попасть, самому светилу волшебный голосок подать. Стервецы ловят в эту пору пташек.
Так уж старательно трёкает певец, что глохнет, бедолага…
-Жалко птичку! -вздохнула блондинка.
ТЁЗКА
— Жалко, что -ли?
— Жалко сам знаешь, у кого! –
Вдруг услышала Гуля. Раздалось шлепанье сандалий. Показался мужчинка с залысиной и полненькая девушка, шатенка. Он громко уговаривал :
— Ну чего ты боишься? Посмотри, сколько там желающих!
— Ага! …Раз-два, и обчелся!
— Ну так, дуреха, там вода -чище. Пошли, давай!
— Ага! …А назад -как!?
— С ними и выпол… Хм! Выйдем. О! Глянь -вон, ползут…
— Ага… че, не видишь, это туристы. Они тут если не месяц, то больше живут, уже горными козлами стали… Вон, как цепляется… точно паук!
— Не! Тебе не угодишь; там вода грязная, там люди… — явно досадовал плешивый.
-Ну ты куда, Гуля!
Гуля вздрогнула, чуть не отозвавшись.
Вообще -то она считала своё имя редким.
Звук шагов удалялся и блондинка успокоилась.
С верху кроны что-то упало, прямо на колени.
Абрикоска! Гуля улыбнулась: – вот и мой плод созрел!
Она осторожно прихватила нежную мякоть, терпя боль прокушенной губы.
Ура! Она потянулась к верху, на встречу солнечным лучам, что пробивались через изумрудную листву фруктового дерева.
Блондинка вспомнила, как проходя по улицам Севастополя, не раз замечала над головой манящие бархатной, желто-розовой кожицей абрикосы, но скромность не позволяла срывать их у прохожих на виду. А вот сейчас -совсем другое дело!
Дерево росло у моря, впитав в себя все направления ветров, что обдували его. Вкус абрикоса должен быть… волшебным.
Гуля, выбрав ветку, где золотились самые крупные плоды, сорвала сладкий сюрприз. И удивилась аромату, сочности фрукта, по которым он разительно превосходил братьев, что треща корнями, лезли сквозь бетонную основу дорог Севастополя, глотая бензин и вонь, вместо свободы.
А что делать?…
Город Герой весь из камня. Как и характер тех ,кто в нём живёт . Утолив аппетит по сладкому, блондинка спрыгнула на землю.
Она скривила комичную мордашку — с опухшей губой это не составило труда. И стала передразнивать мужика с залысинами, того, что уговаривал её тезку на спуск вниз, зная, как это опасно:
-« Ну ты посмотри, сколько там желающих! Пошли, давай!.». Видать она не первая, кому плешивый помог спуститься в низ …У-у! — Гуля замахнулась кулаком.
Блондинке, видимо, полегчало -она перестала гримасничать, и повернула лицо на встречу ветру, позволив ему поиграть с белокурой отчаянной головой.
Гуля встряхнула волосами и увидела летящую чайку над ней.
Чайка повернула на выход из Фиолента…
Да, вспомнила Гуля, скоро будет темнеть.
Белые ночи — до свиданья! Мысль о белых ночах вернула её в те волшебные дни северного лета, когда ночной темени просто не-бы-ва-ет! Солнышко, коснувшись горизонта, снова поднимается.
Вурдалаки, привыкшие к темноте, сбиваются с ритма, и сходят с ума, потеряв и сон, и покой.
А кому – то буйство природы только на пользу; всё прёт из-под земли, благоухает природа Севера! Птицы не смолкнут до Троицы, от полей и сенокосов веет такая волна из смеси диких трав и цветов, умноженная речным течением… что не опьянеть просто не-воз-мож-но!
— Так где же самые красивые места? -заскреблось в душе сомнение. Находясь в сердце удивительного края в мире – Крыма Гуля, дочь Севастополя, вдруг обнаружила, что красиво -везде.
И везде- по-своему…
-А ведь я не смогу без моих белых ночей…
Без одуревших пташек, что восхваляют северное лето в один месяц, свою родину, которую покидают, чтобы опять вернуться на этот летний месяц, чтобы …что? Вдруг испугалась Гуля.
— А как — мои голубокрылые и розовые зори, да во всё небо?! …В Крыму таких не бывает. И это надо было понять, протащившись в душном, грязном вагоне через всю страну, задыхаясь от вони и жары двое суток!?…
Да! Это — надо было.
Гулиной щеки коснулся ветер, и она, раскинув руки, торжественно выдала :
-Спасибо, небо, за утро и вечер!
За паруса в море ,и нужный мне ветер!
За верную дружбу в серьёз, до конца!
И за защиту от подлеца!

Тут, как вы уже догадались, Гуле полагается скривить губки, -такого «сайгака» она только что лицезрела со своей тёзкой.
А ведь со стороны – действительно, виднее!
Она прищурилась; от храма тянулась вереница страждущих, идущих обратно, к выходу с мыса.
НАРОДНАЯ ТРОПА
Подойдя к монаху, что стоял в воротах, Гуля не спешила уйти.
Она опять почувствовала себя как дома. Глянув в его серые спокойные глаза, ей захотелось прикоснуться к плечу в черной ризе, как к родному. Блондинка дождалась пока все выйдут, собралась с мыслями, и обратилась к нему :
-Доброго здоровьичка. А можно вас спросить?
На что тот негромко ответил:

• Да, конечно.
  И она завела беседу о истории храма.
  Видно было, что монаху это было, ну если не бальзам на сердце…
  Он довольно поглаживал свою красивую бороду, и улыбался в неё. Однако Гуле пора было узнать истинный вопрос, что ещё колебал, тлел огоньком в сердечке. И она, набрав воздуху, решилась, и спросила:
  -А бывает, что из монахов уходят в миряне?
  Монах перестал гладить бороду, и спокойно ответил:
  — Все бывает.
  Но не продолжил.
  Тогда это сделала Гуля, — ответить мог только он :
  — Так зачем всех пускаете?
  Монах снисходительно посмотрел на блондинку, как на ребёнка, спросившего глупость, но всё же ответил:
  — Народ не к нам идет, а к Богу.
  Гуля храбро шла до конца:
  — А тех, кто от вас убежал не преследуете?
  Тут монах и вовсе усмехнулся:
  — А чего ж за дураком бежать? Значит баловал беса, а не служил, гнать таких надо!
  Он пригладил бороду и подошел к воротам, в них постучали: прибыла новая группа паломников.
  Гуля перекрестилась, в пояс поклонилась монаху, и вышла из ворот.

Спускаться в низ всегда легче, чем подниматься.
А на встречу шел народ. Кто-то с каменным лицом, кто- с детьми, кто-то брякал цепями на шее и руках…
От кого-то за версту несло надоевшей «Шанелью», а от кого-то -алкоголическим парфюмом.
…Но объединяло их, таких разных по статусу и облику одно: все шли, верили, и надеялись, что Бог их ещё любит.
ПОДАРУНОК ХОХЛА
В автобусе, полусонная, Гуля слышала, что завтра-воскресенье. И на площади Нахимова какой-то праздник, вроде- Ветеранов.
-Надо обязательно успеть! — отметила она.–А на сегодня- хватит! -и захлопнула дверь гостиничной.
Подошла к раскрытому окну. Как легко дышится!
Девушка присела на широкую тафту, и откинула голову, прикрыла глаза. Прищурилась на фарфоровые фигурки из Харькова, что поставила на тумбу. Ярко-оранжевые лучи захода высветили фигурки, оживляя их. У Гули появилось ощущение зрителя рождающейся тайны; тумбочка- сцена, а фигурки- куклы.
Вот, лучик упал, подобно софиту на хохлушку, — её рот до ушей приветствовал блондинку. Гуля улыбнулась.
Солнце на юге заходит быстро, и в свете оранжевого «софита», который опускался всё ниже, выступило орудие хохла, из ширинки шароваров, грозно взявшее на прицел обволакивающую темноту.
— Ну, хохол, как я понимаю — фашист не пройдёт! — похлопала в ладоши блондинка, не дожидаясь занавеса, -когда погаснет последний луч солнца.
Она щелкнула фонарик на стене. Он слабо, но мигнул.
Гуле показалось, что хохлушка от радости хихикнула, а орудие хохла победно блеснуло в слабом освещении ночника.
Девушка прикрыла глаза. Она погружалась в приятную дрему; события дня кинолентой проносились перед глазами, вспыхивая в наиболее важных моментах. Ночник автоматически выключился. В полной темноте Гуля услышала неясный шум, вроде брякали посудой…
Посуда? Откуда здесь посуда!?И кто ею брякает …
Сквозь дрёму подумала блондинка, и прислушалась.
— А-а… как же! Фарфор на тумбочке. Надо встать! -решила она, открыв глаза.
— Ну-от! Довазюкалысь! Зараз вона устанеть, шотоди? — отчетливо прошептал женский голос…
Блондинка похолодела от ужаса; громкий шепот доносился не от дверей, как она решила, а от тумбочки!
— Спокойно! Если воры- брать нечего. А окно закрывать надо! — ругала себя блондинка.
-Чем -бы тяжелым запустить… А потом -одеялом накрою! Хороший план!, -она собралась с силами взяла подушку в руки, — Считаю до пяти…
— Не, ну ты бачила! -забубнил мужской голос, — Така гарна дывчинонька, и- подушками кидаться! За шо!? Шо ей щастье привалило?
И опять женский шепот: — А побачить нас у цей красе – злузду зьидэ…
Гуля рывком вскочила и включила свет. На тумбочке ни- ко -го… Лишь поблёскивал фарфор. Она почувствовала дрожь во всём теле. Глянула на часы – два ночи.
Выключив ночник, снова прислушалась.

Послышался звук, как от строевого шага.
— Что за построения в два часа ночи?
Удивилась блондинка, и осторожно выглянула на балкон.
Она обомлела; целая шеренга людей в ослепительно белой форме приближалась к гостинице.
Небольшой уличный фонарь освещал асфальтовую аллею, что вела мимо балкона. По ней, нога в ногу, маршировали военные.
— Откуда они вышли? Там — стена из домов, -недоумевала Гуля. Но недоумение сменилось ужасом, когда стройная шеренга прошла сквозь ларек, стоящий на пути…
Марширующие совсем близко, так, что различимы торжественные лица воинов. Гуля встала оловянным солдатиком, и с восхищением смотрела на представшую картину: идущие строевым шагом, как один повернули головы в её сторону, и приложили руки в перчатках к фуражкам.
Не зная, что делают в таких случаях, Гуля просто подняла руку и глядела, глядела в родные мужественные лица, чувствуя, как тело вытягивается в струнку. Страх сменился гордостью: Гуля поняла, кто перед ней. И не смела ступить и шагу назад, пока воины Севастополя — все, до единого, пройдут! А шеренга всё не кончалась …
— Ой! А как же я …в маечке -то! -спохватилась Гуля. Но ещё больше удивилась, увидев на себе одежду, отливающую голубым, а на плечах золотящиеся погоны, знаков которых она не знала, кроме звезд.
-Не журись дитка! -вспомнилась бабулька из Харькова.
— А приветствовать Героев – чем? — и в поднятой руке уже развевался алый платочек. И подняв подбородок ещё выше, Гуля выпрямилась в звенящую струну, и с улыбкой продолжала встречать народных героев.
— Родные! Спасибо вам за победу! -шептала Гуля, и слёзы гордости от увиденного шествия воинов, которое может повториться, а может — и нет; это мгновение прикосновения к истории родины, дверь в которую открыл отец-Севастополь, не могло не вызвать бурю эмоций; слёзы восторга заполнили глаза
…Где -то высоко в небе послышался знакомый журавлиный клик.
-Это они! Герои превращаются в журавлей! Родные мои! —
Она подняла глаза, и увидела звёзды необычайно близко, они ярко блистали над головой. Журавлей не было, лишь их крик, берущий за душу, эхом разносился среди звёзд. Гуля старалась не моргать, чтобы слёзы не смыли звёзд воинской славы.
Она шепотом благодарила небо:

• Спасибо, небо, за высоту!
  За ясные звёзды, их чистоту!
  За крик журавлиный, — что слышу его!
  Не дай мне оглохнуть ни от кого! Эхо Гули разнеслось среди шёпота звезд.
  Оно сливалось с кликом журавлей в красивую песню…
  Звёзды становились всё ближе и ближе, их свет уже слепил.
  Гуля прикоснулась к глазам… Это были лучи утреннего солнца, что разбудило её.
  К КОРАБЛЮ ИЗ СНОВ
  Наперебой верещали ласточки. Они сновали перед окном, -наверно поблизости находилось гнездо.
  Девушка присела, провела по лицу руками – щеки были мокрыми от слёз. Гуля улыбнулась. Потом потянулась, и резко обернулась к тумбочке, ища глазами фарфоровую парочку.
  Блондинка подсела к тумбе, сделала серьезную мину и спросила строго:
  — Ну так, хто там вчерась секретничал, да ещё на чистой украинской молве?
  Но, как и положено посуде, говорить звоном, и то- когда бьётся, -чайник -хохол, и его жинка -перешница или сахарница, — в зависимости от ситуации, молча улыбались до ушей, как им было приказано ваявшим их мастером Будянского завода.
  Гуля погладила фигурки и подмигнула им:
  — Мы ещё повоюем!
  Прищурившись на солнечный лучик, и подставив под него ладошку, Гуля вспомнила про золотистые погоны в звёздах и голубую форму, что были при ней, во сне или наяву… Она отчетливо помнила лица отдававших ей честь; такие светлые и живые, что покажи фото- узнала бы каждого!
  Близость звёзд. Их яркость… журавлиный крик… так врезались в память, и стояли перед глазами не сном, а лучами солнца, которые пронизывали душу, грея сегодняшним теплом; явностью факта, что солнце встало, и пришло утро…
  Повернув лицо под золотые лучи, и умывшись солнечным светом, Гуля окончательно проснулась.
  — Так! Сегодня -прогулка на площадь Нахимова.
  Блондинка потянулась и прыгнула.
  Прыжки ей очень нравились, вместо зарядки.
  Там же — южная бухта с остатками кораблей, грозой для врага, и гордостью черноморского флота когда-то… Они снились Гуле на той стороне света -севере, так часто; тихо и печально подающие гудки, брошенные за ненужностью, не смотря на их боевые заслуги…
  Блондинка вздохнула:
  -Да! Надо набраться мужества, и посмотреть на это, и хоть издали помахать им рукой. Не во сне, а наяву!
  Гуля, не переставая прыгать, взмахивая руками, рассуждала:
  -Какое благо для народа- трамвай! На нём спокойно можно объехать весь Севастополь! Походить по всем памятникам, и вообще -…Ура!
  Тофта, на которой делала разминку блондинка, предупредительно хрустнула. Диван, конечно предназначен для разминки, но не в вертикальном положении.
  -Конечно, я поеду на трамвае! — набирала высоту прыжка, резво скачущая, как на батуте, Гуля — У-рр-а! -я поеду с моим на-ро-дом!
  …Хрясь! В последний раз выдержал диван прыжок.
  — Урр-а!!!
  …Софа складывается, блондинка делает прыжок на коврик, чудом не попав в ловушку.
  Что ж, разминка окончена. Пострадавших нет, что уже – неплохо! Блондинке с Севера пора на выход.

Надо пояснить ещё одну особенность Крымчан.
Дело в том, что ближе к выходным, с каменными лицами и доверчивыми душами, Севастопольцы начинают светиться изнутри. Это не может не сказаться на их виде; в одежде — парадно – выгребной уклон, с преобладанием ангельски -белых тонов.
Так же; наличие алкоголического парфюма, сопровождающего мужскую народную половину, начавшую встречать красные дни после изнуряющей рабочей недели в адской жаре, ещё аж с пятницы…
Как отличить коренного Севастопольца от по — наехавших всяких- разных? Да запросто; туристы- все с красными мордами, и достающие на остановках вопросом: – А как мне найти?
Ах, если б знали мои родные Севастопольцы, как найти …
То не были б такие бледнолицые, и замученные тяжелой жизнью уж двадцать лет, да на райском островке, что Крымом называется…
А тут ещё турист, выпучив глаза, зачастую лезет с дурацким вопросом: – А вы че такие бледные, море – рядом!?…

Поймав нужный троллейбус, Гуля с детской радостью узнавала каждый метр любимого города, проплывающего в окошке; легендарные памятники, просто -дома, идущих или бегущих на встречу друг другу людей. В этот момент у Гули за спиной хлопал парус, и автобус становился прекрасным кораблем, вместе с пассажирами, что были в нем…
Автобус-корабль важно раздувал паруса, и с достоинством нёс таких прекрасных и отважных Севастопольцев, встречающих свои выходные дни!
Контролёры становились добрыми самаритянами; они садились либо с водителем, либо на первые места, их лица говорили: — хотите -берите билеты, хотите -нет! Всё -таки сегодня -воскресенье.
Их громких и властных голосов не было слышно.
Всеобщая торжественная обстановка располагала народ только на добрые улыбки, и делала одной семьей.
Вот и сейчас, Гуля, выпавшая на двадцать с копейками лет из любимой семьи, бывшая с ней в разлуке, с жадностью губки впитывала все движения, запахи, звуки, жесты, настроение своей многоликой родни. Она стояла у окна автобуса, держась за поручень, чувствуя дыхание своего народа, и постепенно растворялась в нём…
Тихая радость переполняла сердце Гули, она улыбалась.
Её взгляд скользнул по пассажирам, и остановился на красивом парне. Блондинка сразу подумала, что он -актер; до того хорошо сложен, подтянут, видно, что не дает себе расслабиться.
Блондинка частенько замечала на райском островке красивых девушек и парней. Симпатичная молодёжь – одна из многих жемчужин Крыма, которой бессовестно торгуют…
А парень-то оказался не промах! Он или оттачивал навыки актерского мастерства, которые сейчас так модны, или просто- придурялся. Гуля позабавилась от души; вот, Красавчик мгновенно преобразился: как-то сгорбился, голову склонил на бок, а взгляд сделался испуганно-затравленным. Парень озирался, как ненормальный, как будь-то находился в зверинце, а не в автобусе. И вокруг- шакалы, готовые накинутся на несчастного Красавчика…
Гуля от удивления сначала открыла рот. Потом прихлопнула его ладошкой вспомнив, как сейчас много всяких мастер -классов; хочешь — и на потолке спать научат, только заплати…
Что ж, сейчас проверим, какой ты актёришка… или- придурок! Блондинка приготовилась к ответу на его ужимки. И когда Красавчик приостановил испуганный взгляд на ней, Гуля показала язык, и скосила глазки.
Парень как-то замешкался, видно в первый раз встретив неожиданный эффект от его игры. Потом улыбнулся.
Гуля самодовольно вытянула губки трубочкой- сработало! Она показала ещё раз язык следящему за ней парню, и отвернулась.
Автобус остановился. Гуля подумала, что придурок вышел.
Так и случилось. Он не захотел проталкиваться через толпу, а зашёл в передние двери автобуса и выдохнул ей в ухо:
— А вблизи вы ещё лучше!
— Мн-да! Не такой уж и придурок! -Отметила блондинка и повернулась к нему лицом: — А у вас привычка – разговаривать с затылком?
Он прикрыл телячьими ресницами карие глаза, потом – выстрел, в глаза блондинке!
— Не хотел вас потерять, это же так просто…
— Ну, ты приёмчики стрелять глазками для дурочек отставь! — Прошипела Гуля, сказав ему :
— И ничего, что я – в мамы гожусь?
Красавчик удивился, и похоже по настоящему:
— Правда? А я – детдомовский.

…Показались корабли Южной бухты. Хлопнул парус за спиной, и… -кроме моря, бухты, кораблей она ничего больше не видела… Переполненный троллейбус, мучительно воя мотором, поднимался в гору.
Уши заложило от стона корабли, вернее, того ,что осталось от флота…
Они протяжно гудели, тихо, тоскливо …
Как в тяжелых снах, на Севере.
А перед глазами мелькали живые лица Героев, которые она видела на балконе.
Покрытые позорной ржавчиной корабли напоминали сегодняшних Ветеранов ВОВ; брошенных на унизительной мели, беспомощных от старости Героев.
— Платочек! У меня нет красного платочка! — прошептала Гуля. Она махала рукой в окошко кораблям, пока они не исчезли за зеленой оградой кустов.
Парус сник. Она вздохнула. Вытерла слёзы.
Автобус остановился, и Гуля вышла.
КРАСАВЧИК
— Свынюка! Ты мни ногти зломав!
— Визжала мамаша, вытаскивая из двери пиццерии толстого мальчика.
Он гримасничая, ныл:
— Я ни наився! Я ещё хочу!
Гуля заметила:
— У этой мамаши маникюр дороже сынка! И перейдя дорогу, направилась в Южную бухту, к старым кораблям, чей зов не переставал звучать.
— Девушка! А можно с вами? — парень из автобуса догнал её.- Мне показалось, вам нужна помощь…
Он внимательно посмотрел на Гулю.
— Это в каком смысле? — обернулась она.
— Ну… там, у окна вы так задумались, что не слышали меня. Я лишь увидел, как вы слёзы вытираете.
Он замолчал. Потом добавил:

• Вам плохо?
  Гуля поправила очки на голове, и вспомнила братскую любовь Седого, в которого втрескалась по уши, и где она первая прицепилась знакомиться… Что, теперь на её месте должен оказаться Красавчик, познать сестринскую любовь? Хотя…
  — Хотя и было так, то что? -пришла в себя блондинка.
  Она начала играть в кошки -мышки.
  — А давай …на ты! -выдохнул Красавчик, -и …пойдем в парк!
  — А давай! -кивнула блондинка так, энергично, что очки свалились с головы. Красавчик наклонился и поднял их.
  — Спасибо — взяла очки Гуля. Ей надо было чем -то перебить муку-любовь к монаху.
  — Паррр-ра-ша! — протянула она руку.
  И увидев круглые от недоумения глаза, добавила :
• Полное имя Паши.
  — А а!..- улыбнулся кареглазый, взяв её руку, — Сёма.
  — Не, ну он точно не местный; шуток не понимает, серьёзно отвечает…
  Растерялась блондинка, заметив, как Красавчик крепко зажал её руку в своей.
  А она же -просто, по дружески, здороваясь…
  Попытка выдернуть ладонь из его пальцев закончилась ничем. Он или прикидывался дураком, или действительно, не хотел отпускать её.

Они шли вдоль парка, где уже вовсю лилась музыка, веселые визги детей, громкий смех отдыхающих. Здесь чувствовался воскресный день.
Сема подвел её ко входу в теат,р и спросил:
— Будешь мороженое?
— Конечно! Пломбир! -закивала Гуля.
Она пошла вдоль набережной. Увидев клумбы роз, Гуля прошептала с восторгом:
— Процветания тебе и величия, мой Севастополь!
Девушка пошла к самому причалу, где каменный бордюр уже нагрелся. Она присела на него, обняла ноги. Правого плеча что-то коснулось. Это была роза алого цвета.
— А ты с сюрпризами! — кольнула парня взглядом Гуля.
Вслед за цветком появился и Красавчик. Иначе его не назовешь; внешность кинозвезды, ну чертовски красив!…
-Да, а от меня что ему надо? Вон, какие длинноногие, с копной волос до попы, мимо проходят; позови- любая за ним побежит! Блондинка одела очки -вроде защиты от напиравшего красавчика. А Сёма обошёл её со стороны, проведя розой по губам и щеке…
Гуля просто задохнулась! Она открыла рот, чтобы выпалить что-то вроде: — Ты че, пацан!?
Но вылетело: — А если я -так?
И она, выхватив розу, пощекотала Сёме нос и губы.
Он пристально смотрел на блондинку, и та даже сквозь темные очки увидела, какие искорки вспыхнули в карих глазах парня.
Внезапно он схватил розу зубами и не выпустил.
— Ого-го! Какие мы шустрые! Надо с ним -поосторожней; тот ещё ловелас! -Блондинке перехотелось мороженое.
В первый раз в жизни.
А Сёма не отрывал от неё взгляда, словно гипнотизируя, протянул пломбир.
— Пора сделать перерыв! — отметила она, услышав, как в сердце что-то йокнуло, и сказала, -Мне пора!
— А мороженое! — не сдавался Сёма.
— В следующий раз.- почти на бегу пробормотала блондинка.
— От себя не убежишь! А от меня -тем более! Я тебя найду, слышишь! -крикнул ей в след парень.
Гуля слышала напутствие кареглазого, и вспомнила себя, кричащую в след монаху у моря, на Фиоленте.
Она горько усмехнулась и прибавила шаг…
ЗЁМЫ
Центром парка бесспорно, был фонтан в виде огромной чаши, излюбленной скульптурной формой для Крымчан.
Чаши в Севастополе повсюду.
На каждом повороте, на каждом входе и выходе каменных лестниц. …Но эта, для фонтана — самая -самая!
По его бордюру бесцеремонно водили детей.
Вот- счастливчики, булькнувшие туда. Они уже барахтаются в бурлящей холодной воде, вереща так, что перебивают музыку ансамблей-конкурсантов, собирающих немало зрителей. Зеваки терялись, кого слушать: музыкантов -виртуозов, до онемения пальцев нажимающих на клавиши, кнопки, голосовые связки- лишь бы победить в конкурсе; или посиневших малышей, упавших в бассейн фонтана, рты которых не закрывались, подобно желторотым птенцам.
В холодную воду по пояс лезть никто не хотел, и милицию вызывать -тоже
…Но вот, пошатываясь, к фонтану подошел дядя. Он не раздумывая, плюхнулся в воду. Ему было не всё равно. А то, что потом будет, когда детей достанет…
После адской жары, место у фонтана казалось раем, где веяло прохладой, перешептывались вековые каштаны и клёны. Очень много гуляло пар и пожилых, и молодых. Парочки сидели и на лавочках, и на пирсе, и у фонтана…
— Спасибо, зёмы. Спасибо за солидарность! -фыркнула кошкой блондинка и вздохнула… Перевела взгляд на …опять -парочку! Только с остановки зашли. Наверно- новички; оглядываются, робко ступают. Да, тут есть куда глазам разбежаться.
Вот дама подтолкнула напарника, и они направились к караоке, где мужской голос заунывно пытался кого-то повторить. Изо всех сил тянул, только медведь основательно поработал с его ушами, -толпа редела. Но брюнеточка, пхнув кавалера, закрутила его в танце, решив оказать солидарность влюбленному, а может, и возлюбленному, вопившему в микрофон.
Вот она, жила Севастопольцев- сострадание и сочувствие! Парочка подтанцовывала под песню. И что вы думаете!?
Голос певца зазвучал уверенней, стоящая рядом девушка перестала зевать, и уставилась на танцующую парочку. Миниатюрная брюнеточка не доставала ногами земли; её кружил на животе краснолицый партнер. Выглядело необычно и смело. Даже красиво -они кружились в такт вальса, своего вальса. И для этой пары не существовало препятствий. Они говорили: любишь -танцуй, как любишь!
Гуля стала подхлопывать в ладоши танцующим. Кто-то подхватил. Вскоре за необычной парой закружились и другие пары, желающие при жизни сорвать аплодисменты.
Вот она, настоящая солидарность Крымчан! Певец уже охрип, но его не отпускали танцующие и зрители, требующие аплодисментами и возгласами :

• Ещё! Браво!..Давай ещё, браток!…
  Так как контингент танцующих был широкого сбора, разошлись уже не на шутку: толпа росла, народу прибывало.
  Ты смотри -а ведь действительно, — родня!
  Ведь как тянет друг к другу! Как все вместе счастливы; глянь- и те, на ком цепи брякают на руках и ногах, и те, у кого ни копейки за душой, и те, кто с маникюром, и те, у кого руки от мозолей мало на руки похожи…
  Родня с радостными лицами подмигивает друг другу, пары сталкиваются, громко хохоча, свистят, поднимают на руки своих дам, кружат их…

Над Гулей промелькнула тень чайки-боцмана. Девушка пошла за ней. Прошлась по любимому мостику с драконами. Через них входили наши войска, освобождая Севастополь от фашистов.
Дойдя до памятника затопленным кораблям, остановилась. Сердце било барабанную дробь. Взявшись за белокаменные перила, Гуля прислушалась, где мой ветер? Вместо ответа послышался детский голосок :
— Па, а почему у птички два клюва и две головы?
Блондинка огляделась и заметила у памятника мужчину и девочку. И пока папа чесал лысину, доча уже выдала свой ответ, как истинная Крымчаночка:
— А я знаю, птичку из Чернобыля привезли…
И вот, ветер хлестнул по щеке, волосам, как прежде, призывая за собой… А за спиной -хлопнул парус.
— Ура! Я снова тебя слышу, мой ветер!
Прерывающимся шепотом произнесла Гуля.
Свежий ветер нес с моря запах мазута. Раздался громкий гудок. Наши, видимо, сегодня решили тряхнуть стариной; военный корабль гордо шел, разрезая волны, скрыв позорную ржавчину под килем. Чайки радостно заносились над ним, приветствуя старого друга. У Гули захватило дух. Она вытянулась в струнку и замахала руками кораблю.
…И корабль загудел. И второй раз, и третий
…и Гуля парила уже морской чайкой в небе, над палубой родного корабля…
Когда корабль вышел в море, и его не стало видно, девушка заметила, как одна из чаек опять кружит над ней.
Блондинка подняла глаза в небо и спросила:
— Ты меня ведешь? Куда?
Чайка громко гоготнув, развернулась и полетела к фонтану… Приблизившись к нему, Гуля прерывисто вздохнула: она наконец нашла тех, ради кого сюда пришла.
В тени большого каштана, на скамейке, стоящей напротив бассейна, сидели старики с изнуренными лицами. Они тихо переговаривались.
…Особенно выделялся Ветеран ВОВ. На его пиджаке скромно поблёскивали ордена и медали.
ВЕТЕРАН
А вот и она- другая сторона медали города Героя Севастополя! — с горечью сказала Гуля.
Эти старики- в тысяча девятьсот сорок третьем году были советскими парнями, которым вместо молодости пришлось пройти через такую мясорубку, воюя с фашистами… и ещё вернуться с победой! Эти самые Герои нашей страны сейчас в ни-ще-те!!!…
По чьей вине?
Ветеран, звеня наградами на пиджаке, хотел приподняться. Наверно, собрался уйти. Но шумная толпа туристов замельтешила перед глазами. Гуля подождала, пока заморские гости пройдут, и поспешила к скамейке с Ветераном. Она приблизилась, и встала напротив, внимательно разглядывая старого солдата, стараясь запомнить его навсегда.
На его лице, изуродованном шрамом, не было радости, в отличие от тех, кто веселился у фонтана.
— Тебе чего, дочка? -глухо спросил он.
— А можно к вам? -ответила она.
Ветеран пододвинулся. Гуля присела почти вплотную к старику, было слышно его тяжелое дыхание с хрипами.
Она опустила голову и ждала, что скажет солдат.
— За что мы воевали!?…
Его культя вместо руки подрагивала, ища опору на скамейке. Рядом стояла клюка. Гуля подала её Ветерану.
— Мы воевали с фашистами, недобитки которых сейчас вместо наших победных знамен по развесили бабьи тряпки – позор! … Нынешние фашисты памятники сносют, стереть хотят наши подвиги, значить…
Он излил свою душу, израненную ещё с сороковых годов, на войне, а теперь- свинским отношением тех, ради кого он воевал. Каково ему смотреть на откормленные рыла побежденных фрицев, на льготы которых хватает объездить весь мир, в отличие от него, Ветерана ВОВ, с его нищенским пособием, что и пенсией назвать – язык не повернется…
Гуля и не предполагала, как окажется нелегко говорить с живой легендой. Одно дело, -смотреть фильм, пусть даже очень хороший, про войну…
А вот смотреть истории прямо в глаза…
Когда солдат говорил, его лицо менялось; за него говорили тысячи, миллионы таких, как он, но уже — с того света.
Что это? Как знак с выше, как- предупреждение …О чем!?
Внезапно его голос осекся. Старик замолчал.
Девушка взглянула на него.
Из глаз старого, верного воина текли слёзы…
Он устал скрывать боль от беспомощности и унижений, что достались ему вместо награды за нечеловеческие страдания, испытанные в боях сорок третьего; когда он насмерть дрался с фашистами, и вернулся с победой…
Солдат молча вытирал культей незаслуженные слёзы.
Плакал солдат, не дрогнувший в адской кашеварне войны, плакал солдат, не знавший страха ни перед врагом, ни перед смертью; плакал солдат, обиженный теми, кому он отвоевал право быть победителями; пусть знают -право победителя можно и отобрать!
Куда смотришь, поколение?!
Солдат нёс победу в сердце через всю войну, через горе и страдания советского народа… Об котором снято столько страшно- правдивых фильмов, создано свидетелями фашистских изуверств миллионы хороших, мудрых книг…
Чтобы теперь, над ним, Героем Великой Отечественной войны так издевались, старательно насаживая фашизм уже как двадцать лет в родной стране!?
Вдруг загоготали по-немецки туристы. Немцы направились к скамейке с Ветераном. Дед хотел привстать, но от волнения не мог попасть культей на опору-клюшку.
Гуля опередила его. Она присела перед ним на корточки :
— Ты – герой! Победитель фашизма! Помни об этом. А я – твоё поколение, не забуду тебя, и твои Победы пронесу через мои!
В глазах деда она увидела столько боли и ненависти, что дай ему гранату, — кинет, — в фашиста! Девушка встала, заслонив собой старика-Ветерана. Подошедшие немцы разглядывали медали и ордена советского воина.
Самый пожилой из них снял кепку в клетку, и покачал головой:
— гитлер — капут! Я-я… гитлер- капут!!!
Он обвёл тяжёлым взглядом своих земляков.
Немцы согласно закивали:
— Капут! Гитлер — капут.

Слёзы ветерана стояли у Гули в глазах. Она решила пройтись по памятным местам, где когда-то водил её крёстный.
Вот она — у ряда мраморных плит с высеченными фамилиями героев, которых лишь во сне можно увидеть, и то -не всем.
До девушки дошел смысл произошедшей встречи с Ветераном. Встречи её, Гулиного поколения с поколением непобедимого советского народа, ибо фашиста била не одна Москва, а все народы пятнадцати республик СССР.
Как важно вовремя понять, кто был перед ней в простом пиджачке, золотящимся от орденов боевой славы!
Под протёртым пиджаком сияла живая душа Спасителя, такого убогого и нищего не по своей вине!
…Ибо только с верными рядом идет жизнь, попирающая смерть и зло.

Вот, Гуля говорила с ним, с виду -стариком, а в глазах- храбрым парнем, с жи- вым!..Держала его культю, такую немощную. А стекавшие в шрам на щеке солдата слёзы, капали на ордена, и попадая прямо в сердце Гули, закипали от ярости.
…Завтра дед может не прийти. И многие так и не поймут, в какой великой стране они родились, и кому обязаны жизнью и свободой, кроме родителей.
Она подошла совсем близко к памятным плитам. Читая имена, Гуля рукой водила по шершавым высеченным буквам; так ей становилось легче, она словно пожимала пропахшие порохом и землей солдатские руки…
Отдавая дань их памяти, девушка встала на одно колено.
Вдруг со спины, с Северной стороны послышался топот и шум. Гуля встала и обернулась.
По площади двигалась толпа рабочих с красными знамёнами.
Толпа сгущалась. Раздался лязг железа.
Среди народа Гуля узнала Ленина, совсем молодого.
Вот, это уже Красная Площадь Москвы.
Шеренга надвигающейся живой массы заполнила всю Красную Площадь. Каменные лица идущих непоколебимы.
Беспорядочный топот ног превратился в строевой шаг…
АССОЛЬ
…А что, Красавчик? … А он чесал затылок, приговаривая :
— Да -а… давно меня так не обламывали! -провожая восхищенным взглядом блондинку, добавил: -От меня ещё никто не уходил! И вспомнив, что роза побывала на губах понравившейся девушки, положил цветок в карман рубахи, у сердца.
— Интересно, сколько ж ей лет? — терялся Сёма в догадках.
Уж в ком, и в чём …а в девушках он знал толк. Они сами липли к нему. А тут …как язык показывать – девочка, значит.
А как знакомиться- сразу в мамы гожусь!
— А мы сейчас посмотрим, кто ей в папики годится!
Он ехидно ухмыляясь, пошел за Гулей. Сёма был доволен ещё тем фактом, что блондинка- единственная, кто ответил на его кривляния в автобусе; типа- своих не узнаешь? Остальные делали удивленные глазки, либо -жалеющие- такой симпатяга, и- дурачок! Но никто не понял его игры. Только она, эта блондинка, раздразнившая его чем? Его же цветком!
Красавчик хвостом петлял за Гулей. Он видел, как блондинка миновала увеселительное караоке, подошла к пирсу памятника затопленных кораблей. Сёма подкрался ближе, улыбка спала с его уст; настолько было серьёзно лицо девушки.
Она вытянулась, и замахала руками проходящему военному кораблю, словно на параде.
— Как Ассоль из алых парусов! — подумал Красавчик.
Он за свои годы не видел, чтобы с таким восторгом встречали старый корабль, будь-то это не доисторическое полу ржавое судно, а дивная субмарина, или восставший из льдов Титаник.
— Как бы я хотел, чтобы ты меня встречала с соревнований! -вспомнил о яхт-клубе Сёма.
Он прекрасно знал, что бывшие пассии охотились за его кошельком. Хотя и сам Сёма- не промах!
Пока Сёма мечтал, блондинку сдуло её любимым ветром в неизвестном направлении. Красавчик заметался – на пирсе Ассоль не было. Он кинулся к фонтану, излюбленному месту всех отдыхающих.
И что он увидел!?
Блондинка прилипла к какому-то деду…
Сёма присвистнул, но все же решил выяснить, что это за дед. И рассмотрев, что это Ветеран с кучей орденов и медалей на потрепанном пиджачке, успокоился.
Боясь упустить свою, как он решил Ассоль, Сёма не отходил ни на шаг от неё.С момента начала разговора Ветераном девушка ни разу не улыбнулась. Она становилась всё задумчивей.
Взгрустнулось и Сёме; он понял, что блондинка далеко не та конфетка, что развернул и съел, не подавившись. Под оберткой конфеты -ещё одна обёртка, а под ней- ещё одна, и ещё… Красавчик отключил телефон и шёл следом. Он пытался, наблюдая за ней, выяснить, с какого фланга следует наступать, но…
Однако, Сёма помнил свою фишку- блондинка подыграла ему там, в автобусе.
Красавчик обошел с Гулей почти все памятники Севастополя, удивляясь -ей действительно они интересны?
И зачем она трогает руками каменные изваяния, будь-то они- живые…
И не нашел ответа, задав этот вопрос себе.
Ловелас, к ногам которого были брошены связки ключей от девичьих сердец, терялся в догадках: где же ключ от сердца Ассоли?

Когда зажегся свет её окна, Сёма, кравшийся по пятам зазнобы, запомнил: -второй этаж, второй подъезд.
-Так! Ясно, где ты прячешься.
Наверно, можно и уйти, но …вы, дорогие мои читатели совсем не знаете Севастопольских пацанов …что ж, — учитесь!
Сёма не мог уйти, он ждал: — а если она сейчас выйдет, вопрос- к кому?
Ведь не может такая красивая блондинка не быть ничьей?!
А если она действительно сейчас выйдет на свидание… сказка –то и кончится…
Красавчик поёжился: ночи в Крыму действительно холодные.
АЛЫЕ ПАРУСА
А пока Красавчик ёжится, посмотрим, к кому собирается выйти блондинка с Севера…
Гуля, переступив порог гостиничной комнаты, буквально свалилась на тафту; так долго на ногах она не была давно.
Гуля обошла почти все памятники Севастополя, по тропинкам к которым водил её крёстный. Грусть от слёз Ветерана постепенно заполнялась теплом воспоминаний о крёстном, о детстве, об ощущениях от сегодняшнего Севастополя; его Героях, его народе, таком многоликом и непростом люде с богатой историей и внутренним «Я»…
Перед Гулей поплыли лица; с кем она общалась сегодня…

Взлетел наконец, орёл, на что собирался уже двести лет.
Его голова направлена на алую зарю. Вторая, видимо отвалилась-таки, — за глупою ненужностью, помехе для настоящего полета в небе. Птица взмахнула могучими крыльями, и на них блеснули части герба СССР — золоченые ленты с названиями советских республик. На встречу железой птице из-под огненного шара восходящего солнца, на лучах- прожекторах шёл корабль под парусами.
Гуля прищурилась на слепящее солнце, разглядывая паруса.
Вот корабль повернул и паруса вспыхнули огнём Алой зари!
— Ну где же вы были, мои Алые паруса!? — закричала радостно Гуля.

Эхо понеслось среди звёзд, переливаясь с курлыканьем журавлей…
— Сюда! Скорей! Сюда! — кричала Гуля, взмахивая руками что есть силы, боясь, что корабль пройдёт над горизонтом.
Но корабль убрал Паруса. Гуля перестала кричать.
На палубе военного корабля, -Гуля узнала его теперь, того самого, что она встречала, летая чайкой над ним, — высунулось дуло орудия, наподобие, что у хохла-чайника.
Оно грозно развернулось на 180 градусов.
Гуля не боялась оглохнуть, она с нетерпением ждала.
Раздался залп, потом -второй …И -третий.
В ушах зазвенело.
— Ой! Надо скорей загадать желание!
Промелькнуло в голове у Гули.
Корабль поднимал Алые Паруса. Гуля потянулась к ним ….
РОЗЫ У НОГ
…И проснулась от касания рукой чего-то прохладного.
Ладошка Гули зажимала грозное орудие чайника-хохла.
— Да …чаю не помешало бы. Особенно- сейчас. –Гуля вспомнила, как под яркими крымскими звёздами, что просвечивали даже через зелень виноградника на столике, в саду бабушка выставляла варенье из роз… Милая бабушка… Как и сейчас, — в раскрытое окно заглядывали и мигали звёзды.
— Постой- постой! Это что получается, я опять вылазку на балкон делала? -изумилась Гуля. –И кого же сегодня встречала- провожала?

Послышался громкий шёпот, мужской и женский.
— Чуешь, вона тыки шо бачила свои Алыи Паруса, а вже гадае хто поймався!
— Та усе вы бабы — дуры! Вон, яки гарны хлопчик пид окишком крутытся, воркуе…
— Та — а …Гарны хлопчик. И с грошима, и не гадкой…
— То вам, бабам, тыки гроши, да гроши!
Гуля хлопнула ладонью по тумбе:
— Что-то фарфор разбренчался! Шёпот прекратился. — Уже лучше.- добавила она, и встала, подошла к окну.
Засмотрелась на звёзды. Вспомнила про Алые Паруса…
И увидела букет на балконе. Блондинка зажмурила глаза. И подсматривала одним глазом- может, опять родные паруса покажутся…
Ведь розы — вот они. Блондинка решительно вышла на балкон, и подняла цветы. Пока не исчезли! Шипы кололись по-настоящему. Гуля помахала звёздам букетом.
И оставила на балконе. Если не сон — не исчезнут и утром!

А теперь вы можете представить, что испытал Красавчик, сидевший в наблюдательном пункте под названием « страдатель по любимой женщине»?
Попытайтесь.
Итак, Сёма проводил даму до дому. Стал ждать — авось, выглянет «солнышко»…
И оно выглянуло, ночью! Во втором часу.
Когда Сёма хотел выйти из «страдательного» пункта — засады, второй балкон второго подъезда, промозоленный взглядом воздыхателя, с треском распахнулся!
И показалась она — женщина его мечты: в маечке в полосочку, с белокурой взлохмаченной головой…
Она, женщина, которую он ждал аж с восьми вечера (мы уж промолчим про его жизненный путь без неё!), — она подняла ладошку, и так загадочно улыбаясь, кому –то помахала.
Сёма растерялся, -он заоглядывался, будь –то у балкона, кроме его, сидел и ждал кто –то ещё! Ну, а раз никого не было, кто бы лез на балкон второго подъезда во втором часу ночи …Стало быть, она, его возлюбленная махала ручкой ему — Красавчику!
Он метнулся по клумбам, благо, они в Севастополе процветают круглый год. Наломав букет, наколов пальцы, Сёма пришёл в себя:
— А как я полезу, если имени не знаю, и вообще, по-дурацки получается…
Только когда он подошёл с букетом к балкону – он был пуст! Парень вздохнул: в таком непонятном положении он ещё не был.
Он владелец клуба яхт и много другого, что просто не дает иметь проблем, стоял, как мальчишка перед заклятым балконом, немея до языка…
Он насмотрелся на силиконовых прокуренных «красоток», что проводив своего моряка, заводили любимую песню « Эй, моряк, ты сильно долго плавал…». Хотя моряки вообще -то ходят в море, а не плавают.
Но Сёма таки верил, что найдёт свою Ассоль.
Встречу старого корабля он посчитал знаковой.
Только его Ассоль ждёт корабль, не считая времени.
Любимая сказка ожила, воспламенив свечу Сёмы. Он искренне боялся затушить не разгоревшийся огонёк, что стал ему маяком.
Однако, как мы знаем, Севастопольцы не напрасно уважают свою песенку: «Только смелым покоряются моря!»
И Сёма с точностью Амурных стрел закинул букет на балкон. Услышав, как розы зашуршали вверху, не упав ему на голову обратно, Сёма отправился домой.
Вспомнив про соревнования к которому готовились все яхтсмены, он поторопился в постель. Но выспаться не удалось. Сёма всю ночь ворочался с боку на бок, гадая к кому же выходила блондинка…
ЛЫСЫЙ
А Гуля, проснувшись от ласточек – будилок, первым делом вспомнила про прекрасный сон -с Алыми Парусами.
Блондинка зажмурившись, на цыпочках подошла к балкону.
Благо – до него два шага… Приоткрыв один глаз, блондинка убедилась, что на полу перед ней лежит охапка алых роз, и взвизгнув от восторга, захлопала в ладоши, и выпрыгнула на балкон.
Внизу кто-то разговаривал.
Гуля высунулась, – проходила молодая пара с ребёнком.
Папа нёс ребёночка на руках, а мама, цокая каблучками, важно поправляя очки, что-то ворковала.
Вспомнили: Гуля любит что? Сюрпризы. И особенно – их делать.
— Ой! Что это? Роза?
С неподдельным удивлением спросила дама.
–Такая же красивая, как ты у меня! — нашёлся с ответом её муж.
–Как приятно! Спасибо вам! — подняв очаровательную головку, поблагодарила дамочка, и зацокала каблучками дальше.
Гуля же щелкнув пальцами, -радость удалась! — собирала розы, что были брошены к её ногам.
— Ну вот, — рассуждала Гуля, — сегодня Алые Паруса приснились. А у меня нет алого платочка. Купить, и не медля !
Собирая цветы, она прислушивалась к сердцу – почему не снится Седой? Ведь снился же…
Что это значит? Жив ли…
Надо сходить в монастырь. Решено.
Блондинка прижала розы к щекам: как они чудно пахли!
Капельки росы щекотали прохладой. Гуля шумно вдохнула, втягивая в себя нежный аромат, и уткнулась лицом в бутоны.
Пьянея от счастья, она спросила себя :

• А если это — он!…
  Проверим! -ответил трезвый, умудренный хорошими уроками судьбы разум.
  Гуля распрямилась.
  Со скамьи, что стояла напротив гостиницы, поднялся хорошо одетый мужчина. Он бросил под ноги сигарету и прогундосил:
  -Как в русской поговорке, путь к мужчине -через желудок, а к женщине- через сердце… Или тебе, ангелочек незнакома страсть?
  Он стал затирать сигарету в землю :
• Надо опередить этого щенка, пока он мне дорогу не перебежал!
  Он задрал голову, сверкая очками.
  Тут его и заметили Гуля. Она терпеть не могла плешивых, тем более так подозрительно разглядывающих тебя, даже через очки.
  Гуля прикрылась розами и пропела песенку из мультика:
  — Плюнула на плешь ему, да и послала к лешаму!
  А лысый всё пялился на неё.
  Это перешло все границы!
  — А может ему — розочку, как той дамочке? –она склонила голову на бок и сказала громко: — Обколешься! Чай, лысина -то взаправдашная!
  Она была услышана. Плешивый поправил очки, и торопливо шагнул от скамейки на дорожку, быстро удаляясь.

— Где же Гуля его видела?
Она шмыгнула. Память быстро обрисовала затылок лысого , уже уходящего .Ага! Вспомнила :если брать сзади – то вроде он стоял у памятника затопленным кораблям ,ещё девочка ,такая умная ,ответила на свой вопрос , откуда у птички две головы …
Но такой Божественный аромат алых роз …он напрочь отбил дрянные мысли. И унёс в картинку из сна, где Алые Паруса таки показались. Гуля прихватила губами розовые лепестки, и окунув лицо в цветы, кружилась и пританцовывала, у статуэток из Харькова, таких весёлых и пузатых.
-Ах, если б это было с моим народом…
А ещё — неплохо бы охладиться …Например- пломбирчиком! Вспомнив про мороженое, что так вожделенно тает во рту, а это -вкус детства, не что ни будь! — Гуля направила свои шлёпки в тот самый магазин, где проявила солидарность покупателям, обслуженным «по высшей марке», так и не купив мороженого, — поблагодарив, как следует продавца.
СОВЕТСКИЙ ПЛОМБИР
Зайдя в магазин «Молоко», Гуля повела носом и сразу выхватила нотку ванили, сводящий желудок до бурной революции.
Обратила внимание на книжонку, оставленную развёрнутой на том самом месте, где отзывчивые покупатели исписали аж целую страницу позорными словами в адрес продавцов. Книжка была в том же положении, что оставила её Гуля.
Видимо, все были довольны, особенно- покупатели.
Когда она приблизилась по очереди к кассе, продавщица так очаровательно улыбнулась, что Гуля засомневалась –та ли кассирша? Она нараспев до тошноты спросила, что желает Гуля. Девушка взяла пломбир. Продавщица рванула к холодильнику со скоростью, удивившей Гулю: хорошие пожелания делают просто чудеса!
Ждать выхода из магазина уже не было сил, и Гуля раскрыла пачку мороженого прямо в помещении. Не обращая внимания на выпученные глаза некоторых товарищей, она почти проглотила первую порцию. За ней- вторую …
Похорошело: повеяло советским Севастополем, ванилин начал оказывать эйфоричное действие. Блондинка, наконец, улыбнулась. Заметила, что продавщица не сводит с неё глаз. А вытянутое лицо умоляюще стреляло взглядом туда- на заветную книженцию…
Гуля не спеша открыла третью пачку лакомства из свежайшего коровьего молока, и аппетитно облизалась: вот она, жизнь! Вот её вкус! Затем приблизилась к стенду, оглядев ругательства, оставленные в гневе. Это ж надо так довести человека!
Продавщица аж перевалилась за прилавок, и вытянув шею, прищурилась.
На что Гуля смачно жуя пломбир, не без ехидства заметила;
эк её скособочило! И из-за чего?!
Лицо продавщицы стало пунцовым. Блондинка развернулась, и шла к выходу. Уже у самой двери она услышала умоляющий вопль кассирши:
— Девушка! Вы ничего не забыли??…
Очередь грохнула от смеха. Кто- то присвистнул. Гуля обернулась, смерила продавца колючим взглядом.
Произнесла негромко:
— Может ты мне скажешь, что я хочу ещё?
Потом улыбнулась – народ смеялся от души.
Радость удалась.
Гуля подошла к стенду, и закрыла книжку благодарностей.

После седьмой пломбира, уже с трудом ворочая отмороженным языком, Гуля истинно возмущалась, причем вслух – как обычно:- И почему нет премии, нормальной такой –типа Нобеля, -производителю пломбира?
Шедший на встречу русский ухмыльнулся:
— О, уже язык заплетается!
Громко икая, Гуля хотела ответить ему, «что ещё она хочет», но смешить дураков – дело не только неблагодарное, но и неблагородное. Она погладила живот, икнув от удовольствия — десятая порция не казалась лишней. И- заочно поставила все сто баллов Симферопольскому, ещё работавшему на советском рецепте хладокомбинату — без всяких лицемерий!
Проглотив счастливое послевкусие отличнейшего пломбира, Гуля выросла из пампушечки –северяночки, как мы видим — аж до дегустатора.
Чувствуя ответственность, по — хлеще чем на ликероводочном производстве, – а там дегустируют не только до икоты, у Гули кружилась голова и без алкоголя…она шла с гордо поднятой головой ;
отмороженный язык не говорит о таком же сознании!
А впереди – уже построились вафельные стаканчики и рожки, в шоколаде и с орехами…
Благо, что не граненные, — стеклянные. Звенеть они не могли, лишь шуршали блестящими обёртками, — я! Возьми и съешь! Я лучше пломбира!
Но Гуля с каменным лицом оставалась верна своему Пломбиру! Лишь он по-настоящему уносил в детство…
ЦЕНА АЛОГО ШАРФИКА
Теперь можно смело подставить плечи палящему, но родному солнцу –оно своих не тронет. А светило меж тем, собирало огненные лучи в страшный тепловой удар. Даже хватит храбрости добраться до… Него. Что тлел в сердце и сном про Алые Паруса, и розами алого цвета, на балконе…
Хотя, нет.
Ещё парочку Пломбира …И — тогда можно всё! Ну, или –почти всё. А сейчас, Блондинка с Севера, повторяя подобно попугаю,
-«А где мне?», нашла магазин «Ткани».
Зайдя в бутик, блондинка была приятно удивлена богатым выбором сортов тканей. В таёжный посёлок такого точно не возилось. Широко раскрыв глаза, девушка ощупывала, растягивала ткань, любовалась игрой блёсток. И она опять вспомнила, какой редкостью был тогда люрекс, который крёстный дарил маме…
Да, материал был. Но не тот, что осязали пальцы Гули, держа алый платочек, которым она встречала Героев Севастополя. И вот, она собралась уходить, как продавщица – милая девчушка, что помогала Гуле, перерыв весь прилавок, поснимав все отрезы со стены, прищурилась, и попросила подробнее объяснить; что же это за ткань. Теперь наморщила лоб Гуля.
Она как могла, на словах обрисовала алый платок.
Продавщица расплылась в улыбке :

• Так то ж …
  И исчезла в кладовой. Раздалось шуршание коробок.
  Потом вышла продавщица с настороженным видом: зря она битый час рылась в тряпках, или клиент таки не издевается, а действительно ищет свою покупку. Она вынесла небольшой отрез, — в аккурат алого цвета. Развернула его.
  Гуля, закрыв глаза, провела по ткани пальцами. Взяла щипком её, помяла в ладошке, и радостно произнесла:
  — Это он, алый платочек!
  Изумительным было то, что отреза ткани осталось ровно в длину платка! И продавщица, сначала колебавшись, возьмёт ли клиентка столь малую длину, теперь довольно расцвела: товар продан, и покупатель приобрёл, что хотел! Кра-со-та!
  Гуля стояла на крыльце магазина и щурилась на солнце. Чувство временной прохлады, что давало употребленное мороженое, уже покидало. Раскалённый воздух обжигал нежные плечи. Тогда она решила накинуть лёгкий, как пух, новый платочек.
  — Ну, а теперь … -блондинка подняла глаза к небу, — теперь можно и Седого увидеть! Я готова к этому. Глядя в головокружительную высоту, она вспомнила голубые глаза Седого и быстроту возникшего чувства, что назвала Любовью…
  А он, разбивший сердце блондинки, навал это братством…
  Но она хорошо помнила, какая боль отчаяния, -всего на мгновение, — мелькнула голубых глазах, тогда, на вершине скалы Фиолента… Когда они стояли совсем близко, так, что губы тянулись сами друг к другу, а большие и тёплые ладони прижимали Гулины пальцы, что скользили по широкой груди, отпуская его…
  Тогда они стояли так близко от края пропасти…
  Тогда она слышала, как бешено бьётся его доброе и смелое сердце, заставляя останавливать дыхание…
  Гуля ждала, что вот-вот по –предательски навернётся женская слеза и поправила алую накидку.
  Да! Его сердце- действительно смелое! Отказаться от того, что ты искав, наконец, нашёл… Дрожь в теле чувствовала не только Гуля… О! Как мучительно медленно опускал свой взгляд Седой с её глаз до губ, словно запоминая, словно прощаясь навсегда.
  Почему она не обняла, не поцеловала так, чтобы он понял: она — не сестра, а его любовь?!… Почему тупо слушала заученную сказку про всеобщее братство. Ведь глаза Седого кричали…
  Так думала Гуля, поднимаясь в гору по той дороге, что шли с Седым. Она чувствовала его плече, и кровь била в виски:
  -Какого черта! Зачем теребить себе душу? Что мешает сделать это прямо сейчас? Вот возьму тебя за руку, и заберу!
  ТОТ, КТО НЕ ПРЕДАСТ
  — Возьму — и уведу! Уведу!!! …
  Задышавшись от нелёгкого подъёма повторяла блондинка. — Возьму за руку …
  Она осеклась: увидела перед собой врата.
  У них как тогда, стоял монах в чёрном, склонив голову. Нависающий капюшон скрывал лицо, но… что –то резануло по сердцу Гули. Когда монах поднял подбородок, девушка, встретившись с небесными глазами, перестала дышать: он ждал её?!
  Девушку качнуло. Монах шагнул к ней и не дал упасть.
  –Я не уйду без тебя! — повисла на его руках Гуля.
  –Разве я не с тобой? — тихо ответил монах, и снял капюшон.
  Она провела ладонью по его бритой голове, шершавой, осунувшейся щеке того, кого считала своим. В последний раз.
  Он перехватил ладонь руками, и мягко сжал.
  — Я опоздала. -горько прошептала блондинка.
  — К Богу обратиться никогда не поздно.
  Его небесные глаза по-прежнему излучали доброту и жизнь.
  Блондинка опустила голову, и вздохнула. В этом была вся Гуля; искренние эмоции во всех случаях жизни, причём вот- так, по- детски. Непробиваемость монаха успокоила её сердце.
  Теперь Гуля поняла сон, где монах шёл впереди бессмертных Героев. Он уже с Богом…
  — Спасибо, что ты со мной, я слышу тебя.- поклонилась монаху в пояс Гуля, и перекрестилась.
  — Иди с Богом.- он благословил её.
  Но, прежде, чем уйти, Гуля коснулась его руки.
  Он еле заметно улыбнулся:
  — Спасибо, что пришла. Я перевожусь в другой монастырь.
  И прежде, чем блондинка успела что-то казать, он пронизал её неземным взглядом, словно ударив на мгновенье в грудь, в самое сердце горячей волной. Гуле показалось, что алый шарф на плечах заискрился. Как тогда, в поезде, от алого кумача, что достал солдат в шинели из раны на его груди. Гуля на миг задохнулась…
  И услышала:
  — Я всегда буду с тобой.
  Монах исчез в воротах. Гуля сделала вдох.
  Повернулась и шагнула. Ожидаемой качки и слабости не было.
  Гуля вдохнула поглубже; что ж — всё произошло так быстро, что она не успела схватить его за сердце, как собиралась …
  А надо ли? Девушка осознала важность происшедшего:
  — Мы итак -вместе! Я -в его сердце; он — в моём.
  У Гули было правило: не оглядываться, если уходишь.
  И она не изменила своему правилу, чтобы посмотреть, -провожают ли её любимые глаза. Гуля знала: они больше не увидятся. Ни- ко –гда… Разве, что — у балкона, где она помашет своему Герою алым платочком!
  А что делать???…
  Гуля посмотрела в небо, прижала ладошку, что была в его руках к груди и выкрикнула, смело шагая:
  — Зато этот парень никогда мне не изменит!
  Довольная верной мыслью, наконец достучавшейся до неё, девушка приподняла алый шарфик над головой:
  — Ну же, брат мой, ветерок, где ты, верный мой дружок?
  Ветерок только и ждал; он порывисто задул, заставляя ткань в руках Гули пузыриться, извиваться, подобно красным языкам огня …
  Самая счастливая Крымчанка с Севера шла под Алыми Парусами.
  «СОЧУВСТВИЕ»
  Хотя «самая счастливая» и храбрилась, щурясь на солнышко, и не оглянулась на край пропасти, куда чуть не угодила …
  А сердечко, и без того больное, нет-нет да барабанило на мотив Амура…
  Она сбавила шаг. Казалось, блондинке с Севера «сочувствовал» весь Крым. Смотрите сами.
  По дороге -как никогда, всё парочки, да под ручку; на остановке — в закуточке, они мостились у друг друга на коленях, и жадно прицмакивая, сосались…
  — Да тьфу на вас! Что, вам ночи не будет!?
  — фыркала Гуля и заходила в автобус… А там…
  Ну вы сами понимаете.
  Блондинка выскочила с подножки автобуса, отряхнулась; ну кошка -кошкой, и расправив матросочку, пошла на Железнодорожный вокзал. По пути заметила многообещающе красочную рекламу пиццы прямо на окнах заведения: и цены –то, – низкие, и вкус- уши проглотишь… А Гуля никогда не жаловалась на аппетит, особенно- на что –ни будь с сыром!
  Она сделала заказ, и при оплате заметила обман рекламы: обещают одно, а на деле — как обычно; добавьте до ста рублей двести, и бесплатные звонки — ваши! Примерно то же — с пиццей.
  На стекле одна цена, а при заказе перевалила эту стоимость вдвое… А что делать?
  Ваши предложения…
  Ждать пол часа Гуля не стала –пошла прогуляться.
  Вот идёт она по мосту, красивый такой, через железные пути. Видит- в низу моста сидит мужичок.
  А за Гулей -да, вы угадали – парочка, под ручку. Переговариваются меж собой :
  — Видишь, этот опять сидит!
  — Угу.
  — Ты в прошлый раз ему сколько отвалил? Помнишь?
  — Угу.
  — А где мы его потом видели, тоже -помнишь.
  Тяжёлый мужской вздох. Потом, нехотя:
  — Ну помню, помню!
  — Ага. Хорошо. Так вот иди себе мимо него. Понял?
  — Угу. Ну хоть что –ни будь — дай…
  Дама так зашипела, что он сник. Пара прошла перед сидящим на ступеньках моста.
  А блондинка остановилась. Окинула взглядом.
  Видно, что далеко не нищий, не калека, -просто, сидит с кепочкой на коленях. В глазах:
  — Дадите, дак давайте …А нет — так идите дальше…
  Гуля обратилась к нему :
  — Слышь, мужик, тебе сколько надо, чтоб тут не сидеть?
  Тот широко улыбнулся одним зубом:
  — А шо, у тебя есть?
  Она тоже улыбнулась, и подала пачку кефира.

Гуля ступила на площадку перрона.
Этакий рыночек. Блондинка наблюдала, как ловят квартирантов, соревнуясь меж собой, ушлые рыночные акулы. И решила поиграть.
— Как раз за пол –часа и обернусь, и скучать не надо! –потёрла ладошки блондинка.
Выбрав самую грудастую, разукрашенную даму -говорят шо бабы с большими сиськами — большие дуры, блондинка прямой наводкой пошла на неё. У грудастой дамы вместо бриллиантового колье на шее висела бечевка с табличкой « НЕДОРОГА!!»
Блондинка, надвинув очки на глаза, приняла озабоченный вид, типа -возьму всё, даже «НЕДОРОГА!!». Дама попыталась улыбнуться, отчего ярко накрашенные губы расползлись двумя жирными гусеницами на складках толстого лица.
— Говорите, недорого… -тянула по-русски блондинка.
— Та шо вы! Разве цэ дорога?? — завелась дама, тряхнув внушительной грудью.
— Да мне бы на недельку. А потом- мои подъедут.
— Так сидай, зараз и подвэзэм!
— Разве!? -удивилась блондинка с Севера.
— Для такой цены, да на такой машине –заметила Гуля, -что-то тут не то… Она уселась в дорогое авто.
На переднем месте -женщина по моложе толстухи.
А та кряхтит и силится уместиться за рулём.
— М-нда! Попробуй сказать — «нет.» -рассуждала Гуля.
Недорого -раз! Берут сразу в оборот, на машине, до места –два! А там как привезут, уже и про цену забудешь; скорей бы в душ …
Вот точно такая схема «НЕДОРОГА!!!» Сейчас, проверим!
Грудастая сопела как после стометровки, вращая баранку, а вторая трещала без умолку. Ну, вот это место, где тёти должны « впарить» за три «НЕДОРОГА» квартиранту.
Гуля ходит по комнатам, носом водит, пальцы загибает, — всё как положено… Толстуха подхрюкивает, расхваливает тараканов по щелям. Да подружку локтём пхает, типа -мол, та дура, что надо!
Ага, выходят они, значит после смотрин -торговли да к кассовому аппарату, -столику в саду. И садятся за него.
Блондинка с видом, ну …если не главного мафиози -то — завмафиози, снова загибает пальцы:
-Итак, за семь дней, как «НЕДОРОГА», как мы договаривались… И делает вид, что расстёгивает сумочку.
Грудастая, жадно облизав жирные гусеницы –губы, объявляет двойную цену. Блондинка доигрывает, тоже облизываясь перед сырной горячей пиццей, что так дымится …на Ж-Д вокзале.
Она встаёт, застёгивает сумочку, вытягивает губы в трубочку :
— А вы, товарыш, ничего не перепутали?…
После «товарыша» толстуха громко икнула, видимо от хороших воспоминаний.
— Спасибо за экскурсию, товарыши! –Гуля с важным видом покинула уже облизнувшихся «акул» бизнеса.
Она прекрасно знает, что там же, где эти разжиревшие тётки ловят «лопухов», сидят скромненькие бабульки, без глупых вывесок на толстых сиськах. С бабушками можно договорится.
Они- помнят настоящую цену всему!
ПЕРЕКЛИЧКА
Гуля осмотрелась. Недалеко — остановка. Путь к ней лежал через памятник великому полководцу Суворову.
Гуля с восхищением смотрела на бюст русского воина.
Да ещё какого! Вот уж кто мал — да удал! Невысоконький был, а видел за великана. Не ленился каждое утро в четыре часа обходить свои части, опрашивая солдат, сыты ли обуты ли …
Сам еду пробовал с солдатского котелка- не брезговал; как сыновей любил своих воинов!
Об этом её деду по отцу рассказывал его дед, так как лично под командованием Суворова шёл через Альпы!
И как его, Суворова – метр с кепкой, уважали все. И было за что. Суворов не оставлял ни одного своего бойца без внимания.
Особенно- в тяжёлые моменты, такие, как переход по горам. От перенагрузок падали даже кони. Умел и речь дать, да такую, что в бой шли как не на смерть, а на победу.
Иногда и в строю мог промаршировать, шагая нога в ногу со своими «сынками», как называл солдат Суворов.
Так –то!
Лицо Гули осветила улыбка: теперь она может помахать красным шарфом ему,герою , воевавшему с Гулиным прадедом!
Урр-ра!!! …И первым основавшим крепость –флотилию в Крыму.
Трижды – Ура! Ура! Ура!
Кто –то косился на блондинку, как она — на лижущихся средь бела дня прилюдно, строя из себя влюбленных.
А кто-то улыбался:
— О! Не перевелись ещё патриоты!
На что Гуля кричала вслед неравнодушному:
-Присоединяйтесь, пока не поздно!
Напрыгавшись у памятника, радостная от новой встречи, переклички во времени с её прадедом; ведь был в Крыму …в каком столетии? -Гуля перешла к остановке.
Ещё раз помахала бюсту Суворова, и с сияющим личиком зашла в автобус…

Тут у блондинки и перестало сиять личико. В автобусе опять досталось место, где восседали «Он и Она».
Она: в такой майке, через вырез которой вылезли обе тити. А волосы облепили глаза и нос, — то ли со сраму, то ли от неряшливости. Скорее — от второго, потому что несло таким перегаром; хохол из поезда — отдыхай!
Он: почти уткнувшись носом в трясущиеся её прелести, которые грозились вывалиться из майки окончательно при следующей остановке автобуса, -видно того и ждал. Его красный нос сопел не на шутку, а рука загадочно шевелилась в кармане шорт, видимо, что-то удерживая.
Гуля развернулась к сладкой парочке задом, скривив губы и зажав нос; пиццы уже не хотелось.
-Ну вот и Ж-Д вокзал! Наконец-то! -выдохнула Гуля, и пробкой вылетела из автобуса.

Дошла до пиццерии. Усмехнулась рекламе, где обещанные цены никак не совпадали с реальными. Войдя туда, заняла место и выдохнула, -теперь можно и расслабиться!
Ага! … Расслабишься тут…
Только принесли пиццу, и блондинка, облизываясь приступила к обжорству …она почувствовала пристальный взгляд.
Не переставая жевать, она ответила нахалу тем же; за столиком напротив сидел, и пялился на неё молодой парень.
— Шо, опять!? … -как волк из мультика спросила блондинка.
Она со вкусом глотала тянущийся ароматный сыр, чуть прикрыв глаза. Да! Пицца удалась! Девушка смаковала в открытую, так же, как глазел ей в рот нахал. Закончив первый кусок, Гуля смачно облизала губы и с облегчением вздохнула: чувство голода осталось позади.
Где-то вместе с толстыми торговками с рынка, вместе с показушными парами, у которых не получается секса, и они ищут острых ощущений, как эти- что ехали полуголые и вонючие в автобусе, — на виду, в толкотне …вместе с…
Тут блондинка остановилась. Нет, его взгляда она оставить позади не хочет. И не может. Сердце билось ровно и спокойно, словно рядом сидел он, вошедший в её душу монах. Гуля что-то слышала о духовной близости, что якобы с любимым человеком никогда не теряется связь, ты с ним не расстаешься; часть его постоянно рядом с тобой -невидимо.
А вот теперь, после нашествия призраков у балкона, Гуля терялась в догадках: что это сон или явь? Она помнила, как огорошил её монах там, на пляже, заявив, что по городу ходят призраки. Ну так какие же они призраки, если всё живое, -лица, глаза, — всё настоящее… Звёзды, ветер, строевой солдатский шаг! А шарфик -ведь она нашла такую ткань!
Жуя плавившийся с печи сыр, Гуля вспомнила, как смешно прилип этот самый сыр из чебурека к носу. Чебурека, который они делили вместе с…
Как теперь его звать!? Седой монах? Любимый монах?
…Даже имени не успела спросить.
Гуля закончила второй кусок, и глянула на того, кто так усердно уделял ей знаки внимания, -сидящего напротив.
Его ещё не сдуло. Но он видимо понял, что блондинку «телячьим взглядом» не пробить. Она скоро слопает всю пиццу, и сделает ноги. Парень показал Гуле знаком: я перейду к тебе?
Гуля взяла третий кусок выпечки и пожала плечами.
Подсевший оказался смуглячек, ничего себе так брюнетик. Он живо стрелял жгучими как смоль глазёнками то по пицце, то по блондинке.
— Не помешаю? -облизнулся он.
— А-а-а… Альфонс, что ли? –догадалась Гуля.- Ну так ты, «дарагой», ошибся адресом: ты у меня где сел, там и слезешь, да ещё и без штанов! А сама молча доела третий кусок, аппетитно обсосав пальчик. Жгучий брюнет глотнул воздуха, и почти просипел:
— Приятного аппетита!
Гуля взяла следующую порцию и прогундосила:
— Угу!
Брюнет поинтересовался :
— Вкусная?
На что блондинка показала большой палец руки: очень! И продолжила свою трапезу.
— А. Так Вы – глухонемая? –не унимался смуглый.
Блондинка согласно закивала. И не дав попрошайке очнуться, знаками показала: принеси по пить!
— Ага! Я понял. Чаю? –и птицей полетел в кассу за напитком.
Гуля с облегчением вздохнула: пол пиццы уже осилено.
Какое расслабление наступило!
В желудке –сытость и теплота. Опять похорошело.
Она завернула остатки трапезы в кулек, и пока обратный ветер не принёс чёртового брюнета, быстренько поднялась, и вышла из пиццерии.
Гуля вспомнила про ещё одного попрошайку. И пошла к нему.
Он сидел по прежнему, на ступеньке моста, с кепкой на коленях.
— Геморрой не насидишь? — поинтересовалась блондинка.
Мужик поднял голову, и пожал плечами. Гуля положила в кепку пиццу, и махнула ручкой, и пошла дальше.
ПОЕЗД-ЛЕГЕНДА
Вот перед Гулей автовокзал.
Она замерла: как и не прошло тридцати лет, -верный защитник севастопольцев, — чёрный железный конь стоял на запасном пути. Надпись на бронепоезде « СМЕРТЬ ФАШИЗМУ!» говорила о нём все… Легендарный бронепоезд совсем не изменился: казалось, что он вот-вот тронется, важно чухнув в трубу столбом чёрного дыма.
Выходит, крёстный не шутил, говоря, что памятники по ночам оживают, и охраняют Севастополь? Он что, тоже видел наших Героев? Понятно, почему фашистам так мешают советские памятники.
Но это –шизофрения в острой фазе, -пытаться через разрушение каменных изваяний как -то стереть народную память. Так фашизм- само бешенство, безумство; история пишется Богом в книге Жизни, а мы уже видели, что бывает с замахнувшимися на Бога: гитлер -капут!!!
…Ах, крёстный! По настоящему, по отцовски мудрый! Как ты вовремя показал мне верную тропу …
Гуля не раз вспоминала там, на Севере, длинными морозными вечерами залитый солнцем виноградник в саду, у бабушки. Под изумрудной завесой из трепещущих листьев добрая, святая женщина, -бабушка, в годы войны воспитавшая десятерых детей!, -и теперь, богатая внуками и правнуками, что съезжались со всего Советского Союза, собирала в саду дружное застолье.
Накрывали все. Не исключением был и крёстный.
А с каким нетерпением ожидала его детвора! С радостными криками выбегали дети на встречу своего «Капитана», почти всегда приходящего в военной форме, сразу после работы.
Гуля хорошо помнила разгоряченное от солнечного пекла улыбчивое лицо крёстного. И ароматную, ещё тёплую от копчения на корабле рыбу, что он поймал сегодня. Крёстный с каменным лицом шлёпал пакет на стол, и грозно спрашивал, кто же сегодня попался на крючок. Отгадавшему можно было самому выбрать кусок, а не ждать пока бабушка разложит по тарелкам… А потом -бабуля выносила волшебное варение из роз …и- яблочный пирог.
Гуля потянула носом –веяло розами.
Ага! Вот и клумба. Кстати, выяснилось, что на балконе цветы не от монаха. Так-так…
Красавчик, что- ли? Следит, или как? Блондинка оглянулась. Подошла к клумбе, сломала розу. Сморщилась, прислушалась… никто не закричал. Значит — можно. Гуля с детской улыбкой подошла к огромной махине на рельсах. Поправила алый шарфик.
— Ну как ты, Герой? —
задрала голову она туда, где кабина машинистов.
Эти парни били фашиста до последнего дыхания.
-Я, твоё поколение приветствую тебя! Твои победы над фашизмом я пронесу через мои победы!
Негромко, торжественно отчеканила Гуля, помахав шарфом.
Ветер не подкачал: и ткань взвилась алой струёй, цвета крови сражавшихся за Родину.
— Сопли распускать не буду! — упрямо сопела Крымчанка, хотя слёзный ком предательски подкатил к горлу. Она скорее стала обходить бронепоезд не опуская головы, чтобы слёзы не покатились.
Нагретая на солнце сталь давала ощущение, будь-то машина только что вернулась из боя. У бойцов- перекур… но не надолго. Гуля подошла к ступенькам, ведущим к двери машинного отсека.
Положила красную розу.
— Встаньте Герои! У Ваших ног — красная роза, живая, как память о Ваших боевых подвигах, цвета Победного знамени, водруженного над повергнутым фашизмом!
Девушка склонила голову перед старым «железным конём», стоящим на запасном пути. Тем самым, что верно выносил своих солдат до последнего стука стального сердца, нанося стремительно смертельные удары по врагу. Это он, легендарный бронепоезд, наводил ужас в фашистских войсках внезапным появлением там, где враг его не ждал!…
Всё! … Щёки защипало от соли. Гуля зашла за бронепоезд, и дала волю слезам. Кто что подумает, -неважно. Главное случилось, — она сказала, и сделала вовремя всё, что хотела.
А те, кто считают иначе …
Это будет на их совести: рано или поздно она и их достанет, разница лишь в том, под каким видом будет кара!
На прощание Гуля положила ладонь на боковую стенку бронепоезда, и не отрывая руки от машины, медленно пошла, будь то гладя коня по спине. И он отозвался: внутри его забрякали какие-то железяки, потом раздался глухой стук в дверку, изнутри.
Гуля заулыбалась :
— Может, покажешься у балкона? Помнишь меня, белобрысую толстушку с Севера? Я тогда по твоим святым ступенькам пухленькими пяточками топала.
Бронепоезд важно поблёскивал небольшими оконцами — глазницами, словно вспоминая.
-Ну так — я жду! — девушка по дружески похлопала поручень у дверки перед ступеньками. Сколько раз она поднималась по ним… Стучала в дверь. А крёстный пугал, что сейчас бойцы проснутся и откроют …И девочка -северяночка стучала ещё громче, ожидая солдат в красных звёздах…
Сняв сплеча алый шарфик, Гуля подняла его над головой.
Она посмотрела в глаза — окна вечного бронепоезда, и процитировала его девиз: «СМЕРТЬ ФАШИЗМУ!»
ПОДОЗРЕНИЕ
Пока Гуля стояла с глазами, полными слёз, что рвались изнутри уже двадцать лет, она вспоминала кошмарные сны, в которых уже началась война. Та самая, страшная — с фашистами; будь-то она и не прекращалась всё это время…
Из-за бронепоезда показалась лысая голова. Похоже, если приставить очки — так это он следил за Гулей у гостиницы. Только тогда — на виду, а теперь- прятался. Он нервно затаптывал сигарету, брошенную под ноги, и цедил сквозь зубы :
— Ай –яй –яй! Наш ангелочек чувствителен. Даже может пускать слезу… Можно на этом сыграть, по первах …И кажется — я знаю как! Главное — любой ценой переманить на нашу сторону!
Лысый достал очки из кармана, одел. Раза три прочитал надпись на бронепоезде. Снял очки, протёр. Опять одел. Нет, не помогает!
Девиз победы советского воина не исчезал.
«СМЕРТЬ ФАШИЗМУ!» по –прежнему слепил вражий глаз.
Тогда он достал платок, вытер лысину.

— Эк его разобрало! -заметила Гуля.
А плешивому не давала покоя летучая фраза наших бойцов. Почти до блеска натерев лысину, стал мусолить и без того сверкающие на солнце очки. Солнечный зайчик, скользнув от очков по лобовому стеклу кабинного отсека бронепоезда, полыхнул таким огневом, что лысый охнул. Он судорожно вцепился в забор –ограждение, что был под руками. Теперь ему пришлось вытирать собственные слёзы. Скорее всего- крокодильи.
— Рухлядь ржавая, ты ещё огнём плюёшься? — он с ненавистью пнул борт бронепоезда ….и взвыл по-шакальи.
— Не уж то — мешает!? –возмутилась Гуля.
–вы встали у Железного коня на пути. И вам лучше убраться отсюда, пока не поздно!
Она презрительно хмыкнула. Подошла к легендарному бронепоезду, похлопала его ступеньку ладошкой :
— Так братец! Так!
В кабине громко громыхнуло железо.
Плешивый, как побитый шакал, захромал прочь.
Гуля посмотрела на ступеньки, что вели в кабину.
Пошаркала шлёпками по гравию и …запрыгнула на трап. Не единожды по ним наши защитники взбирались, чтобы дать отпор врагам, шли по ним каждый раз, как последний…
ВОЛШЕБНЫЙ ГРОТ
Набегавшись по многочисленным ступенькам, которых в развалинах древнего Херсона было великое множество, пухленькая светловолосая девочка заметила ещё одну каменную лесенку –спуск к морю.
И пока её двоюродные сестрички прикладывались к содержимому бутылки с яркой этикеткой, почему-то не давая девочке, во — жадины! — толстушечка резво сбегала по каменным ступенькам к живым шепчущим волнам.
Было утро. Пляж пустовал, и полноправной хозяйкой его стала белокурая девочка. Она играла с камешками, ловила и выпускала таких смешных, с выпученными глазами крабов. С удивлением смотрела на прозрачных медуз, покачивающихся на изумрудных волнах. И вот, среди этой сказки для ребёнка с Севера открылась ещё одна волшебная дверь; в скале, подобно красивой чаше переливался радугой грот!
Девочка, побросав все рыбацкие находки, вскарабкалась туда и ахнула; вот где прячется богатство Нептуна! Сквозь каменный раскол навеса сверху падал солнечный свет, и попав в прозрачную соленую воду, преображали грот изнутри. Прилив щедро наполнил каменную чашу морской живностью, и она, в отличие от речной, что приходилось видеть Гуле, играла под пучком света, переливаясь чешуёй, то прячась в ярких зелёных водорослях, то выныривая из них …
Даже простые рачки-крабы не казались такими уж серыми: лучи отражались в воде и дрожали зайчиками на стене грота, что производило вообще другого, волшебного мира, вдруг открывшего своё сердце маленькой девочке; а эти самые рачки -крабы, казавшиеся при дневном свете серыми, расположившись по влажным стенкам пещеры -грота, важно поблёскивали среди каменных выщербин, подняв раскрытые клешни, словно охраняя царство Нептуна…
Ребёнок застыл в изумительном молчании.
Таких необычно ярко окрашенных рыбок, что резвились в бассейне грота, девочка не видела. Скорей всего, их занесло с коралловых рифов, во время шторма.
Искав позже, в зоомагазинах, она так и не нашла тех волшебных рыбок. Лишь когда шёл хороший сериал по телевизору Жака Кусто, и Гуля не отрывала глаз в течении всего фильма, — как же! -родное Чёрное море показывают, девочка, уже став девушкой, узнала рыбок из грота и воскликнула:
— Мои рыбки!
Ведь их нигде больше и быть не могло…

Гуля решила навестить родной грот в Херсонесе. Что там нового откопали? А путешествие на автобусе –это особая радость для Гули, как мы уже заметили.
Только ничего не смыслящий в жизни постоянно перемещается в личном авто: он много теряет, брезгуя общество народа!
Или, скорей всего, боится, что его задавят, либо оторвут голову …ну, или ещё что-нибудь, да оторвут в общей качке. Что- вполне обосновано …Хотя… Разве они, разъезжающие на личном авто, не умеют ходить по головам?!
Да Боже упаси!
УРОК ВЫЖИВАНИЯ
Итак, наша блондиночка с остановки в автобус заходит вместе: с дамой, недурно одетой, но похоже , хромой на голову, – в серьгах, почти до плеч, со вставками, стоимостью целого состояния.
…За ней, довольно потирая ручонки, следует хлопчик, -так себе ничегошеньки, жующий ослиную жвачку, с видом охотника, уже наметивший свою дичь.
Далее -стартует дружная семья. У папика в одной руке- трёхлитровый жбан, то ли с пивом, то ли с квасом; в другой –авоськи. У мамаши в руке ребёнок и- внимание! –коляска.
Вопрос –как они будут пихаться в автобус в час пик!?
Ответ: -хороший вопрос! Смотрите и учитесь!
А для нашей непробиваемой семьи, видно с закваской СССР, просто не существует вопросов – преград. Или в автобусах никогда не ездили. Или не местные…
Ну, ничего, это деле поправимое; главное- залезть!
А там -вынесут… Или –понесут.
Остальных можно не вспоминать — им уже не успеть.

Подошёл автобус, смотрите, не прозевайте ничего!
Подьехал автобус с торчащими из окон головами и руками: жара, братцы, это вам не сказка!
Шустрый малый, что положил глаз на даму с серьгами, затмившими его разум (и я его понимаю, только дурак упустит такой шанс!),стал активно проталкивать тётю в перед -,давай, типа помогу!
Та расползлась в улыбке.
— Ты ещё сумочку ему дай! — подсказала блондинка.
Что будет дальше, уже она знала, и переключила внимание на семью с коляской. К чему было переть трехлитровый сосуд, да в автобус? Что, пивных нет на каждом углу? Скорей всего, это ребята с периферии; им надо здесь, и прямо сейчас! Потом может и не быть! Что ж, они правы- когда они ещё выберутся вместе в отпуск, да и попадут ли в легендарный город Севастополь…
Мужчина одет просто и опрятно; видно- что не выпивоха. Женщина — милая на вид блондиночка, хрупкая такая… Но когда очередь до дверей автобуса дошла до неё, блондиночки, у которой в одной руке — коляска, а в другой — ребёнок, уже начавший морщить своё ангельское личико, видимо зная, что за праздник ждёт его в «бибике» под названием автобус…

Так вот, у хрупкой на вид блондиночки показалась мощь танка; она кинулась вслед за исчезнувшими в автобусе дамой в золоте и хлопчику- прилипалой, защемив в дверях коляску, -дверь уже захлопывалась. И такой грозной львицей рявкнула, что гул пассажиров на миг стих :
— Ребёнка придавили! Откройте дверь!
И ткнула дитё, что держала в руке. Ребёнок, конечно, заорал.
Двери, «само собой», открылись. Счастливая находчивая пара простой русской семьи, проложив себе дорогу коляской, благополучно втиснулась в автобус.
И главное –никто не спросил :
— Ребята, а что ж вы кресло не прихватили, удобней было б ехать!…
Дитя посадили в коляску. Все утихли. Все довольны.
Ну, а коляску, кроме как над головами некуда повесить.
По головам ходить всё равно когда-то придётся; чем раньше научишься — тем лучше. Схватывай, дитё в коляске всё на лету!
Вот –родители! Ай, да молодцы!
— Да-а… -Гуля свернула губы в трубочку. Она снова не пожалела, что поехала автобусом. Урок на выживание схвачен.
…А дама в шёлковой блузе сверкала каменьями и золотом в ушах, что-то лепетала, и улыбалась, жадно облизывая губки не сводящему с неё глаз молодому ловеласу.
Он томно прикрыл глаза, и тоже поблёскивал, -при улыбке, фиксой…
Остановка.
Двери открылись и закрылись: выходить –некому, а входить –некуда.
Всё бы ничего, да, видно стоявший на ступеньках у самых дверей мужичок с жбаном пива приустал. И повернулся, да неудачно; при закрытии автобуса двери прищемили его драгоценный сосуд.
Видели бы вы выражение лица мужика! Ну точно, как у трёхлетнего пацана, потерявшего любимую игрушку. Он беспомощно озирался, искал взглядом жену. А найдя, умоляюще зыркнул:
— Чего молчишь?! Включай сирену!
И видели бы вы это женское самодовольство, так пропечатавшееся у неё, его жёнушки, в глазах:
— А –а! А я тебе что говорила!…Так тебе и надо!
Меж тем, напряжение нарастало. В трёхлитровом жбане с пивом — тоже… И если б не жара, то ситуация была иная, но — дрожжи и газообразование –вещи серьёзные…
Вообще, водителям автобусов пора медали выдавать –за железные нервы. Посчитайте, сколько нелёгких моментов приходится пережить товарищу водителю, а порой — даже опасных…
Вот, если пассажиры в автобусе ждут, как разрешится вопрос, любой, может и щекотливый; будь то беременная с её сроком разрешения …То физиологический процесс брожения при пиковой фазе ждать не будет никого! Любой самогонщик, даже новичок в курсе последствий нарушений сроков виноделия.
И когда из уставшей ждать толпы кто-то крикнул:
— Отпей!
И все засмеялись, мужичок тихо вздохнул, -видно он был не новичок по срокам брожения, — и отпустил бутыль с пивом. Он отодвинулся по дальше от зажатого в дверях сосуда с пузырьками.
Теперь под прицелом горлышка, пока с пробкой, находилась роскошная грудь в шёлковой блузе дамы с золотыми серьгами.
Она, похоже позабыла всё на свете — рука ловеласа легла на талию… Он, конечно, стоял сзади, в обезоруживающей позиции. И горячо плёл такой бред, что дама заливалась звонким смехом, откидывая голову назад, касаясь при этом плеча охотника — ловеласа…
И вот, после очередного «Хи- хи-хи!» послышалось зловещее шипение, за ним громко бухнуло, и вместо « Хи-хи –хи!» раздался женский визг. Бутыль с пивом благополучно разрядился, окатив мадам, уже не хихикающую, и уже без золота.
Услышав вопли и взрыв, водитель затормозил.
Дама, отфыркиваясь, пыталась отряхнуться, но где там…
Шёлковая блуза мгновенно пропиталась пивом, прилипнув к коже, отчего тело казалось обнажённым, а пена на голове и на плечах чесали язык пожелать « С лёгким паром!». Похожая на мокрую курицу дама хваталась за мочки ушей, и хлопая обезумевшими глазами, спрашивала:
— Где!? ….Где??…
Словно от этого в ушах могли вырасти новые серьги!
Двери открываются.
Новая струя окатила вонючей пеной мадам « в мокром шёлке»
…Сосуд с пивом, что был зажат в дверях, падает на пол автобуса, и гулко подскакивая, крутится, изумляя окончательным аккордом орошения всех; теперь досталось и тем, кто хохоча над дамой, принявшей грудью атаку жбана с пивом, рванул к выходу первым. Струя была сильней, чем в первый раз и щедро окатила жаждущих, потушив смех над несчастной женщиной…
Теперь не одна она -«мокрая курица».
Гуля не стала ждать, пока перестанет крутиться бутыль, -потом надо будет идти по головам к выходу, -пнув пивную противопожарную систему, она выскочила из автобуса.
ХЕРСОНЕС
…Херсонес …Что от него осталось!
…Древние руины и в те времена не блистали точностью форм, что остались от старого города, а теперь… Туристы изредка показывались то здесь, то там в развалинах, а их гиды заунывными голосами, почти на распев рассказывали о виноделии, когда-то процветающего в древнем Херсонесе.
Интересно, а сохранился ли грот? -подумала Гуля.
Её внимание привлекла белокурая головка, маячившая между руин. Это была девочка, чем-то напоминающая Гуле её саму. Ветер заигрывал, лохматя голову ребёнка. Девочка дотрагивалась до остатков стен древнего жилища, и прислушивалась, оборачиваясь назад. Видимо, её позвали; девочка помахала рукой. Теперь и Гуля услышала мужской голос :
— Перестань бегать по руинам! Ноги сломаешь!
Но девочка имела своё мнение :
— А тут целый домик! Вот -стена, вот- дверь …даже -окошко! Ой! А вон- и кошка! Я возьму её с собой.
Гуля не выдержала, и остановилась, чтобы по лучше рассмотреть ребёнка. И поразилась не только внешнему сходству с собой, но и характеру. Не смотря на некоторую полноту, девочка с лёгкостью передвигалась по каменным лесенкам.
Гуля узнала её ; эта девчушка спрашивала, почему у странной птицы две головы .
— А ты подумала, куда мы денем кошку? — показалась фигура мужчины из раскопок. Блеснули очки.
— Ну… у тёти Нюры нету кошки. Она обрадуется! -не сдавалась девчушка.
— Да, тётя Нюра так обрадуется, что нам придётся искать другую квартиру.
— А без кошки я не пойду! Вот сяду здеся, и буду плакать! Громко- громко! —
и девочка стала натирать глазки, собираясь «плакать».
Дядя беспомощно топтался на месте, поглядывая по сторонам, а увидев Гулю, как –то виновато заулыбался. Хотя, он — причём?
Стой –стой-стой… А чьи это очки он так знакомо протирает, просто стёкла сейчас выдавит…
Гуля прищурилась: ну –ко, дядя, в анфас лицезрели уж раз… Лысиной, что ль блесните… Или — не он?
— Отдыхаете? –Чтобы удостовериться, что за тип следит за ней, -Гуле надо было приблизиться.
— Да какой тут отдых! — отмахнулся мужчина. –Юла!…
— Без мамы?
— Да уж, при ней бы так не капризничала… — вздохнул он, -понимаете, вот любит животину, и всё! И эта кошка- не первая. Тащит со всего города и котят, и щенят… Тут они –на каждом шагу.
— Да-а..-согласилась Гуля, — кошек в Севастополе хватает!
Солнце слепило и она как ни щурилась, а лица собеседника не узнала, пока… И перевела взгляд на девочку. Та уже не натирала мокрое место. Она прикрыла один глаз кулачком- на случай, если придётся таки пустить слезу… А другим –посматривала на взрослых с интересом, склонив головку на бок, что же они будут делать дальше?
— Ну и как ты собираешься брать с собой кошку, ты её ещё не поймала? –обратилась к ней Гуля.
Девочка отняла ручонки от лица и с любопытством уставилась на блондинку. Заулыбалась.
— Чего стоишь? Лови, давай! — подстегнула её Гуля.
Девчушка подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши; с ней согласились! Ребёнок отстоял свои права. А дальше- уже не важно, кошка ли это, или слон… Конфликт разрешён, переведен из спора в игру. Девочка бросилась за кошкой, и конечно, спугнула животное, спокойно расположившееся на теплых камнях.
— А вы без мамы не гуляйте! Заблудитесь ещё! -погрозила пальцем Гуля дяде, который побежал в след девочке, ломая кустарники.
— -А ведь такие дяди руководят производством, людьми… М-да… — размышляла блондинка, глядя на удаляющийся лысый затылок дяди, в коем заигрывал солнечный зайчик, когда он выскакивал из зарослей, повизгивая вместе с девочкой.
-Странный дядя, странный … — отметила блондинка про себя.
Она прищурилась, вспоминая, где его видела.
У бронепоезда! И — когда она розы на балконе собирала. Хм!…Значит, это уже третья встреча.
Или нет ,ещё у пирса ,у памятника – не он ли чесал лысину от интересного вопроса ,что задала девочка?
ДЕВОЧКА НА ВОЛНЕ
Так о чём это я? — очнулась Гуля, осматриваясь вокруг.
Кроме туристов, по дорожкам сновали рабочие с тележками.
Они что-то отсыпали, и возили то ли гравий, то ли щебень.
Если идут работы, почему не закроют пляж?
Гуля сняла шлёпки, и пошла босиком по одной из тропинок, кои петляли среди древних раскопок ,что вели к морю, расползаясь лабиринтами по траве.
Выбрав свою, Гуля ступила на её, и наслаждалась теплом родной земли. Шлёпая по заветной тропке босиком, каждым пальчиком ощущала пучки мягкой травы, попадавшие под ноги. Лёгкая как пух дорожная пыль приятно обволокла ступени, отчего они казались невесомыми. Паря над землёй, ноги несли Гулю к знакомому спуску у моря. Всё ближе раздавался шум волн, разбивающихся о скалистый берег. Предчувствие встречи ветра, запах морской воды — глубокий вздох…
В каждом шаге отдаётся стук сердца девочки, встретившей здесь свою тайну. Ожидание встречи с картиной из детства, оставшейся сказочной, где морские рыбки в чаше грота скалы, с золотым переливом от проникающих лучей солнца, делало шаги ещё быстрее.
Вот она, лесенка-спуск к морю. Дыхание не удержать… Не споткнуться бы, — лесенка длинная!
Устремив взгляд в даль, Гуля увидела ту границу, где синь моря сливается с голубизной неба, и тает в ней, отчего кажется, что уровень моря выше суши, будь- то идёт огромная волна — цунами! От этого начинает кружиться голова.
Гуля присела у ступенек. Внизу послышался детский смех, голоса людей.
Тут же загрохотала телега, — рабочие опрокинули тележку с гравием прямо со скалы. Только шорох по камням!
— А как же — посетители пляжа? –недоумевала блондинка.
Но вид прозрачного у берегов морского дна, где были отчётливо видны почти все камешки, обросшие ярко салатовыми, бурыми, ржаво- красными водорослями, которые мерно покачивались на приходящей волне, затмил недоумение; Гуле дико захотелось прыгнуть прямо сейчас, не раздеваясь, туда, в родную купель моряков.
Чтобы не поддаться глупости, а это была именно она; в ответ на дикую мысль парус не хлопнул, и ветер утих, -девушка прикрыла глаза.
Из-под дрожащих ресниц она увидела ожившую картинку из детства: в низу, по кромке между морем и камешечником, гуляет полненькая светловолосая девочка. Та самая, что обожает кошек. Наверняка удрала от наскучившего дяди.
От пап не убегают.- улыбнулась Гуля, пристально следя за девочкой. А она, прямо в платьице, зашла в морскую стихию. И начала шлёпать руками по воде. Потом, дождавшись наката волны, прыгнула в неё. А когда волна пошла к берегу, девочка бежала, пытаясь перегнать её, что-то выкрикивая. И не было счастливей девочки во всём мире, чем у этой, поймавшей свою волну!…,

Гуля замечала, что совпадений, напоминающих золотое время детства становится всё больше.
Они поражают своей точностью, словно родной Севастополь доставал из катакомб самое дорогое для светловолосой девочки, читая по — отцовски мысли своего дитя; то, что было спрятано для неё, свято хранившей в сердце тайну, открытую здесь, у бескрайнего моря…
Гуля накинула алый шарфик на плечи, и глядя в синь приходящей волны стала шептать, сливаясь с прибоем:
— Родное море!
Я с тобою!
Родное море —
Ты со мной!
Твой океан безбрежным морем
Раскинулся над головой.
Я слышу шумное дыханье
Твоих прекрасных синих волн…
Янтарный берег, берег детства —
Воспоминаний полон он…

Восторг от ветра, волн упругих
Что с лёгкостью несут тебя —
Так только море принимает, —
Шаля по –детски, и любя…
Как босоногим берег мерял,
И золотым песком играл.
Кричал ты морю: — Я с тобою!…
И как ответа в Зорьке ждал…

И кем ты только в ластах не был,
Серьёзно в ракушку трубя;
От Ихтиандра, тот, что «в жабрах»,
До Капитана корабля!
Как запах моря будоражил,
И в память врезался косой;
Сердечко птичкой трепетало
Под набегавшею волной…
Как видя чаек над собою
Вместе с ними ты парил…
От невесомости и Света
Кто ты и где -совсем забыл…
Но хлебанув воды солёной,
Нырнув по глубже, в холодный мрак,
Усвоил ты, что плавать –мало.
Без крыльев — никуда! Вот так!

Но… Восторг от ветра, волн упругих,
Что с лёгкостью несут тебя, —
Запомню я, в судьбу вплетая,
Ещё одним узлом храня!

Вдруг раздались отчаянные вопли.
Звали её. Гуля оглянулась. Среди древних развалин замаячила знакомая лысина. Очевидно, папаша искал доцю.
А доча взяла новый разгон, ожидая большую волну, и не видела кроме моря ни-че –го!
Глядя поочерёдно глядела то на папашу, вытирающего поминутно лысину платком, то на девочку, дышавшую свободой.
— Неужели, опять — тёзка?! Потом крикнула:
— Она здесь!
Когда мужчина подбежал, Гуля увидела испуг в его глазах. С красного лица тёк, не переставая, пот. Он задыхался, — видно, что офисная крыса.
— Гуля!!… — выпалил лысый, вытирая дрожащей рукой со лба пот. Гуля показала глазами в низ, к спуску.
Лысый открыл, чтобы закричать, но блондинка схватила его за руку, тихо сказав :

• Посмотрите! Вы только посмотрите на девочку.
  Лысый, не закрывая рта, уставился на девочку. Она так увлеклась игрой с морем, что не сняла ни туфель, ни платьица,и оно промокло уже до нитки.
  Гуля спросила его:
  -Вы когда –ни будь видели так самозабвенно играющего ребёнка?
  Видимо, у лысого не было слов: от хорошего родителя дети не сбегают.
  — Что, спустимся к ней? –предложила блондинка.
  Мужчина уже пришёл в себя, и молча кивнул.
  Спускаясь, Гуля сказала шедшему за ней:
  -Вы знаете, что ваша девочка- необыкновенная?
  Гуля услышала, как шаги по каменной лестнице за спиной прекратились. Она обернулась. Лысый скинул маску придурка, и смерил блондинку пристальным взглядом, затем посмотрел на девочку, барахтавшуюся в морском прибое.
  Снял очки, протёр их и спросил как-то настороженно :
• Что вы имеете в виду?
  — Ну, — Гуля сделала паузу, встряхнув головой и посмотрев в низ, а потом на него, — вы видели когда –ни будь ребёнка, играющего со стихией? Гляньте по внимательней; сколько детей на пляже, а она выбрала себе в друзья волну.
  Очкарик закончил протирать линзы, так и забыв закрыть рот. Блондинка продолжила :
• Во- первых, надо иметь богатое воображение, чтобы выдумать свою, новую игру; во- вторых, смелость, чтобы удрать от папаши, — тут лысый закряхтел, потирая затылок, — и в третьих, — неглупую головку, -девочка встала у всех на виду, и не лезет на глубину.
  Так что, — Гуля смерила его прищуром, — берегите вашу девочку! И гордитесь чудным ребёнком.
  Блондинка продолжила спуск, не ожидая ответа.
  Когда ноги коснулись каменистого берега, лысый внезапно обогнал Гулю, встал перед ней лицом к лицу. Гуля вопросительно подняла глаза. А он сказал:
  — Вот такую, как вы, я бы не упустил! А вашему мужу повезло! Я ему открыто завидую!
  Гуля криво усмехнулась при слове «муж», и молча отстранила лысого рукой. Она направилась к девочке, уже посиневшей от переохлаждения, но не желавшей расставаться с таким настоящим и живым другом- морем.
  — А можно — с тобой? — спросила девушка девочку, прыгающую в волнах.
  Ребёнок остановился, подумал: — А вы умеете?
  Гуля продолжила игру: -А ты меня научишь?
  Девочка вздорно вскинув головкой, позвала: — За мной! — и хотела разбежаться, но поскользнулась и плюхнулась под ноги Гуле.
  Теперь блондинка с визгом, раскинув руки ловила волну.
  Подоспел и лысый дядя; не учел каменистое дно, поросшее водорослями, оно подставило и ему подножку.
  Оказавшись нос к носу, взрослые расхохотались.
  Лысый падая, потерял очки. И теперь ползал на четвереньках, шаря по дну руками. Он фыркал, отплёвывался, волны хлестали ему в лицо. Его голова снова и снова исчезала в воде. Девочка заливалась над незадачливым папашей.
  — Странный папа …или дядя? … — щурилась на него блондинка.
  Он чихнул. Девочка закричала: — Вот же! Вот очки!
  — Ну! А ты — глазастая! — похвалила Гуля. Лысый опять чихнул.
  — Что ж- твой папа заболеет, если мы сию минуту не выйдем на берег! — подытожила Гуля.
  На что девочка важно подперев бочок, выставив локоток, сморщила носик: — А вы, будете с нами?
  Гуля с чего-то растерявшись, сделала вид, что не услышала.
  Она сняла сырую майку, и стала выжимать её. Но девочка зашла с другой стороны, так, чтобы видели и слышали, и заявила:
  — А иначе — я остануся здеся, и буду громко-громко плакать!
  Эту песенку Гуля уже слышала.
  Она улыбнулась и спросила: — А мама что скажет?
  — Да нет никакой мамы! — вытирая очки от водорослей и песка, что набилось на морском дне, ответил лысый.
  Наступила пауза.
  — А пойдём, я покажу тебе волшебный грот! –пригласила Гуля девочку.
  — Только сними мокрое платье; туда в одежде не пускают! -добавила она. Ребёнок захлопал от радости в ладошки.
  На дядю не надо было тратить слов, он уже был в плавках; отжатые шорты и рубашка висели у него на плече.
  НЕЛЮДИ
  Итак, вручив дяде одежду, новоиспеченная команда двинулась в перед. Теперь они, наученные скользкими, порой острыми камнями, не желая клевать носом дно через каждые пять шагов, не снимали сандалии. И смело шли по берегу древнего Херсона. Было не так многолюдно, но чтобы расположиться позагорать –местечка не предвиделось.
  — Ой! Собачка! –звонко объявила девочка.
  — Интересно, а как он сюда попал с собакой? — удивился лысый.
  — Или сюда есть ещё вход, обходящий впускные ворота, где контролёры берут деньги, и выдают что-то вроде билетов, за что? — предположила Гуля.
  Меж тем, хозяин позвал собаку:
  -Нюрка! Нюрка! Ко мне!
  И собака, послушно схватив бутылку, что качалась в прибое, поплыла на голос.
  Тёзка, — грузная неуклюжая дама, встала во весь рост, вызывая смутное чувство складками жира, коими заплыл живот. Она воткнула в складки руки, похожие на окорока, и внимательно осматривала берег, кто же так по –свойски звал её?
  — Да ни ты, жир-трест! -процедил сквозь зубы хозяин собаки.
  А «жир –трест», увидев собаку, плывущую прямо на неё, заколыхала всеми складками, наверняка усилив прибой, и закричала, перекрыв весь пляжный шум:
  -Кто пустил собаку на воду??
  А узнав хозяина, разозлилась вдвойне; звали собаку, да ещё её собственным именем!… Трёхэтажное обращение по имени и отчеству к хозяину собаки не заставило себя ждать, не смотря на присутствующих детей. В разгар нешуточной словесной перепалки раздалось:
  — Бурух! — ш-ш-ш!..-это с отвесной скалы, прямо на купающихся полетел, всех благословляя, щебень и гравий. Тот самый, с тележек рабочих…
  Гуля с попутчиками уже раньше отошли, не слушая глупую брань. Но и то — испугались. А что с теми, что остались?
  — Они чё, ваще одурели? — чуть заикаясь произнёс лысый.
  — А что вы хотели; дикий пляж! — констатировала Гуля.
  Она, вытянув шею, крутила головой, выглядывая знакомую пещерку. Но какое- то нехорошее предчувствие кричало и кружилось чайкой над ней.
  — Предупреждает! — с горечью заметила Гуля.- Вы побудьте здесь. Мне надо отлучиться.- обратилась она к попутчикам.
  — Вы нас бросаете… — досадно протянул лысый.
  — Да нет -же! — многозначительно покрутила глазами блондинка.
  — А –а! Понял! –подмигнул лысый, и стал присаживаться на песок.

Гуля ускорила шаг:
— Ну где? Где же мой сказочный грот!?
Она оглядывала скалистый берег, нависавший сверху.
Вот это место, где очень трудно проходить: вода достигает до груди, под ногами- очень острые осколки камней. Кое-как миновав его, Гуля удивилась, как же она пролезала сюда девчонкой?
Похоже, что в то время был отлив…
Опять закричала отчаянно чайка, пролетев над самой водой, и взмыв, показала путь через утёс.
Когда Гуля задыхаясь от волнения и усилий скалолазки, выглянула, туда, где должен быть грот, она в ужасе застыла: на том самом волшебном месте, которое подарило ей чашу Нептуна с золотыми рыбками и серебряными рачками ….воняла и зияла как гниющая страшная рана — помойная яма.
— Это ж нелюди… Не-лю-ди! — всхлипнула блондинка.
Страшно захохотала сатаной чайка, спикировавшая на отходную яму. Отчего побежали мурашки по спине.
Гуля подула на холодеющие пальцы, опять- по привычке с Севера. Большая серая чайка важно ходила, переставляя лапы по битым бутылкам, грязным пакетам, и ещё какому — то хламу.
Она повернула голову на Гулю, мигнула глазом, словно сказав, — где же ты была, девочка!? Потом закинула голову назад, раскрыла клюв и горько, страшно заголосила — захохотала… Оплакивая свою землю.
Плакала и Гуля; навзрыд.
До неё донеслась вонь, что источала яма, — показатель уровня заботы о завтрашнем дне то ли нелюдей, то ли свиней.
Люди так не делают.
Всхлипывая той девочкой, что стремилась домой аж двадцать с лишним лет, Гуля увидела, что дома давно нет.
Остался лишь Ветеран, который бился за этот дом.
И его Победа.
— Не –лю-ди … -заикаясь, спотыкалась об камни блондинка. А чайка кружила,разливая крик- плач.
— Не-лю-ди …сжала кулачок девушка, и подняла его к солнцу. Чайка гоготнула, и камнем летела в воду.
-Фашисты проклятые! Будет и вам конец!

Глаза ничего не хотели видеть, ни медуз, беспомощно распластавшихся на волне, ни рыбок, ныряющими между водорослями, ни любимых крабов, смешно семенящих по влажному песку; всё расплывалось в огромной слезе…
— Вы чем то расстроены? –встретил её лысый.
Девочка была рядом.
— Да, хорошо, что вас не взяла с собой.-грустно ответила Гуля, — и я не хочу портить настроения ни вам, ни вашей очаровательной дочурке.
— И всё же? — допытывался он.
— А вам- не всё равно?
— Нет, мне не всё равно, я такой женщины, как вы, не встречал.
Он снял очки. Встретившись с ним глазами, блондинка не нашла что ответить; она пребывала в шоке от увиденного в скале.
На помощь пришла тёзка. Девочка требовательно сказала:
-Хочу пить!
А лысый, присев на корточки, скривил физиономию и пропищал:
— А иначе — я остануся здеся, и буду громко –громко плакать! –и начал натирать глаза, изображая каприз девочки.
Обе Гули зашлись в смехе. А он, перестав кривляться, посмотрел-посмотрел, и тоже засмеялся. Их веселье поддержала чайка неподражаемым гомерическим хохотом, возвращаясь с помойки.
Блондинка сразу замолчала.
Девочка спросила: — А как вас можно звать?
— Так же, как и тебя.- Улыбнулась Гуля.
Он протянул руку: — Игорь.
Гуля проводила улетающую чайку взглядом, вздохнула, расправила плечи :
— Ну, мне пора!
Игорь, не дождавшись руки от Гули, опустил свою, и предложил:
-Тёзки не каждый день встречаются. Девочки, как насчёт того, чтобы отметить?
Гуля ответила: -Давайте сначала выберемся отсюда.
Пока они шли к выходу, Гуля отметила разительную перемену в лысом; каким она видела его у балкона, со сверлящим взглядом; у бронепоезда — пинающим железо …
Может, он был пьян? Ребёнок явно к ней тянулся, но… такие, как лысый, ой как не в её вкусе!
СЕРДЦЕ ХЕРСОНЕСА
Они миновали пляж. Подошли к месту входа — каменной лестнице. Блондинка приостановилась, чтобы забрать одежду с плеча Игоря, но он первым начал подниматься по каменным ступенькам, местами с обвалами и выщербинами.
Повернулся, чтобы подать руку Гуле, но та, подумав про себя: -Вежливо, чёрт побери, с его стороны!, отказалась.
Вот они у ступени на выход. Лысый опять протянул руку. Блондинка очень устала, и оперлась на его ладонь, отметив про себя: — Умеешь быть любезным! …Но — где же мать девочки?
Игорь, не выпуская ладони Гули, оглянулся вокруг, и проведя поднятой рукой над теми, кто остался в низу пляжа, как то загадочно произнёс :
— Гулечка! Не правда ли, что хорошо быть сверху?
На что Гуля, щёлкнув языком, заметила:
— Ага!, особенно — одетым.
— Ах! Да… — он снял со своего плеча вещи Гули, и отдал, отпустив руку.
Гуля накинула майку, влезла в шорты и повернулась, чтобы уйти. Как Игорь спросил:
— Так мы увидимся?
Гуля не поворачиваясь, крикнула:
— На остановке! Девочку не потеряйте!
И услышала вслед: — Мы будем вас ждать!

Блондинка шла мимо развалин Херсонеса. Какие –то полоумные, типа рабочих носились туда -сюда с тележками, пустыми и с хламом. Умные не спускали бы их содержимое на голову людям на пляже.
Пусть даже- диком…
А знакомый гид, — его Гуля узнала по заунывному голосу, уже другой группе туристов, вяло зевавших и прикладывавшихся к бутылкам, что держали в руках, рассказывал заунывно и печально, -на мотив чтения псалмов, — одну и ту же историю — о виноделии…
Гуля почувствовала головокружение и прибавила шагу, чтоб не податься сонному настроению.
Тропинка привела к хранилищу с древними экспонатами; плитами с мозаикой, амфорами, кувшинами… что достались в наследие от Херсонеса. Гуля с интересом рассматривала мозаику.
Послышался шёпот. Девушка огляделась. Шёпот усиливался, он шёл через — сетку, что ограждала склад от посетителей.
Речь текла на незнакомом языке, очень красивом.
Гуля прислонилась к железному плетению, и прикрыла глаза.
— Наверно, переутомилась. -решила она.
Прислушалась.
Теперь заиграли гусли, тихо-тихо. Гуля приоткрыла глаза, и сквозь ресницы увидела дымку, исходящую от осколков древней посуды, от горлышек амфор, подобно испарине, как от большой жары, или крепкого мороза.
Вот уже — туман. Костёр, -большой, с искрами до неба.
Лёгкая музыка заводит в хоровод танцующих вокруг огня.
— Ух ты ж! -у блондинки захватило дыхание от красоты движений юных девушек и парней, облаченных в длинные одежды.
Гуля восхищалась роскошными волосами прекрасных, как богини дев, чьи волнистые кудрявые пряди искрились в отсвете огня чуть ли не до пят. Вот, девушки прыгнули, и их золотые локоны, подобно дорогой ткани на ветру, всколыхнулись, и снова легли за плечами, шевелясь при каждом движении танцующих.
А юноши!… Блондинка облизала пересохшие губы. Это были самые настоящие атлеты; их мышцы играли, а кожа блестела, словно помазанная маслом.

…Вдруг, раздался гудок корабля.
Блондинка схватилась за сетку ограждения, чтобы не упасть от неожиданности. Открыла глаза.
Картина древнего танца то ли римлян, то ли богов пропала.
— Эх! –выдохнула Гуля, -когда ещё увидишь такую красоту!
Она вышла на пригорок; остатки от мелодии гуслей неслись эхом, звеня в ушах :

• О! А вот и желание загадать…
  Гуля зажмурилась… и увидела вместо раскопок — древний город! Гуля сцепила пальцы, чтобы запечатлеть чудо в памяти, которое в считанные секунды стало пропадать в дымке; живые люди, каменные постройки, площадь, детей, снующих под ногами, в тюрбанах — торговцы, навьюченные ослы, верблюды …шум, издаваемый этим народом!
  …Бац! Смачно поцеловала лбом что-то шершавое, тёплое блондинка. Вслед за тающим туманом, заполыхали разноцветные звёздочки перед глазами.
  Гуля прислонилась к дереву, и вздохнула.
  Подняла лицо — это был мощный раскидистый каштан.
  Гуля обняла его.
  Картина прояснялась; проходящая мимо женщина с ребёнком спросила:
  — Вам плохо?
  Гуля улыбнулась, обрадовавшись нормальному человеку после туманного чуда. Она потёрла лоб и ответила :
  — Спасибо, мне -хорошо. Мне очень хорошо.
  Женщина пожала плечами и пошла дальше.

Раздался второй гудок; где –то совсем рядом стоял корабль!
Гуля поправила алый шарфик на плече:
-Скорей! Надо успеть!
Она вышла из-за дерева.
С права от неё открылось целое поле раскопок, -видимо, тот город, что недавно «скрылся в тумане».
Что же за город? И в каком веке?
Блондинка повернулась на лево. Там- крутой спуск к проливу. А там… красовался он! Корабль — Четыреста сорок пятый, окраски под военный камуфляж, -так ждавший свою Ассоль!
На палубу выскочили в оранжевых жилетах матросы, и засуетились. В рупор раздалась команда к отправлению корабля.
— Да! Я успела! Ты слышишь, родной?! –
крикнула Гуля, и эхо понесло её голос по всей долине.
И раздался третий гудок: с густым дымом из трубы, самый длинный гудок изо всех, что бывают.
Парус хлопнул за спиной ; «Полный в перед» !
Ветер приласкал буйную светлую головушку, — и блондинка кинулась бежать в низ по тропинке, чтобы ближе видеть корабль.

Последняя команда. Она слышна на всю округу.
Распрямились из позы пегаса туристы, ползавшие по раскопкам, собирая замусоленные черепки, разбросанные для смеха крымчанами, не читая табличек с обещаниями штрафов за нарушение границ исторического места; люди на том берегу залива, как на раз-два, повернули голые пингвиньи тела на гудок отшвартовывающегося корабля.
Кто – что, а Гуля подняла над головой алый отрез ткани из сказочного сна, и стала размахивать уходящему в море судну. Дружок -ветерок поднял флаг героев на должную высоту.
И он затрепетал живым огнём.
На корабле опять замельтешили, видимо заметили, что их провожают, чего давно уже не было со времен «сорок пятого».
И дали длинный гудок. Потом ещё.
Пляж закипел от встающих тел.
Все вдруг увидели, и вспомнили про «445», который каждый день мозолил глаза в заливе, уже почти двадцать лет, выходя на патруль нейтральных вод родного Крыма.
А Гуля всё шла, и флаг- маяк следовал за ней по холму.
«Четыреста сорок пятый» вышел из залива.
Уже перед самым выходом в открытое море корабля Гуля подняла обе руки над головой. Теперь это был Алый Парус -, для наших! Услышав гудок, самая счастливая Ассоль в мире улыбнулась, как улыбается морячка, проводив своего любимого в путь.

Блондинка спрятала кусочек солнца из красной ткани в сумочку, и огляделась: -Вот это да-аа! Там, где сейчас по берегам наступала морская вода, виделся призрачный город. Значит, все основные раскопки — в море, а не на суше!?Да кому это надо…
Так, что, «товарышытуристо», — лазайте по пустырям, не распрямляясь! Поза пегаса — для вас!
Гуля потрогала лоб, где судя по яркости звёздочек от удара в каштан, должен уже вырасти рог. Но… шишки не было! Так треснуться –и целый лоб? —
Удивилась блондинка.
Потом ухмыльнулась: — Ну и видок у меня был, раз тётя остановилась! Хорошо ещё, — что каштан встал на пути, а не обрыв… Это уже — совсем не смешно!
С холма виднелась остановка. Гуля зашагала к ней.
БАРАБАНЩИК
Блондинку ждала необычная картина: на одной из скамеек, что стояли вдоль улицы перед автобусной остановкой, сидел странный паренёк. Странность была в вычурном изображении одного из ударных инструментов.
— Ту! Тыш! Ту-Ту-Ту! Тыш! — мотал головой в такт с пеной у рта хлопчик, ещё и притопывая в такт ногами, а руками сжатыми в кулаки, отмахивал воображаемыми барабанными палочками воздух.
— М-нда-аа… -подходя ближе к нему, сказала Гуля, -так обкуриться, это тебе не каштаны лбом считать!
Но приглядевшись, блондинка увидела собачью тоску и слёзы в глазах пацана.
— Да, дорогой, барабанить тут тебе до самой Пионерской Зорьки! И на сколько ты подставился, проигрался? -раздумывала она.
Её плечо тронули. Это был Игорь. Он спросил:
— Вам куда? Подошёл автобус, мы заняли места.
— Вы видели это? — Гуля кивнула на «барабанщика»?
— А-а… Так он тут уже час дёргается. На него никто не обращает внимания. -объяснил лысый.
— Вы что, действительно, ничего не видите!? В беду попал пацан. На первый раз — всё прощается. Есть мелкие деньги? -глядя в глаза лысому, спросила она. Он порылся в кармане. Достал мелочь.
— Что, ему дать?
— Ну не мне же! — фыркнула блондинка.
Гуля хлопнула по плечу «барабанщика»:
-Слыш, хлопчик! Хорошо играешь. Возьми плату, и вали отсюда!
Хлопчик вытер пот со лба, протянул дрожащие руки, забрал мелочь у Игоря, и сказав: -Пасыбы!, -побрёл прочь.

В окно автобуса, уже наполненного пассажирами, высунулась пухленькая ручка, а за ней – знакомая мордашка тёзки –девочки.
Гуля помахала ей :
— Иду –иду!, — и они с Игорем протиснулись до их мест.
Автобус тронулся. Поплыли улицы, люди…
Гуля молчала; мальчишка с пеной на губах не шёл из головы.
— Вы умеете добиваться своего.- сказал Игорь.
— Это вы о чём? — повернулась к нему Гуля.
— Взять хотя бы того мальчика, на остановке. Я бы и не догадался, что с ним- что –то не так.
«Ага, стоял бы и дальше смотрел, как пацан сходит с ума!» –ворчала про себя блондинка. Но не сказала ни слова. Помолчав немного она обратилась к тёзке –малышке, погладив её светлые кудряшки:
— Так значит, ты –любительница кошек.
Девочка прильнула к ней и посмотрела так, как смотрит изголодавшийся ребёнок по материнскому теплу.
Гуле стало неловко, но ребёнка она не отстранила.
Искоса бросила взгляд на Игоря. Он переспросил девочку:
-Скажи как ты любишь кошек.
И ребёнок открыл рот так, что показались все зубки.
— Острые, однако! Вот как надо улыбаться! –отметила про себя Гуля.
— Ну так, значит, выходим на Матроса Кошки! –предложила она.
КОШКА И МЫШЬ
У любимого памятника Севастопольцев – Матроса Кошки стоял, опираясь на скамейку Ветеран. Несколько боевых наград блеснуло на солнце. Гуля задумчиво всмотрелась в черты бюста народного Героя –простого матроса.
— О чём ты парень думал, когда защищал Севастополь? Но не о смерти- это точно! Ради кого ты плюнул ей прямо в лицо, и стал бессмертным? И не важно, в каком столетии ты воевал; Севастополь запомнил тебя Защитником и Героем!
Гуля посмотрела в небо, и беззвучно повторила :

• Ге- ро-ем!
  Она уже приготовилась услышать «хлопок» паруса за спиной, и волну ветра, такую волнующую…
  Но переведя взгляд на ряд жёлто-голубых подобий флагов, нервно трепещущих, древки которых стремились в никуда, и на высохший фонтан, ставший урной для мусора, грустно выдохнула :
  — Народным Героем…
  — А вы, — патриотка? — с удивлением спросил лысый.
  Покрутив шеей, он продолжил: — Глупо всё это. К чему столько крови проливать, — лысый поморщился, как-то по бабьи скривив губы, — Когда посмотрите — на, бери — хоть голыми руками!
  Он обвёл ладонью вокруг себя, где стоял: площадь Подводников, рябящие глаз флаги, доску почёта с фотографиями тех, кого почитали непонятно за что; поощрение со стороны тех, кто превращал город-Герой Севастополь в помойку!? Но когда лысый довёл руку до памятника Матроса Кошки, у которого стоял Ветеран и Гуля с её маленькой тёзкой, с жадностью внимающей речь дяди, блондинка предупредительно взглянула на Игоря, и твёрдо произнесла :
  — Опусти руку. Ты и тени этих памятников не стоишь!
  Лысый оторопел, развёл руками:
  — А что я такого сказал? За что вы так? Ну, давайте, сменим тему…
  — Я скорее, сменю окружение! –презрительно фыркнула блондинка. Она поправила лямку от сумочки на плече, и круто развернулась в сторону Ветерана, собираясь пойти к нему.
  — Ну хорошо- хорошо! –преградил ей путь Игорь. Он вытер потную лысину, и торопливо добавил, — ну извините, если обидел!
  — Я хочу мороженую! — звонко заявила маленькая Гуля, решительно топнув ножкой.
  — А иначе — она будет громко плакать, и прямо -здеся! — попытался замять неловкость Игорь. –Идёмте в « Чайный Дом»! –пригласил он.
  Гуля взглянула на бюст Матроса Кошки, и улыбнулась — из под него, из травы выглянула чёрная кошка. Или — кот.
  — Скорей! -заторопился лысый, -сейчас чёрный кот дорогу перейдёт!
  Блондинка ухмыльнулась:
  — И вы верите в эту белиберду –про чёрного кота!?
  Она дождалась, пока красивое животное не торопясь, грациозно пройдёт мимо своей тропкой, по которой ходит лишь семейство кошачьих. Помахала в след коту — или- кошке, и с улыбкой пошла на очередную дегустацию славного Симферопольского мороженого!

Игорь догнал её и спросил на ходу:
-А вы что пьёте -чай, или…
— Всё! — ответила блондинка.
— Я к тому, что скоро будет «Чайный Дом». Зайдём?
— Не вижу препятствий.- ответила она.
— Я уже заглядывал туда. Очень богатый выбор чая и кофе. Более того, — лысый жадно облизался, -дают в руки пробники с заваркой!

Девочка остановилась, дёрнула его за руку:
— А мороженое??
— Нам с моря надо нагреться. Попить горячего. –ответил лысый.
У блондинки чесался язык, и она не удержалась:
— Скажите, а вы и в правду боитесь чёрных кошек?
Лысый сощурился: — А кто их не боится? , и громко чихнул.
— Да, чаю не помешает , коньяком.- заметила Гуля.

— Какая интересная пара! А девочка, девочка -вся в маму! — дама в синей шляпе громко высказала мнение.
Она шла под руку с мужчиной, на встречу.

• Правда, дорогой?
  И шедший рядом худощавый напарник с кривыми ногами, отчего шорты болтались на нем, как юбка у шотландца, важно пыхнув сигаретой, картаво просопел :
  — Интеесно- интеесно!
  И проходя мимо Гули, чуть не оставил нос в вырезе её полосатой маечки.

— Это не случайность? — спросил Игорь.
— Что именно? -ответила блондинка, поправляя маечку на груди, поддернув вырез выше, скрыв соблазнительные округлости.
— Вы же слышали, Гуля. Нас посчитали мужем и женой.
— Что вы предлагаете? — Блондинка остановилась напротив ювелирного салона. Она сощурилась: -Примерить кольца?
— Не вижу препятствий! — парировал лысый.
Гуля стала подниматься по ступенькам.
Игорь, идя следом, спросил:
— Гуля, а вы что любите: золото или серебро?
Блондинка обернулась и ответила: -А угадайте!
Игорь хмыкнул, поддел очки :-Золото, конечно!
Гуля посмотрела на него с верху:
-Вы видите на мне хоть одну золотую вещь?
— А-а-а… Серебро, конечно! -осклабился лысый.
— Не-а!
— Ну… Один –ноль! Я проиграл. Так что же вы любите?
— Я люблю НЕБО!
Приблизившись к двери ювелирной лавки, девушка спросила :
— А как у вас с чувством юмора? Играть любите?
Игорь зыркнул в вырез Гулиной маечки, облизал тонкие губы :
— С вами — с удовольствием!
— Так …а девочка? — Гуля кивнула на неё.
— Ну-у… пусть здесь подождёт.- Как то растерянно протянул лысый.
Гуля посмотрела на палящее солнце, на девочку, поджимающую ножки от раскаленного каменного крыльца. Какое –то нехорошее подозрение кольнуло иглой; родители обычно свих детей жалеют…
— И ты бросишь ребёнка на этом пекле? — сухо бросила блондинка, сразу перейдя на « ты».
— А, ну если это входит в правила игры… — и очкарик, протерев испарину с лысины и под носом, нервно дёрнул губами, обращаясь к девочке :
— Ты хочешь с нами?
Маленькая Гуля молча проскользнула первой в двери магазина.
— Так кто -ведущая партия? –прогундосил Игорь.
«Ты хотел сказать –кто с верху? А, очкарик? –подумала блондинка, поправляя маечку на груди. Отношения между лысым и девочкой казались всё более странными.
Гуля ждала пика, где выйдет -таки правда.
Она вошла, раздумывая: -Не уж-то все одинокие папы так равнодушны к своим чадам? Или становятся такими при встрече с желанной женщиной?…
Тёзка уже освоилась, и прилипла к блескучей витрине, где под названием «Алмазы» только с лупой можно было их обнаружить. Улыбчивые продавцы не обращали на ребёнка внимания; они прогибались над золотыми побрякушками, перед тётями и дядями, которые тщетно щурились над стеклом витрин, -будь то это могло увеличить размер вставок-камней, повторяя с неудовольствием:
— Ну, и где же тут алмазы?…
НЕДЕТСКАЯ ИГРА
Какая девушка откажет себе в удовольствии – поиграть с безделушками на 1миллион «зелёных»?
Вот и Гуля, оказавшись в салоне с витринами, слепящими слепцов, что кличут «Ювелирным», заиграла глазками, как алмазы — каратами.
Хотя пройдя ряд-другой полочек, на которых в изобилии сверкало золото и серебро, Гуля убедилась, что в отличии от Симферопольского хладокомбината, его ювелирному тёзке учиться, и ещё раз –учиться и над дизайном, и над оформлением украшений ;— как говорил наш Великий Товарищ Ленин!
Почти все вставки- искусственные, и до того мизерные, что без очков тут просто делать нечего. Ни изделия, ни мастера, ни работы не видно! Не говоря уж о кошелке…
Игорь осторожно обнял её за талию :
— Что приглядела, милая?
— Глянь, как он в роль вошёл! -прошипела блондинка.
Она отстранила его руку: — Сейчас ты действительно заплатишь за это!
Гуля повертела головой, и приметив симпатичное кольцо с бирюзой, ткнула пальцем:
— Хочу вон то.
Игорь щёлкнул пальцем –продавец засуетился.
«Интересно, где это лысый щёлкать так научился?» — повела носом блондинка.
Продавец подал кольцо со словами:
-Под цвет глаз, очень хорошо! Безупречный вкус!
— Да, конечно… Если я ещё с алмазом выберу что-нибудь, стану не только с безупречным вкусом, но и лощёной дамой, а это- не по мне! — поворчав, Гуля повертела кольцо.
Бирюза, похоже, была натуральной. Блондинка, заглядевшись в небесную голубизну, как зачарованная, решила примерить кольцо.
— Сколько? –спросил Игорь.
Продавец назвал цену. Но Гуля не собиралась заходить так далеко. Она стала снимать кольцо, да не тут-то было!
— Как же оно оделось!? -спрашивала блондинка.
А Игорь уже достал деньги, и рассчитывался.
Гуля толкала его локтём:
— Перестаньте кривляться! Кольцо заклинило! Надо попросить снять его!
— Прекрасно! Это — судьба! — чуть ли не на распев заявил Игорь и заплатил за покупку.
Но Гуля была иного мнения. Она уточнила :
— Значит, мы играем! А во что?
— А что? -удивился лысый.
— Девочка, девочка -где? -Гуля огляделась. Увидела её и поманила к себе. Девочка подбежала. Блондинка склонилась и сказала:
— Мы играем в семью. Выбирай, что хочешь!
Ребёнок захлопал в ладошки. Гуля посмотрела на тёзку, потом на Игоря, потом –на раскрасневшийся палец своей руки, который железной хваткой держало серебро и бирюза.
— Чёртово кольцо! –прошипела она кошкой.
А Игорь улыбнулся :
— Вы хотите прокатиться на чёртовом колесе?
И не стой рядом девочка, блондинка послала бы по за чёртовым колесом лысого…
Лампа с потолка так улыбалась на затылке Игоря, что Гуля с облегчением выдохнула: как хорошо, что она- не его жена!
А глянув ему в глаза, и увидев там обычную жадность и азарт ловца, уже поймавшего свою добычу, девушка подумала:
«И где же ты меня видишь, сверху -как советовал на пляже? Прищурившись, -блестевшая лысина и очки уже слепили, а раздражали, блондинка отметила, что ночью, при луне они так же будут «сигналить», что не капитан Грей этот лысый… ой, не капитан!
Игорь вытер лысину, словно подтверждая, — Алых Парусов и на горизонте не было видно. Потом крутнув шеей, так уверенно спросил :
— Ну так мы сейчас куда?
И Гуля поняла; блеску никакого драгметалла, никакого сто каратного алмаза не затмить этой откровенной наглости, которая равна глупости, и, наконец проявила себя через линзы очков- его глаз.
Девочка тихонько обхватила её палец, и дёрнула.
Гуля присела напротив.
— Ты выбираешь всё, что хочешь! Поняла?
Тёзка вела в отдел «Алмазы». Там она выставила вперед указательный пальчик, ткнув им в витрину:
— Хочу это!
Продавец вопросительно взглянул на Гулю. Потом- на девочку.
— Вы плохо слышите, или не видите, на что указал ребёнок?
Прервала молчание Гуля, и подняла девочку над витриной. Продавец заулыбался, и вытащил стеллаж с золотыми побрякушками.
— -Эту… эту … -начала перечислять девочка, касаясь пальчиком колец.
Подошедший Игорь поправил очки.
А что делать?
Он встал со спины Гули, и засопел :
— У вас отличный вкус! Я же говорил -аппетит приходит во время еды!
Но блондинка его разочаровала:
— Не у меня аппетит, а у вашей дочери!
Ребёнок уже нацепил на указательный пальчик три кольца. Продавец не перестал улыбаться, но поинтересовался:
-Вы это берёте, или…

— Это моё! –выразительно сказала девочка. И добавила ещё два колечка на другой пальчик, сжала в кулачок ручку, и брякнула по витрине.
Многие стали оборачиваться на выходку.
И девочка, получив зрителей, ещё раз ударила по витрине рукой с кольцами. Кулачок раскрылся, отчего золотые побрякушки раскатились по полу.
Гуля догадалась, что будет дальше.
Сейчас маленькая Гуля закатит истерику со словами:
«…А иначе я остануся здеся, и буду»…
Вот, белобрысая толстушечка уже натирает ангельски голубые глазки, скорчив гримасу, подобающую для таких случаев…
Внимание почти всех посетителей магазина оторвано от массы бесполезных побрякушек, что зовут ювелирными изделиями, теперь приковано к безмолвному крику ребёнка.
А как ещё назвать попытку обратить на себя взоры слепых!?
Лысый зачем-то снял очки, протёр затылок, потом лицо и опять одел очки.
Вдруг погас свет во всём салоне.
Гуля вздрогнула- её кто-то схватил за ноги.
В полной тишине она услышала детский плач- мольбу:
— Мама! …Мамочка!
Включили свет, и блондинка увидела, что девочка обняла её за колени и прижимается светлой головкой то ли прячась, то ли ища защиты… Значит, она знает ласку матери, и помнит всё?
Игорь повторился; он снял очки, протёр лысину платком, который уж в пору выкручивать наверно пора. Его руки противно тряслись.
Он не нашёл ничего лучше, чем тупо повторить :
— Вот видите, это судьба…
Не сказать, что Гуля была в восторге от произошедшего…
Почему девочка при опасности прильнула к чужому человеку, пусть даже –женщине?
Хороший вопрос. Блондинка терялась в догадках.
…Но тень нехорошего подозрения уже упала на лысую голову Игоря
— А пойдём в Чайный Дом? –спросил он, виновато шмыгая носом.
— Пойдём. – погладила по светлым кудряшкам девочки Гуля.
ТАЙНА ЧАЙКИ
— Вот тебе и ответ, « хто ей в папики годится»! — грустно прошептал Красавчик, зашедший в ювелирный салон, где были посетители, игравшие в странную игру, — Гуля, девочка и Лысый.
Красавчик знал, что девушки любят всякие там побрякушки. И причём, чем дороже — тем лучше. Но и это не гарантировало их верности…
Он думал о своей Ассоль, что так въелась в его сердце полосатой маечкой и алым шарфиком, которым она провожала старый корабль… Хотел закинуть вслед букету, на следующую ночь — розу с кольцом…
А теперь… Теперь он увидел, что это никакая ни Ассоль!
Струна злости и отчаяния натянулась в душе Красавчика. Она противно деренчала, как у плохо настроенной гитары, и дёргала за самое…
Ещё бы! Замужние –не его фасон. Сёма в который раз обошёл то место на пирсе, где стояла она, такая настоящая …
А он любуясь со стороны, почти кричал в душе: -Ну вот же! Вот же она! Моя Ассоль!
Подарил ей, своей девчонке розу, раскрыл все карты …
А она!…
И-и-эх! — со злости Сёма запустил ногой пустую бутыль. Та послушно затарахтела в кусты. Оттуда раздалось сначала ворчание, потом- икание. И, наконец, показались патлы, которые не причёсывали так, с полгода.
— Пасыбы, шо не на голову. — прохрипела лохматая голова.
Красавчик приостановившись, выкрикнул в сердцах:
-Так шо, ма быть, добавить!? Сам виноват -нечего по кустам гадить!
Кусты опять раздвинулись, и бомж заявил:
— А я и не гадю. Я живу здеся!
За сим высунулась грязная то ли лапа, то ли рука, и почесала космы. Да… Чего-чего, а этих «Робинзонов» хватает под каждым кустом.
А что делать?
— Дык, на пиво дай! — и синяя от наколок рука перестала теребить волосы, и лопатой вытянулась перед Красавчиком.
— Работать!…Шагом марш! –рявкнул Сёма.
Рука-лопата в тату исчезла, таинственно шурша в листве…

Сёма прислушался, — ти-ши-на…
Он оглянулся. По Приморскому бульвару гуляло много пар. Не сказать, что влюбленные, но всё-же!
Красавчик вдыхал запах моря, что ласково несло волны одну за другой. Услышав крик чайки, поднял голову, и увидел птицу, кружащую над ним.
Тут он вспомнил, что блондинка постоянно следила за чайкой, и шла за ней… Сёма провёл ладонью от затылка ко лбу, озадаченный опять. Да, когда чайка полетела к фонтану, блондинка присела к Ветерану. Зачем ей Ветеран?
С дешёвкой не клеится… Как всё же подкатить к блондиночке??…

— А дай -ка я спрошу у своих, как они сходились! -Сёма достал телефон, присел у фонтана.
Набрал первый номер, стоящий на «вызове».
Чайка, что кружила над ним, и привела Сёму к фонтану, важно расхаживала по каменному бордюру. Птица переставляла лапки неспешно, в развалку, приглядываясь к Сёме. Вернее, его телефону, поблёскивавшего на солнце. А из трубки раздался знакомый голосок :
— А …Сёмочка! Чем обязана?
— Ну, чем обязана- ты знаешь. Лучше скажи, где ты накопала своего Генусика?
— А что? Он что-то накосячил?
— Та не… Не грузись! Просто скажи -как вы сошлись.
— А-а-а… Ну так у меня деньги кончились, а он…
— Понял! Не продолжай. Пока.
Сёма вспомнил эту парочку. Она- была проституткой; он -грузчиком. Можно было и не спрашивать
— Меняем акцент вопроса, — почесал затылок Сёма, — видимо, я неправильно его задал.

— Алик, привет! Слышь, ты за что свою Нинку полюбил?
— Чё братан, на лирику потянуло?…А-а… Понятно. Ну дак, это… она у меня залетела. Мы на свадьбе с пузом были, чё, забыл? -Мужской хохот заглушил остатки раздумий Сёмы.

Рядом попытался присесть изрядно выпивши мужичок.
На его лице было написано: « Мне нечего делать. Тебе -тоже?»
Сёма пересел от него подальше, и продолжил телефонную атаку семейных друзей.
Чайка не улетала, а всё топталась по бордюру фонтана.
Может, хоть кто-то даст крошек. Но эти «кто-то» не хотели её, грозного стража морей и океанов, замечать! Для начала чайка расправила крылья, громко хохотнув. Напрасно: никто даже не посмотрел на птицу.
Сёма вывернул перед чайкой карманы и развёл руками- пусто! А жаждущий общения мужичок, пошатываясь, опять хотел присоединиться к нему. Вот, он почти присел на ограждение. Но… Малость промахнулся и –кувырк! –в бассейн фонтана.
— О! Ещё один нажрался! —
Констатировала факт краснолицая толстая тётка.
Её сарафан грозился треснуть в местах, где у женщин полагается быть талии. Тётка встала, воткнув мясистые кулаки в эти самые места, и обернувшись в гущу толпы, что заполняла Приморский Бульвар, громко рявкнула:
— Вовка, засранец!…Подь сюды!
Отчего сидевший на бордюре Сёма выронил телефон из рук, и чуть не свалился к мужику- на пару в бассейн.
Принимающий «холодную ванну» не спешил покинуть фонтан, и прерывать удовольствие. Он блаженно закатив глаза, распластался на спине в форме звезды…
Пока не прибыл патруль, Сёма соображал, как достать телефон из воды, зло зыркая на толстуху. А она, колыхнув грудью убойного пятого –шестого размера, рыкнула:
— Я кому сказала!…Вовка! Засранец!…
Подбежал мальчонка, худенький такой, лет шести. Он с радостью разжал ладошку:
— Смотри, что я нашёл!
Но тётя одной рукой- безменом двинула его по затылку, а второй так дёрнула за ладошку, что ребёнок чуть не упал.
— Вы поаккуратней с ребёнком! -заметил ей Сёма, — тут не гестапо, а сквер для отдыхающих!
— А ты своих роди, да воспитывай! — грозно обернулась на него толстуха.
— Гля, Вовка! -она снова дёрнула мальчишку за руку, и поволокла к бассейну.
Указала на «морскую звезду» в фонтане в мужском образе :
— Гля, Вовка — как твой батька, алкаш!
Мальчишка захныкал; он бежал с такой радостью, чтобы показать находку, а получил… подзатыльник.
— Щас! Щас и тебя приберут к рукам! –зло пообещала толстуха безобидно плавающему мужику.
— Патруль!!! — заорала она, отчего мальчик вздрогнул, и заревел ещё громче.
Всему есть предел; и у чайки кончается терпение, и она, громко хохотнув, взлетела. Птица пролетела прямо над оравшей бабой, и с точностью снайпера жидко капнула куда положено.
— На тебе и патруль! – усмехнулся Сёма, и обратился к водоплавающему :
— Слышь, идёт патруль!
Но тому так было всё равно, что никакая сила на свете не могла заставить его выйти из фонтана.
— Ты бы честно сказал, что телефон достать надо. — подал голос мужчина.
У Сёмы не было выбора: патруль заберёт алкаша, а телефон кто достанет?
Мужик изменил позу «звезды».
Чуть нырнул. Достал телефон. С сущей для Севастопольца неспешностью, он подплыл к бордюру :
— Твой?
Сёма не верил себе: мужичок был почти трезв, лишь остатки хмельной воли поблёскивали в его карих глазах.
— Смотрю, опыт ныряльщика имеется? — одобрил Сёма.
— Не позорь старого морского волка, парниша! -с гордостью погрузился под бурлящий фонтан тот.
— Смотри, не утони! –пошутил Сёма, осматривая телефон.
Парень увидел, как к ним направляется патруль. Их было трое. Один из военных подошёл к фонтану, заглянул. Улыбнулся, и кивнул своим. Патруль в полном составе подошёл, и отдал честь бьющему фонтану. Так же молча группа военных отошла от него.
Сёма вернулся к фонтану. Мужик, что был там, помахал рукой. А Сёма спросил:
— Как вы здесь оказались?
— Лучше тебе не знать, сынок. Но не от хорошей жизни.
— Может, всё- же, пора причалить к берегу? — протянул руку Сёма.
— А ты не трус, как мне показалось, сначала… Может, с тобой и соглашусь.
Мужик нехотя подобрался к бордюру, и перевалился через него. Присел на край :
— Работает? -он кивнул на телефон.
— Да. Спасибо.- поблагодарил Сёма.
Пока мужик выкручивал полосатую майку, парень увидел у него наколку, что делают в определенных родах войск.
— Нужна будет помощь, -скажи любому патрульному, что ты –от «Капитана».
— Понял.- ответил Сёма.

Капитан провёл рукой по небритому лицу, словно что-то стряхнув.
Огляделся. Похлопав по плечу Сёму, он заметил:
— О! Смотри!
и указал на одну из тропинок, где играли дети: малыш на трёхколёсном велосипеде, и девочка, держащая велосипед за руль. С виду, казалось бы, обычная картина. Но это было так, и не так; девочка, подбоченившись, как взрослая женщина, провела по головке ручкой, не пуская велосипед.
— Я бы подумал, что это –лилипуты! –усмехнулся Сёма.
— Ты смотри дальше! –улыбнулся Капитан.
А дальше: мальчик стоит у велосипеда, и сердито топает ногой. Девочка не отпускает руль. Тогда мальчик садится на своего « коня», и дёргает педали.
Ну типаж, — чувак с машиной, а перед ним — девица крутит хвостом!
Капитан и Сёма переглянулись: девочка- одуванчик, и откуда сила берётся? А «одуванчик» в образе девочки снимает с волос ленту, и завязывает на руле велосипеда. Мальчик морщится, протестует; она — ноль внимания! Девочка за ленту тянет велосипед за собой, говоря: всё равно, я –главная! Мальчик легко может только одной ножкой остановить велосипед …Но он крутит педали в ту сторону, куда ведёт его девочка за верёвочку… Верёвочка в данном случае- ленточка.
Куда они прикатили? К лавочке, где отдыхала пожилая пара, почти- старики.
— Нет, ты видел? Ты видел, что они делают с нами? Будь осторожен с этим слабым женским полом! -предупредил вояка.
Они пожали руки. Сёма решил спросить встречных прохожих о любви прямо в лоб, а не по телефону. Вот как получится — так и будет!

О! Кажется, то что надо: плывёт отпадная красотка, а рядом семенит нормальный пацан. Сёма — к ним!
Представился ведущим телеканала «Молодёжь Крыма». Вытянул телефон перед собой, –типа диктофон, надвинул очки на лоб, брови свёл. И спрашивает на ходу :
— Когда вы поняли, что любите его?
— Да вообще-то, с детства…
— !!!??
— Он –мой брат.
Занавес. Сёма развернулся в другую сторону. Ближе к театру, -там, где постоянно выставки художников. Полотен много. Посетители обсуждают. Сёма растопырил уши, — что же говорят про мастеров кисти.
— Ну глянь! Глупее карикатуры не видела! -возмущается брюнеточка в красном, под ручку с солидным мужчинкой.
— Я ничего в этом не понимаю! -отмахивается тот.
— Нет, ты посмотри: кошку террористом нарисовали, а за хвост кто её тянет? Вообще, кто таскает котов за хвосты? И-ди-о-ты! — не унимается дама.
— Какая ты у меня умница! Сама ответила на свой вопрос.- мудро заткнул рот любимой напарник.
Тут и Сёма подоспел. Он понял, что это –действительно пара. И довольно солидная. Последовал дубль два с представлением телеведущего канала, теперь уже «Крым».
С начала спросил мужчину :
— Как давно вы вместе?
Мужчина, не отпуская даму, ответил :
— Очень давно.
— Как вы познакомились?
Мужчина мягко улыбнулся, взял женщину за талию:
— Был дождь. Я догонял её. Вид сзади мне очень понравился. Когда я поравнялся с ней, и предложил зонтик, то увидел, что спереди она ещё лучше.
— Ну, а как вы поняли, что любите её?
— Я просто не закрываю зонт до сих пор!

Сёма поблагодарил влюбленных, и нагнал ещё одну пару: она такая длинноногая, и завлекательно цокала каблуками по асфальтной дорожке… А он -такой длинноволосый, так мило обхвативший её за талию. Ну, эти –парочка, без сомнений!
Представление началось: ведущий телеканала «Крым» в лице Сёмы пхал перед носом парочки телефон –диктофон…
— Ой! Как интересно! — захлопала приклеенными ресницами «она», — вот я, например…
Но Сёма заметил в вырезе маечки неженскую поросль, да и ручки –местами волосатые…
Тьфу! Плюнул Сёма и развернулся, только геев не хватало!
Чайка, что вела его, кружа над головой согласно захохотала, и полетела дальше.

Он выдохнул, оглянулся.
Ага! Уже полегче.
Знакомая пожилая пара отдыхала неподалёку.
Он- в трикошке и тельняшке, она — в цветастеньком сарафане.
Сёма залюбовался: так они хорошо смотрелись, как не старики, а влюбленная красивая пара. Она склонила голову на его плечо. Ветерок шевелил складки сарафана, оживляя рисунок на нём.
Вдруг появился крупный махаон.
Мужчина, увидев бабочку, что-то шепнул.
Оба замерли. Махаон спустился на подол сарафана. Выцветшая от времени ткань не отогнала бабочку.
Розы по –прежнему благоухали на коленях любимой.
Махаон раскрыл крылья. Старики с изумлением разглядывали чудо, спустившееся к ним с неба.
Подбежала девочка. Сёма узнал её, -та самая, что вела за собой велосипед и мальчика. Она спугнула бабочку.
И только тогда Сёма посмел подойти к седовласой паре.
Без выкрутасов, которую любит молодёжь, но зрелому возрасту –как клоунада, — Сёма обратился к ним :
— Здравия желаю! А можно узнать секрет вашего счастья?
Старик прищурился на парня. Помял губами самокрутку.
Достал, и подул на неё.
— А нету никакого секрету, сынок. — так же просто ответил он. -Ты лучше спроси у моей сердешной, как она прячет самогонку от меня. И курить не даёт! До сих пор.
Старик вдруг зашёлся в кашле. Его «сердешная» приласкала прижавшуюся к ней девочку, погладила её светлую головку. Посмотрела на Сёму. Увидела, что парень стоит, и ждёт их слова, — что оно важно для него. Пошкрябала по камушкам под ногами.
Скинула один тапок, и провела по ним потрескавшейся пяткой.
Когда у старика утих кашель, она скинула второй тапок, обнажив такую же страшную ступню. Взглянув на Сёму добрыми и мудрыми глазами, бабушка подняла обе ладони, и повернула перед его лицом. Сёма увидел мозоли.
А она, потерев рука об руку, сказала :
— Вишь, сынок миленькой, как счастье –то достаётся, — мозолями! У кого- на руках и ногах; у кого- на горбу …
А у кого- на животе! Кажной решаеть сам, где у него будеть мозоль. Лишь ба, — перед ними не стыдна была!
И она опять приголубила девочку.
Сёма стоял, не в силах отойти от пожилой пары.
И лишь крик чайки вывел его из ступора.
— Ай, да Ассоль! Не зря она следила за чайкой!
Парень поклонился старикам, и пошёл, куда вела его птица.
— Нет! -рассуждал Сёма, -не может быть Ассоль — дешёвкой. Конечно- нет! Дешёвки не плачут вместе с Ветеранами, не встречают старые ржавые корабли- Герои… Такие, как моя Ассоль- не продаются!
Чайка громко воскликнула, и резко спланировала перед лицом Сёмы.
Сёма отмахнулся от неё, и продолжил вслух :
— И пусть у меня нет ювелирного салона …Зато — у меня и рыло не в пуху! А это дороже всяких там брюликов!
Он прихлопнул телефон в руке, и добавил:
-А значит, никакая она тому плешивому не- же — на!
Чайка опять пролетела перед его носом. Сёма встал, поднял голову и спросил:
— Куда теперь?…

Птица вывела его на звуки гитары.
Её бренчание доносилось оттуда, где обычно собирались детдомовцы. Сёма грустно усмехнулся, вспомнив не самое счастливое детство.
Вспомнил песню, обрывки слов которой долетали.
Подошёл ближе.
Он узнал себя в том пареньке, что так горестно рвал струны и свой голос, в окружении разномастной пацанвы. Такой же нищей, ничейной, как бездомные кошки-хозяева города Севастополя.
Правда, была некая разница между ними: кошек подкармливали жители многоэтажек и других дворов. Не все же -уроды. И собирали в общую миску, что у кого осталось после еды. А там — кто успел: либо собачья стая, либо — кошачья…
В отличие от кошек, у детдомовцев дано Богом по две ноги, по две руки. Ну, если с генами повезло, то и голова, — с мозгами. Ну и понятно, что в эту голову вбивали гвозди мудрости выживания не папа, и не мама, а улица, с её жестокими и страшными уроками.
Где – « Если не ты, то тебя»! И Сёму та чаша не миновала.
Никто его не усыновил. Никому он не был нужен. Кроме той шпаны, по выживанию…
Но факты говорили в пользу именно детдомовских ребят. Чаще всего из их ватаги становились людьми, крепко стоящих на ногах. Может, от того, что битый ценит жизнь больше, чем небитый?

Сёма кратко вздохнул.
Чайка молча сидела на фонаре, не спуская с него глаз.
Он уже хотел выйти из-под листвы шелковицы. Но спохватился: сейчас его облепят пацаны, и песня прервётся.
А это- плохо, — прерванная песня брата по детдому.
Сёма пригнул податливую ветку шелковицы, забыв, что её ягоды красят. Он окунулся в листву, стал уноситься в детство, слушая надрывное пение подростков…

— Влюбился я крепко
В девчонку одну,
И честно признался —
Иду я ко дну…

Далее следовал припев, где гитара умолкала, а Сёма, когда был пацаном, поднимал обе руки –вроде летящей раненной птицы.
— Интересно, держат ли ребята мою марку? -Сёма затаил дыхание. Гитара перестала звучать, а песню подхватил не один голос, как пел Сёма, а вся шантропа, участливо кивая головами в такт.
Что ж …похоже, любовь разбила не одно сердечко!

— Не рви парень крылья!
Мне ветер кричал,
— Не твой это город,
И не твой причал…

Детство унеслось с первым куплетом.
Теперь накатила юность скупой слезой. Эти голоса с ломающейся хрипотцой, пусть и невпопад, говорили всем:
— Это мы, неистребимые детдомовцы! Наша семья крепка!
Теперь зазвучала гитара. Сёма узнал паренька. Он подрабатывал у Сёмы в Яхт клубе. Хороший паренёк. Идёт, куда должен идти юноша пятнадцати лет. Такой от армии бегать не будет.
— Она усмехнулась … -голос паренька дрогнул; хрипота давила его.
— Что ж, тонешь –тони!
Он поник головой, и замолк, но гитара продолжила песню за хозяина. И тогда ребята подхватили на лету :
— Научишься плавать,
Тогда подходи!

— Да, — подумал Сёма, -видно певун здорово втрескался!
Глядя, как тот, не поднимая головы, силится допеть песню. Пришло время припева. И ватага ребят, что окружала горе-гитариста, дружно, как один, подняли неокрепшие руки-крылья, и припев зазвучал:

— Не рви парень крылья!
Мне ветер кричал.
Не твой это город,
И не твой причал!

То ли от поддержки друзей, то силы вернулись во время, но сирота поднял подбородок, и допел- таки песню:

— Ну я и подъехал
С другой стороны…
Оказалась дешёвкой
Она, пацаны!

На припев вышел сам Семён, похлопывая в ладоши. Мальчишка замолчал, но Сёма, махнул рукой, и песня полилась снова. Ребята окружили Семёна плотным кольцом, и запели ещё громче.

Чайка, за которой шёл Сёма, взмыла вверх.
И понесла птицею морскою боль любовную к морю…
К его солёным, как слёзы волнам. Чтобы волны солёные встречая тех, кто слышит море, могли предупредить ещё не знающих о боли… Не знающих боли от беспощадного огня безответной любви, сжигающего дотла сердца. Не знающими горьких солёных слёз, коими, согласно древней легенде, заполнены все океаны и моря…
ЧАЁК ПО –НАШЕМУ!
На входе в «Чайный Дом» стояла самая настоящая кружка …огромного размера! Заметив идущих мимо, она внезапно ожила, достала из пуза телефон и громко позвала:
— Алё! Чайник — не спать! Твой выход! Давай быстрее- деньги не ждут!
Из дверей кафе вышел самый натуральный чайник.
И потряхивая горлышком, как индюк, направился к удалой тройке — блондинке Гуле, девочке Гуле и лысому.
Стал зазывать:

— Чайный Дом!
И удача ждёт вас в нём!
Мимо вы не проходите,
Сорта чая оцените.

И Чайник достал из бездонного живота буклет.
Такой яркий, красивый!
Игорь быстро перелистал журнал:

• Что ж, реклама неплохая. Принято. — он оглянулся на Гулю.
  У той было выражение лица — а тебе, не всё равно?
  Тёзка прилипла к кружке –толстушке, и щебетала, пытаясь её обнять.
  — Да. Девочке явно не хватает родительской опеки. Лезет, на кого попало.- отметила Гуля.
  Чайник тоже включился в рекламный ход, его доход напрямую зависит от засватанных им клиентов.
  Вот, он уже подтащил девочку ко входу в кафе :
  — Мы вам рады многократно!
  Первый раз у нас –бесплатно.
  Лысый жадно вскинул подбородок, и блеснул очками :
• Слышали? Чай -бесплатно!
  Гулю чуть не стошнило. А лысый взялся за ручку двери, чтобы зайти, но Кружка –толстушка оттолкнула его :
  — Фото сделаем сейчас,
  Что вы- в первый раз у нас.

И — щёлк!
— Вот, держите, и к нам чаще заходите! –и подаёт фото.
Игорь сказать ничего не успел.
Фото забрала Гуля. На всякий случай.
— Забавная вышла фотка! –
усмехнулась она тому, как точно фотокамера отразила глупую физиономию лысого: его закрытые глаза и зевающий рот.
Ну и кружка-подружка! А вот я с тёзкой- действительно похожи. Не зря прохожие принимали нас за семью…
Ну это какой надо быть ехидной, чтобы всех троих обозвать красивой семьей!
Уже на входе блондинка подумала: — Уж если на входе в Чайный Дом такая дружная встреча, понятно, что — рекламный трюк, -то что придумали эти ребята там, внутри…

— Что вы знаете о чае? –
спросил её с плоского экрана симпатичный парень.
Гуля открыла рот, чтобы ответить, но рекламу уже было не остановить :
— А вы знаете, что сортов чая намного больше, чем вы думаете! И у каждого — своё назначение, вкус и аромат…
Блондинка захлопала ресницами, потому, что со второго экрана, со стены, услышала приятный женский голос :
— Чай из бергамота, например, повышает…
— Как интересно! –прошептала блондинка, не отрывая глаз от стен, где показывали полезную для здоровья информацию.
Вдруг ей на талию опустилась рука. В ухо противно засопел Игорь.
— Скорей бы избавиться от этого чёртового кольца, и послать очкарика! — уже со злостью подумала она.
— Вам не терпится поиметь отпечатки моих пальчиков на вашей зеркальной лысине? — поджала губы Гуля.
Игорь, блеснув линзами, перестал глупо улыбаться, и убрал руку. К ним подкатила полненькая официанточка.
Зал был довольно просторным. По нему без труда сновали на роликах хорошенькие девушки.
Гуля улыбнулась: когда видишь упитанного человека, то невольно появляется аппетит. И вообще, приятно лицезреть действительно красивых девчонок!
А то как сядешь где –ни будь в баре с мыслью наестся до отвала, а к тебе подкатит с подносом гончая, которую так с год смыкали по скалам Фиолента… Тут не то что есть -,смотреть –то жалко на этих замухрышек.
Гуля расправила плечи, и последовала за официанткой. Та подкатила к столику для семейных. Здесь было продумано хозяином заведения почти всё для клиента; и посуда для малышей, и салфеточки, и памперсы; есть же инвалиды…
Девочка уселась на детский стульчик, и осталась довольна.
Она обвела всех умными глазёнками, облизнулась, скрестила ручонки на груди, и заявила, показав на стену, где шла реклама мороженого:
— Мне — такую!
Милая официанточка улыбнулась, посмотрела на взрослых. Услышав от Игоря -« Да-да!», стала записывать заказ.
Было приятно утонуть в стуле — кресле, таком мягком …
Гуля откинула голову на спинку стула, и прикрыла глаза. Негромкие звуки рекламы, приглушенные тихим ропотом посетителей, легким побрякиванием посуды под восточные нотки пряностей, убаюкивали.
А за витриной уже вечерело…
Гуля увидела даму, чинно вышагивающую за стеклом витрины. Она важно раскачивала широкими полями шляпы, и опиралась на зонт. Блондинка улыбнулась, — а то ж — дождь начнётся!
— Что будем? — услышала она от Игоря.
Гуля махнула рукой — всё равно! И посмотрела на окно витрины. Дама с зонтиком опять показалась.
— Она что, дежурит? А может… свидание? -Блондинка привстала. Огляделась, заметив туалетную комнату, направилась туда.

Войдя в свою кабинку, блондинка расположилась по удобнее.
Гуля заметила сущую разницу комфорта здесь, и в туалете общего вагона. Где чтобы справить нужду, надо быть не просто пассажиром; а настоящим снайпером. Дабы качаясь, как курица на сидале, во время качки вагона не свалиться с дучки, вонючей и грязной до тошноты. А мужественно заткнув нос, и закрыв глаза, справить нужду; и не выпачкаться!
Блондинка усмехнулась, вспомнив свирепый спор проводника и пассажира, который рискнул не стать снайпером, а огрызнулся ,и напомнил проводнику его обязанности, пригрозив жалобой.
Герой!? …А что делать?
Вдруг послышался стук каблучков. Затем — возмущенный женский голосок:
— Не, ты гля! Заставил ноги брить! Каз-зёл! Да хто он таки?
Второй женский голос возразил:
— Как, хто?! Начальник твой!
— Ему же не спать со мной.
— Ну это ты зря сказала, подруга… Сегодня –так, а завтра –другое запоёшь.
— Ни-ко-гда! -притопнув каблуком, звонко пообещал первый голос.
Раздался девичий хохот. Грякнула дверь, и всё стихло.

Гуля улыбаясь услышанному диалогу, направилась к зеркалу, что висело на стене. Она подняла указательный палец к верху, и обратилась к своему отражению, у которого указательный палец почти посинел от треклятого кольца.
— Никогда не говори « Никогда»!
— Это точно! — раздался глухо старушечий голос из кабинки. Девушка уставилась на её дверку. А оттуда высунулся зонтик, а потом -и дама, которую блондинка наблюдала в окно бара. Пожилая дама, подняв подбородок, продефилировала мимо зеркала.
Собираясь выходить из туалетной комнаты, приподняла зонтик, и важно добавила :
— Запомни, деточка: не ходи вокруг, да около, — говори твёрдо «Да», или -«Нет»! Но… никогда не говори « Никогда»!
Она качнула шляпой, и вышла.
Блондинка оттопырила губу по-обезьяньи, и сгорбилась перед зеркалом, подняла вместо зонта больной палец, и прохрипела:
— Да! Деточка, запомни: или -«Да»! Или- «Нет»! Но никогда…
Тут её прервал голос, опять из кабинки :
— Напрасно ехидничаешь, детка!
Щёлкнул замок дверки, и оттуда показался… зонтик!
Блондинка быстро выпрямилась, подёргала себя за ухо.
Посмотрела в зеркало. Испуг и недоумение смешно отразились на её лице. Гуля напряженно следила, за тем, кто же покажется из кабинки.
А из дверки вышла… та самая дама. Да-да! Которая только что покинула туалет! Икнув, Гуля встала так, чтобы видеть в зеркале проходящую мимо неё.
— Эк тебя перекосило! Я что, так плохо выгляжу!? — дама подошла к зеркалу, поправляя шляпку.
Из-за прилипшего языка к нёбу, блондинка и всего –то смогла произнести:
— М-нда!
— А ты на себя -то смотрела!?
И дама, собрав губы в трубочку, с гордо поднятой головой вышла.
А девушка повторила в зеркало той, что была вообще-то симпатичной блондинкой: — М-нда!…
В первые она увидела, как могут шевелиться на голове волосы. Дрожащей рукой Гуля пригладила челку, прикусила губки, подняла распухший палец, и собралась что-то произнести.
Но потом резко развернулась к кабинкам туалета, повернула руку, получив подобие пистолета, и целясь дулом, то бишь указательным пальцем, почти крикнула :
— Выходи по одному, патронов на всех хватит!
Не услышав ни шороха, она почти на цыпочках подошла к кабинкам, и уже спокойнее сказала:
-Чё, все кончились, что –ли!?…
И опять- тишина…
Действительно- все три кабинки были пусты. Теперь, подойдя к зеркалу смело, Гуля выдохнула :
— В общем, деточка! Если ты хочешь что-то сказать- …она щёлкнула пальцами, -то вспомни, что ты- блон- дин- ка.
Приглаживая чёлку, она вдруг вспомнила, как старушка подходила к зеркалу.
— Шляпки! Они были разного цвета! –память Гули отчётливо нарисовала синюю и красную шляпу, что были на странных дамах.
— Значит, старушенции — не одно и тоже лицо! Ну и Ну! –Гуля хлопнула по коленке ладошкой.
Она приоткрыла дверь. Виднелся почти весь зал.
Увидев Игоря, поманила к себе. Тот спешно встал.
Сверкнув очками, что-то сказал девочке. Почесал лысину,и направился в женский туалет.
Когда за ним закрылась дверь, он просопел, почти задыхаясь :
— Вы меня звали?
Как обычно, протёр лысину и… потянулся к ширинке.
— Нехороший мальчик! — процедила сквозь зубы блондинка.
— Да!…чуть заикаясь, противно облизнул тонкие губы лысый.
— Кто о чём, а плешивый — о вшах… — вздохнула Гуля.
Она ткнула ему в раскрасневшееся лицо опухший палец:
— Как видите? Что делать будем с этим чёртовым кольцом!?

Охранник, что стоял в зале, заметил, как мужчина прошмыгнул в женский туалет. Подозвал официантку. Та понимающе покивала, и подошла туда. От двери дамского туалета доносилась возня.
И — два голоса, женский и мужской:
— Попробуй поднять его!
— Не получается. Он уже весь красный!
— А если его -мылом, мылом!
— Ай! Видишь — не лезет!
Официанточка прикрыла перекошенный от услышанного рот, и подозвала охранника. Они вдвоём ввалились в туалет и увидели… парочку, колдующую над раковиной.
— Чем это вы так заняты в женском туалете, а, мужчина!? — грозно спросил охранник.
Но блондинка и лысый так громко сопели с напряженными лицами над кольцом, что даже не обернулись.
Так как эта территория женщин, вошла официантка, и наклонившись на ухо лысому, рявкнула :
— Вон отсюда!
Лысый от неожиданности так крутанул кольцо, которое мусолил, что оно, наконец, слетело с пальца блондинки.
— Скажи, лысый, что это –опять судьба! — выдохнула с облегчением Гуля.
— И что вам было раньше не зайти? — с благодарным взглядом обратилась она к охраннику, потряхивая больным пальцем.
— Выходьте, уже.- с лёгкой укоризной ответила служащая.- Тоже мне, влюблённые… она оглядев туалетную комнату, захлопнула дверь. А потом, глядя вслед парочке, мигнула охраннику :
— Тоже мне –нашли, где «кольца примерять»!

Вернувшись за столик, Гуля увидела на нём шампанское.
Рядом вытянулся официант.
Игорь заметил оживление в глазах блондинки, и довольно потёр руки. В наступающей вечерней темноте блеснули его очки.
— Так, а что это мы так лысиной замаячили? — усмехнулась Гуля.- уж нет ли в бутылке тараканов, способных повалить лошадь?
Гуля посмотрела на официанта, покорно ожидающего приказаний лысого:
— А вы не скажете, с каких краёв шампанское?
Молодой парнишка, щёлкнув каблуком, отрапортовал :
— Самое лучшее, мадам! Наше, Симферопольское шампанское!
— Правильно говоришь, морячок. Наше –самое лучшее! — И Гуля прихлопнула ладошкой по столу.
— Наливать? — склонился над ней официант.
— А то! — Блондинка щёлкнула пальцем.
Что и было в мире ценного, так это родное Симферопольское мороженое и шампанское, незаслуженно забытое, прикрытое жёлто-голубой тряпкой, под назвой флаг « Незалэжной».
И теперь, вспомнив его вкус, Гуля снова услышит рванувшие паруса за спиной…
— А где же девочка? -спросила она, не увидев тёзки.
— А во-он там, за детским столиком.- показал Игорь.
Гуля огляделась. Действительно, девочка веселилась с другими детьми за столом. Вот уж где продумано для клиента — всё!

— Что ж! Не вижу препятствий попить чайку! –потёрла блондинка ладошки, и хлопнула по столу :
— Пли!
И у официанта за три секунды, данные всем крымчанам на военную подготовку, появилась бескозырка с якорями на ленточках. Он, приложив руку к бомбе- шампанской, сделал волшебный пас.
Хлопнула пробка от бутыли под возглас Гули «Ура! Ура! Ура!». Игристое вино вырвалось в бокалы, наполнило их пенясь, искрясь, и магически шипя…
Гуля наклонилась над бокалом, и в нос ударил аромат превосходного винограда. Бурлящие пузырьки лопались, щекотали губы.
Гуля вдохнула, потом ещё… и закрыла глаза от наполнивших их слёз. Перед ней проносились все Новогодние праздники на Севере.
Все эти жуткие двадцать лет без родного моря, золотого песка, кораблей-героев… и своего народа.
— О-о! Мадам! Да вы- дегустатор. –похлопал её по плечу официант.
Гуле на миг почудился друг хохол, из поезда «Воркута –Симферополь», который так же, по -свойски поддержал её в трудную минуту, что захлестнула при встрече с южной землей.
Она грустно улыбнулась: — И дегустатор, и –мелиоратор… И просто –блондинка!
— Не знаю, как у вас, а у нас блондинки пользуются большим успехом! –отрапортовал официант, и щёлкнув каблуками, удалился.

Гуля разжала кулачок, и брякнула злополучным кольцом в тарелку Игорю.
Потом с довольным лицом пригубила бокал, и снова прикрыла глаза. Пузырьки лопались, шипели во рту, слегка оглушая. Было ощущение неглубокого погружения в волны Севастополя. Но погружение длилось не долго, — на её руку легла ладонь.
Игорь вложил кольцо, прижав пальцы, причём –молча.
Девушка вывернула ладонь. Кольцо осталось на столе.
Гуля повернулась к окну. Совсем темно!
Она вспомнила ни с чем несравнимые белые ночи Севера.
Ах! Ну сколько же можно рвать сердце!…
Гуля осушила бокал, и встала.
— Станцуем? -подал голос Игорь.
— Я вообще-то хотела попрощаться.- коротко бросила она.
Игорь встал, подошёл. Склонил голову, блеснув лысиной.
Вроде, как приглашая танцевать. Блондинка фыркнула в ладошку. Ну –насмешил!
— Покажите, что в руке.- сказала Гуля.
Он виновато шмыгнул, и показал кольцо.
— И не надоел вам этот детский сад?
— Ну хорошо- хорошо. Я всё понял.-он сунул кольцо в карман шорт.
— Не-а! Ничего ты не понял! — кольнула его блондинка взглядом.
— Ну …Тогда я действительно, ничего не понял.-Лысый склонил голову на другой бок, словно купец на рынке, взвешивая знаковую стоимость происходящего. Он достал кольцо, покрутил его.
— Тебе оно надо?
Лысый пожал плечами.
— Тебе хочется быть сверху. Любой ценой. Но, — Гуля подняла указательный палец, и поводила перед носом у лысого, — не со мной!

Гуля повернулась к столику, где сидели старушки-близняшки, так напугавшие в дамской комнате. Она помахала ладошкой.
Близняшки заметили приветствие и оживились; та, что в красном — открыла красный зонтик.
— Кому вы машете? –изумился Игорь, да так, что поправил очки.- Там же –пустой столик…
— Вот и я говорю, ты- пустой торгаш. Зачем тебе- очередная цацка?
Ехидно отметила Гуля и вздохнула.
— А они — не старухи, а незаслуженно забытое будущее страны!
Блондинка щёлкнула пальцем.
Игорь наполнил бокал, и подал.
Гуля осушила его. Лысый, уловив в этом мнимый поворот к желаемому, засуетился у столика:
— Конечно, я понял, понял!
И стал разливать шампанское, подозвав официанта.
— Что хочет моя госпожа? -и лысый наклонился совсем близко, сопя почти у выреза маечки девушки.
Она указательным пальцем приподняла ему очки, и прищурив глаз, дала приказ:
— Тем, близняшкам –милашкам, цветы и шампанское!
Лысый что-то нашептал официанту, и сел около Гули, придвинув стул.
— И верни им кольцо! — сказала она серьёзно.
— Так, кому? …А-а! Я понял, это игра такая. Но как они делить его будут?
— А сёстрам делить нечего! У родных –всё общее. -усмехнулась Гуля.
Все, кто когда-либо пробовал Симферопольское шампанское, знают, как трудно отказать себе не налить следующий бокал! А волшебные пузырьки, стреляющие в нос…
А вкус настоящего винограда — салют жизни!
Ах! Эти пузырьки… Они могут быть причиной малоприятного явления, если употребить шампанское залпом, причём –один бокал за другим.
Икнув, блондинка небрежно кинула :
— Чё сидим?
Лысый начислил очередной бокал. Гуля прищурилась и увидела, как к столику с близняшками- старушками, не дающими себе засохнуть, подошёл официант с двумя букетами и шампанским.
Она привстала, и подняла бокал.
Близняшки закивали, раскачивая полями красивых шляп.
Тут подоспел жаждущий танцевать,- ведь приказ исполнен!-, лысый Игорь.
Он изобразил что-то вроде реверанса:
— Потанцуем?
Как вы уже догадались -пришло время пузырьков, так щедро залитых энным количеством бокалов шампанского.
Блондинка, сделав соответствующую мину, ответила:
— О! Ы-ы –ы!!!
Игорь, вытерев очки, уточнил :
— Так я не понял…
— Кольцо –где?
Он достал бирюзу в серебре. Блондинка взяла кольцо, и направилась к заветному столику со старушками.

— Я вас где-то видела.- сказала дама в синей шляпе.
— А я недавно приехала.-ответила Гуля.
— И как вам за границей? –спросила близняшка в красном.
— Так я вернулась домой! — улыбнулась девушка.
— Ты даже не представляешь, как ты права, детка! — кивнула дама в красном, многозначительно изогнув бровь. Она подняла бокал.
— Это –вам! Думается, что оно теперь в действительно надёжных руках. — Гуля положила в пустой бокал кольцо с бирюзой.
Дамы переглянулись. Пошушукались.
И та, что с красным зонтом, наконец, сказала :
— Детка, а ты представляешь, как тебе повезло?
Блондинка покрутила глазками, думая, что ответить.
Но качнув красной шляпкой, дама уже плеснула в бокал с кольцом вино. Оно забурлило ключом.
— Смотри же! — понизила голос близняшка.
Гуля, сдув светлую прядь со лба, и облизав пересохшие губы, уставилась на бокал. И… через пузырьковую стену, как в зеркале, показались …Алые Паруса!
Гуля захлопала в ладоши. Но дама опять предупредила :
— Смотри внимательней, детка!
И вот- пузырьки- уже гигантские волны, с пенящимися гребнями, которые того и гляди, перекинут корабль…
Но Алые Паруса, словно непотопляемое морское судно, скользит сквозь волны, разрезая их!
Гуля нервно потёрла ладошки, и подула на них, будь-то согревая.
А теперь — вместо шторма, на море бушует …огонь! Да- да! Самый настоящий пожар! Пламя охватывает паруса, жадно облизывая, норовя поглотить хрупкий кораблик …но…
Алые Паруса — не горят. Они гордо реют по пылающим волнам, их алый цвет перекликается с огненной стихией.
— Ты поняла, детка? — голос дамы вернул Гулю к действительности.
— Чтобы твоё желание исполнилось, ты, как твои Алые Паруса, пройдёшь огонь, воду и медные трубы …
И не дай Бог, пожалеешь о нём — своём желании! Тебе придётся пройти через непроходимое… Пока не поздно…
— Согласна! –выпалила Гуля.- Я трижды согласна, лишь бы…
— А вот этого нельзя.- дама наклонила голову.
Поля красной шляпы накрыли волшебный бокал…
Кто-то тронул Гулю за плечо. Правильно, вы догадались. Конечно же это был очкарик Игорь.
— Может, вернёмся за наш столик?
— Для кого-то он наш, а не ваш! — икнула блондинка.
— Не надоело сидеть тут в одиночестве? — спросил он.
Гуля посмотрела на лысого, как в поезде на неё смотрел проводник, с автоматом вместо веника:
— Ик! Эт-то хто — в одиночестве!?, А это -хто!?… -она размашисто повела над столом рукой.
— Товарищи — дамы… -блондинка посмотрела на стол.
Он был накрыт. А за столом- стулья, пустые…

Гуля громко икнула, щелкнула пальцем. Появился улыбчивый официант, тот самый, что принёс двойняшкам цветы и шампанское. Блондинка потёрла висок, и обратилась к нему :
— Слышь, браток!
Тот не переставал улыбаться:
— Слушаю.
— Тебе вот этот столик заказывали?
— Да, вот этот…
— Ясно. Так ты его накрыл?
— Как видите.
— А кроме меня ты за столом видишь кого-нибудь ещё?
Парень перестал улыбаться. Наклонился над блондинкой :
— А кого надо видеть?
Гуля снова икнув, махнула ему ладошкой :
— Похоже, пора отчаливать! Хорошо мы чайку попить!
БЛАГОСЛОВЕНИЕ ОТЦА — СЕВАСТОПОЛЯ
На крыльце маячил Игорь с девочкой.
Он шагнул из темноты к Гуле. Блондинка почувствовала, как пузырьки в избытке опять просятся стрельнуть в нос. Но хорошее настроение не улетучилось, -элитное вино оправдывало свое назначение.
— Славно мы чайку попить! -икнула Гуля.
Лысый склонил голову на бок :
— Мы вас проводим?
На что, как вы уже догадались, получил исчерпывающий ответ игристых пузырьков. Но и это его не смутило, видно, были ответы и красноречивее…
Или –он преследовал какую-то цель. Блондинка перестала икать, и щёлкнула пальцем :
— Ну, а раз такое дело, то почему бы и не прокатиться по родному городу!

Она устроилась на переднем сиденье такси.
Сидевший сзади лысый с девочкой спросил адрес.
— А давай на корабельную сторону! -предложила Гуля.
Игристое вино работало на «отлично»: у девушки появился новый прилив сил, и желание поглазеть на любимый Севастополь в ночное время.
Париж и Москва просто отдыхают со всеми взятыми слепящими огнями, по сравнению со светом маяков и корабельных фонарей, отражающихся в бесконечном Чёрном море…
Перед глазами пенились волны и… пузырьки шампанского.
— М-да! –многозначительно произнесла блондинка, -Инкерманские коньяки, конечно –вне конкуренции… Но без Крымского шампанского не обходится ни один День Рождения, ни один праздник! — она выжидающе подняла подбородок, прислушалась.
И тут таксист ответил знакомым баском :
— Та шо той Инкерман! По мне –такой горилки, шогонить моя жинка, лучше нэма! -и расхохотался как-то нехорошо, фальшиво.
Гуля повернула к нему лицо.
Хохол, твою дивизию! Откуда ж ты вылез?!
А в слух спросила:

• Слышь, шеф, а мы не встречались раньше?
  — Земля круглая, а границы – для дураков. Можеть, и пресекались! — ответил он.
  Холодок пробежал по спине у Гули. Она обернулась назад, бросила взгляд на лысого :
  — Вы уже уснули?
  — Да. И видел нас с вами.
  — ???
  — Мы так чудно гуляли… -он потянулся.
  — Наверно по дивану, или… кровати! — продолжила Гуля в полтона, и сказала шофёру:
  — Остановите у Малахова Кургана. И едем помедленней, так всё лучше видно.
  Такси неспешно поплыло по площади, что перед Курганом.
  По тротуарам шли военные, простые люди, дети…
  Вдруг один из идущих, в белой форме, оглянулся, отчего у девушки ёкнуло в груди.
  Он оглянулся крёстным.
  — Вы… видели!? — осипшим голосом прошептала Гуля.
  — Шо такое? Призрак? –усмехнулся хохол. –Та успокойся… Или вояк наших не бачила? Так воны везде — на каждом шагу. –и подмигнул, ну точь- в –точь, как товарищ хохол из поезда.
  — Так, что-то я не поняла, тогда от мороженого глючило; теперь — от шампанского? Дождаться, пока сам Нахимов поприветствует? …
  Она попросила :
  — Остановите! Я выхожу.

Когда шлёпки коснулись тёплого асфальта, в лицо девушки дунул родной до слёз запах моря, мазута, и ещё такого еле уловимого чего-то, что впечатывается в детскую память вместе с теплом рук матери и отца, что держали тебя, и носили на плечах…
Это необходимо тебе, как воздух, как Свет, что дал тебе жизнь. Это — пуповина, и она — твоя Родина.
Лишь в разлуке с ней ты узнаёшь, что любовь к Родине — самая сильная, самая крепкая и святая.
Без Родины нет тебя.
То, что еле уловимо, на-все-гда с тобой.
Даже если ты на том конце земли , но не забываешь его, то при малейшем напоминании любимого запаха, — мокрой земли, асфальта …или ветра с речки, — у тебя просто замирает дыхание; начинают всплывать одна за другой картины счастливого ребёнка, рождённого в советском городе-герое Севастополе.
Где море, корабли – герои, отважные моряки — настоящие.
…И только раздался хлопок паруса за спиной, его оглушил другой хлопок, от дверки такси. Прилипала в очках, тянув девочку за руку, направился к Гуле.
Желание настоящей дочери –морячки Севастополя «отрубить швартовые» лысому бугрилось в виде надутых щёк и ноздрей у Гули. Но материться в присутствии ребёнка не-по-зво-ли-тельно!
— У-у –ф-ф! -шумно выдохнула она, покрутив шеей, выпустив «пар из носа»
— Да. Жарковато.-нелепо улыбался лысый.
— А ребёнку не пора ли спать? –заметила Гуля.
Игорь попугаем повторил вопрос девочке.
Она потёрла глазки, и покивала.
Тогда Гуля сама спросила:
-Ты хочешь баиньки?
Девочка плаксиво протянула:
— Я одна боюся –я –я…
— Как видно, плешивый кобель шляется по диванам потаскух, а ребёнок …Ну ясная картина для курортника! –сокрушалась Гуля, приближаясь ко входу Кургана.

Лицо крёстного, недавно увиденное, вышибло все остатки веселья. А может, кто-то очень похож на него?
Или — двойник. Существуют же такие…
Путаясь в мыслях, девушка заметила, что сердце начинает колотиться всё сильней, как перед важной встречей.
Прочитав на щитке, что висел на рекламе, она убедилась, что сегодня- июль, две тысячи тринадцатого года. Зачем так сердечко бьётся?
— Так: лысый — с ребёнком, лишнего не позволит. Откуда тревога? – пыталась вычислить она.
Подойдя к самой верхней ступеньке, ведущей на Малахов Курган, оглянулась на лысого:
— Ну куда он тащит девочку! Как будь-то, она ему — не родная. Игорь всё слышал, но молча сопел.
Гуля подняла голову, и вздрогнула: через арку входа, у фонаря, виднелась знакомая фигура военного в белой форме, что встретил её здесь в первую ночь.
— Что с вами, Гуля? Кого вы испугались? — спросил Игорь.
— С-скажите …, — чуть заикаясь спросила Гуля.
Она набрала побольше воздуха, как перед приличным нырком: — Скажите, вы …видите кого — либо вон у того фонаря? –она показала рукой.
Игорь снял очки. Сощурился, посмотрел туда, потом — сверху в низ — на Гулю:
— Скажите, а у вас не бывает галлюцинаций от шампанского?
— Так ты видишь там кого- нибудь!?
— Нет, конечно! А кого надо там видеть? — одел очки лысый.
— Там стоит дядя, военный! — звонко объявила девочка.
Гуля с шумом выдохнула:
-Идиотская шутка!
Она подумала, что Игорь разыгрывает её; раз девочка видит то же, что и Гуля, значит, военный существует. Стоит, и ждёт кого-то.
А ей действительно надо было ограничиться одним –двумя бокалом шампанского, как бы не заигрывали в нём пузырьки!
— Ну так, чего встали? -улыбнулась блондинка.
— Ой-ой-ой! — по — женски запричитал лысый. Гляньте! Вон — чёрный кот перебежал нам дорогу!
— Да! Вот теперь вам действительно пора вниз со ступенек, они — не для вас! И – баиньки, баиньки … -пожелала Гуля спокойной ночи Игорю, и пошла на подъём.
— Ну послушайте… -услышала она в след.
— Уж если я кого и послушаю, то явно не тебя, плешивый кобель!…
-фыркнула кошкой блондинка, и приблизилась к арке входа на Курган. До фонаря было не так далеко, и она собралась крикнуть тому, кого видела « Эй, парень, кого ждём?», как он обернулся.
И Гуля услышала биение сердца где-то у горла. Она машинально протянула руку :
— Крёстный! Родной!…
И шагнула к нему. Вдруг под ногами дико взвизгнул кот. Гуля вздрогнула. А когда подняла глаза, фигура исчезла…
— Ну как же так! –хлопнула себя по бедру блондинка. Она подбежала к фонарю: ни-ко-го… Гуля устало опустилась на каменный карниз, что тянулся вдоль бетонной дорожки. Всхлипнула и прошептала:
— Крёстный, ну как же так! Зачем со мной в прятки играть? Хоть бы слово сказал…

Когда минута отчаяния прошла, блондинка громко высморкалась. Нос перестал предательски хлюпать. Полегчало. Девушка хотела привстать, как по плечу похлопали:
— Пасыбы, шо не на голову!
Гуля икнула, увидев широченную ладонь перед собой. Она опёрлась на неё и встала. Хохол в оранжевом жилете опять удивил. Он пророкотал:
— А ну, глянь — не его ли шукаешь? -и повернул голову. Гуля увидела знакомую фигуру. Улыбнулась, чмокнула хохла в шершавую щеку :
— Люблю тебя, братишка!

Чтобы не потерять из виду человека, который так дорог её сердцу, Гуля ускорила шаги. Крёстный, помахав рукой, приглашая за собой, отвернулся и пошёл. Как не спешила его девушка догнать — не смогла. Тогда она окликнула :
— Крёстный, подожди!
Но он не обернулся.
— Так мне идти за тобой, или нет? — отчаянно крикнула она.
Крёстный обернулся. Кивнул головой.
— Что же он молчит!? -недоумевала блондинка, но упрямо шла вперёд.
Вот бастион. Стены защиты, оставшиеся с войны.
Крёстный снял фуражку, направился к пушкам.
Гуля услышала дружное : « Ура –а-а!!!»
В лицо ударил запах гари и пороха.
Появился дым. А за ним -залпы орудий.
Гуля заткнула уши.
Крёстный одел фуражку, и исчез в дыме-тумане.
Постепенно дым стал рассеиваться.
Из него выступили стволы орудий. Девушка притронулась к одному из них, и отдёрнула руку: ствол был горячим, словно из него только что стреляли.
— Так где — наши? — спросила Гуля в туман.
В ответ ударил такой смрад, что девушка заткнула нос. И попятилась; передней открылся старый бассейн с заплесневевшими стенами. Сквозь мутную вонючую трясину виднелись три распухшие утопленницы. Пошла волна. И они, раскрыв стеклянные глаза, стали подниматься. Грязная жижа сбегала с них, открывая изуродованные немецкими крестами голые тела…
Девушку затрясло, но она нашла силы, чтобы перекреститься и подать голос:
— Наши где?!
Бассейн фашистского ужаса пропал в тумане.
Из него вышел Крёстный с мертвенно –бледным лицом.
Гуля ждала ответа.
Вместо него, лицо Крёстного стало меняться на глазах: появился жуткий шрам войны, какие были почти у всех советских солдат; вот, дёрнулся подбородок, обнажая зубы скелета…
И, наконец- глаза: они светились той болью-предупреждением, о которой говорили тысяча тысяч бойцов от имени верного сына Родины. Гуля узнала его — Ветерана с площади Нахимова.
— Солдат, ты защитишь меня, свою Родину? — прерывающимся голосом спросила она.
Из тумана вышел военный. Он повернулся, и девушка заметила на фуражке золоченую звёздочку.
Она улыбнулась :
— Слава Богу, наконец-то, свои!
Советский воин приглашал идти за ним.
Вот показался памятник, -самолётам.
Командир коснулся плиты постамента:
-Рота! Подъём!
И раздался рёв взлетающего самолёта.
Гуля вздрогнула, а командир пристально посмотрел на неё.
Девушка догадалась, что именно подсказывал советский командир. Она приблизилась к взлетающему самолёту, встала на правое колено, и дрожащей рукой толкнула плиту :
— Рота! Подъём!
И услышала, как заходила под ней земля, глухо рыкнул камень, и …над головой пролетел самолёт с красными звёздами на крыльях.
— Приказ Родины не обсуждается! –ликовала Гуля.
Девушка встала. Блеснула родная Красная звезда.
Сердце билось птицей, и пело свой гимн.
Чувство радости и гордости от важной встречи хлопнуло парусом за спиной.
— Какой у меня парус классный –даже в тумане расправляется! –щёлкнула пальцем Гуля, и отдала честь взлетающему советскому самолёту.
Потом прижала ладошку к груди: — И тебе, моё сердечко, спасибо, — за Правду.

Туман всё редел. Но только в одном направлении.
Гуля туда и пошла. Тропинка вывела к морю.
Такому живому, дышащему в лицо запахами и звуками ночного города: мокрого асфальта, корабельного мазута, пьянящего аромата цветочной смеси из многотысячных клумб; шепотом звёзд в тишине…
И еле уловимое, от прибоя: — Ты меня слыш-ш-шишь?…Ш-ш-ш… Касающегося ладоней, протянутых к нему от чистого сердца, и вкладывающему в эти ладони и сердце самое дорогое, что у моря есть — ключи…

Гуля, не раздеваясь, зашла по пояс в соленую воду.
Стояла ти-ши-на… Девушка набрала полные ладоши морской воды и плеснула в лицо. Прохладные капли стекали по шее на грудь, освежая запахом водорослей, звёзд, отражавшихся на волнах.
Не в силах противостоять ласковым объятиям родного моря, она села на дно. Окунула голову, и перестала дышать. Гуля ждала, пока целительная прохлада возьмет своё.
Потихоньку выпуская воздух через нос, она стала чувствовать лёгкость в теле; вот, эта невесомость переходит с ног до пояса …
Вот, дошла до груди… Пора!
Гуля с шумным всплеском встала и выдохнула остатки усталости.

Оглянувшись, девушка заметила, как резче стало восприниматься окружаемое: звёзды, отражаясь в воде, приблизились, растворяя границу реальной черты между морем и небом. Разве, что огни с кораблей, перемигиваясь, переходили в световые дорожки с того берега, напоминая, про землю.
Небо медленно кружилось над головой.
Звёзды мигали одна — ярче другой.
Гуля вспомнила журавлей, их клич между звёздами
…Тот дивный сон…
— Так! А кого же я пригласила на сегодня? — прикрыв глаз, вспоминала она.
— Так-так-так… А! Ну как же! Легендарный бронепоезд –«Смерть фашистам!» Надо поспешить, а то кто ж ребят наших встретит солнечным платком, как не я!?

И блондинка не хотя стала выбираться из морской купели.
Она шла босиком по дну. Песок приятно втягивал ступни, мягко обнимая их, словно море, как ещё не наигравшийся ребёнок не отпускало её.
Вдруг, под правой пятой что-то резануло, у самой кромки берега.
— Вот только этого мне и не хватало! — скривила лицо, подобающее в таких случаях блондинка.
Было похоже на порез.
Гуля наклонилась и приготовилась увидеть кровоточащую рану на ноге. Но… Боль исчезла, как только она приподняла пятку.
Гримаса боли сменилась удивлением: пальцы нащупали под ступнёй что-то твёрдое, но точно- не стекло.
Вытащив из песка предмет, холодно блеснувший в свете корабельных прожекторов, Гуля повертела его в руках.
— Ключ! — прошептала она.
Это действительно был ключ.
Вернее- ключик, небольшой, местами поржавевший, но так победно сверкнувший, что на миг затмил мерцание всех звёзд.
Гуля обернулась к старым кораблям, чей тихий плач бил в самое нутро памяти, -набатом для всех поколений о Победах над врагом человечества.
Подняла ключ над головой, и он снова призывно перемигнулся с отблесками корабельных огней.
— Спасибо, родные мои!
Гуля вышла на берег.

275766 ура!!!!!!!!!

Продолжение второй книги романа «Крымчанка с севера» :
Отрывки :
1) Проснулась она от того, что её толкали.
Гуля открыла глаза; ножка от дивана давила на сгиб локтя, причём на то место, где больнее. Девушка вспомнила, что постелила на полу. Хотела закрыть глаза, но …как могла толкаться ножка мебели!?
Гуля медленно открыла глаза. Софа шаталась! Теперь- без сомнений. А происходящее на ложе, подходило, похоже к завершающей сцене, судя по охам и вздохам, сопровождающим возню под одеялом. Язык прилип к нёбу. А отдышавшиеся начали диалог :
— Ну, а за раз, и обратно! -жарко шептал мужской.
— Ну …токи трошки! — хихикнула женщина.
Софа вздыбилась конём. Блондинка не смела поднять головы из-за того, что подглядывать –стыдно. А тем более- любящих так горячо! -Не, ребят, так дело не пойдёт! Эти объевшиеся «Виагры» сейчас диван сломают… Да и вообще: какого чёрта они делают в моём номере!? Блондинка собралась встать и спросить что то вроде — А ничё, что я — здеся??…
2) Выйдя на балкон, она устремила взгляд на звёзды, такие близкие… Вздохнув вместе с родным городком, Гуля прикрыла глаза, и прислушалась: паруса не было слышно. Реальность и сны почти перемешались, она не могла предположить, кто сегодня из Героев –Севастопольцев явится сейчас. -Гулечка! Вы не спите? –знакомый голос спросил её. Она встрепенувшись, не открывая глаз, ответила: -Нет, мой герой! Я жду тебя! Блондинка вытянутыми ладонями ощутила что-то круглое и тёплое.
— Каска, что- ли? Но почему я её не вижу? -спросила она.
— Так это сон! Я иду. Я уже иду! — голос прервался. Раздалось противное сопение. -Ну, если ты солдат …где твоя звезда? –Гуля наконец открыла глаза, и перестала улыбаться.-Почему её нет на каске?
Что –то то блеснуло перед балконом, до тошноты напоминающее плешь. -Как скажете, Гулечка — солдат, дак солдатом стану! — протёр лысину дрожащей рукой очкарик, цепляясь другой за балкон.
3) Прикрепив конец верёвки из простыни к балкону, она сбросила сумку.
— Вроде как, крепко держит.-покосилась на битые черепки внизу, на асфальте. И уцепившись за верёвку обеими руками, стала карабкаться по перилам. Вдруг что-то треснуло. Рвалась одноразовая простынь. Гуля охнула. Раздался мужской голос снизу: -Ну я же сказал, от себя не убежишь. А от меня –тем более! Треск повторился. -Прыгай! Я тебя поймаю! –обнадёжил голос. Спрашивать -кто ты, приведение или нет, не было времени. Гнилая ткань разорвалась. Блондинка, зажмурившись, летела. Уже не во сне.
4) Она сделала усилие, и подняла голову. Какой стыд! Гуля лежала на его плече. Тело совсем не слушалось –стало тяжёлым и ленивым. Она попыталась что-то сказать, но получился нежный стон. Он повернул к ней голову и улыбнулся. Повернул её за талию к себе. Теперь блондинка была на нём. И –улыбалась! Какой срам!…Она не могла заставить себя не у-лы-ба-ться! Гуля попыталась привстать, но плюхнулась обратно- к нему на грудь. На запястье переливался жемчуг. Блондинка знала обычай своих: так делают, когда любятся в первый раз, и –на всегда. -Что это? — хрипло спросила она. -То самое, от чего ты бегала.-Касаясь губами её щеки, не давая отстраниться, прошептал Сёма. -Но этого не может быть! — возразила она. -Может. Ещё как может! -он коснулся губами запястья, захватив нитку жемчуга, и подёргал, показывая прочность браслета.
5) Показались Алые Паруса. Гуля взмахнула руками, хотела крикнуть: -Скорей сюда! Я — зде-е-есь! Но не получилось никакого эха. Она беззвучно шевелила губами. -Что же ты стоишь? -услышала Гуля.- Иди! -Так …как же я пойду …по морю? — удивилась Гуля. Но ноги сами понесли её вперёд. Девушка шла по морю, как если б поверхность его стала твердью. Ноги ступали по устойчивой, прозрачной до такой степени воде, что были видны самые мелкие камушки. Такие разноцветные! Вот –они уже сверкают, подобно алмазам; вот- алеют рубины …А вон, изумруд, да такой зеленющий!

6) Капитан крикнул сквозь рёв надвигающейся бури:
— Вставай сынок! Если хочешь успеть –вставай! Семен, шатаясь, поднялся. Капитан уходил. Надо было спешить. И Семён пошёл за ним. С начала –нетвёрдо ступая внезапно отяжелевшими ногами. Но вот уже и ветер не мешает, а дает напор в лицо. Сёма догонял Капитана. Смотрел в его широкую спину и думал: -Вот если бы мне кто –ни будь рассказал историю про бассейн, и что он там купался …Точно бы плюнул ему в морду, и не поверил!
7) -Вот видишь, сынок, как легко очутиться на дне того самого бассейна? -грустно произнёс Капитан, сделав глоток водки. Сёме нечего было ответить. Старушка в красном плаще, у стойки, переминаясь с ноги на ногу, ждала бармена. Вода всё стекала с мокрого плаща. Сёма пригляделся. Лужа на полу стала бордового цвета. Он вцепился в руку Капитана, прошептав побелевшими губами: -Капитан, смотри! Это- кровь! В эту секунду старушка обернулась на него голубыми глазами Ассоли, его Ассоли!…

Автор публикации

не в сети 2 года

Redaktor

278,4

Комментарии: 11Публикации: 732Регистрация: 03-03-2020

Другие публикации этого автора:

Лучшие порталы для начинающих писателей ...

ПРЕМИЯ «НЕЗАВИСИМОЕ ИСКУССТВО – 2022» ...

КОНКУРС НА СОЗДАНИЕ ДИЗАЙНА МЕРЧА “НЕЗАВИСИМОГО ИСКУСС ...