Рассказ участвует в литературном конкурсе премии «Независимое Искусство — 2019»
Белым карандашом на белой бумаге
Мир полон звуков, звуки все – мы сами.
Лишь Бог тихонько ходит между нами.
Сьюзан Дайлер была тем человеком, которого я так и не смог узнать до конца. Не смог сейчас и, наверное, не смог бы никогда. Она только казалась мне открытой книгой, и я правда считал, что знаю о ней достаточно для того, чтобы любить, но на самом деле я не знал абсолютно ничего. Единственное, что я знал наверняка — она ненавидела меня. Ненавидела той самой ненавистью, которую невозможно было не почувствовать, невозможно было не заметить и невозможно не увидеть, особенно когда объектом этой ненависти являешься ты сам. Не было ни одного дня, когда бы она не смотрела на меня так, будто хотела убить. Более того — мне всегда казалось, что в её сознании я мёртв уже давным-давно. Она в буквальном смысле прожигала меня гневным взглядом, словно продумывала какой-то замысловатый план по моему устранению. Мне всегда было до ужаса интересно, что творится в голове у девчонки, но я мог об этом только догадываться.
На самом деле я даже не помню, как познакомился с ней. Я попал в Мафию относительно недавно. У меня не было никаких связей, не было так же родственников, которые могли бы иметь их. Тайна моего попадания туда остаётся тайной даже для меня. Как там оказалась Сьюзан я не мог себе представить. Она явно не подходила под описание хорошего члена Мафии — бледная, невысокая и слишком тонкая для девушки такого возраста, похожий больше на истощённого призрака, чем на молодую леди. Но всё же признаю — она был по-своему сильна. Нет, не только за счёт своих способностей, которые до сих пор пугают меня при одном лишь их упоминании: каждый ли день вы видите девушку, способную убить и не оставить следов? Однако… С моей стороны будет очень глупо удивляться подобному после стольких лет работы в такой организации, как Мафия.
Сьюзан никогда не щадила своих врагов. Она беспощадно убивала каждого, кто стоял у неё на пути, не давая ни единого шанса на спасение. Она обрывала все ниточки, за которые так жадно хватались люди, вдруг оказывающиеся на грани жизни и смерти. Глядя на обезображенные до неузнаваемости тела я поначалу сомневался, что на такое способна девушка вроде неё, но потом понял, что это — единственное, как она может выплеснуть всю накопившуюся боль и злость. И, честно сказать, люди действительно этого заслуживали.
О её детстве я узнал от босса, который долго и упорно не хотел рассказывать мне, потому что посчитал, что это будет слишком для такого ярого любителя детей, как я. Так оно и было. Я видел многих сирот, на которых судьба отыгралась так жестоко, но Сьюзан была на моём счету первой, кого жизнь потрепала настолько сильно. Все дети, которых я приютил у себя, знали и видели, что такое любовь по крайней мере от меня. Я сомневался, что Сьюзан вообще знакома с этим словом. До того, как её нашли и забрали, она с братом жила в каких-то трущобах, в ужасных условиях: голод, грызущий её, холод, просачивающийся в кости от уличной жизни — как такой чахлый ребёнок вообще жил там? Но она выживала. Тем не менее, это всё не могло не отразиться на её здоровье. Сьюзан действительно была больна, больна с самого детства, а каждодневные избиения наставника, из-за которых она часто едва могла устоять на ногах, лишь усугубляли ситуацию. Много раз я пытался предложить ей свою помощь, видя, с каким трудом она передвигается после этих «тренировок», но она всегда грубо отказывалась. Для неё это были тренировки, для меня — пытки.
Вероятно, всё из-за того, что она любила его. Я не знаю, делал ли он вид, что не замечает этого, или он на самом деле не замечал, но я видел, как Сьюзан страдает. Всеми возможными способами она пыталась обратить внимание на себя, жутко ревновала каждого, кто неправильно посмотрит в его сторону и всячески старалась угодить ему, но он был ограждён от всего этого неприступной непоколебимой стеной. Покорить или разрушить её было на самом деле невозможно, как бы сильно Сьюзан этого не хотела.
Я никогда не влезал в их отношения. Я был верным читателем, жаждущим продолжения этого любовного романа, написанного жалким самоучкой. Я был обыкновенным наблюдателем старого немого кино, ожидающим хоть какого-то прогресса в сюжете, но всё это стояло на одном месте, не желая продвигаться ни на шаг. Я был почётным слушателем этой симфонии различных чувств, которые никак не хотели складываться в одну прекрасную мелодию из-за глупости одного музыканта. Любой бы уже оставил все эти тщетные попытки угодить возлюбленному, но только не упрямая Сьюзан.
Потому что она знала. Знала обо всём, в том числе и о том, что я уже давно неровно дышу к ней. Ей нравилось наблюдать за моей ревностью, за моими душевными мучениями и попытками хоть как-то повлиять на её отношение ко мне. Она позволяла мне подбираться к себе как можно ближе, иногда она позволяла даже касаться себя — а затем так же внезапно отталкивала, вдоволь наигравшись. Бывало, она доверяла мне все свои переживания, доверяла всю себя, а иной раз отказывалась поведать причину своего плохого настроения. Разумеется, я понимал, что, несмотря на возраст, она всё ещё ребёнок, которому жизненно необходимы внимание и забота, которвх она была лишена. Я по возможности старался дать ей всё, что только мог, но она снова и снова отталкивала меня. Я пытался переписать нашу историю, постоянно дополнял её и совершенствовал как собственное детище, хотел, чтобы каждый момент был идеален, чтобы каждый момент стоил воспоминаний и таил в себе весь спектр эмоций. Я относился трепетно к нам и к ней, боялся обидеть, боялся навредить этой нежной и неуловимой связи, которая была между нами. Эта связь могла окрылить и одновременно уничтожить. Двоякая штука — любовь. Всегда знаешь, каков будет конец, но никогда не знаешь, тронет ли это тебя до глубины души. А может быть и вовсе уничтожит всего, без остатка. Я слишком долго шёл к принятию собственных чувств, но пришёл слишком поздно.
Любовь как ветрянка. Один раз переболел и больше никогда не заразишься этим, потому что знаешь, чем это закончится. Вырабатывается защитная реакция психики, и процесс не запускается более никогда. У меня он больше никогда не запустится тоже. Сначала я пытался стать частью её мира, болезненно подгоняя себя под шипы и принимая новые условия жизни, затем я захотел стать центром этого мира, потом — заменить его. Я любил так сильно, горел так ярко, что мне казалось, ничто не сломит меня, ничто не помешает мне принадлежать только ей. Я был завоеван на несколько войн и эпох наперед. Она лишила меня самого дорогого, что мы имели, дотронулась до святыни.
Мне было бесконечно страшно позволять ей делать это. Инстинкт самосохранения лупит по нервам, взывая к белому флагу, но разве это сможет принести то счастье, которое она дарил мне одним своим словом, да даже появлением? Разве одиночество и эта нелепая безопасность хоть на чуточку сможет возместить ту громаду эмоций, что как ничто иное оживляют любое лицо? Бесстрастные ко всему, мы, люди, движемся бесконечным потоком. Вперёд, в никуда. Но на нашем пути встречаются оазисы, в коих мы находим отдушину. Я искренне завидовал тем «несчастным», что оставили протоптанную дорогу и примкнули к своему, собственному водоёму, утопились в нем и слились с водой воедино. И я бесконечно надеялся что именно он станет моей клубистой черной водой, навсегда изменившей нейтральные краски. Порой мне кажется, что это уже произошло. Я принял такую дозу этого человека, что наполнил ежесекундно бьющийся аппарат полностью. Забил его так, что алые стенки натянуты, как струна, и лопнут сейчас же от ещё одной крупицы. Я трещу по швам. Он может сам поломать мне ребра и расширить сердце так, чтобы в него вместилось всё и даже больше, но… Разве останется в грудной клетке место для лёгких? Как я смогу жить с двумя тщедушными мешочками, сдвинутыми со своего места чувством? Я недолго задавался этим вопросом. Потому что если мы будем дышать в унисон, этого никто и не заметит.
Я подобрал лучшую фразу для всего, что происходило между нами в тот последний день, и я хочу озвучить её сейчас.
Я рисовал нас белым карандашом на белой бумаге, и только я знаю, каким изящным и уникальным был рисунок.
Только я.
Автор публикации
