Рассказ участвует в литературном конкурсе премии «Независимое Искусство — 2019».
Посвящается Эмме Бовари
Поношенные коричневые ботинки шагали по набережной Монтбелло, гулко разрывая солнечное послеобеденное затишье августа. Профессор истории Роже Флокон спешил в деканат Парижского Университета на утверждение методологического плана на новый учебный год. Еще пара недель отпуска и снова за преподавательскую работу.
В старомодном потертом портфеле цвета черепашьего панциря лежал подписанный и оплаченный договор на экскурсионное обслуживание. Наконец-то мужчина отважился отправиться в путь в одиночестве, без прикрытия в виде факультативной поездки со студентами. Это был первый отпуск спустя три года после развода.
Через несколько дней профессор займет место в комфортабельном автобусе с мягкими сидениями и молодой любезной стюардессой.
После двадцати пяти лет с виду благополучного супружества его жена, деятельная, но поверхностная женщина с волосами оттенка хурмы по имени Розин сообщила, что не мыслит больше жизни с занудным тюфяком, лишенным предпринимательской жилки. Собрала чемоданы и кофры Луи Виттон, коробки и картонки, заказала грузчиков и упорхнула в неизвестном направлении. На многочисленные попытки обсудить сложившуюся ситуацию с супругой Роже Флокон, пятидесяти пяти летний интеллигентный господин, получал многословные упреки и претензии в растрате ее лучших лет. И никакого конструктива. Продолжать агонию не имело смысла.
Он дал развод и сохранил полное материальное обеспечение. Оставил себе лишь меблированную квартирку на улице Ренар в следующем здании за недавно открытым центром современного искусства Жоржа Помпиду. Комнаты были полны воспоминаний, запахов и оживающих картин под воздействием положения солнечного диска либо силы лунного света. А, может, возрастной сентиментальности…
В один из вечеров, наполненных сладким ничегонеделанием, в причудливых плясках заходящего светила, на обоях в тонах пыльной пустыни, под легкие напевы американского джаза и неторопливые глотки выдержанного красного сухого вина месье Флокон предался рассуждениям о прожитых годах, о своем странном супружестве, потерпевшем фиаско, о талантливых взрослых детях, уехавших в Австралию, о смысле существования в перманентном компромиссе и боязни пойти на конфликт. В который раз он прокручивал обидные и оскорбительные слова бывшей жены. К сожалению, он прожил более двух десятков лет не с той женщиной, ведя не те беседы, проводя отпуска и выходные не так и не там, как и где хотелось бы ему. В результате сделки с собственной совестью и многоразовых самоуговоров он исковеркал мечтания юности, пошел против воли и остался в виноватых, с заниженной самооценкой и ущемленным самолюбием. Одинокий пожилой профессор…
***
Бесконечное голубое небо Парижа нового дня салютовало через эркерные окна. Яркие оптимистичные одуванчиковые лучи оживляли все предметы в доме. Полупрозрачные занавеси и страницы курсовых проектов на рабочем столе слегка шевелились под натиском утреннего игривого ветерка. Заиграло радио. Домашние тапочки зашаркали в ванную комнату. Включилась вода. Бодрящие ароматы окончательно разбудили профессора.
До отъезда Роже запланировал несколько дел. Пройти ежегодный медицинский осмотр. Обиходить маленький цветник на балконе. Следовало оставить распоряжения консьержу относительно своевременного полива растений и сбора входящей корреспонденции.
По традиции, месье Флокон заглянул на завтрак в уютную кофейню на Сен-Мартен, заказал кофе и булочку с корицей, пошелестел утренней газетой «Ле Фигаро». Расплачиваясь, перекинулся парой доброжелательных фраз с хозяином заведения. И удалился в направлении клиники «Отель-Дьё» в Сите.
Город был пуст: парижане разъезжались в августе кто куда до наступления осени. На прощание лето заливало покинутые улицы нежным солнечным светом. Листва старинных платанов была едва подернута намеками сентября, а прекрасная флегматичная Сена искрилась и отражала в своем зеркале особенную синеву неба, заигрывая с необычайными перистыми облаками. Роже Флокон шел прогулочным шагом, наслаждаясь созерцанием спокойного городского пейзажа, выглядывающих крыш исторических зданий и древнего шпиля любимого Нотр-Дама, долетающими резкими звуками сирен и воплями тормозных колодок, любовался спешащими туристками с фотоаппаратами на шее и стремительными велосипедистами в поблескивающих солнцезащитных очках. Все у него сегодня было хорошо. Он решился открыть новую страницу своей запоздалой жизни.
Сдал все необходимые анализы, прошел специалистов и проконсультировался со своим старинным товарищем, профессором медицины. Они, как и многие годы до этого, во дворике госпиталя выкурили по сигаретке Житана, обменялись парой-тройкой соображений о современном Париже и политическом курсе Жискар д`Эстена. Роже сообщил, что отправляется в Прагу. Один. И друзья, обнявшись, попрощались до начала сентября. Договорились о следующей встрече на улице Ренар.
***
Месье Флокон занял место в третьем ряду у окна. Петляющая дразнящая автострада, простор французских полей и холмистых лугов увлекали фантазию профессора. Его мысли раскручивались словно серпантинная лента на Рождество, ошметки обид и разочарований растворялись по мере приближения к столице Чехословакии, а ожидания распускались весенним благоухающим садом. Погода стояла превосходная, в теле ощущалась легкость, просыпалось любопытство, жажда сердечных переживаний и открытий, интересного общения и, возможно… Да все теперь возможно!
Он обратил внимание на обаятельную молодую стюардессу по имени Флоранс. Длинные распущенные соломенного оттенка волосы, большие голубые глаза, ясный взгляд, стройная фигура. Неиспорченная девушка из провинции, еще не потерявшая энтузиазма к работе и не раздраженная вереницей претензий туристов. Она со вниманием относилась к просьбам пассажиров, щедро улыбалась и увлекательно рассказывала о предстоящей встрече с городом ста шпилей с тысячелетней захватывающей историей и волнующей архитектурой.
Роже так увлекся слежкой за движениями и мимикой Флоранс, что фокус с усыпляющей дороги, мелькающих картин природы и однообразных предместий с черепичными крышами незаметно переключился только на эту девушку. Он внимательно изучал абрис ее волнующих губ, совершенных ушных раковин, завитки свободно падающих волос, пушистость длинных ресниц и разлет широких золотистых бровей. Вслушивался в певучую уверенную манеру говорить. В то, как она присаживается на свое кресло, как общается с водителем автобуса и насколько напряжен ее взгляд, как возникают и как расплываются ее едва заметные мимические морщинки. Он смотрел на ее стройные ноги в лаковых туфлях, сильные бедра под натянутой тканью юбки, длинную красивую шею и плечи в водолазке.
Флоранс сообщила в микрофон, что автобус подъезжает к Праге, скоро группу встретит опытный экскурсовод. По салону прокатилась волна подготовки к долгому интересному походу по достопримечательностям. Женщины начали прихорашиваться и взбивать прически, мужчины перепроверяли портмоне и заряжали пленки в фотоаппараты. Роже поправил свой сбившийся бежевый кардиган, проверил время и выразительно улыбнулся. Откусил кусочек от последнего миндального печенья, переключаясь на мельтешение за окном. Он предвкушал увлекательнейшее путешествие не только в город на Влтаве, но и ощущал предвестие эмоционального всплеска, возрождение духа легкомыслия и недоиспользованной свободы. Немного смелости, риска, инициативы, открытости, расслабления и шансы на успех… В чем бы то ни было.
И Флоранс исподтишка кидала робкие короткие изучающие взгляды на пожилого мужчину в третьем ряду. Она передала свою группу местному гиду, застегнула сумочку и поспешила на прогулку по набережной. Через три часа она должна была разместить путешественников в отеле на берегу реки в зеленом районе поодаль от центра.
Пешая экскурсия удалась. Вояжеры много шутили, задавали вопросы и фотографировали все, что видели на своем пути. За время похода объединились компании по интересам. Только один профессор не имел намерений скреплять себя договоренностями с новыми знакомыми. Прогуливаясь вслед за экскурсоводом, разглядывая архитектурные памятники и увлеченно вслушиваясь в гомон местных жителей, он проживал мириады позабытых эмоций, начиная с растерянности, легкого испуга, продвигаясь в волнительное восхищение, ощущая разливающееся раскрепощение, входя в полнотелый вкус и длительную отраду. В какой-то момент вместо променада по площадям он присел за столик уличного кафе, заказал кружку пива и большой блестящий пряный крендель. Достал початую пачку Житана и закурил. Кольца белесого дыма уплывали вверх, смешиваясь с гулом толпы, запахами города и криками голодных чаек, поднимались над бурлящим чревом Праги. Под пригревающим солнцем он открыто наблюдал за живым единым организмом: суетливыми громкими туристами и недовольными этим местными жителями, бороздящими водную гладь речными трамвайчиками, работой торговцев мелких лавочек и дверями традиционных пивнушек, пробуждением своих чувств и хитросплетением смелых желаний под влиянием чешского хмелька.
***
– Флоранс, не желаете ли составить мне компанию за ужином? – отважился пригласить девушку Роже Флокон при заселении в гостиницу. И, получив утвердительный кивок головой, он назначил время и место встречи.
Ресторан располагался в тихом месте, в старинном особняке с изысканным интерьером. Они изучали меню и пытались болтать. В полумраке зала играла фоновая музыка, официант ждал знака.
– Если позволите, я бы порекомендовал вам заказать великолепное воздушное пирожное Павлова. Удивительно, что его вообще подают в социалистической стране! А вы, Флоранс, посоветуйте мне блюда чехословацкой кухни.
Пока Роже рассказывал об истории создания сладкого угощения и русских сезонах Дягилева, сердце настукивало давно забытое волнение и очарование влюбленности. Ему показалось, что он слишком занудствует в компании молодой девушки, и они заговорили о нейтральных темах. Флоранс поведала ему краткую историю своей жизни: как она попала в Париж, откуда родом, где живет, немного о работе, смешных эпизодов из поездок. Профессор поделился о преподавательской деятельности в именитом университете, своем разводе, детях за границей и о том, что именно эта вылазка стала первым смелым поступком после нескольких лет самобичевания и консервации. После, поздно вечером, у себя в номере он понял, что страдания куда-то улетучились, весь мир предстал перед ним и неимоверно, колоссально, с громадным аппетитом захотелось жить и дышать полной грудью.
Последующие несколько дней в Праге он обставлял все так, чтобы оказываться подле Флоранс. Он смело приглашал ее посидеть в кафе за чашкой кофе. Они вместе бродили по безлюдному Карлову мосту на рассвете. А днем после обеда неспешно разглядывали художественное достояние в национальной галерее.
На третий день совместных прогулок и ужинов Роже отважился взять теплую нежную руку Флор (она позволила) в свою, и без стеснения идти так по Старому городу, а затем и поднимаясь по ступеням к готическому собору Святого Вита.
На пятый день они оказались по зову духа искателей приключений в каменном безмолвии Вышеградского кладбища, раскинувшегося на холме к югу от центра. Они увлеченно читали таблички надгробий, болтали без умолку и рассказывали друг другу все, что знали о погребенных знаменитостях. И тут Флоранс поцеловала профессора!
***
Уже в Париже, спустя неделю после возвращения, они укрывались от изнуряющего зноя в прохладе комнат на улице Ренар. Луч страсти, преломляясь сквозь хрустальный винтажный графин, выжигал имена новоиспеченных любовников – Флоранс и Роже. Она искала покровительства и комфорта, он – новизну и омоложение. Для обоих это был шанс и ренессанс. Он окружал ее удобствами, уютом, сытными ужинами, содержательными изложениями, приятными дорогими подарками; он восхищался ее непосредственностью, неопытностью, переменчивыми желаниями и романтическими порывами. Они завтракали на набережных Сены, утопая в шезлонгах, чокаясь бокалами с розовым брютом, а он восхищенно и пафосно читал ей космические песни Яна Неруды:
«Погляжу на звезды, на цыплят небесных,
Вспомню наших чешских девушек чудесных,
Как встают до солнца, на исходе ночи,
И в ручье прохладном умывают очи.
Ведь недаром звезды воду блеском метят –
Пропадет тот парень, кто те очи встретит…»
Она игриво ласкалась о его подбородок, насмехалась над его старомодным бежевым гардеробом, приносила дешевые безделушки нового времени, заставляла слушать панк-рок, поверхностно судила о кровопролитных войнах и пересказывала комиксы. Он приглашал ее в «Гранд-Опера», мишленовские рестораны, а ко дню рождения преподнес сногсшибательно-роскошное платье от «Бальмена»! Роже Флокон наверстывал упущенное, а она позволяла ему это делать.
Профессор настолько увлекся Флоранс, что позабыл о договоренности встретиться с доктором. Он набрал его номер в день отъезда Флор на очередную экскурсию. Старые товарищи условились распить припасенную бутылочку «Шатонеф-дю-Пап», поболтать о пустяках и предаться воспоминаниям.
В этот вечер Роже откупорил вино, нарезал сырное ассорти, растопил лавандовый мед и очистил горсть грецких орехов. Доктор принес сочные груши и превосходный мясной паштет.
– Не ожидал, что ты отважишься вступить в отношения с такой юной особой, – промолвил доктор, когда они вышли на балкон в сумерки.
– Не без волнения и опасения! Мне захотелось позволить себе пожить, совершить то, на что я никогда не мог претендовать ранее. Поездка меня окрылила и прибавила смелости. Сейчас я переживаю вторую молодость и подлинную влюбленность, которой был лишен по собственному желанию.
Они обсудили военные конфликты, политическую нестабильность в мире, газетные заголовки, угрозы восточного блока. Роже поделился будоражащими впечатлениями о визите в социалистический оазис. Пражские будни для Флокона были окрашены в запоздало, но все же выразительно любовные цвета.
– Вечер пятницы, тепло окутывающей звездной ночи, терпкие воспоминания о смятых шелковых простынях, осторожные прикосновения, цитаты поэтов Возрождения, ожидание нового свидания, раскрывающиеся легкие, ранее скованные токсичным отеком, вкус покалывающих пузырьков ледяного шампанского, ароматное мягкое печеное яблоко и хрустящий румяный сливочный круассан… – так описывал разгоряченный профессор свою Флоранс доктору. – Понимаешь, я влюблен! Возможно, впервые.
Повисла пауза. Молчание медленно «стекало» по фактуре имбирной обивки ушастых кресел. Отголоски автодорог изредка пульсировали, блики светофоров коротко освещали улицу. Парижане заводили свои проигрыватели, звуки аккордеона расстилались по микрорайону: волнующе и волнительно, воодушевляющими или ностальгическими текстами обволакивая страждущих в своем одиночестве или забвении достигнутого мезальянса.
– Роже, плохие новости. – нарушил тишину доктор.
Профессор вздрогнул и вопросительно вскинул брови, устремив взгляд прямо в лицо врача.
– Терминальная стадия аденокарциномы легкого. В твоем случае уже легких. Это онкология…
– Каков прогноз?
– Два-четыре месяца, мой друг. Мне очень жаль. Прости, я должен был тебе это как-то сказать, – и доктор опустил голову, смахивая слезу.
Звуки ночного города едва дрожали, эхом дребезжа и отталкиваясь от стекол полуоткрытого балкона. Громкие выкрики подвыпивших молодых людей доносились снизу ржавым скрежетом. Соседи-эмигранты напевали «Марсельезу». Паркующийся у тротуара автомобиль выключил фары, и комната погрузилась в пронзающую тишину, а мысли профессора истории – в густую парализующую темноту. Шелестели пожухлые листья.
«Вот и кончилось наше лето…» – подумал Роже Флокон, влюбленный пожилой профессор Сорбонны, улыбнулся и достал сигарету из бело-синей смятой пачки.
***
– Я так скучаю без тебя! – глухо доносился голос Флоранс из телефонной трубки.
Этот жизнерадостный порыв на другом конце провода давал ему надежду, переключая внимание с неминуемого финала на светлое ожидание ее возвращения. Теперь Роже был скуп до каждой минуты вместе!
– Любимая моя, я готовлюсь тебя встречать! Чего бы ты хотела? Как ты себя чувствуешь? – его сердце выдавало острые пики. – Я невозможно скучаю без тебя, Флоранс!
После лекций влюбленный обреченный профессор бежал в шоколадный бутик и накупал многочисленные маленькие коробочки с разными видами трюфелей. Он не жалел средств и приобретал дорогую бижутерию от «Шопара» для девочки из северной провинции, лишь бы она освещала своей улыбкой его рутину. Ему не терпелось побаловать ее, увидеть ее восторженное личико и ощутить ее ярые цепкие объятия, услышать милые эмоциональные глупости и откусить кусок счастья с привкусом плесневеющей любви.
Полы его кашемирового пальто цвета кенгуру трепетали на ветру не застегнутыми, обнажая и подставляя непогоде. Он не обращал на это теперь никакого внимания. Ему было некогда, он пылал изнутри, торопясь любить.
– Ты так хороша, Фло! Расскажи, как прошла поездка. – И девочка со спутанными соломенными волосами, барахтаясь в пододеяльнике, начинала свой сбивчивый рассказ.
Гардины шуршали, частично обнаруживая хмурое небо Парижа. Тяжелый дым крепких папирос заторможено плавал по спальне после состоявшегося поединка с обреченностью.
Эпилог боролся с прелюдией…
А потом оба, один расточительный и пленительно свежий, а другой ненасытный и надломленный годами, сидели в кресле у окна, переплетя ноги, отчаянно жестикулируя в горячих спорах поколений, запивая и нивелируя разницу высококачественным вином и переплавляя непременно наступающую горечь в сладость маслянистой трюфельной конфеты с мятой.
– Мне нужно будет навестить мать. – сказала она.
– Хочешь, я поеду с тобой?
– Нет, не нужно. Спасибо. Я на пару дней.
– Я буду тебя ждать и очень тосковать.
Через сутки он проводил Флоранс в Руан. На улице октябрело. Ветер не унимался. Задождило ежедневно. Атмосферные условия точно отражали душевный надлом Роже Флокона.
Нервная нестабильность разыгралась на фоне страха досрочной безвкусной смерти. Роже поддавался чаще драматическим порывам, нежели руководствовался здравым смыслом. Мало что его теперь урезонивало. Он трепетно мчался навстречу поздней любви, заглатывая острые осколки грядущей трагедии. Счастью суждено было окончиться в любой миг.
Лекция об основных идеях французского Просвещения завершилась философским отступлением на тему смысла жизни. Месье Флокон поддался внутреннему желанию разделить накопленные наблюдения и жизненный опыт, предложил своим студентам порассуждать о подлинном благе, неподвластном веяниям моды и времени, общественным стереотипам и однобокому мещанскому представлению.
– Господа, подытоживая теорию философии и исторический путь осмысления, предлагаю вам на выходных провести исследование. Совершите экскурс в себя, прислушайтесь к своим целеустремлениям, не забудьте о том, что мы изучали в этой аудитории. Моя концепция такова. Доступ к душевному высшему спокойствию, читай, счастью, благу, блаженству, состоит из композиции плюсов и минусов, каждый из которых необходим и абсолютен в индивидуальной пропорции для каждого индивида:
1. Амбиции.
2. Либидо.
3. Зависть.
4. Страх.
5. Смирение.
6. Философия.
Прошу подготовить свое видение к понедельнику. Проведем дискуссионное занятие. Желаю вам плодотворных размышлений!
***
И господин Роже отправился на вокзал.
Он ехал в обдуваемый всеми ветрами портовый город, где крыша собора Святой Жанны Д`Арк напоминает уничтоживший ее фатальный костер. Он не предупредил Флоранс, хотел преподнести ей сюрприз, услышать ее животворящий смех и целительную радость.
Из маленького кафе он набрал номер ее матери. Пригласил Флоранс к телефону.
– Здравствуй! Я здесь. Ты встретишься со мной?
– Кто это? – спросил женский голос.
– Роже.
– Какой Роже?
– Фло, это я! – вскричал профессор. – Я приехал в Руан! Я не могу без тебя!
– Андре, перестань подшучивать надо мной! Я же сказала, что с ним у меня ничего не было. И не могло быть, дорогой. Я люблю только тебя.
– Флоранс!!! – лицо профессора исказилось.
– Андре, милый, встретимся у моста Флобера через полчаса. Прошу, не волнуйся. Уже совсем скоро он сделает предложение и дело в шляпе! – и трубка отозвалась разрубающими гудками.
– Флоранс, это Роже! – кричал ошеломленный профессор по инерции.
Его плечи сами собой скособучились, спина сгорбилась и понуро опустилась, глаза и разум заволокло безумие. Сердечная канонада заглушала реальность. Кафе превратилось в кружащуюся на бешеной скорости карусель со звоном и лязгом устаревшего ржавого механизма. Нет же! В эшафот! Официантка – в бесчувственную толпу! А его Флоранс, искренняя девушка с распахнутым сердцем, – в хладнокровного палача в маске!
До этого Роже Флокон был убежден, что последнее гильотинирование во Франции состоялось в 1977 году в Марселе.
Однако!
Это преступление повторялось тягучей осенью семьдесят девятого в Руане. На сей раз приговорили его.
– Подайте кальвадоса! – простонал Флокон.
Он пил, теряя счет рюмкам. Скромная девушка со светлыми колосьями локонов и бесхитростными глазами оказалась жестоким и подлым убийцей. Открытие посильнее, чем разъедающая аденокарцинома.
Роже просидел в кафе несколько часов, размышляя над последующими поступками. Закон химической зависимости увлекал его в ложное счастье и забытье, внушая ему наплевать на правду и броситься с головой в иллюзию и самообман. Здравый смысл – необходимость зрело отнестись к ситуации: либо встретиться с виновницей и пристыдить, либо исчезнуть навсегда, завершив человеческую комедию.
***
– Будьте любезны пригласить к телефону Флоранс, мадам.
– Я вас слушаю, месье.
– Флоранс, дорогая, это Роже. Давай с тобой встретимся через два часа?
– О, рада тебя слышать! Любимый, но я не понимаю… Где ты? – ее лилейный голосок с невозмутимостью вопрошал.
– Буду в Руане по долгу службы. И не могу отказать себе встретиться со своей любимой девочкой.
– О, это так превосходно! Я встречу тебя на станции.
Они сидели в булочной, пили кофе и ели круассаны с изюмом. Флоранс хлопала ресницами, плохо скрывая смятение и настороженность. Профессор преподнес ей букет мелких садовых роз. Он натужно улыбался и гладил в перерывах ее нежную восковую кожу. Разговор не клеился.
– Что привело тебя сюда, милый друг? – заикаясь, поинтересовалась Фло.
Роже как будто не слышал ее вопроса. Застыв на краю между миром фантазии и яви, он не мог определиться, хочет ли он наслаждаться руанским «простодушием» оставшиеся недели и одарить материальными благами в знак благодарности эту жестокую пустышку, открыв ей путь в безбедное будущее в Париже либо наказать ее неумелый безжалостный расчет, преподав крутой урок морали и отяготив ее совесть навсегда…
– Ты что-то спросила? – спохватился он.
– Да. Какие дела у тебя могут быть в Руане?
– Флоранс, детка, ответь мне. Только прошу, будь честна со мной.
– О, разумеется, Роже! Как всегда! Что ты хочешь знать?
– У тебя кто-то есть кроме меня? – он смотрел ей прямо в глаза.
Ужасающая маска на мгновение исказила молодое лицо Флоранс. Гнилая амбициозная сущность поднялась со дна мертвой души, отсветила прожектором святой простоты, деревенской наивности и грубой юношеской алчности. Хищный блеск некогда нежных голубых глаз подтвердил тайный опасный замысел. Девушка не смогла совладать с нахлынувшими эмоциями. Флоранс засуетилась, выдавая себя.
– С чего ты взял?! Ты что, ревнуешь? – протянула она срывающимся голосом, до конца не соображая, какую тактику избрать.
Те славные глазки забегали. Рот искривился в уродливой улыбке. Она потянулась к профессору. И Роже отведал вкус поцелуя предателя.
– Ну конечно, я верю тебе. Это просто мои старческие подозрения. – обыкновенно, обреченно, тускло ответил непонимающий своих желаний историк, сидящий в затхлом портовом кафе, ежась и кутаясь в широкий клетчатый шарф. – Закажем шампанского и выпьем за нас, любовь моя?! – воскликнул он.
Флоранс, двуличная злодейка с ангельской внешностью, провожала Роже на вокзале. Прощаясь, она душевно расцеловала его ядовитыми губами, обняла своими жадными ручонками с длинными хищными ногтями и нашептала куртуазных слащавостей.
– Я встречу тебя послезавтра на перроне, – махал рукой профессор в коричневых стоптанных замшевых ботинках, немодном пальто и шерстяном берете в бежевых тонах.
– Люблю тебя!
– Наверное… – но девица этого уже не слышала.
***
Месье Флокон заказал у стюарда черный чай с сахаром.
Серебристый подстаканник позвякивал под стук колес поезда. Время от времени кубики белого сахара подскакивали, побрякивая на блюдечке.
Из обветшалого портфеля он достал книжицу в мягком переплете. Имя автора частично перекрывала его морщинистая ладонь, оставляя взору начальные и конечные буквы – Гю…. …бер.
Дочитав, Роже вынул из нагрудного кармашка малюсенькую жестяную коробочку с изображением пушистого хвостатого зверька.
Профессор задумался.
– Сахар или родентицид? – спросил он себя и придвинул стакан.
Автор публикации
